Чужой ребенок

Родион Белецкий

Родион Белецкий – драматург, прозаик, сценарист (сериалы «Восьмидесятые», «Проект “Анна Николаевна”», «Трудные подростки», «Час Волкова» и другие). Его пьесы идут во всех крупных городах России. «Чужой ребёнок» – городской роман, стремительный как остросюжетный фильм. В главных ролях – пара молодых мошенников, случайно украденный младенец с глазами разного цвета и непутевая помощница олигарха Юля. Герои второго плана – сам олигарх, тайно помогающий детям, боевая бабушка Таня, влюбленный педиатр и много других персонажей, живых и настоящих. Действие ускоряется с каждой главой и ни один персонаж не останется прежним.

© Белецкий Р.А

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Первая глава

И был большой город. И жила в нем пара, которая промышляла тем, что вырывала сумки из рук прохожих. То есть совершала открытое хищение чужого имущества — иными словами, грабеж. 161-я статья Уголовного кодекса Российской Федерации.

И звали молодых людей Ирина и Михаил. Были они поджарыми, одного роста и вечно голодными. До секса тоже.

Хоть воровство вошло у них в привычку, волнение перед очередным делом их не оставляло. Они подолгу сидели в машине и собирались с духом.

— Как я выгляжу? — спросила Ира, наблюдая за прохожими через лобовое стекло.

— Ты будешь в маске, — ответил Миша, не глядя на нее.

— И что мне теперь, как уродке, бегать, да?

Миша повернулся и посмотрел на Иру внимательным образом.

— Ты — богиня! — сказал он.

— Если крепко держать будет, сразу отпускай, — сказала Ира. За пять минут до преступления она не верила комплиментам.

— Нет, я, блин, встану и буду сумку из рук выдергивать!

— Ты так делал.

— Не делал я так ни разу, — сказал Миша.

Он знал, что Ира была права. Совсем недавно, на проспекте Мира он вцепился в поддельную сумку «Гуччи», дернул и потащил на себя хозяйку, квадратную женщину за пятьдесят, которая сражалась за сумку, словно там лежал приказ о ее помиловании.

Так они и стояли на фоне мечети и тянули сумку в разные стороны, пока Миша не сообразил и не отпустил порядком растянутые дерматиновые ручки.

— И не надо ко мне близко бежать, — сказал Миша. — Так сразу видно, что мы вместе.

— Боишься, что меня примут? — спросила Ира.

— Да кому ты нужна.

— Подонок, — сказала Ира и притянула Мишу к себе.

Целовался Миша лучше всех в Москве. А может быть, и в России. Ира была в этом точно уверена. У нее был опыт.

— Осторожно. Помада, — сказала Ира, и они поцеловались еще раз.

— И чего? Ты же в маске будешь, — сказал Миша, расстегивая ширинку.

Ира сделала круглые глаза.

— Застегни обратно! — приказала она.

Обычно ее приказов Миша не слушался.

— Ир, давай, а? — он потянул к ней свои ручищи.

Прохожие за окнами его не смущали. Ее, впрочем, тоже.

— Мы на работе, — сказала Ира строго.

— Мы быстро.

— Нам за квартиру платить! — она знала его слабые места. Впрочем, ничего оригинального: чувство вины, синдром мужика, «слабо́» и еще две-три болевых точки. И чувство ответственности, кстати. Несмотря на судимость.

Миша глубоко вздохнул, застегнул молнию на брюках и насупился:

— Короче, ты мне нужна просто для страховки. На рожон не лезешь. Сбоку всегда. Что бы ни случилось, сам разберусь.

— Может, я тебе вообще не нужна?

— Ир, я тебя прошу, не лезь в бутылку. Послушай. Я сумку дергаю — и по Петровке. Просто будь рядом.

Миша полез в карман за пачкой сигарет. Ира подождала, пока Миша открыл пачку, после нескольких попыток сорвав с нее целлофановую рубашку.

— Не кури. Тебе бегать, — сказала она.

Миша сделал гримасу, убрал пачку. Посидели еще.

— Ладно, выходим, — сказал Миша.

Пошли против людского потока. Старый «жигуль» остался у них за спиной. На номер Миша жвачкой налепил бумажку от сигарет.

Шли плечом к плечу, обходя прохожих. Ира вытащила белую медицинскую маску, но надевать ее не торопилась. Миша это заметил.

— Надевай, — сказал Миша. — Скажи спасибо, что не такая, как зимой мы носили.

— Ненавижу эти гондоны, — Иру аж передернуло.

— Балаклавы они назывались.

— Знаю, — сказала Ира и добавила: — Пожалуйста, дергай лучше у баб.

— Ага, — Миша нервно зевнул. — Помнишь, как та тетка? За собой ее тащил километр!

— Я помню, как тебе мужик зуб выбил, — сказала Ира.

— Ладно, проехали.

Миша остановился. Остановилась вслед за ним и Ира.

— Вон та, — Миша кивнул.

— Где?

Пришлось показать рукой:

— Вон.

Далеко впереди стояла женщина в джинсах, с сумкой в руке. Держала сумку за ручки. Прямо на их глазах женщина поменяла позу.

— Теперь двумя руками держит, — сказала Ира.

— Не слепой, вижу, — сказал Миша. — Сейчас отпустит.

— Кого отпустит?

— Руку вторую отпустит, — говоря, Миша разминал ноги. Бывший спортсмен без разминки не бегал.

И действительно, женщина поменяла руку. Она разглядывала витрину, в которой выставлена была пара туфель из кожи мамонтенка Димы.

— Всё, — сказал Миша. Это был сигнал.

— С богом, — сказала атеистка Ира и натянула маску. — Я рядом.

— Не лезь, главное!

И Миша побежал. Уверенно, красиво, быстро, хоть сейчас в сборную. На бегу склонил корпус вправо и резким движением вырвал сумку у женщины в джинсах. Та взмахнула крашеной челкой, и раздался мощный, тренированный вой:

— А-а-а! Украли!!! А-а-а! Держи! Украл! Сумку украл!!

Теткин крик перекрыл все уличные шумы. Люди стали поворачивать головы, но Миша под визг тормозов уже перебегал Петровку. Он поймал дыхание, прибавил скорость, резво свернул в Столешников переулок, потом через Дмитровку в Камергерский. А там он знал одну незаметную арку.

* * *

Я никак не могла найти себе работу. Сидела на очередном собеседовании и читала вслух только что написанное мной тестовое задание. По мере моего чтения у заказчицы округлялись глаза. Хотя, к слову сказать, они и так у нее были навыкате.

— «Если человек ни разу в жизни не принимал решения, — Юля читает с выражением, будь как Юля! — Если он до сих пор живет с мамой, если он продолжает перекладывать ответственность на всех, кроме себя, и чистит зубы пальцем, если ему в принципе некуда пойти и тем более не в чем — мы готовы принять его на наших курсах…»

— Подождите, подождите, — заказчица не выдержала и перебила меня, подавшись вперед. — Это вы написали в качестве..?

— Да, — сказала я, — это реклама ваших Курсов Европейского Успеха. Тестовое задание.

Заказчица сложила губы в куриную попку:

— Понятно, — прошипела она. — Юлия, мы вам перезвоним.

Надо ли говорить, что звонка от нее я могла ждать до второго пришествия. Почему меня не хотят брать в дружные, сплоченные коллективы? С дисциплиной у меня всё нормально. Внешность — терпимая. Три с двумя плюсами. Характер только плохой. Не такой, как у отца, но тоже плохой.

В этот день у меня было еще одно собеседование. Менеджер с толстой шеей сказал:

— Расскажите о себе.

— Закончила МГУ, — говорю, — факультет журналистики. На последнем курсе мне пришлось…

Но продолжить он мне не дал:

— График работы у нас ненормированный.

Я на него посмотрела, как на врага народа, и спрашиваю:

— Мне дальше рассказывать?

— Да, — говорит, — конечно, прошу вас.

Сбил с мысли, но я продолжила:

— На последнем курсе устроилась в рекламную фирму…

И опять он меня перебивает. Встревает такой на позитиве:

— И в целом мы даже приветствуем, когда люди начинают жить интересами фирмы.

— Это в смысле? — спрашиваю.

— Когда готовим проект, для нас обычное дело, если сотрудники задерживаются. Не ради денег — ради общей цели!

Тут я начинаю всё понимать:

— А вы деньги вообще платите?

А он мне такой:

— Юлия, вы из тех, кого прежде всего интересуют деньги?

— Интересуют, да.

Мой ответ менеджеру не понравился.

— Первый месяц испытательный. Мы смотрим на вас, вы — на нас. Оплата не производится.

Ну, я встала и ушла. Не помню, дверью хлопнула или нет. Хотя надо было, по-хорошему. Ушла, короче, с максимально высоко поднятой головой.

Мне нравилась старая работа. Но главный не понимал, почему меня постоянно нет на месте. Пыталась ему объяснить, что мне отец мозг выносит, говорила, что я в няньку давно превратилась. А он мне такой:

— Найми ему сиделку.

— Не хочет он сиделку, — говорю.

Главный аж поперхнулся и говорит:

— Даже я хочу сиделку! Все хотят сиделку! Выйди на улицу и спроси любого! Каждый хочет сиделку!

— Это каждый, — говорю. — А он уперся.

— Я не знаю тогда, что делать, — сказал главный. — Ты дурная, конечно, но меня всё устраивает, если ты нормально работаешь.

В спину мне дышала жирная Настя. Она и заняла мое место.

Надо было собраться с силами и поговорить с отцом. Но в этот раз я не смогла. Вернулась домой, только дверь открыла, а он уже голосит: «Юля! Юля! Юленька!!!» И всё это голосом умирающего праведника. Перед ним стоял обед, который я приготовила, встав в шесть утра.

— Что, пап? — спрашиваю.

А он тычет в тарелку пальцем и верещит:

— Это мясо?!

— Не кричи, пап.

А он еще громче:

— Ты же знаешь, что я не ем мяса!!!

Я его чуть не прибила:

— Это — тунец, — говорю.

— Это точно тунец?

— Да, это тунец. Мясо тунца.

— Значит, это мясо?! Я не ем мяса, ты же знаешь!!! — Руки ко мне протянул, как герой из греческой трагедии.

А я ему:

— Это рыба, папа!

Но царя Эдипа было уже не остановить.

Я сама была как рыба тунец. Меня поймали, бросили на палубу, и я, выгибаясь всем телом, выпучив глаза, хлопала ртом, а сказать толком ничего не могла. И я задыхалась. «Принеси мне судно», — орал мой папенька.

И я несла.

* * *

В тишине открылась и хлопнула дверь, притянутая ржавой, но мощной пружиной. Миша с сумкой в руке проскользнул в темный подъезд.

— Котик, ты здесь? — спросил он негромко.

Ира вышла из темноты:

— Перестань назвать меня котиком!

В подъезде откликнулось эхо. Оба заметили это и оба, не сговариваясь, стали говорить тише.

— Это было бомбически! — объявил Миша. — Ты видела, как я рванул? Ты видела?! Просто в точку ушел!

— Я подвернула ногу, — сказала Ира.

Миша убрал улыбку с лица:

— Когда ты успела?

— За тобой бежала, под ноги не смотрела. На тебя смотрела. И подвернула, прямо под себя. Больно.

Миша нагнулся:

— Покажи.

Ира отступила назад:

— Лучше сумку мне покажи.

— Давай отойдем, — сказал Миша.

Они поднялись на площадку между первым и вторым этажом. Ира преодолела ступеньки, не хромая. Миша поставил сумку на подоконник и расстегнул молнию.

— Ноутбук!!! — вскрикнули они одновременно, несмотря на конспирацию.

«Бук, бук, бук», — сказало эхо.

— Жизнь продолжается! — сказал Миша.

— Я заказала кофточку, забыла тебе сказать, — Ира очаровательно пожала плечами.

Миша нахмурился:

— Мы за квартиру еще не заплатили.

— На всё хватит, — сказала Ира. — Что там еще?

Переложив аккуратно ноутбук на подоконник, они начали потрошить сумку.

— Не пойму… — сказал Миша. — Игрушки. Соска, смотри.

Желтая резиновая белочка для купания пискнула у Миши в руке.

— Кошелька нет? — строго спросила Ира.

Сдвинув игрушки в сторону, Миша порылся в сумке основательно.

— Нет, — ответил он, поднимая голову.

— Блин, — Ира расстроилась. — Ничего больше брать не будем. Сумка дишманская.

— А игрушки? Они новые.

— У тебя есть дети?

— Нет, — сказал Миша, подумав.

— И у меня нет, — сказала Ира. — Кроме тебя.

* * *

Я ощущала себя подушкой. Большой, со складками, потрепанными углами. Меня сминали, встряхивали, взбивали сильными ударами, прежде чем положить себе под голову. Повернуться, уткнуться в меня слюнявым лицом — вот тут я была кстати. А ночь прошла — запулили подушку в угол и забыли. Не нужна, чего о ней думать? Пусть валяется до следующей надобности.

Всё изменилось, когда я вернулась домой, не дойдя до метро. Забыла телефон. Вошла вся в своих мыслях. В основном мысли были о том, насколько я ничтожная личность. Осторожно прикрыла дверь, чтобы отец не разорался, и, забрав телефон с подставки для обуви, заглянула в комнату. Просто проверить больного. Заглянула и окаменела.

Мой папа, который третий год не вставал с кровати, инвалид моего сердца, стоял на своих двоих перед включенным телевизором и, переминаясь с ноги на ногу, ел зефир.

Сначала я не могла поверить своим глазам. Говорят, чудеса случаются не только в кино, но чтобы у меня в гостиной!

Отче мой тем временем спокойно подошел к столу, взял две зефирины из раскрытой пачки, одну надкусил и вразвалочку вернулся к телевизионному ящику.

— Папа… — сказала я тихо.

Он обернулся, испугался и тут же закачался, словно собирался упасть. Но не упал.

— Ты что, ты… ходишь?! — спросила я.

— Это я… случайно, — сказал мне папа. — Сейчас…

И он на моих глазах, словно я ничего не вижу, поковылял к кровати и рухнул на нее с театральным стоном.

На экране телевизора тем временем весело плясала зебра в клеточку.

— Нет… Я не хожу, Юлечка, — сказал он мне после того, как лег.

Но я хоть и была в глубоком шоке, способности соображать не утратила.

— Ты, — говорю, — ходишь, и не просто ходишь! А без стыда и совести!

— Разве? Я случайно!

И тут меня прорвало. Я прямо заорала:

— Перестань морочить мне голову! Ты притворялся?! Ты всё это время притворялся?!

Я так громко это выкрикнула, что у меня у самой зазвенело в ушах, а в глазах пронеслись многочисленные ночные горшки, скандалы на пустом месте, как я тысячи раз отпрашивалась с работы и ползала возле кровати, собирая тряпкой разлитый суп.

— Нет, Юлечка, я не притворялся! — упорствовал папочка.

— Всё! — сказала я. — Нанимаю тебе сиделку.

Папа закатил глаза. Артист погорелого театра!

— Юлия, мне плохо. Кружится голова. Принеси коробку.

Так он называл аптечку.

— Да фиг тебе! — вырвалось у меня.

Оно и правда вырвалось. Но на самом деле прозвучать должно было следующим образом: «ДА ФИГ ТЕБЕ!!!»

И даже, знаете, еще грубее. И я сказала грубее.

Папочка заверещал:

— Доча, ты ругаешься?

Но через горькую обиду я уже чувствовала свою власть и всемогущество:

— Ругаюсь? Нет! Это я еще только начала. Это я только разминаюсь, ясно?! И только слово мне поперек скажи!

Он пытался, конечно, оправдаться, что-то лепетал, но я сказала ему, что он симулянт и врун!

А он:

— Юля, я запутался.

И вот это «запутался» опять вывело меня из себя:

— Хочешь я тебе, папа, судно принесу?! Я сейчас принесу!

Пошла, вернулась с металлической уткой в руке, которую я после него мыла бессчетное количество раз. А он не на шутку испугался:

— Положи судно.

— Не. Оно меня успокаивает.

Папочка с прытью начал ползти по кровати к стене:

— Не маши им передо мной!

— Уже не нужно судно, да?

Тут папа даже взвизгнул:

— Положи судно немедленно!

Ну положила я судно. На тумбочку. Прямо перед его носом грохнула.

— Пропала нужда, я смотрю! Три года! Три! Как рабыня Изаура! Как у тебя совести-то хватило притворяться?! Так вот куда халва по ночам пропадала!

Папочка пытался оправдываться:

— Тот обморок год назад был правдой.

Железное судно снова оказалось в моей руке. Подумала, двину ему от души, по-родственному. Суд меня оправдает. Удержалась только потому, что отец заорал на весь дом:

— Положи немедленно судно! Люди! Помогите! Меня сейчас будут убивать! Спасите!!!

В итоге я его не убила. Хотя желание было сильное. Но я гуманист. Сдержала себя. Провела над собой стремительную мощную работу.

Сели за стол переговоров. Разделили обязанности. Чудесно исцеленный даже согласился сам себя мыть. А я получила свободу. Отмена крепостного права и всё такое.

Своими руками вышвырнула судно на помойку. Потом тщательно пересмотрела свой скудный гардероб. Кое-что еще можно было надеть. Я была готова к новому собеседованию. В самом широком смысле этого слова.

Жизнь словно открылась передо мной, как тяжелые ворота старого замка.

Дурацкий образ. Но смысл, надеюсь, понятен.

* * *

Воры-грабители отдыхали, лежа на кровати. Миша полежал, заложив руки за голову, немного подумал о том, какой он ловкий и какой он молодец, и потянулся к Ире. Заскрипела кровать.

— Не трогай меня! — сказала Ира строго.

— Хорошо-хорошо, — Миша вернулся в прежнюю позицию.

Ира подняла и показала Мише голую ногу.

— Видишь, как опухла?

Тот снова потянул к ней руки:

— Все равно нога красивая.

— Я знаю, — Ира убрала ногу. — Не сворачивай с темы. Нельзя было больше попросить?

— Ты же знаешь Пранкера. Ноут, говорит, юзаный.

— А ты что ему сказал?

— Я говорю, нормальный, не старый, сам посмотри.

— Ничего ты такого не сказал. Не трогай мою ногу! Взял копейки и ушел.

Миша поджал губы. Он и сам понимал, что сдал компьютер задешево.

— Да еще надергаем.

— Как я надергаю? — спросила Ира. — Как? Еле хожу.

— Я сам пойду.

Ира замотала головой:

— Одного не отпущу!

— Будешь за мной на такси ездить?

— Как-нибудь найду способ, — сказала Ира. — Буду осуществлять общий контроль, ясно?

— Конечно, — ответил Миша и полез к ней с упорством бывшего спортсмена.

— У меня нога, — сказала Ира.

— Я знаю, — ответил Миша.

Заскрипела, застонала кровать.

* * *

Чтобы попасть на следующее собеседование, мне нужно было пройти собеседование и только после этого получить драгоценный адрес. И, как ни странно, эту наводку дал мне отец. Действительно, не знаешь, где найдешь.

Я пришла в дом напротив Красной площади. Входя, оглянулась на зубчатые стены и успела удивиться, как они могли хоть от чего-то защитить?

Поздоровалась с охранником. Кажется, от этого он стал еще злее:

— Документы.

— Я на собеседование.

— Ваши документы!

Разглядывая мой паспорт, охранник приказал:

— Бахилы надевайте.

Я послушно надела бахилы. Предчувствие было нехорошим.

— Третий этаж, по лестнице, — сказал охранник.

Я пошла. Белая мраморная лестница, как в Большом театре.

Лифт не предложили. Спасибо, что бахилы не заставили покупать. Единственный плюс — из окон было видно Кремль. Чем выше поднималась, тем лучше становился виден.

Тайный кастинг в логове олигарха Филимонова. Только для своих. Мне уже хотелось сбежать. Однако я заставила себя добраться до нужного этажа.

В коридоре сидели, как бы это сказать, девушки. Повернулись все разом. Как динозавры в фильме «Парк Юрского периода». Думала, на конкурс красоты попала. Все на каблуках, в мини. Тощие. А меня словно кофе им приносить наняли. Каблуков нет, эпиляции тоже. Я, похоже, в пролете.

— Кто последний? — спрашиваю.

Думаете, мне кто-нибудь ответил? Тишина на Ваганьковском кладбище. Еще и отвернулись, золушки гребаные, словно по команде. Села на стул с краю. Все уткнулись в огромные смартфоны. Ну, и я тоже.

* * *

В спальне у воров тихо играло радио. Джаз. По идее, он должен был способствовать расслаблению. Но Ира, напротив, напрягалась всё больше и больше. Окончательно она вышла из себя, когда Миша залез в постель с тарелкой, поставил ее себе на колени и начал есть. Точнее, чавкать. На всю комнату.

— Какое у нас будущее? — спросила Ира.

— Светлое, — сказал Миша спокойно.

— Я просила тебя не есть в кровати!

— Я в последний раз.

— Что нас ждет? — сказала Ира. — До пенсии вот так бегать будем?

— Блин! — сказал Миша. — Я котлету уронил.

— А если тебя поймают? — говорила Ира. — Меня не будет, а тебя поймают? Если я останусь? Одна? С этой ногой драной? Что со мной будет?

— Ир, я — спортсмен. Нет у меня воображения. Не мучай меня.

— Всё плохо! — сказала Ира драматическим голосом. — Нас ничего не связывает вообще.

Миша внимательно посмотрел на Иру, отложил тарелку с недоеденной котлетой, вытер рот рукой и сказал:

— Ладно. Выходи за меня.

Ира от возмущения даже взвизгнула:

— Заткнись! С этим не шутят, Мишенька. Может, у тебя в Тушино шутят, а у нас на Арбате — нет!

— Я не шучу. Дернем что-нибудь ценное — я тебе кольцо куплю.

— Всё, я спать.

Ира легла и демонстративно отвернулась к стене. Долго устраивалась, но всё это попой к Мише. Скрипела кровать.

— Ир, я два куплю. Кольца, — сказал Миша за ее спиной. — Тебе и мне. Ир…

Ира заплакала. Тихо, как в детстве. Миша подумал и положил ей руку на плечо. Гладил нежно, неуверенно.

* * *

Очередь претенденток двигалась медленно. Сидели мы долго. Кое-кто из моделей даже заснул. Понятное дело, красиво заснул. Было одиннадцать вечера, когда до меня дошла очередь. Появился дядя с внешностью Колчака, в дорогом костюме и с розовым галстуком. Он сказал:

— Дайте мне ваш смартфон.

— Это что-то новое, — говорю. — А если не дам?

— Пойдете домой, — сказал дядя.

Короче, смартфон я отдала. Дядя развернулся на каблуках и бодро зашагал по коридору. Остановился и сказал не оборачиваясь командным голосом:

— А что вы сидите? Вам отдельное приглашение нужно?

Пошли по коридору вместе. Судя по всему, в этом здании попытались восстановить бывшую купеческую роскошь, но получился китайский чайный дом. Беременные амуры смотрели из-под потолка, искренне не понимая, как у такого человека, как я, вообще может быть смартфон.

Вошли в комнату-аппендикс. Адмирал Колчак тут же уселся на свой личный стул. Я без приглашения села напротив. Дядя катнул по гранитной столешнице ручку, положил листок бумаги.

— Пишите, — сказал.

— Что писать?

Дядя захотел прожечь меня взглядом, но кишка у него тонка.

— Вы в какой области специалист?

— По связям с общественностью.

Дядя не сводил с меня бесцветных глаз:

— Напишите мне правду.

Словно меня в разведчики принимали.

— В смысле, правду? — спрашиваю.

— Ваше первое впечатление! — дядя начал раздражаться.

— Я не понимаю, — сказала я спокойно.

— Об этом месте.

Дядя встал и ушел. А я задумалась. Может ли лживый отзыв помочь получить долгожданную работу? Прислушалась к себе. Решение не пришло. Заурчало в животе от голода. Подумала, я вам напишу! Я вам сейчас напишу!

«Из всех виденных мной на девичьем веку богаделен эта — самая жалкая. Похоже, строителям, которые делали здесь ремонт, выкололи глаза еще до начала работ. За слова “пожалуйста” и “спасибо” местный персонал нещадно штрафуют. Стулья для посетителей закупали в кунсткамере. Не буду говорить за прекрасных соискательниц, но меня заставили ждать семь часов. За это время я прочитала весь интернет до последнего блога и не смогла добиться ни глотка воды. Всей женской бригадой мы кланяемся в пол за работающий туалет. Пили воду оттуда. Можно сделать поспешный вывод о хозяине этого офиса. Этот человек слишком занят, чтобы думать о людях, или ему на них наплевать. Не могу выбрать, первое или второе. Я слишком занята. Да и мне наплевать, если честно. Из хорошего — бахилы. Цвет морской волны, бесплатные и не порвались при первом же шаге…»

Дописав, я встала, открыла дверь в коридор и громко крикнула:

— Эй! Я всё! Верните мне смартфон! Эй!!!

* * *

И снова сидели воры в машине, собираясь, настраиваясь перед очередным делом. Миша сказал:

— Не надо сейчас за мной ходить. Сразу в подъезд иди или в машине жди.

— Я с тобой не разговариваю, — сказала Ира.

— Значит, будешь здесь ждать?

— Ты никуда не пойдешь. Я передумала. И я не пойду, и ты не пойдешь тоже!

— Ир, не выноси мне мозг сейчас. Мне работать, понимаешь?

— Одного не пущу! Ты один всё напутаешь.

— Что можно напутать при ограблении?! Что?! — зарычал Миша, — Вырвал, побежал! Всё!

Против своего обыкновения, Ира не стала отвечать агрессией на агрессию.

— Ты мог бы работать курьером, — сказала она. — Ты был бы самый быстрый курьер.

— Всё. Надоело, — сказал Миша и открыл дверь машины.

— Стой. Я тебя поцелую.

Миша нагнулся и позволил себя поцеловать.

— Будь осторожнее, — сказала Ира.

— Не-а.

— Дурак! — крикнула она. Но дверь захлопнулась, и Миша ее уже не услышал.

Ира еле дошла до условленного подъезда. С трудом открыла дверь на толстой, дореволюционной пружине. Миша уже ее ждал. Гордый, словно только что в одиночку занял Константинополь.

— Еле доковыляла, — сказала Ира, и тут она увидела сумку. — Ого!

Спортивная, объемная сумка, стоящая на подоконнике, была набита под завязку.

— Как ты ее дотащил?

— Ты спроси, как я ее дернул!

— Как? — спросила Ира.

— Она вообще не кричала! — сказал Миша.

— Кто? — не поняла Ира.

— Цыганка эта. Не побежала за мной, ничего. Это было легко.

— Тяжелая сумка? — спросила Ира, глядя на добычу.

— Очень, — кивнул довольный собой Миша.

— Если цыганка, значит, вещи ворованные.

— Может, золото. Она вся в золоте была.

— Стоп. Давай не говорить раньше времени. Можно сглазить.

Ира подошла к сумке и сказала серьезно:

— С богом!

Миша, как по команде, расстегнул молнию.

Через мгновение тишину подъезда разорвал детский плач.

— Что?! Это?! Такое?! — спросила Ира, губы ее дрожали.

Миша не ответил. Но всё было и так понятно. Миша украл младенца. В сумке был живой ребенок, в шапочке и комбинезоне и в голубом конверте.

Младенец щурился от яркого света, искренне не понимая, почему его разбудили таким варварским способом.

— Сколько ему? — почему-то спросил остолбеневший Миша.

Ира повернулась к нему с желанием убить:

— Откуда?! Я?! Знаю?!!!

* * *

Мой папочка не просто изменился. Он изменился кардинальным образом. Натянув спортивный костюм, он пылесосил или, я могу предположить, специально принял к моему приходу рабочую позу.

— Юлечка, я пылесошу, — крикнул он мне, как только я вошла.

— Я вижу, папа. Более того, я искренне это ценю!

Он порозовел, расправил плечи, ожидая слушать похвалы дальше, но у меня зазвонил мобильный.

— Папа. Выключи пылесос.

Он сразу обиделся, как человек, который работал в первый раз в своей жизни:

— Ну, вот…

Ушел, волоча мертвый пылесос за собой, ухватив тот за гусиную шею.

— Назовите номер вашей карты, — сказал мне голос в трубке.

— Ага, щас, — ответила я весело.

— Ваша карта привязана к телефону? — голос показался мне знакомым. — Так, здесь мне подсказывают, привязана.

Мой телефон звякнул. Голос в трубке продолжил:

— Только что мы перечислили вам компенсацию.

— За что? — спросила я, до конца не понимая, что происходит.

— За ожидание.

— Какое ожидание? — я всё еще ничего не понимала.

Голос в трубке стал нервным:

— Накануне. Собеседование. Соображайте быстрее! Это уже начинает раздражать!

И тут я поняла. Они решили заплатить за ожидание у олигарха. Как мило с их стороны.

— Спасибо, — говорю. — Я вспомнила. А остальным?

— Только вам. Возмутились только вы.

На том конце положили трубку. Тут же крутился папочка, картинно перекладывая трубку пылесоса из руки в руку.

А я посмотрела на сумму и офигела порядком. За такие деньги я бы согласилась ждать собеседования каждый день.

И потом, кто-нибудь из вас слышал о том, чтобы у олигархов просыпалась совесть?

* * *

Младенец надрывался, как в последний раз, рыдал, как перед концом света. Заставить замолчать его было невозможно.

Когда из квартир начали выглядывать люди, Миша решил перенести ребенка в машину.

— Только не в сумке! — закричала Ира.

— Что ж я, дурак что ли? — сказал Миша.

Он в руках перенес ребенка в автомобиль. Закрыл дверь. В салоне сразу не осталось места. Крик заполнил собой всё пространство.

— Он плачет! Плачет! — Ира задыхалась от волнения.

— А то я не вижу! — сказал Миша раздраженно.

— Так сделай что-нибудь!

— Что мне сделать?!

— Я не знаю! — почти прокричала Ира. — Верни его цыганке!

— Ты дура, что ли?! Где я ее найду? — Миша выразительно посмотрел на сожительницу.

— Я не знаю, — Ира выходила из себя. — Мне плевать! Убери его!

— Может, это девочка.

— Мне все равно! — казалось, Ира сейчас взорвется. — Чего она хочет?!

— Она орет. Я не знаю. Ей что-то не нравится.

— Что не нравится?

Лицо ребенка было красным и сморщенным. Слезы стояли в глазах, как в маленьких лужах.

— Знаю, что ей не нравится, — сказал Миша.

— Что? — спросила Ира.

— Ты!

Миша, торопясь, расстегнул кнопки на конверте и комбинезоне. Ребенок продолжал надрываться.

— Опа! — сказал Миша.

— Что там? — Ира вытянула шею.

— Сама посмотри.

— Я не хочу смотреть, — Ира втянула голову, как черепаха. — Ты мне так скажи.

— Ну, во-первых, это мальчик, — сказал Миша с чувством превосходства. — А во-вторых…

— Что? Ну что там?

— Мальчик обкакался, — сказал Миша торжественно.

— Точно, — кивнула Ира. — До меня дошел запах. Буэээ. Ты сделаешь что-нибудь?

— Не, — сказал Миша. — Это женское дело.

— Ну, нет! — Ира умудрилась в тесном салоне автомобиля упереться руками в бока. — Убираться — женское дело! Извращенный секс — женское дело, ясно! А чужой ребенок — это вообще не женское дело!!!

Миша выразительно посмотрел на Иру:

— Ты можешь успокоиться?

Детский крик вынимал душу.

— Не могу. Я не могу успокоиться. Не буду. У меня нога!

Миша откинулся на водительском кресле и сказал:

— Тогда он будет орать.

В окно машины постучали. Ира и Миша повернулись на стук одновременно и одновременно похолодели.

— Менты! — сказала Ира тихо. — Нам конец!

Полицейский постучал в окно еще раз. Младенец затих, словно осознал создавшуюся ситуацию.

А вот Ира от страха принялась скулить. Тоненько, как новая собака в питомнике.

— Откройте дверь, — сказал глухим голосом полицейский за стеклом.

— Давай, уезжай, уезжай! — зашипела Ира Мише.

— Куда я поеду?! — Миша говорил, стараясь не двигать губами. — Машина его перед нами стоит!

Ира откинулась в кресле и закрыла глаза:

— Тогда открывай. Я не знаю, что делать. Нас посадят.

Полицейский снова постучал в дверь.

— Откройте, пожалуйста! — сказал он.

«Козел», — подумал Миша и открыл дверь. В салоне стало слышно улицу. Полицейский козырнул, пригнувшись:

— Здравствуйте. Старший сержант Власов. Ваши документы.

Краденый ребенок подал голос. Словно ответил, что документов у него нет.

— Здрасте, — сказал Миша полицейскому. — Секунду.

Открыл бардачок:

— Вот.

Полицейский пролистал паспорт, взглянул на права.

— Почему здесь остановились?

Миша собирался ответить менту, но краденый младенец вдруг взорвался криком, и это сбило Мишу с мысли. Он промычал что-то невнятное. Но Ира спасла положение:

— Нам нужно было переодеть ребенка.

Полицейский посмотрел на младенца в сумке. К счастью в полумраке салона сумку можно было принять за переноску.

— Ребенка? — переспросил полицейский с подозрением.

— Да, — включился Миша. — Наш ребенок. Общий. Наш сын. Кирилл.

— Кирилл Михайлович, — сказала Ира.

— В паспорте у вас ребенок не вписан, — сказал полицейский.

— Пока не вписан, — ответила Ира за Мишу. — Не успели еще.

— В отделении была очередь, — подхватил Миша.

— Сейчас это делается в службе одного окна, — сказал полицейский, не отдавая документы.

— Точно, — сказала Ира. — Туда не дошли еще. Да, Миш?

— Да, — сказал Миша.

Младенец в сумке закашлялся от крика.

— Прикройте его, — неожиданно сказал полицейский, — Простудится.

— Да, конечно, — кивнул Миша.

— И еще… — начал тот.

— Что? — спросила Ира испуганно.

— Здесь стоянка запрещена, — сказал полицейский, вернул Мише документы и, закрыв дверь автомобиля, исчез из их жизни.

— Уезжаем! — зашипела Ира. — Быстрей! Быстрей!

Миша нажал на газ.

— Мог номер запомнить, — сказал Миша, выкручивая руль. — Надо машину на стоянку отогнать.

* * *

Меня позвали во дворец олигарха Филимонова во второй раз. Я шла и понимала, что я лучше всех. Просто так не позвали бы. В этот раз приняли гораздо лучше. Сочинение мое подействовало. Дядя с внешностью Колчака побежал за чаем. И главное, мне разрешили не надевать бахилы. Уселась в кабинете Шальная Императрица, осмотрелась.

Когда Колчак вернулся с заварочным чайником и двумя чашками, я спросила:

— Какие интересные шахматы. Это слоновая кость?

— Нет, — сказал дядя. — Человеческая.

Он вообще был не самым приятным собеседником. Я надеялась, что с олигархом Филимоновым общаться будет проще. Дядя тем временем сказал:

— Всё приходится делать самому.

— Вы случайно не в курсе, меня берут на работу?

— С чего вы взяли? — спросил дядя.

— Иначе бы меня сюда не позвали.

Дядя пристально посмотрел на меня и придвинул стул ближе.

— Так, — сказал он. — Вы замужем?

— Нет.

И тут дядя начал наглеть:

— Мог бы и не спрашивать. Вы девушка некрасивая, в общении малоприятная. Вряд ли у вас кто-то есть. Значит, работе будете отдаваться на все сто. Правильно я понимаю?

— Хамить не надо.

— Сама дура.

Мне это надоело. Я оглянулась на дверь:

— А можно поговорить непосредственно с работодателем?

— Можно, — сказал дядя и не двинулся с места. Прошла тяжелая минута.

— Он придет?

— Кто?

— Филимонов.

— Он уже здесь.

Я отказывалась в это верить:

— Вы не Филимонов. Я видела фотографию в интернете.

— Такая большая, а интернету верит, — хмыкнул дядя.

Тут я, признаюсь, немного потеряла лицо:

— То есть вы… Но…

— Что?

— Вы просто сами встретили. Сами — чай…

Филимонов пожал плечами:

— Хожу в народ. Как Толстой. Что смущает?

— Ничего. Извините меня, что я…

— Еще раз извинишься — вылетишь как пробка! Ясно?!

— Ясно.

— Теперь твои обязанности, — Филимонов хрустнул костяшками пальцев и устроился в кресле удобнее. — Будешь отвечать за мой светлый образ в СМИ и Сети.

— Моя задача сделать его еще светлее?

— Ты должна сделать, чтобы меня все ненавидели.

Я удивилась:

— Что?

— Еще раз переспросишь — вылетишь как пробка! — снова сказал олигарх Филимонов.

* * *

Ира сидела одна и смотрела, как уставший младенец сучит маленькими красными кулачками с зажатыми большими пальцами. Ребенок всё еще плакал, но видно было, что он, бедный, устал, почти надорвался. Плач вырывался всплесками, через большие паузы.

Ира была в отчаянии. Уже даже фонарик на телефоне, на который он первое время отвлекался, не помогал.

Ира заговорила с младенцем, как со сверстником:

— Ну, что ты хочешь? Что ты как дурак? Да перестань уже! Ну, слушать это невозможно! Я прошу тебя…

Ребенок уже хрипел, как Высоцкий. Ире было жалко его, но еще сильнее было жалко себя.

— Замолчи! Сейчас придет Миша. Ты понимаешь? Сейчас вернется, и всё будет. Да хватит уже!!!

Последнюю фразу Ира прокричала в сердцах. Ребенок, удивившись, замолк, но после начал плакать с новой силой.

Хрипота прошла, и прорезался у младенца поразительной звонкости голос. Ира вспомнила рассказ Чехова «Спать хочется».

Хлопнула дверь. Миша принес с собой покупки в пакете мутного целлофана.

— Ребенок краденый, — сказала ему Ира.

— Я знаю, — сказал Миша. — Я сам его украл.

— Нет. Он уже краденый был, когда ты его украл.

Миша посмотрел на свою подругу с осуждением:

— Потому что он у цыганки был? Ты из этого такой вывод сделала? Так это расизм.

— В сумке закрытой он был, — сказала Ира. — Конечно, краденый.

— Я против расизма. Вот памперсы купил, — Миша зашуршал пакетом, показал новую упаковку. — Надо переодеть.

Миша достал пачку подгузников.

— Я не буду, — скривилась Ира. — Меня вырвет.

— А тебе самой поменять памперсы не надо? — спросил Миша.

— Да пошел ты!

— Тихо ты! Нельзя ругаться при ребенке!

Мальчик плакал, но уже негромко. Устал. Огромные, мокрые от слез глаза смотрели в потолок. Глаза были разного цвета. Один голубой, другой карий.

— Иди сюда, Кирюха, — сказал Миша громко. — Будем трусы тебе менять.

— Почему Кирилл сразу? — возмутилась Ира. — Это не точно еще.

— Как назвали, так назвали, — сказал Миша, расстегивая липучки старого подгузника.

— Он на Антона больше похож. — Ира с фальшивой улыбкой потянулась к младенцу: — Антоша!

— Убери руки немытые от Кирилла! — сказал Миша резко.

Ира отдернула руку, посмотрела на сожителя с обидой. Тот не заметил Ириного взгляда, отогнул край старого подгузника и присвистнул:

— Опа! Еще больше навалил. Салфетки там были где-то.

— Они для смартфона.

— Давай. Деваться некуда.

Ира зажала нос, потянулась за салфетками и передала их Мише. У того защипало глаза, и тошнота накатила тяжелой волной.

— Господи, я не могу! — выдохнул Миша.

— Ладно. Уйди оттуда! — сказала Ира раздраженно.

Они снова поменялись местами. В голосе Иры появились незнакомые нотки. Словно в ней заговорила бабушка по материнской линии:

— Всё сама! Ну всё сама! Пакет дай сюда — грязное складывать!

Делала Ира всё крайне неумело. Брала младенца за ногу двумя пальцами, испачкала себе руку, при этом старалась быть ласковой, и тоже неумело.

— Потерпи, Антоша, — говорила она, безбожно сюсюкая, — потерпи, дорогой.

— Кирилл, — поправил Миша.

— Молчи, слабак, — сказала она Мише, достала салфетки, сразу несколько штук. — Вот, сейчас всё-всё вытрем, — сказала она младенцу ласково и потом повернулась к Мише: — Памперс давай.

— Вот.

— Они огромные! — сказала Ира. — Ты на себя подгузники купил?

— Откуда я знал, какого он размера, — Миша обиделся.

— На телефон бы его сфотографировал.

— Ага, — кивнул Миша. — Ворованного ребенка. И продавщице бы показал.

— Не мы первые его украли! — сказала Ира со значением.

— Это, конечно, меняет дело.

Вопреки их ожиданиям, младенец в чистом подгузнике плакать не перестал. Он теперь делал это не так громко, хныкал, не переставая.

— Теперь-то он чем недоволен? — спросила Ира, принюхиваясь.

— Он есть хочет, — сказал Миша торжественно. — Но я и это предусмотрел!

— Ага, и купил ему орешков!

— Фруктовое пюре, — сказал Миша.

Ира внимательно посмотрела на младенца:

— Такого грудью кормят, скорее всего.

— Ну и чего ты ждешь?

— Ты дурак совсем?! Давай пюре.

Миша передал Ире пюре. Ира свернула с тюбика колпачок. Миша взял младенца на руки.

— В следующий раз надо смесь купить. Давай, Антон, покажи себя! — сказала Ира.

— Да, Кирилл, — сказал Миша. — Пора переходить на нормальное питание.

Младенец удивленно посмотрел на тюбик, притянул руками его ко рту и с аппетитом зачмокал. Ира и Миша одновременно улыбнулись.

— Ест, смотри, ест! — сказал Миша радостно.

— Ты бы тоже ел. Голодный совсем. Выдавливай понемножку, а то подавится.

— Сколько все-таки ему лет, интересно?

— Лет? Дурак, что ли? Года нет, — сказала Ира уверенно, а после подумала и добавила: — Или год.

Миша с улыбкой смотрел на ребенка:

— Ему год, скорее всего. А нам знаешь, сколько дадут? За похищение человека?

— Сколько? — спросила Ира, продолжая кормление.

С этой статьей воры еще не сталкивались. Уголовный кодекс Российской Федерации, статья 126. Похищение человека, совершенное в отношении заведомо несовершеннолетнего группой лиц по предварительному сговору, наказывается лишением свободы на срок от пяти до двенадцати лет.