Никогда не обманывай виконта

Рене Энн Миллер, 2018

Саймон Марлтон, виконт Адлер, не привык обнаруживать ночью прелестных незнакомок в мальчишеском одеянии, тайком пробравшихся в его дом, к тому же бросающихся ему на шею с поцелуями, а потом таинственно исчезающих. Еще сильнее его шокировал тот факт, что вместе с загадочной барышней пропал перстень, доставшийся ему от отца. Кто эта девушка? Как ее найти? Почему она украла этот перстень? Некоторые улики указывают на соседку Саймона, художницу Эмму Траффорд. Но как эта благоприличная и скромная молодая леди может оказаться той дерзкой очаровательной незнакомкой, всего лишь за мимолетное свидание вместе с драгоценностью похитившей его сердце?

Глава 2

Эмма макнула кисть в лазурную краску на палитре и легонько прикоснулась к холсту. Затем отступила на шаг и оценивающе посмотрела на свою работу. Портрету миссис Нейплз и ее пса, Альфреда, требовалось еще несколько штрихов. Капелька белого, чтобы выделить, мазок серого, чтобы затенить, и картина будет готова.

К счастью, вдове и ее мопсу больше не требовалось позировать Эмме. Миссис Нейплз верила, что Альфред — реинкарнация ее покойного мужа. Эмме хотелось верить, что если это правда, то мистер Нейплз обладал куда лучшими манерами, чем его тезка, самое напыщенное и глубоко страдающее от метеоризма животное, какое Эмма имела неудовольствие знать.

Высокие напольные часы на площадке второго этажа пробили двенадцать раз, и этот бой эхом отдался во всем доме. Подавив зевок, Эмма потерла глаза с отяжелевшими веками.

Полночь.

Глупо продолжать, когда от усталости руки и ноги словно налились свинцом, а керосиновые лампы почти догорели. Она положила кисть на палитру и взяла намоченную скипидаром тряпку, чтобы отмыть краску с инструментов и пальцев. Хвойный аромат ударил в нос. Она закончит портрет завтра, и скоро у нее в руках будут почти все деньги за обучение Майкла. Эмма положила тряпку обратно в миску и выглянула в окно. Голубой лунный свет заливал белые камни дома напротив. Дом стоял пустым и молчаливым весь день. Слуги, как и их хозяйка, куда-то исчезли. Внезапно она заметила какое-то движение, уперлась руками в стекло и всмотрелась в худенькую фигурку, бегущую через дорогу.

Лили!

Эмма со свистом втянула легкими воздух. Мятный леденец, который она посасывала, скользнул прямо в горло. Закашлявшись и выругавшись совсем не подобающим леди образом, она откинула щеколду на окне. К тому времени, как Эмма подняла окно, ее сестренка уже отперла железную калитку в ограде окутанного тьмой дома и исчезла на крыльце черного хода.

Зачем она сказала Лили, что у той не хватает доказательств? Могла бы сообразить, что у девочки тут же возникнет какая-нибудь опрометчивая идея, как эти доказательства добыть. Выскочив из комнаты, Эмма обтерла руки о свободную белую рубашку и серые шерстяные штаны, в которых всегда рисовала, если оставалась одна. Это была одежда, из которой вырос брат.

Она торопливо сбежала вниз по лестнице, схватила с вешалки в прихожей вязаную шапку Майкла и натянула ее на голову, спрятав волосы. Распахнула дверь, выглянула наружу, посмотрела на соседские дома. К счастью, миссис Дженкинс уже должна спать. Эта сплетница насочиняла бы с три короба, заметив Лили или Эмму, шмыгающих по улице в неурочный час, причем Эмму еще и в мужской одежде.

Когда она перебегала дорогу, завитки тумана поднимались с влажной мостовой, обвиваясь вокруг ее щиколоток. У Эммы возникло дурное предчувствие, словно кто-то вел ледяным пальцем по ее позвоночнику. Она положила руку на железную калитку и толкнула. Петли зловеще заскрипели. Эмма спустилась по ступеням вниз, ожидая увидеть сестру, прижавшуюся носом к окну, но в свете уличного газового фонаря разглядела, что окно распахнуто, а под ним стоит деревянный ящик.

«Это перебор даже для Лили». Когда она доберется до сестренки, то потащит ее домой за ухо. А потом испытает невыразимое наслаждение, сжигая все до единой книги об инспекторе Уитли, какие только есть у Лили.

Эмма подтянулась и перебросила через подоконник сначала одну ногу, затем другую. Оказавшись внутри, дала глазам привыкнуть к темноте, лишь слегка разбавленной падающим в окно уличным светом.

— Лили? — прошептала она, направляясь к ступеням в дальнем конце кухни.

Узкий лестничный пролет был погружен во мрак. Эмма вцепилась в деревянные перила и поднялась на четвертый этаж, где должна находиться хозяйская спальня и, предположительно, Лили. Большое сводчатое окно, выходившее на улицу, давало достаточно света, чтобы разглядеть широкий коридор с четырьмя дверями. Ближайшая справа от окна была открыта. Эмма прокралась в темную комнату. Белые пыльные чехлы, укрывавшие мебель, придавали высоким предметам сходство с призраками.

Краем глаза Эмма заметила какое-то движение. Из темноты на кровать прыгнул белый кот. Девушка ахнула и отшатнулась, прижав руку к бешено колотящемуся сердцу.

Кот мяукнул и потянулся к ней всем телом.

Эмма протянула руку и почесала его за ухом.

Снаружи послышался топот копыт, разорвавший тишину улицы.

Эмма подкралась к окну и чуть приоткрыла ставню.

Перед домом стояла карета. Лошади трясли головами, тяжелая упряжь гремела, дыхание вырывалось из ноздрей животных, превращаясь в белые облачка пара.

Из кареты выпрыгнул широкоплечий мужчина. Длинное пальто ударяло его по ногам, разгоняя туман, поднимавшийся с влажной мостовой. Он поднял голову, и свет уличного фонаря наискось упал на угловатое лицо.

Эмма резко вдохнула холодный воздух. Сегодня днем она сочла этого мужчину красивым, но без яркого солнца его лицо выглядело угрожающим.

Он быстро зашагал к дому.

Ее дыхание участилось. Прикусив кулак, Эмма круто отвернулась от окна и лихорадочно огляделась. Где Лили? Хочется надеяться, что уже дома.

Она выбежала в коридор.

Парадная дверь распахнулась, затем с грохотом захлопнулась. Руки и ноги Эммы окоченели. В ушах с грохотом стучала кровь — бух, бух, бух. Она метнулась обратно в спальню, упала на четвереньки и заползла под кровать.

— Кисмет!

Низкий голос мужчины словно отскакивал от стен. Быстрые шаги — поднимается по лестнице.

Эмма высунула голову из-под матраса. Лунный свет отражался в глазах кота, как будто струившегося по комнате. Кот вышел в коридор, мяукнул, метнулся обратно в спальню и, забравшись под кровать, расположился рядом с Эммой.

— Кисмет!

Джентльмен уже почти поднялся. Эмма торопливо спрятала голову обратно под кровать и моргнула, глядя на кота, который начал тереться об нее.

— Это ты Кисмет? — прошептала она.

Животное боднуло ее, словно подтверждая опасения.

— Брысь!

Она оттолкнула от себя пушистика и натянула вязаную шапку брата как можно ниже, пряча волосы.

Шаги мужчины становились все громче. Скрипнула половица у двери.

Эмма зажала рот руками, надеясь, что сумеет приглушить дыхание, низко опустила голову и выглянула из-под подзора кровати. Лунный свет пробивался между слегка раздвинутыми ставнями. Один луч упал на приближающиеся черные мужские ботинки, и те блеснули. Мягкая шерсть снова задела ее руку, и мурлыканье кота разнеслось по всей комнате, словно чем-то усиленное.

— А, я знал, что ты будешь тут. — Мужчина опустился на одно колено.

Сунул руку под кровать. Сердце Эммы колотилось так громко, что она боялась, как бы джентльмен это не услышал. Она плотно прижала руки к телу.

Подушечки пальцев притронулись к ее плечу.

Раз.

Другой.

— Что за чертовщина? — проворчал он.

Длинные пальцы обхватили ее запястье мертвой хваткой, вытащили из-под кровати и поставили на ноги. Мужчина оказался даже выше, чем она думала. Эмма запрокинула голову и посмотрела в темные глаза. На один невероятный миг она обрадовалась, что он крепко ее держит, потому что ее ноги отказывались выполнять эту функцию.

— Парень, ты выбрал не тот дом, чтобы его обчистить.

«Парень?» Эмма глянула вниз, на одежду брата.

Джентльмен хорошенько ее встряхнул.

Боль пронзила руки в местах, где его пальцы без перчаток впились в кожу. Паника сжала грудь, как тисками, и Эмма с размаху опустила ногу на его сверкающий ботинок.

Его хватка осталась все такой же железной, словно ему на ногу опустилась всего лишь надоедливая муха.

— Ты, негодник, дай мне только повод надрать тебе уши и оттащить тебя к судье-магистрату.

У нее перехватило горло.

— Черт побери, отвечай мне! — Он отпустил ее руку.

Она тут же попыталась сбежать.

— Нет, ничего не выйдет. — Его пальцы снова сомкнулись у нее на запястье.

Эмма инстинктивно сжала кулак другой руки и размахнулась.

Мужчина увернулся. Его белые зубы сверкнули в тусклом свете.

Брат рассказывал ей, куда надо бить, если на тебя нападет мужчина. Не раздумывая больше, Эмма приподняла коленку и всадила ее между ног джентльмена.

— Ох! — Он рухнул на колени, как мешок с углем.

Она несколько секунд смотрела на него и слушала, как тяжело он вдыхает и выдыхает. «Беги! — приказал голос в голове. — Кто позаботится о Лили и Майкле, если тебя арестуют?» Поглядывая на открытую дверь, она прижалась спиной к стене и стала пробираться мимо сжавшегося на полу тела.

И уже почти проскочила, но тут его большая рука метнулась вперед и сомкнулась у нее на щиколотке. Эмма попыталась стряхнуть его руку, но он сильно дернул ее за ногу, и она с громким «бух» упала на спину. От копчика до лопаток растеклась резкая боль.

Тяжело, неровно дыша, мужчина забрался на нее и уселся верхом, зажав тело Эммы между мощными мускулистыми бедрами, придавив ее своим весом, лишив возможности шевельнуться. Луч лунного света упал на его худощавое лицо, демонстрируя безупречно чеканные черты и шрам в форме полумесяца на левой щеке. Живот стиснуло ужасом, но она не могла оторвать глаз от сурового, прекрасного угловатого лица.

— Ну знаешь ли, ублюдочный ты паршивец. Я-то всего лишь хотел тебя напугать, но теперь ты меня чертовски разозлил. — Он положил руку ей на грудь. Его пальцы сжались, а глаза расширились. — Проклятье, так ты женщина?

Она оттолкнула его руку и забрыкалась под ним.

Он наклонился ниже.

Пряный мужской аромат поплыл от его разгоряченной кожи, теплое дыхание овевало ее ухо.

По телу Эммы побежали мурашки.

— Ах ты, кошечка, мне прямо хочется перекинуть тебя через колено и отшлепать как следует.

От низкого, соблазнительного тембра его голоса Эмма затрепетала, а внизу живота словно взорвались искры. Да что с ней такое? Она бы должна перепугаться до смерти, но вовсе не страх заставлял ее сердце биться чаще. Господи, наверное, она сошла с ума.

Сжимавшие ее ноги расслабились. Мужчина пошевелился, но его лицо оставалось напряженным, словно ему все еще было больно.

— Если я встану, обещаешь вести себя нормально?

Она облизнула пересохшие губы, открыла рот и тут же его захлопнула, потому что таившаяся у дверей тень скользнула в комнату. Худенькая фигурка двигалась — кралась вдоль стены.

«Лили. Господи!» Неужели у этой девочки нет ни капли здравого смысла? Неужели она хочет, чтобы они обе предстали перед судьей-магистратом?

Эмма вцепилась в лацканы пальто джентльмена и подтянула его к себе. Скользнула одной рукой ему за плечо и махнула сестренке, чтобы та уходила.

Мужчина отпрянул.

— Что это ты такое задумала?

— Это покаяние.

Ее голос прозвучал тихо, сладострастно, так, что она сама его не узнала. Эмма запустила пальцы в его густую шевелюру и прильнула губами к его рту.

Губы у него были твердыми. Неотзывчивыми. Разумеется, для этого ей не хватает умения. Она уже хотела сдаться, как вдруг он прижался к ней всем своим телом. Напряжение в мышцах исчезло, а воздух вокруг них налился ощутимой силой.

Он издавал какие-то низкие хрипловатые звуки, его губы жадно впивались в ее рот. Пальцы стиснули запястья. Он отвел ее руки от себя, прижал их к полу у нее над головой. Его язык скользнул ей в рот, сплелся с ее языком, вынырнул наружу, снова нырнул в рот.

У него был привкус бренди и греха, а порочность, с которой он ее целовал, разгорячила ее. Везде. Эмма с трудом подавляла желание изогнуться ему навстречу. Проиграв сражение с собой, она прижалась ноющими грудями к его твердой груди.

Скрипнула половица.

Лили! Неужели этот ребенок все еще в комнате? Смотрит? Не убежала, на что так надеялась Эмма?

Эмма уронила ладони мужчине на плечи в тот самый миг, когда раздался грохот. Осколки керамики разлетелись вокруг как фейерверк, и девушка сильно зажмурилась.

Мужчина рухнул на нее всем весом.

Эмма открыла глаза и увидела стоявшую над ними Лили. Девочка держала в руках дно разбитой вазы.

— Лили, что ты наделала?!

Сестренка швырнула остаток вазы на кровать и смахнула с рук крошки.

— Спасла тебя, Эм. Он собирался убить тебя в точности тем же способом, каким убил свою предыдущую жертву.

«О боже!» Эмма выползла из-под тяжелого тела и поднесла пальцы ко рту мужчины. Ощутила дыхание. Узел в желудке слегка расслабился.

— К счастью, ты его не убила, Лили.

— Я должна была тебя защитить. Не могла же я позволить ему…

— Тихо, — сказала Эмма, осторожно ощупывая его затылок. Там уже начала наливаться шишка, но хотя бы крови не было.

Луч лунного света упал на золотое кольцо на правом мизинце мужчины. Лили присела на корточки и потрогала его.

— Тут на нем какой-то символ. Как по-твоему, что он означает?

— Не знаю. Не трогай. — Эмма мягко убрала со лба мужчины прядь волос.

— Это вполне может быть знак какого-нибудь тайного общества убийц. В третьей книге про инспектора Уитли, «Кровь в Темзе», была такая преступная группа.

Изо рта мужчины вырвался негромкий стон.

Эмма вскочила на ноги.

Лили все еще рассматривала кольцо джентльмена.

— Скорее.

Она схватила Лили за руку и потащила сестренку прочь из комнаты. Они сбежали вниз по лестнице и подбежали к открытому кухонному окну.

— Эм…

Она зажала Лили рот.

— Ш-ш-ш, его ждет кучер. Вылезай наружу и жди меня.

Кивнув, Лили взобралась на подоконник и вылезла наружу. Эмма последовала за ней. Они прокрались вверх по ступенькам и посмотрели на человека, сидевшего на козлах кареты. Подбородок его упирался в грудь, а храп далеко разносился в ночной тишине.

Сестры на цыпочках перебежали через дорогу и скользнули в свой дом. Эмма обмякла, прижавшись спиной к входной двери, и стянула с себя шапку.

— Эм, ты просто не поверишь, что я видела…

Дрожащим пальцем Эмма указала на лестницу.

— В постель! Или, клянусь, я отволоку тебя туда за косу!

У сестренки распахнулся рот.

— Но…

Эмма оттолкнулась от двери и угрожающе шагнула к Лили.

Девочка помчалась вверх по ступенькам.

Эмма вошла в утреннюю гостиную, открыла ставни и выглянула наружу.

Если джентльмен не выйдет из дома через пять минут, у нее не останется выбора — придется сказать кучеру, что тот лежит в доме, раненный. Внезапно парадная дверь дома напротив с грохотом распахнулась. Мужчина, спотыкаясь, вышел наружу. Одной рукой он держался за голову, другой сжимал кота.

Плотно закрыв ставни, Эмма выдохнула, выпустив из легких весь до сих пор сдерживаемый воздух.

Саймон приоткрыл один глаз и взглянул на уставившихся на него людей. На их лицах застыло ожидание. Он прищурил открытый глаз и посмотрел на хрустальный бокал, который держал в руке. Бокал был уже пуст, на стенках загустела коричневая жидкость, напоминающая конский навоз на подошве ботинка.

Едкая бурда, которую подсунул ему Джеймс Хантингтон, отправит его прямиком в могилу. Ну, точнее, отправила бы, если бы Господь проявил милосердие.

Саймон схватился за горло. Оно горело, как будто он проглотил пылающий факел. Мужчина откинулся на спинку кожаного кресла.

Почему он провел ночь в своем джентльменском клубе, было выше его понимания. Следовало бы искать утешение между ног какой-нибудь сладкоречивой женщины с руками, умеющими успокаивать. Видимо, та проклятая ваза вышибла из его мозгов все разумные мысли.

Он поставил бокал на стол.

— Вкус омерзительный.

Хантингтон улыбнулся — редкий случай. Когда-то он был любимчиком общества, человеком, которого все хотели у себя видеть, но после смерти жены и выпавших на его долю подозрений маркиз впал в немилость.

Саймон прижал ладонь ко лбу. Что бы он там ни выпил, это не смягчило адскую боль в голове. Если он когда-нибудь доберется до этой роковой женщины, то заставит ее заплатить за все. Хватило бы и одного ужасного удара коленом по яйцам, но отвлечь его теплыми губами и податливым телом только для того, чтобы ее сообщник треснул его по голове… Ну, это уж и вовсе непростительно!

— Помогло? — Хантингтон показал на бокал.

Джулиан Чамберз отодвинул свое кресло от обтянутого сукном стола и подошел к Саймону.

— Ну что, прошла голова?

Его голос отразился от панелей красного дерева, которыми была обшита эта приватная комната.

— Нельзя ли проявить капельку милосердия и говорить потише? — попросил Саймон. — Не знаю, что там Хантингтон мне подсунул, но оно меня медленно убивает, а ты не помогаешь мне принять мирную кончину.

— Потерпи минутку, дружище, — заявил Хантингтон. — Клянусь могилой моей бабушки, оно поможет.

Громкий хохот Карутерза заполнил комнату. Саймон предположил, что его рассмешил тот факт, что вздорная и сварливая бабушка Хантингтона была жива и здорова.

— Я редко видел, чтобы кто-нибудь взял над тобой верх, Адлер, — заметил Карутерз. — Сколько человек напали на тебя вчера? Пятеро? Шестеро?

Саймон глянул на одного из своих ближайших друзей, Хейдена Уэстфилда. Того единственного, кому он признался, что одним из напавших была женщина, отвлекшая его своим роскошным телом и обещанием раскаяния.

— Да, расскажи-ка нам, сколько мужиков на тебя напали. — Уэстфилд ухмыльнулся.

Саймон прищурился, глядя на Уэстфилда.

— На меня напали два человека.

Карутерз моргнул.

— Всего двое? Ударили тебя, когда ты повернулся спиной, а?

Уэстфилд фыркнул, затем взял утреннюю газету и спрятал за ней ухмылку.

«Проклятье, неужели им всем необходимо говорить так громко?»

Саймон застонал.

— А где была твоя пассия, когда все это происходило? — Карутерз изогнул бровь.

— Вчера я отвез Вивиан на вокзал Виктория. Она отдыхает во Франции.

— Ее решение или твое? — спросил Карутерз.

— Мое. Я велел ей поехать и купить себе в Париже несколько платьев.

— А, вижу, складывается определенная система. Даму перед Вивиан ты тоже отправлял туда перед расставанием. — Хантингтон сел за карточный стол.

Да, та — оперная певица — обладала голосом, от которого могли лопнуть не только барабанные перепонки, но даже стекла в окнах. Саймон вздохнул.

— Когда Вивиан вернется, я, пожалуй, куплю ей красивую побрякушку и покончу с этим.

— И сколько любовниц у тебя получилось в прошлом году? — спросил Уэстфилд, опуская газету.

«Слишком много». В последнее время Саймон испытывал беспокойство. Неудовлетворенность. Словно ему не хватало чего-то, что не могло обеспечить даже богатство.

— Ты что, пишешь мою биографию?

— Нет, просто беспокоюсь за тебя, дружище. Не хочешь, чтобы мы позвали доктора Триммера? — Уэстфилд потер подбородок.

— Почему бы тебе не отправить ухаживать за ним твою прелестную супругу — сестру милосердия? — Карутерз вернулся в свое кресло.

Уэстфилд сердито посмотрел на него.

— Не знаю точно, отчего он стонет — из-за шишки на голове или распухших яиц, но их я Софии осматривать не позволю.

Комната снова взорвалась смехом, и в голове у Саймона застучало сильнее. Он закрыл глаза, молясь о скорой смерти.

Как ему показалось, всего через несколько минут он открыл глаза и вытащил из кармашка жилета часы. Почти полдень. Черт, он заснул. И пока спал, ему снился теплый, с мятным ароматом рот той дьяволицы и ее мягкое тело. Он повернул голову налево, затем направо. Головная боль прошла.

Хантингтон и Карутерз играли в безик^[2], Уэстфилд, удобно устроившись в кресле, читал. Что он тут до сих пор делает? После женитьбы Уэстфилд редко проводил время в клубе. В отличие от Хантингтона, который приходил в приватную комнату, желая избежать шепотков о том, что он якобы причастен к смерти жены. Чертово вранье.

Уэстфилд перевернул страницу книги и взглянул на Саймона с выражением озабоченности на лице.

Да будь оно все проклято, в какую наседку превратился этот парень!

— Отлично, Хантингтон! — воскликнул Саймон, показывая на пустой бокал.

Тот оглянулся и всмотрелся в Саймона.

— Помогло? — Вид у него был потрясенный.

— Да, но что за чертовщину ты там намешал?

— Виски, рассол, кайенский перец, овес и…

— Черт побери, Хантингтон, ты что, пытался его прикончить? — спросил Уэстфилд, захлопывая книгу.

Хантингтон встал из кресла во весь свой немалый рост.

— Мой камердинер клянется, что это вылечит любую хворь или растворит лак на мебели — на твой выбор.

Саймон поежился. Ему повезло, что он не отдал тут концы с дырой в желудке. Он уставился на светлую полоску кожи на левой руке и моргнул. А где кольцо с печаткой? Неужели его украла та бьющая по яйцам мегера? Или он потерял его во время возни? Он вскочил на ноги.

— Куда это ты? — спросил Карутерз.

— Мне нужно кое-где быть.

— Я тоже ухожу, — сказал Уэстфилд.

Они вместе вышли из комнаты, и Уэстфилд положил руку на плечо Саймона.

— Ты все же придешь завтра на обед?

— Конечно. Я не видел своего крестника больше недели. Как молодой человек поживает?

Губы Уэстфилда расплылись в улыбке.

— Уже ползает. Может быть, тебе тоже пора жениться и завести собственного отпрыска?

«Жениться? Господи, нет!» Он своими глазами видел, в какого глупца любовь может превратить мужчину. Его мачеха — порождение дьявола. Она отравила отношения Саймона с отцом, и его батюшка ушел в могилу, твердо веря во все, что наговорила ему эта бессовестная интриганка. Нет, он не допустит, чтобы женщина обвела его вокруг пальца.

— Мне нравится свобода.

Взгляд Уэстфилда был исполнен чего-то, слишком похожего на жалость, и Саймон сообразил, что водит пальцем по своему шраму. Он опустил руку.

— Тебе нужно научиться доверять, друг мой. Не все женщины такие же интриганки, как Джулия.

— Я доверяю женщинам.

— Кому? Своим любовницам? — Уэстфилд недоверчиво посмотрел на него. — Даже их ты держишь на безопасном расстоянии. Семья пойдет тебе на пользу.

У него была семья, но он потерял ее в мгновение ока, и все потому, что отец поверил словам Джулии, а не своего сына.

— Твоя проповедь о доверии произвела бы на меня куда большее впечатление, если бы ты произнес ее не на следующий день после того, как женщина попыталась расколоть мне череп. А теперь мне нужно идти. Я должен посадить в клетку одну маленькую птичку.

— Женщину, с которой ты познакомился прошлой ночью?

— Да.

Как и мачеха, она сначала обманула его, а затем проявила свою истинную сущность. Саймон стиснул кулак, остро ощущая отсутствие кольца. Во сне женский похотливый голос нашептывал ему слово «покаяние».

Господь свидетель, если кольцо украла она, он ее отыщет и заставит заплатить.

Примечания

2

Безик — карточная игра.