Зов ночной птицы

Роберт Маккаммон, 2002

Холодная весна 1699 года, североамериканская колония Каролина. Мировой судья Айзек Вудворд и его секретарь Мэтью Корбетт отправляются из столичного Чарльз-Тауна в городок Фаунт-Ройал, где происходит какая-то чертовщина: земля не родит, дома по ночам полыхают, а тут еще и два зверских убийства. Горожане обвиняют во всем молодую вдову Рейчел Ховарт и стремятся поскорее сжечь ведьму на костре, однако глава поселения Роберт Бидвелл желает, чтобы все было по закону. Для мирового судьи показания свидетелей звучат вполне убедительно, а вот его секретарь колеблется: точно ли девушка – ведьма и зачем в шкафах у горожан столько скелетов? И дьяволовы ли козни всему виной – или же дьявольски хитроумный план неведомого преступника?.. «„Зов ночной птицы“ – из тех уникальных произведений популярной литературы, что, ни на миг не жертвуя занимательностью, содержат массу пищи для ума. И теперь я жду не дождусь, когда и меня позовет ночная птица» (Стивен Кинг). Роман публикуется в новом переводе.

Глава девятая

— Какая жуткая история! — воскликнул Бидвелл, когда Мэтью закончил свой рассказ. — Стало быть, Хэзелтон пытался тебя задушить из-за какого-то мешка?

— Не просто мешка. — Мэтью расположился в удобном кресле в гостиной особняка, под его больную спину была подложена подушка, а на столике рядом стоял серебряный бокал с ромом. — Там внутри было что-то необычное…

Распухшее горло с трудом пропускало звуки. Он уже осмотрел в ручном зеркальце синие отпечатки пальцев кузнеца на своей шее.

–…И он не хотел, чтобы я это увидел, — закончил фразу Мэтью.

— Сет Хэзелтон давно не дружит с головой, — заметила миссис Неттлз, которая только что принесла с кухни ром и теперь стояла рядом, скрестив руки и устремляя на собеседников воистину пугающий темный взор. — Он был таким еще до смерти его жены, а с той поры и вовсе чокнулся.

— Хвала Господу, он тебя не убил! — Вудворд сидел в кресле напротив своего секретаря; лицо его выражало огромное облегчение и в то же время беспокойство. — И хвала Господу, что ты не убил его. Тебе это обошлось бы чертовски дорого. Ты ведь понимаешь, что покушался на чужую собственность?

— Да, сэр.

— Я могу понять твое желание укрыться от дождя в этом сарае, но с какой стати ты начал выкапывать из сена кем-то спрятанные вещи? Для этого были какие-то особые причины?

— Нет, сэр, — уныло признал Мэтью. — Полагаю, не было.

— Я уверен, что не было! И еще, по твоим словам, ты нанес ему удар по лицу, вызвавший сильное кровотечение, так? — Вудворд прикинул тяжесть жерновов правосудия, которые могут прийти в движение по такому случаю. — Стоял ли он на ногах в последний раз, когда ты его видел?

— Да, сэр.

— Однако он не погнался за тобой, не вышел из сарая?

Мэтью отрицательно качнул головой:

— Не думаю, сэр.

Он потянулся к рому и сделал глоток, уже понимая, к чему клонит мировой судья. Прикушенный язык — распухший настолько, что заполнил почти весь рот, — вдобавок обжегся «огненной водой» и благополучно онемел.

— Значит, он мог потерять сознание уже после вашего ухода. — Это произнес Бидвелл. Вудворд поднял глаза и только сейчас заметил его рядом со своим креслом. — Возможно, он до сих пор лежит в своем сарае без чувств, тяжело раненный. Предлагаю отправиться туда незамедлительно.

— У Хэзелтона шкура пожестче будет, чем у старого стервятника, — сказала миссис Неттлз. — Какой-то порез на роже его уж точно не доконает.

— Боюсь, это был не просто порез… то есть не царапина, — сознался Мэтью. — Его щека была рассечена изрядно.

— А разве он не сам на это напросился? — Миссис Неттлз выпятила челюсть. — Как по мне, он получил то, на что давно напрашивался!

— Как бы то ни было, мы должны разобраться с этим на месте. — Вудворд поднялся из кресла. Он до сих пор неважно себя чувствовал — каждый глоток отдавался болью в горле — и очень не хотел выбираться из дома под нескончаемую морось, но столь серьезное дело к этому обязывало.

Бидвелл также признал серьезность ситуации. Но в первую очередь его озаботила возможная потеря единственного кузнеца в поселке, что усугубило бы их проблемы.

— Миссис Неттлз, — сказал он, — передайте Гуду, чтобы подогнал экипаж к крыльцу.

— Да, сэр.

Она направилась в заднюю часть дома, но успела сделать лишь несколько шагов, когда звонок колокольчика у парадной двери возвестил о посетителе. Она поспешила туда, открыла дверь — и обомлела.

Там стоял кузнец собственной персоной — с ввалившимися глазами и серым лицом, с окровавленной тряпицей на левой щеке, которую поддерживал кожаный ремень, затянутый вокруг головы. Перед крыльцом виднелись его лошадь и фургон, а в руках он держал темно-коричневый джутовый мешок.

— Кто там? — спросил Бидвелл, появляясь в прихожей, и тотчас замер как вкопанный. — Боже мой! А мы как раз собирались вас проведать!

— Ну, вот он я, — молвил Хэзелтон охрипшим от боли голосом. — Где этот парнишка?

— В гостиной, — сказал Бидвелл.

Хэзелтон, не дожидаясь приглашения, перешагнул порог и протиснулся между косяком и миссис Неттлз. Последняя поморщилась от смеси запахов немытого тела и свежей крови. Когда кузнец, топая грязными сапогами, вошел в гостиную, Мэтью чуть не подавился ромом, а Вудворд почувствовал, как остатки его волос встают дыбом подобно шерсти на загривке кота при встрече с крупной и злой собакой.

— Вот! — сказал Хэзелтон, бросая мешок к ногам Мэтью. — Вот что ты, проныра, хотел увидеть.

Мэтью встал из кресла — с осторожностью, оберегая от резких движений разбитую спину.

— Давай, загляни в него, — сказал ему Хэзелтон. — Тебе ведь этого хотелось, да?

Мэтью пришлось отвечать.

— Прошу прощения, сэр. Я не должен был вторгаться в вашу част…

— Кончай жевать сопли и загляни в мешок.

Хэзелтон наклонился, поднял мешок с зашитого конца и начал вываливать на пол его содержимое. Из прихожей подошли Бидвелл и миссис Неттлз, и все они увидели то, что ранее так неистово защищал Хэзелтон.

Из мешка вывалилась одежда, а также пара истертых и стоптанных башмаков. Одежда была женской: черное платье, синий передник, несколько пожелтевших блузок и заштопанных юбок, когда-то сидевших на весьма пышных бедрах. Кроме того, из мешка выскользнула и уткнулась в левый ботинок Мэтью простая, без орнамента, деревянная шкатулка.

— Это вещи моей Софи, — заявил кузнец. — Все, чем она владела. Возьми коробку и открой ее.

Мэтью колебался, в эту минуту чувствуя себя полнейшим ослом.

— Ну же, открывай! — приказал Хэзелтон.

Мэтью взял коробочку и поднял крышку. Внутри оказались четыре заколки для волос из слоновой кости, деревянный гребень с золотистой инкрустацией, серебряный перстень с янтарным камешком и еще одно серебряное кольцо с гравировкой в виде веревочного переплетения линий.

— Это ее украшения, — сообщил кузнец. — И обручальное кольцо. После смерти Софи я не смог выбросить ее вещи. Но и держать их в доме тоже не смог. — Он потрогал окровавленную тряпку на щеке. — Потому я сложил их в мешок и отнес на хранение в сарай.

Его глаза в темных кругах свирепо уставились на Мэтью.

— Я думал, это место, куда никто не станет совать свой нос. А тут прихожу и вижу, как ты тянешь мешок наружу. — Он перевел взгляд на Вудворда. — Вы ведь судья, так? Человек закона, который поклялся его соблюдать?

— Это верно.

— А раз так, мне нужно какое-то возмещение. Этот щенок без спросу забрался в мой сарай и рылся в вещах моей любимой жены. Я не сделал ничего плохого, а ежели спрятал в укромном месте свои вещи, это никого не касается. — Хэзелтон посмотрел на Бидвелла, ожидая поддержки. — Пожалуй, я слишком взъярился, когда чуть не придушил парнишку, но, черт возьми, я ведь подумал, что он крадет вещи моей Софи! Вы можете меня за это винить, сэр?

— Нет, — был вынужден признать Бидвелл. — Не могу.

— Этот парень… — Хэзелтон указал на Мэтью испачканным кровью пальцем, — разрубил мне лицо и едва не лишил зрения. Из-за него я долго не смогу работать, это уж как пить дать. Такая рана не вынесет жара от горна, покуда не затянется. Теперь скажите, мистер Бидвелл и мистер судья, как вы мне это возместите?

Бидвелл смотрел в пол. Вудворд непроизвольно прижал пальцы ко рту, уже догадываясь, каких слов от него ждут. Мэтью закрыл коробочку Софи Хэзелтон. Наконец судья подал голос.

— Мистер Хэзелтон, какое возмещение вы сочли бы удовлетворительным?

— Самое малое — это хорошая порка, — сказал кузнец. — Такая порка, чтобы живого места на спине не осталось.

— Его спина и без того сильно пострадала, — сказал Вудворд. — И следы ваших пальцев на его горле исчезнут еще не скоро.

— Да плевать мне на это! Я требую, чтоб его выпороли!

— Вы ставите меня в сложное положение, сэр, — произнес судья, поджимая губы. — Вы просите меня вынести приговор собственному секретарю.

— А кто еще может его приговорить? Не будь он вашим секретарем, что бы вы решили тогда?

Вудворд быстро взглянул на Мэтью. Последний знал, какие душевные муки испытывает в эту минуту судья, но не сомневался, что в конечном счете он придет к правильному решению.

Вудворд заговорил.

— Пусть будет один удар, — произнес он еле слышно.

— Пять! — уперся кузнец. — И вдобавок неделя в камере!

Вудворд глубоко вздохнул, опустив глаза.

— Два удара и пять дней.

— Так не пойдет, сэр! Взгляните-ка сюда!

Хэзелтон сорвал с лица кровавую повязку, обнажив рану с багровыми краями — столь ужасного вида, что Бидвелл вздрогнул и даже миссис Неттлз отвела взгляд.

— Видите, что он сотворил? Теперь попробуйте сказать, что у меня не останется шрама на всю жизнь! Три удара и пять дней!

Мэтью растерянно опустился в кресло, взял бокал и осушил его залпом.

— Три удара, — устало произнес Вудворд; на его виске начала пульсировать жилка. — И три дня заключения.

Он сделал над собой усилие, чтобы встретить взгляд Хэзелтона.

— Таков мой вердикт, и он не может быть дополнен или отменен. Он сядет в тюрьму завтра в шесть часов утра и получит удары кнутом в шесть утра через три дня. Полагаю, телесными наказаниями у вас ведает мистер Грин? — Он взглянул на Бидвелла, который подтвердил это кивком. — Решено. Я вынес этот вердикт в качестве мирового судьи, представляющего власть короля Англии и губернатора этой колонии.

Кузнец скривился так злобно, что мог бы напугать сам себя, увидев отражение в зеркале. Потом он вновь закрыл рану тряпицей.

— Вижу, тут ничего не поделаешь, раз уж вы непредвзятый судья и все такое, — пробурчал он. — В пекло этого паскудного гаденыша, вот что я вам скажу!

— Приговор вынесен. — Лицо Вудворда начало наливаться краской. — А вам я бы посоветовал наведаться к врачу.

— Я этому доктору-смертоносцу даже притронуться к себе не позволю, нет уж, сэр! А сейчас я уйду, будьте покойны. Ваше правосудие дурно пахнет.

Он начал запихивать вещи обратно в мешок. Последней туда отправилась шкатулка с украшениями, которую Мэтью оставил на столе. Подняв мешок узловатыми ручищами, Хэзелтон с вызовом посмотрел на Вудворда, затем перевел взгляд на Бидвелла и обратно на судью.

— Будь проклят этот мир, в котором человек получает увечье только за то, что защищал память своей жены, а закон не наказывает за это даже хорошей поркой!

— Порка будет исполнена надлежащим образом, — холодно заметил Вудворд. — Три удара.

— Это вы так говорите. Но учтите, я там буду, чтобы за всем проследить!

Развернувшись, он направился в прихожую.

— Мистер Хэзелтон, — внезапно произнес Мэтью.

Кузнец остановился и устремил хмурый выжидательный взгляд на своего недруга.

Мэтью поднялся на ноги.

— Я хочу сказать… я глубоко сожалею о случившемся. Я вел себя совершенно недопустимо, за что прошу у вас прощения.

— Ты получишь мое прощение только после того, как тебе до костей раздерут спину кнутом.

— Я понимаю ваши чувства, сэр. И признаю, что заслужил наказание.

— По заслугам тебе причитается куда больше, — сказал Хэзелтон.

— Да, сэр. Но… могу я обратиться к вам с просьбой?

— Что?

— Вы позволите мне донести ваш мешок до фургона?

Хэзелтон озадачился — возникшие на его лице складки могло бы сравниться числом с колдобинами на пяти милях разбитой дороги.

— С какой это стати?

— Дабы сделать хоть эту малость в знак моего раскаяния. — Мэтью шагнул вперед, протягивая руки к мешку. — И еще с надеждой, что мы оставим в прошлом эту досадную историю после того, как я понесу наказание.

Хэзелтон молчал, но было заметно, что он усиленно соображает. По прищуренному взгляду кузнеца Мэтью понял, что тот разгадал его намерения. При его волчьих ухватках и быкообразном облике этот тип был хитер как лис.

— Ваш парнишка вконец одурел, как жук в бутылке, — сказал он Вудворду. — На вашем месте я бы держал его взаперти по ночам.

С этими словами Хэзелтон повернулся спиной ко всей компании и через прихожую и парадную дверь вышел под мелкий дождь. Миссис Неттлз сопроводила визитера и, чересчур громко хлопнув дверью за его спиной, вернулась в гостиную.

— Что ж, — молвил Вудворд, тяжело, как больной старик, опускаясь в кресло, — правосудие свершилось.

— Мои соболезнования из-за всего этого, — сказал Бидвелл судье. — Но, сказать по правде, я бы назначил пять ударов.

Он взглянул на Мэтью и покачал головой:

— Вам пора бы уже усвоить, юноша, что частная собственность неприкосновенна! Или вам нравится создавать проблемы повсюду, где вы появляетесь?

— Я уже признал свою неправоту. Если хотите, могу сделать это еще раз. И я приму наказание, которое заслужил… Но и вы, мистер Бидвелл, должны понять, что Хэзелтон считает нас всех одураченными.

— Что?! — Бидвелл скорчил кислую мину. — Что еще вы удумали?

— Просто содержимое мешка, принесенного Хэзелтоном, не соответствует тому, что было спрятано у него в сарае.

Возникла долгая пауза. Потом Вудворд спросил:

— О чем ты, Мэтью?

— Я о том, что в мешке, который я попытался вытянуть из-под сена, лежало что-то намного более тяжелое, чем старая одежда и обувь. Сейчас Хэзелтон догадался, что я хочу прикинуть вес мешка, и потому не дал мне его понести.

— Нет уж, хватит с меня этого! — Бидвелл полез в карман за табакеркой. — Мало вам Хэзелтона на сегодня? На вашем месте я бы сейчас далеко обходил его стороной!

— После стычки с ним прошло… около сорока минут, — продолжил Мэтью. — Думаю, за это время он перепрятал то, что изначально хранилось в мешке, и заменил это одеждой либо просто взял другой, похожий мешок.

Бидвелл втянул носом понюшку и заморгал увлажнившимися глазами.

— Вы когда-нибудь угомонитесь?

— Вы можете мне не верить, сэр, но в том мешке было нечто более значимое, чем ветхое тряпье. Хэзелтон понимал, что я расскажу о случившемся и тогда вам захочется узнать, какие вещи он так старательно оберегает от посторонних глаз, что даже готов пойти на убийство. Потому он спешно нацепил повязку, сел в фургон и привез сюда подложный мешок, прежде чем вы нагрянете к нему выяснять подробности случившегося.

— Это все ваши домыслы. — Бидвелл принял вторую понюшку и щелкнул крышкой табакерки. — Боюсь, это вас не спасет от кнута и тюрьмы. Судья вынес решение, а я и миссис Неттлз были тому свидетелями.

— Пусть я свидетель, — ледяным голосом заявила миссис Неттлз, — но я скажу вам, сэр, что Хэзелтон — очень скользкий тип. Я не понаслышке знаю, что при жизни Софи он держал ее в черном теле, как бесполезную трехногую клячу. Тогда с чего бы ему вдруг беречь ее память сейчас? Скорее он сохранил ее одежду и украшения, чтобы сбыть их с рук при удобном случае.

— Благодарю вас, миссис Неттлз, — язвительно усмехнулся Бидвелл. — Я вижу, что «древо домыслов» — это единственное растение, успешно пустившее корни в Фаунт-Ройале.

— Какой бы ни была правда в этой истории, — заключил судья, — она не отменяет того факта, что Мэтью проведет три ночи в тюрьме и получит удары кнутом. На собственность кузнеца впредь никто покушаться не будет. А касательно вашего заявления, мистер Бидвелл, насчет ужесточения порки, позвольте напомнить, что рассмотрение дела Рейчел Ховарт и так уже придется отложить до того времени, когда Мэтью отбудет свой срок и оправится после наказания.

Бидвелл на несколько секунд превратился в статую с отвисшей челюстью. А Вудворд продолжил нарочито спокойным тоном, предчувствуя очередной взрыв негодования со стороны хозяина Фаунт-Ройала и внутренне готовясь к этому.

— Видите ли, мне необходим секретарь, чтобы вести протоколы допросов. Ответы свидетелей должны быть зафиксированы документально, а Мэтью выработал скоропись, которую я легко могу разобрать. Без секретаря все эти действия попросту бессмысленны. Следовательно, судебное разбирательство затянется на срок его заключения в вашей тюрьме и выздоровления после порки.

— Боже правый! — взорвался Бидвелл. — О чем вы говорите?! Вы что, не собираетесь завтра опрашивать свидетелей?

— Думаю, задержка составит дней пять.

— Проклятье, Вудворд! Да этот город зачахнет и будет стерт с лица земли прежде, чем вы приступите к своим прямым обязанностям!

— Мой секретарь, — ответил судья, — незаменим при отправлении правосудия. Он не сможет вести протоколы в тюремной камере и вряд ли сможет сосредоточиться на работе сразу после того, как ему располосуют спину кнутом.

— А почему это он не может вести протоколы в камере? — поднял густые брови Бидвелл. — В списке, который я вам дал, указаны три свидетеля. Разве вы не могли бы обустроиться для допросов в здании тюрьмы и вызвать свидетелей туда? Насколько я знаю закон, они все равно должны выступать в присутствии обвиняемой, правильно?

— Да, вы правы.

— Ну вот и славно! Они могут дать показания в тюрьме ничуть не хуже, чем в доме собраний. Вашему секретарю принесут стол и письменные принадлежности, так что он сможет выполнять свою работу, одновременно отбывая срок! — В глазах Бидвелла появился лихорадочный блеск. — Что вы на это скажете?

Вудворд посмотрел на Мэтью.

— Такой вариант возможен. Он бы существенно ускорил процесс. Ты не возражаешь?

Мэтью задумался. Он чувствовал, что за ним внимательно наблюдает миссис Неттлз.

— Мне потребуется больше света, — сказал он.

Бидвелл нетерпеливо взмахнул рукой.

— Только скажите, и я принесу вам фонари и свечи со всего Фаунт-Ройала! А Уинстон в избытке имеет перья, чернила и писчую бумагу!

Мэтью поскреб подбородок, продолжая размышлять. Ему доставляло удовольствие видеть Бидвелла чуть не пляшущим на задних лапках, как напудренный песик.

— Я могу обратить ваше внимание на одну деталь, — продолжил Бидвелл негромким, но теперь уже более жестким голосом, напоминая, что играть с собой, как с комнатной собачкой, он не позволит никому. — У мистера Грина есть три основных орудия для телесных наказаний: сыромятный кнут, плетка-девятихвостка и простая кожаная плеть. Судья мог назначить вид наказания, но я, как хозяин — если хотите, губернатор — Фаунт-Ройала, имею право выбора орудия.

Он сделал паузу, давая Мэтью возможность оценить пикантность ситуации.

— Обычно при столь серьезных проступках я поручаю мистеру Грину использовать кнут. — Губы Бидвелла слегка искривились намеком на коварную улыбку. — Но если вы будете заняты выполнением, скажем так, благородной задачи в интересах жителей моего города, я учту это и рекомендую использовать простую плеть.

Раздумья Мэтью подошли к концу.

— Вы привели убедительный довод, — сказал он. — Буду счастлив послужить интересам города и его жителей.

— Прекрасно! — На радостях Бидвелл чуть не хлопнул в ладоши. При этом он не заметил, что миссис Неттлз круто развернулась и покинула комнату.

— Давайте определимся с первым свидетелем. Кто это будет, судья?

Вудворд пошарил в кармане и достал листок бумаги с тремя именами. Этот список по его просьбе составил Бидвелл после их возвращения из тюрьмы.

— Первым я допрошу самого старшего, Джеремию Бакнера. Потом Элиаса Гаррика. А последней эту девочку, Вайолет Адамс. Сожалею, что ей придется отвечать на вопросы в стенах тюрьмы, но по-другому не получится.

— Я немедля отправлю слугу оповестить всех троих, — сказал Бидвелл. — Поскольку ваш секретарь явится в тюрьму к шести утра, можно будет вызвать мистера Бакнера к семи, как считаете?

— Да, если у Мэтью к тому времени будет все необходимое для выполнения его обязанностей, а мне приготовят удобное председательское место.

— Все будет готово в срок. Похоже, дело сдвигается с мертвой точки, а? — Улыбка Бидвелла сейчас могла бы затмить сиянием свет всех его канделябров.

— Куклы, — напомнил Вудворд, который был холоден и сосредоточен, явно не разделяя энтузиазма Бидвелла. — Где они сейчас?

— У Николаса Пейна. Не беспокойтесь, они в полной сохранности.

— Я намерен осмотреть их и побеседовать с мистером Пейном сразу же после допроса третьего свидетеля.

— Я это устрою. Есть еще пожелания?

— Есть. — Вудворд быстро взглянул на Мэтью и потом вновь обратил взор на Бидвелла. — Я должен попросить вас не присутствовать во время бесед со свидетелями.

Ликование Бидвелла как рукой сняло.

— А это еще почему? Я имею полное право там находиться!

— Это спорный вопрос, сэр. Есть вероятность, что ваше присутствие само по себе окажет влияние на свидетелей и уж точно — на миссис Ховарт, когда она будет давать показания. Посему, дабы обеспечить справедливость по отношению ко всем участникам процесса, я не хочу вести допросы в присутствии посторонних. Конечно, мистер Грин должен находиться неподалеку как обладатель тюремных ключей, но он может, к примеру, посторожить у входа и запереть тюрьму по завершении всех процессуальных действий.

Бидвелл хмыкнул:

— Вам лучше бы держать мистера Грина поближе к себе на тот случай, если ведьма вздумает швырнуть вам в голову ведро!

— Ей с самого начала разъяснят, что любое нарушение судебной процедуры обернется для нее оковами и — хоть я и не люблю такие вещи — кляпом во рту. Ей предоставят возможность ответить на обвинения уже после того, как я заслушаю всех свидетелей.

Бидвелл вновь начал было протестовать, но быстро пошел на попятный, решив не создавать лишних задержек на пути ведьмы от камеры до костра.

— Что бы вы ни думали обо мне и моих побуждениях, — сказал он, — я всегда выступал за справедливость. Я даже готов на неделю уехать в Чарльз-Таун, если вам это облегчит ведение процесса.

— В этом нет необходимости, но я ценю вашу готовность сотрудничать.

— Миссис Неттлз! — позвал Бидвелл. — Куда подевалась эта женщина?

— Думаю, она ушла на кухню, — сказал Мэтью.

— Мне нужно послать слугу, чтобы он оповестил свидетелей. — Бидвелл шагнул к выходу из гостиной. — День, когда эта напасть закончится, станет счастливым для нас всех, можете не сомневаться!

И он отправился на поиски миссис Неттлз, чтобы та выбрала посыльного из числа домашних слуг.

После ухода Бидвелла судья провел рукой по лбу и сурово воззрился на Мэтью.

— Что за блажь на тебя нашла, когда ты столь грубо нарушил право частной собственности? Тебя не остановила мысль о вероятных последствиях?

— Нет, сэр. Знаю, я должен был остановиться, но… мое любопытство пересилило здравый смысл.

— Твое любопытство подобно крепкому напитку, Мэтью, — холодно заметил Вудворд. — Чуть перебрал, и ты уже теряешь рассудок. Но в тюрьме у тебя будет достаточно времени для покаянных раздумий. А три удара плетью — это и впрямь очень мягкое наказание за травму, которую ты нанес Хэзелтону. — Судья твердо сжал губы и покачал головой. — Поверить не могу! Мне пришлось приговорить к тюремному заключению и порке собственного секретаря! Всевышний, за что ты взвалил на меня сие тяжкое бремя!

— Полагаю, сейчас не время настаивать на своем утверждении, но я все же напомню: Хэзелтон показал нам не то, что было спрятано в его сарае, — произнес Мэтью.

— Довольно! Сейчас уж точно не время!

Вудворд мучительно сглотнул и поднялся на ноги, чувствуя себя вялым и слабым, как во время приступа лихорадки. Виной тому, несомненно, были высокая влажность и болотные испарения, отравлявшие его кровь.

— Тебе нечем подтвердить свою версию. Да это теперь и не важно.

— Отнюдь, сэр, — последовал решительный ответ, — я уверен, что это как раз очень важно.

— А я тебе говорю, что нет! Этот человек вправе требовать, чтобы тебя запороли до полусмерти, ты это понимаешь? Так что лучше держись подальше от его сарая, его мешков и любых его дел!

Мэтью не ответил. Он просто смотрел в пол, ожидая, когда гнев судьи поутихнет.

— Кроме того, — добавил Вудворд, смягчая тон, — мне понадобится твоя помощь, а пребывание в тюрьме или лежание пластом после порки никак не поспособствуют расследованию.

Лоб судьи покрылся испариной. Он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание, и прервал беседу.

— Пойду-ка я наверх и прилягу, — пробормотал он.

Мэтью мгновенно оказался на ногах.

— Вы себя плохо чувствуете?

— Горло болит. И общая слабость. Никак не привыкну к этому климату.

— Послать за доктором Шилдсом?

— Нет. Ради Бога, не надо. Все дело в погоде, и только. Вдобавок мне следует поберечь голос до начала процесса. — Перед лестницей он задержался. — Прошу тебя, Мэтью, приостанови на сегодня свои изыскания. Обещаешь?

— Да, сэр.

— Вот и хорошо.

С этими словами Вудворд отбыл на второй этаж.

День тянулся час за часом. Дождь то затихал, то вновь усиливался. Мэтью обнаружил в доме маленькую библиотечную комнату с несколькими книжными полками, содержавшими труды по флоре и фауне Нового Света и по европейской истории, несколько известных английских пьес, а также книги по кораблестроению. Из них всех лишь последние имели хоть сколько-нибудь зачитанный вид. В центре комнаты стоял шахматный столик с парой кресел на противоположных концах. Шахматные клетки — как и фигуры — были вырезаны из светлого либо темного дерева благородных пород. На стене висела карта Фаунт-Ройала. Приглядевшись, Мэтью убедился, что это не реальная карта, а перспективный план развития города, каким его представлял Бидвелл, — с ухоженными улицами, ровными рядами домов, разноцветными квадратами фермерских полей, фруктовыми плантациями и, само собой, детально прорисованными верфями и доками.

Мэтью выбрал книгу по истории Испании, при первом открытии которой девственный кожаный переплет щелкнул подобно пистолетному выстрелу. За чтением этой книги он просидел до обеда, каковой был сервирован в столовой и состоял из ячменно-рисового супа с кукурузными лепешками. Бидвелла за столом не было, а отправленная к судье служанка вернулась с сообщением, что он решил пропустить обед. Так что Мэтью поел в одиночестве, — начиная уже всерьез беспокоиться о состоянии здоровья Вудворда, — а потом возобновил чтение в библиотеке.

Миссис Неттлз не показывалась со времени разговора в гостиной — возможно, была занята, выполняя какие-то поручения хозяина, а может, просто избегала Мэтью, сожалея о своей откровенности. Ему это было лишь на руку, ибо ее моральные суждения мешали ему оценивать события, опираясь только на факты. Несколько раз в его сознании возникали образы скидывающей одежду Рейчел Ховарт и ее миловидного, хоть и сурово напряженного лица. Ему вдруг пришло в голову, что если Ноулз будет освобожден завтра утром, то последующие три дня он проведет в тюрьме наедине с этой женщиной. После чего, увы, его ждали горячие поцелуи плетки. Дабы отвлечься от этих мыслей, он начал переводить историю Испании на французский.

Когда снаружи сгустилась тьма, в доме зажгли лампы и подали ужин с большим куриным пирогом в качестве главного блюда. На сей раз компанию Мэтью составили Бидвелл и Вудворд — первый был в бодром расположении духа, тогда как лицо второго омрачало сознание своей ответственности в предстоящем деле. Кроме того, к застолью нагрянул свежий контингент москитов, зудевших у едоков над ушами и со зловредным усердием наполнявших кровью свои брюшки. Хозяин дома выставил бутыль «Сэра Ричарда» и неустанно поднимал тосты, среди прочего восхваляя «бесподобные дарования» Вудворда и его «ясное видение благополучной гавани в конце пути». Сам же мировой судья, с запавшими глазами и болезненно осунувшимся лицом, не был настроен что-либо праздновать, но стоически терпел все эти славословия, пригублял ром и ковырялся в тарелке, кое-как осилив лишь треть своей порции. Несмотря на очевидно плохое самочувствие судьи, Бидвелл ни разу не справился о его здоровье — вероятно, из опасения, что это станет еще одним поводом для задержки ведьмовского процесса.

Но за десертом из яичного крема, к которому Вудворд даже не притронулся, Мэтью не выдержал и заявил:

— Сэр, мне кажется, надо послать за доктором Шилдсом.

— Глупости! — прохрипел Вудворд. — Как я уже говорил, все дело в болотных миазмах, и не более того!

— Однако вы неважно выглядите, уж извините за прямоту.

— Я выгляжу таким, какой я есть! — Нервы судьи были и так напряжены до предела по причине больного горла, заложенного носа и засилья кусачих насекомых. — Я лысый старик, которого грабители лишили парика и парадного камзола! Спасибо за заботу, Мэтью, но прошу тебя оставить свои мнения при себе!

— Сэр, я только хотел сказать…

— А я считаю, что судья выглядит нормально, — вмешался Бидвелл, на лице которого застыла фальшивая улыбка. — Болотные миазмы — это действительно неприятность, к которой не сразу привыкаешь, но в этом нет ничего такого, что не мог бы вылечить добрый глоток рома. Не правда ли, сэр?

Вудворд не стал отвечать любезностью на любезность.

— Вообще-то, нет. Ром скорее горячит тело, нежели его лечит.

— Но сейчас вы ведь в норме, правда? — гнул свое Бидвелл. — То есть вы в состоянии выполнять свои обязанности?

— Разумеется, в состоянии! Разве что несколько угнетает погода…

— А кого она не угнетает, при этих бесконечных дождях? — с нервным смешком вставил Бидвелл.

–…Но за все время моей работы в суде не было случая, когда я не смог бы исполнить свой долг, и я не намерен создавать такой прецедент здесь и сейчас. — Он выразительно посмотрел на Мэтью. — У меня побаливает горло, и я немного устал, только и всего.

— И все же вам не помешает консультация доктора Шилдса.

— Довольно, юноша! — взорвался Вудворд. — Кто здесь отец?! — Мгновение спустя его лицо залилось краской. — В смысле… кто здесь опекун?

Он уставился на свои пальцы, сжимавшие край столешницы. В комнате воцарилась тишина.

— Извините за оговорку, — негромко произнес Вудворд. — Я, конечно же, являюсь опекуном моего секретаря, а не его отцом. — Кровь еще не отлила от его щек. — Похоже, у меня слегка путаются мысли. Пойду в свою комнату и попытаюсь заснуть.

Он встал из-за стола; Мэтью и Бидвелл также поднялись в знак уважения.

— Пусть меня разбудят в пять часов, — сказал Вудворд хозяину дома, а потом обратился к Мэтью. — Советую и тебе лечь пораньше. Потом в тюремной камере особо не выспишься. Спокойной ночи, джентльмены.

Засим судья расправил плечи и удалился со всем достоинством, какое только смог изобразить.

Когда Мэтью и Бидвелл опустились на стулья, в комнате вновь установилось молчание. Старший из двоих быстро доел свой крем, допил остатки рома и покинул застолье, сухо бросив:

— Мне пора. Спокойной ночи.

Мэтью недолго сидел в одиночестве над остатками трапезы. Сочтя разумным последовать совету судьи, он поднялся в отведенную ему комнату и, переодевшись в ночную рубашку, забрался в постель под москитной сеткой. Сквозь закрытые ставни до него донеслось женское пение, сопровождаемое бодрым пиликаньем скрипки. Он догадался, что эти звуки исходят от хижин прислуги, а на скрипке играет Гуд, причем в куда более вольной манере по сравнению с его игрой перед гостями на званом ужине. Эта приятная, жизнерадостная мелодия отвлекла его мысли от тюрьмы, Рейчел Ховарт и грядущей порки. Он откинул сетку, выбрался из постели и распахнул ставни, впуская музыку внутрь.

Кучка дощатых лачуг, в которых обитали черные слуги, светилась огоньками фонарей. Гуд сменил мотив, и певица — наделенная воистину царственным голосом — начала новую песню. Мэтью не смог разобрать слов и решил, что это какой-то африканский диалект. Ритм подхватил бубен, а затем контрапунктом подключился низкий и гулкий звук барабана. Голос взлетал ввысь и понижался, блуждал вокруг основной мелодии, шаловливо ее обыгрывал и возвращался на круги своя. Мэтью уперся локтями в оконную раму, высунулся наружу и окинул взглядом небосвод. Плотные тучи не пропускали свет звезд и луны, но зато прекратился дождь, моросивший всю вторую половину дня.

Он слушал музыку, наслаждаясь моментом.

«Кто здесь отец?» Какое странное высказывание судьи. Конечно, он плохо себя чувствовал и его разум слегка помутился, но все же… очень странная фраза.

Мэтью никогда не воспринимал судью Вудворда как отца. Как опекуна — да; как наставника — возможно. Но как отца? Ничего подобного. Не то чтобы он не испытывал к этому человеку никакой привязанности. Все ж таки они пять лет вместе работали и жили в одном доме. Но если бы Мэтью плохо исполнял свои секретарские обязанности, он не продержался бы так долго на этой службе, в чем у него не было сомнений.

Да, именно в этом и заключалась суть их отношений. В добросовестном служении. Мэтью рассчитывал проработать у Вудворда еще несколько лет, пока тот будет нуждаться в его услугах, а потом, быть может, заняться изучением права. Вудворд говорил, что когда-нибудь и он может стать мировым судьей, если изберет себе это поприще.

Отец? Нет. Слишком многого Мэтью не знал о судье, даже проведя рядом с ним пять лет. В частности, ему было неведомо лондонское прошлое Вудворда, а также причины, по которым он переехал в колонии. Почему он не желал говорить о загадочной «Анне», периодически упоминаемой им в ночном бреду? В чем заключалась символическая ценность его золоченого камзола?

Это все были вещи, которые настоящий отец поведал бы своему сыну, пусть даже не родному, а усыновленному из приюта. В то же время эти вещи имели для судьи глубоко личное значение, о чем работодатель никогда не станет говорить со своим служащим.

Мелодия пришла к плавному завершению. Мэтью посмотрел в сторону болота и моря за ним, уже неразличимых в ночи, а потом закрыл ставни и вернулся в постель, где его сразу настиг сон.

Когда он проснулся — разом, испуганно вздрогнув, — о причине такого пробуждения гадать не пришлось. Эхо чудовищного грома еще висело в воздухе. По мере его угасания во всем Фаунт-Ройале нарастал собачий гвалт. Мэтью повернулся на другой бок с намерением вернуться в царство Морфея и уже начал дрейфовать в том направлении, когда второй залп небесных пушек грянул, казалось, над самой его головой. Он раздраженно сел в постели, дожидаясь следующего громового раската. Молния сверкнула в щели между ставнями, и дом содрогнулся снизу доверху, когда бог Вулкан со всей силы ударил молотом по наковальне.

Мэтью поднялся, с трудом распрямив израненную спину, и открыл окно, чтобы посмотреть на грозу. Фонари в домишках рабов уже погасли. Дождь пока не начался, но штормовой ветер уже вовсю раскачивал деревья на краю болота. После очередной вспышки молнии и удара грома вновь заголосили собаки.

Он размышлял о том, как Фаунт-Ройал, в конечном счете одолев Дьявола, может волею Божьей оказаться смытым в океан, когда нечто за окном привлекло его внимание. Кто-то крадучись перемещался среди негритянских лачуг. Он напряг зрение, вглядываясь в темноту. Через несколько секунд вновь сверкнула молния, и ее яростный всплеск осветил фигуру, которая как раз вышла из-за угла крайнего дома, быстро направляясь в сторону городского центра. Тьма накатила вновь, как морская волна на берег. Мэтью показалось, что это был мужчина — по крайней мере, судя по походке — в темной одежде и круглой вязаной шапке. В его правой руке как будто покачивался на ходу какой-то предмет. Но Мэтью не был в этом уверен. Он также не смог определить, белый это был или негр. К моменту следующей вспышки фигура успела выйти из его поля зрения, ограниченного оконной рамой.

Мэтью закрыл ставни на задвижку. Очень подозрительно, подумал он. Кто-то бродит среди хижин рабов в столь неурочный час, стараясь — в этом не было сомнений — остаться незамеченным. Очень, очень подозрительно.

Другой вопрос: в какой мере это касалось Мэтью или же не касалось вовсе? Можно было найти аргументы в пользу и того, и другого. Никому не возбраняется гулять, где хочется и когда хочется… однако у Мэтью сложилось впечатление, что кузнец — далеко не единственный человек в Фаунт-Ройале, которому есть что скрывать.

Рев и грохот бури — пока еще не набравшей полную силу — вдобавок к этой новой загадке окончательно прогнали сон. С помощью огнива Мэтью зажег серник, а от него лампу, потом из глиняного кувшина наполнил кружку ключевой водой и выпил ее одним духом. Он давно уже пришел к выводу, что вода здешнего источника была главным достоинством Фаунт-Ройала. Утолив жажду, он решил сходить в библиотеку за книгой, чтобы чтением вогнать себя в сон, и с лампой в руке покинул комнату.

В доме стояла тишина. Точнее, Мэтью так казалось до того момента, когда он расслышал где-то неподалеку приглушенный голос. Он остановился, напрягая слух; удар грома заставил говорившего умолкнуть, но потом голос зазвучал вновь, и Мэтью повертел головой, уточняя его источник.

Он узнал этот голос, хотя тот и доносился сквозь толстую дверь. Крепко спящий судья вновь беседовал со своими демонами.

Мэтью приблизился к его комнате. Между тем голос угас и сменился мощным храпом, который мог бы посрамить пилу, грызущую железное дерево. При очередном громовом раскате храп усилился, как будто состязаясь с какофонией стихий. Мэтью был не на шутку встревожен здоровьем Вудворда. На его памяти судья действительно никогда не откладывал своих дел по причине болезни, но ведь и нездоровилось ему крайне редко. Однако на сей раз Мэтью был уверен, что помощь доктора Шилдса необходима.

Храп резко прекратился. Наступила тишина, а затем из-за двери донесся стон.

— Анна! — произнес судья. — Анна, ему больно…

Мэтью стоял и слушал. Он понимал, что этого делать не следует, но надеялся, что бред Вудворда поможет выявить причину его душевных терзаний.

— Больно. Боль… — Послышался короткий клокочущий вздох. — Анна, ему больно. О Боже… Боже мой…

— Что здесь происходит?

Этот голос, раздавшийся над самым ухом, заставил Мэтью чуть не выпрыгнуть даже не из ночной рубашки, а из самой кожи, обтягивавшей его кости. Он резко повернулся и увидел перед собой Роберта Бидвелла в алом шелковом халате и с лампой в руке.

Мэтью потребовалось несколько секунд на то, чтобы вновь обрести дар речи, благо эту паузу заполнил мощный раскат грома.

— Это судья, — смог наконец прошептать Мэтью. — У него беспокойный сон.

— Еще бы, от его храпа нет покоя всему дому! Гроза не так мешает мне спать, как этот звук, прямо череп раскалывается!

Пока Бидвелл произносил эти слова, храп судьи возобновился. Мэтью отметил, что в прежние времена он не был таким громким и раздражающим. Должно быть, сказывалась хворь.

— Моя спальня через стену от него, — сказал Бидвелл. — И будь я проклят, если хоть на миг сомкнул глаза этой ночью!

Он потянулся к дверной ручке.

— Сэр, — остановил его Мэтью, схватив за запястье, — не будите его, прошу вас. Даже если разбудите, он потом захрапит снова. Ему нужен отдых перед завтрашним трудным днем.

— А как насчет моего отдыха?

— Но завтра не вам, а ему придется допрашивать свидетелей.

Бидвелл недовольно скривился. Без своего роскошного парика, с коротко стриженными волосами песочного цвета, он выглядел уже не столь представительно.

— Какой-то юнец без роду-племени еще будет мне указывать в моем собственном доме! — вспылил он, рывком высвобождая свою руку.

— Благодарю вас за понимание.

— Да какое там понимание!..

Он не закончил тираду, ибо в этот самый момент храп за дверью сменился всхлипом и стоном.

— Больно… — произнес Вудворд. — Боже мой… больно…

И опять его голос утонул в пронзительном скрежете храпа.

Бидвелл выдохнул сквозь зубы.

— Он говорит во сне, — пояснил Мэтью.

— Говорит во сне? Что ж, дурные сны — это не новость для Фаунт-Ройала! Сатана насаждает их в головах наших людей, как ядовитые семена!

— С ним это не впервые. Я много раз слышал, как он бормочет во сне.

— Тогда сочувствую твоим ушам! — Бидвелл провел ладонью по своей короткой шевелюре, — видимо, тщеславие напомнило хозяину города, как много он теряет в солидности без пышного парика на голове. — А ты почему поднялся? Он и тебя разбудил?

— Нет, меня разбудил гром. Я посмотрел в окно и увидел… — Мэтью запнулся.

«Что именно я там увидел? — спросил он себя. — Мужчину или женщину? Негра или белого? С каким-то грузом или с пустыми руками?» Такая неопределенность могла лишь укрепить представление Бидвелла о нем как о фантазере, создающем проблемы из ничего.

–…Увидел приближение бури, — закончил он.

— Ха! — Бидвелл ухмыльнулся. — А ты не такой умник, каким себя считаешь, писарь!

— Простите?

— Твое окно выходит на море. А буря надвигается с запада.

— А, стало быть, я ошибся, — признал Мэтью.

— Чтоб ее, эту бурю! — проворчал Бидвелл после очередного раската. — Кто сможет заснуть под такое?!

— Только не я. Собственно, я как раз шел в библиотеку. Думал что-нибудь почитать.

— Почитать? Ты знаешь, который час? Около трех ночи!

— Позднее время никогда не было помехой моему чтению, — сказал Мэтью. И тут его осенило. — Если только… раз уж и вам не спится, вы могли бы сделать мне одолжение.

— Какое еще одолжение?

— Партию в шахматы. Я видел доску и фигуры в библиотеке. Вы играете в шахматы?

— Разумеется, играю! — Бидвелл выпятил челюсть. — И должен сказать, очень недурно!

— В самом деле? Достаточно хорошо, чтобы обыграть меня?

— Достаточно хорошо для того, — молвил Бидвелл с мимолетной улыбкой, — чтобы стереть тебя в пыль и пустить по ветру!

— Хотел бы я это увидеть.

— Тогда сейчас увидишь! После вас, мой воображалистый мистер писарь!

В библиотеке, под звуки бушующей за ставнями бури, они поставили лампы на столик, и Бидвелл объявил, что будет играть белыми. Усевшись в кресло, он без промедления, даже с какой-то свирепостью, двинул вперед пешку.

— Вот! — сказал он. — Это первый солдат, который жаждет твоей головы!

Мэтью сделал ответный ход конем.

— Одно дело — жаждать, а совсем другое — заполучить, — ответил он.

Еще одна пешка ринулась в бой.

— Я учился шахматам у настоящего мастера, так что не удивляйся скорости, с какой ты будешь разгромлен.

— Тогда у вас действительно большое преимущество, — сказал Мэтью, глядя на доску. — Я-то всего лишь самоучка.

— Много вечеров я провел за этой доской с преподобным Гроувом. Кстати сказать, сама доска и фигуры принадлежали ему. Надеюсь, ты не будешь слишком долго раздумывать над самыми простыми ходами?

— Нет, — сказал Мэтью, — слишком долго не буду.

Его следующий ход был сделан с минутной задержкой. А через двенадцать ходов Бидвелл вдруг обнаружил, что его ферзь угодил в «капкан» под натиском слона и ладьи противника.

— Ладно, чего там! Забирай королеву, и черт с ней!

Мэтью так и сделал. Теперь настал черед Бидвелла подолгу задумываться над ходами.

— Говорите, вас учил играть преподобный Гроув? — спросил Мэтью. — То есть он дополнял богослужения уроками шахмат?

— Острить пытаешься? — резко среагировал Бидвелл.

— Никоим образом. Я искренне интересуюсь.

Бидвелл помолчал, оценивая позицию в поисках спасительного хода, но обнаружил лишь назревающую атаку на своего короля со стороны того самого коня, которым Мэтью сделал свой первый ход.

— Гроув не то чтобы давал уроки, — сказал Бидвелл. — Он просто получал удовольствие от игры. Я бы назвал его разносторонне одаренным человеком. А уж в чем он мог дать настоящий урок, так это в латыни.

— В латыни?

— Именно. Он любил этот язык до такой степени, что нередко во время игры начинал комментировать ходы на латыни. Это выводило меня из равновесия — чего он, возможно, и добивался своими комментариями. Ага, вот мой спаситель!

Бидвелл потянулся к слону, собираясь взять им атакующего коня.

— Э-э… если вы пойдете таким образом, — заметил Мэтью, — ваш король попадет под шах моего ферзя.

Рука Бидвелла замерла в воздухе.

— Сам знаю! — буркнул он. — Или я, по-твоему, ослеп?

Он скорректировал движение руки, чтобы напасть на короля Мэтью своим конем. Каковой был тут же повержен притаившейся в засаде пешкой.

— Скажите, у преподобного Гроува были враги? — поинтересовался Мэтью.

— Да. Сатана. И эта ведьма, конечно. — Бидвелл нахмурился, скребя пальцами подбородок. — Мне пора обзавестись очками, если я не сумел разглядеть этого мелкого наглеца!

— Как долго преподобный прожил здесь?

— Почти с самого основания города. Он предложил свои услуги в первый же месяц.

— А откуда он прибыл?

— Из Чарльз-Тауна. Уинстон и Пейн повстречали его, когда ездили туда за припасами. — Бидвелл посмотрел в лицо Мэтью. — Ты во что сейчас играешь: в шахматы или в судью, ведущего допрос?

— Сейчас ваш ход, я жду.

— Ну так вот тебе!

Его ладья взяла второго коня Мэтью. И тотчас пала под ударом вражеской королевы.

— А как сюда попал мистер Пейн? — продолжил Мэтью.

— Он увидел в Чарльз-Тауне мое объявление, приглашающее поселенцев. Большинство первых жителей появились здесь тем же путем. А почему ты спрашиваешь?

— Просто любопытствую, — ответил Мэтью, не отрывая взгляда от доски. — Мистер Пейн в прошлом был моряком?

— Да. Когда-то служил первым помощником на английской бригантине. Мы с ним часто беседовали о кораблях и море. — Он прищурился. — Что навело тебя на этот вопрос?

— Мистер Пейн… удивил меня знанием некоторых морских терминов. А что такое бригантина?

— Корабль, что же еще?

— Это я понял, сэр. — Мэтью позволил себе вежливую улыбку. — Но какого типа корабль?

— Двухмачтовик с прямыми и косыми парусами. Очень быстроходный. Обычно бригантинами пользуются каботажные перевозчики, но из-за высокой скорости их, к несчастью, облюбовала и менее почтенная публика.

— Сэр? — Мэтью вопросительно поднял брови.

— Я о пиратах и каперах, — пояснил Бидвелл. — Они предпочитают их всем другим судам. Юркие бригантины могут прятаться и устраивать засады в самых труднодоступных бухтах. Когда я построю здесь военную базу, мы как следует возьмемся за пиратов и увешаем этими псами их же собственные реи.

Рука Бидвелла взметнулась над доской и переместила ладью, ставя «вилку» на слона и ферзя Мэтью.

— Шах. — Вконец обнаглевшая пешка напала на белого короля.

— Так получай! — Король моментально съел пешку.

— Шах, — повторил Мэтью, делая ход ферзем.

— Но-но, не так быстро! — Бидвелл прикрыл короля своей пешкой.

— Мат, — объявил Мэтью, беря пешку ладьей.

— Эй, погоди-ка! — вскинулся Бидвелл и начал лихорадочно оценивать положение фигур на доске.

Но долго предаваться этому бесплодному занятию ему не довелось. Снаружи донесся звон колокола, а следом сквозь ставни в дом ворвался крик — повторялось лишь одно зловещее слово, от которого ужас острым клинком пронзил сердце Бидвелла.

— Пожар! Пожар!

Бидвелл мигом вскочил с кресла и распахнул ставни. В ночной тьме вдали метались под порывами ветра языки пламени, рассеивая снопы искр.

— Пожар! Пожар! — кричали на улице под колокольный набат с дозорной вышки.

— Боже правый! — ахнул Бидвелл. — Кажется, загорелась тюрьма!