Дорога в Оксиану
Впервые на русском. «Дорога в Оксиану» Роберта Байрона, вышедшая в свет в 1937 году, заслуженно занимает сороковую строчку в списке «100 лучших книг в жанре нон-фикшен» по версии «Гардиан». Захватывающее путешествие по Ближнему Востоку, Ирану и Афганистану к берегам реки Окс (Амударья) на границе СССР. Старый добрый английский юмор, величественная древняя архитектура, чарующий восточный колорит и непрекращающаяся Большая игра как зеркало современных событий. Роберт Байрон (1905–1941) – английский писатель-путешественник. Изучал современную историю, архитектуру и искусство в Итоне и Мёртон-колледже Оксфордского университета. Путешествовал по Южной Европе, СССР, Тибету, Ближнему и Среднему Востоку, Индии и Китаю. Был открытым противником нацисткой идеологии. Погиб у берегов Шотландии в результате торпедной атаки немецкой подводной лодки на британский военно-транспортный корабль «Джонатан Холт».
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дорога в Оксиану предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Часть I
Италия
Венеция
Венеция, 20 августа 1933 г. — Здесь я доволен как слон: весьма приятные перемены после той пенсии на Джудекке1 два года назад. Сегодня утром мы отправились на Лидо, и с борта скоростного катера Дворец дожей казался прекраснее, чем когда-либо с гондолы. В спокойный день купание, судя по всему, самое ужасное в Европе: вода словно горячая слюна, в рот то и дело заплывают окурки сигар и повсюду медузы.
На ужин пришёл Лифарь2. Берти3 упомянул о том, что все киты больны сифилисом.
Венеция, 21 августа. — Проинспектировав два палаццо — Лабиена, где находится фреска Тьеполо «Пир Клеопатры», и Пападополи, этакий угнетающий лабиринт из плюша в королевских фото, — мы скрылись от культурной жизни в баре «У Гарри». Зловещая болтовня сменилась беглым огнём приветственных реплик: англичане прибывают.
Вечером мы вернулись в бар, где хозяин угостил нас выпивкой из шампанского с вишнёвым бренди. «Для достижения нужного эффекта, — сказал Гарри по секрету, — необходимо брать самый плохой вишнёвый бренди». Так оно и вышло.
До этого моё знакомство с хозяином бара ограничивалось лишь встречей на охоте. Одетый в зелёную пляжную рубашку и белый испачканный пиджак, он был неузнаваем.
Венеция, 22 августа. — На гондоле по пути в Сан-Рокко, где от «Распятия» Тинторетто у меня перехватило дыхание, что успело позабыться. Прежнюю книгу почётных гостей с именем Ленина убрали. На Лидо дул бриз, море было неспокойным, холодным и свободным от мусора.
Мы поехали пить чай на Мальконтенту4 по новому пути, проложенному вдоль железной дороги через лагуну. Девять лет назад Ландсберг обнаружил, что Мальконтента, хотя ею восхищались во всех книгах о Палладио, находилась в полуразрушенном состоянии, без дверей и окон, и служила складом для фермерских кормов. Он вернул ей жилой вид. Пропорции большого зала и парадных комнат точно математическая хвалебная песнь. Другой бы заполнил залы так называемой итальянской мебелью, антикварным хламом, позолотой. Ландсберг же заказал обычную деревянную мебель в соседней деревне. Не было никаких предметов «старины», кроме свечей, без которых не обойтись в отсутствие электричества.
На улице все спорили о фасадах здания и выражали сожаление по поводу вида с заднего двора. Но главный фасад не вызывал сомнений. Настоящий прецедент, эталон. Можно бесконечно исследовать его: ничто не поспорит с чистотою линий; вы не поставите сказанное под вопрос. Мы с Дианой5 стояли на лужайке под портиком, когда предзакатные сумерки на мгновение рельефно очертили каждый уровень. Европа не могла бы подарить мне более приятного прощания, чем показать это настоящее подтверждение торжества европейской мысли. «Будет ошибкой покинуть цивилизацию», — сказала Диана, зная, что само мгновение вторит её правоте. Мной овладела грусть.
В доме горели свечи — танцевал Лифарь. Обратно мы ехали под проливным дождём; я завёл будильник и лёг в постель.
Пароход «Италия»
Пароход «Италия», 26 августа. — Усатый и грузный гондольер, пришвартовавшийся к палаццо, ждал меня в пять. Все города похожи на рассвете: как Оксфорд-стрит может быть прекрасна, когда совершенно безлюдна, так и Венеция кажется теперь не столь ненасытно живописной. Верните мне Венецию в том обличии, какой её впервые увидел Рёскин6 — без железной дороги, — или я требую скоростной катер и миллион долларов. Музей этот, населённый жителями, ужасен в той же мере, что и острова у побережья Нидерландов, где голландцы ходят в своих национальных костюмах.
Отплытие нашего судна из Триеста сопровождалось сценами, виденными впервые ещё во времена Ветхого Завета. Еврейские беженцы из Германии отправлялись в Палестину. По одну руку от меня стоял достопочтенный вундер-раввин, чьи ортодоксальные пейсы и круглая бобровая шапка задавали моду всем его ученикам старше восьми лет, по другую — группа мальчиков и девочек в пляжной одежде, которые пели, не скрывая своих эмоций. Толпа провожающих собралась на пристани. Когда корабль отчалил, все позабыли о личных проблемах, о потерянном саквояже, о незаконно занятых местах. Вундер-раввин и сопровождавшие его патриархи принялись беззаботно махать руками; мальчики и девочки запели торжественный гимн, в котором слово «Иерусалим» повторялось каждый раз на триумфальной ноте. Толпа на берегу следовала за нами до самого конца набережной и оставалась там до тех пор, пока корабль полностью не скрылся за горизонтом. В этот момент Ральф Стокли, адъютант Верховного комиссара в Палестине, прибыл на пристань и обнаружил своё опоздание. Его перипетии на старте путешествия с последующей погоней за пароходом разрядили общее волнение.
Северный ветер окрасил сапфировое море в белый цвет и заставил притихнуть разгорячённых евреев на нижней палубе. Вчера мы проплыли мимо Ионических островов. Знакомые берега выглядели засушливыми и ненаселёнными, но были неодолимо прекрасны в розовом воздушном свете. У юго-западной оконечности Греции мы повернули на восток, миновали Каламату с его бухтой и прошли мыс Матапан, который я в последний раз видел с вершин Тайгета очерченным далёким морем, словно на карте. Скалистые берега стали румяно-золотыми, тени — прозрачно-голубыми. Солнце зашло, Греция превратилась в рваный силуэт, а самый южный маяк Европы начал мерно подмигивать. Невдалеке, за оконечностью соседней бухты, мерцал электричеством Гитион.
Стокли рассказал короткую историю про своего шефа, который был ранен во время англо-бурской войны и пролежал с простреленными ногами тридцать шесть часов, прежде чем подоспела помощь. Многие получили схожие ранения, поскольку буры вели настильный огонь. Были и убитые, которые стали добычей стервятников. Пока раненые могли двигаться, даже едва заметно, птицы держались в стороне. Когда же несчастные затихали, стервятники выклёвывали у них, ещё живых, глаза. Шеф Стокли подробно описывал свои чувства от ожидания подобной участи, когда птицы парили над ним всего лишь в нескольких футах.
Сегодня утром багряный рассвет был рассечён двойным пиком Санторини. Родос в поле зрения. Завтра в полдень мы достигнем Кипра. Там у меня будет целая неделя, прежде чем 6 сентября транспорт угольщиков прибудет в Бейрут.
Кипр
Кирения
КИПР: Кирения, 29 августа. — История этого острова даже слишком богата, что вызывает у некоторых своего рода умственное несварение. В Никосии новый Дом правительства построен на месте старого, разрушенного в 1931 году в результате восстания. Снаружи стоит пушка, подаренная английским королём Генрихом VIII ордену Святого Иоанна Иерусалимского в 1527 году. На ней герб эпохи Тюдоров. Однако на монете, выпущенной в честь юбилея британского правления в 1928 году, изображён герб Ричарда Кёр-де-Лиона, завоевавшего остров и венчавшегося здесь в 1191 году. Я сошёл на берег в Ларнаке. В 45 году н. э. в нескольких милях от города высадились Павел и Варнава. Лазарь был погребён в Ларнаке. Там же нашли упокоение Ион и Уильям, два племянника епископа Кена, умершие в 1693 и 1707 годах. Летоисчисление в египетской нотации велось на Кипре ещё с 1450 года до н. э. Слава к острову пришла только в конце XII века и была связана с правлением и культурным расцветом при династии Лузиньянов: королю Петру I посвящали книги многие авторы, такие как Боккаччо и святой Фома Аквинский. В 1489 году королева Екатерина Корнаро вручила суверенитет острова венецианцам, а уже восемьдесят лет спустя последнего венецианского полководца здесь заживо сожгли турки. Последовавшие за этим три века забвения завершились Берлинским договором, по которому Кипр был передан в аренду Англии. В 1914 году мы его аннексировали.
Ландшафт острова больше схож с Азией, нежели с другими греческими островами. Земля выжжена солнцем до белизны; только зелёные участки виноградной лозы или стада чёрно-бурых коз смягчают одиночество засухи. Вдоль безупречной асфальтовой дороги, что привела меня из Ларнаки в Никосию, были посажены казуарины и кипарисы. Но ветер победил их, яростный горячий ветер, который поднимается с моря каждый полдень и вращает бесчисленные водяные колёса. Эти громадные железные скелеты стоят в рощах на окраинах городов; их хоровое скрипение — главная песнь острова. Вдали всегда видны горы. И над всей этой картиной проливается сиренево-стальной глазурью особый свет, оттеняющий контуры и усиливающий перспективу, принуждающий каждую бродячую козу, каждое отдельное рожковое дерево проявиться на фоне белой земли, словно смотришь на них через стереоскоп.
В абстрактном смысле перспектива прекрасна, но в качестве человеческого дома жестока и неприступна. В это время года нет даже цветов, за исключением маленькой серой асфодели, кивание которой напоминает движения призраков. Греки называют её «цветок-свеча». Северный склон гор между Никосией и побережьем гостеприимнее. Здесь земля красного цвета и как будто более плодородная, а террасированные поля засажены рожковыми деревьями. Когда я проходил мимо, сбор плодов рожкового дерева был в самом разгаре: мужчины сбивали стручки длинными шестами, а женщины собирали урожай в мешки и грузили на ослов. Рожковое дерево экспортируется в качестве сырья для производства кормов. Стручок на вид как сморщенный банан, а на вкус, по-моему, как дверной коврик, пропитанный глюкозой.
В Никосии я обратился к архиепископу, с тем чтобы просить его о письме клирикам деревни Кити. Помощники архиепископа были недовольны (церковь возглавляла антианглийскую оппозицию) и вряд ли могли знать о том, что я высказывался по указанному поводу в английской прессе. Но архиепископ, хотя и был старым и глухим, казалось, обрадовался нежданному гостю и приказал секретарю напечатать текст на машинке. Когда всё было готово, священнослужителю принесли обмакнутое в красные чернила перо, которым он поставил свою подпись †Кирилл Кипрский по праву привилегии, дарованной императором Зеноном в V веке. С тех пор светские правители острова не раз её узурпировали. Турецкие власти поступали так, чтобы досадить, английские же — чтобы покрасоваться.
Утром я поехал в Беллапаис7 осмотреть аббатство. Мой водитель направлялся к своей невесте, которая жила в соседней деревне. Невеста с тётей угостили меня кофе и консервированными грецкими орехами в сахаре. Мы сидели на балконе, в привычном окружении из горшков с базиликом и гвоздиками, и сквозь крыши деревенских домов смотрели на море. Двухлетний сын тёти всё время стучал по стулу и громко кричал: «Я пароход, я машина». Когда настоящий автомобиль, со мной внутри, начал уезжать, малыш разочарованно завопил, а его крики последовали за мной вниз по склону.
Сегодня днём в замке мне указали на белобородого джентльмена в белом тропическом шлеме — это был мистер Джеффри8. Поскольку он отвечал за античные древности острова, я подошёл познакомиться. Джентльмен отшатнулся. Я попытался загладить свою вину, упомянув про его книгу об осаде Кирении. «Я написал много разных вещиц, — парировал он. — Никак не могу припомнить, что именно. Но иногда, вы знаете, я перечитываю их и нахожу довольно интересными».
Мы направились к замку, где обнаружили нескольких каторжников, занятых безуспешными раскопками. При нашем появлении каторжники побросали лопаты, скинули одежду и выбежали через боковую дверь в сторону моря искупаться после обеда. «Приятная жизнь, — заговорил мистер Джеффри. — Приходят сюда только тогда, когда хотят отдохнуть». Он воспроизвёл план фундамента, обнажившегося в ходе раскопок и относящегося к XIII веку. Но вскоре от долгого изложения у лектора пересохло во рту, и мы проследовали в офис выпить воды. «Самое ужасное в воде то, — заметил он, — что от неё так хочется пить».
Кирения, 30 августа. — Оседлав шоколадно-бурого осла с ушами длиной восемнадцать дюймов, я поскакал к замку Святого Илариона9. У стен крепости мы привязали осла и его животного собрата серого мула, который был гружён холодной водой в массивной глиняной амфоре, устланной листьями рожкового дерева. Обрывистые тропинки и лестницы вели наверх через череду часовен, залов, цистерн и подземелий к самой высокой площадке на дозорной башне. Отсюда, от сверкающих серебром скал и низкорослых сосен в перьях зелени, горы на три тысячи футов спускались к прибрежной равнине, этой бесконечной панораме ржаво-красного цвета, испещрённой мириадами крохотных деревьев и их теней, за которыми в шестидесяти милях через синее море виднелась полоска Малой Азии и Таврских гор. Даже при осаде замка открывающийся вид мог бы служить невольным утешением за все переносимые лишения.
Никосия
Никосия (500 футов), 31 августа. — «АВАРИЯ ЗАДЕРЖКА НЕДЕЛЯ ПРИБУДЕМ БЕЙРУТ ЧЕТЫРНАДЦАТОГО СООБЩИЛИ КРИСТОФЕРУ10 МАШИНА СТОИТ НЕ ПОЛОМКА ОБОРУДОВАНИЯ».
У меня образовалась дополнительная неделя. Я проведу её в Иерусалиме. Под «оборудованием», полагаю, подразумевается аппарат для выжигания древесного угля.11 Учитывая высокую стоимость каждого слова в телеграмме, я могу только предположить, что оборудование всё-таки не работает. В противном случае, зачем это отрицать?
Довольно давно в греческом посольстве в Лондоне меня представили волнующемуся мальчику в длинном халате и со стаканом лимонада в руках. Это был его блаженство Мар Шимун12, ассирийский патриарх; и поскольку сейчас он находится в изгнании на Кипре, сегодня утром я зашёл к нему в отель «Кресент». Крепкая бородатая фигура во фланелевых брюках поприветствовала меня с акцентом, который можно услышать в английских университетах (в его случае — Кембридже). Я выразил свои соболезнования13. Он сразу же перешёл к недавним событиям: «Как я скезале сэр Френесис Кхемферис14, газеты в Багдад несколько месяц говориле джихад против нас. Я просиле его, может он дать нам безопасность, он скезале, что может, да. Они посадиле меня в тюрема четыре месяц назад, но он ничего не сделале, хотя все знале, что будет, да. Отсюде я екхать в Женева, чтобе стоять наш дело. Они посадиле меня в самолёт против мой воле, но что будет с бедный люде — насиловале, стреляле пулемёт — я не знать, да». Да, и так далее.
Ещё одна веха эпохи Предательства британской внешней политики. Неужели это никогда не прекратится? Несомненно, ассирийцы были несговорчивы. Но точка зрения Мар Шимуна, которую я считаю верной, свидетельствует о том, что британские власти знали или имели достаточно возможностей узнать о действиях иракцев, но не предприняли никаких шагов для предотвращения случившегося.
Фамагуста
Фамагуста, 2 сентября. — Здесь два города: греческий Вароша и турецкий Фамагуста. Их соединяет англоязычный пригород, в котором находятся офисы администрации, английский клуб, сквер, многочисленные виллы и отель «Савой», где я и остановился. Фамагуста — это старинный город; его стены примыкают к порту.
Если бы Кипр принадлежал французам или итальянцам, то в Фамагусту заходило бы столько же туристических судов, сколько сейчас заходит на Родос. При английском правлении туристам мешает умышленное филистерство. Готический центр города до сих пор обнесён стеной. То, что этот центр по-прежнему может быть испорчен любым зданием, которое кому-то вздумается построить; что убожество новых домов превосходит убожество старых; что в церквях живут нищие семьи; что бастионы ежедневно устланы ковром из человеческих экскрементов; что цитадель — это столярная мастерская, принадлежащая департаменту общественных работ, и что к дворцу можно подойти только через полицейский участок, — все эти проявления британской заботы если и не имеют художественного вкуса, то, по крайней мере, преимущественно защищают от уныния музейной атмосферы. Отсутствие гидов, продавцов открыток с их трибой — ещё один фактор привлекательности. Но то, что на оба этих города есть только один человек, который даже знает названия церквей, и он — школьный учитель-грек, робкий настолько, что с ним невозможно составить разговор; что единственная книга, написанная мистером Джеффри, которая может познакомить посетителя с городом и его географией, вероятнее всего, имеется в продаже только в Никосии за сорок миль отсюда; что любая церковь, кроме собора, должна быть всегда заперта, а ключи от неё, если их местонахождение вообще можно отследить, должны храниться у отдельного чиновника, священника или в семье, в чьё пользование передана церковь и кто обычно проживает не в Фамагусте, а в Вароши, — всё это слишком даже для меня, говорящего немного по-гречески, чего не умеет большинство приезжающих. За целых три дня я так и не завершил осмотр архитектуры. Созерцание подобного безразличия может составлять отдельный интерес для студентов Британского Содружества, что, однако, не может привлечь корабли с выгодными экскурсантами. Для них здесь есть только одно развлечение — «башня Отелло»15, абсурдный вымысел, который родился ещё во времена английской оккупации. Но не только извозчики подыгрывают этой выдумке. На здании можно видеть официальную вывеску как на презентабельном магазине чая или клубе. Эта табличка — единственное, до чего снизошли власти или кто-то ещё.
Я стою на укреплениях бастиона Мартиненго16, гигантского земляного сооружения, облицованного тёсаным камнем и защищённого рвом сорок футов в глубину, который вырублен в скале и когда-то был заполнен морской водой. Из-под земли, из недр этого горного укрепления, на дневной свет прямо у меня под ногами выезжают две гружёные повозки. По правую и левую руку от меня, опоясывая бастион, тянутся парапеты крепостных стен, прерываемых толстыми цилиндрами башен. Передний план занят пустырём, который пересекает вереница верблюдов, ведомых турком в мешковатых штанах. В небольшом укрытии сидят две турчанки и что-то готовят в тени фигового дерева. За их спинами начинается город из огромного количества аккуратных маленьких домиков. Одни — из глины, другие — из камня от разграбленных памятников, остальные — с красными черепичными крышами и белёными мазаными стенами. Здесь нет ни плана застройки, ни заботы о благоустройстве. Пальмы растут между домами, вокруг которых распределены земельные наделы. И среди всей этой путаницы высятся краббы17 и контрфорсы18 готического собора19, рассекающего оранжевым камнем далёкий союз неба и моря из бирюзы и сапфира. Слева береговую линию продолжает гряда сиреневых гор. Навстречу им из гавани дымит пароход. Из-под земли у меня под ногами снова возникает запряжённая волами повозка. Неподалёку готовятся прилечь верблюды. А дама в розовом платье и живописной шляпке сентиментально вглядывается в сторону Никосии с вершины ближайшей, через одну от меня, башни.
Ларнака
Ларнака, 3 сентября. — Местный отель не отвечает стандартам. В других городах гостиницы чистые, аккуратные и, кроме того, дешёвые. Еда не очень изысканная, но даже английская оккупация не смогла испортить греческую кухню. Есть выбор из нескольких хороших вин. Да и вода вкусная.
Я поехал в Кити, в восьми милях отсюда, где священник и ризничий, оба в мешковатых штанах и высоких сапогах, с особым уважением приняли письмо архиепископа. Они провели меня в церковь20, мозаика которой служит образцом прекрасной работы; техника исполнения, как мне кажется, десятого века, хотя другие относят её к шестому. Одеяния Богородицы дымчато-фиолетового, почти угольного цвета. В бело-серых и светло-коричневых одеждах рядом с нею архангелы; зелёный цвет их павлиньих крыльев повторяется в зелёных шарах в дланях их. Лики, длани и стопы выложены кубиками смальты меньшего размера. Вся композиция подчинена необыкновенному ритму. Её размеры невелики, не более человеческого роста, а церковь не слишком высока: свод можно рассмотреть с расстояния десяти футов.
Пароход «Марта Вашингтон»
Пароход «Марта Вашингтон», 4 сентября. — Я нашёл Кристофера на пирсе; аккуратная, но неохотно растущая борода пятидневной давности украшала его лицо. Он не получал никаких известий от угольщиков, но был рад перспективе оказаться в Иерусалиме.
На борту судна 900 пассажиров. Кристофер провёл для меня экскурсию по каютам третьего класса. Если бы в них содержали скот, то порядочный англичанин сообщил бы об этом в Королевское общество защиты животных. Однако тарифы очень дёшевы, и ни для кого не секрет, что пассажиры, будучи евреями, могли бы доплатить при желании. Первый класс не намного лучше. Я делю каюту с французом-адвокатом, среди бутылок и пижонства которого не пролезет и булавка. Он прочёл мне лекцию об английских соборах. Дарем21 стоил того, чтобы посетить. «Что же касается всего остального, мой дорогой сэр, то это сантехнический фаянс».
Ужин прошёл в компании англичанина. Я начал разговор в надежде, что путешествие моего собеседника проходило прекрасно.
Он ответил:
— Несомненно. Добродетель и милосердие сопровождали нас на протяжении всего пути.
Мимо прошла усталая женщина, ведущая за руку непослушного ребёнка. Я выразил ей своё сочувствие:
— Мне всегда так жаль женщин, которые отправляются в путешествие с детьми.
— Я не могу с вами согласиться. Для меня маленькие дети — это лучики солнца.
Позже я застал это милое создание в шезлонге за чтением Библии. Вот за что протестанты нарекут проповедником.
Палестина
Иерусалим
ПАЛЕСТИНА: Иерусалим (2800 футов), 6 сентября. — Даже никарагуанскому прокажённому было бы проще договориться со службами Британского мандата22 в порту, нежели нам вчера. Офицеры пограничного контроля зашли на борт в пять утра. После двухчасового ожидания в очереди мне пришлось объяснять им отсутствие визы и, более того, одобрения на посещение Палестины. Я ответил, что могу приобрести визу на месте, а также сообщил, что система индоссамента, практикуемая нашим министерством иностранных дел и не имеющая никакого отношения к действительности паспорта, является всего лишь одной из самых грубых форм мошенничества. Затем другой зануда углядел, что я был в России. Когда? С какой целью? О, ради удовольствия? Было ли оно доставлено? И куда я собрался теперь? В Афганистан? С какими целями? Снова ради удовольствия, несомненно. Наверное, он подумал, что я отправился в кругосветное путешествие. После чего они так увлеклись дипломатической визой Кристофера, что позабыли выдать ему карточку на высадку.
У трапа скопилась разгорячённая толпа. По своим внешним данным евреи могут выглядеть как самые лучшие, так и самые худшие представители человечества. Эти были худшие. Они воняли, таращились друг на друга, толкались и кричали. Кто-то из простоявших в толпе пять часов зарыдал. Когда раввин не смог того утешить, Кристофер предложил виски с содовой из соседнего окна бара. Бедняга отказался. Наш багаж понемногу перенесли в лодку. Я тоже перебрался поближе к багажу. Кристоферу пришлось вернуться за карточкой на высадку. Нас сильно качало, когда мы преодолевали прибойный риф, образующий «порт» Яффы. Женщине стало плохо у меня на руках. Её муж кормил ребёнка, а второй рукой удерживал горшок с высокими цветами вероники.
«Наверх, пожалуйста!» — и потная бесформенная толпа разделилась на две очереди. Через полчаса я добрался до врача. Он извинился за задержку и выдал мне медицинскую справку без осмотра. Внизу лодочники требовали оплаты. Наша перевозка с багажом обошлась в 1 фунт и 2 шиллинга. «Вы пишете книги?» — спросил меня офицер таможенной службы, вычислив автора облагаемой пошлиной непристойности. Я сообщил, что не являюсь лордом Байроном, и предложил интервьюеру заняться своими делами. Наконец мы нашли машину и, захлопнув боковины капота в знак уважения к Святой земле, отправились в Иерусалим.
Отель «Кинг Дэвид» — единственный достойный отель в Азии по ту сторону от Шанхая. Мы дорожим каждым мгновением, проведённым в его стенах. Общий декор гармоничный и сдержанный, почти строгий. Однако вы можете так и не подумать, если судить по объявлению, вывешенному в холле:
ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ НА ВНУТРЕННЮЮ ОТДЕЛКУ ОТЕЛЯ «КИНГ ДЭВИД», ИЕРУСАЛИМ
Интерьер создан с целью пробудить в памяти древние семитские мотивы и передать атмосферу славного периода царства Давида.
Точная реконструкция невозможна, поэтому художник старался адаптировать к современности старинную иудейскую стилистику.
Вестибюль: Период царя Давида (ассирийское влияние).
Главная гостиная: Период царя Давида (хеттское влияние).
Читальный зал: Период царя Соломона.
Бар: Период царя Соломона.
Ресторан: Греко-сирийский стиль.
Банкетный зал: Финикийский стиль (ассирийское влияние) и т. д.
Г. А. ХУФШМИД
Декоратор, OEV&SWB
Женева
Красота ландшафта Иерусалима не уступает Толедо. Город разместился в горах, являя пейзаж из куполов и башен, окружённых зубцами крепостных стен, на столе из скал над низменной долиной. До самых дальних холмов Моава очертания страны напоминают горизонтали на физической карте, взметаясь по склонам правильными слоями изгибов и отбрасывая величественные тени в укрытых долинах. Огненным опалом свет отражается от земли и от скал. Случайно или намеренно сочинённое расположение превратило город в произведение искусства.
В отдельных деталях даже Толедо не может сравниться с крутыми извилистыми улочками, вымощенными широкими ступенями лестниц. Но улицы настолько узкие, что даже от одного верблюда помех не меньше, чем от автобуса на английских авеню. Толкаясь взад и вперёд по Кинг Дэвид стрит с раннего утра и до захода солнца, толпа по-прежнему представляет собой привычную восточную картину, чуждую наплыву пиджачных костюмов и очков в роговой оправе. Вот пышноусый араб из пустыни, проплывающий мимо нас в объёмном и расшитом золотом одеянии из верблюжьей шерсти; арабская женщина с татуированным лицом и корзиной на голове, закутанная в платье с традиционными узорами; мулла с подстриженной бородкой и в аккуратном белом тюрбане вокруг фески; ортодоксальный еврей с кудрявыми локонами, одетый в чёрную рясу и бобровую шапку; греческий священник и греческий монах, оба бородатые и пузатые, под их высокими и чёрными дымовыми трубами; священнослужители из Египта, Абиссинии и Армении; католический падре в коричневой мантии и белой шапочке; женщина из Вифлеема, чей откинутый назад головной убор под белой вуалью, как известно, — наследие норманнского королевства; и среди этого карнавала, разбавляя толпу привычными образами, иногда промелькнут случайный пиджачный костюм, кретоновое платье, фотоаппарат в руках туриста.
И всё же Иерусалим — это нечто большее, чем живописные места с никудышным видом многих восточных городов. На улицах можно найти грязь, но не кирпич и штукатурку. И потому фасады не осыпаются и не выцветают. Здания целиком сложены из беловатого, похожего на сыр камня, чистого и сверкающего, переливающегося на солнце всеми оттенками красного золота. Здесь нет ни шарма, ни романтики, но всё открыто и гармонично. Привычные ассоциации между историей и верой, запечатлённые в первых детских воспоминаниях, растворяются перед их истинным явлением. Схождение благодати, стенания иудеев и христиан, почитание исламом священного камня23 не окутали таинственностью genius loci24. Дух этот — властная эманация, вызывающая суеверное поклонение, быть может, питаемая им, но существующая независимо. И отвечает скорее на воззвания центурионов, нежели жрецов. И центурионы в очередной раз здесь. Одеты в тропические шлемы и шорты и говорят с йоркширским акцентом.
В этом сияющем окружении храм Гроба Господня25 выглядит самым неприметным. В нём кажется сумрачнее, чем есть на самом деле, его архитектура примитивна, а почитание заметно ослабло. Прихожанин входит в противоречие с самим собою. Притвориться отстранённым — высокомерие, благоговеть — лицемерие. Выбор меж двух зол. И всё же я избежал подобного выбора. В дверях я встретил друга, который показал мне, как вести себя на Святой земле.
Мой друг был монахом в чёрной рясе и высоком цилиндре без полей и носил короткую бороду и длинные волосы.
— Приветствую, — обратился я по-гречески. — Вы с горы Афон?
— Да, — ответил он, — из монастыря Дохиар. Моё имя Гавриил.
— Вы брат Аристарху?
— Верно.
— Аристарх умер?
— Это правда. Но кто мог вам сообщить?
Я уже знакомил читателя с Аристархом на страницах прошлой книги. Он был монахом из Ватопеда, самого богатого из афонских монастырей, куда мы попали после пяти недель пребывания на Святой горе, уставшие и недоедавшие. Аристарх присматривал за нами. Когда-то он прислуживал на английской яхте, а потому каждое утро обращался к нам с вопросом: «Когда сегодня будете обедать, сэр?» Он был молод, трудолюбив, слыл материалистом и совершенно не подходил для монашеского служения, а при удачном стечении обстоятельств был полон решимости уехать в Америку, накопив достаточно денег. Ненавидел старших монахов, которые его унижали.
Однажды, через год или два после нашего визита, он приобрёл револьвер и застрелил двух почтенных хулиганов. Так, во всяком случае, говорили. Точно известно, что после этого он покончил с собой. Более здравомыслящего по виду человека, чем Аристарх, нельзя было и представить, и потому афонская община стыдилась и хранила молчание в связи с этой трагедией.
— Аристарх помешался головой, — сообщил Гавриил, постукивая себя по своей. Я знал, что Гавриил, как мне прежде говорил Аристарх, был счастлив в своём служении и видел в насилии брата лишь временное помрачение рассудка. — Это ваш первый визит в Иерусалим? — продолжил он, сменив тему.
— Мы приехали сегодня утром.
— Я вам всё покажу. Вчера я был у Гроба Господня. Завтра я снова буду там в одиннадцать. Пожалуйста, следуйте за мной.
Теперь мы очутились в широком круглом зале высотою с сам собор, где пологий купол опирался на кольцо массивных опор. В центре пустого зала находился главный алтарь — малая церковь, напоминавшая своим видом старинный паровоз.
— Когда вы в последний раз были на горе Афон? — спросил Гавриил.
— В 1927 году.
— Я помню. Вы приезжали в Дохиар.
— Точно. А как поживает мой друг Синезий?
— Очень хорошо. Однако он ещё слишком молод для того, чтобы стать пресвитером. Пожалуйста, в эту сторону.
Я оказался в маленьком мраморном зале, украшенном резьбой в стиле турецкого барокко. Путь в алтарь преграждали трое коленопреклонённых францисканцев.
— Кого ещё вы знаете в Дохиаре?
— Я знаю Франкфорта. Как он?
— Франкфорт?
— Франкфорт, кот Синезия.
— Ах, его кот… Не обращайте внимания на этих людей, они католики. Это чёрный кот…
— Да, и прыгает.
— Я понял. Вот мы и пришли. Берегите голову.
Перешагнув через францисканцев как через крапиву, Гавриил нырнул в проём высотой три фута, откуда изливался яркий свет. Я последовал тем же путём. Внутреннее пространство занимало площадь семь на семь футов. Перед невысокой каменной плитой преклонила колени француженка, впавшая в состояние экзальтации. Рядом стоял греческий монах.
— Этот джентльмен посещал Афон шесть лет назад, — сообщил Гавриил своему другу, который пожал мне руку прямо над француженкой, — и он помнит кота Синезия… Гроб Господень, — мне указали на каменное надгробие. — Завтра я буду здесь весь день. Вы обязаны прийти и увидеться со мною. Здесь не так много места, не правда ли? Давайте выйдем. Сейчас я покажу вам другие святыни. Этот красный камень — место омовения Тела Христова. Четыре лампы — греческие, остальные — католические и армянские. Голгофа находится выше. Попросите своего друга подойти. Здесь греческая часть, а там — католическая. Но это католики у греческого алтаря, потому что там Голгофа. Посмотрите на надпись над распятием. Она из настоящих бриллиантов и была подарена царём. И посмотрите на этот образ. Католики приходят к нему с дарами.
Гавриил указал на защитное стекло. Внутри я увидел восковую статуэтку Девы Марии, облачённую в запас цепочек, часов и подвесок целого ломбарда.
— Мой друг — католик, — ехидно сообщил я Гавриилу.
— О, правда? А вы? Протестант? Или не веруете?..
— Думаю, что пока я здесь, то православный христианин.
— Буду молить Господа об этом. Видите два углубления в камне? Они от ног Тела Христова.
— Но разве об этом говорится в Библии?
— Конечно, в Библии есть упоминания. Это пещера Черепа26, где после погребения Христова землетрясением раскололо скалу. У моей матери на Самосе было тринадцать детей. Теперь остались только мой брат в Америке, сестра в Константинополе и я. Там гробница Никодима, а это гробница Иосифа Аримафейского.
— А эти два погребения?
— В них нашли упокоение дети Иосифа Аримафейского.
— Я думал, что могила Иосифа Аримафейского находится в Англии.
Гавриил улыбнулся, как бы говоря: «Рассказывайте эти байки матросам».
— Здесь, — продолжал он, — лик Александра Македонского, посетившего Иерусалим и принятого одним из пророков, не помню точно, кем именно.
— Но разве Александр посещал Иерусалим?
— Конечно. Я говорю вам правду.
— Прошу прощения. Я думал, что это легенда.
Наконец мы вышли на дневной свет.
— Если вы придёте ко мне послезавтра, то я снова выйду из гробницы. Я покидаю её в одиннадцать, пробыв там целую ночь.
— Но разве вас не клонит в сон?
— Нет. Я не люблю спать.
Другими святынями, которые мы успели посетить, стали Стена плача и Купол Скалы27. Кивая и причитая над своими книгами, протискивая головы в щели огромной каменной кладки, еврейские плакальщики не так радуют глаз, как певчие в храме Гроба Господня. Но здесь хотя бы светло и солнечно, а сама Стена сравнима с теми, какие воздвигали инки. Купол Скалы скрывает огромный священный камень, откуда пророк Мухаммед вознёсся в небеса28. И вот, наконец, если говорить беспристрастно, именно здесь открывает свою красоту этот величественный памятник, достойный Иерусалима. К белой мраморной площади размером несколько квадратных акров, с которой открывается чудесный вид на городские стены и Масличную гору, с разных сторон подходят восемь лестниц, выделенных линиями арок. В центре площади, почти теряясь на фоне окружающего города, притаился невысокий восьмиугольник в голубой облицовке, на котором крепко держится барабан, покрытый голубыми изразцами. Его ширина составляет примерно одну треть от ширины восьмиугольника. Барабан увенчан куполом в старинной позолоте тускло-луковичного цвета. С одной из сторон почти что примыкает ещё один миниатюрный восьмиугольник, дитя большого, поддерживаемый колоннадой и скрывающий внутри живительный фонтан. Убранство мечети выполнено в греческой традиции: мраморные колонны венчают византийские капители, а своды облицованы золотой мозаикой и украшены кружащимися арабесками, которые, судя по всему, работы греческих мастеров. Железные ограждения напоминают о христианском периоде, когда крестоносцы превратили это место в церковь. В VII веке здесь изначально была заложена мечеть, но каждая эпоха внесла свой вклад в её современный облик. Совсем недавно византийские капители ярко-ярко сверкали позолотой, которая со временем потускнеет ещё сильнее.
В первый раз мы подошли к мечети поздно вечером и смогли заглянуть внутрь только через вход в конце Кинг Дэвид стрит. Повстречавшийся нам араб преградил дорогу и начал что-то говорить. Я ответил, что предпочёл бы увидеть мечеть сейчас, а послушать о ней завтра; не будет ли он так любезен отойти в сторону? Реакция последовала незамедлительно: «Я араб и могу оставаться там, где пожелаю. Мечеть принадлежит мне, а не вам». Вот вам и арабское очарование.
Вечером мы отправились в Вифлеем. Надвигались сумерки, и мы едва могли различить великолепные ряды колонн, удерживающих базилику. Гиды были не менее утомительны, чем в храме Гроба Господня. Я оставил Кристофера одного осматривать ясли, или что там показывают.
Иерусалим, 7 сентября. — Когда я сидел под оливковым деревом во дворе29 Купола Скалы, рядом в тени расположился мальчик-араб, который повторял вслух свои уроки. Уроки английского языка.
— Залив и перешее́к, залив и перешее́к, залив и перешее́к, — повторял он.
— Правильно не «перешее́к», — перебил я, — а «переше́ек».
— Залив и переше́-йе́к, залив и переше́-йе́к. Доставить Мосул, доставить Мосул, доставить Мосул. Залив и… — мальчик рассказал, что он первый в классе по рисованию и надеется поехать в Каир, где сможет выучиться на художника.
Вчера Стокли устроил званый ужин, во время которого два арабских гостя составили нам приятную компанию. Один из них, служивший в турецком министерстве иностранных дел, прежде был знаком с Кемалем30 и его матерью. Война застала Кемаля на службе консулом в Салониках, откуда его депортировали в Тулон по приказу Саррая31: ненужные испытания по причине близости турецкой границы, в результате которых Кемаль потерял всю свою мебель и другое имущество. Разговор зашёл и об Арлозорове32, еврейском лидере, который был застрелен во время прогулки с женой в песках Яффы. Существует версия, что убийцами были еврейские ревизионисты, члены радикальной партии, требующей изгнания англичан и создания еврейского государства. Я не могу даже представить, как долго, по их мнению, арабы будут терпеть соседство хотя бы с одним евреем после ухода англичан.
Сегодня утром мы направились в Тель-Авив в качестве гостей мистера Джошуа Гордона33, главного шоумена Еврейского агентства. В муниципалитете, где Кристофера приняли как сына его достойного отца34, стены были увешаны портретами апостолов сионизма: Бальфура35, Сэмюэла36, Алленби37, Эйнштейна, Рединга38. Карта показывала развитие этого места по годам: от борющейся за выживание утопии из 3000 человек до бурно развивающейся общины с населением 70 000 жителей. В гостинице «Палестина», за бокалом рейнвейна из Яффы, я опробовал на мистере Гордоне доводы арабов. Он преисполнился презрения. Была даже создана комиссия, чтобы присматривать за безземельными арабами. Таковых выявили несколько сотен. Тем временем арабы Трансиордании умоляли евреев переехать к ним и развивать страну.
Ещё я поинтересовался тем, не стоит ли евреям задобрить арабов, даже с неудобствами для себя, ради достижения мира в будущем. Мистер Гордон ответил отрицательно. Единственно возможной основой арабо-еврейского взаимопонимания является совместная оппозиция англичанам, а этого еврейские лидеры не допустят. «Если станем развивать страну, то будут страдать арабы, потому что они не приемлют прогресса. И на этом всё закончится». У сынов пустыни было достаточно апологетов в последнее время. Я нахожу более приятным наблюдать рост бюджета — единственный в мире на данный момент — и поздравлять с этим евреев.
Для мистера Гордона ещё одной подколодной змеёй стали итальянцы. Некоторое время назад предприниматели при его участии пытались открыть англо-палестинскую судоходную компанию, рассчитывая перевозить почту вместо итальянских судов, но потерпели неудачу по причине отсутствия интереса со стороны англичан. Итальянцы предлагают всем палестинцам бесплатное образование в Риме, а также льготный проезд, правда, только для примерно 200 человек в год. Но мистеру Гордону было горько от созерцания тех трудностей, с которыми сталкиваются все студенты, желающие завершить образование в Лондоне даже за свой собственный счёт.
После посещения апельсинового сада и оперного театра мы пошли купаться. Вдруг из толпы на набережной вышел мистер Аарансон, знакомый нам по плаванию на пароходе «Италия»:
— Здравствуйте, здравствуйте, вы тоже здесь? Иерусалим в это время года как будто вымирает, не правда ли? Но я могу заглянуть сюда завтра. До свидания.
Если бы Тель-Авив находился в России, то весь мир восторгался бы его планировкой и архитектурой, его улыбчивой общинной жизнью, его научными достижениями и свежестью молодости. Но разница с Россией лишь в том, что это не цели на будущее, а свершившийся факт.
Иерусалим, 10 сентября. — Вчера мы обедали у полковника Киша39. Первым в комнату вошёл Кристофер. Однако полковник сразу же направился в мою сторону со словами: «Вы, как я вижу, сын сэра Марка Сайкса», — полагая, как нам показалось, что ни один англичанин высокого происхождения не станет носить бороды. Во время трапезы хозяин сообщил о смерти короля Фейсала40 в Швейцарии. На стене висела прекрасная картина Рубина41, запечатлевшая Иерусалим. Между прочим, в Тель-Авиве мистер Гордон предлагал нам навестить художника, если бы тот не был в отъезде.
Я направился в бассейн Молодёжной христианской организации напротив моего отеля. Пришлось заплатить два шиллинга, отказаться от медицинского осмотра, переодеться среди множества пахнущих чесноком волосатых карликов и, наконец, принять горячий душ, подогреваемый едкими замечаниями по поводу моего нежелания мыться инсектицидным мылом. Затем я добрался до бассейна, проплыл пару ярдов, играя в водное поло, которое организовал местный тренер. Я вышел оттуда настолько благоухающий антисептиком, что пришлось спешно вернуться и принять ванну, прежде чем отправиться на ужин.
Мы ужинали у Верховного комиссара — высшее проявление уважения. Здесь не было тех формальностей, которые очень важны во время больших приёмов, но смущают на малых. В действительности, без арабской прислуги, мы вполне могли бы решить, что нас принимают в английском загородном доме. Разве Понтий Пилат не выглядел для своих гостей итальянским землевладельцем?
Когда мы вернулись в отель, танцевальный вечер был в самом разгаре. Кристофер встретил в баре школьного друга, который умолял его, во имя альма-матер, сбрить бороду: «Я хочу сказать, Сайкс, знаешь, а-апределённо точно, нет, мне не хочется этого говорить, я имею в виду, а-апределённо неважно, я бы предпочел не говорить, а-апределённо, понимаешь, старина, дело обстоит так, я имею в виду, а-апределённо так, я бы на твоём месте сбрил эту твою бороду, потому что люди а-апределённо точно думают, ты знаешь, я имею в виду, нет, честно, я не скажу, нет, я не могу, это было бы нечестно, несомненно, тогда, если ты действительно хочешь знать, ты ведь надавил на меня, ведь так же было, а-апределённо точно, это так и выглядело, я имею в виду, люди могут подумать, что ты немного невежа».
Когда все легли спать, я пошёл гулять по старому городу. Улицы были окутаны туманом, словно Лондон в ноябре. В храме Гроба Господня шла православная служба в сопровождении хора русских крестьянок. Русские песнопения создавали особую атмосферу; когда белобородый епископ в усыпанной алмазами короне-луковице и в расшитой ризе ступил из врат алтаря в свет мягкого пламени свечей, то словно пролилась благодать. Явился Гавриил и после службы затолкал меня в ризницу выпить кофе со старцем и казначеем. Я вернулся домой в половине четвёртого.
Сирия
Дамаск
СИРИЯ: Дамаск (2200 футов), 12 сентября. — Вот Восток в его первозданном беспорядке. Моё окно выходит на узкую мощёную улицу; запах приправленной специями стряпни временами теряется в порывах прохладного ветерка. Рассвело. Люди зашевелились, разбуженные неземной трелью муэдзина, которая доносилась из небольшого минарета напротив, отвечая другим в отдалении. Скоро будет не укрыться от криков торговцев и цоканья копыт.
Я жалею о том, что покинул Палестину. Приятно найти страну, наделённую великой природной красотой; со столицей, внешний вид которой достоин её славы; с процветающим земледелием и невероятно преумножившимися доходами; с ростками современной культуры, взращиваемыми многочисленными художниками, музыкантами и архитекторами; с администрацией, ведущей дела как рачительный хозяин поместья среди своих домочадцев. Не нужно быть сионистом для понимания очевидного факта, что такое положение вещей сложилось благодаря евреям. Они мощным потоком вливаются в страну. В прошлом году были выданы разрешения на въезд 6000 человек: 17 000 уже прибыли, ещё 11 000 пробрались через неконтролируемые участки границы. В Палестине иммигранты выбрасывают свои паспорта, избегая таким образом депортации. Можно только констатировать, что капитала для их поддержки достаточно. Они предприимчивы, настойчивы, профессионально подкованы и богаты.
Омрачает эту картину враждебность арабов. Поверхностному наблюдателю может даже показаться, что правительство, откладывая чувствительные для арабов проблемы на потом, провоцирует рост обиды и отсутствие доброй воли с их стороны. Арабы ненавидят англичан и не упускают возможности выместить на них свою злобу. Я не понимаю, почему правительство должно этому потакать. Арабы не сталкивались с расовой дискриминацией, как это было в случае с индийцами.
Вчера вечером за ужином, говоря о Персии, Кристофер заметил, что люди за столом глазеют на нас. Вдруг он услышал разговор по-персидски. Перешёптываясь со мной, он пытался вспомнить, не сказал ли чего-нибудь уничижительного в адрес шаха42 или его страны. Похоже, мы приближаемся к средневековой тирании в выражении чувствительных вопросов. Был дипломатический инцидент, о котором миссис Николсон поведала английской публике: ей не продали мармелад в Тегеране.
Дамаск, 13 сентября. — Мечеть Омейядов43 относится к VIII веку, хотя и значительно перестроена после пожара 1893 года. Её величественная аркада с верхней галереей, созданная в доподлинном исламском стиле, имеет те же пропорции и подчиняется столь же величественному ритму, как и библиотека Сансовино в Венеции. Голые стены первоначально сверкали блеском мозаик. Некоторые дошли до наших дней — это пейзажи, впервые исполненные в европейской традиции. При всей своей помпейской живописности, изображающей замки на скалах и дворцы с колоннадами, перед нами настоящие пейзажи, а не простые декорации, если в качестве условных критериев считать запечатлённые самобытные деревья и стремительные водные потоки. Мозаики, верно предвосхитившие пейзажи Эль Греко в Толедо, должны быть греческой работы. Даже сейчас, когда солнце выхватывает на стенах лишь отдельные уцелевшие фрагменты, можно вообразить то изначальное великолепие яркой зелени и позолоты, когда весь перистиль44 сиял волшебными сценами, рождёнными арабской фантасмагорией, даруя утешение среди выжженной вечности пустыни.
Бейрут
Бейрут, 14 сентября. — На автобус до города мы взяли два билета. Сзади устроился огромных размеров арабский джентльмен с корзиной овощей между колен, одетый в осиный халат в чёрно-жёлтую полоску. Впереди сидели арабская вдова, тоже с корзиной овощей, и её маленький сын. Каждые двадцать минут даму тошнило в окно. Иногда мы останавливались; если же водитель этого не делал, её рвота залетала обратно через соседнее окно. Не самые приятные три часа.
Почта доставила газетные вырезки с описанием отъезда угольщиков. Даже в «Таймс» этой новостью занято полколонки. «Дейли экспресс» пишет:
Вчера вечером пять человек покинули отель в Вест-Энде и отправились в секретную экспедицию, которая может стать самым воодушевляющим путешествием из всех когда-либо предпринятых.
Они отправились из Лондона в Марсель, затем в пустыню Сахару. Мало кому известно, куда они отправятся дальше.
ПРЕЖДЕВРЕМЕННОЕ ОГЛАШЕНИЕ МОЖЕТ ПОВЛЕЧЬ ЗА СОБОЙ СЕРЬЁЗНЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ…
Пять человек будут путешествовать на двух грузовиках, приводимых в движение моторами с портативными газогенерирующими аппаратами. В качестве топлива используется обычный древесный уголь, а повторная заправка необходима лишь через пятьдесят — шестьдесят миль. Это первый случай использования указанного изобретения, но вполне вероятно, что в будущем оно станет повсеместно применяться в автомобильном транспорте.
Досадно, когда чьи-то имена ассоциируются с подобной нелепицей.
Теперь мы ожидаем «Шампольон» с командой и машинами на борту.
Бейрут, 16 сентября. — Мои предчувствия оправдались.
Я поднялся на борт «Шампольона» на рассвете. Голдман? Хендерсон? Deux camions?45 Никто не слышал о них. Был только Раттер46 со сказками об аварии и другими небылицами.
Машины сломались в Аббевиле. Они могли продолжать движение на бензине, но были тайно возвращены в Англию, где изобретение доведут до ума. Через месяц-другой команда предпримет новый старт, но на этот раз без оповещения прессы. Для того чтобы я своим возвращением в Лондон не выдал их неудачи, Раттер был послан вперёд с целью организовать нам безопасное путешествие в Персию. Фактически я безвозмездно пользуюсь привилегированным положением шантажиста.
Мы провели большую часть дня на море, оправляясь от пережитых невзгод, после чего забронировали на вторник места в автобусе «Нэрн трэнспорт компани» до Багдада.
Сегодня вечером мистер Нэрн собственной персоной, интересуясь машинами на древесном угле, зашёл выпить вместе с нами. Уже много лет зная не только об этом изобретении, но и о многих других, он был настроен скептически, и мы при всём желании так и не смогли развеять его сомнения. Вся Сирия в восторге от фотографий его «пульмана», нового автобуса, который начнёт курсировать в ноябре.
Дамаск
Дамаск, 18 сентября. — С момента нашего прибытия на сирийский берег мы с Кристофером убедились в том, что сторговаться за полцены можно практически за любой товар, от бутылки газированной воды до королевских апартаментов. Этот навык отлично пригодился в отеле Баальбека.
— Четыреста пиастров за этот номер? Четыреста, вы сказали? Боже правый! Сейчас же уезжаем! Вызывайте машину. Триста пятьдесят? Сто пятьдесят, вы хотели сказать. Триста? Вы что, глухие и не слышите? Я сказал, сто пятьдесят. Мы уходим. Здесь есть другие отели. Идём, загружайте обратно багаж. Я сомневаюсь, что мы вообще останемся в Баальбеке.
— Но, сэр, это первоклассная гостиница. Очень хороший ужин за наш счёт, пять блюд. Это наш лучший номер, сэр, в нём есть ванна и очень красивый вид на старинные руины.
— Боже правый, разве руины ваши? Мы что, должны платить вам за воздух? Пять блюд на ужин слишком много, и я не думаю, что ванна работает. Вы всё ещё говорите триста? Сбавьте. Я говорю, сбавьте немного. Уже лучше, двести пятьдесят. Я сказал, сто пятьдесят. Я говорю, двести. Остальные пятьдесят вы заплатите из своего кармана, не так ли? Ну, так сделайте, будьте любезны. Я буду очень признателен. Тогда двести? Нет? Ну хорошо, — мы сбегаем по лестнице и распахиваем двери отеля. — До свидания. Что? Я не расслышал. Двести. Я так и думал.
— А теперь, будьте добры, виски с содовой. Сколько вы за это берёте? Пятьдесят пиастров. Целых пятьдесят пиастров. За кого вы нас принимаете? И вообще, вы всегда наливаете слишком много виски. Я заплачу пятнадцать пиастров, а не пятьдесят. Пожалуйста, не смейтесь. И не уходите. Я хочу точно отмеренную порцию виски, ни больше ни меньше; здесь только половина полной порции. Тридцать, говорите? Тридцать — это разве половина от пятидесяти? Вы умеете считать? Действительно, с содовой. Двадцать. Нет, не двадцать пять. Двадцать. Вот и вся разница, если у вас достаточно ума это понять. Принесите скорее бутылку и, ради всего святого, не спорьте.
Во время ужина из пяти блюд мы похвалили повара за сочную птицу.
— Куропатки, сэр, — ответил он, — я деляль их жирный в маленький домик.
Вход на территорию с древними руинами стоит пять шиллингов с человека за разовое посещение. Договорившись по телефону с Бейрутом о снижении цены за билет, мы направились туда пешком.
— Guide, Monsieur?47
Молчание.
— Guide, Monsieur?
Молчание.
— Qu'est-ce que vous désirez, Monsieur?48
Молчание.
— D'où venez-vous, Monsieur?49
Молчание.
— Où allez-vous, Monsieur?50
Молчание.
— Vous avez des affaires ici, Monsieur?51
— Нет.
— Vous avez des affaires à Baghdad, Monsieur?52
— Нет.
— Vous avez des affaires à Téhéran, Monsieur?53
— Нет.
— Alors, qu'est-ce que vous faites, Monsieur?54
— Je fais un voyage en Syrie.55
— Vous êtes un officier naval, Monsieur?56
— Нет.
— Alors, qu'est-ce que vous êtes, Monsieur?57
— Je suis homme.58
— Quoi?59
— HOMME.60
— Je comprends. Touriste.61
Сейчас даже слово «путешественник» стало старомодным и не без оснований, поскольку носит положительный оттенок. В старину путешественники отправлялись на поиски знаний и радушно принимались коренными жителями, гордо увеселявшими гостей местными обычаями. В Европе это чувство взаимного уважения давно исчезло. Но там, по крайней мере, «туристы» больше не вызывают удивления. Они — часть пейзажа и, в девяти случаях из десяти, у них недостаёт денег потратиться сверх стоимости тура. Здесь же туристы до сих пор в диковинку. Если вы приезжаете из Лондона в Сирию по делам, то должны быть богаты. Если же выезжаете так далеко в развлекательное путешествие, то должны быть до неприличия состоятельны. Никого не волнует, нравятся ли вам эти места или нет. Как шакал — это шакал, так и вы — просто турист, паразитирующая особь человеческого вида, которую только и нужно, что доить как дойную корову или каучуковое дерево.
Напоследок мы столкнулись с самоуправством в виде турникета, где парализованный маразматик тратил по десять минут на оформление каждого входного билета. После чего мы сбежали от рутины будней к славе античности.
Баальбек — это триумф, рождённый в мраморе; масштабы высеченного в камне величия, чей язык остаётся понятен неискушённому взору, затмевают предстающий муравейником Нью-Йорк. Камень персикового цвета расписан румянцем золота так же, как колонны церкви Сент-Мартин-ин-зе-филдс измалёваны сажей. Текстура мрамора не лессированная, а слегка припудренная, как у цветка вишни. Рассвет — лучшее время для созерцания этого великолепия: поднимите свой взор к Шести колоннам62, когда золото персикового камня и небесная синь лучезарны в равной мере и даже пустующие без колонн стилобаты63 полны живительной благословенной силы солнца наперекор торжеству сиреневых глубин небосвода. Поднимите свой взор, поднимите свой взор, устремите свой взгляд ввысь, вверх по этой каменой плоти, по этим трижды огромным стволам, к разрушенным капителям и карнизу размером с целое здание, парящим в синеве. Вглядитесь поверх стен на зелёные рощи белоствольных тополей, а за ними — на далёкий Ливан, мерцающий сиреневым и голубым, золотым и розовым светом. Взгляните на зияющую пустоту, распластавшуюся вдоль гор: каменистую пустыню, чистое море. Жадно глотните воздуха из вышины. Прикоснитесь к камню своими ласковыми руками. Проститесь с Западом, если тот принадлежал вам прежде, а затем возвращайтесь туристом на Восток.
Мы так и поступили после закрытия. Надвигались сумерки. Дамы и джентльмены отдельными компаниями устроили пикник на лужайке у ручья. Одни сидели у мраморных фонтанов, развлекая себя курением кальяна, другие под случайными деревьями ужинали на траве в свете переносных фонарей. Звёзды взошли, склоны гор укрылись во мгле. Я почувствовал умиротворяющее спокойствие ислама. И если я упоминаю об этом заурядном опыте, то только потому, что в Египте и Турции это миролюбие теперь отрицается, в то время как в Индии ислам, как и многое другое, кажется уникальным и исключительно индийским. В каком-то смысле так и есть, ведь ни человек, ни общество не смогут впитать подавляющего воздействия культуры извне без изменений в собственной идентичности. Но вот что я могу поведать о себе: путешествуя по магометанской Индии, не будучи знакомым с Персией, я сравнивал себя с индийцем, который изучает европейский классицизм на берегах Балтики, а не Средиземного моря.
Вчера днём в Баальбеке Кристофер пожаловался на слабость и ненадолго прилёг, что отсрочило наш отъезд до наступления темноты и лютого холода на просторах Ливана. Теперь, после приезда в Дамаск, он серьёзно заболел. Даже после двух таблеток хинина мигрень была столь ужасна, что Кристоферу снилось, будто он носорог с огромным рогом. Хотя кризис миновал, сегодня утром он проснулся с температурой 10264. Мы сдали билеты на завтрашний автобус и забронировали места на пятницу.
Дамаск, 21 сентября. — За нами увязался молодой еврей. Вышло так потому, что в отеле прислуживал официант, вылитая копия Гитлера, и когда я об этом намекнул еврею, то и менеджер, и сам официант разразились такими сильными приступами смеха, что едва смогли удержаться на ногах.
Когда мы с Раттером пересекали пыльный разбитый участок дороги, оставшийся после французской бомбардировки65, мы заметили предсказателя, гадавшего по знакам на подносе с песком, и бедную женщину, которая привела своего истощённого ребёнка и ждала новостей о его судьбе. Ещё один прорицатель сидел рядом без клиентов. Я присел возле последнего на корточки. Он насыпал мне в ладонь немного песка и затем велел высыпать на поднос. Потом нарисовал на песке три строчки иероглифов, прошёлся по ним раз или два, словно раскладывая карты. Выдержав с умным видом паузу, он внезапно прочертил глубокую диагональ и изрёк ряд фраз, которые Раттер, однажды пробывший в Мекке девять месяцев под видом араба, перевёл с должной точностью, как и следовало от него ожидать: «У вас есть друг, которому близки вы и который близок вам. Через несколько дней он пришлёт вам немного денег на расходы в пути. Позднее он присоединится к вам. Путешествие будет удачным».
Похоже, мои шантажистские способности и здесь возымели верх.
Отель принадлежит месье Алуфу, чьи дети занимают верхний этаж. Однажды вечером он привёл нас в душный подвал, уставленный стеклянными ящиками, с сейфом в глубине. Из них он достал следующие предметы:
Пару больших серебряных чаш, украшенных христианскими символами и сценой Благовещения.
Документ, начертанный на грязной цветной ткани, от трёх до четырёх футов в длину и восемнадцать дюймов в ширину, якобы являющийся завещанием Абу Бакра66, первого халифа, и привезённый из Медины семьёй короля Хусейна67 в 1925 году.
Византийскую бутыль из тёмно-синего стекла, тонкого, как яичная скорлупа, не разбитую, высотой около десяти дюймов.
Золотую голову эллинистической эпохи, с чуть раскрытыми губами, глазами из стекла и ярко-синими бровями.
Золотую мумию в дорожном сундуке.
И серебряную статуэтку девяти с половиной дюймов, которую, за неимением ничего сравнимого, месье Алуф назвал хеттской. Статуэтка, если это не подделка, должна стать одним из самых замечательных открытий за последние годы на Ближнем Востоке. Это фигурка мужчины с широкими плечами и узкими бёдрами. На голове остроконечный колпак высотой с туловище. Левая рука отколота, правая сжимает скипетр и сдерживает крюком рогатого быка. Вокруг талии пояс из тонкой проволоки. Пояс, скипетр, хвост и рога быка, а также колпак целиком из золота. Золото настолько пластичное, что месье Алуф с удовольствием согнул скипетр под прямым углом и без следа разогнул. Никакие уговоры не помогли мне сфотографировать статуэтку. Интересно, когда и при каких обстоятельствах она всё же покинет подвал.
Кристофер выздоровел к среде, и Раттер повёл нас на чай к аль-Хадж Мухаммад ибн аль-Бассаму, старцу семидесяти с лишним лет, в бедуинских одеждах. Его семья дружила с Доути68, который для арабофилов известная фигура. Сколотив состояние на продаже верблюдов во время войны, старик потерял 40 000 фунтов стерлингов после её окончания на спекуляции немецкими марками. Мы пили чай, восседая за мраморным столом, до которого могли дотянуться разве что подбородком из-за разницы с высотой стульев. Гомон арабской беседы, прерываемой попёрдыванием и жеванием, напомнил мне речь Уинстона Черчилля.
Арабы ненавидят французов сильнее, чем нас. Имея ещё больше оснований вести себя соответственно, они между тем учтивее; другими словами, они научились не показывать виду при встрече с европейцами. Это делает Дамаск приятным городом с точки зрения путешественника.
Ирак
Багдад
ИРАК: Багдад (115 футов), 27 сентября. — Если что-нибудь на Земле и может сделать это место привлекательным, то только контраст с приведшим нас сюда путешествием. Мы ехали в похожем на банан вагоне на двух колёсах, который цеплялся к двухместному седельному тягачу фирмы «Бьюик» и для приличия именовался «аэробус». За нами следовал автобус огромных размеров, отец всего моторизованного транспорта. Герметично запечатанные внутри от пыли снаружи, с капельным орошением из подтекающего питьевого бачка, мы мчались по бездорожью пустыни со скоростью сорок миль в час под лучами раскалённого солнца, оглушаемые картечью мелких камней по тонкому корпусу, в душно-радушной компании пяти потеющих попутчиков. В полдень мы сделали остановку и подкрепились обедом из картонной коробки с надписью «Сервис с улыбкой» от компании-перевозчика. Если мы когда-нибудь надумаем открыть собственную транспортную компанию в местных краях, то это будет сервис с кислой миной. Промасленная бумага и яичная скорлупа разлетались по арабской сельской округе, оставляя за собой одни руины. На закате мы прибыли в Эр-Рутбу, который с тех пор, как я обедал там по пути в Индию в 1929 году, был окружён лагерем с вереницами чернорабочих-кули: видимый результат строительства мосульского нефтепровода. Здесь мы пообедали; виски с содовой стоил шесть шиллингов. Ночью мы ехали в приподнятом настроении: луна светила в окна, пять иракцев во главе с миссис Мулла пели. Мы миновали колонну бронированной техники, сопровождавшую братьев покойного Фейсала: экс-короля Али и эмира Абдуллу, возвращавшихся после похорон. С наступлением рассвета перед нашим взором предстала не золотая пустыня, а глина, бесконечная глина. По мере приближения к Багдаду запустение всё сильнее бросалось в глаза. Застенчивая миссис Мулла скрывала свою красоту под плотной чёрной вуалью; мужчины сидели в чёрных фуражках. И к девяти часам вечера, когда арабская ночь окутала пустынные улицы города, нам даже показалось, что мы затерялись где-то в конце Эджвер-роуд69.
Мало утешения в том, что Месопотамия была когда-то очень изобильна, богата на произведения искусства и изобретения, гостеприимна для шумеров, Селевкидов70 и Сасанидов71. Главным событием её истории стало разрушение ирригационной системы страны завоевателем Хулагу72 в XIII веке. И по сей день Месопотамия находится в плену у глины, лишённой своего единственного преимущества — растительного плодородия. Равнина глины впереди плоская настолько, что сиротливую цаплю, застывшую на одной ноге возле редкой струйки воды в канаве, можно спутать с радиоантенной. Из глины на равнине вырастают целые деревни и города. Текут реки из жидкой глины. Воздух наполнен смогом от глины. Люди цвета глины носят одежду в тон глине, а их национальный головной убор по форме не что иное, как пирог из глины. Багдад — столица, которая под стать этой божественно благодатной земле. Город скрыт за пеленой грязного тумана; когда температура опускается ниже 11073, местные жители жалуются на холод и достают меха. Сейчас только одним город по праву знаменит: изливающим земной гной фурункулом, который излечат через девять месяцев, оставив на теле пустыни заметный шрам.
Кристофер, которому это место нравится намного меньше, чем мне, называет его раем в сравнении с Тегераном. Конечно, если бы я верил всему, что он рассказывает о Персии, то относился бы к нашему завтрашнему отъезду как к отправке на каторгу. Я так не считаю, ибо Кристофер влюблен в Персию, но отвечает словно благовоспитанный китаец. Если вы спросите его о жене, то он ответит, что это сучье чучело ещё не подохло, имея в виду, что его прекрасная достопочтенная супруга свежа, как майская роза.
Отелем управляют ассирийцы, взбалмошные и вызывающие жалость маленькие люди с обходительными манерами, до сих пор пребывающие в ужасе от развязанного против них террора. Есть только один человек, которого я бы отнёс к багдадцам, — бойкий юноша по имени Дауд (Давид), который взвинтил цены на весь транспорт до Тегерана и назвал арку74 в Ктесифоне ни больше ни меньше как: «Прекрасное шоу, сэр, высокое шоу».
Арка возвышается на 121½ фут от земли и имеет пролёт 82 фута. Её тоже построили из глины, но тем не менее она простояла четырнадцать веков. На некоторых фотографиях эта арка стоит ещё с двумя стенами вместо одной, а также с цельной фронтальной частью. Плохо обожжённые кирпичи в большинстве своём выглядят живописно: белый с добавлением коричневого на фоне лучезарного небосвода, вновь ставшего голубым ко времени нашего отъезда из Багдада. Фундамент отремонтировали недавно, возможно, впервые в истории.
Местный музей хорошо охраняется, но не ради безопасности сокровищ Ура75, а для того, чтобы посетители не заляпали руками латунь витрин. Поскольку любой экспонат не крупнее напёрстка, разглядеть сокровища Ура практически невозможно. На наружной стене по указанию короля Фейсала установлена мемориальная доска в память о Гертруде Белл76. Полагая, что доска вывешена королём Фейсалом для ознакомления, я подошёл поближе. Четверо полицейских тотчас подняли крик и оттащили меня подальше. Я обратился к директору музея по поводу произошедшего. «Если у вас плохое зрение, вы можете испросить специального разрешения», — ответил он. Вот вам и арабское очарование.
Мы ужинали у Питера Скарлетта, друг которого Уорд рассказал историю, случившуюся на похоронах Фейсала. Был жаркий день, и огромный негр пробрался в шатёр для высокопоставленных лиц. Через некоторое время негра обнаружили и выволокли наружу. «Чёрт возьми! — воскликнул командующий английскими войсками. — Они стащили мою тень».
Здесь меня ждали деньги, как и обещал предсказатель.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Дорога в Оксиану предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
1
Джудекка и Лидо — одни из главных островов Венецианской лагуны. (Здесь и далее, кроме отдельно указанных случаев, — прим. пер.)
2
Серж Лифарь, настоящее имя Сергей Михайлович Лифарь (1905–1986) — артист балета, балетмейстер, теоретик танца. В начале 1920-х годов эмигрировал во Францию из Советской России. Википедия
4
Вилла Фоскари — загородная резиденция венецианских патрициев Фоскари; построена в 1558–1560 годах по проекту архитектора-классика Андреа Палладио (1508–1580). Название «Мальконтента» (итал. недовольная) намекает на жену одного из Фоскари, которую супруг за сварливость заточил на вилле за городом. Объект Всемирного наследия ЮНЕСКО. Википедия
5
Леди Диана Абди, урождённая Хелен Диана Бриджмен (1907–1967) — вторая жена коллекционера и арт-дилера сэра Роберта Абди (1896–1976). Википедия
6
Джон Рёскин (1819–1900) — английский писатель, литературный критик, художник; член Арундельского общества. Википедия
7
Аббатство Беллапаис (франц. Аббатство прекрасного мира) — один из красивейших памятников готической архитектуры Кипра, воздвигнутый крестоносцами в начале XIII века вблизи Кирении и к нашему времени большей частью превратившийся в руины. Википедия
Роберт Байрон во время путешествий много фотографировал. Значительная часть его коллекции доступна на веб-сайтах Института искусства Курто Лондонского университета (photocollections.courtauld.ac.uk), Библиотеки редких книг и рукописей Бейнеке в Йельском университете (beinecke.library.yale.edu) и цифрового гуманитарного проекта ArchNet (www.archnet.org), посвящённого исламской архитектуре.
Фотографии: аббатство Беллапаис.
8
Джордж Эйч Эверетт Джеффри (1855–1935) — хранитель древних памятников Кипра, автор нескольких книг по его архитектурному наследию. Википедия
9
Замок Святого Илариона, в Средние века также Дьё д’Амур — замок на склонах Киренийского хребта. Википедия
Фотографии: вид на замок Святого Илариона, крепостные сооружения.
10
Кристофер Хью Сайкс (1907–1986) — английский писатель, дипломат; друг и соратник Роберта Байрона по путешествию. Википедия
11
Речь идёт об испытаниях газогенераторных автомобилей. Газогенераторный двигатель — двигатель внутреннего сгорания, работающий на светильном газе. Светильный газ (смесь угарного газа, метана и водорода) образуется при горении древесины, угля или торфа в недостатке кислорода. Бензиновые автомобили оборудовались небольшими печками особой конструкции (газогенераторами). Из-за ряда проблем, например высокого содержания копоти и сажи в газовой смеси, такие автомобили часто ломались, а потому не получили широкого распространения. Википедия
12
Мар Шимун XXI Ишая (1908–1975) — католикос-патриарх Ассирийской церкви Востока. После провозглашения независимости Ирака в 1933 году правительство вынудило его переехать на Кипр, а затем в США. Википедия
13
Речь идёт о резне в иракском городе Сумайиле в августе 1933 года. В провинции Дахук было убито около 3000 ассирийцев-христиан. Всемирный союз ассирийцев провозгласил 7 августа Днём мучеников (или Днём памяти жертв геноцида ассирийцев). После Первой мировой войны территории Ирака (Месопотамии) находились в зоне ответственности Британской империи. Википедия
14
Сэр Фрэнсис Генри Хамфрис (1879–1971) — британский колониальный администратор и дипломат, больше известный как игрок в крикет. Википедия
15
Замок Фамагусты (башня Отелло) — крепостное сооружение в городе Фамагуста на Кипре, ныне на территории Турецкой республики Северного Кипра. Википедия
Фотографии: врата башни.
17
Крабб (от нем. ползать) — декоративный элемент готической архитектуры в виде причудливо изогнутых листьев, полураспустившихся бутонов или цветков, как бы выползающих или распускающихся на острых рёбрах шпилей, пинаклей, карнизов вимпергов. Википедия
18
Контрфорс (франц. противодействующая сила) — вертикальная опора, усиливающая несущую конструкцию. Википедия
19
Собор Святого Николая (ныне мечеть Лала Мустафа-паши) — главный средневековый храм города Фамагуста на восточном берегу Кипра. Википедия
Фотографии: собор Святого Николая.
20
В деревне Кити находится церковь Панагии Ангелоктисты XI века, перестроенная из ранневизантийской базилики. В церкви сохранилась мозаика Богоматери Одигитрии с предстоящими архангелами Михаилом и Гавриилом (2-я пол. — кон. VI в.). Википедия
Фотографии: церковь в Кити, мозаика.
21
В Дареме, городе на северо-востоке Англии, расположен норманнский замок XI века, основанный Вильгельмом I Завоевателем (ок. 1027–1087) для защиты от шотландцев. Рядом находится собор Христа, Пресвятой Девы Марии и Святого Кутберта Даремского, первый в Великобритании памятник, внесённый (наряду с соседним Даремским замком) в число объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО. Википедия
22
Британский мандат в Палестине (1923–1948) — мандат Лиги Наций, согласно которому Великобритании во временное управление передавались территории Ближнего Востока, входившие до Первой мировой войны в Османскую империю. Википедия
23
Камень Основания, также Краеугольный камень — скала на Храмовой горе, над которой располагалась Святая святых Иерусалимского храма. Википедия
25
Иерусалимский храм Воскресения Христова, более известный как храм Гроба Господня — церковь в христианском квартале Старого города Иерусалима. По преданию, восходящему к четвёртому веку, стоит на том месте, где, согласно Священному Писанию, был распят, погребён, а затем воскрес Иисус Христос. Википедия
Фотография: храм Гроба Господня.
26
Считается, что Голгофа (от арам. череп), являющаяся частью храма Гроба Господня, обязана своим названием черепам, которые складывались на месте казни преступников в древнем Иерусалиме. Согласно одному из преданий, в пещере под Голгофой погребён Адам. Википедия
27
Купол Скалы — мечеть над камнем Основания на Храмовой горе в Иерусалиме, один из наиболее ранних памятников исламской архитектуры. Википедия
Фотографии: Купол Скалы.
28
Исра и Мирадж (араб. ночное путешествие и вознесение) — ночное путешествие пророка Мухаммеда в Иерусалим и его вознесение на небеса, которое, согласно исламскому преданию, произошло в конце мекканского периода его жизни (ок. 619 года). Википедия
30
Мустафа Кемаль Ататюрк (1881–1938) — османский и турецкий государственный и военный деятель. Основатель и первый лидер Республиканской народной партии Турции, первый президент Турецкой Республики, основатель современного турецкого государства. Википедия
31
Морис Саррай (1856–1929) — французский военный деятель, дивизионный генерал, участник Первой мировой войны. С 1924 года главный комиссар в Сирии. Википедия
32
Хаим Арлозоров (1899–1933) — еврейский писатель, публицист и политик, один из лидеров сионистского движения, член руководства Еврейского агентства и глава его Политического управления. Википедия
34
Кристофер Сайкс был вторым сыном сэра Марка Сайкса. Марк Сайкс (1879–1919) — путешественник, политик и дипломат; во время Первой мировой войны считался крупнейшим британским специалистом по Ближнему Востоку, подписал соглашение Сайкса — Пико от 16 мая 1916 года (связанное с соглашением Сазонова — Палеолога от 26 апреля 1916 года), по которому восточные территории Османской империи были разделены на британскую, французскую, российскую и итальянскую сферы влияния. Википедия
35
Артур Джеймс Бальфур, 1-й граф Бальфур (1848–1930) — британский государственный деятель, 50-й премьер-министр Великобритании. В ноябре 1917 года подписал историческую декларацию Бальфура — «первую ласточку» создания еврейского государства в Палестине. Википедия
36
Герберт Луис Сэмюэл, 1-й виконт Сэмюэл (1870–1963) — британский политик, первый Верховный комиссар Палестины. Википедия
37
Эдмунд Генри Хинман Алленби, 1-й виконт Алленби (1861–1936) — английский фельдмаршал. Прославился в битве у Мегиддо (1918), которая в зарубежной историографии считается последним классическим сражением с применением кавалерии. Википедия
38
Руфус Дэниел Айзекс, 1-й маркиз Рединг (1860–1935) — британский юрист и государственный деятель, вице-король Индии. Википедия
40
Фейсал I ибн Хусейн (1883–1933) — основатель и первый король современного Ирака, первый и последний король Сирии. Википедия
41
Реувен Рубин (1893–1974) — израильский художник-модернист, один из основоположников израильской живописи. Википедия
42
Реза-шах Пехлеви (1878–1944) — тридцать четвёртый шахиншах (царь царей) Ирана. Военную службу начал рядовым Персидской казачьей бригады. В 1919 году стал генералом. В 1923 году назначен премьер-министром. Используя своё положение и авторитет, в 1925 году сверг правившую династию Каджаров. Википедия
43
Мечеть Омейядов, также известная как Большая мечеть Дамаска — одна из крупнейших и старейших мечетей в мире. Внутри мечети находится часовня с мощами Иоанна Крестителя, почитаемого как христианами, так и мусульманами. Википедия
44
Перистиль (др.-греч. столбы вокруг) — прямоугольные двор, сад или площадь, окружённые со всех сторон крытой колоннадой. Википедия
46
Элдон Раттер, настоящее имя Клемент Эдвард Раттер (1894–1956) — путешественник-исследователь, автор книги «Священные города Аравии» (Rutter E. “The Holy Cities of Arabia”, 1928).
63
Стилобат (др.-греч. опора, по которой ступают колонны) — в античной архитектуре верхняя часть многоступенчатого основания (стереобата), поверх которого водружали колонны или пилоны. Википедия
65
Партизаны Национально-освободительного восстания в подмандатной Сирии (1925–1927) 18 октября 1925 года захватили несколько районов Дамаска. По приказу главного комиссара в Сирии Мориса Саррая французские вооружённые силы 9 мая 1926 года нанесли массированный удар по городу. Википедия
66
Абу Бакр ас-Сиддик (573–634) — первый праведный халиф, сподвижник пророка Мухаммеда и отец его жены Аиши. Википедия
67
Хусейн ибн Али аль-Хашими (ок. 1854–1931) — шериф Мекки, первый король Хиджаза из династии Хашимитов; потомок пророка Мухаммеда. Википедия
68
Чарльз Монтегю Доути (1843–1926) — британский поэт и путешественник, один из первых европейских исследователей Аравии. Википедия
69
Главная улица Большого Лондона, участок современной трассы А5. Южную часть Эджвер-роуд, известную большим количеством кальянных и закусочных с ближневосточной кухней, лондонцы называют маленькими Каиром и Бейрутом. Википедия
70
Селевкиды — династия правителей эллинистического государства Селевкидов, основанного полководцем Александра Македонского Селевком Никатором (312 до н. э. — 83, 68–64 до н. э.). Википедия
72
Хулагу (1217–1265) — монгольский правитель и военачальник, внук Чингисхана. Основатель династии Хулагуидов, правившей в созданном им Иранском ильханстве в Передней Азии. Википедия
74
Таки-Кисра — руины шахского дворца Сасанидов на берегу реки Тигр в Аспанбаре, пригороде Ктесифона. Википедия
Фотография: Таки-Кисра
