Новая весна

Рита Романова, 2023

Порой один день может перечеркнуть 30 лет жизни. Так получилось у Веры, давно утратившей надежду вырваться из глухой деревеньки, где недоступна даже мобильная связь. Время перемен пришло вместе с любовью, к сожалению, оказавшейся бедовою. Молодой человек оказался мелким жуликом, ограбившим бандитский общак. Да и Веру он вовсе не любил, а банально использовал. В результате она осталась одна, без денег, без дома, с кучей долгов и обожженным лицом. Много страшных событий пришлось пережить нашей героине на пути к счастью.

Глава 1

Веселый солнечный лучик бесцеремонно проник в унылую мглу ее холодной комнаты. Запрыгал по стенам, взобрался на потолок и оттуда весело подмигнул. Вера недовольно поморщилась и закрыла лицо ладонями, пытаясь отгородиться от непрошенного гостя. Но он оказался настойчивым и неугомонным. Как любой первый весенний лучик, упорно пытающийся отогреть сердца людей от зимней стужи.

В сарае протяжно мычала Буренка — требовала вечерней дойки. Дружок заливался звонким лаем. Видимо, пьяный дядя Коля опять шныряет мимо ее забора, высматривая «добросердешную» соседку, у которой всегда, за очень редким исключением, можно было перехватить денег на опохмел. До пенсии.

Вера тяжело вздохнула, бросила несчастный взгляд на старенький томик Достоевского «Преступление и наказание» и аккуратно поставила его между «Бесами» и «Бедными людьми». Федор Михайлович был ее любимым писателем, и в домашней библиотеке его произведения занимали самое почетное место на верхней полке. Книги, написанные другими классиками отечественной литературы, располагались ниже. Они тоже были любимы, каждая по-своему, но чуть меньше.

Во дворе отчаянно пахло весной, и Вера с готовностью впустила в легкие теплый мартовский воздух. На секунду она даже зажмурилась от удовольствия. Но тут на нее обрушилась невыносимая тоска. Так было каждый раз, когда закрывалась очередная книга, и ей приходилось возвращаться в убогую реальность повседневной жизни.

Все оказалось, как она предполагала — и одутловатый дядя Коля, тянущий к ней трясущиеся руки, и преданный Дружок, пытающийся вывернуться из ошейника и все-таки цапнуть этого надоедливого пьяницу, и тоскливый взгляд Буренки, изнывающей от распирающей боли в вымени.

Глубокие моральные терзания остались в беспощадно захлопнутой книжке. И ей вновь пришлось возвращаться к серой безрадостной жизни. Откинув назад тяжелую русую косу, она погладила корову между рогами, присела на корточки и вспомнила о том, что тридцать лет — это еще не конец жизни, а только ее начало. Кажется, так было написано в «Космополитене». Вспомнив про толстый журнал в яркой многоцветной обложке, Вера улыбнулась. Никогда бы не подумала, что ее заинтересует подобное чтиво, оказавшееся у нее случайно и совершенно дико смотревшееся на фоне потрепанных, но от этого не менее благородных произведений классиков. Первое время она даже стыдилась этого несоответствия и убирала журнал подальше от укоризненных взглядов признанных гениев русской литературы. Но со временем и он гармонично вписался в их стройный ряд. И Вера умудрилась полюбить его почти как «Мертвые души». Может быть, чуть меньше…

— Конечно, это у них там, тридцатник — это самый расцвет, а у нас женщина в таком возрасте чуть ли ни старухой считается, — вслух проворчала она.

— Верунчик, выручи еще разочек, а? — продолжал стенать дядя Коля с улицы. — Ты ж знаешь. Я только до пенсии. Как получу — сразу к тебе.

Вера только досадливо покачала головой. Кто бы ей одолжил… хотя бы крошечную толику красивой, обеспеченной жизни, про которую пишут в журналах и показывают по телевизору. Она сама жила на одно пособие по инвалидности. Хотя в деревне этого было вполне достаточно. У нее была корова, куры и огород, которые не давали умереть с голоду. Она даже в продуктовый магазин ходила только один раз в месяц, за мукой и крупой. Остальное было свое — домашнее.

Но избавиться от дяди Коли было гораздо сложнее, чем от солнечного лучика. Когда Вера вышла из сарая, он по-прежнему стоял, привалившись грудью на забор, просовывая внутрь заросшую опухшую физиономию.

— Спасу от вас никакого нет, — вздохнула Вера. — Алкаш чертов. Отца моего своим пойлом на тот свет отправил. Теперь и сам туда собираешься?

— Что ты такое говоришь, Верунь! — сделал круглые глаза старик. — Я ж отца твоего любил. Он ведь моим лучшим другом был.

— Собутыльником, а не другом он тебе был, — сказала Вера и погрозила кулаком Дружку, в порыве нежности собравшемуся поставить передние лапы ей на грудь. Так он выражал свою любовь. Хоть и знал, что хозяйке такое проявление чувств не нравится.

— Просто здоровишко у твоего бати совсем слабеньким оказалось, — кажется, в глазах дяди Коли даже блеснула слеза. — Кто ж знал…

— Да куда уж ему до тебя, старого алкаша, — усмехнулась Вера. — Могу только тридцать рублей дать. Больше нету.

— Давай хоть полтинник, — оживился старик.

— Обойдешься! — вспылила Вера. — Тебя поить буду, а сама впроголодь жить?!

— Так бы и сказала, — замахал руками дядя Коля. — Нет так нет. Давай сколько есть.

— Жди, сейчас вынесу, — так же резко, как вспыхнула, успокоилась Вера.

Старинная мамина шкатулка стояла на антресолях, заваленная древним тряпьем. С малых лет Вера хранила там самое ценное. Сначала марки, потом наклейки, чуть позже — записки от своего одноклассника Сени. Сейчас там лежали мамины золотые сережки, цепочка и те крохи, которые ей удавалось сэкономить. Десятирублевых купюр там не оказалось. Пришлось брать пятьдесят рублей.

— Спасибо, дочка! — пришел в неописуемый восторг дядя Коля. — Все-таки сжалилась над стариком. Добрая у тебя душа, Верочка, добрая. Всегда об этом знал, а теперь еще раз убедился. Дай Бог тебе здоровья, да мужика хорошего.

— Где ж его взять, мужика-то, тем более хорошего, — грустно улыбнулась Вера и понуро побрела к покосившемуся домику, давно ставшему для нее тюрьмой.

— Ниче, Верк, будет и на твоей улице праздник, — донесся ей вслед заметно повеселевший голос старика. — Есче на твоей свадьбе гулять будем. Я твоим названным отцом буду, или как он там называется…

Дядя Коля говорил что-то еще, но Вера его больше не слушала. Ничего нового он не скажет, а одно и то же переливать из пустого в порожнее смысла не было. Порой ей было даже жалко этого рано постаревшего, спившегося мужичка. Она еще помнила его молодым, крепким, красивым и белозубым.

Дядя Коля часто наведывался к ним в гости, чтобы проведать старого друга, как говорил он. Частенько мужчина коротал вечера с Вериным отцом за мутной бутылкой самогона. Будучи маленькой, она даже любила эти посиделки. «Старый друг» обязательно приносил ей сладкого петушка на палочке, рассказывал один и тот же анекдот про крокодила Гену и сам же громко, раскатисто, словно наигранно смеялся. А крошечная, кудрявая Вера смеялась над ним. Смеялась потому, что знает этот анекдот гораздо лучше этого здорового детины, и оттого чувствует себя ужасно взрослой. Оттого, что сегодня она сможет погулять подольше, ведь отец, разогретый алкоголем, потеряет счет времени. Оттого, что дядя Коля смеялся так громко и заливисто. От того, что она была маленькой и кудрявой. Оттого, что она просто была.

Потом она стала взрослеть и этих мелочей ей стало недостаточно для безграничного всеобъемлющего счастья. Ей захотелось любить и быть любимой. Но капризная дама Любовь все никак не наведывалась к ней. И чем упорнее Вера ее зазывала, тем нереальнее казались надежды встретить ее.

Начало вечереть. Солнечные лучи уже не щекотали ее затылок горячими коготками. Дыхание весны стало практически незаметным, но все же она чувствовала его. И вместе с ним в ее душу в очередной раз забралась робкая надежда, надежда на любовь.

Глава 2

На следующий день Вера затеяла в сарае уборку. Покряхтывая от натуги, она скидывала в самодельную железную тележку скопившейся за неделю мусор и дурно пахнущие отходы куриной жизнедеятельности. Вера давно привыкла к этому смраду, хотя еще помнила времена, когда ее тошнило от этого запаха. Когда папа был живой, он сам убирал за животными, даже если до синевы на скулах болел с похмелья, а сердце заходилось в страшных судорогах, а к горлу подкатывал горький ком. Он знал, насколько невыносим для Верушки запах навоза, и старался оградить ее от этой еженедельной возни.

Потом он умер. Прямо за столом. За распитием очередной бутыли самогонки с дядей Колей. Они не сразу поняли, что его душа навеки покинула тело, и долго пытались его разбудить. Лишь когда дядя Коля, не рассчитав свою молодецкую силу, резко встряхнул его за плечо и безжизненное тело, словно туго набитый навозом мешок, свалилось на пол, они осознали, что произошло непоправимое. И дядя Коля как-то сразу протрезвел. И принялся успокаивать Веру, зашедшуюся в истерике. И, кажется, пообещал ей заменить отца. Хотя это Вера помнила очень смутно. Ужас, раздиравший тогда сердце, лишил ее возможности видеть и слышать.

Дружок опять зашелся в заливистом лае. Вот и дядя Коля пожаловал. Видимо, после вчерашнего праздника души и тела старику надо было опохмелиться.

— Обойдешься на сегодня, — дернула чуть полноватым плечом Вера и поволокла перегруженную тележку на улицу, к навозному ящику.

Но возле калитки стоял вовсе не дядя Коля, а высокий темноволосый парень лет двадцати пяти. Увидев его, Вера на секунду замерла, потом быстро скинула с плеча грязную тесемку, словно стряхнула с себя ажурную снежинку, откинула назад косу и осторожно пошла к незнакомцу.

— Ну, здравствуй, соседка, — окинув девушку с ног до головы насмешливым взглядом, приветливо улыбнулся он. — Вот, познакомиться с тобой пришел.

— Со мной? — не поверила Вера. — Не было у меня отродясь таких соседей.

— Не было, а теперь будут, — оскалился он, обнажив идеально белые мелкие зубы. Вера невольно залюбовалась на них. Склонила голову набок и отстраненно улыбнулась. Ей никогда не приходилась видеть таких идеальных зубов, по цвету напоминавших жемчужины в сережках ее мамы.

— Ты чего? — смутился незнакомец. — Смотришь на меня, как волк на свою жертву.

— А это как? — не поняла девушка.

— Плотоядно, как! — вновь улыбнулся парень. — Словно съесть меня хочешь.

— Я людей не ем, — обиженно отозвалась Вера и по давней привычке встала полубоком, словно сквозь расползающуюся по швам отцову телогрейку молодой человек мог рассмотреть уродливый шрам на ее плече.

— Тогда я спокоен, — улыбнувшись, заявил парень и подмигнул девушке. — Может, в дом меня пригласишь? Соседи как никак. Да собаку свою убери. А то она, бедная, уже на хрип перешла. Не пойму, чего она меня так невзлюбила. Обычно меня животные просто обожают, ластятся, как ненормальные.

— Она меня охраняет, — гордо заявила Вера, но все же схватила Дружка за ошейник и поволокла выкручивающего пса в сарай.

Когда запыхавшаяся девушка вышла во двор, незнакомец уже закрывал калитку с внутренней стороны.

— Разве тебя кто-то приглашал?! — возмутилась она его бесцеремонностью.

— А разве нет? — справившись, наконец, с вечно заедающим замком, развернулся он к ней. — Да ты не бойся. Я соседний с тобой домик снимаю. Вот и решил познакомиться.

— Не пойму, о каком доме ты говоришь, — пожала плечами Вера. — Рядом со мной одни развалины, в которых давно никто не живет.

— Теперь живет, — довольно улыбнулся парень, и девушка вновь засмотрелась на его зубы. Прямо как в журнале!

— Странно, — как зачарованная, выговорила Вера. — Они ведь полуразрушенные. Маленькой я любила играть в одном из них. Там даже внутри мох пророс. И кому же вы аренду платите?

— Хозяевам, надо полагать, — незнакомец потихоньку смещал Веру к высокому крыльцу.

— Так нету там никаких хозяев, — распахивая перед молодым человеком дверь, продолжала удивляться она.

— У каждого дома есть хозяин, — не сдавался он. — Кстати, меня Слава зовут. А вас?

— Вера, — смущенно взглянула на него девушка. — Разувайтесь и проходите.

— Отличное предложение! — обрадовался он и с готовностью скинул тяжелые ботинки. — Вер, а чего мы с вами то тыкаем, то выкаем друг другу? Давай уже на ты! Мы ведь с тобой друзья, правильно?

— Так вот сразу и друзья? — зарделась Вера и скинула с себя тяжелую телогрейку, оставшись в легком домашнем платьице.

— Ничего себе! — присвистнул Слава. — Так ты — настоящая красавица. Зачем такую роскошь под уродливыми одеяниями скрываешь? Я думал, что ты толстуха лет сорока. А ты молодая, крепкая девчонка. Наверное, у тебя и парень есть? Поэтому ты со мной такая неприветливая?

— Нету у меня никого, — недовольно пробурчала Вера и спешно закуталась в теплую мамину шаль. От его взглядов ей стало не по себе. Захотелось убежать на чердак и забиться там в самый дальний угол. В тот самый, где она в детстве пряталась от папы. Просто так пряталась, из баловства.

— Я щас, — встрепенулся парень и вновь натянул ботинки.

Вера не успела даже удивиться, как его и след простыл. Она еще долго стояла на пороге, удивленно хлопая глазами. Постепенно ей начало казаться, что Слава — это всего лишь плод ее воображения, мираж. Ничего не свидетельствовало о том, что только что здесь был молодой человек. Только вот запах… Удивительный, свежий запах силы, молодости и… любви. Хотя, наверное, так пахнет сама весна.

С силой тряхнув головой, Вера скинула с себя оцепенение и, твердо убедив себя в том, что визит молодого человека ей привиделся, пошла на кухню. Тесто как раз подоспело, и можно было печь хлеб.

Она торопливо сполоснула руки и принялась сосредоточенно формировать буханку. Вера забыла, что закрыла Дружка в сарае и испуганно охнула, когда мимо окна метнулась темная фигура. Запоздало вспомнив про пса, она отряхнула руки от муки и поспешила к выходу.

— А вот и я! — весело заявил Слава, едва она распахнула ветхую дверь. От неожиданности Вера отступила назад и, споткнувшись о высокий порожек, не удержала равновесия. Ударилась затылком о косяк и тихо, протяжно заскулила, больше от обиды, чем от боли.

— Что за чума, — простонала она. — Зачем же ты появился в моей жизни? Одни неприятности от тебя.

— Да я тут при чем? — удивился молодой человек и помог Вере подняться. — Я не хотел тебя напугать. Не понимаю, почему ты так отреагировала. Сильно больно?

— Ни капельки, — мрачно заявила Вера и пощупала затылок. Там явно наливалась огромная шишка.

— Врешь, — бесцеремонно заявил непрошеный гость и вытащил из-за пазухи бутылку водки. — Но ничего, сейчас мы тебя вылечим. Заодно наше знакомство отпразднуем. Поверь, это настоящее событие. Я давно не встречал таких потрясающих девушек, как ты.

— Не буду я с тобой пить, — замотала головой Вера.

— А с кем будешь? — улыбнулся Слава.

— Да ни с кем не буду, — повернувшись к гостю спиной, она пошла на кухню. — Я вообще не пью.

— Вот это правильно, — одобрительно кивнул молодой человек и пошел следом за ней. — Это ты молодец. Ну, чуток-то все равно можно. За знакомство — это же святое дело.

— Сначала за знакомство, потом за его продолжение, а потом без бутылки и дня не сможешь, — глубокомысленно изрекла Вера и задумчиво ткнула кулаком в пышное тесто. Кулак оставил в рыхлой подушке глубокий отпечаток. Девушка тяжело вздохнула, подивившись собственному поступку, и вновь приступила к формированию буханки.

— У тебя, наверное, муж пьющий был? — тихо поинтересовался гость у нее за спиной. — Так ты не думай. Я не из этих… Не из алкашей. Я так, в честь праздничка хотел.

— Вот и поищи себе других компаньонов, — обронила она. — У нас полдеревни за бутылку водки тебя весь вечер на руках носить будут. Со мной ты уже познакомился. Вот и иди себе дальше. Здесь тебе больше нечего делать. Чего люди подумают? Мне дурная слава не нужна.

— Пойдем хоть проводишь меня, раз мое общество тебе так неприятно, — обиженно проговорил он.

— Сам справишься, — сухо заявила Вера.

— Так значит ты со мной, — усмехнулся он. — Тогда бывай.

Когда за гостем захлопнулась дверь, Вера вздрогнула, обессилено опустила руки и, усевшись прямо на пол, тихо заплакала. Что за скверный у нее характер?! Никогда она не умела общаться с мужчинами. С детства шарахалась от представителей противоположного пола, как от прокаженных. Единственный мальчик, с которым ей удавалось общаться нормально — это Костя, сын дяди Коли. Кажется, она знала его с самого рождения и всегда считала родным человеком. Но после школьного выпускного вечера, когда он начал объясняться ей в любви, она накричала на него, назвала предателем и убежала домой. Через три дня он уехал в Новосибирск, так с ней и не попрощавшись. На этом и закончилась ее единственная история любви. Да и любить в их крошечной деревеньке, состоящей из тридцати семи жилых домов, было некого. Именно так считала она до сегодняшнего дня. Этим себя и успокаивала.

Глава 3

Вечером, как обычно, Вера замоталась в теплую толстую шаль, свернулась калачиком на диване и включила телевизор. Кошка Зойка тут же прибежала к ней и, удобно разместившись на груди у хозяйки, довольно заурчала.

Вера ненавидела вечер. Именно в это время суток она чувствовала себя наиболее одинокой. За окнами — черное покрывало ночи. Казалось, там, снаружи, ничего нет. Весь окружающий мир словно исчезал в бездонной мрачной пропасти. Когда придет ее час, она тоже уйдет в никуда, чтобы больше не вернуться в этот мир. Может, это и к лучшему…

Слабый скрип разрезал привычную тишину ее жилища. Вера вздрогнула и убавила громкость телевизора до минимума. Кажется, кто-то осторожно передвигался по двору. Почему молчит Дружок? Неужели пес так крепко уснул, что не услышал, не почувствовал чужого присутствия на своей территории?

Девушка поджала колени, больно упершись ими в подбородок, и зажмурилась. Шаги становились все отчетливее. Кошка, бесцеремонно согнанная с насиженного места, выгнулась упругой дугой и зашипела.

— Господи, кто же это?! — отчаянно прошептала Вера, спрыгнула с дивана и понеслась на кухню.

Она схватила огромный разделочный нож и, словно ребенка, прижала его к груди. Прокравшись к входной двери, замерла. Ночной визитер уже топтался на пороге.

— Вера, открой, пожалуйста, — раздался знакомый мужской голос. — Это я, твой сосед Слава. Грустно тут у вас по вечерам. И жутко. Вот я и пришел к тебе. Смотрю, свет в доме горит. Значит, не спишь. Открой, а?

Девушка с облегчением выдохнула. Тут неожиданно ожил Дружок. Его звонкий лай огласил округу, заставив гостя испуганно взвизгнуть:

— Вера, он хочет меня укусить!

— И правильно делает, — проворчала Вера, но все же впустила соседа в дом.

— Какая ты кровожадная, — опасливо покосился Слава на поблескивающее в полумраке лезвие ножа. — Ты всегда так гостей встречаешь?

— Нет, — Вера качнула головой в сторону кухни, жестом приглашая гостя пройти. — Только когда ко мне без приглашения по ночам вламываются.

— Извини, я не хотел тебя напугать, — по-свойски расположившись на колченогом табурете, обворожительно улыбнулся он. — Слушай, а чего ты все время в рот ко мне заглядываешь?

— В рот? — изумилась Вера. — Никуда я не заглядываю. Чего я там не видела.

— Вот и я удивляюсь, — подмигнул он девушке. — Чего ты могла там не видеть. Вроде все то же самое есть и у тебя во рту. И все это богатство, куда краше моего будет. У тебя красивые зубы. Ты знаешь? И, наверняка, очень обаятельная улыбка. Только почему-то ты никогда не улыбаешься. Не понимаю — почему. У такой очаровательной девушки должно быть много поводов для радости.

— Очаровательной? — как завороженная вторила ему Вера. — Какая же я очаровательная?

— А знаешь, в чем твоя главная прелесть?

— И в чем? — опустила она глаза.

— В том, что ты даже не подозреваешь, насколько хороша, — в его голосе появилась заметная хрипотца, и Вера удивленно посмотрела на новоиспеченного соседа.

Его скулы покрыл легкий румянец, руки мелко задрожали, а на шее вздрагивала надутая синяя венка. Вера подумала, что молодой человек сильно нервничает. И расценила это, как проявление нежных чувств к себе. Ей это было знакомо. В седьмом классе ей нравился девятиклассник. Когда она встречала его на перемене, ее тоже бросало в краску, а тело начинало нервно потряхивать.

— Извини, что днем вел себя, как дурак, — на этот раз глаза опустил он. — Пришел к такой девушке с водкой. Это даже неуважение к тебе. Поверь, мне очень за себя стыдно. Поэтому я быстренько смотался в ваш районный центр и привез оттуда бутылку шампанского, французского. Только такой напиток достоин тебя.

— Зачем же… — запнулась девушка. — Я вовсе не потому… Просто я действительно не пью. Вообще. У меня отец пил, как проклятый. И в итоге умер от паленой водки.

— Куда ж твоя мать смотрела? — искренне изумился сосед. — Зачем жила с пьяницей? Судя по тебе, она была видной женщиной. Вполне могла найти себе хорошего, непьющего мужика.

— У меня нет мамы, — в глазах Веры появился холодный металлический блеск. — И не было никогда.

— Как же это? — не понял Слава. — Мать есть у каждого человека. Даже у такого никудышнего, как я.

— Она бросила меня в роддоме, — зло выговорила Вера. — Оставила, как ненужную вещь, и сбежала. Я росла с отцом.

— Опять я в косяках, — сконфузился Слава. — Надавил на больное. Так как на счет шампанского?

— Наливай, — положив, наконец, нож, решительно заявила она.

Резкий хлопок оглушил ее, веселые пузырьки заворожили, а сам напиток показался удивительно вкусным и сладким.

— Сейчас я нарушила слово, которое дала себе двадцать лет назад, — улыбка осветила ее лицо. — Девчонкой я пообещала себе никогда не брать в рот алкоголь. А теперь сижу в кухне в обществе незнакомого мужчины и пью шампанское. Это ужасно! Но еще ужаснее то, что я не испытываю никаких угрызений совести. Мне так хорошо, как не было, наверное, никогда.

— Двадцать лет назад, — сделав большой глоток шампанского из потрескавшейся кружки (бокалов у Веры не оказалось), задумчиво проговорил он. — Непонятно. Ты дала себе этот зарок, как только родилась?

— Что за глупости! — прыснула девушка. — Тогда мне было десять.

— Ты меня еще больше запутала, — искренне изумился Слава. — Неужели, тебе тридцать лет?

— Тридцать один почти! — весело сообщила Вера и впервые за несколько лет засмеялась. — Что — непохоже?

— Я думал, ты девчонка совсем, — Слава тоже засмеялся. — У тебя же ни одной морщинки на лице. И волосы роскошные, явно ни разу не крашеные.

— А я и есть девчонка, — сделала серьезное лицо она. — Маленькая, глупая, ничего в жизни не видевшая девчонка. Мне кажется, я совсем не изменилась за последние двадцать лет. Мне по-прежнему десять. Я такая же беззащитная и незрелая, как тогда. Будто и не было этих долгих лет.

— Давно умер твой отец?

— Двенадцать лет назад, — спокойно сообщила Вера. — На следующий день после моего совершеннолетия. Будто специально ждал, когда я стану взрослой, чтобы оставить меня одну.

— И как ты жила все эти годы?

— Вот так и жила, — пожала она плечами. — Как сейчас. Дядя Коля мне по хозяйству помогал. Пока мог. Сейчас он совсем опустился, без выпивки ни дня не может. А раньше в перерывах между запоями проведывал меня, дрова на зиму запасал, кур рубил, по дому всю мужскую работу делал. Теперь приходится справляться самой. Но ничего, я сильная. Я уже привыкла.

— Бедненькая ты моя, — прошептал он и протянул сильные смуглые руки к Вере.

Она не успела понять, что произошло, как он оказался рядом с ней. Неожиданно почувствовала его горячее дыхание, отметив про себя, насколько оно свежее и порывистое, словно сама весна. Она слушала его нежные слова и не верила, что говорят их ей, деревенской замухрышке, над которой мальчишки всегда откровенно смеялись. Ощущала его требовательные руки, которые по-хозяйски мяли ее тело. Словно делали это каждый день.

— Не надо, прошу, — хрипло проговорила она, чувствуя, что рассудок окончательно покидает ее, но уже через секунду взмолилась об обратном: — Не оставляй меня, только не оставляй.

И он услышал, и хищно улыбнулся, и отчетливо понял, что теперь она в полной его власти. Как понимает это волк, раздирая острыми клыками податливое тело домашней овцы.

Глава 4

На следующее утро Вера не стала вставать в полшестого утра. У нее просто не было сил на то, чтобы выбраться из сильных мужских объятий. Она, наоборот, прижималась к его телу все сильнее, словно пыталась врасти в него, стать с ним единым целым. Она действительно этого хотела.

Он дышал ровно и протяжно. Он был полностью во власти крепкого и здорового сна. И Вера не могла понять, как он может спать после всего того, что у них было. А было у них очень много. Так много, сколько не было за все тридцать лет ее жизни. Она вновь и вновь с улыбкой вспоминала его вытянувшееся лицо и вопрос, обращенный к ней:

— Я у тебя первый?!

Глупый, неужели он в этом сомневался! Как мог подумать о том, что у нее был кто-то, кроме него? Почему сразу не понял, что она ждала лишь его и берегла себя лишь для него? Ждала и, наконец, дождалась! Теперь она с полным правом может дышать с ним одним воздухом, целовать его упругие губы и снова и снова пытаться стать с ним единым, неразделимым целым.

Вера опять плотно прижалась к его боку и ужасно расстроилась из-за того, что не получилось врасти в его тело. Слава что-то пробубнил во сне и отвернулся от Веры. Теперь она не могла вырывать из ночной темноты его идеальный профиль. Это очень огорчило девушку, и она осторожно выскользнула из кровати.

Буренка настойчиво требовала утренней дойки, и Вере пришлось идти на ее зов. Тем более, корова могла разбудить своим мычанием самого дорогого Вериного человека.

Радостно виляя хвостом, Дружок встретил ее на пороге. Пес даже заскулил от радости лицезреть свою хозяйку. Вера улыбнулась. Сейчас Дружок напоминал ей саму себя. Наверное, когда она смотрела на Славу, в ее взгляде отчетливо читались точно такие же преданность и желание угодить.

Почему-то раньше она думала, что близость с мужчиной принесет ей только боль и разочарование. По крайней мере, именно так говорила ее одноклассница, в девятом классе поведавшая мужскую любовь. Кажется, у нее это произошло прямо в поле с парнем на четыре года старше ее. Катя сказала, что ей было очень больно и противно. Ничего подобного Вера не испытала. Наоборот, ей показалось, что его сильные руки подняли ее прямо к небесам, а потом — бережно и нежно вновь опустили на землю. Это были удивительные, ни с чем не сравнимые ощущения. И сейчас она хотела только одного — чтобы это повторилось.

Пишут, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Если это так, то она обязательно найдет этот путь. Сегодня как раз подоспел домашний творожок. Еще она испечет тоненькие блинчики из парного молочка. Славе обязательно понравится. Интересно, во сколько он проснется? В семь часов, а может быть, после вчерашнего проспит до восьми? В любом случае, нельзя терять ни минуты. Надо срочно накрывать на стол, готовить тесто.

В спешке Вера несколько раз сильно потянула Буренку за вымя. Корова недовольно замычала и покосилась на хозяйку, но продолжила терпеть все ее «издевательства». Дружок скреб когтями доски сарая и жалобно поскуливал. Когда Вера распахнула тяжелую дверь, он тут же уткнулся лохматой мордой между ее колен и радостно завилял хвостом.

— Отстань, Дружок, не до тебя мне сейчас, — отпихнула его ногой хозяйка и поспешила к дому.

Пес заскулил ей вслед, еще отчаяннее, еще громче, пытаясь достучаться до Веры, напомнить ей о своей бесконечной преданности и всеобъемлющей любви. Но вызвал лишь новый порыв негодования.

— Да замолчи ты! — прикрикнула на него Вера. — Славу разбудишь!

И Дружок замолчал, и поджал облезлый хвост, и забился в конуру, и даже горькие слезы выступили у него на глазах.

Вера на цыпочках прокралась к спальне и осторожно заглянула внутрь. Слава спал в той же позе. Только голову наклонил на правый бок чуть больше. Девушка умиленно улыбнулась и пошла на кухню.

Творог, мед, клубничное и смородиновое варенье, тоненькие блинчики — на столе не было свободного места. Все с нетерпением ждало дорогого гостя. Девушка в очередной раз посмотрела на часы — полдевятого. На улице совсем рассвело, петух не раз известил сельчан о начале нового дня. Но Слава даже не пошевелился. Вера несколько раз заглядывала в спальню. Он спал в прежней позе.

Подперев кулачками подбородок, она замерла за накрытым столом. Вдруг острый страх кольнул ее в самое сердце — а вдруг с ним что-то не так, — тело покрылось холодной испариной, а руки задрожали. Вера, как ошпаренная, вскочила с табурета и, вытирая на ходу слезы, понеслась в спальню. Подкравшись к любимому, она наклонилась к его лицу и с облегчением выдохнула, почувствовав его ровное дыхание.

Осторожно, на цыпочках она развернулась, чтобы уйти. Но сильные руки схватили ее сзади за талию и повалили на кровать.

— Я успел соскучиться, — его горячее дыхание обожгло ее лицо. И она с восторгом поняла, как здорово, когда тебе дышит в лицо любимый человек!

— И я… соскучилась, — успела выговорить она до того, как он требовательно впился в ее губы.

Раскрасневшиеся и безумно счастливые, они сидели на кухне и поедали давно остывшие блины. Вера не отводила от Славы влюбленных глаз. Какой же он красивый! Черные, как смоль, волосы, такие же черные глаза, смуглая кожа, прямой нос и волевой подбородок. Именно его она ждала всю жизнь, его видела во сне, с ним разговаривала одинокими вечерами. Теперь он рядом и больше ничего не нужно. Теперь у нее, у них, все будет хорошо!

— Слава, ты же меня не бросишь? — не отводя от него восторженных глаз, тихо спросила она. — Теперь я без тебя не смогу. Без тебя я умру.

— Глупенькая ты моя, куда же я без тебя?! — ласково улыбнулся он.

— Я люблю тебя, — еще тише выговорила девушка, и волна нежности захлестнула ее с головой. — Наверное, это слишком быстро. Но я уверена в том, что люблю тебя.

— Так это же здорово, — дожевывая блин, кивнул Слава. — Любовь — это прекрасно.

— Ты даже не представляешь, насколько прекрасно, — кивнула Вера.

— Чего это, прекрасно представляю, — сухо сказал он и отправил в рот полную ложку пышного творожка.

— Ничего, ты тоже меня полюбишь, — улыбнулась девушка. — Ты просто не сможешь не полюбить.

— Конечно, — легко согласился он. — Разве можно не полюбить такую деваху.

— Нельзя, — едва сдерживая слезы, Веры встала из-за стола и принялась убирать посуду.

— Ты же ничего не съела, — равнодушно отметил Слава. — Так нельзя. Исхудаешь еще. А мне пышные девушки нравятся.

— Значит, я буду пышной, — опустив глаза, пообещала Вера. — Я буду такой, какой ты захочешь. Слав, а тебе сколько лет? А?

— Так мы с тобой ровесники, — твердо заявил он.

— Зачем ты меня обманываешь? — Вера больше не могла сдерживать слезы, и они обильными ручьями потекли по ее лицу. — Ты гораздо младше меня.

— Какая ты наблюдательная, — усмехнулся он и потянул Веру к себе за подол длинного сарафана. — Даже если и младше, то чего? Сейчас никто на возраст не смотрит.

— Зачем тогда врешь? — Вера покорно позволяла ему вытирать жирной ладонью слезы с ее лица.

— Больше не буду, — легко согласился он. — Просто не хотел, чтобы ты комплексовала по этому поводу. Поверь, возраст для любви не помеха.

— Так сколько тебе лет? — не успокаивалась Вера.

— Двадцать три, — деланно вздохнул Слава. — Хотя в душе мне все сорок. Так что я почти на десять лет тебя старше.

— Ужас! — посмотрела на него девушка.

— Кошмаррр, кошмарр! — смешно закаркал он и защекотал Веру под ребрами.

Девушка захихикала и начала выкручиваться из его рук. Грязные чашки, которые все это время она держала в руках, со звоном посыпались на пол.

Продолжая смеяться, они вместе собирали осколки, бились лбами, толкались плечами и хохотали все громче и громче.

— Верка, ты чего там делаешь? — чужой голос ворвался в их идиллию, и Вера досадливо поморщилась.

— Кто это? — заметно напрягся Слава. От его безудержного веселья не осталось и следа. Смуглые скулы заходили ходуном, а в глазах заискрился металл. Вера даже вздрогнула, перехватив этот ледяной взгляд.

— Машка, за молоком, наверное, пришла, — посмотрела на него Вера и пошла на зов.

Вера оказалась права. У калитки ее ждала сорокалетняя, белобрысая и без меры любопытная Машка из первого дома. Своей скотины она не держала, поэтому один раз в три дня прибегала к Вере за свеженьким молочком да за творогом. У нее подрастал неугомонный, вездесущий Ванька, которому, по ее словам, «жрать хочется всегда». Она растила его одна. И ей было тяжело тянуть на себе тринадцатилетнего шалопая. Наверное, поэтому и была она такой ворчливой и озлобленной на весь белый свет.

— Чего ты ржешь-то, как кобыла? — хмуро поинтересовалась она. — Припадочная что ль?

— И тебе здравствуй, Машк, — приветливо улыбнулась ей Вера, но во двор запускать не стала. — И ничего я не припадошная. Просто весна, а она каждому живому существу в радость. Тебе сколько молока?

— Трехлитровую давай, — настороженно смотрела на нее соседка и нервно теребила мохнатый воротник, напоминавший облезлый собачий хвост. — Верк, ты нашего нового поселенца еще не видела?

— Не видела, — отрицательно покачала головой девушка. — Кого же в такую глушь занесло? Очередного алкаша или наркомана?

— Да нет, с виду вроде приличный, — расслабилась Машка и навалилась пышной грудью на забор, всем своим видом демонстрируя желание посплетничать. — Хотя… мутный он какой-то.

— Почему мутный? — равнодушно поинтересовалась Вера.

— Ты бы видела, на какой он машине приехал, — округлила блеклые глаза Машка. — Я такой отродясь не видела. Здоровенная, черная, как танк. А заселился в самый древний домик, в котором Пашка висельник жил. Помнишь?

На самом деле Пашку Вера не помнила. Когда он решил свести счеты с жизнью, она был совсем маленькой. Узнала эту страшную историю гораздо позже, от этой самой Машки, с которой вроде как дружила. Но на всякий случай она согласно кивнула, чтобы не сбить сплетницу с основной нити повествования и не увести ту в словесное блуждание.

— Там ведь жить невозможно, — продолжила Машка. — Сама знаешь. Избушка совсем на бок завалилась, давно мхом поросла. Не понимаю, чего его сюда занесло. Явно, прячется от кого-то. А мужик-то видный — высокий, черноволосый. Худоват, правда, но на деревенских харчах быстро отъестся.

— Ты его что ль откармливать будешь? — холодно усмехнулась Вера.

— А почему бы нет, — смешно подбоченилась Машка. — Я еще девка хоть куда. Еще и детей ему нарожать смогу.

— Молод он слишком для тебя, — не подумав, брякнула Вера и тут же поняла свою оплошность. Но было уже поздно.

— Ты же сказала, что его не видела, — сощурила глаза Машка. — Откуда узнала про возраст? И во двор меня не пускаешь, хотя Дружок давно меня за свою признает. Неужели уже подсуетилась? Ну, Верка, ну, дрянь. А все из себя скромницу корчит! Видали мы таких скромниц! Понятно теперь, какой весне ты радовалась! Так ты поди и не одна! Он у тебя, да? Говори, у тебя?!

Вера отчаянно подыскивала оправдательные слова — почему-то она считала себя искренне виноватой перед этой одинокой, замученной женщиной. Но едва раскрыла рот, как тяжелый руки легли сзади ей на плечи, а Машкино лицо вытянулось и покраснело, вмиг став похожим на молодую редиску, столь любимую Верой.

— У нас гости? — весело поинтересовался Слава. — Так чего ж ты, Верочка, подружку у калитки держишь? Зови ее в дом. Посидим, поговорим. А если вам о девичьем посплетничать нужно, так я во дворе с Дружком посижу. Нужно же псу ко мне привыкать.

Услышав свое имя, Дружок поднял лохматую морду вверх и зарычал. До этот он молча обнюхивал штанину чужака и недовольно фыркал.

— Спасибочки за приглашеньице, — Машка неуклюже попятилась назад, переводя круглые глаза с Веры на Славу. — Но не хочу вам мешать. И так уж всю малину вам подпортила. Вон вы как ржали. Вся деревня слышала.

— Чего же в этом плохого? — игриво поинтересовался Слава. — Если люди смеются, значит у них все хорошо.

— Вот и я говорю, что вам и без меня хорошо. Чего я в чужой дом попрусь. Только людям праздник портить.

— Машк, а молоко! — спросила Вера и хотела было кинуться к дому, но соседка ее остановила.

— Не суетись, Верк, я и без молока обойдусь, — холодно сказала несостоявшаяся покупательница и рысью бросилась прочь.

— И чего тебе в доме не сиделось, — тяжело вздохнула Вера, грустно глядя на улепетывающую соседку. — Теперь она по всей деревне разнесет, что я к себе в дом незнакомого мужика пустила. Позора не оберешься.

— Так уж и на всю! — звонко, раскатисто засмеялся Слава и, развернув Веру лицом к себе, смачно поцеловал ее в губы. — На все ваши десять ветхих домишек. Обалдеть! Так ты, Верка, теперь на весь мир опозорена. Пошел-ка я отсюда. Зачем мне нужна падшая женщина!

— Дурак! — отчего-то покраснела Вера. — К тому же ты у меня покупательницу отбил. Теперь она будет молоко у бабы Клавы покупать. Хотя у нее оно и не такое вкусное. Машка — злопамятная очень и дурная немного. Как мысль какую себе в голову вобьет, так ничем ее оттуда не вышибешь.

— А тебе это надо? — Слава потянул Веру за рукав, увлекая ее в дом.

Дружок вновь оскалился на непрошенного гостя и приготовился цапнуть его за штанину. Но Вера вовремя пресекла порыв его негодования грозным «нельзя». Пес обиженно поджал хвост и поплелся в конуру, всем своим видом выражая горькое разочарование в обожаемой хозяйке.

— Чего надо? — задумчиво глядя на Дружка, поинтересовалась Вера.

— Вышибать, — с готовностью пояснил молодой мужчина.

— Даже не знаю, — озадаченно протянула Вера. — У нас деревенька крошечная совсем. Все друг другу, как родные. С одним отношения испортишь, и себя словно обделенным чувствуешь. По крайней мере, я.

— Какая же ты у меня добрая, — протянул Слава и, втолкнув девушку в дом, рывком распахнул телогрейку на ее груди. — Добрая и отзывчивая. Самой-то не противно?

— Почему мне должно быть противно? — часто задышала Вера.

— Потому что противно быть доброй и отзывчивой по отношению к людям, которые этого не ценят, — хрипло отозвался он.

— А ты будешь ценить? — еще успела спросить Вера до того, как волна наслаждения захлестнула ее сознание. Но ответа она уже не услышала.

Глава 5

Теперь ласковый весенний луч играл на его лице, оставляя ее в тени. Слава забавно морщился и отворачивался от него, но тот был настолько настойчивым, что находил его смешную физиономию повсюду. Вера даже приревновала любимого к этому неугомонному лучику. Лучше бы он по — прежнему преследовал ее.

К девяти утра она, как обычно, уже покормила скотину, подоила Буренку и приготовила легкий деревенский завтрак. Потом она мягкой кошкой вновь проскользнула в объятия Славы и замерла, боясь пошевелиться и нарушить его крепкий сон. Хотя нарушить его было практически невозможно. Веру это веселило и умиляло. Ни утренний призывный крик петуха, ни мычание недовольной коровы, ни ее утренняя суета совсем не беспокоили его. Слава дышал ровно и глубоко. И даже не шевелился.

После Машкиного визита прошло три дня. Но злопамятная баба, как и предполагала Вера, больше не приходила. Значит, бегает за молоком к бабе Клаве. Следовательно, девушка лишилась части своего заработка. Но ничего, теперь она не одна. Теперь ей есть на кого положиться. Рядом с ней настоящий мужчина. Именно настоящий! А не тот, которого Вера рисовала в своих мечтах и который сопровождал ее по жизни последние лет пятнадцать. Он обязательно будет ей помогать. По-другому просто не может быть.

Словно прочитав ее мысли, Слава недовольно заворчал во сне. Вера невольно прислушалась.

— Живым не дамся, суки, — невнятно бормотал он. — Не удастся меня за решетку упечь. Всех перестреляю.

От этих слов Вере стало жутко. Как же не вязался этот монолог с его нежной и ласковой натурой! Видимо, насмотрелся ее любимый боевиков. Вот и снятся ему самые яркие эпизоды из фильмов, где в роли главного героя не Арнольд Шварцнегер, а он — Слава, Слава… Интересно, а какая у него фамилия? Надо будет обязательно спросить.

Полностью убедив себя в безгрешности любимого, Вера расслабилась и задремала. А разбудил ее грубый толчок кулаком в бок.

— Вер, опять к тебе кто-то приперся, — недовольно пробурчал Слава. — Спать не дает ором своим. Да пес лает, как сумасшедший. Иди разберись.

Плохо соображая спросонья, девушка кубарем скатилась с кровати, закуталась в отцову телогрейку и выскочила во двор.

Дружок уже перешел на хриплый редкий лай. Значит, уже устал доказывать преданность и потерял всякую надежду дождаться хозяйку. Как же она могла так крепко спать?! Никогда такого с ней не было.

На заборе, свесив одну ногу во двор, сидел нахохленный дядя Коля и испуганно смотрел блеклыми узкими глазами на Веру.

— Дрыхнешь до сих пор что ль?! — изумился он и даже сплюнул от прилившего к горлу возмущения. — Я-то думал, случилось с тобой чего! А она дрыхнет! Помоги мне с забора слезть. Штанина у меня зацепилась, а наклоняться боюсь. Рухну еще прямо в пасть к твоей зверюге. Могла бы и привыкнуть ко мне. Сколько лет к тебе шастаю, а она все орет на меня.

— Не орет, а лает, — автоматически поправила старика Вера и отцепила штанину от ржавого гвоздя. Сколько раз Вера собиралась выдрать его из забора, пока кто-нибудь об него не поранился. Да все руки не доходили. Но ничего, теперь в ее доме есть мужчина.

— Еще и ногу ободрал, — с надсадным кряхтением слезая с забора, пожаловался дядя Коля. — Я ведь за тебя запереживал. Мало ли чего. Все ж таки одинокая девка. Кто тебе еще поможет, кроме меня? Или ужо нашла себе помощника?

Хитрые дяди Колины глаза забегали по Вериному лицу, словно выискивая там ответ на свой вопрос.

— Чего юлишь, дядь Коль, — подмигнула ему Вера. — Прямо как чужой. Думаешь, не знаю, что Машка давно всем растрепала, что мужик у меня появился?

— Какой такой мужик? — попытался изобразить удивление он. Но актер из дяди Коли был никудышней. Его потуги вызвали у Веры только улыбку.

— Самый настоящий, с кожей и костями, — заявила она и погладила Дружка между ушами. Пес тяжело, почти по-человечески вздохнул и сел мохнатым задом хозяйке на ноги. Лаять не было больше сил, да и надобности. Дядю Колю он действительно знал давно и даже радовался, когда тот заявлялся к ним в дом. Также он твердо знал, что тот не причинит его хозяйке никакого вреда. Но, как положено всем порядочным собакам, он должен был предупреждать ее о визите чужака.

Весь этот мысленный поток Вера прочитала в преданных глазах своего питомца и прижала его голову к коленям.

— Молодец, Дружок, умница, — похвалила она пса.

Отчаявшись дождаться от Веры хоть каких-то комментариев, дядя Коля не выдержал и решил спросить напрямую:

— Че за мужик-то? Городской что ль? И чего его сюда занесло? Ты машину его видела? Обычные люди на таких не ездят.

— А он у меня необычный, — тихо выговорила Вера, и тут же здоровый румянец заиграл на ее упругих щеках.

— Оппачки, — выкатил глаза старик. — Так ты влюбилась? Ну, девка, ну ты даешь! Ты хоть знаешь, кто он такой?

— Ничего не знаю, — честно призналась Вера. — И знать не хочу. Зачем? Я люблю его, а он меня — вот и все уравнение.

— Он тебе сам об этом сказал? — опешил дядя Коля.

— О чем?

— Ну… про любовь, — отчего-то смутился старик.

— Зачем говорить? Я и сама все вижу. Точнее, чувствую.

— Чувствует она! — передразнил ее старик. — Чувствительная какая нашлась! Ой, Верка, подведет тебя твой мужик под монастырь. Лысиной чую, что подведет. Еще наплачешься ты из-за него!

— Чего каркаешь, дядь Коль? — округлила красивые глаза Вера. — Нельзя так говорить. Не ожидала от тебя такого. Думала, ты счастья мне желаешь. А ты вон чего выдумал. Неужели, зла мне хочешь?

— Дура ты! — покрутил старик у виска. — Ты ведь мне как дочка. Я ж отцу твоему обещал приглядывать за тобой. И обещание свое держал. И теперь своим долгом считаю предупредить, что мужик он мутный. Связываться с такими опасно.

— Мутный, мутный — слово какое нашли, — проворчала Вера. — Вы всей деревней сговорились? Да?

— Люди-то не дураки, — глубокомысленно изрек дядя Коля. — Видют, что за демон к нам наведался. Это у тебя одной разум от любви отшибло. Поэтому и предупреждаю — гони его от себя подальше. И не верь не единому его слову. Врет он все. Точно говорю — врет.

— И чего он врет?

— Так… все, — пожал тот плечами. — Вот, что он о себе рассказывает? Только честно скажи. Не таи. Я же тебе не чужой.

— Даже и сказать мне тебе, дядь Коль, нечего, — поджала нижнюю губу Вера. — Говорит он много, но все как-то не по делу, словно воду из пустого в порожнее переливает.

— Так ты понастойчивее будь, — посоветовал ей старик. — Не отставай пока не скажет.

— Постараюсь я, дядь Коль, постараюсь, — пообещала Вера. — А теперь ступай, хватит болтать. У меня еще дел по горло.

— Веруш, а двадцаточку не займешь? — заискивающе заглядывая Вере в глаза, тихо спросил он.

Неодобрительно качнув головой, Вера молча просунула в сморщенную ладонь две десятирублевые купюры, приготовленные еще три дня назад на сдачу Машке, но так и не пригодившееся.

Довольно цокнув языком, дядя Коля засеменил по узкой улочке.

Монотонное шуршание, будто кто-то быстро перелистывает книгу, заставило Веру замереть на пороге и прислушаться. Наверное, опять в ее дом пробрался бездомный, лишайный кот, которого девушка иногда подкармливала. Осторожно, на цыпочках она пошла на звук. Шуршание явно доносилось из зала. Волна негодования обожгла ее встревоженный мозг. Сейчас эта котяра обязательно разбудит его любимого Славика, а ведь он так любит поспать!

Девушка хотела было распахнуть сдвинутые шторы, прикрывающие вход в зал, но так и замерла. В узкую щель между гобеленами она отчетливо видела, как сильные руки, за последние три дня ставшие для нее самыми родными руками на свете, нервно пересчитывали огромную пачку долларов. Слава громко сопел и то и дело поглядывал в окно. Вера, как завороженная, наблюдала за его действиями. Постепенно на смену изумлению пришел страх. Прижавшись взмокшей спиной к прохладной стене, она до боли во лбу зажмурила глаза. А ведь она действительно ничего не знает об этом человеке! Он обрушился на ее жизнь, как огромная весенняя сосулька на голову бедного прохожего. Так же резко, со свистом, оглушив и лишив ее способности думать. Как же так? Ведь она всегда отличалась от своих сверстниц здравомыслием. Неужели любовь настолько жестока, что лишает человека разума?

Так же на цыпочках Вера прокралась к выходу, со всей силы хлопнула входной дверью и громко, стараясь придать своему голосу веселую интонацию, спросила:

— Любимый, ты проснулся?

Быстрые шаги и едва уловимый удар закрывающихся створок. Видимо, он спрятал деньги в антресоли. И вновь шаги. Скрипнул диван и из зала донесся недовольный голос:

— Теперь уже проснулся. Чего раскричалась спозоранку?

— Так день на дворе, — одним движением распахнув тяжелые шторы, Вера ввалилась в зал. Счастливая, улыбающаяся, будто секунду назад не тряслась от страха, пропитывая отцову телогрейку собственным потом, обильно выступающим на спине.

— Десять часов только, — лениво приоткрыв один глаз, Слава посмотрел на настенные часы. — Какой же это день?

— В это время все деревенские обедать собираются, — усмехнулась Вера и потянула на себя одеяло, в которое зябко кутался молодой человек. — Половина дневной работы уже переделано. Можно и перекусить.

— Значит, завтракать будем? — игриво поинтересовался Слава и облизнулся, но стянуть с себя одеяло не позволил.

— Мой мальчик успел проголодаться? — деланно удивилась девушка. — Вроде спал, не занимался ничем с утра.

— Так я за ночь сколько энергии потратил, — усмехнулся он. — Или забыла? Так я и напомнить могу.

— Вставай, герой — любовник ты мой, — криво улыбнулась Вера и пошла на кухню. — И за стол.

Уплетая пышные оладьи и нахваливая густую домашнюю сметану, Слава не забывал время от времени бросать на Веру пылкие взгляды и болтать всякие пошлости. Девушка успела привыкнуть к этим высказываниям и даже почти не краснела, когда он нагло пялился на ее глубокое декольте.

— Славик, сегодня мне нужна твоя помощь, — нежно пропела она, когда молодой человек с самым довольным видом откинулся на спинку стула.

— Верка, ну ты же знаешь, что помощник из меня никакой, — плаксиво протянул он. — Я никогда не жил в деревне и совсем не умею ничего делать. Руки у меня из жопы растут, понимаешь? Вот такой я недотепа. Но ты же меня все равно любишь? Правда?

— Правда, правда, — улыбнулась ему Вера. — Но, думаю, пакет муки купить даже ты сможешь.

— А! До магазина добежать! — обрадовался Слава. — Так это я всегда пожалуйста. Могу даже в ваш центральный универмаг сгонять, или как он там у вас называется? Я же у тебя не бесприданник какой-то, а мужик с автомобилем. Неплохой, кстати, автомобиль у меня, Верк. Джип «Лэнд-Крузер». Слышала про такой?

— Слышала, — вздохнула Вера. — Только не видела никогда. В жизни, в смысле. Только по телевизору.

— Вот я дурак! — звонко хлопнул себя по лбу молодой человек. Вера вздрогнула.

— Как же я раньше не догадался тебя на машине покатать?! Верк, так давай сегодня вместе в магазин махнем. Я тебе даже порулить дам! Ты когда-нибудь сама автомобиль водила?

— Нет, только трактор, в детстве, с отцом, — робко улыбнулась она.

— Так ты у меня трактористка! — заржал Слава. — Верка-трактористка! Ну, умора.

— Ничего смешного не вижу, — обиженно надула губки девушка и резко встала из-за стола. — Между прочим, профессия тракториста в деревне очень почетная. Знаешь, сколько грамот и благодарственных писем у моего отца? Всех и не перечесть! Его ценили, как специалиста. Даже когда пить стал — прощали.

— Потому что его заменить некем было, — усмехнулся молодой человек и, выхватив у Веры грязные тарелки, сам положил их в раковину. — Вот и прощали. У вас на селе три калеки проживает — явный напряг с кадрами.

— Когда папа был жив, у нас почти все дома заселены были, — упрямо продолжила отстаивать своего отца Вера. — Так что смена ему легко бы нашлась. Знаешь, сколько желающих на его место было? Просто он незаменимым был. После папиной смерти трактор в село забрали. Потому что работать на нем стало некому.

— Да ты не обижайся на меня, Верк, — тихо сказал он и прижал напряженное тело девушки к себе. — Бесспорно, твой отец был талантливым трактористом. И мужиком талантливым был. Вон какую красивую дочь заделал! Не каждый сможет такое сотворить.

— Ты правда считаешь меня красивой? — мгновенно оттаяла Вера и обмякла в его объятиях, и вспыхнула, и смущенно опустила глаза.

— Ты просто бесподобна, — сверкнул идеальными зубами он. — Так мы едем в магазин или так и будем языками чесать?

— Едем, — легко согласилась девушка.

— Тогда я пошел за машиной, — довольно потер руки Слава. — Через полчаса выходи.

Едва за Славой захлопнулась дверь, Вера побежала в зал. Вследствие родовой травмы ее правая рука была малоподвижной, поэтому ей было жутко неудобно перерывать груду старого тряпья.

В самом дальнем углу, взмокшая и раскрасневшаяся от напряжения, она все же нашла туго набитый пакет. Вера посмотрела на часы и слабо охнула. До приезда Славы осталось всего семь минут. Надо торопиться.

Девушка спрыгнула с табурета и высыпала все содержимое черного полиэтиленового пакета прямо на пол. Десять туго набитых пачек с долларами рассыпались по протертому паласу. Кроме денег здесь были водительские права и два паспорта, один российский, второй заграничный. Дрожащими руками Вера схватила бордовую книжицу и раскрыла ее на первой странице.

— Колесников Александр Васильевич, — вслух прочитала она и непонимающе уставилась на черно-белую Славину фотографию.

Из глубокой задумчивости ее вывел приближающийся шелест колес по раскисшей деревенской дороге. Вера вздрогнула и принялась судорожно перелистывать тонкие странички. Пока не уперлась взглядом в прямоугольную печать. Буквы начали расплываться, голова закружилась, а к горлу подкатил горький ком. Оказывается, двадцатитрехлетний Саша (хоть о возрасте не соврал) был давно и прочно женат на какой-то Светлане Антоновне.

Машина затормозила возле Вериного дома и нервный сигнальный звук разорвал деревенскую тишину. Дружок зашелся недовольным лаем, а Буренка недоумевающе замычала в сарае.

Плохо соображая и путаясь в собственных мыслях, Вера схватила с полки ручку и сельскую газету, раскрыла паспорт на графе прописка и быстро переписала внесенный туда адрес.

Слава продолжал сигналить. Девушка аккуратно сложила в пакет все содержимое и засунула его на прежнее место. Ровно через минуту она выскочила во двор и замерла. Автомобиль действительно оказался огромным. Железный монстр надменно сверкал гладкими боками, словно подмигивая ей.

— Верка, чего замерла?! — высунул в отъехавшее вниз стекло взлохмаченную голову Слава — Саша. — Садись, давай! И так тебя десять минут прождал!

Боясь даже дышать вблизи такого красавца, Вера медленно подошла к передней двери и потянула ее на себя. Запах новенького салона и широкие кожаные кресла окончательно лишили ее смелости.

— Я не буду сюда садиться, — покачала головой Вера и решительно захлопнула дверь.

— Да что стряслось-то!? — выскочил из салона недовольный Слава — Саша. — Что за концерт?

— Не могу я в этом наряде садиться в такой автомобиль, — попятилась от металлического монстра Вера. — Да он меня выплюнет прямо посреди дороги, и я опозорюсь на все село.

— Как понять — выплюнет? — опешил молодой человек. — Вообще-то он не имеет такой привычки.

— Это до меня у него такой привычки не было, — очутившись в родном дворе и захлопнув за собой калитку, Вера почувствовала себя гораздо увереннее. — Ему же не приходилось раньше таких замухрышек, как я, катать. До этого в нем ездили только шикарные женщины, достойные такого автомобиля, Светланы Антоновны там всякие… или еще кто. А мне там не место. Каждая корова должна знать свой огород. Вот я его и знаю. И на другое не претендую. Так что, езжай Слава… или как тебя там, сам, без меня. Пакетик свой забирай и езжай. И не возвращайся больше. У тебя своя жизнь, а у меня своя. И меня она вполне устраивает. За меня не переживай. Я переживу. Девка я сильная, деревенская — так что справлюсь.

По мере Вериных слов Слава все больше наливался бордовой краской. Его большие черные глаза хищно сузились, а на шее вздулась огромная синяя вена. Он подходил к калитке все ближе и ближе. Но девушке не было страшно. Она спокойно наблюдала за его перемещениями и продолжала говорить, говорить, выплескивая на него всю горечь, обиду и ревность, душившие ее изнутри. Она не замечала, что плачет, не слышала отчаянного лая Дружка, который, кажется, хотел перекричать хозяйку, изо всех сил стараясь, чтобы этот чужак не слышал ее слов. Будто понимал, что это опасно. Но он все слышал, каждое ее слово, каждую интонацию. Слышал и подходил все ближе.

— Зачем ты полезла в мои документы? — хрипло спросил он, подойдя к Вере вплотную. — Разве твой папашка-алкаш не говорил, что нельзя брать чужое?

— Это мой дом, — наконец Вера поняла, что натворила, и испуганно попятилась от хищной птицы, нависшей над ней и готовой вот-вот накинуться на свою жертву.

— Но вещи-то мои, — болезненно ухмыльнулся он.

— Все, что находится в моем доме, принадлежит мне! — выкрикнула Вера, резко развернулась на пятках и побежала в дом.

— Стой! — не своим голосом закричал он. — Стой, я сказал! Мы еще не договорили! И пса своего убери!

Закрыв дверь на засов, Вера подбежала к окну. Слава как раз пытался перелезть через забор, но Дружок не давал ему этого сделать. Верный пес хватал его за штанину, отдирая куски тугой ткани.

— Верка, убери своего пса, или я его пристрелю! — с силой пнув Дружка по голове, завопил он. — Не хочешь по-хорошему?! Тогда будет по-плохому!

Горящий взгляд черных Славиных глаз метнулся вдоль окон. Вере показалось, что молодой человек увидел ее, и она испуганно прижалась к стене. Дикий животный страх душил ее, лишал возможности здраво рассуждать. Девушка зарыла глаза, словно пытаясь отгородиться веками от этого кошмара.

Резкий, глухой щелчок заставил ее вздрогнуть. Вера не поняла, что произошло. Но во рту мгновенно пересохло, а ноги подкосились. Почему-то перестал лаять Дружок. Быстрые шаги проскрипели по двору, темная тень мелькнула вдоль окон. Перед глазами запрыгали разноцветные круги, тело стало ватным, и через секунду ее засосала черная вязкая темнота.

Глава 6

Что-то шершавое и мокрое больно шоркало ее по правой щеке. Вера подняла невероятно тяжелую правую руку и закрыла ладонью лицо. Довольное урчание донеслось до ее слуха, и она поняла, кто разбудил ее в столь ранний час.

— Васька, разбойник, как же ты в дом забрался? — чужим, хриплым голосом выговорила она.

Только сейчас она почувствовала, как сильно замерзла. Казалось, что она лежит на голой, промерзшей от долгой зимней стужи земле.

Сделав над собой невероятное усилие, она открыла глаза. Взгляд уперся в родной облупившийся потолок. Вера облокотилась оледеневшими руками в пол и села.

Облезлый грязный кот тут же забрался к ней на колени и, скрутившись калачиком, затих.

Вера обвела воспаленными глазами квартиру. Распахнутая настежь дверь, разбитое окно, мертвая тишина вокруг. Мертвая! Почему не слышно Дружка? Почему он так резко замолчал?! Страшный щелчок и… мертвая тишина. Воспоминания яркой вспышкой ворвались в ее мозг.

Кровь прилила к ее лицу. Не обращая внимания на пульсирующую боль в голове, она вскочила на ноги. Кот глухо брякнулся на пол и недовольно мяукнул.

— Извини, дружище, — быстро выговорила Вера и побежала во двор. Верный пес лежал возле калитки. Под ним разлилась огромная бордовая лужа.

Она присела на корточки, привычно потрепала Дружка между ушами и вяло подивилась тому, сколько крови помещалось в таком небольшом существе. Помещалось… Господи, как же ей теперь жить?! Единственное, чего хотелось Вере — это улечься рядом с Дружком и больше никогда не вставать. Чувствовать, как костенеет твое тело и молиться лишь об одном — чтобы это поскорее закончилось. И Вера легла. Прямо в кровавую лужу, прижавшись животом к деревянной спине Дружка, обнимая его ледяное тело. Страшный холод сковал сначала ее ступни, потом начал подниматься выше и выше, постепенно подбираясь к самому сердцу. Вера закрыла глаза и полностью расслабилась. Ей не было страшно. Ей было хорошо и спокойно.

— Верка, что же это такое?! — чей-то испуганный голос разорвал умиротворяющую тишину, царящую вокруг.

Вера недовольно поморщилась и прижалась к Дружку поплотнее. Чьи-то руки сзади потянули ее на себя, но она не подавалась. Вцепившись в мертвое тело пса, словно в спасительную соломинку, она не желала его отпускать.

— Верка, так ты живая?! — обрадовался голос. — А я-то думал… Кровяки-то сколько. Верка. Да скажи хоть что-нибудь! Отпусти пса, отпусти! Чего ты в него вцепилась?

— Только он любил меня по-настоящему, — прохрипела Вера, но руки все же разжала, позволив дяде Коле развернуть свое одеревеневшее тело.

— Давай я помогу тебе подняться, — протянул к ней руки старик. — Зачем жы так надо собой издеваться? Ты ж синяя вся!

— Оставь меня, дядь Коль, — прохрипела Вера. — Я хочу умереть. Не надо мне мешать.

— Я те дам умереть! — закричал старик. — Ишь чего удумала, дубина пустоголовая! Я твоему отцу обещал внуков твоих нянчить, а ты чего творишь?!

— Каких внуков, что ты несешь, — качнула задеревеневшей головой Вера. — Не будет никаких внуков. И меня не будет.

— Ладно, — легко согласился он. — Тогда не жалуйся. Я тебя по человечески просил.

Натужно крякнув, дядя Коля схватил Веру за правую ногу и потянул ее к дому. Но старик явно не рассчитал свои силы. Поскользнувшись на подтаявшем снегу, к вечеру взявшемуся ледяной коркой, он смешно взмахнул руками, с размаху рухнул на спину и затих.

— Дядь Коль, ты там живой? — забеспокоилась Вера и скосила глаза в сторону, где только что кряхтел от натуги старик. — Дядь Коль, ты чего молчишь? С тобой все в порядке?

Забыв о том, что еще секунду назад собиралась умирать, Вера поднялась на колени и подползла к своему спасителю. Теперь он нуждался в помощи гораздо больше, чем она.

— Кажись, я руку сломал, — то ли от страха, то ли от боли блеклые глаза старика стали удивительно большими. Они смотрела на Веру с каким-то детским изумлением и девушка непроизвольно ему улыбнулась.

— Не сочиняй, ничего ты не сломал, — глядя на него сверху вниз, уверенно заявила Вера.

И оказалась неправа. Каждое движение вызывало у старика резкие боли. Он то слабо постанывал, то кричал. Девушка помогла ему подняться и дойти до дома. Там она стянула со старика жалкое подобие пуховика и расстегнула рубаху.

Правое плечо дяди Коли было страшно заломлено назад и опухало прямо на глазах.

— Дядя Коля, ты присядь пока, а я быстренько до магазина и назад, — шумно сглотнув, сказала Вера. — Врача надо вызвать.

— Я ж говорю — сломал, — гордо сообщил дедок и, откинув назад неухоженные седые волосы, важно прошествовал к дивану.

Карета скорой помощи приехала почти через два часа. К тому времени от нестерпимой боли старик успел покрыть тройным матом Веру, всю свою родню, всех деревенских и уже добрался до государственных чиновников. Белый, как стена, он орал густым басом, столь ему несвойственным, и грозился залезть на стену, если через две минуты боль не утихнет.

Когда деда, наконец, увезли в больницу, Вера даже испытала некое подобие радости. Но уже через секунду весь груз пережитого сегодня обрушился на нее с новой силой. Девушка угрюмо побрела в сарай, куда убрала тело Дружка.

Густая шерсть пса слежалась тугими катышками. Верина рука непроизвольно потянулась к ножницам, которые висели на длинном гвозде, вбитом в деревянную стену. Но как только ладонь коснулась прохладной стали, она в ужасе отдернула ее. Ее глаза вмиг наполнились слезами. Больше никогда ей не придется выстригать неопрятные катышки из шерсти ее преданного пса. Ни-ког-да!

Буренка молча наблюдала за Верой. В ее глазах легко читалась глубокая скорбь. Как будто она все понимала. Девушка медленно подошла к своей любимице и погладила ее по теплой ложбинке между рогов. Буренка скорбно, протяжно замычала.

— Не переживай, сейчас я заберу Дружка, — понимающе кивнула Вера. — Он был хорошим другом и его обязательно нужно предать земле.

Кажется, Буренка одобрительно кивнула в ответ. Вера стащила с широкой полки кусок полиэтиленовой пленки, которой весной закрывала теплицу. Расправила ее на полу и уложила сверху тело Дружка. Корова протяжно замычала, прощаясь с преданным псом.

Недалеко от дома, в березовой роще, обливаясь потом и слезами, Вера выкопала неглубокую яму и опустила в нее тело Дружка, бережно завернутое в пленку.

Соорудив высокий холмик, она сделала зарубку на березе, под которой похоронила верного пса. Весной она обязательно придет на это место и посадит здесь куст розы.

Ночь опустилась на деревню. Вера медленно брела домой, впервые ловя себя на мысли о том, что возвращаться в родную избушку ей вовсе не хочется. Впереди ее ждал одинокий вечер, пропитанный невыплаканной, раздирающей душу горечью потерь. Почему так несправедливо устроена жизнь? Почему ее с самого рождения предают самые любимые и дорогие люди? Что в ней не так? Почему именно она? Почему…

Вера подошла к родной калитке, и легкий холодок пробежал по позвонкам. В доме горел свет!

Девушка зажала рот рукой и попятилась назад. Значит, он вернулся. Вернулся, чтобы ее убить. Как ненужного свидетеля. Значит, нужно бежать. Только куда?! Где укрыться от этого страшного человека?! К Машке? Она ее и на порог не пустит. Дядя Коля в больнице. Остается только баба Клава.

В панике Вера не сразу заметила огромного черного монстра, возвышающегося посреди улицы. А, когда заметила, было уже поздно. С размаху врезавшись в металлический корпус, она завалилась на спину и зажала уши руками. Махина разразилась такими оглушительными воплями, что девушке показалось, что ее барабанные перепонки лопнули, и теперь эти страшные звуки проникают напрямую в мозг. Скрючившись на снегу, словно раненый зверек, она слабо вздрагивала и повизгивала.

Все закончилось так же неожиданно, как началось. Взвизгнув в последний раз, махина мигнула красными огоньками и затихла. Чьи-то торопливые шаги быстро приближались к ней и совсем рядом затихли.

— Эй, ты чего? — раздался удивленный мужской голос. — Давай поднимайся. Хватит на снегу валяться.

— Что это было? — по-прежнему боясь пошевелиться, с трудом разлепив скованные ужасом губы, спросила Вера.

— Сигнализация на машине сработала, — еще больше удивился мужчина. — А ты чего, машин отродясь не видела?

— Почему не видела? — поднимаясь на ноги, спросила Вера и сама же ответила: — Видела. Только не слышала, чтобы они так орали.

— Ты прямо уникум какой-то, — усмехнулся мужик. — На дворе двадцать первый век, а взрослая девка не знает, что такое сигнализация.

— Да знаю я все, — гордо вздернула подбородок Вера. — Просто у меня сегодня день был… непростой. Я сейчас только любимого пса похоронила. А тут эта… разоралась… И вообще, кто вы такой?

— Я-то? — хмыкнул мужик. — Так этот, дядя Федор — вот кто. Мне с хозяйкой этой избенки поговорить нужно. Ты случайно не она?

— Нет! — слишком поспешно вскрикнула Вера. — Но я ее хорошо знаю. А зачем она вам?

— Поговорить с ней нужно, — мужик подошел к девушке вплотную. Его ледяной взгляд уперся в расширившиеся от страха глаза девушки.

Таких здоровенных мужиков ей видеть не приходилось. Ростом под два метра, шире ее в три раза, он дышал ей в лицо реальной, леденящей душу угрозой.

— Так, вы мне скажите, а я ей передам, — попыталась улыбнуться Вера. — Когда увижу. Говорят, она в город уехала. Когда вернется — неизвестно. Может через неделю, а может и через месяц.

— Чего ты мне заливаешь?! — по-звериному зарычал мужик и схватил Веру за грудки. — Быстро пошла в дом!

Как бравый солдат, по приказу «кругом», Вера развернулась на пятках и послушно пошла к дому. Мужик шел следом. Она по-прежнему чувствовала его ледяное дыхание. Словно сама смерть, дышала ей в затылок.

Видимо, незваный гость обосновался в ее доме давно. Выбитое Славой окно он закрыл пуховой подушкой. Телевизор горел приветливым голубым огоньком, а на печке дымился чайник.

На негнущихся ногах Вера прошла на кухню и замерла посреди тесного помещения.

— Раздевайся и садись, — приказал ей мужик и кивнул в сторону табурета. — Разговор долгий будет.

Девушка кивнула в ответ и стянула с себя тяжелую телогрейку. С глухим звуком она шлепнулась ей под ноги. Вера отпихнула ее в сторону, кинула туда же пуховой платок и села.

Мужик довольно хмыкнул, и девушка подняла на него спокойный умиротворенный взгляд. Оказывается, ее страшный гость был не такой ужасный, как ей показалось на темной улице. Серые, чуть раскосые глаза, широкие скулы и пухлые, чересчур нежные для его внушительной внешности губы. Наверное, он очень хорошо целуется, подумала Вера и улыбнулась.

— У тебя красивая улыбка, — тут же заметил мужик: и протянул ей свою огромную лапищу: — Вася.

— Вера, — пожала ему руку девушка.

— Очень приятно, — оскалился мужик, и Вера поежилась. Улыбка самым невероятным образом сделала его лицо неприятным, даже страшным. Девушка вновь почувствовала запах угрозы.

— Боишься? — неприятно усмехнулся ночной гость. — Правильно делаешь. Хотя, если будешь хорошей девочкой, то я тебе ничего не сделаю.

— Чего вы от меня хотите? — опустила глаза в пол Вера. Смотреть на это чудище у нее больше не было сил.

— Где Сашка? — прямо спросил мужик.

— Какой Сашка? — не поняла Вера.

— Такой Сашка! — неожиданно заорал Вася и со всей силы ударил огромным кулаком по столу.

Любимая Верина кружка подпрыгнула и, жалобно просвистев в воздухе, рассыпалась по полу мелкими осколками.

Девушка зажмурилась. Глухие шаги приблизились к ней, и мощный удар по щеке повалил ее на пол, прямо в разноцветные осколки. Вера вскрикнула и, скрутившись тугим калачиком, замерла. Она вяло удивилась тому, что ее тело не рассыпалось так же, как кружка. Почему-то сейчас ей казалось, что ее внешняя оболочка намного хрупче, чем стекло.

— Если не скажешь, куда спрятала своего любовника, то я тебя убью, — ласково прошептал ей на ухо Вася.

— Я не знаю, где он, — всхлипнула Вера и поплотнее прижала лоб к острым коленям. — Честно. Он уехал сегодня днем. От страха я потеряла сознание. А когда пришла в себя, его уже не было.

— Как у тебя все складненько получается, — усмехнулся он. — Ты хоть знаешь, ради кого своей шкурой рискуешь? Да эта сука и ноготка твоего не стоит! Мелкий бандюган, подлый и вонючий, как говно из под твоей коровы. Он обокрал общак и рано или поздно его все равно найдут. И башку оторвут. Но перед этим я твою головенку отверну. Если не скажешь, конечно, куда своего ненаглядного дела.

— Я правда не знаю, — заплакала Вера. — Он окно разбил, в дом залез, пакет с деньгами забрал и уехал. Хорошо, что меня не пристрелил, как Дружка.

— Он твоего друга убил? — удивился великан. — На него это непохоже. Для убийства у него кишка тонка. Приревновал что ли? Или на его бабло мужик покусился?

— Это не мужик, — всхлипнула девушка. — Это мой пес, Дружок.

Острый носок ботинка пронесся мимо Вериного лица и вонзился в правый бок. Словно острие ножа вогнали между ребер. Девушка захрипела от боли и сжалась еще сильнее.

— Не бейте меня, прошу вас, — взмолилась она. — Я не знаю, где он. Поверьте мне, я не вру.

— Забью тебя до смерти, как собаку, — сладко пропел он и опять пнул Веру, на этот раз по спине.

Девушка отчаянно завыла. Боясь получить удар по голове, она обхватила ее руками.

Но бить ее больше не стали. Безжалостный монстр, видимо, решил удушить ее, навалившись на девушку всей своей огромной тушей. Вера отчаянно забилась под ним, пытаясь вырваться на свободу и вновь обрести способность дышать. У нее это получилось неожиданно легко. Она уже открыла рот, чтобы продолжить молить злодея о пощаде, но так и замерла. Прямо перед ней стоял Слава. В руках он держал пистолет.

Вера перевела взгляд с пистолета на Васю, который продолжал лежать рядом с ней. На его огромной спине расплывалось страшное бордовое пятно.

— Ты его убил? — спокойно поинтересовалась Вера.

— Кажется — да, — дрожащим голосом отозвался Слава. — Но я не хотел… Увидел, что он бьет тебя… Хотел помочь… И помог.

— Спасибо, — истерика начала подкатывать к Вериному горлу.

Девушка вскочила с пола и начала со всей силы молотить Славу кулаками в грудь.

— Подлец, ненавижу тебя! — исступленно кричала она. — Ты убил моего пса. Ты растоптал мою жизнь! Меня били, мне угрожали! Мне была так страшно, как не было еще никогда! А теперь ты убил человека! В моем доме! Что мне теперь с ним делать!? Как дальше жить?!

Слава с силой прижал сопротивляющуюся девушку к себе. Она горько всхлипнула в последний раз и затихла.

— Вер, успокойся, — тихо попросил он. — Ты мне сейчас очень нужна. Все будет хорошо. Я тебе обещаю. Сейчас мы завернем его в кусок полиэтилена, который лежит на пороге, и утащим тело ко мне в машину. Никто ничего не узнает, и ты сможешь спокойно жить дальше.

— Спокойно жить дальше?! — повторила Вера и подняла на него заплаканные глаза. — И как ты себе это представляешь? Спокойненько так избавлюсь от трупа, спокойненько вернусь домой и буду жить поживать, да добра наживать. Какая замечательная, жизнерадостная картина.

— Такое чувство, что ты меня в чем-то обвиняешь, — отстранил ее от себя молодой человек. — Если бы я его не убил, то он убил бы тебя. Я хорошо знаю этого человека. Он — безжалостная машина для убийства. Такая перспектива тебя больше устраивает?

— Это все из-за тебя! — вырвалась из его рук Вера. — Зачем ты ворвался в мою тихую, спокойную жизнь? Почему именно меня выбрал своей жертвой?!

— Я тебя полюбил, — хмуро сообщил Слава. — Как только увидел.

— У тебя есть жена, — вмиг успокоившись, напомнила ему Вера.

— Мы давно не живем вместе, — еще больше нахмурился молодой человек. — Да и не любил я ее никогда. Так… брак по залету.

— Так у тебя еще и ребенок есть? — болезненно усмехнулась девушка.

— Сынок, Степан, — нежность промелькнула в его глазах. — Ему почти три годика. Так ты поможешь мне избавиться от…

— Трупа, — подсказала ему Вера. — Как будто у меня есть выбор. Ты в очередной раз смоешься, а убийство повесят на меня. А в тюрьму мне совсем не хочется.

Слава кивнул и пошел за пленкой. Тошнота резко подступила к горлу и, зажав рот ладонью, Вера выскочила на улицу. Молодой человек посмотрел ей вслед, но ничего не сказал.

Когда спазмы прекратились, Вера опасливо покосилась на крыльцо. Возвращаться в дом ей совсем не хотелось. Да и вид костенеющего тела мог вызвать очередной приступ рвоты. К ее великому облегчению, в этот момент в дверном проеме появилась Славина спина. Он волоком тащил мертвое тело, обмотанное прозрачной пленкой. От этого зрелища ее вновь затошнило. Пытаясь не смотреть вниз, она заспешила к калитке и распахнула ее настежь.

— Вер, ты кровяку подотри, — пропыхтел молодой человек. — А то там ужас, что творится.

— Мне кажется, я не смогу, — во рту у Веры вмиг пересохло. — Боюсь опять упасть в обморок.

— Понятно, — недовольно пробурчал Слава. — Сам вытру. Готовь тряпку.

Девушка с готовностью понеслась к сараю. Буренка протяжно замычала, едва завидев хозяйку.

— Бедненькая ты моя! — охнула Вера. — Я ж совсем забыла тебя подоить. У тебя, наверное, все вымя расперло. Страдалица ты моя, потерпи еще немножко. Мы сейчас быстренько от трупа избавимся, и я тебя подою. Ты же у меня умница! Все понимаешь.

Под недовольное мычание Вера выскочила из сарая. Слава ждал ее на пороге и она молча протянула ему тряпку.

— Воду в ведро набери, — попросил он и пошел в дом.

Вера неуверенно переминалась с ноги на ногу, то и дело бросая страдальческие взгляды на удаляющегося мужчину. Не выдержав, она бросилась ему вслед.

— Ты-то куда собралась? — заслышав ее быстрые шаги, обернулся Слава. — Вдруг тебе опять плохо станет? Подожди меня здесь.

— Мне страшно оставаться одной, — свистящим шепотом выговорила Вера и обеими руками вцепилась в его рукав.

— Если страшно, то пойдем, — легко согласился он. — Только, чур — в обморок не падать. У меня сейчас и без того дел по горло. А то еще придется тебя откачивать.

— Постараюсь, — пообещала Вера и со всей силы вцепилась в его рукав.

Девушка, как завороженная, наблюдала за действиями молодого мужчины. Прозрачная вода в металлическом ведре быстро стала черной. Глядя в ее глубину, Вера шумно сглатывала, избавляясь от горького кома, то и дело подкатывающего к горлу.

В последний раз выжав тряпку, Слава еще раз внимательно осмотрел пол и, кажется, остался доволен своей работой.

— Ты как, живая? — устало посмотрела он на Веру.

В ответ девушка безразлично пожала плечами.

— Дай мне хорошую лопату, — попросил он Веру и засунул кровавую тряпку в пакет. — От нее тоже нужно избавиться.

— Лопата в сарае, — опустила глаза девушка. — Одна я туда не пойду. Теперь я вообще боюсь этого дома. Как мне жить здесь дальше?

— Ничего, пройдет два дня и все забудется, как страшный сон, — молодой человек взял ее за руку и хотел вывести на улицу. Но Вера не дала ему этого сделать. Оставшаяся краска покинула ее лицо, в глазах отчетливо промелькнуло отвращение, и она выдернула ладонь из скользких Славиных пальцев.

— Ты чего? — ошалело посмотрела на нее молодой человек.

— У тебя руки в крови! — отшатнулась от него Вера. — Ты — убийца, и тебе никогда не смыть с себя чужую кровь! Не смей ко мне прикасаться! Утром ты застрелил моего пса, а вечером человека. Может быть, я — следующая не очереди?! Ведь ненужных свидетелей убирают! Помогу тебе избавиться от трупа и все — пока, моя дорогая Верочка! Не получится у тебя ничего! Понял! Между прочим, дядя Коля про тебя все знает. Я ему все твои паспортные данные сказала. Он их записал самым тщательным образом. Так что, если со мной что-то случится, то он обязательно расскажет все следователю. И тебя найдут, и посадят в тюрьму, и…

— Заткнись, дура! — прошипел Слава и ударил девушку по лицу. — Сейчас не время для истерик! Не забывай, что у меня в машине лежит труп. Твой труп, между прочим. Так как находился он в твоей квартире и непонятно, каким образом здесь очутился. Я здесь абсолютно ни при чем. Я сам в шоке! Приехал себе в тихую деревеньку. Думал отдохнуть здесь от городской суеты, депрессию подлечить, силы восстановить. Познакомился с молодой симпатичной девушкой. Парень я молодой, кровь горячая, да и природа требует, как говорится. Вот и сошелся я с соседушкой своей. Сегодня утром уехал по делам, а когда вернулся, обнаружил в ее доме труп. Хозяйка — в шоке. Толком ничего сказать не может. Молила лишь об одном — помочь избавиться от трупа. Долго убеждал ее, что лучше пойти в полицию и все честно рассказать, но… Понимаете, господин следователь… Скажите, вы когда-нибудь любили?

По мере Славиного монолога Верино лицо вытягивалось все больше. Она хватала воздух ртом, словно ей не хватало кислорода, и не отводила от него круглых удивленных глаз.

— Так ты со мной или без меня? — усмехнулся Слава и протянул ей ладонь.

Вера не стала брать его за руку. Она медленно повернулась и, тяжело переступая ватными ногами, побрела к выходу. Что-то насвистывая себе под нос, молодой человек бодро пошел следом.

Глава 7

Машина подъехала к березовой роще, где только сегодня вечером Вера похоронила Дружка. Как только затихло мерное урчание двигателя и все вокруг погрузилось во тьму, девушка не сдержалась и всем телом прижалась к теплому Славиному боку.

— Не боись — прорвемся, — попытался придать голосу бодрость Слава, но у него это плохо получилось. Ему тоже было страшно и почему-то от этого Вере стало легче.

Она почувствовала, как напряглись все его мускулы под тонким пуховиком. Словно на что-то решившись, он резко распахнул дверь, отодвинул девушку в сторону и выпрыгнул на улицу. Вера сразу выскочила из салона вслед за ним.

— Да сиди уже, — по-доброму пробурчал Слава. — Помочь все равно ничем не сможешь. Замерзнешь только.

— Нет, я с тобой, — упрямо заявила Вера и достала из багажника вторую лопату. — И зря ты мою помощь недооцениваешь. Я всю жизнь в огороде работала: и копала, и окучивала, и навоз таскала.

— Ну, извини, не оценил я твоих способностей, — усмехнулся он.

Яростно орудую лопатами, они глухо врезались железными остриями в промерзшую землю и разбивали ее, остервенело пробиваясь к теплому, мягкому слою. Копали молча, слаженно, как-будто занимались этим каждый день.

Слава то и дело бросал на Веру удивленные взгляды. Девушка чутко чувствовала каждый из них и старалась вдвойне.

— Думаю, хватит, — наконец заявил молодой человек, и ловко выбрался из глубокой черной ямы.

Его черный силуэт замер на краю разверзнутой могилы. Правая рука медленно потянулась в карман. Вера слабо охнула, медленно обсела к земле и зажмурилась. Твердо уверенная в том, что сейчас ее убьют, она шепотом читала «Отче Наш» и зачем-то зажимала уши руками. Когда молитва заканчивалась, она начинала сначала. И так раз за разом. Пока что-то жесткое не ударило ее по спине. Девушка вскрикнула и повалилась на землю.

— Верка, что с тобой? — отчетливо услышала она Славин голос и приоткрыла один глаз. На удивление, веко ее послушалось и привычно поднялось вверх. Она уткнулась взглядом в звездное небо. На его фоне четко вырисовывался Славин силуэт.

— Хватит меня мучить! — отчаянно взмолилась она. — Стреляй!

— Ты че, совсем сбрендила?! — возмутился он. — Ты чего, и вправду подумала, что я хочу тебя убить?! Глупая ты баба, Верка. Без мозгов. Я — нормальный мужик. Чего ты из меня гангстера делаешь? Быстро давай руку и вставай на ноги. Простынешь еще, на холодной земле-то валяться.

— Ты правда… не будешь меня убивать? — засомневалась Вера, но все же подала Славе руку и встала.

— Не буду, — больно хлопнул ее ниже спины Слава. — Ты мне живая нужна.

Только сейчас Вера почувствовала, насколько замерзла. Ее бил сильный озноб, зуб не попадал на зуб, а влажная от сырой земли и пота телогрейка покрылась ледяной коркой.

— Бегом в машину, — обеспокоенно взглянув на девушку, скомандовал Слава, и на этот раз Вера послушалась его.

Мелкими шажками она засеменила в сторону автомобиля. В салоне было гораздо теплее, чем на улице, но согреться все равно не получалось. Тогда она провернула ключ в замке зажигания, свернулась на сиденье тугим калачиком и задумалась о том, как будет жить дальше. Как сказал Вася? Слава, точнее Саша, своровал какие-то деньги. Общак как он сказал. Вера любила смотреть ментовские сериалы, поэтому догадывалась, о чем идет речь. И прекрасно представляла, насколько это опасно. Скорее всего, на него идет настоящая охота. Теперь понятно, почему он прячется в их деревне. Интересно, как бандитам удалось выйти на его след? Ведь к их глухомани даже телефонные кабели не проведены. Только рация, традиционно находившаяся в магазине, — «на всякий пожарный случай», как сказал председатель. Благо, электричество в прошлом году сделали. Если они нашли Славу здесь, то найдут в любом другом месте. Найдут и убьют.

Интересно, что Слава слышал из их разговора с Васей? Знает ли он, что теперь Вера в курсе того, что он ограбил бандитскую кассу? Скорее всего — нет. Иначе точно бы ее убил.

— Смотрю, ты уже здесь освоилась, — забрался в теплый салон Слава и по-дружески похлопал ее по спине. Вера вздрогнула и села.

— Вроде, я не учил тебя двигатель заводить, — насмешливо посмотрела он на девушку. — Сама догадалась?

— Говорю же, у меня папа трактористом был, — недовольно пробурчала Вера. — А после трактора с любой техникой справишься. Скажи… как он там? Вася этот?

— Вася? — удивился он и легко вывернул руль. — Так у него все хорошо. Лежит себе в теплой земельке и радуется. Никаких проблем, забот. Отдыхай сколько душеньке угодно и ни о чем не парься. В общем, ты за него не переживай. О себе лучше подумай.

— Слава, — подумав несколько минут, обыденно протянула она и тут же себя одернула: — привыкла тебя так называть. Теперь не могу перестроиться.

— И не надо перестраиваться, — покачал головой Слава. — Так меня и называй. Разве я тебе не говорил, что с детства мечтал об этом имени? В школе у меня друг был, сильный и смелый. Для меня он был примером для подражания. Думаешь, как его звали?

— Не смешно, — обиделась Вера.

— Да и мне сейчас не до смеха, — согласился с ней молодой человек. — Но насчет имени я серьезно. Называй меня, как называла. Так спокойнее. Хорошо?

— Хорошо, — согласилась Вера и прикрыла тяжелые веки. — Как же я устала сегодня. Никогда так не уставала.

— Ничего, сейчас отдохнем. Уже к дому подъезжаем.

Вера почти уснула, когда автомобиль, вздрогнув в последний раз, резко затормозил и притих.

Во дворе было тихо и спокойно, словно и не было здесь никакого убийства, двух убийств. Девушка тоскливо посмотрела на пустую конуру, и слезы вновь выступили на ее глазах. Больше никогда Дружок не будет встречать ее на пороге заливистым лаем, путаться у нее под ногами и подставлять ей свой нежный живот. Как же он смог?! Так жестоко, хладнокровно взять и выстрелить в живое существо?! Вера сжала крепкие кулачки и ненавидяще посмотрел на Славину спину, замершую посреди кухни. Он перевернул всю ее жизнь, и сейчас ей хотелось лишь одного — сделать ему так же больно, как сделал ей он.

— Иди ко мне, мой малыш, — словно почувствовав ее взгляд, Слава повернулся и протянул к ней руки.

— Ничего я не твой, — поджала губы девушка, но ноги уже шли навстречу к нему. Предатели — промелькнула быстрая мысль. Но через секунду она и думать об этом забыла. Она вообще больше не могла ни о чем думать. Только о нем. О его крепких объятиях. О его требовательных губах и сильных руках. Все ушло. Ничего не осталось. Только этот мужчина. Только его запах. Только он…

— Сколько в тебе страсти, — сонно пробурчал он, когда все закончилось. — Ты очень агрессивна в постели. И это заводит. Умничка. Завтра все повторим.

Завтра! Значит у них еще будет завтра! Он не уедет, не бросит ее. Хотя бы еще один день они будут вместе! Ведь он обещал.

Ей снилось, что Буренка зовет ее на утреннюю дойку, но она почему-то не идет. Снилось, что кто-то ходит по ее дому, осторожно поскрипывая половицами, и она удивлялась, кто бы это мог быть. Ей снился запах нового дня, но она не радовалась ему, как обычно, а напротив, гнала его прочь. Когда горячая ладонь легла ей на лоб, она попыталась открыть глаза. Но веки оказались настолько тяжелыми, что она не смогла этого сделать.

— Веруша, ты меня слышишь? — словно сквозь плотную вату, пробился к ее сознанию чей-то родной голос. — Девочка моя, тебе надо выпить лекарство. Пожалуйста, открой глазки.

Она послушно попыталась поднять железобетонные веки. И на этот раз у нее получилось. Морщинистое лицо тети Клавы склонилось над ней. В выцветших глазах старушки легко читались тревога и страх.

— Что со мной, баб Клав? — еле разлепив ссохшиеся губы, хриплым, совершенно чужим голосом спросила Вера.

— Лихорадит тебя, девочка моя, — улыбнулась старушка, приподняла Верину голову с подушки и прислонила к ее губам тонкий край кружки. Теплая горькая жидкость полилась по ее горлу, согревая и успокаивая его. Девушка пила до тех пор, пока силы окончательно не покинули ее. Непослушные веки вновь поползли вниз, беспощадно окуная свою хозяйку в темный безликий мир.

На этот раз половицы не скрипели. В доме было темно и тихо. Животный страх сковал ее виски ледяным обручем и начал их сжимать — сильнее, сильнее… Где же он? Где тот мужчина, который может ее спасти? Почему он не помогает? Не разжимает эти тиски?

— Слава! — исступленно звала она. — Слава, где ты?!

— Здесь я, Вера, — отчетливо услышала она и тут же почувствовала, как разжимается обруч на ее голове. — Я рядом. Давай еще травку выпьем.

Теплая ладонь приподняла ее затылок и вновь в ее желудок полилась теплая жидкость. И опять темнота.

Буренка звала ее. Ее протяжное мычание отчетливо доносилось из сарая. И Вера испугалась, что проспала утреннюю дойку. На улице было совсем светло. Скорее всего, маленькая стрелка часов приближалось к девяти. Она всегда остро чувствовала время.

Девушка скинула с себя одеяло и хотела привычно вскочить на ноги. Но они предательски подогнулись, и она рухнула на кровать. Тело, всегда сильное и послушное, отказывалось служить ее разуму. Вмиг она покрылась холодной испариной.

— Слав, Слава, — жалобно позвала она и прислушалась. В доме по-прежнему царила тишина. Не было слышно и Буренку. Наверное, корова устала звать хозяйку и теперь смотрит несчастным взглядом в дверной проем, несмотря ни на что, продолжая надеяться и ждать.

Ей стало настолько жалко Буренку, что горькие слезы ручьями потекли по щекам. Она сделала еще одну попытку встать, но тело было настолько слабым, что мышцы совсем не слушались. Откинувшись на мягкую подушку, она завернулась в теплое одеяло и прислушалось. Во дворе раздались чьи-то шаги. Они быстро приближались к входной двери. Надо же, она уже стала их узнавать.

— Слава Богу, — выдохнула она, когда раскрасневшийся всклокоченный Слава появился на пороге. В правой руке он держал эмалированное ведро, из которого поднимался легкий пар.

— Очнулась, наконец! — обрадовался он и, скинув валенки, подошел к девушке. — Перепугала ты нас всех, Верка. До смерти перепугала. Хотел тебя в больницу отправить, да баба Клава не дала. Сказала, что с раннего детства тебя сама лечила. Не отдаст и теперь «ентим безруким эскулапам».

— Прямо так и сказала? — попыталась улыбнуться Вера.

— Прямо так, — Слава присел рядом с ней на кровати и звонко чмокнул девушку в щеку. — И почему-то я ей поверил.

— Правильно сделал, — похвалила его Вера. — Баба Клава — хорошая травница. Она и не таких больных поднимала. Даже моего отца несколько раз из запоя выводила. Заваривала какие-то травки и давали их мне. Чтобы я их в самогон добавляла. После них отца наизнанку выворачивало, зато потом полгода точно не пил.

— Здорово, — протянул он. — Вер, как ты себя чувствуешь? Ничего не болит, не ломит.

— Да вроде нет, — слабо отозвалась она. — Только слабость. С кровати встать не могу, ноги совсем не слушаются.

— Так неделю ничего не есть, — заметно повеселел Слава. — Ослабнешь тут. Не переживай, я тебя откормлю.

— А чего ты в ведре приволок? — вспомнила Вера.

— Молоко, — широко улыбнулся молодой человек. — Баба Клава меня доить научила. Представляешь? Никогда не думал, что мне доведется с коровой возиться. Какие только кренделя жизнь не выдает!

— И что Буренка? — удивленно округлила глаза девушка. — Неужели подпускает тебя?

— Сначала пыталась лягаться, — хохотнул он. — Но потом, видимо, поняла, что другого выхода у нее нет. Либо подставляй вымя мне, либо недоенной оставайся. Вот и подставила. Кстати, тебе молочка парного налить?

— Налить, — тихо повторила Вера.

Слава прошел на кухню, постучал там какими-то склянками и вновь материализовался рядом с ней.

— Так все это время ты один ухаживал за мной? — теплая волна благодарности прокатилась по всему ее телу и застряла в горле, сделав ее голос глухим и скрипучим.

— Почему один? — удивленно посмотрел он на девушку. — Говорю же, баба Клава настойки тебе делала, корову доить меня учила. И вообще, много чем помогала.

— Спасибо тебе, Слав, — смахнула непрошенную слезу Вера. — Большое пребольшое спасибо.

Парное молоко животворящим ручейком полилось в ее обезвоженный, измученный длительной лихорадкой организм. Вера даже зажмурилась от удовольствия. Такого вкусного молока ей пить не приходилось. То ли Буренка все это время питалась чем-то изысканным, то ли Слава своими ласковыми руками мог творить настоящие чудеса. Скорее всего, второе.

Вдоволь напившись, Вера почувствовала острый приступ голода. Желудок то сжимался в тугой комок, то резко разжимался, больно ударяясь своими тонкими стенками прямо в солнечное сплетение.

— Я хочу есть, — взмолилась она. — Принеси мне хотя бы корку хлеба.

— Сейчас, сейчас, — засуетился молодой человек. — У меня картошка вареная есть. Будешь?

— Еще как буду! — обрадовалась она.

Через десять минут, сытая и невероятно счастливая, Вера вновь откинулась на подушку.

— Прямо как в детстве, — довольно улыбнулась она. — Давно обо мне так не заботились. Спасибо тебе за все.

— Да не за что, — отчего-то напрягся он. — Вер, ну ты как себя чувствуешь, нормально?

— Просто отлично, — ласково улыбнулась девушка. — И все благодаря тебе.

— Тогда у меня есть к тебе разговор, — тихо, почти шепотом сказал он, и глаза его нервно забегали, словно стыдясь смотреть не нее.

— Говори, — внимательно посмотрела на него девушка.

— Понимаешь… валить нам надо, — его взмокшая от напряжения ладонь легла ей на плечо.

— Нам? — не поняла она.

— Теперь тебе грозит не меньшая опасность, чем мне, — кивнул он. — Если Васек нас нашел, то рано или поздно найдут и другие. Странно, что здесь до сих пор никто не появился.

— Я никуда не поеду! — закричала Вера. — Я всю жизнь прожила в этой деревне! Здесь мой дом! Могила моего отца! Не поеду!

— Тогда тебя убьют, — спокойно заявил Слава и встал с кровати.

— Ты куда? — испугалась девушка.

— Теперь ты здорова, и я могу спокойно уехать. Рисковать своей шкурой я не собираюсь.

— Как же я? — глаза Веры вмиг наполнились слезами. — Ведь это все из-за тебя.

— Если ты останешься здесь, то я ничем не смогу тебе помочь, — грубо заявил он и принялся скидывать в черный пакет свои вещи.

— Подожди, — взмолилась Вера и встала с кровати. На этот раз ноги подчинились своей хозяйке. — Я с тобой.

— Отлично! — обрадовался он. — В вашем райцентре я нашел покупателя на твой дом. Буренку тоже продадим — это не проблема. И знаешь еще что? Нам нужно затариться у сельчан мясом. В городе мы продадим его в пять раз дороже.

— Зачем все это? — опешила Вера. — Ведь я видела у тебя сколько денег! Неужели нам этого не хватит?

— Их больше нет, — еще больше занервничал Слава и вновь принялся пихать вещи в пакет. — Мне пришлось их отдать. Теперь у меня нет ни копейки.

— Как отдать? — пролепетала Вера. — Кому?

— Кому надо! — зло выплюнул Слава и подошел к ней вплотную. — Ты хоть понимаешь, что это за деньги? Они ворованные. Возить их с собой крайне опасно. Вот я от них и избавился.

— Господи! — Вера зажала рот ладонью. — Что же нам теперь делать?

— Я уже сказал, — жесткий огонь его черных глаз пронзал Веру насквозь. — Завтра к нам придут покупатели, дом смотреть. К этому времени тебе нужно найти как можно больше денег. Потом я поеду в село, закуплю мясо и вернусь за тобой. Тебе все понятно?

— Все, — обреченно выдохнула девушка и села на кровать.

— Вот и отлично! — обрадовался молодой человек. — Тогда быстренько собирайся и беги по соседям. По-любому у них скопилось немало бабла. На что у вас тут деньги-то тратить? Если только на самогон. Так его здесь вроде как все сами гнать умеют. Так что по-любому по кубышкам свои кровно заработанные рассовывают. А нам они пользу принесут. Еще какую!

— Как же мы их возвращать будем? — слабая искорка здравомыслия мелькнула в ее глазах.

— Так… мы ж не навсегда отсюда сваливаем, — на секунду запнулся Слава и бросился поднимать Веру с кровати. — Отсидимся немного. Подождем, пока все уляжется и про нас все забудут, и назад вернемся. Твой дом назад выкупим, поженимся, детишек нарожаем. Нам еще завидовать все будут. Мы с тобой такую свадьбу заварганим! Все нам завидовать будут! Хочешь свадьбу и детишек? А? Верк?

— Ты же, вроде, женат, — равнодушно заметила Вера и покорно позволила Славе снять с себя ночную сорочку и натянуть на голое тело колючую шерстяную кофту.

— Долго ли в наше время развестись? — весело продолжил он. — Говорил же, что жену свою не люблю. Она мне давно, как кость в горле. До тебя я вообще не знал, что такое любовь. Теперь вот знаю. И счастлив от этого безмерно. И, если ты хоть капельку меня любишь, то одевайся дальше сама. Только, пожалуйста, потеплее. А то опять сляжешь.

Глава 8

Свежий весенний воздух ударил Вере в лицо. И она ему улыбнулась, и подставила свое бледное, иссушенное болезнью лицо, и вдохнула его, наполнив легкие до краев. В этом году весна пришла в их сибирскую деревеньку на удивление рано. На улице — середина марта, а в полях повсюду виднеются черные проталины, да и речка вот-вот вскроется. Если замереть на секундочку и прислушаться, то можно отчетливо услышать, как проседает снег на сугробах, с тихим, едва заметным скрипом, осыпаясь и тая, он словно издавал прощальный вздох. Птицы пели на разные голоса, ошалевшие от столь раннего, неожиданно нагрянувшего тепла. Видимо, после суровой зимы природа решила сжалиться над своими детьми, дать им погреться под горячими солнечными лучами.

Баба Клава по своей летней привычке, сидела на крепко сколоченной лавочке возле родной калитки и зыркала блеклыми глазами по сторонам, выискивала собеседницу. Одной радоваться солнцу ей было несподручно, да и скучно. Зацепившись взглядом за Веру, она тут же радостно замахала руками и закричала дребезжащим голоском:

— Верушка, поправилась, наконец! Иди-ка, доча, ко мне. Посиди со старухой малехо.

Девушка не заставила себя долго уговаривать и неторопливо подошла к довольной бабуле. Та тут же отсыпала ей целый кулак семечек и подвинулась на край лавки, тем самым приглашая Веру присесть.

— Напужала ты нас, Веруш, — бодренько начала старушка. — Больно уж напужала. Думала даже, что не подыму тебя с постели. Мужик твой хотел врача вызывать. И я чуть было не согласилась. Но пожалела тебя. Не захотела свою любимую девку эскулапам злобным сдавать. Изнахратили бы они тебя. Я тут давеча телевизор смотрела, с Малаховым передачу. Слыхала, поди?

— Слыхала, баб Клав, — согласно кивнула Вера и слегка привалилась боком на старушку. Послеболезненная слабость все еще давала себя знать. Перед глазами то и дело прыгали разноцветные круги, а ноги прогибались под тяжестью тела.

— Молодец, — похвалила ее бабуля. — Там много чего интересного рассказывают. Жизненные истории все. Девчонку там медики уморили. От рака ее лечили, облучали и еще чегой-то. А у нее совсем другая болячка оказалась. Так и померла девка. А ей всего двадцать лет было. Уж мать ее убивалась, синяя аж вся от горя была. А врачиха ейная только плечами пожимала. Всякое, мол, в жизни бывает. Любой человек может ошибку допустить. Дык какая ж это ошибка-то? Это ж убийство настоящее. Правильно я говорю? А, Веруш?

— Правильно, бабуль, — устало согласилась Вера. — Я ведь к тебе с просьбой пришла. Помощи просить.

— Хоть че проси, — бодренько заявила баба Клава. — Все для тебя сделаю. Ты ж мне, как дочь.

— Баб Клав, не могли бы вы мне денег занять, — на одном дыхании выпалила Вера и прикрыла глаза, чтобы избавиться от надоедливых сиреневых и красных кругов, упорно плясавших перед ней.

— Сколько надо? — деловито осведомилась старушка.

— Сколько не жалко, баб Клав, — тихо отозвалась Вера. — Я обязательно вам все верну. Все до копеечки.

— Дык мне они и ни к чему, Веруш — деньги то, — лузгая семечки, заявила старушка. — Чего мне с ними делать-то? Туалетной бумаги у меня и так много. Да и приятнее ей пользоваться-то. Больно уж бумага у деньжат грубая. Только зачем тебе деньги, Веруш? Если не секрет, конечно.

— Слава хочет мясо в селе закупить и в городе продать, — охотно пояснила Вера. — Говорит, что это очень выгодно.

— Любишь его? — перестала лузгать семечки старушка и повернулась к Вере.

— Чего — мясо? — опешила девушка.

— Славку своего, — игриво подмигнула ей старушка.

— Очень, — честно ответила Вера. — Даже не думала никогда, что так любить можно.

— А мне он не нравится, — активно заработав челюстями, бабуля вновь вернулась к своему излюбленному занятию. Кожура от семечек черной змейкой спускалась все ниже от ее подбородка и вскоре обвалилась бабе Клаве на колени.

— Почему? — поинтересовалась Вера, вовсе не потому, что хотела узнать ее мнение, а из-за того, что вроде как надо было спросить.

— Слащавый он чересчур, — деловито заявила бабуля и смачно выплюнула очередную порцию кожуры.

— Какой? — хмыкнула Вера. Девушку всегда умиляли, а порой даже откровенно смешили, высказывания бабы Клавы. Но она всегда прислушивалась к ее мнению, потому что в большинстве случаев та оказывалась права.

— Слащавый, — охотно пояснила бабка. — Любит пыль в глаза пускать. Пока ты болела, он от твоей постели не отходил. И травку приносил, и по головке погладил, даже слезу порой пускал. Даже я ему сначала верила. Пока в глаза его колючие не посмотрела. В душе его только ненависть и злоба живут. Плохой он человек, Веруш. Правду тебе говорю. Хлебнешь ты с ним горя.

— Куда уж больше, — тихо сказала девушка. — Но обратного пути у меня нет, баб Клав. Без него я умру. Точно вам говорю.

— Оно и понятно, — бабуля полезла узкой морщинистой ладонью в карман и, не обнаружив там больше семечек, тяжело вздохнула и закатила глаза к небу. — Погода-то нынче какая стоит. Весна.

— Весна, — повторила за ней Вера и тоже посмотрела вверх.

Посидев несколько минут в полном молчании, баба Клава тяжело поднялась с насиженного места и медленно побрела к своему ветхому домишке. Вера смотрела ей вслед и едва сдерживала слезы. Неясная тревога щекотала ее изнутри. Ожидание чего-то страшного и неизбежного кололо сердце.

— Здесь сорок тысяч, — дрожащей рукой баба Клава протянула Вере туго скрученный изношенный носок. — На похороны себе откладывала. Так что, девочка моя, теперь тебе придется мое тело земле предать. Партийное поручение такое, значица. Да и хоронить меня больше некому. Детки мои поразъехались кто куда. Не пишут, не наведываются. Будто и нет меня у них вовсе. А ведь троих лбов вырастила, выкормила. Ну, да Бог им судья.

— Рановато вы помирать собрались, баб Клав, — благодарно улыбнулась Вера и засунула сверток за пазуху. — Вам еще минимум весен двадцать встретить доведется. А деньги я вам обязательно верну. Вы не переживайте. Все до копеечки.

— Вернешь, вернешь, — как от надоедливого комара отмахнулась от нее старушка. — Ты, главное, меня похорони, как помру.

— Не злите меня, бабуль, — строго сказала Вера и нахмурила узкие бровки. — Что за мысли у вас такие появились? Не нравятся они мне! Да ничего, сейчас огороды начнутся и опять, как молодуха, забегаете, засуетитесь.

— Забегаю — куда ж деваться, — согласилась с ней старушка. — Жрать же чего-то надо.

— Ну вот и договорились, — приобняла бабулю Вера. — Значит, я побежала. Но скоро ждите меня опять. С долгом.

Напоследок Вера чмокнула бабу Клаву в сухую щеку и пошла к следующему дому.

Машка, как и предполагала Вера, встретила ее неприветливо. Подбоченившись и гордо вскинув подбородок, она замерла на пороге, будто преграждая девушке вход в дом.

— Злишься до сих пор? — облокотилась на косяк Вера.

— Кто ты такая, чтобы я на тебя злилась, — фыркнула она. — Подумаешь, велика радость — мужика себе урвала. У меня вон тоже мужик был. Да как только пузо у меня появилось — исчез в неизвестном направлении. Так что ты поосторожней с ним. А то подарочек тебе оставит, а сам смоется. И выживай потом, как хочешь.

— Мамк, я жрать хочу! — высунулась из-за угла лохматая голова «подарочка». Любопытные, живые глаза с интересом уставились на Веру.

— Здравствуй, Вань, — поздоровалась с подростком Вера.

— Здрасьти, — обрадовался он и выполз из-за угла всей своей угловатой фигуркой. — Вы нам молока принесли? Здорово! А еще я творога хочу. У вас очень вкусный творог, теть Вер. Вы его почаще делайте и весь нам тащите. Чего добру-то пропадать. Я все съем.

— Исчезни, шалопай, — шлепнула мальчишку по затылку Машка.

— Чего дерешься, — обиженно засопел Ваня и потер ушибленное место. — Если жрать охота, чего я сделаю?

— И вот так постоянно, — словно ища у Веры поддержки, растерянно пожала плечами Машка.

— Растет пацан, — улыбнулась ей девушка. — Еще чуть-чуть и не ты его, а он тебя кормить будет.

— Скорее бы уже, — женщина ласково посмотрела на сына: — Иди уже. Щас гостью провожу и тебе творог заварганю.

Подросток радостно подпрыгнул и, что-то весело напевая, ускакал в дом.

— Проходи, коль пришла, — сделал приглашающий жест рукой Машка и отступила назад, освобождая Вере проход.

Девушка послушно скинула тяжелые валенки и вслед за хозяйкой прошла на кухню.

— Че, тошнит поди? — Машка окинула исхудавшую Верину фигурку сверлящим взглядом и деловито вынесла вердикт: — Беременная, значится. У меня тоже так было. Первый месяц вообще жрать не могла. Тошнило постоянно. Отощала вся, родителей до смерти перепугала. Они думали, что болезнь со мной какая страшная приключилась. В больницу меня повезли. Там-то все и выяснилось. Мать меня чуть не убила, а отец схватил топор и побежал Витальку искать. Благо, не нашел. Иначе бы точно зарубил. Хотя, может, и лучше было, если бы зарубил. Он бы тогда меня с дитем не бросил. Все не так обидно.

— Как ты странно рассуждаешь, Машк, — изумилась Вера. — Жестоко.

— Посмотрим, как ты через годик заговоришь. Когда за час нормального сна полжизни будешь готова отдать. И помощи ждать неоткуда, и люди на тебя косо смотрят и посмеиваются. От такого позора у нас не отмоешься. Меня даже родителя прокляли. Сказали, как е..ся, так и выживай. Вот и выживаю — как могу. Мужика вот твоего увидела и обрадовалась. Подумала, пока наши деревенские грязью меня перед ним не облили, успею его в себя влюбить. Что жизнью нормальной еще пожить успею. А тут ты нарисовалась. Это тебя, Верка, сам Бог наказал. Родишь и будешь всю жизнь, как я, мыкаться.

— Да что ты заладила, Машк: обрюхатила, намыкаюсь, — раздраженно прервала ее Вера. — С чего ты вообще взяла, что я беременная?

— А че — нет? — вылупила серые глазищи женщина. — Чего приперлась тогда? Я-то думала, за советом каким бабским. Или ты решила меня уговорить молоко у тебя брать?

— Опять не угадала, — вздохнула Вера. — Разговор у меня к тебе очень серьезный. Мне твоя помощь нужна. Даже не совсем помощь. Скорее, взаимовыгодное предложение у меня к тебе. Мы со Славой решили бизнес организовать. Закупать в селе мясо и в городе его продавать. С хорошей накруткой, между прочим. Только нам деньги нужны. Займи мне — сколько сможешь. Я тебе потом с процентами верну.

— С какими такими процентами? — от удивления глаза Машки стали настолько огромными, что казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит.

— Говорю же, — раздраженно продолжила девушка. — Мясо мы будем продавать с большой накруткой. То есть сами будем от этого выгоду получать. И будет нечестно, если эту прибыль мы оставим только себе. Мы готовы с тобой поделиться. Понимаешь?

— А-а, — протянула Машка. — Барыги, значица. Ясно все с вами. Вона куда вас понесло! Мало вам денег все, да? Еще и еще давай! Шустрые какие! Вона че придумали!

— Чего ты завелась? — устало вздохнула Вера. — Тебе деньги ни за что предлагают. Мы твою копейку прокрутим и превратим ее в полторы.

— Прям уж и в полторы?! — изумилась Машка. — То есть, если я дам вам десять тысяч, то вы мне все пятнадцать вернете?

— Правильно мыслишь, — одобрила ее умозаключения Вера.

— А если двадцать, то… — Машкин лоб собрался тесными бугорками, глаза полезли вверх.

— То ты получишь тридцать, — не стала мучить соседку девушка.

— Ничего себе! — восторженно посмотрела на Веру женщина, но тут же осеклась: — Подумаю я, малехо.

— Че думать тут, мамк? — из-за угла высунулась Ванькина вихрастая голова. — Соглашайся. Бабло тебе ни за что подгонят.

— Ты че, подслушивал?! — как ошпаренная, Машка сорвалась с табурета, схватила резиновый тапок и понеслась за сыном. — Ща я тебя выпорю. Ща узнаешь у меня, как за мамкой шпионить.

— Да не шпионил я, — издалека донесся его голос, и неказистая мальчишеская фигурка тут же пронеслась мимо окон. — Случайно услышал.

Машка вернулась на кухню растерянная и даже осунувшаяся, словно за прошедшие две минуты огромный великан выжал из нее все жизненные соки, оставив только сухую внешнюю оболочку.

— Если бы ты знала, как я устала, Верк, — обрушилась она на табурет и опустила голову. — Ванька меня совсем ни во что не ставит. Был бы у меня мужик, давно бы его на место поставил. А у меня, видишь, не получается. Творит, что хочет. Вчерась вообще заявил, что я ему никто. А я всего-то и хотела, чтобы он к бабе Клаве за молоком снасался. Уроки совсем не учит, зато жрать постоянно требует. Где ж я на него столько жратвы напасусь? Все летние запасы давно закончились. Зарплата у меня сама знаешь какая. По людям много не заработаешь. Может, ты и вправду дело предлагаешь. Только я боюсь чегой-то… Вдруг последние штаны с меня сымешь и не вернешь?

— Верну, Машк, — уверенно заявила Вера. — Ты меня с самого детства знаешь. Неужели думаешь, что обману?

— Не думаю, — пожала грузными плечами женщина. — Но все равно боязно.

Тяжелое молчание повисло в комнате. На самом деле, Вере тоже было страшно. Страшно за себя, за Славу — Сашу, за Машку, за Ваньку, за бабу Клаву… Она убеждала себя в том, что спасет любимого и обязательно вернет деньги людям, которых искренне считала родными. Она действительно верила в это. Поверила ей и Машка.

К обеду солнце стало припекать сильнее. Обильная капель пела звонкую песню, радуя все живое, пробуждая природу от долгой зимней спячки. Почерневшие, осевшие сугробы грустно поглядывали на царящую вокруг весеннюю суету. Все вокруг двигалось, жило, радовалось и переживало.

Дядя Коля, гордо выпятив вперед загипсованную руку, привычно брел по поселковой дороге и заглядывал во все дворы. Смешно сворачивая губы в куриную попку, он выражал свое неудовольствие тем, что никто не копошился возле домов, некому было рассказать свою страшную историю о том, как он сломал руку. Глядишь, да кто-нибудь пожалеет, да самогона немного отцедит или денег на бутылку подкинет.

Вера с улыбкой наблюдала за ним, и теплое невесомое полотно нежности постепенно обволакивала ее грудь. Ей отчаянно захотелось обнять этого никчемного, пропитого, но безумно доброго старика. Может быть, так на нее действовала весна?

— Верушка, девочка моя! — наконец, заметил ее дядя Коля и со всех ног бросился к своей любимице. — Я ж прямо исстрадался по тебе. Каждый день зайти порываюсь. Да неудобно. Говорят, у вас с этим… как его там — все серьезно. Как же так, Веруш? Он ведь собаку твою пристрелил? Да и ты из-за него помереть хотела?

— Не померла ведь, — улыбнулась Вера и уткнулась лбом в его покатое плечо. Запах навоза и перегара, знакомый с самого детства, ударил ей в нос, и она привычно чихнула.

— И, слава Богу, — коряво потрепал ее по голове дедок. — Чей-то с тобой седня? Че жмесси ко мне? Случилось че? Дык говори, девка, честно говори. Если тебя этот ирод обижает, то я его собственными руками придушу. Ты ж знаешь, Верк. Я твоему отцу обещал, и слово свое сдержу.

— Знаю, дядь Коль, знаю, — подняла Вера просветленное лицо. — А еще знаю, что очень тебя люблю. И деревню нашу люблю, и всех, кто здесь живет.

— Так, это ж хорошо, что любишь, — смутился он. — Любовь — она силы дает. Без нее и жить неинтересно. Только зачем ты про это говоришь? И смотришь как-то странно? Неужто уезжать собралась? Бросить нас решила?

— Я никогда вас не брошу, — нежно смотрела на него Вера. — Просто у меня появились дела в городе. Мы со Славой дело одно задумали. Очень прибыльное. Вот, хожу деньги по людям собираю на его реализацию, так сказать. Хотим мясо в селе закупать, а в городе продавать. Говорят, это очень выгодно.

— Это тебя мужик твой надоумил? — сухо поинтересовался старик.

— Да я и сама понимаю, что это хороший способ заработать, — покраснела Вера. — Хватит уже с копейки на копейку перебиваться.

— Чеши, чеши, — часто закивал дядя Коля. — Все равно не верю. Не твои это мысли. Его. Одного не пойму. Если он у тебя такой умный и деловой — чего ты деньги то собираешь?

— Где ж он их возьмет? В деревне его никто не знает.

— Опомнись, Веруш, — взмолился дедок и умоляюще приложил здоровую руку к сердцу. — Погубит он тебя, девочка моя. Сердцем чую, что погубит.

— Не погубит, — как от прокаженного, отшатнулась он него девушка. — Он любит меня. А вы знаете, что такое любовь, дядь Коль? Вы даже представить себе не можете, насколько это прекрасное чувство. Он быстрее пулю себе в голову всадит, чем меня предаст.

— Пули-то всаживать у него хорошо получается, — крякнул дядя Коля. — Это мы уже заметили. Только вот все не в себя, да не в себя метит. Мажет, наверное.

— Да ну вас, — отмахнулась от него Вера. — Понимаю, вы хотите, чтобы я всю жизнь в деревенском навозе провозилась. Чтобы жизни нормальной не узнала. Конечно, кто вам, кроме меня, полтинничек на опохмел подкинет. Никто! Вот вы меня и отговариваете. Нехорошо, дядь Коль, так делать. Если вы свой мозг давно пропили, то мой пока нормально работает. И вам меня не переубедить.

— Правду говоришь, девка, — обиженно закивал дедок. — Кто я такой, чтобы тебя жизни учить? Никто. Как был никем, так никем и остался. А вот деньгами тебе немного подмогну. Сегодня дрова бабке Зойке колол. Одной рукой, между прочим. И воду ей почти каждый день таскаю. И так, попить, и на готовку. И для полива. Вот она и расщедрилась. Цельных сто рублей дала. Бери, коли не брезгуешь.

И старик достал из-за пазухи скомканную купюру. Сделав над собой неимоверное усилие, зычным глотком затолкнув вглубь колючий ком стыда и боли, она взяла замызганную бумажку. Дядя Коля втянул голову в плечи, прижал к груди гипс, словно стесняясь его, и побрел в обратную сторону.

— Простите меня, — прошептала вслед ему Вера. — Простите за все.

Глава 9

Слава ждал Веру во дворе. Вытянувшись в струнку, он сидел на низкой лавочке, хмурил лоб и не отводил глаз с улицы. Когда девушка появилась в поле видимости, он сорвался с насиженного места и суетливо засеменил ей навстречу. Вера хмуро наблюдала за его действиями и удивлялась тому, как легко у этого мужчины получается ею управлять. Она словно послушная кукла делает все, что заблагорассудится ее хозяину. Неужели здравый смысл совсем оставил ее?

— Любимая, я тебя заждался, — обожгло ее ухо его горячее дыхание. И ее губы тут же растянулись в счастливой улыбке, а колени задрожали. Все тревожные мысли улетучились и тут же растворились в дремучих лесах. Она покорно позволила себя тискать, целовать, тянуть за волосы — каждое его прикосновение было желанным и долгожданным. Мыслей в голове не осталось. Совсем.

— Я сделала то, о чем ты просил, — выдохнула она. — Я принесла деньги.

— Сколько? — его колючий взгляд царапнул ее сердце. Не такие глаза должны быть у него сейчас. Не сухой расчет должен так явно в них читаться, а дикая страсть. Такая же, как та, что раздирала Верины душу и тело.

— Шестьдесят тысяч, — сухо ответила она и выбралась из его объятий. — Двадцать из них я заняла под проценты. Вернуть нужно будет тридцать. Думаю, нам это не составит труда. Ведь мы получим большую выгоду. А Машке нужно помочь. Ты не против?

— Чего так мало? — проигнорировав ее вопрос, возмутился он.

— Думаю, пятьдесят процентов — это хорошее вознаграждение. Куда больше? Машка и так будет безумно счастлива.

— Да я не про проценты, — раздраженно процедил он. — Денег почему так мало принесла? Даже ста тысяч не насобирала. Ты по всем деревенским прошла?

— Только по тем, у кого могут быть сбережения, — громко сглотнула Вера. Горькая обида, секунду назад обжегшая ее грудь, теперь поднялась к горлу и расперла его своими острыми когтями.

— Надо пройтись по всем, — строго заявил мужчина и больно сжал Верин локоть.

— Остальные пьют безбожно, — всхлипнула девушка. — Они вообще не понять на что живут. Ни огорода, ни работы нет.

— На алкоголь-то где-то берут, — продолжал настаивать он. — Значит, есть деньги. Сходи — поспрашивай. Проценты, как этой… твоей, пообещай. Шестьдесят тысяч — это ничто, мусор.

— Мы их прокрутим и сто восемьдесят получим, — открыла родную калитку Вера и привычно поискала взглядом Дружка, удивляясь тому, что он не встречает ее радостным повизгиванием. И не нашла. А когда вспомнила, с силой впилась ногтями себе в ладонь. Она так всегда делала, когда было больно.

— Как прокрутим? — удивился Слава, который плелся следом за Верой.

— Мясо продадим, — охотно пояснила она. — Ты что, забыл, на что мы деньги собираем?

— Все я помню, — мужчина обогнал Веру и раскрыл перед ней входную дверь.

Дома пахло вареной картошкой. Как в детстве, когда она возвращалась из школы. Отец не любил готовить, поэтому на обед ее всегда ждали три отварных картофелины, обильно смазанных домашним сливочным маслом. А ужин она готовила сама. Сколько себя помнила, столько и готовила. И отцу очень нравилась ее кухня. Он всегда хвалил Верины супы и оладьи. И она чувствовала себя хозяйкой, взрослой, умелой, самостоятельной. Настоящей помощницей.

— Вер, я тебе еду приготовил, — гордо сообщил Слава и широко улыбнулся. — Кулинар из меня конечно, никакой. Только картошку варить умею да яйца жарить. Так что не суди строго, как говорится.

— Обожаю вареную картошку и мужчин, которые не умеют готовить, — Вера шумно сглотнула обильно наполнившую рот слюну.

Она даже не стала мыть руки. Чего никогда себе не позволяла. Она вообще в последнее время себя не узнавала. Как будто ее подменили.

— Любимая, походи еще по соседям, — умоляюще посмотрел на нее Слава, когда она, сытая и счастливая, безмятежно откинулась на облупившуюся спинку стула. — Ради меня, ради нас с тобой. Пойми, сейчас нам дорога каждая копейка. Чем больше мы соберем, тем больше получим. Неизвестно сколько времени придется провести в бегах. Не твою же картошку с собой тащить.

— А почему бы нет? — весело улыбнулась Вера. — Самая вкусная еда, между прочим.

— Конечно, ничего не может быть вкуснее того, что ты вырастила своими очаровательными ручками. Но я мечтаю совсем о другом. Я хочу, чтобы ты кушала омары и черную икру. Такая женщина, как ты, заслуживает большего. Знаешь, какая у меня мечта?

— Какая? — потянулась к нему девушка.

— Поехать с тобой в Париж. Говорят, это самый романтичный город в мире. И мы просто обязаны там побывать.

— В Париж! — засмеялась Вера. — Да я даже на море не была. Чего уж там на море! Я ни одного большого города не видела. Только по телевизору и в журнале. В «Космополитене» десятилетней давности, который мне Костя из Новосибирска привез.

— Кто такой Костя? — нахмурился Слава.

— Ты ревнуешь? — еще больше развеселилась Вера. Как же это замечательно! Как необычно! Совсем недавно она и подумать не могла, что кто-то будет ее ревновать. И что ревность будет отравлять ее душу. Ведь Слава женат. Хотя… женат был Саша. И у Саши был маленький сын. А Слава — только ее. И она никогда никому его не отдаст. Она займет все его сердце, высосет всю душу и подчинит его тело. Навсегда!

— Ты мне не ответила, — желваки активно заработали на его смуглых скулах.

— Костя — это сын дяди Коли, — подавила безудержное веселье Вера. — Я его с детства знаю. Кажется, он даже был в меня влюблен.

— И где же он?

— Он давно живет в Новосибирске. Даже отца не проведывает. Хотя письма ему пишет. Дядя Коля говорит, что у него все хорошо. Работа, карьера — что там у вас еще, у городских, бывает?

— Деньги, — подсказал Слава. — У кого есть деньги, тот и живет. Остальные ползают по этим самым городам, словно мухи по вашему навозу. Вдыхают вонючий выхлопной газ, жуют самую дешевую жратву, напичканную консервантами, раз в пятилетку покупают себе дерматиновые галоши, и делают вид, что безмерно от этого счастливы. Хотя на самом деле чувствуют себя ничтожеством, никчемным и неприспособленным к жизни, к нормальной человеческой жизни.

И мы с тобой обязаны вырваться из этого дерьма. А для этого нужны деньги. Так что собирайся, любимая моя девочка, и пробегись по остальным соседям. Вдруг еще чего насобираешь.

— Хорошо, — вмиг посерьезнела Вера и нехотя поднялась со стула. — Хоть и без толку все это.

Девушка оказалась права. Остальные жители деревеньки наоборот пытались у Веры «перехватить деньжат на пару деньков». Опухшие и блеклые, с трясущимися руками, они заискивающе улыбались и лезли одутловатыми физиономиями ей в лицо. Девушка отстранялась от них и думала о том, что Слава прав в своих рассуждениях. В наше время деньги решают все. Без них ты — никто. Почему она не задумывалась об этом раньше? Неужели ей было достаточно только чистого воздуха и бескрайних сибирских просторов? Отчего с самого детства была уверена в том, что все это и есть ее участь, и почему ни на что другое не претендовала? Ведь есть другая жизнь: красивая, яркая, насыщенная. Она видела ее по телевизору. Знала, что она есть. Но все таки никогда к ней не стремилась?! И если бы не Слава, она сгнила бы заживо в этом убогом болоте. Господи, какое счастье, что она его встретила! Такой шанс бывает только однажды, и она не имеет права им не воспользоваться.

Чем дольше она рассуждала, тем меньше чувствовала волнующий запах весны. Звонкая капель уже не напевала ей веселую песню, а раздражала своей навязчивостью. Да и сугробы перестали оседать с тихими прощальными вздохами. Теперь она хотела совсем другой весны: с вонючими выхлопными газами, воем машин и самое главное — с омарами и черной икрой. Она достойна большего, чем серое прозябание в этой всеми забытой деревеньке!

Слава вновь встретил ее горячими поцелуями, и на этот раз Вера отдала ему не только свое тело, но и сердце — все, без остатка. Она полностью растворилась в нем, горячим потоком влившись в его душу, легко пробираясь сквозь его кожу, проникая в его легкие, почки, сердце… Она кусалась, стонала и извивалась. Она выкрикивала его имя и раздирала его плечи в кровь.

— Какую тигрицу я в тебе пробудил! — восхитился Слава, когда все закончилось, и он вновь обрел способность дышать. — Сколько же сексуальной энергии скопилось в тебе за эти годы! И я просто счастлив, что все это чудо досталось именно мне.

— И я счастлива, — Вера нежно поцеловала его в синюю венку, бившуюся на родном виске. — Я люблю тебя, Слав. Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю. Если ты скажешь мне прыгнуть с обрыва, то я прыгну. Скажешь, сжечь себя заживо — сожгу. Но, если ты меня бросишь, то я найду тебя и убью. Обещаю! Так что бойся меня, Слава. Бойся моего гнева и не вздумай оставлять меня. И тогда я подарю тебе весь мир, весь — весь, без остатка.

— Весь мир — это круто, — усмехнулся он и, намотав на кулак прядь густых Вериных волос, потянул их к себе. — Только ты куда лучше и аппетитнее. Может, ты мне подаришь себя? Как ты там сказала? Всю — всю, без остатка.

— Глупый, неужели ты не видишь, что я и так вся твоя, — прошептала она. — Мне даже страшно порой становится. От того, что мое тело, моя душа больше мне не принадлежат и что теперь другой человек владеет всем этим полностью и безраздельно.

Молниеносным движением Слава уложил Веру на спину и заглянул ей в глаза.

— Тогда докажи! — хищно оскалился он.

И она доказала. Так, что у него не осталось никаких сомнений в правдивости ее слов.

Глава 10

На следующий день к ним пришли покупатели. Семейная пара средних лет степенно прохаживалась по дому. С брезгливым выражением на лице глава семейства с видимым удовольствием делал колючие комментарии по поводу скудного домашнего убранства.

— Очень эксклюзивная вешалка, — в очередной раз усмехнулся он, указав взглядом на криво вбитый в стену гвоздь, на котором висела Верина телогрейка. — И одежонка на нем висит очень экстравагантная.

Вера молча ходила за ним. Опустив глаза вниз, она старалась не вслушиваться в его реплики, но иногда его высказывания вызывали у нее нервную дрожь. Тогда Слава до боли сжимал ее правое запястье и строил угрожающие мордочки. Только молчи — четко читалось в его глазах. И она молчала.

— Двести тысяч — это слишком много для такой развалюхи, — вынес последний вердикт неприятный покупатель. — Да и вообще, хотелось бы что-нибудь поприличней. Все таки здесь будет жить моя любимая теща.

От этих слов его и без того потерянная, приплюснутая грузом тяжелой жизни супруга самым невероятным образом стала еще меньше. Она сжалась в упругий комок, напряглась, словно пружинка, а ее непонятного цвета глаза забегали по сторонам.

— Я очень уважаю мать моей дорогой супруги, — не замечая реакции супруги, продолжил мужчина. — И стараюсь создать все условия для ее комфортного проживания. Она всегда мечтала о собственном доме. Теперь мы можем себе позволить осуществить ее мечту. Она вырастила трох наших детей. И сейчас ей нужен только покой.

— Тогда это как раз то, что вам нужно! — обрадовался Слава. — Вы чувствуете, какой здесь чистый воздух?! Видите, какая великолепная природа?! Да ваша бабуля придет в полный восторг!

— А сколько вашей теще лет? — не сдержалась Вера.

— Семьдесят пять, — гордо сообщил мужчина. — Но она очень хорошо сохранилась. В любящей семье, в окружении детей и внуков она была счастлива.

— Мама никогда не жила для себя, — впервые подала голос покупательница. — Все время, все силы она отдавала своей семье. И теперь…

— Теперь мы не нуждаемся в ее помощи, — перебил ее супруг. — И она может спокойно пожить для себя.

Вера внимательно наблюдала за маленькой женщиной с несчастными глазами. Она вела себя очень скованно. Ей явно было неприятно и некомфортно в этом доме, в этих обстоятельствах. Она не хотела всего этого, но все же принимала. Принимала, как данность, безропотно и покорно. Даже куры, которых несли на бойню, до последнего боролись за свою жизнь. Били крыльями, кричали диким голосом. А она не могла, или не хотела?

— Очень мудрое решение! — чересчур наигранно восхитился Слава. — Кстати, у нас еще банька имеется. Пройдемте, я вам ее покажу. Еще небольшой сарайчик. И коровка. Кстати, вам коровка не нужна? Парное молочко очень полезно пожилым людям.

— Сколько вы хотите за нее? — деловито поинтересовался мужчина.

— Коровка молочная, дородная… десять тысяч, — немного засомневавшись, выпалил Слава.

— Дорого, — покачал головой покупатель. — Да и ни к чему она нам. Говорят, парное молоко очень жирное, да и микроорганизмы в нем вредные содержатся. Лучше пить пастеризованное. Магазин здесь есть?

— Конечно, — Слава услужливо открыл перед мужчиной дверь сарая. — Пять минут ходьбы, вдоль березовой рощи. Воздух, птички — все как надо.

— Вот и отлично, — заходить внутрь мужчина не стал. Демонстративно зажав рукой нос, он развернулся в обратную сторону.

— Баня, надо полагать, там? — гнусаво поинтересовался он и указал рукой в направлении полуразвалившейся конструкции.

— Отличная банька, — довольно потер руки Славы. — Тепло почти шесть часов держит. Представляете такое? Один раз затопил — и полдня сиди грейся. Все дело в специальной пропитке, которой обшиты стены. Хотите посмотреть?

— Нет, я вам верю, — даже немного испугался мужчина. — Ветхое у вас все. Сколько ж лет вашему домику?

— Да он еще сто лет простоит и ничего с ним не случится, — сделал обиженный вид Слава. — Все дело в специальной технологии.

— Избавьте меня от подробностей, — досадливо взмахнул рукой покупатель. — Согласен на сто пятьдесят тысяч. Больше не дам.

— Сто восемьдесят плюс корова и куры, — вступил в торг Слава.

— Сто семьдесят за все, — тоном, не терпящим возращений, отрезал мужчина и, схватив жену под локоток, поволок ее к выходу.

— Согласен, — разочарованно протянул ему вслед молодой человек.

Вера не стала провожать неприятную супружескую пару до автомобиля, как это сделал Слава. Она захлопнула за ними калитку и тут же вернулась в дом. Запах дерева, парного молока и чего-то сладкого, до боли знакомого и родного засвербел в носу, прокатился по горлу и легко проник в легкие. Девушка остро прочувствовала весь его путь. Очередной вдох застрял в горле и вызвал непроизвольный спазм. Глаза вмиг наполнились влагой, но она запретила себе плакать.

Теперь в ее жизни будут совсем другие запахи. Почему-то она была уверена, что городская жизнь пахнет глянцем, совсем свеженьким, только что выпущенным в тираж. Как когда-то пах ее «Космополитен». Потом его странички затерлись, посерели, пропитались домашними ароматами. Хотя Вера еще долго утыкалась носом в красочные фотографии и нюхала, нюхала, отыскивая в устоявшемся букете знакомые горьковатые нотки.

Интересно, как пахнут омары? Какой вкус у черной икры? И настолько ли прекрасен Париж, насколько его описывают? Совсем скоро она это узнает. Она почти почувствовала запах другой жизни, вдохнула его полной грудью и задержала дыхание, боясь выпускать его из себя. Но безжалостные легкие потребовали новой партии кислорода, и ей пришлось подчиниться примитивной физиологии.

Громко хлопнула входная дверь, и через секунду сильные руки обняли ее за талию и прижали к груди самого родного человека на свете. Горячие губы впились в ее шею. Она закинула голову назад и без сожаления выпустила из легких последние крохи аромата новой жизни. Выпустила для того, чтобы напитать себя всю, без остатка, ЕГО запахом.

Буренка сегодня вела себя беспокойно. Мычала жалобно и протяжно, словно призывая хозяйку срочно подоить ее. Но до вечера было еще далеко. Или уже шесть часов? Сделав над собой усилие, Вера открыла глаза и посмотрела на часы. Короткая стрелка замерла на цифре семь, длинная подходила к тройке. Девушка удивленно охнула и села на край кровати. Славы рядом не было. Наверное, после бурных ласк он решил ополоснуться в баньке.

Вера сладко потянулась и подошла к большому зеркалу. В последнее время она стала себе нравиться. Похудевшая после болезни, с горящими страстью глазами, припухшими от поцелуев губами — она казалась себе прекрасной и порочной. Даже шрам на правом предплечье стал менее заметным и не таким уродливым, как раньше. Небольшая пикантность, как говорил Слава, изюминка, свойственная только ей.

Она долго крутилась перед зеркалом. То заплетала длинные густые волосы в косу, то распускала их и делала высокий начес. В итоге девушка остановилась на высоком конском хвосте. Когда она была маленькой, отец часто говорил, что ей очень идет эта прическа.

Слава все не возвращался. И Вера решила пойти к нему. Она накинула на плечи легкий халат, еще раз взглянула в зеркало, подмигнула отражению и выскочила во двор.

Почему-то в бане не горел свет, а из трубы не валил густой дым. Девушка резко остановилась и пристально посмотрела на трубу. Ее зрачки сузились, а через секунду в ее глазах взорвалась яркая петарда отчаяния, боли и дикого животного страха. Она кубарем вкатилась в родной дом, прямо в валенках забралась на табурет и распахнула створки антресоли.

Под грудой старых вещей лежал синий полосатый пакет. Абсолютно пустой. Она выдернула его из под ненужного тряпья, заглянула внутрь, вывернула наизнанку и несколько раз сильно встряхнула. Вера никак не могла поверить, что денег, вырученных от продажи дома, в нем нет.

Все еще не веря в произошедшее, она выбежала во двор и вновь не поверила своим глазам — огромного металлического монстра нигде не было.

— Он не мог так со мной поступить! — закричала она. — Я не верю!

Страшная судорога сжала ее горло и выплеснулась наружу отчаянными воплями и рыданиями.

Когда плакать и кричать не было больше сил, а из горла вырывались лишь хриплые булькающие звуки, она услышала надрывный рев Буренки. Собрав последние силы, побрела в сарай.

Действуя на автомате, ничего не видя, не слыша и не чувствуя, она подоила корову, отодвинула ведро, прижалась к теплому шершавому боку и прикрыла воспаленные, иссушенные глаза.

Вера не знала, сколько прошло времени. Кажется, на улице было светло, а потом вновь стемнело. Или это вспышки в ее голове освещали мрачный пейзаж за узким окном? Буренка ходила вокруг нее и, кажется, стонала, как человек, сдавленный безжалостными тисками боли. Иногда она склоняла голову и заглядывала Вере в глаза. И девушка отчетливо читала в ее взгляде беспокойство и тревогу. Она пыталась поднять руку и погладить корову по голове, но тело отказывалось ее слушать. Тогда она вновь закрывала глаза и проваливалась на самое дно колодца страданий, чтобы испить его содержимое до самого дна, высосать застоявшуюся влагу из глубоких щелей, в итоге разорвав душу на миллиарды мелких частиц.

Она оплакивала свою любовь, первую, нежданную, страстную. Она не злилась на него. Она его жалела. Ведь Слава даже не знал, что потерял. Неужели он так и не понял, насколько дорог ей? Почему он решил, что ее чувства не стоят тех двухсот тридцати тысяч, на которые он променял ее любовь? На самом деле она могла сделать для него гораздо больше. Она могла своротить горы, достать звезду с неба, залечь на морское дно продолговатым камушком и выйти сухой на берег, когда он ее позовет! Она была готова ради него на все! А он променял ее на такую малость!

Наверное, она сама во всем виновата. Значит, она не смогла убедить его в своих чувствах. Значит, в чем-то была не права, что-то упустила или не поняла. Потому что если бы он знал, насколько безгранична ее любовь, то вцепился бы в нее мертвой хваткой и ни за что бы не отпустил.

Буренка уперлась мордой под мышку хозяйке и начала толкать податливый Верин бок. Девушка удивленно посмотрела на корову, словно видела ее впервые. Черные глаза Буренки смотрели на нее с мольбой и Вера ободряюще ей улыбнулась.

— Ничего, родная — прорвемся, — прохрипела она и встала сначала на карачки, потом на ноги. — Бедная ты моя. Совсем я тебя в последнее время забросила. Извини меня, Буренушка. А хочешь, я тебя в гости к себе приглашу? Прямо в мой дом? Точнее, уже не в мой. Но это уже не важно. Пойдем, родная, пойдем. Телевизор с тобой посмотрим, пожуем кто чего: я — хлеб, ты — сено. Если захочешь, я и тебя хлебом угощу. Поверь, он у меня очень вкусный. По крайней мере, так Слава говорил.

Знаешь, Буренка, теперь у меня нет Славы. Теперь у меня вообще никого нет. И даже тебя. Скоро у тебя будут другие хозяева. Кажется, они должны заселиться в дом через неделю. Хотя, я даже не знаю, сколько времени прошло после их отъезда. Кажется, я видела свет в окне. Значит, был день. Или мне это только показалось? Надо к Машке сходить. Узнать, какое сегодня число. А то я совсем запуталась.

Разговаривая сама с собой, Вера тянула Буренку к дому. Корова робко поднялась на крыльцо, засунула морду в дверной проем и замерла. Вера подтолкнула ее сзади, но животное даже не пошевелилось. Тогда девушка уперлась обеими руками корове в зад и сдвинула ее на несколько сантиметров вперед.

— Ты совсем не умеешь вести себя в приличном обществе! — возмутилась Вера. — В мире людей, если тебя приглашаюсь в гости, то обязательно нужно зайти. А не перекрывать своим задом дверной проем. Проходи, я сказала!

Что-то коротко промычав, Буренка решила послушать хозяйку. Радостно размахивая хвостом, она зашла в дом. Вера, успевшая за это время промерзнуть до самых костей, заскочила в дом следом за своей любимицей.

По тому, какой холод царил в избе, девушка поняла, что свет за окном ей не привиделся. Значит, в сарае она провела минимум сутки. Часы показывали девять часов вечера. В баню за Славой она пошла в семь. Следовательно, прошло двадцать шесть часов. Наверняка, Слава уже далеко отсюда. Скорее всего, сейчас он обнимает свою жену, ласково гладит ее по волосам, покусывает ее нежную мочку, шепчет ей, что она самая красивая, самая нежная, что от нее очень вкусно пахнет. Так вкусно, что он хочет ее съесть.

Вера настолько отчетливо увидела эту картину, что ей захотелось накинуться на стройную блондинку и повыдирать ей все волосы, исцарапать нежнейшую кожу, изуродовать, изничтожить ее, обратить в прах.

— Я найду тебя, — зло процедила она. — Найду и верну себе. Ты будешь только мой. И не будет в твоей жизни этих сказочных блондинок. Буду только я. Я одна. Иначе я тебя убью. Клянусь, что убью! Ты слышишь меня?! Лучше тебе меня слышать! Чтобы успел подготовиться к моему приходу!

Вера не заметила, что перешла на крик. Буренка развернула к ней обеспокоенную морду и грустно, по человечески вздохнула. Непутевая хозяйка досталась мне, но хозяев не выбирают — эта фраза настолько четко читалась в коровьих глазах, что девушка невольно улыбнулась.

Глава 11

Громко хлопнула входная дверь. Вера вздрогнула. Испуг яркой искрой промелькнул в ее глазах, но уже через секунду в них заиграла искренняя, всеобъемлющая радость, почти восторг.

— Слава! — что есть силы закричала она, и бросилась в прихожую.

— Че орешь, как дикая? — раскрасневшаяся, как всегда недовольная Машка отшатнулась от Веры. — Че с тобой ваще? Не поняла я! Болеешь что ль? Или случилось чего? А-а, благоверный, наверное, тебя бросил! Да, Верк? Бросил он тебя, и ты теперь рыдаешь, как ненормальная? Чего молчишь-то? Язык проглотила?

— Тошно слушать тебя, Машк, — отвернулась от нее Вера и, потеряв всякий интерес к гостье, пошла на кухню.

— Ишь ты, тошно ей меня слушать! — засеменила следом за ней женщина. — А мне, может, смотреть на тебя тошно! Зато я правду говорю, а не подхалимничаю, как некоторые. Это тебя, Верка, сам Господь наказал. Нельзя мужиков у подруг уводить. Это мои слезки тебе отливаются. Мое горе душонку тебе скребет. Будешь теперь знать, как людям гадости делать.

Знаешь, это даже хорошо, Верк, что так получилось. А то жила себе, без забот и хлопот. Горя никакого не знала. Дом, огород, корова — все есть. Еще и инвалидность получала. Ни за что, можно сказать, получала. Здоровая, крепкая девка — да на тебе землю пахать можно. За какие такие достоинства тебе почти три тыщи платят? Всегда меня этот вопрос интересовал. А я, между прочим, мать — одиночка. Тащу на себе оболтуса и ни копейки за это не получаю. Хотя для государства стараюсь, новую рабочую силу для него готовлю.

— Шла бы ты, Машка, отсюда, — устало посмотрела на нее Вера. — Не до тебя сейчас. Честное слово.

— Пока не скажешь мне, чего случилось — не уйду, — Машка по-хозяйски выдвинула из-под стола ободранный табурет и уселась на него, демонстративно сложив ногу на ногу.

— Сиди, сколько хочешь, — пожала плечами девушка и медленно, шаркая невыносимо тяжелыми ногами, побрела в зал.

— Ну надо ж какая гордая! — визгливо продолжила Машка и пошла следом. — Во! А корова то че здесь делает? Ты чего, скотину теперь в доме держишь?! Слушай, а у тебя с головой все в порядке? А? Верк? К тебе чертики там всякие по ночам не являются?

— Оставь меня, Машка, — взмолилась Вера. — И без тебя тошно. Ты не представляешь, насколько тошно!

— А-а, беременная! — выпучила глаза Машка и схватилась огромными ручищами за щеки. — Ну вот, приехали. Видимо, судьба у нас, у деревенских баб такая, детей в одиночестве тащить.

— Типун тебе на язык! — зло посмотрела на соседку Вера. — Глупостей не говори. Иди отсюда, Машка, не каркай.

— Я, между прочим, к тебе по делу пришла, — обиженно поджала губы женщина. — Деньги когда вернешь? С процентами?

— Скоро, — пообещала девушка. — Подожди немного.

— Сколько? — деловито осведомилась Машка.

— Несколько дней, — Вера погладила Буренку по мохнатому боку. — Пошли домой, красавица. Погостила и хватит. Молодец, что не нагадила. Умница ты моя.

— Мне деньги срочно нужны, — не отставала Машка. — Так что не тяни.

— Имей совесть, Машк, — подталкивая корову к выходу, возмутилась Вера. — Проценты из ниоткуда не возьмутся. Пока Славик мясо закупит, пока его продаст, пока назад вернется. Не торопи события и мне не надоедай. Как только он вернется, я принесу тебе деньги. Как договаривались.

— Не обманешь? — забеспокоилась женщина. — Знай, это мои последние денежки. Сколько лет их копила, и не припомню. У меня больше ни копейки нету. Если чего, я тебе морду-то твою исхудавшую разобью. Нос сломаю. Будешь страшная ходить. Больше не один мужик на тебя не посмотрит.

— Какая ты злобная, Машка, — выпихнув Буренку во двор, раздраженно посмотрела на соседку Вера. — Понимаю, конечно, жизнь у тебя тяжелая. Но зачем людям-то угрожать?

— Чтобы знала, — подбоченилась женщина. — И боялась. Я за свое добро любого порву.

— Верну я твои деньги, — махнула Вера рукой, тем самым указывая надоедливой соседке на выход. — А теперь иди. Не мешайся. У меня много дел.

— Слушай, Верк, — никак не отреагировала на ее жест Машка. — Говорят, пару дней назад к вам гости какие-то из города приезжали. Мужик и баба. Родители Славика что ли наведывались? Сватали тебя?

— Сватали, — легко согласилась девушка. — Вот с долгами рассчитаюсь и в город поеду. Мы решили свадьбу там гулять.

— Свадьбу! — охнула Машка. — Везет же дурам! Всю жизнь на печке провалялась, а мужика все равно себе нашла. А я всю жизнь на сельские дискотеки моталась, с парнями знакомилась, старалась им хорошей казаться. И ни один не клюнул! Что за жизнь такая — несправедливая!

— Найдешь ты еще свое счастье, Маш, найдешь, — легонько подталкивая ее к калитке, тихо говорила Вера. — Баба ты работящая, видная. Золото, а не баба. И пацаненок взрослый в наличии имеется, помощник хороший. И в доме у тебя порядок да уют. Все у тебя хорошо будет, Маш. И мужик будет, и любовь, и счастье, как говорится, семейное.

— Красиво говоришь, Верк, — мечтательно вздохнула женщина. — Заслушалась я прямо. Может и вправду, у меня еще не все потеряно.

— У тебя еще все впереди, — ободряюще улыбнулась соседке Вера и закрыла за ней калитку.

Машка еще раз напомнила про деньги и неторопливо побрела вдоль улицы. Вера загнала Буренку в сарай, кинула ей сена, подсыпала курам пшена и вернулась в остывший дом. Надо было срочно топить печь.

Домашняя суета ненадолго отвлекла ее от тяжелых мыслей. В печке уютно потрескивали дрова, облезлый кот привычно путался под ногами, а телевизор рассказывал про голливудскую звезду, укравшую из супермаркета шоколадный батончик. В ее «Космополитене» тоже было написано про эту актрису и певицу. Там говорилось, что в юности она баловалась наркотиками, а сейчас плотно подсела на алкоголь. Раньше Вера думала, что люди начинают пить от безысходности. Отец постоянно повторял, что в его жизни алкоголь — это единственная радость. Что, опустошая бутылку за бутылкой, он забывает о жизненных неурядицах, а его серый и безрадостный мир начинает окрашиваться в яркие, переливающиеся цвета. Неужели и голливудская звезда прячется в бутылке от безликости и безнадеги? Неужели нигде, кроме бутылки, она не может найти спасения?

Рассуждая на эту тему, Вера распахнула створки потрескавшегося от времени кухонного шкафа и достала с верхней полки бутылку водки. Девушка не помнила, откуда в ее доме появилась прозрачная поллитровая тара, но сейчас была безумно благодарна человеку, оставившему здесь алкоголь. Бережно открутив крышку, она налила треть граненого стакана и одним махом опрокинула его в себя. Огненная волна обожгла горло и прокатилась ниже, к самому желудку, безжалостно опаляя все на своем пути. Вера судорожно вдохнула теплый домашний воздух, но не смогла загасить пожар, разгоревшийся внутри. Тогда она выскочила на улицу и начала жадно хватать воздух ртом, пытаясь остановить невыносимое жжение.

Потихоньку горячая волна начала остывать. Приятное тепло разливалось внутри, согревая ее сердце, легкие, горло, голову. Вера улыбнулась и осмотрелась по сторонам. Осевшие и почерневшие сугробы отчего-то стали отливать нежным розовым цветом, крыша ветхого сарайчика окрасилась миллиардом переливающихся огоньков. Получается, ее отец был прав. Только под действием алкоголя можно увидеть мир во всех его красках, заметить каждую, даже совсем незначительную деталь его внешней оболочки.

Буренка позвала ее. Кажется, она даже назвала ее по имени. И Вера пообещала к ней прийти. И она не забыла про свое обещание. Она не вошла, а влетела в дом, схватила со стола бутылку, стакан, достала банку соленых огурцов и пошла в сарай.

— Буреночка моя родная! — улыбнулась Вера и обняла корову за толстую шею. — Одна ты у меня осталась, подруженька моя любимая. Знаешь, Буренка, а у меня горе. Огромное, бескрайнее горе. Если его выпустить из моей груди наружу, то, наверное, оно покроет собой не только нашу деревеньку, но и соседнее село. Представляешь, насколько оно большое?

Я, родная моя, потеряла любовь. Я даже не успела познать ее до конца, а уже потеряла. Он предал меня. Использовал и выбросил, как скорлупу от яйца. Он разорвал мое сердце. И теперь его кусочки бродят у меня в груди, больно бьются о ребра, пытаются выбраться наружу, но у них ничего не получаются. Слишком уж крепкая грудная клетка. И почему она такая крепкая? А? Как ты думаешь? Лучше бы она была мягкой и податливой. Чтобы эти острые обломки, наконец, вырвались наружу и перестали причинять мне эту страшную боль.

Подскажи, если знаешь, как мне жить дальше? Посоветуй, как поступить? Ведь теперь у меня нет ничего. Даже тебя у меня нет. Через пять дней в этот дом войдут новые хозяева. А мне нужно будет уйти. Только куда мне уходить, Буренушка? У меня никого нет, ни родственников, ни друзей. У меня даже денег нет. Ни копейки.

Может быть, мне попытаться найти его? Поехать в город, отыскать улицу… Михалкова, кажется. Понимаешь, я не могу поверить в то, что он меня не любил. Пусть он сам скажет мне об этом. И тогда, может быть, я смогу навсегда вырвать эту больную любовь из своего сердца. Да, так я и сделаю. Дождусь новых хозяев и поеду к нему.

Глава 12

Дни казались бесконечно долгими, а ночи еще длиннее. Вера по обыкновению выполняла все домашние обязанности и потихоньку перебирала старые вещи. Везти их в город было глупо, а оставлять здесь жалко. Она решила забрать лишь самое ценное, но каждая вещь казалась ей нужной и дорогой.

Перетряхивая свои детские вещички, навсегда впитавшие в себя запах затхлости и сырости, она наткнулась на перехваченную резинкой пачку конвертов. В графе «от кого» было написано: Сидорова Валентина Викторовна. Валентина… Кажется, папа говорил, что так звали ее маму.

Сердце учащенно забилось, а руки задрожали мелкой дрожью. Пожелтевший листок, исписанный мелким почерком выпал из конверта. Девушка тут же схватила тонкую, почти прозрачную бумажку и впилась в нее глазами.

«Сергей, я понимаю, что ты очень зол на меня. И ты имеешь на это полное право. Но ты не можешь лишить меня возможности увидеть родную дочь. Обещаю, я не буду говорить ей, что являюсь ее матерью. Скажешь девочке, что я — твоя дальняя родственница. Я просто посмотрю на нее, прижму к себе, вдохну ее запах. Пойми, это очень важно для меня.

Как вы назвали мою девочку? Варей, как я хотела, или как-то по другому? Напиши мне по этому адресу. Молю. Не оставляй мое письмо без ответа. Прости меня и пощади. Дай возможность увидеть родную дочь».

Вера убрала письмо в конверт и достала второе, потом третье. Буквы перед глазами плясали странные танцы, но она продолжала впиваться в них жадным взглядом. В каждом послании мама молила отца о встрече с Верой.

Последним в пачке лежало письмо, не успевшее пожухнуть от времени. Вера развернула его и удивилась. Крупные, четко выведенные буквы — от них шла уверенность и сила их создателя. Сначала девушка подумала, что эта весточка не от мамы. Но вчитавшись в текст, поняла, что была не права.

«Здравствуй Сергей! Надеюсь, ты не сменил место жительства, и это письмо обязательно найдет тебя. Извини, что так долго не писала. Просто я устала биться в глухую стену, за которой, как оказалось, была лишь пустота. Теперь, по прошествии многих лет, я даже благодарна тебе за то, что в минуты моей слабости ты не пошел у меня на поводу. Не позволил мне вернуться в семью и растить собственную дочь.

Конечно, мне и сейчас очень хочется увидеться с Верочкой. Но это чувство уже не высасывает мою душу и не заставляет корчиться в страшных судорогах. Теперь я молю тебя лишь об одном — прости меня за все. За мою слабость, за трусость, за безответственность. Я была всего лишь маленькой девочкой, которая не давала отчета в своих поступках. Сейчас я другая. И у меня все таки получилось устроить личную жизнь. Почти получилось.

Год назад я вышла замуж и почти сразу забеременела. У нас родилось двое замечательных близнецов. Но по огромному недоразумению мой муж попал в тюрьму, и я осталась одна с двумя грудными детьми. Мы еле-еле сводим концы с концами. Детских пособий не хватает даже на еду. А из декретных у меня ежемесячно отчисляют алименты в пользу Верочки.

Сергей, я понимаю, что очень виновата перед тобой. Но и ты меня пойми. Если у тебя есть хоть капля сострадания, то откажись от алиментов. Не дай мне и моим малышам умереть от голода. Ты — взрослый мужчина и вполне способен сам прокормить Верочку. Не лишай нас последнего куска хлеба. Знаю, что ты очень благородный и добрый человек. Поэтому надеюсь на твое понимание и сострадание. Жду ответ».

Несколько раз подряд Вера прочитала последнее послание. Вчитываясь в каждое слово, вглядываясь в каждую букву, словно пытаясь намертво впечатать ее в свою память. Оказывается, мама любила ее! Она безумно жалела о том, что бросила ее и мечтала вернуть родную дочь. Но отец не позволил ей сделать этого. Хотя всю жизнь продолжал любить свою бывшую жену. Его гордость оказалась гораздо сильнее остальных чувств.

Конец ознакомительного фрагмента.