Дорога в Оксиану

Роберт Байрон, 2022

Впервые на русском. «Дорога в Оксиану» Роберта Байрона, вышедшая в свет в 1937 году, заслуженно занимает сороковую строчку в списке «100 лучших книг в жанре нон-фикшен» по версии «Гардиан». Захватывающее путешествие по Ближнему Востоку, Ирану и Афганистану к берегам реки Окс (Амударья) на границе СССР. Старый добрый английский юмор, величественная древняя архитектура, чарующий восточный колорит и непрекращающаяся Большая игра как зеркало современных событий. Роберт Байрон (1905–1941) – английский писатель-путешественник. Изучал современную историю, архитектуру и искусство в Итоне и Мёртон-колледже Оксфордского университета. Путешествовал по Южной Европе, СССР, Тибету, Ближнему и Среднему Востоку, Индии и Китаю. Был открытым противником нацисткой идеологии. Погиб у берегов Шотландии в результате торпедной атаки немецкой подводной лодки на британский военно-транспортный корабль «Джонатан Холт».

Часть III

Персия

Тегеран

Тегеран, 25 октября. — В ожидавшей меня телеграмме от Раттера сообщалось о том, что угольщики покинули Бейрут 21-го числа. Поскольку телеграмма была отправлена за неделю до этой даты, то пока нет никаких известий об их прибытии в Марсель. Теперь, полагаю, мне следует дождаться их прибытия либо подтверждения, что они не собираются возвращаться. Но это мучительная трата времени, особенно в преддверии зимы.

Мы живём в переполненном хозяйскими животными пансионе «Кок д'Ор»¹³⁰, который содержат мадам и месье Питро. Последний работал поваром у японского посла, а карьеру начинал поварёнком у лорда Дерби¹³¹ в Париже. Семейство де Бат с турецкой овчаркой Карагозлу тоже здесь.

Кристофер отправился в больницу, где ему обмотали ноги гипсовыми бинтами. Гипс нельзя снимать в течение десяти дней, и даже после этого может потребоваться не меньше месяца до полного заживления язв. Блохи в Азербайджане — грозный враг.

Я посетил дворец Голестан¹³², где шах проводит публичные аудиенции. Дворец представляет собой плод фантазии из оригинальных изразцов XIX века и сталактитов¹³³ гранёного стекла. Павлиний трон¹³⁴ хорошо вписывается в обстановку; только украшенный драгоценными камнями и эмалью барельеф льва под сиденьем выглядит достаточно древним, чтобы являться частью настоящего трона из Дели. В центре зала, напоминающего Дурбар Холл и выходящего открытой стороной в сад, стоит ещё один трон, вывезенный Каджарами из Шираза. Он имеет форму помоста, поддерживаемого статуями, и высечен из полупрозрачного жёлто-серо-зелёного мрамора или мыльного камня, украшенного редкой позолотой. На площади перед троном устроен небольшой водоём.

Тегеран, 6 ноября. — По-прежнему здесь.

От угольщиков никаких известий. Но последний курьер из Багдада принёс слух, что машины окончательно сломались. Между тем в газетной вырезке из «Таймс» пишут о том, что полковник Ноэль отправился из Лондона в Индию на «Роллс-Ройсе», оборудованном таким же угольным аппаратом. Должно быть, он видел в «Таймс» отчёт о первом выезде экспедиции и счёл это достаточным свидетельством надёжности изобретения. Пожелаем ему удачи!

Два дня назад, впав в отчаяние, я чуть было не отправился в Афганистан в одиночку. И едва избежал неприятностей.

Уодсворт, американский charge d'affaires¹³⁵, представил меня Фаркухарсону¹³⁶. Я увидел непривлекательное худое лицо с выступающей нижней челюстью и с заросшей переносицей. Изо рта лилась монотонная нудная речь. Тем не менее, подумал я, необходимо делать скидки. Теперь, когда Кристофер надолго нетранспортабелен, будет трудно найти попутчика.

Р. Б. Я слышал о том, что вы думаете отправиться в Афганистан. Возможно, мы могли бы объединить усилия, если вы действительно…

Ф а р к у х а р с о н. Прежде всего должен объяснить вам, что у меня здесь очнь быстрый трип. Я уже провёл два дня в Тегеране. Мне сказали, что я должен увидеть Павлиний трон, чем бы это ни было. Я не особенно знаю, что хочу посмотреть. Честно говоря, мне неинтересно разглядывать вещи. Меня привлекает история. Меня привлекает свобода. Даже в Америке свобода уже не та, что была раньше. Мне бы хотелось, конечно же, чтобы вы поняли, что у меня очнь мало времени. Мои родители сильно настаивали, чтобы я отправился в этот трип. Мой отец недавно открыл рекламный бизнес в Мемфисе, а сейчас надеется, что я вернусь домой к Рождеству. Возможно, я задержусь до января. Всё зависит от того, как пойдут дела. Есть маршрут на юг, с остановкой на один день в Исфахане и ещё на один — в Ширазе. Есть тур в Тебриз. Есть в Афганистан. Честно говоря, если можно поехать в Афганистан, я бы отправился именно туда. Планы пока свободны. Когда я уезжал, то не был уверен, что попаду в Персию. В Штатах меня предупреждали, что в Персии опасно. Здесь говорят то же самое об Афганистане. Возможно, они правы. Я ещё в сомнениях. Я много путешествовал. Нет ни одной европейской страны, включая Исландию и исключая Россию, в которой я не побывал. Однажды я ночевал в канаве в Албании. Конечно, это было не очнь сложно, хотя потом я много рассказывал об этом случае в Мемфисе. Поэтому, если возможно, я хотел бы поехать в Афганистан. Но мог бы совершить лишь очнь короткий трип. Может, успеем добраться до Кабула, а может, и нет. Если доберёмся, то есть возможность арендовать аэроплан, чтобы вернуться в Тегеран. На данный момент я не горю желанием поскорее увидеть Индию. Это большая страна — я приберегу её на следующую осень. Я уже провёл два дня в Тегеране. В основном ходил на вечеринки. Мне понравилось. Но я приехал не за этим. Я здесь, как вы понимаете, для очнь короткого трипа. Если вы согласны на Афганистан, то едем завтра же. Мистер Уодсворт, который тоже из Мемфиса, передал мне письмо для афганского посла. Письмо я потерял, но он написал ещё одно. Я ходил к послу сегодня утром, но тот не смог меня принять. С ним были какие-то дамы. Я встретился с его секретарём, который не говорит по-английски, а мой французский — только студенческий, так что мои дела не продвинулись очнь далеко. Может, получу визу, а может, и нет. В любом случае я бы хотел выехать завтра утром. Как видите, я здесь для очнь короткого трипа.

Р. Б. Хотел предложить, что если вам нужен попутчик, то я мог бы поехать с вами и разделить расходы. Мне подходит такой расклад, поскольку я не могу позволить себе купить машину в одиночку.

Ф а р к у х а р с о н. Должен признаться, что я не очнь стеснён в средствах. Тем не менее я тоже работаю, как и все в Штатах. С вами в Европе всё по-другому. У нас нет паразитирующего класса. Все работают, даже те, кто может этого не делать. Если не будешь работать, то окажешься на самом дне социальной ямы. Я отложил четыре тысячи долларов на эту поездку. Но это не значит, что мне не терпится поскорее выбросить их на ветер. Думаю, что смогу позволить себе поехать в Афганистан, если найдётся время. Как видите, я здесь для очнь короткого трипа.

Р. Б. Если бы вы точно сказали, сколько времени хотите потратить на поездку, возможно, мы смогли бы всё спланировать.

Ф а р к у х а р с о н. Всё зависит от обстоятельств. (Повторяет то же самое, что говорил ранее, но более подробно.)

В конце концов я сам отправился в посольство Афганистана помочь Фаркухарсону с получением визы. Тем временем мы договорились встретиться на следующий день. Он пришёл в «Кок д'Ор», когда мы с Кристофером обедали в компании Герцфельда, только что вернувшегося из Европы.

Ф а р к у х а р с о н (задыхаясь, бежит через столовую). Кажется, мои дела сдвинулись с мёртвой точки. Тем не менее я пока не получил визу. Но думаю, что скоро получу. Теперь есть один или два момента, которые очнь хочу обсудить с вами…

Р. Б. Позвольте представить вам профессора Герцфельда.

Ф а р к у х а р с о н.…Я очнь рад встрече с вами, сэр. Видите ли, я здесь для очнь быстрого трипа и собирался сказать…

К р и с т о ф е р. Не сядете ли вы вместе с нами?

Ф а р к у х а р с о н. Прежде всего я хотел сказать, что мне очнь хочется отправиться в трип завтра утром, если возможно. Конечно же, если нет возражений. Таков мой план.

Г е р ц ф е л ь д (пытаясь развеять скуку). Я вижу, у вас во дворе прирученная лиса.

К р и с т о ф е р. Раньше здесь обитал дикий кабан. Но его пристрелили, так как ночью он забирался в постель к гостям. Почему гости стали возражать, мадам Питро, с её слов, не имеет ни малейшего представления: кабан всего-то и хотел, чтобы ему почесали животик. В итоге кабана пристрели, и на этом история закончилась.

Р. Б. Не совсем. Ещё лиса мочится на мирно спящих гостей.

Ф а р к у х а р с о н. Конечно, это очнь забавно, хотя, боюсь, я не понял шутки. Теперь есть один или два момента, которые мне очнь не терпится обсудить с вами.

Г е р ц ф е л ь д. Я держу дикобраза в Персеполе. Он совершенно ручной. Если запаздывают с чаем хотя бы на минуту, дикобраз приходит в ярость, а его иглы, как вы их называете, зубочистки, встают дыбом.

Ф а р к у х а р с о н. Есть один или два момента, которые меня очнь смущают…

Г е р ц ф е л ь д. Кроме того, он пользуется ватерклозетом как человек. Каждое утро мне приходится стоять в очереди. Нам всем приходится.

Ф а р к у х а р с о н (с опаской). Это чрезвычайно интересно, хотя, боюсь, я не совсем понимаю. Сейчас есть один или два…

Р. Б. Нам лучше пойти в мою комнату. (Мы уходим.)

Ф а р к у х а р с о н. Есть один или два момента, которые мне очнь хочется обсудить с вами. Мне нужно, чтобы вы отчётливо понимали, что если я и поеду в Афганистан, то только в очнь быстрый трип. Теперь хочу поговорить с вами очнь откровенно. Вы не знаете меня, я не знаю вас. Думаю, что мы поладим. По крайней мере, надеюсь. Но мы должны прояснить всё заранее. Я записал на листке бумаги несколько пунктов, которые сейчас зачитаю. Первый пункт я назвал «личные отношения». Я много путешествовал. Поэтому знаю, что в трипе в людях проявляются самые худшие качества. Например, у меня есть брат в Мемфисе. Он очнь любит музыку, а я нет. Мы были вместе в Париже. После ужина он пошёл на концерт. А я нет. Я люблю своего брата, но даже в этом случае возникают трудности разного рода. Я пока не знаю вас, а вы не знаете меня. У нас могут быть проблемы, мы можем заболеть. Никто не даст гарантии, что в болезни не станем невыносимы. В остальном, думаю, мы должны помнить о вопросе личных взаимоотношений. Второй момент я назвал «политический». Я буду говорить очнь откровенно. Я ограничен во времени, вы понимаете, и если мы вместе поедем в Афганистан, как я надеюсь, то хочу, чтобы было предельно ясно, что во время трипа я — босс. Вот почему я назвал второй пункт политическим. Если я решу, что не хочу никуда ехать, что ж, тогда мы просто не поедем. Я сделаю всё возможное, чтобы учесть ваши пожелания. Постараюсь быть справедливым. Думаю, что у меня получится. Мистер Уодсворт, который тоже родом из Мемфиса, знает мою семью, и я думаю, он скажет вам, что я честный человек. Но политически я босс. Третий момент — финансовый. Так как я взял на себя руководство, то готов оплатить чуть больше половины стоимости машины. Но вы же понимаете, что я ограничен во времени и совершаю очнь быстрый трип, поэтому вполне возможно, что затем поеду прямиком в Индию и оттуда поплыву на корабле. Понимаю, что у вас немного средств, если судить по тому, что вы сказали. Я не могу оставить попутчика в Индии без денег. Поэтому, прежде чем отправиться в трип, я хотел бы убедиться, что у вас достаточно денег для возвращения в Персию. Я хотел бы увидеть ваши деньги…

Р. Б. Что?

Ф а р к у х а р с о н. Я хотел бы видеть ваши деньги…

Р. Б. До свидания.

Ф а р к у х а р с о н.…Перед отъездом, чтобы я мог быть уверен, что вы сможете вернуться в случае…

Р. Б. УБИРАЙТЕСЬ, если не оглохли!

Фаркухарсон испарился. На выходе он столкнулся с Герцфельдом и Кристофером и тепло пожал им руки: «Я был очнь рад познакомиться. До свидания. Мне нужно уходить. Я очнь спешу…»

И быстро удалился. Я вышел вслед за ним. Не то чтобы я тронул его — без резиновых перчаток и бутылки дезинфицирующего средства лучше этого не делать. Зато в угрозах он был хорош. Накануне я видел, как он одевался, и отметил его очнь неразвитую мускулатуру.

Тегеран, 9 ноября. — По-прежнему здесь.

В Кабуле убит король Надир-шах¹³⁷.

Утром до банка дошёл базарный слух, что король Ирака Гази¹³⁸ тоже мёртв. Дипломатическое представительство получило официальные данные в час дня. В «Рейтерс» подтверждения были опубликованы вечером. Правительство Индии в истерике. Из Афганистана пока никаких новостей. Начались там беспорядки или нет, подобные события вряд ли облегчат моё путешествие, если последнее вообще состоится.

Один из бахтиарских вождей, старый друг Кристофера, обедал вместе с нами в отдельном номере. Он попросил хранить молчание, поскольку общение с иностранцами опасно для наследных ханов. Марджорибэнкс фактически держит всех вождей в негласном плену. Они могут жить в Тегеране и сорить деньгами, но не в их власти вернуться в собственные земли в Бахтиарии. Марджорибэнкс боится знатных племён и пытается лишить их влияния, расселив в деревнях под контролем полиции и изолировав их лидеров. В прошлом те слишком часто приводили к власти королей.

Наш гость рассказывал, словно предчувствуя будущее. Как выяснилось, он смирился с подобным положением дел. Персия всегда была такой. Единственное, что можно сделать, — это дождаться смерти тирана.

Тегеран, 11 ноября. — Суббота. По-прежнему здесь.

Я решил ехать во вторник. В понедельник нашёл в продаже автомобиль «Моррис» за 30 фунтов стерлингов. Выгодная сделка. На самом деле я думал, что получится уехать на следующий день.

Оформление водительских прав и различных разрешений — на машину, на пребывание в Персии и на поездку в Мешхед, — письма губернаторам Мешхеда и других городов по маршруту следования заняло четыре дня. Меня называли récalcitrant de la loi¹³⁹, поскольку я не оформил удостоверение личности. Для его получения мне пришлось в трёх экземплярах раскрыть тайну места рождения моей матери. Тем временем владелец машины уехал из Тегерана, передав доверенность весьма пожилому адвокату в розовом твидовом фраке. Сделка была заключена, подписи засвидетельствованы, но полиция отказалась регистрировать транспортное средство, поскольку доверенность распространялась на всё земное имущество продавца, кроме автомобиля «Моррис», не упомянутого в тексте напрямую. Решение об отказе было отменено после обращения к вышестоящему полицейскому чиновнику, который дал по телефону указание своему подчинённому. Но когда мы вернулись в первый департамент, находившийся в 300 ярдах, там ничего об этом не знали. Мы начали расспрашивать в соседних отделах. Наконец кто-то вспомнил, что ответивший на звонок служащий вышел по делам. Небеса нам благоволили. Мы столкнулись с ним на улице, после чего прошли к рабочему столу. Ситуация раздражала чиновника. Без копии доверенности, сказал он, ничего не выйдет. И пока та не готова, не соблаговолим ли мы оставить его в покое. Адвокат отправился покупать писчую бумагу. Все мы — сын владельца, хозяин гаража и я — нашли прибежище на тротуаре возле главной площади и, сидя на корточках вокруг старого сердитого писца, наблюдали за тем, как падают с носа его очки и как перо, подобно гарпуну, рвёт бумагу, превращая лист в трафарет. Ни одно предложение не было написано без одобрения со стороны полиции; едва начиналось следующее, как требовались новые правки. Словно колония потревоженных лягушек, мы прыгали по площади, вколачивая то одно, то другое слово, пока ночь не пришла на смену сумеркам. Когда копия была готова, потребовалось написать ещё одну в полиции. Площадь подходила для этого лучше; в офисе отключили электричество, и нам пришлось писать при слабом свете быстро сгорающих спичек, которые расходовались в огромном количестве и обжигали кончики пальцев. Я смеялся, остальные из моей компании тоже смеялись; полицейские хохотали как заведённые, но затем с самым серьёзным видом заявили о том, что свидетельство о праве собственности будет готово только через три дня. В результате часового спора они пообещали выдать документы на следующее утро. Утром я снова пришёл в офис — бумаги будут через три дня. Но теперь, действуя в одиночку, я имел преимущество: моего знания персидского языка хватало озвучить свои просьбы, но не понять отказов. И снова мы направились к офицеру через улицу. После чего громко затрещали телефоны в кабинетах и все чины заметались по офису. Документ возник из ниоткуда. И всё это, позвольте мне добавить, составляло лишь десятую часть всех событий, пережитых мной в течение последних четырёх дней.

* * *

Год выпуска автомобиля — 1926. Двигатель требовал некоторого внимания. Проверив вчера его работу, я намеревался отправиться в путь в шесть утра. Но к концу проверки сел аккумулятор. Я выезжаю в полдень в надежде добраться до Амирие к вечеру, и тогда худшие из перевалов, кроме последнего, останутся позади.

Команда Ноэля, бросившая угольный аппарат в Дувре, приехала вчера вечером на двух «Роллс-Ройсах». Газогенератор угольщиков, говорят, проработал пять ночей в пустыне между Дамаском и Багдадом, после чего сломалась пара шатунов, которые сейчас в ремонте. Я до сих пор не уверен, что угольщики здесь появятся. Нельзя полагаться на случай. Перевалы после пятнадцатого числа могут перекрыть в любое время.

Айне-Верзан

Айне-Верзан (ок. 5000 футов), позднее 7.30 вечера. — В шестидесяти милях от Тегерана сломалась задняя ось.

«В Хорасан! В Хорасан!» — кричал полицейский у городских ворот. Я чувствовал удивительную бодрость во время продвижения через дефиле¹⁴⁰ Эльбурса. Неважно, куда мы ехали, вверх или вниз, двигатель всегда работал на пониженной передаче; только это могло спасти нас от опрокидывания на преодолеваемом повороте.

Семь крестьян, помогая себе песнями, толкали машину в гору, к деревенскому сараю. Дела хуже некуда, но я не собираюсь возвращаться в Тегеран.

Шахруд

Шахруд¹⁴¹ (4400 футов), 13 ноября. — Утром в Айне-Верзан прибыл автобус с женщинами-паломницами, направлявшимися в Мешхед. Меня разбудила их болтовня внизу во дворе. Уже через пять минут я сидел рядом с водителем, а мой багаж аккуратно лежал под ногами у дам.

На перевале над Амирие мы оглядывались на растущее множество пиков, хребтов и контрфорсов, на белый конус Демавенда в вершине неба, а затем снова смотрели вдаль над бескрайним плато, где горы вздымались приливной волной и дышали, то погружаясь в сумрак, то блистая на свету, а тени и солнечные лучи следовали за своими хозяевами-облаками по арене земного шара. Осенние пожелтевшие деревья украшали сиротливые деревни. Вокруг них — пустыня, каменистая, сияющая чёрными отблесками пустыня восточной Персии. В Семнане, пока дамы пили чай в кирпичном караван-сарае, я узнал о старом минарете¹⁴² и успел найти его до того, как обо мне спохватилась полиция. После чего, поэтически выражаясь, я был полон грусти от осознания, что больше не смогу оставаться в этом прекрасном городе. Затем с наступлением сумерек мы уехали в автобусе. «Поедем с нами в Мешхед», — предложил водитель-негр, называя мне дружелюбную цену. Упорно отказываясь, я вышел в Дамгане.

В этом месте стоят два башенных мавзолея¹⁴³ XI века, украшенные старинной вязью. Они построены из отличного кирпича цвета café-au-lait, но общее впечатление портит безобразная кладка. Разрушенная мечеть, известная как Тарикхане¹⁴⁴, или «Дом истории», ещё старше; её круглые приземистые колонны напоминают английскую деревенскую церковь нормандского периода и, должно быть, унаследовали свою неожиданную романскую форму от сасанидской традиции. Как только Персию завоевал ислам, вся исламская архитектура заимствовала её. Интересно следить за процессом, имеющим столь грубое начало, ещё до того, как тот обретёт художественную ценность.

Полицейские, добродушные ребята, начали падать в голодные обмороки, стоило мне только задержаться на время обеда. Поздно вечером с запада подъехал грузовик, куда они тут же затолкали меня, ещё надеясь поесть в этот день. Мы были в Шахруде в восемь, а в полночь снова отправимся в путь.

Этот достойный восхищения непременный атрибут Востока, персидский караван-сарай, отказывается исчезать с появлением современного транспорта. Гаражи-автостанции, конечно же, есть везде, но следуют традиционному плану размещения. Они представляют собой четырёхугольное строение размером с Оксфордский колледж, защищённое огромными воротами. Возле них, рядом с арочным входом, располагаются кухня, столовая, общая спальня и кабинет для ведения дел. С трёх других сторон находятся ряды небольших комнат, напоминающих монашеские кельи, а также гараж и конюшня. Степень комфорта варьируется. Здесь, в гараже Массис, у меня есть пружинная кровать, ковёр и плита; я поел нежной курятины и немного сладкого винограда. В Дамгане вообще не было мебели, а из еды остались лишь комья чуть тёплого риса.

Нишапур

Нишапур (4000 футов), 14 ноября. — При должном опыте любой может стать знатоком в самом необычном деле. Во всей Персии не сыскать такого грузовика, какой я поймал в Дамгане: совершенно новый «Рео спид вэггон», совершавший свой первый рейс и развивавший тридцать пять миль в час по хорошей дороге; он оборудован неперегревающимся радиатором и двойными колёсами, а ещё имеет освещение в кабине водителя. Махмуд и Исмаил в нём преодолевают путь от Тегерана до индийской границы с рекордным временем. Они справляются о моём здоровье каждые пять минут и хотят, чтобы я отправился вместе с ними в Дуздаб¹⁴⁵.

Рассвет улыбкой висельника пронзил ветреную, промокшую изморосью ночь. Я перекусил сыром и доел оставшуюся куриную грудку из Шахруда. Две чахлые ивы и чайхана выплыли из тумана пустыни. Махмуд и Исмаил вошли в домик поприветствовать других путников. Я в это время задремал на своём месте.

В Аббасабаде мы ютились у костра, а местные жители пытались продать нам бусы, мундштуки и игральные кости из мягкого серо-зелёного камня. Одетые в алые русские блузы, они были потомками грузинских переселенцев, обосновавшихся здесь при шахе Аббасе¹⁴⁶. Затем наш путь продолжился по серым холмистым пустошам навстречу промозглому ветру.

Серые цеппелины облаков проносятся у самой земли. Серые деревни редки и безлюдны. Проявившиеся вокруг разрушенных цитаделей древние очертания — зиккурат и купол в форме пчелиного улья — тают под дождём. Они начали таять ещё на рассвете мироздания, но с каждым наступлением лета вновь вырастают из кирпича — и так до скончания времён. Мощные потоки пурпурными брызгами движутся по улочкам между кирпичных стен, направляя свой ход через поля и пастбища в пустыню. Дорога превратилась в живую реку. За ночь тополя сбросили листву, но на платанах она задержалась на день дольше. Вереницы верблюдов, покачиваясь, следуют мимо нас: «Бом-бом, — глухо звенят колокольчики, — бом-бом», — и вот уже звуки замолкают вдали. Пастухи в белых накидках лавируют среди шторма из животных на каменистом пастбище. Чёрные шатры и чёрные шапки туркоманов¹⁴⁷ возвещают о приближении к границе Средней Азии. Значит, вот и Золотой путь¹⁴⁸. Уже восемь веков назад минарет¹⁴⁹ Хосругирда был свидетелем движения по этому пути, а теперь наблюдает и за нами. Себзевар находится двумя милями далее. В караван-сарае можно найти кебаб, курт, плоды граната и бутылку местного кларета.

Вскоре после наступления темноты погасли фары грузовика. У Махмуда и Исмаила, бестолковой парочки рекордсменов, не было ни спичек, ни нового фитиля. Я держал про запас и то и то, но поломку оказалось не так просто починить, и вместо Мешхеда мы были вынуждены заночевать прямо здесь.

В пристанище¹⁵⁰, будь оно неладно, Омара Хайяма.

Мешхед

Мешхед (3100 футов), 16 ноября. — Расстояние от Нишапура до Мешхеда составляет девяносто миль. Я предполагал, что окажусь здесь к полудню.

Однако мой прекрасный скоростной «Вэггон» сломался, и только к девяти часам я нашёл место среди паломников в британском автобусе «Бедфорд». В Кадамге, в шестнадцати милях вниз по дороге, водитель сделал остановку рядом с очередной святыней. Открывшийся мне симпатичный восьмиугольник, увенчанный луковицей купола, был построен в середине XVII века в память о месте упокоения имама Резы¹⁵¹. Мечеть¹⁵² находилась на площади, под скалистым утёсом, в окружении высоких зонтов пиний и звонких ручьёв. Солнце освещало облицовку, сверкавшую голубыми, розовыми и жёлтыми красками на фоне тёмной листвы и нависавшего неба. Бородатый сеид¹⁵³ в чёрном тюрбане просил милостыню. Резво подпрыгивая и стуча костылями, хромые и слепые окружали меня с ужасающей быстротой. Я скорее побежал к автобусу.

В этом транспортном средстве было вдвое больше пассажиров, чем положено по инструкции, с багажом — та же история. Подбадриваемый перспективой скорого окончания путешествия, водитель рванул вниз по склону со скоростью сорок миль в час. Автобус перемахнул через русло речушки и тут же ударился о противоположный берег; к моему огромному изумлению, оторвавшееся переднее колесо отрекошетило в моём направлении, со скрежетом смяло подножку и ускакало дальше в пустыню. «Ты англичанин? — недовольно спросил водитель. — Посмотри». Дюйм британской стали был пробит насквозь.

Полтора часа ушло на то, чтобы приладить колесо обратно. Паломники пытались согреться, развернувшись спиной к ветру; мужчины кутались в жёлтые овчины, а женщины — в чёрные саваны. Три курицы, привязанные друг к другу за ноги, наслаждались временной свободой, но их кудахтанье сулило мало надежды. Когда мы снова тронулись в путь, водителя разбил паралич осторожности. Бедолага ехал со скоростью пять миль в час, останавливаясь у каждого караван-сарая и успокаивая нервы чаем, пока, наконец, мы не достигли небольшого перевала, за которым открывался прекрасный вид.

Ярусы освещённых огнями гор окаймляли горизонт. С востока надвигалась ночь в прибойной волне облаков. Внизу на равнине стали различимы столбы дыма и тени домов и деревьев, возвещавшие о скором прибытии в Мешхед, священный город шиитов. Золотой купол встречал всполохами света, а голубой медленно проявлялся в холодной осенней дымке. Век за веком, с тех пор как имам Реза был погребён рядом с халифом Гарун аль-Рашидом¹⁵⁴, эта картина радовала взор утомлённых пустыней паломников, торговцев, армий, королей и путешественников, с тем чтобы однажды стать последней надеждой для нескольких десятков встревоженных пассажиров в разбитом автобусе.

Священное место было отмечено каирнами¹⁵⁵. Мужчины-паломники спустились к ним и приступили к молитве, обратившись лицом в сторону Мекки, а спиной — к Мешхеду. Водитель также вышел, но лишь за оплатой, а поскольку мужья были заняты, то ему поневоле приходилось иметь дело с их жёнами. Крики протеста, переходящие в яростное и продолжительное крещендо, нарушили момент излияния благодати. Набожные мужья молились, бились лбами о каирны, рвали на ногах обмотки, тяжело вздыхали, оглашая причитаниями всю округу, закатывали глаза к небу в стремлении отсрочить наступление неизбежной расплаты. В это время вокруг автобуса вытанцовывали водитель с помощником, отбиваясь от закутанных с головы до ног гарпий. Один за другим мужья пытались незаметно вернуться на свои места. Одного за другим их отлавливали. Каждый протестовал в течение четверти часа. Но только трое в итоге отказались платить, и их, вопящих и извергающих проклятия, выставили из автобуса кулаками и пинками. Изгнанники ленивой рысцой пустились вниз с холма во главе с жалобно ноющим фарисеем, самым активным из компании, который всю дорогу просидел рядом со мной на переднем сиденье.

Автобус едва успел тронуться с места, как женщины, сидевшие позади, подняли истошный вой. Орудуя кулаками и кухонной утварью, они почти что снесли тонкую деревянную перегородку, отделявшую нас с водителем от их гнева. Автобус опять остановился. Откинув в сторону вуали, взмыленные мегеры упрашивали вернуть мужей. К тому времени у меня уже не было других желаний, кроме как добраться до гостиницы до наступления темноты. «Либо возвращайте людей, — сказал я водителю, — либо поезжайте без меня. Если мы задержимся здесь хотя бы на минуту, то я вам не заплачу». Аргумент возымел действие. Водитель нагнал мужчин, которые продолжали бежать по дороге, и пригласил их вернуться. Те не согласились. Найдя укрытие в канаве, мужчины решительно не желали оказать любезность извергу, осквернившему самый святой момент их жизни. Женщины снова подняли крик и кулаки. Опять затрещала перегородка. Весь автобус начал скрипеть как несмазанная телега. «ВПЕРЁД!» — закричал я, топая по доскам на полу, пока те не прогнулись до самой земли. Выпрыгнув из автобуса, водитель наконец схватил дезертиров, избил их до мольбы о пощаде и затащил обратно. Соседнее место снова занял фарисей. Теперь настал мой черёд негодовать. Я дал понять, что не поеду рядом с ним. В ответ фарисей схватил мою руку и, прижав её к своей колючей, блестящей от слюны бороде, начал лобызать. Я мигом отшвырнул невежу и выскочил из автобуса, заявив потрясённому, измученному и несчастному водителю, что больше не потерплю оскорбительного соседства и пойду в Мешхед пешком, унося с собой и деньги. Теперь женщины перенесли свои оскорбления на фарисея и затащили раболепствующего грубияна внутрь салона. И мы помчались в святой город со скоростью, от которой расколется и пушечный лафет.

Мы с водителем переглянулись и громко рассмеялись.

Мешхед, 17 ноября. — Купола святыни доминируют над городом. Туркоманы, казахи, афганцы, таджики и хазарейцы толпятся на подступах к мечети, смешиваясь с грязной толпой псевдоевропейских персов. Полиция боится этих фанатиков, и потому для неверных доступ по-прежнему закрыт, несмотря на официальную антиклерикальную политику, которая держит мечети открытыми в остальных городах. «Если вы действительно хотите туда пройти, — предложил мне человек в гостинице, — я могу одолжить вам свой головной убор. Больше ничего не нужно». Я с отвращением посмотрел на потрёпанный символ правления Марджорибэнкса, пародию на французское кепи, и решил, что это вряд ли поможет пройти через пропускной пункт человеку с голубыми глазами и светлыми усами.

Не так давно Марджорибэнкс с первым визитом посетил Систан. Для удовлетворения его аппетита к современной планировке перепуганные местные власти построили целый город в потёмкинском стиле: стены, хотя и были освещены электричеством, не огораживали ничего вокруг, кроме полей. За день до визита пригнали целый грузовик с детской одеждой. На следующее утро школа стала похожа на французский детский сад. Монарх подъехал поближе и даже остановился, для того чтобы уволить директора школы за устаревший фасон одежды, а затем двинулся дальше, но не раньше, чем в следующую школу отправили многострадальную форму, в очередной раз снятую с детей и уложенную в грузовик. Персия по-прежнему остаётся страной Хаджи-Бабы¹⁵⁶.

Вчера приехала команда Ноэля. Я забронировал место до Герата в афганском грузовике, который весь украшен розами. Отъезд запланирован на послезавтра.

Мешхед, 18 ноября. — Тус, родина Фирдоуси, существовал ещё до основания Мешхеда, разросшегося вокруг гробницы имама Резы. Город находится в восемнадцати милях к северо-западу от Мешхеда, недалеко от дороги на Асхабад¹⁵⁷, оставшийся по другую сторону русской границы.

Курганы и хребты выдают очертания старого города. Через реку перекинут старинный мост¹⁵⁸ на восьми арках. На фоне синих гор возвышается массивный купол мавзолея¹⁵⁹ из кирпича цвета высохших лепестков розы. Доподлинно неизвестно, память о ком здесь хранится, но если судить по внешнему сходству с мавзолеем султана Санджара в Мерве, то монумент воздвигнут в XII веке. Мавзолей один остался от былого величия Туса.

Между тем в следующем году будет отмечаться тысячелетие со дня рождения Фирдоуси. Иностранцы слышали о Фирдоуси и ценят его так, как могут ценить поэта, которого никогда не читали. Поэтому вполне ожидаемо, что многочисленные гости будут отдавать дань почтения не столько его творчеству, сколько его национальности. На это, по крайней мере, надеются сами персы. Объявлена программа торжеств. Направляя свои делегации, правительства стран, чьи границы или другие интересы пересекаются в Персии, не применут напомнить Марджорибэнксу о том, что, пока предки последнего сочиняли героические эпосы, предки первых наносили вайду¹⁶⁰. Безусловно, они также не забудут отметить и то, что подобные сравнения сегодня неуместны. Новая железная дорога его величества, его беспристрастное и открытое правосудие, его страсть к костюмам для отдыха дарят надежду всему растерянному миру. В действительности Реза-шах Пехлеви воздаёт должное Фирдоуси.

Тус, долго безмолвствовавший между пустыней и горами, на время превратится в арену для пышных речей. На месте вероятного погребения поэта торжественно откроют кенотаф¹⁶¹. Даже незавершённый объект приятно удивляет. На широком лестничном марше установлена квадратная пирамида, которую вскоре облицуют белым камнем. Перед монументом, встречая гостей парой классических павильонов, сверкает водной гладью длинный пруд в обрамлении ровных линий деревьев. Проект вызывает восхищение, даже несмотря на ограниченность восточного вкуса в столкновении с западной идеей. Западная часть, кенотаф, проста, насколько только возможно; персидская, представленная садом, прекрасна, как и всегда; обе сочетаются в гармоничных пропорциях. Когда церемонии закончатся и снова будут звучать только козьи колокольчики, ценитель Фирдоуси найдёт благодатный покой вблизи скромной гробницы.

Сегодня днём в консульстве прошло чаепитие, завершившееся играми. Весьма любопытным зрелищем оказалось наблюдать за начальником полиции, который имел вид палача, а возможно, им и являлся. Привязанные друг к другу за руки, они с американской миссионеркой соревновались в поиске спрятанных напёрстков. Я встретил мистера Дональдсона, главу американской миссии, который вместо беспокойства о новообращённых (или, возможно, помимо этого) на днях опубликовал книгу о религии шиитов.

В телеграмме из Тегерана говорится о том, что партия угольщиков сейчас в столице и отправится к нам, как только таможня пропустит их оружие. Ждать дальше бессмысленно. Мы встретимся в Мазари-Шарифе, если встреча вообще состоится. Возможно, дорогу прямо сейчас заметает снегом.

Ноэль теперь думает получить визы в Афганистан.

Афганистан

Герат

АФГАНИСТАН: Герат (3000 футов), 21 ноября. — Ноэль получил визы и подбросил меня за компанию, вернее — я его. Проехав весь путь из Лондона в качестве водителя, он был рад передать руль кому-то другому. Сегодня днём Ноэль уехал в Кандагар по дороге на юг.

Если не считать сотрудников русского консульства, которые вынуждены здесь жить как заключённые, то в городе я единственный европеец и потому веду себя наилучшим образом, за чем пристально следит местная публика. В отеле компанию мне составляют трое индийцев-парси¹⁶², которые, совершая на велосипедах кругосветное путешествие, приехали из Мазари-Шарифа по открытой этим летом дороге. В пути они встретили русских, которые бежали через реку Окс¹⁶³, а теперь следуют под охраной в Китайский Туркестан по маршруту Вахан — Памир. Один из них оказался журналистом и передал им письмо с описанием своих злоключений. Его сапоги сносились до дыр, но он намерен дойти до Пекина пешком.

В Герате есть свой секретарь по иностранным делам, именуемый «мудири-хариджа»¹⁶⁴. Он сказал, что я смогу отправиться в Туркестан, если найду транспорт. Кроме того, я имел аудиенцию у губернатора Абдул Рахмин-хана, статного старца, носившего высокую астраханскую шапку чёрного цвета и седые усы, как у Гинденбурга¹⁶⁵. Губернатор также разрешил поехать, куда пожелаю, и пообещал снабдить письмами для властей по пути следования.

* * *

Позже я обратился к мунтазими-телеграфу¹⁶⁶, который говорил по-английски.

— Где Аманулла-хан¹⁶⁷? — внезапно спросил он, просунув голову в окошко и убедившись в том, что никого нет рядом.

— В Риме, полагаю.

— Он сейчас на обратном пути?

— Вы должны знать лучше меня.

— Я не в курсе.

— Его брат Инаятулла сейчас в Тегеране.

Мунтазим вскочил от удивления.

— Когда он приехал?

— Он живёт там.

— Чем занимается?

— Играет в гольф. Но настолько плохо, что иностранные дипломаты стараются избегать его общества. Зато как только они узнали, что король Надир-шах убит, то сразу же пригласили Инаятуллу на игру.

Мунтазим покачал головой, раздумывая над этой тревожной информацией.

— Что такое гольф? — наконец спросил он.

Сегодня вечером джентльмен из муниципалитета зашёл узнать, удобно ли я устроился. Я честно признался, что в номере было бы гораздо уютнее со стёклами в окнах. Отелем управляет Сеид Махмуд, по виду из африди¹⁶⁸, который раньше работал в гостинице Карачи. Он показал мне книгу посетителей, из которой следовало, что граф фон Бассевиц, немецкий консул в Калькутте, останавливался здесь в августе, когда возвращался из отпуска. Я впервые слышу об этой персоне с 1929 года.

Герат, 22 ноября. — Герат находится на протяжённой плодородной равнине, простирающейся с востока на запад; он на три мили равноудалён от реки Герируд на юге и от ближайших отрогов Паропамиза на севере. Здесь два города. Старый город напоминает лабиринт из узких извилистых улочек, который окружают квадратные защитные валы и рассекает по диагонали туннель главного базара длиною в две мили; в северной части ориентиром служит цитадель, внушительная средневековая крепость, построенная на кургане и грозно выделяющаяся на фоне окружающей равнины. Напротив разместился новый город. Одна из двух его широких улиц, начинаясь у входа на базар, ведёт на север, где пересекается со второй под прямым углом. Вдоль улиц выстроились ряды магазинов с открытыми фасадами. Второй этаж над торговыми лавками занимает гостиница. Она соседствует с гильдией медников, которые с рассвета и до заката своим металлическим стуком мешают праздной жизни постояльцев. Чуть дальше, на перекрёстке, в окружении грузовиков затерялась билетная касса, где пассажиры ежедневно толпятся среди тюков с товарами и бочек русского бензина в деревянных ящиках.

Увлечённый контрастом с Персией, я провожаю взглядом случайных прохожих. Внешний вид простых персов, определяемый законами Марджорибэнкса о роскоши, унижает человеческое достоинство; кажется невозможным, что эта свора грязных дворняг в действительности была тем народом, который восхищал бесчисленное множество путешественников учтивыми манерами, великолепием садов, верховой ездой и любовью к литературе. То, как афганцы умеют располагать к себе, мне ещё только предстоит узнать. Однако их одежда и свободная походка выглядят достаточно убедительно. Немногочисленные чиновники носят европейские костюмы вместе с щёгольской шапкой из овчины. Горожане тоже иногда надевают жилеты в викторианском стиле или индийские мусульманские халаты с высоким воротником. Но эти иностранные предметы одежды, в ансамбле с тюрбаном размером с гору постельного белья, плащом из пёстрых одеял и белыми брюками свободного кроя, оканчивающимися расшитыми золотом туфлями в форме гондол, придают их обладателям комичный экзотический вид, какой можно встретить у оперных певцов в индийских шалях. Такова мода, которой следуют афганцы. Таджики, один из персидских народов, предпочитают стёганые туркестанские халаты. Туркоманы носят высокие чёрные сапоги, длинные красные кафтаны и басби¹⁶⁹ из шелковистых чёрных шкур. Самый необычный костюм можно встретить у соседних горцев, которые ходят по улицам в сюртуках из жёсткой белой саржи, с болтающимися, словно крылья, фальшивыми рукавами, которые доходят до колен и расшиты узорами, как по трафарету. На базаре время от времени мелькает бязевый улей с окошком наверху. Это женщина.

Смуглолицые мужчины, с ястребиным взором и орлиным носом, в одеждах свободного кроя проносятся в сумраке базара с дьявольской самоуверенностью. Как лондонцы носят с собою зонт, так и они ходят за покупками с винтовкой. Воинственный вид отчасти носит показной характер. Из винтовок нередко не сделать и выстрела. Телосложение многих в тесной солдатской форме не впечатляет. Даже свирепость взгляда зачастую достигается подводкой глаз. Всё это — дань традиции; в стране, где никогда не слышали о верховенстве закона, одна лишь видимость силы уже составляет половину успеха любого предприятия. С точки зрения правительства такие традиции могут казаться вредными. Но, по крайней мере, они помогли сохранить стойкость народа и его веру в себя. Люди вокруг считают, что европейцы должны следовать местным обычаям, но не наоборот. В этом я успел убедиться, когда попытался купить арак: во всём городе нет ни капли алкоголя. Вот, наконец, настоящая Азия без комплекса неполноценности. Аманулла, как говорят, однажды похвастался перед Марджорибэнксом тем, что вестернизирует Афганистан быстрее, чем Марджорибэнкс вестернизирует Персию. Это стало концом для Амануллы, и, возможно, подобные заявления ещё долго будут вспоминаться его преемникам.

При подъезде к Герату дорога из Персии идёт через горы, пока не встретит там ещё одну, из Кушки, и не свернёт вниз с холмов в сторону города. Мы приехали тёмной звёздной ночью. Такая ночь всегда полна неожиданностей; в незнакомой стране после встречи с дикого вида пограничниками я испытал такое сильное волнение, какое с трудом могу припомнить. Внезапно дорога привела нас к лесу из гигантских дымовых труб, чёрные очертания которых, когда мы проезжали мимо, чередовались на фоне звёздного неба. На секунду я остолбенел, ожидая чего угодно, но только не появления фабричных труб, пока, наконец, поражённый этими огромными стволами, не увидел силуэт разрушенного купола¹⁷⁰ с причудливыми рёбрами, как у дыни. В тот момент я подумал, что в мире есть только один похожий купол, гробница Тамерлана в Самарканде. Дымовые трубы, следовательно, должны быть минаретами. Я лёг спать и, словно ребёнок в канун Рождества, едва смог дождаться рассвета.

Наступило утро. Выйдя на крышу, прилегающую к гостинице, я увидел картину, где семь небесно-голубых столпов¹⁷¹ вырастают из пустынных полей на нежном фоне вересковых гор. На каждый столп рассвет бросает бледно-золотистый отблеск. Среди них сияет голубой купол, похожий на дыню с откушенной макушкой. Пейзаж более чем живописен, к тому же находится во власти света и ландшафта. При пристальном взгляде каждая плитка — каждый цветок, каждый лепесток на ней — вносит свой малый вклад в гениальность цельного творения. Даже в руинах старинная архитектура напоминает о расцвете минувшего Золотого века. Забыла ли история об этом?

Только отчасти. Миниатюры с видами Герата XV века знамениты и как отдельные произведения искусства, и как источник знаний о персидской и могольской живописи. Но жизнь создавших их людей и сами древние памятники не заняли достойного места в памяти мира.

Причина в том, что Герат находится в Афганистане, а до Самарканда, столицы империи Тимура, но не Тимуридов, проложена железная дорога. Афганистан буквально до недавнего времени был недоступен. Самарканд в течение последних пятидесяти лет привлекал самое пристальное внимание учёных, художников и фотографов. Таким образом, декорациями Тимуридского Возрождения стали Самарканд и Трансоксиана, в то время как Герат, его столица, оставался лишь названием на карте. В наши дни ситуация изменилась на противоположную. Русские закрыли Туркестан, а афганцы открыли миру свою страну. Теперь возможно восстановить баланс. Прогуливаясь по дороге, ведущей к минаретам, я чувствую себя исследователем, нашедшим утраченные книги Ливия или неизвестные картины Боттичелли. Передать переполняющие меня чувства, полагаю, невозможно. Для большинства людей Тимуриды слишком далеки, чтобы романтизировать их историю. Но такова награда за моё путешествие.

Тем не менее эти восточные Медичи не были обыкновенной династией. За исключением Шахруха¹⁷², сына Тимура, и Бабура¹⁷³, завоевавшего Индию, все они принесли государственную безопасность в угоду частным амбициям; каждый из них оставался в политике тем, кем являлся и сам Тимур, — флибустьерами в поисках неоткрытых земель. Тимур, создав империю в завоевательном порыве, освободил Оксиану от кочевников и вернул тюрков Центральной Азии в орбиту персидской цивилизации. Его потомки, следуя тому же порыву, растеряли все завоевания и занялись саморазрушением. Они не признавали никакого закона о престолонаследии. Они убивали своих двоюродных братьев и даже восхваляли отцеубийцу. Ханы, один за другим, упивались вином до смерти. Но если целью их жизни и было удовольствие, то искусство они считали высшим его проявлением. Подданные послушно следовали их примеру: быть джентльменом означало стать если не художником, то, по крайней мере, ценителем искусства. Когда знаменитый министр Алишер Навои¹⁷⁴ записывал историю Шахруха, то часто цитировал стихи в своём непоэтическом произведении, что и сейчас может вызвать некоторое удивление. Их вкус был изобретателен. Они отправляли художников в Китай за новыми идеями для живописи. Не довольствуясь классическим персидским языком, они писали на тюркском, считая его более выразительным, подобно Данте, который не находил в латыни красоты и живости итальянского языка. Среди даров минувшей эпохи выделяется интерес к биографическим деталям. Несмотря на то, что хронология событий не выдерживает никакой критики, перед нами открывается утомительная летопись политических интриг и гражданских войн, где действующие лица — люди из плоти и крови. В них мы можем узнать наших собственных знакомых. Из дошедших до нашего времени портретов мы знаем, как они выглядели, как одевались и в какой позе сидели на ковре. И памятники, воздвигнутые ими, производят схожее впечатление. Во всём прослеживается личная идиосинкразия, указывающая на столь редкое явление в магометанской истории, как эпоха гуманизма.

По европейским стандартам, это был ограниченный гуманизм. Тимуридское Возрождение, явленное при покровительстве властей, пришлось, как и наше, на XV век и предшествовало возникновению национальных государств. Но в одном отношении эти два течения кардинально различались. Если Европейский Ренессанс был в основном реакцией, связанной с отрицанием веры в пользу рационального разума, то Тимуридское Возрождение совпало с очередной консолидацией религиозных сил. Тюрки Центральной Азии к тому времени успели утратить связь с китайскими материалистическими учениями; именно Тимур утвердил ислам не только как религию, но и как основу социальных институтов. Тюрки, во всяком случае, оказались не слишком склонны к интеллектуальным размышлениям. Потомки Тимура, перенаправившие развитие персидской культуры себе во благо, были озабочены удовольствиями не небесного, а земного мира. Разбираться со смыслом жизни они поручали святым и богословам, которых одаривали при жизни и восславляли после смерти. Но практическую деятельность, на исламской основе, они осуществляли, руководствуясь здравым смыслом, без предрассудков и сантиментов.

Описание образа мыслей, воспитанного в подобной среде, отражено в мемуарах¹⁷⁵ Бабура. Они написаны по-тюркски в начале XVI века и дважды переведены на английский язык. В них показан человек, озабоченный повседневными наслаждениями, праздными разговорами, богатыми нарядами, влиятельными людьми, приёмами, музыкой, дворцами и садами, а также потерей ханства в Оксиане и приобретением империи в Индии; кроме того, этот человек интересуется миром природы не меньше, чем политикой, и отмечает такие незначительные факты, как расстояние, проплываемое индийскими лягушками, и честен по отношению к себе, как и ко всем остальным. В этом автопортрете, настолько реальном, что даже в переводе практически слышится его голос, Бабур оставил отпечаток собственной линии жизни. Родившийся в шестом поколении после Тимура, он лишь к концу жизни завоевал Индию, став первым Великим Моголом¹⁷⁶. Покорение Индии казалось лишь второстепенным успехом после тридцати лет борьбы за Оксиану. Но как человек со вкусом, он делал всё возможное для лучшей жизни в столь ненавистной стране. Его слова об Индии показывают его самые высокие устремления. Индийцев он считал уродливыми, их разговоры — пустыми, фрукты — безвкусными, а животных — плохо выдрессированными; «в ремесле и работе нет ни формы, ни симметрии, ни метода, ни качества… при строительстве домов они не ведают ни эстетики, ни климата, ни внешнего вида, ни регулярности». Он критикует их обычаи так же, как Маколей¹⁷⁷ критикует их просвещённость или как Гиббон критикует византийцев в свете классической традиции. Поскольку после завоевания узбеками Оксианы и Герата классическая традиция стала угасать и в других регионах, Бабур взялся насаждать её заново. Он и его потомки изменили облик Индии, дали ей лингва франка¹⁷⁸, школу живописи и новую архитектуру. Они возродили теорию единства Индии, которая затем стала основой британского правления. Их последний император¹⁷⁹ умер в изгнании в Рангуне в 1862 году, уступив престол королеве Виктории. Потомки Тимура дожили до наших дней и пребывают в бедности и гордости среди лабиринтов Дели.

Но вернёмся в мою гостиницу рядом с базаром медников. Мемуары Бабура в переводе миссис Беверидж¹⁸⁰ лежат на столе, а я в своём блошином мешке — на полу. Герат расположен на границе двух частей империи Тимура, Персии и Оксианы; из двух дорог, что соединяют их между собой, я поеду по более лёгкой; другая же, пролегающая через Мерв, пустынна и безводна. Поэтому с географической точки зрения Герат больше подходит на роль столицы, нежели Самарканд; после смерти Тимура в 1405 году Шахрух перенёс столицу в Герат. В политическом, культурном и торговом отношении тот стал метрополией Средней Азии. Посольства прибывали из Каира, Константинополя и Пекина; Бретшнейдер¹⁸¹ в «Средневековых исследованиях из восточноазиатских источников» приводит описание города китайскими путешественниками. После двадцатилетней смуты, последовавшей за смертью Шахруха в 1447 году, столицу захватил Хусейн Байкара¹⁸², потомок Умар-шейха, сына Тимура, чем принёс мир в эти земли ещё на сорок лет. Именно на них пришлось лето Реннессанса, когда Мирхонд¹⁸³ и Хондемир¹⁸⁴ писали свои труды по истории, Джами¹⁸⁵ пел, Бехзад¹⁸⁶ рисовал, а Алишер Навои отстаивал главенство тюркского языка. Именно Герат той эпохи, когда пал Самарканд и узбеки маршем шли вперёд, видел Бабур в молодости. «Во всём обитаемом мире, — вспоминал он впоследствии, — не было такого города, каким стал Герат при султане Хусейне-мирзе… Хорасан и Герат прежде всего были наполнены учёными и бесподобными людьми. За какое бы дело ни брался человек, он стремился довести его до совершенства».

Бабур провёл здесь три недели осенью 1506 года. Возможно, даже погода была такой же: ясные солнечные дни, становившиеся короче и холоднее. Каждый день он ездил осматривать окрестности. Сегодня утром я последовал его примеру и исследовал знакомые ему сооружения. Только некоторые дошли до наших дней. Семь минаретов и разрушенный мавзолей — вот и весь портрет эпохи. Остальное хранит история, ради чего я должен обратиться к более поздним писателям, полководцам и археологам. В частности, к двум из них, кто направлял моё любопытство.

До прихода узбеков оставалось не так много времени; свет Тимуридского Возрождения погас в 1507 году, когда Герат пал под их ударами. Предвидев поражение, Бабур покинул город. Позже он разочарованно писал, как их вождь Шейбани¹⁸⁷ настолько возгордился, что осмелился исправить картину великого Бехзада. Три года спустя шах Исмаил¹⁸⁸ завоевал город и присоединил его к новому государству Персии. Тени сгущались. Последний отблеск былого великолепия был связан с посещением города в 1544 году Хумаюном¹⁸⁹, сыном Бабура, странствующим из Индии в Исфахан к шаху Тахмаспу¹⁹⁰. Только триста лет спустя занавес над осколками империи Надир-шаха приподнялся для военных путешественников XIX века.

Несколько британских офицеров посетили Герат в начале прошлого века. Один из них, Элдред Поттингер¹⁹¹, организовал оборону города от персидской армии в 1838 году и стал героем романа Мод Дайвер¹⁹²; неплохой роман, если вы любите фантастику в стиле Флоры Энни Стил¹⁹³. Другим был Бёрнс¹⁹⁴, позже убитый в Кабуле, чей индийский секретарь Мохан Лал¹⁹⁵ опубликовал заметку о памятниках в журнале Бенгальского азиатского общества за 1834 год. Отметился также Феррье¹⁹⁶, французский солдат удачи, который в 1845 году, переодевшись местным жителем, предпринял пару попыток добраться до Кабула, но был вынужден повернуть назад. Его мемуары тоже занимают место на моём столе, однако солидный вес книги вряд ли отражает нелепость её содержания. Затем в середине века здесь побывали двое учёных, венгр Вамбери¹⁹⁷

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

130

Coq d'Or — золотой петух (франц.).

131

Эдуард Джордж Вильерс Стэнли (1865–1948) — британский аристократ, 17-й граф Дерби; военный, политик-консерватор, посол Великобритании во Франции. Википедия

132

Голестан (перс. Дворец роз) — дворец в Тегеране, музей. Построен во времена правления Тахмаспа I (1524–1576), однако постоянно перестраивался в течение XVIII–XIX веков. Объект Всемирного наследия ЮНЕСКО. Википедия

133

Сталактиты (сотовый свод) — декоративные выступы призматической формы, расположенные нависающими друг над другом рядами на сводах ниш, тромпов и т. д. Википедия

134

Фотография: Павлиний трон.

135

поверенный в делах (франц.).

136

Вероятно, очередной псевдоним. Фаркухарсон — горный шотландский клан.

137

Мухаммед Надир-шах (1883–1933) — король Афганистана в 1929–1933 годах, представитель рода Баракзай из племени Мохаммадзай. В 1929 году лидер народного восстания Хабибулла Калакани сверг короля Амануллу. Мухаммед Надир, в то время генерал, отправился за помощью в Индию. При военной поддержке англичан он вернулся в Афганистан и, встав во главе пуштунских племён Восточной провинции, захватил власть в Кабуле. Бежавшего Хабибуллу Калакани вскоре схватили и казнили. Википедия

138

Гази I ибн Фейсал (1912–1939) — второй король Ирака из династии Хашимитов. Фельдмаршал иракской армии. Погиб в автомобильной катастрофе. Википедия

139

нарушителем закона (франц.).

140

Узкие проходы в естественных преградах или в труднопроходимой местности, используемые в том числе для передвижения или блокировки войск. Википедия

141

Город Имамшерх.

142

Фотография: минарет в Семнане.

143

Фотографии: Гунбади-чехель-духтаран (перс. Купол сорока дев), Гунбади-пири-аламдар (перс. Купол старого мудреца).

144

Фотографии: аркада мечети Тарикхане, вид изнутри.

145

Город Захедан.

146

Аббас I Великий (1571–1629) — шах Персии из династии Сефевидов, правивший в 1588–1629 годах. Википедия

147

Туркоманы — общепринятое на Западе название огузских тюркских народов, используемое независимо от территории их расселения. В русскоязычной литературе вышеназванные народы, проживающие в Средней Азии, традиционно именуются туркмены. Википедия

148

«Золотой путь в Самарканд» (“The Golden Road to Samarkand”, 1913) — стихотворение английского поэта, писателя и драматурга Джеймса Элроя Флеккера (1884–1915). Википедия

149

Фотография: минарет.

150

Фотографии: гробница Омара Хайяма.

Омар Хайям (1048–1131) — персидский философ, математик, астроном и поэт. Википедия

151

Али ибн Муса ар-Рида, известный также как имам Реза (770 или 765–818) — восьмой шиитский имам и потомок в седьмом поколении пророка Мухаммеда. Один из самых известных знатоков Корана, хадисов и мусульманского права. Википедия

152

Фотография: Масджиди-Кадамга. Википедия

153

Начальник, господин (араб.); также потомок пророка.

154

Абу Джафар Харун ибн Мухаммад, более известный как Харун ар-Рашид (763 или 766–809) — арабский халиф из династии Аббасидов. С его правлением связано начало золотого века ислама и халифата. Багдад, в котором он основал Дом мудрости, превратился в культурную столицу мира. Википедия

155

Искусственное сооружение в виде груды камней, часто конической формы. Википедия

156

«Похождения Хаджи-Бабы из Исфагана» — роман английского дипломата и писателя Джеймса Мориера (1780–1849). Википедия

157

Город Ашхабад, современный Туркменистан.

158

Фотография: мост.

159

Фотография: Гунбади-Харуние.

160

Вайда красильная — растение, широко культивировавшееся в Европе для получения синей краски. Племена бриттов наносили пигмент вайды на тело в качестве боевой раскраски. Википедия

161

Памятник, воздвигнутый не на месте погребения.

Фотографии: кенотаф Фирдоуси до реконструкции.

162

Парсы — этноконфессиональная группа последователей зороастризма в Индии и Пакистане, имеющая иранское происхождение. Википедия

163

Река Амударья образуется при слиянии рек Пяндж и Вахш. В древности таджикское название Вахш относилось ко всей реке. Наименование Окс упоминается в античных источниках ещё со времён походов Александра Македонского и является древнегреческой транскрипцией слова Вахш. Википедия

164

Мудир (араб. управляющий) — начальник города или провинции. Хариджа — иностранный (перс.).

165

Пауль фон Гинденбург (1847–1934) — немецкий государственный и политический деятель. Главнокомандующий на Восточном фронте во время Первой мировой войны (1914–1916), начальник Генерального штаба (1916–1919). Рейхспрезидент Германии (1925–1934). Википедия

166

Работник телеграфа. Мунтазим — ответственный за порядок (араб.).

167

Аманулла-хан (1892–1960) — эмир Афганистана, с 1926 года — король. В январе 1929 года Аманулла был вынужден отречься от престола в результате восстания и бежать в Кандагар. После чего собрал отряд сторонников и в апреле того же года при поддержке Красной армии выдвинулся на Кабул. 22 мая отряд был остановлен. Аманулла бежал в Индию, а затем перебрался в Европу. Впоследствии жил в Италии. Википедия

168

Афридии (самоназвание априди) — афганское племя, живущее в восточной части Афганистана и принадлежащее к племенным объединениям пуштун. Википедия

169

Гусарский кивер из меха. Википедия

Традиционный туркменский головной убор называется тельпек. Википедия

170

Фотография: медресе Гаухаршад.

171

Фотография: комплекс Мусаллы. Википедия

172

Муин аль-Хакк ва-д-Дин Шахрух (1377–1447) — эмир, младший из четырёх сыновей среднеазиатского тюрко-монгольского завоевателя Тамерлана, правитель Хорасана (с 1397 года) и империи Тимуридов (с 1409 года). Википедия

173

Захир-ад-дин Мухаммад Бабур (1483–1530) — правитель и полководец, основатель государства Великих Моголов в Индии. Происходил из рода Тимуридов. Википедия

174

Алишер Навои (1441–1501) — тюркский поэт, государственный деятель тимуридского Хорасана. Википедия

175

«Бабур-наме» (чагат. «Книга Бабура» или «Записки Бабура») — воспоминания Бабура, написанные на чагатайском (староузбекском) языке, в то время именовавшемся тюрки́. Википедия

176

Империя Великих Моголов — тимуридское государство, существовавшее на территории современных Индии, Пакистана, Бангладеш и юго-восточного Афганистана в 1526–1540 и 1555–1858 годах. «Моголами» индийцы называют всех мусульман Северной Индии и Центральной Азии. Википедия

177

Томас Бабингтон Маколей (1800–1859) — британский государственный деятель, историк, поэт и прозаик Викторианской эпохи. Последнее десятилетие своей жизни посвятил работе над пятитомной «Историей Англии». Википедия

178

Лингва франка (итал. франкский язык) — язык для межэтнического общения на исторически общной территории. Википедия

179

Бахадур Шах II (1775–1862) — последний падишах Империи Великих Моголов, правивший с 1837 по 1857 год. Википедия

180

Аннетт Сюзанна Беверидж (1842–1929) — британский востоковед; известна переводами «Хумаюн-наме» и «Бабур-наме». Википедия

181

Эмилий Васильевич Бретшнейдер (1833–1901) — русский синолог, ботаник и географ. Википедия

182

Хусейн Байкара (1438–1506) — правитель Хорасана (с 1469 года) со столицей в Герате; поэт (псевдоним Хусайни). Википедия

183

Мирхонд, Мухаммед ибн Хонд-шах ибн Махмуд (1433–1498) — иранский историк, один из представителей школы придворных историографов при дворе Тимуридов. Википедия

184

Гияс ад-Дин Хондемир (1475 — ок. 1536) — персидский историк, внук и ученик историка Мирхонда, служил при дворах Тимуридов, затем Сефевидов и, наконец, Великих Моголов. Википедия

185

Нуриддин Абдуррахман Джами (1414–1492) — персидский поэт, проповедник суфизма, теоретик музыки; считается завершителем классического периода поэзии на персидском языке. Википедия

186

Кемаледдин Бехзад (ок. 1455–1535/36) — художник-миниатюрист, представитель гератской школы. Мастер динамических многофигурных композиций, изысканных цветовых построений. Википедия

187

Мухаммед Шейбани (1451–1510) — основатель узбекской династии ханов Шейбанидов (с 1500 года), потомок Чингисхана. Полководец, значительно расширивший территорию своего государства в Средней Азии. Погиб в сражении с иранским шахом Исмаилом I. Википедия

188

Исмаил I (1487–1524) — персидский шах (с 1502 года), основатель династии Сефевидов, полководец, поэт. Опираясь на поддержку кызылбашских племён, завладел всей Персией и короновался на шахский престол. Википедия

189

Хумаюн (1508–1556) — второй император из династии Великих Моголов в Индии. После 10 лет правления, сопровождаемого многими сложностями, был вынужден удалиться в изгнание в Персию. Википедия

190

Тахмасп I (1513–1576) — персидский шах из династии Сефевидов, сын Исмаила I. Википедия

191

Элдред Поттингер (1811–1843) — офицер англо-индийской армии, дипломат. Википедия

192

Мод Дайвер (1867–1945) — английская писательница, жившая в Британской Индии. Элдреду Поттингеру посвящён роман «Герой Герата» (Diver M. “The Hero of Herat: A Frontier Biography In Romantic Form”, 1914). Википедия

193

Флора Энни Стил (1847–1929) — английская писательница, прожила в Британской Индии 22 года. Википедия

194

Сэр Александр Бёрнс (1805–1841) — дипломат, капитан британской армии, путешественник и исследователь. Получил прозвище «Бухарский Бёрнс» за контакты с Бухарским эмиратом. Википедия

195

Мохан Лал Кашмири (1812–1877) — индийский путешественник, дипломат и писатель. Сыграл важную роль в Первой англо-афганской войне 1838–1842 годов. Википедия

196

Жозеф-Пьер Феррье (1811–1886) — французский путешественник, писатель; ветеран алжирских кампаний 1830–1837 годов. Википедия

197

Арминий Вамбери (1832–1913) — венгерский востоковед, путешественник и полиглот. Википедия