Вдребезги

Римъ Эдельштейн, 2021

Каждый день где-то совершаются преступления… И каждый раз ты не осознаёшь, как тебе повезло, пока в один из обыкновенных и нудных понедельников ты сама не становишься жертвой.Как выжить, когда против тебя нечто ужасное, обезумевшее, что лишь снаружи человек?Как понять, кто это и чего он хочет от тебя?

ЗА ДВЕ НЕДЕЛИ ДО ЭТОГО

4

.

Михаил шёл по парку, шоркая выцветшими кроссовками по серому асфальту. Время было уже позднее — база, на которой он работал грузчиком, закрывалась поздно. Клиенты всё ехали и ехали, пища клаксонами друг другу. Грузовики, минивены, седаны. Все озлоблены и наряжены. В воздухе обычно весь день стоял запах пережаренных чебуреков, маслянистого бензина и краски. Все расхаживали туда-сюда, угрюмо и мрачно.

Иногда Мише казалось, что весь мир давил на него своей громадой, будто больше ни у кого никаких проблем не было. Все жили, что-то делали, работали, отдыхали, а он лично, как Атлант, держал на себе всю планету. Или как та здоровенная черепаха.

Он шёл домой, если можно было назвать домом ту халупу, где он просиживал в свободное время. А что ему ещё делать? Друзей не было, любимой женщины — и подавно. Единственное, что его отличало от других работяг с базы — он почти не пил. Курил — страшно, всё больше и больше, смоля при каждом удобном случае. Но водку не пил. Может, это и был главный корень его мрачного видения мира. Алкоголь раскрашивал мир. Мир становится цветным после пятой стопки, как читал Легостев Никитка. Да и работать, наверное, легче, когда знаешь, что отработаешь смену и каааак налижешься в стельку. Но теперь смен не будет.

Его уволили. И, конечно, никто не захотел платить ему за последний месяц.

Как-то в школе у него был один дружок, всё хотевший стать лётчиком. Его бы ужаснуло слово «последний», и он бы начал суеверно отплёвываться. Но месяц был действительно заключительным… Его же уволили всё-таки.

— Так получилось, — сказал его начальник. Низенький мужик с карими глазами, тёмноватой кожей и чёрными, жёсткими волосами. Его взгляд прищуренных глаз не выражал ничего, что можно было бы подтянуть под термин «сожаление». — Так получилось. Ты уволен.

Михаил опешил. Он столько времени рвал задницу, чтобы ему было чем платить за свет, воду и обезбол, а теперь этот коротышка с полнеющей талией в грязном фиолетовом спортивном костюме сообщает ему, что он уволен. Никаких там «специалистов по увольнению». Докажите мне, что я уволен. Почему я уволен, не вижу причин.

— А зарплата когда? — спросил вместо этого парень, чья толстовка вся была перепачкана известью и мукой.

— Зарплата? — спросил коротышка и начал копаться в кармане. Но явно он туда полез не за деньгами. — Нет денег. Приходи потом.

— Когда?

— Не сегодня, — ответил коротышка. — Мне надо работать, иди.

Михаил знал, что этот начальник просто «начальник», и что он сам может вылететь

отсюда, когда настоящее Начальство решит внезапно сэкономить.

«Ну же, Мишань, ты же учился на экономиста, сам знаешь, это предпринимательство».

Но программу школы и своего колледжа он плохо помнил — ему мешали учиться, а что он всё же запомнил, то давно растерял. Но копать он научился. И выбивать двери.

Михаил безвольно пошёл, побрякивая мелочью в кармане. Надо было отстоять себя, отпинать его, забрать всё! Он даже представил, как роняет этого коротышку и начинает его пинать, а потом прыгать на его башке… Но — нет. Всё это пронеслось мгновением. И он пошёл прочь, как побитый и выброшенный на автостраду пёс. И он шёл.

Тьма сгущалась, предстояло пройти ещё четверть квартала. Недавно прошёл дождь, и парень старательно обходил небольшие лужицы, в полумраке отливающие зеркальным блеском. Путь его пролегал через окраину. Он не боялся бродячих собак — их давно здесь всех перерезали и перестреляли. А новых ещё не выбросили. Ну вы знаете, добрых людей на всех хватит. Он не боялся грабителей — взять с него нечего. Он даже не боялся чёрных трансплантологов или работорговцев, отлавливающих людей и увозящих их работать на кирпичные заводы… Здоровья у него тоже не осталось.

Подумав об этом, он достал сигареты. Дорогое удовольствие, но всё же не такое дорогое, как проститутки с обвисшими боками, задирающие ценники по три тысячи в час.

Стояла тишина, нарушаемая лишь шлёпаньем его собственных шагов, да небольшой головной болью, постукивающей где-то в висках свинцовыми бубенцами. Погода стояла, на удивление, хорошая, можно даже…

Кто-то бежит со всех ног. И из последних сил — дыхание его на пределе. А вот кто за ним бежит — ещё чувствует себя получше, шлёпает ногами быстрее и дыхания его не слышно.

— Стой, сучёныш! — крикнул грубо преследователь, и теперь они перебегали дорогу под фонарным столбом. Убегающий подросток и рослый мужик с дубинкой в руке. — Стой!

Парень рванул куда-то через проходную, явно не зная, что теперь та закрыта — там установили решётку, чтобы не шастали тут всякие. Окраину чуть ли не всю признали аварийной, и местных жителей уже расселяли по другим улицам…

Они скрылись от взгляда Миши, и почти сразу же тревожно застучала решётка, по которой попытался вскарабкаться подросток, но человек с дубинкой его догнал. И уронил.

— Попался, сучёныш! — удовлетворительно сказал догоняющий. Теперь и он тяжело дышал. — Вставай!

Михаил аккуратно приблизился к углу и выглянул, силясь рассмотреть, что же там происходит. Сердце его забилось гораздо сильнее — он испугался, что человек с дубинкой сейчас развернётся, заорёт «Ещё один!», но всё равно смотрел. Подросток лежал у решётки, а преследователь стоял, оперившись руками на колени. Устал. Здоровый мужик с какой-то высокой шапкой на голове. То ли он его ударил, то ли тот сам свалился с решётки… Непонятно.

— Чё, побегать решили? — грубо спросил человек, выпрямившись. — Совсем охренели, малолетки…

Тут Михаил увидел, как с противоположной стороны — из такой же темноты — выскочил ещё кто-то. Тоже подросток, щуплый, одетый в куртку с капюшоном. В руках он держал то ли арматуру, то ли монтировку… Михаил подавил в себе желание закричать «Берегись!», и в следующую секунду он с размаху обрушил удар своего инструмента прямо на голову человеку. Тот закричал и повалился на колени, с головы его упала шапка.

В приступе паники преследователь пытался сдёрнуть у себя что-то с пояса, всё ещё

стоя на коленях между двумя подростками. Подоспевший на помощь нанёс ещё два быстрых удара — холодное «тук! тук!» отчётливо прорезало воздух. Человек свалился лицом вниз, больше не крича.

Лежавший подросток судорожно поднялся.

— Ты чё наделал, Костик? — выдавил испуганно он. — Ты зачем его убил?

— Пошли, — ответил Костик, скинув с себя капюшон и обнажив почти наголо бритую голову. — Пошли. Живо!

Костик схватил опешившего товарища, рывком поднял его на ноги, и потащил прочь. Миша затаил дыхание, вжавшись в стену. Он много всего повидал, но такого ещё не видел. Так он простоял довольно долго, размышляя, что же делать дальше. Из оцепенения его вывела сирена, зазвучавшая где-то неподалёку. Темноту позднего вечера разрезала «мигалка», сверкающая чуть ли не на весь квартал.

Ноги Мишу понесли вперёд, он сам даже не понял, куда идёт. Он прижался к стене, как человек, идущий по карнизу, и медленно продвигался вперёд — к лежавшему полицейскому. Когда он подошёл ближе, то увидел, что голова пострадавшего вымазана чем-то тёмным, и это что-то тёмное стало образовывать небольшую лужу у его лба.

«Пистолет», — подумалось Мише, когда он увидел расстёгнутую кобуру. Вот что он пытался выхватить. Дубинка валялась рядом.

Не зная, что он делает, испытывая дичайший ужас, Михаил медленно наклонился над лежавшим человеком. Он был уверен, что тот сейчас рывком развернётся, уставившись бледным щетинистым лицом, залитым кровью, и схватит мертвецкой хваткой его за руку. И скажет «попался, сучёныш!».

Всё это настолько ярко и отчётливо представилось парню, что он замер. С невероятным усилием он выпрямил руку и вытащил пистолет из кобуры. Сначала он чуть его не выронил — руки стали скользкими и деревянными от пота и ужаса. Тяжёленький, не игрушечный.

Раньше он стрелял довольно хорошо. Хоть он и не был выдающимся спортсменом, но стрельбе он научился, и частенько ему снилось даже, как он стреляет по своим однокашникам… Ужас, чего только не привидится.

Что-то где-то упало. Резко и безжизненно.

Михаил тут же побежал прочь. Все обычно думают, что когда человек сильно напуган, то он замрёт на месте, но на самом деле его инстинкты тут же подскажут ему, как надо переставлять ноги и махать руками, чтобы побыстрее свалить. Как у косули, которую напугали гогочущие охотники.

«Беги, лес, беги», — подумал Миша.

Он бежал практически по абсолютной и безжизненной тьме, отчётливо слыша только лишь звук сирены. Он думал, что за ним несётся отряд «собровцев» в чёрных балаклавах, с чёрными пластиковыми щитами, изо всех сил пытающиеся удержать на месте рвущихся немецких овчарок, неотвратимо взявших след. Вот-вот они вцепятся в задницу ему.

Он перемахнул через какой-то ржавый забор и с размаху упал в лужу. Резко оглянулся и никого не увидел.

«Теперь я ещё и преступник», — подумал парень.

Зачем он это сделал, сказать он не мог. Он всё чаще делал что-то бесконтрольное, будто его кто заставлял это делать. Как там звали врача, сошедшего с ума на войне? Он ещё описывал, что с ним происходит. В голове крутилась лишь фамилия Блюмберг, но явно неправильная.

Кто-то нечленораздельно заорал в мегафон чуть ли не на соседней улице.

«Если они поймают их, то те сразу же скажут, что видели меня, — лихорадочно думал Миша. — Они так и скажут: это он размозжил башку монтировкой вашему коллеге. Нажмите, он всё расскажет».

Михаил задрожал всем телом, подскочил и побежал прочь. Мысли в голове метались мусором, поднятым в воздух ураганом. Он будет бежать, пока не упадёт. Теперь это его преступление. Не последнее.

Когда человек на взводе, он может наломать дров. Он кричит, матерится, ссорится, дерётся, крадёт оружие. Но нельзя забывать о том, что ломать — не строить. Когда ломаешь дрова, всегда летят щепки, это всем известно. Как то, что после пяти идёт шесть.

………..