Коварный обольститель

Рене Энн Миллер, 2018

Весь лондонский свет понимал: когда-нибудь эскапады обаятельного повесы и гуляки Хейдена Милтона, графа Уэстфилда, кончатся плохо. Так и вышло: раненный выстрелом брошенной ревнивицы, граф отлеживается у себя в имении и скучает… пока его внимание не привлекает прелестная новая сиделка, София Камден. София, поглощенная необычной для девушки XIX века мечтой – стать врачом, мало внимания обращает на ухаживания своего знатного пациента. И тогда коварный искуситель предлагает ей опасное пари: если за десять дней она докажет ему свое призвание к медицине, он ей поможет. А если нет – станет любовницей графа, что, по мнению Хейдена, куда более завидный жребий для молодой красавицы. Игра начинается…

Глава 5

София вышла из дома в холодный ноябрьский воздух. Она спустилась по лестнице черного хода и оказалась на тротуаре перед домом Уэстфилда. Модно одетый джентльмен стоял под козырьком парадной двери лорда. Глаза у него были почти такими же темными, как у Софии, а несколько угловатое лицо, хотя его и нельзя было назвать по-настоящему красивым, привлекало внимание. Мужчина обернулся и поприветствовал девушку, приподняв шляпу, открыв яркому дневному свету шрам на левой щеке. Парадная дверь отворилась.

— О, лорд Адлер, — приветливо произнес дворецкий, — входите, сэр.

Адлер? Конечно же, она слышала это имя раньше. Скандалы гнались за этим аристократом, словно гончие псы. Неподалеку раздалось деликатное мужское покашливание. Она обернулась и увидела Томаса, стоявшего возле своего экипажа. София радостно поспешила навстречу своему близкому другу и работодателю.

— Томас, как поживаете?

— У меня все хорошо. А как вы, София?

— Прекрасно.

Она забралась в экипаж, изнутри обитый голубым плюшем. Доктор последовал за своей помощницей, на его лице застыло выражение явного недоверия. Кучер плавно тронул экипаж, запряженный двумя лошадьми, и, слегка покачиваясь на мягких рессорах, он двинулся по мостовой. Якобы не замечая пытливого взгляда Томаса, София смотрела в окно, но не видела ни роскошных фасадов, ни прогуливающийся люд: перед ее глазами застыл образ Хейдена Уэстфилда, лежащего на шезлонге и прикрытого лишь небольшим куском ткани.

— София?

Она слегка вздрогнула и, обернувшись, увидела, что Томас внимательно смотрит на нее. Он улыбнулся.

— Похоже, дорогая, вы не слышали ни единого моего слова.

— Томас, простите меня, пожалуйста, — ответила София, чувствуя себя глупо из-за того, что распутно грезила о человеке, совершенно ей безразличном.

— О чем задумалась?

Она уставилась на свои руки, сложенные на коленях.

— Я думала о том, доставлены ли припасы для амбулатории.

София почувствовала себя виноватой, она всегда была предельно честна с Томасом, но рассказывать ему о своих постыдных грезах… ни за что. Не расскажет даже своему надежному другу, который знает о ней больше, чем кто-либо в Лондоне. Он знал, что София выросла в Челси, у нее были мама, папа, дедушка и сестра Мария. Но дифтерия выкосила их семью, пощадив только ее и Марию. Сестер отправили к единственному имеющемуся у них родственнику — дяде отца Чарлзу. Ей было двенадцать, когда они приехали в Нортумберленд, и она все еще помнила слова двоюродного дедушки Чарлза, которые он произнес, увидев девочек.

— Велите их хорошенько отмыть, — сказал он экономке. — Они выглядят как цыганки.

В то время она не понимала, почему их оливковая кожа так раздражает его. Мама была еще темнее, и папа называл ее своей итальянской богиней. Лишь годы спустя она узнала о надеждах дедушки на брак отца, что он женится на приличной английской мисс, может быть, даже на аристократке. И не имело значения, что Алетта была дочерью весьма уважаемого художника Винсента Джанни; мама все равно оставалась безродной иммигранткой, не вхожей в круг английского высшего света. Именно эти несбывшиеся надежды делали деда жестоким в отношении девочек. Ему просто невозможно было угодить.

— Наверное, Уэстфилд был невыносим? — спросил Томас, вновь прерывая ее мысли.

— Невыносим? — переспросила она.

— София, ты понимаешь, что я имею в виду, — проговорил Томас несколько раздраженно. — Он высокомерный человек. Я хочу знать, как ты это переносишь? — Внезапный шум на улице ненадолго отвлек доктора, но спустя минуту Томас вновь обернулся к Софии. — Ты не ответила на мой вопрос. Уэстфилд обращается с тобой уважительно?

— Томас, уверяю тебя, я могу с ним справиться.

— А ему об этом известно?

Она рассмеялась.

— Рискну сказать, что скоро станет известно.

На красивом лице Томаса вновь появилась улыбка.

— Рад это слышать. — Он расслабленно откинулся на спинку сиденья. Глядя на нее, Томас продолжил: — Однако мне будет намного легче, если ты больше не станешь приходить в его дом.

София удивленно подняла брови.

— Тебе неважно, что он ранен? Он тебе настолько неприятен?

— Я недостаточно хорошо его знаю, чтобы сказать, что Уэстфилд мне неприятен. Но слухи об оргиях, которые он организовывал, и развращенности этого, с позволения сказать, джентльмена… В общем, я сожалею, что леди Прескотт удалось уговорить тебя ухаживать за этим человеком.

— Я считала, что ты не веришь сплетням.

На повороте в Уайтчепел экипаж качнуло.

— Конечно, не верю, но… — Он снял шляпу и несколько нервными движениями начал разглаживать ее поля. — Далеко не всё это сплетни, София. Ты, может быть, не знаешь, но у него есть ребенок, и девочка родилась через семь месяцев после свадьбы. А через несколько недель после ее рождения Уэстфилд уже объявился в Лондоне и вел себя как вольный самец.

— О, — только и смогла выдавить София.

— Надо отдать ему должное, он не отказался от ребенка, но его жена принадлежала к иному социальному слою. И его выставляемые напоказ связи я никак не могу извинить. Он оставил бедняжку в деревне, где она умерла почти пять лет назад.

София заметила, как на скулах Томаса заходили желваки; да, доктор по большей части лечит аристократов, но выносить их капризы ему явно не хватает терпения. Женщина заинтересованно подалась вперед.

— И где сейчас этот ребенок?

— Селия живет с Уэстфилдом, но сейчас, чтобы дать ему возможность восстановиться, ее взяла к себе леди Прескотт. Ребенок совершенно прелестный, девочка не по годам развита и умна. — Томас огладил поля шляпы. — Я хочу, чтобы ты была осторожна, поскольку слышал, что граф, когда этого пожелает, может быть весьма обаятельным.

София удивленно вскинула брови.

— Томас, так вот чего ты боишься? Что он попытается меня соблазнить?

Она тихонько рассмеялась. София хотела бы рассказать своему приятелю, что Уэстфилд уже уволил ее, и она осталась в его доме лишь потому, что бросила вызов этому негодяю. Но Томас сочтет такое поведение глупостью, как и дедушка Чарлз, который считал глупой затеей ее амбициозное стремление стать врачом. Выслушивать подобные замечания ей вовсе не хотелось, потому София промолчала. От своего сварливого родственника ей довелось выслушать в свой адрес столько критики, что хватит на всю жизнь.

— Не беспокойся о моем целомудрии, Уэстфилд вовсе не собирается соблазнять меня. Он даже не пытался притвориться обаятельным. Похоже, я ему абсолютно безразлична, как и он мне. Но, может, это и к лучшему.

София взглянула в окошко коляски и заметила, что прохожие на Уайтчепел провожают взглядами их прекрасный экипаж. Лучше уж разглядывать прохожих, чем тратить время на размышления об этом негодном дворянине.

— Бог мой, ты совсем не похож на человека, которому причинное место отшибли, — проворчал Саймон Адлер, входя в гостиную Хейдена.

— Если ты пришел меня оскорблять, черствая сволочь, лучше поворачивай свой волосатый зад и вали отсюда, — парировал Хейден.

Саймон, смеясь, расстегнул черное пальто и уселся в кресло у камина.

— Я только что узрел красотку, выходящую из твоего дома. Ты нанял Селии новую гувернантку?

— Нет. Ты видел женщину с прилизанной прической, холодными глазами и хмурым видом?

Старый приятель Уэстфилда водрузил ноги на оттоманку и усмехнулся.

— Напротив. Блестящие волосы, прелестные глазки и губы, которые, кажется, просто созданы для поцелуев.

Хейден фыркнул.

— Мою новую сиделку целовать совсем не хочется. Думаю, так можно лишиться языка.

Саймон ухмыльнулся.

— Мегера, да? Что ж, старина, как раз твой тип.

Хейден провел рукой по бедру.

— Я усвоил свой урок.

Саймон посмотрел на него с сочувствием.

— Я предупреждал тебя насчет Адель. Ты собираешься обратиться к властям или хочешь разобраться с этим делом, не поднимая шума?

— Брат Адель Кент отправил ее на континент, надеюсь, в какой-нибудь сумасшедший дом. Я обещал ему, что пока она остается там, я не раскрою ее. Не желаю подыгрывать газетчикам, которые пытаются раздуть эту историю. Надо же подумать о Селии и Эдит.

— Твоя хорошенькая сиделка скоро вернется? Я хотел бы с ней познакомиться.

На губах приятеля заиграла плотоядная ухмылка.

Хейден не мог понять, почему, но мысль о том, что Саймон познакомится с мисс Софией Камден, вызвала у него холодок беспокойства.

— Она уехала в уайтчепельскую миссию, где будет трудиться во имя Господа.

На лице Саймона появилась гримаса разочарования.

— Набожная? Какая трагедия. Как ты думаешь, ее можно соблазнить?

— Сомневаюсь.

— Ага, значит, эта женщина не поддалась твоим чарам.

Хейден раздраженно двинулся на жалобно скрипнувшей кушетке.

— Разве я похож на завзятого соблазнителя?

— Честно? Нет, однако я готов поспорить, что ты это сделаешь, поскольку считаешь ее злобной.

— Мне это не интересно.

— Не интересно пари?

— Я пришел к выводу, что терпеть не могу пари. Когда моя злобная сиделка покинет мой дом, я вздохну с облегчением. Подай мне костыли, пожалуйста.

Саймон встал и подал ему костыли.

— Помощь нужна?

— Нет, я пока останусь здесь.

Хейдену просто надоело лежать в постели.

— Тогда я ухожу. Возможно, навещу тебя через несколько дней, и ты представишь меня своей хорошенькой сиделке.

— Не думаю, что получится, она здесь надолго не задержится.

И вновь странное и необъяснимое недовольство охватило Хейдена.

— Тебе видней. Ладно, выздоравливай и береги себя, старина.

Час спустя после ухода Саймона Хейден, опираясь на костыли, проковылял обратно в спальню. Он неосторожно двинул больной ногой и поморщился от острой боли, пронзившей бедро. Граф уже был почти у кровати, когда в комнату вошел Мэтьюз. Слуга бросился к хозяину.

— Осторожно, милорд, вы можете упасть.

Хейден, прищурившись, посмотрел на перебежчика. Мэтьюз отвел глаза.

— Вы ведь не рассчитывали, что я стану вырывать костыли у мисс Камден? Я не мог бороться с женщиной.

— Она чертова заноза в моем боку, вот что она такое.

Вопросительный взгляд Мэтьюза выдал его замешательство.

— Что-то идет не так, как задумано, милорд?

Уэстфилд утвердительно буркнул и медленно опустился на кровать.

— Мне тоже так показалось, — пробормотал лакей, принимая у хозяина костыли. Хейден осторожно перекинул ноги на кровать и натянул на себя покрывало. — Вам что-нибудь принести?

— Нет.

Он ни за что бы в этом не признался, но он чертовски устал.

Мэтьюз поклонился.

— Тогда я вас оставлю, милорд, похоже, вам необходимо отдохнуть.

— Мисс Камден еще не вернулась?

Он сам не понял, почему задал этот вопрос, ведь надо радоваться, что эта женщина ушла.

— Она не…

Шум в коридоре помешал слуге ответить. Сенбернар размером с маленького пони и весом не менее одиннадцати стоунов ворвался в комнату, таща за собой дворецкого.

Хоторн пытался удержать животное, но огромная собака легко преодолевала сопротивление дворецкого. Хейден сразу узнал собаку.

— Проклятье! Что здесь делает Леди Оливия?

Измученный Хоторн наконец укоротил поводок и остановился.

— Ее привел парнишка, и, хотя я отказывался принять собаку, он заявил, что выполняет приказ хозяина. Сэр Гарри считает, что пес станет для вас хорошей компанией во время вашего заточения.

— Черт побери, немедленно верните ее сэру Гарри.

— Мальчишка сказал, что джентльмен уехал из города, — ответил Хоторн, отталкивая слюнявую пасть собаки.

Боже, скорее всего, у этого человека кредиторы висят на хвосте. Хейдену было непонятно, почему он приятельствовал с этим плутом. У Гарри было совсем немного качеств, которые бы располагали к нему, конечно, если не испытывать приязни к игрокам, транжирам и грубиянам, а этот человек обладал всеми этими характеристиками.

Леди Оливия мотнула головой, и большой комок слюны прилип к идеально отглаженным брюкам дворецкого. Хоторн застонал.

— Парень сказал, что животное нужно выгуливать четыре раза в день, иначе она загадит все, что можно. Это не мои слова, милорд, так сказал мальчишка.

Неожиданно собака дернулась вперед, и Хоторн выпустил из рук поводок. Леди Оливия, басовито гавкнув, прыгнула на кровать, восторженно размахивая хвостом. Ткнувшись мокрым носом в лицо Хейдена, она принялась облизывать его, граф в раздражении лишь уворачивался от слюнявой морды.

— Дайте мне пистолет!

Дворецкий побледнел.

— Милорд, вы не можете застрелить ее.

— Я и не собираюсь. Я, черт возьми, собираюсь застрелить вас.

Дворецкий выпрямился в напряжении и вздернул свой длинный тонкий нос.

— Парень сунул мне поводок в руки и ушел. Что мне было делать?

Хейден сердито посмотрел на Хоторна, затем на Леди Оливию. Успокоившаяся собака лежала, положив лобастую голову ему на грудь, и преданно смотрела в глаза Хейдена. Проклятье, эта чертова псина всегда демонстрировала к нему поразительную привязанность. Неудивительно, что Селия находит это животное занимательным, но он не представлял, что делать с этим зверем до возвращения девочки.

София вернулась в резиденцию лорда Уэстфилда до трех часов — как раз вовремя, чтобы успеть принести ему поднос с полуденным чаем. Еще в коридоре она услышала, что граф резким тоном кому-то что-то приказывал и при этом ругался как сапожник. Софии хотелось верить, что в спальне графа была не новая горничная. Молодая девушка только что приехала из деревни и, когда нервничала, начинала заикаться. София расправила плечи, собираясь войти в распахнутую дверь, надеясь прервать гневную тираду Уэстфилда.

— Проклятье, неужели ты не можешь лежать спокойно? — возмущался он. — Оливия, убери свою голову из-под моей ночной рубашки и засунь свой чертов язык обратно в пасть.

София замерла в оцепенении, глядя на открытую дверь. Ну не может же Уэстфилд развлекаться с женщиной при незапертой двери. Девушка покачала головой и решительно вошла в комнату, но тут же замерла у порога. Уэстфилд отталкивал от себя некое длинное тело, скрытое его покрывалом.

— Бесстыдная сука. Перестань лизать мне пятки!

София развернулась, намереваясь выйти из комнаты, но Уэстфилд уже заметил ее.

— Не знаю, сколько Гарри за нее заплатил, но он полный болван. Она не умеет выполнять даже простейшие команды, хотя огромна, как корова. — Он отодвинулся от остававшейся под покрывалом фигуры. — Она пробыла здесь всего несколько часов, а я уже устал от нее.

София стояла неподвижно, уткнувшись взглядом в поднос, который держала в руках. Томас был прав, у этого человека нет никаких моральных принципов, он развлекается с какой-то потаскушкой, и это при открытых дверях. Хуже того, его нисколько не смутило даже то, что она их застала. Ее мысли прервал голос Уэстфилда:

— Мисс Камден, поставьте проклятый поднос и передайте Хоторну, чтобы он пришел сюда. Может, ему удастся с ней справиться.

У Софии перехватило горло. Дворецкий? Он хочет, чтобы дворецкий поразвлекся с этой женщиной? Если это какой-то отвратительный трюк, чтобы выиграть пари, ему это почти удалось. Она открыла рот, чтобы высказать ему все, что думает о такой моральной извращенности, но в этот момент Уэстфилд поднял край покрывала и сердито взглянул на свою партнершу.

— Оливия, перестань лапать меня, или я выкину отсюда твой большой волосатый зад.

София услышала достаточно, чтобы оценить глубину его нравственного падения. Эта женщина, неважно, каков ее социальный статус, заслуживает большего уважения, чем проявил по отношению к ней Уэстфилд. София, едва не разбив стоящую на подносе посуду, почти швырнула его на комод.

— Вам должно быть стыдно, даже по отношению к своим лошадям джентльмены проявляют больше уважения.

— Хотел бы я, чтобы это была моя лошадь. Почему бы вам не лечь с ней в постель и не посмотреть, каково это будет? А еще лучше, пусть ее приведут в вашу комнату, и вы сможете провести вместе всю ночь.

Единственное, что могло удержать Софию от резкого ответа, — какая-нибудь катастрофа типа землетрясения или наводнения.

— Порочный вы человек! Вы, — она задумалась в поиске слова, которое могло бы передать ее отвращение, — мерзкий язычник, настоящий дикарь!

Она открыла рот, собираясь продолжить свою обвинительную речь, как вдруг широченная морда с высунутым языком высунулась из-под покрывала у изножья кровати. София испуганно вскрикнула и буквально отпрыгнула к двери.

— Боже правый! Что это?

Уэстфилд смотрел на нее как на дурочку.

— Это чертова собака. — Он сдвинул брови. — Боже правый, а вы что подумали?

— Ну… — Ее щеки стали пунцовыми, но суровое выражение исчезло с лица Софии, а на губах заиграла неуверенная улыбка.

Хейден откинулся на подушки и захохотал. Прошло несколько минут, наконец, он вытер влагу в уголках глаз, и его лицо стало серьезным. Сложив руки на широкой груди, он пристально посмотрел на нее.

— Мисс Камден, что вам причудилось? Кого, по вашему мнению, я пустил к себе в постель?

София сглотнула.

— Вы называли ее Оливией и сказали, что Гарри по глупости заплатил за нее слишком много, естественно, я решила…

У нее загорелись кончики ушей, и она сосредоточилась на собаке, которая, казалось, с любопытством смотрела на нее.

— Ну же, продолжайте, — подсказал Уэстфилд.

Она подошла ближе к кровати.

— Думаю, я должна перед вами извиниться, милорд.

Хейден открыл рот, и она уже приготовилась выслушать язвительный упрек, но вместо этого он произнес почти недоверчиво:

— Дверь в мою спальню была широко распахнута. За кого же вы меня принимаете?

Она выдавила слабую улыбку.

— За великодушного человека, сэр.

Граф широко ухмыльнулся.

— За последние несколько лет меня называли по-разному, однако «великодушие» не входило в число моих характеристик.

Он стянул одеяло с собаки.

— Леди Оливия, позвольте вас представить мисс Софии Камден.

Огромная собака, таких София никогда и не видела, перекатилась на спину и раскинула задние лапы. На лице его светлости появилось выражение полнейшего отвращения.

— Реверансы излишни. Мисс Камден, как вы видите, эта дама не сторонница условностей.

— Она ваша?

— Боже правый, нет. Она принадлежит моему приятелю, который отдаст богу душу, как только я до него доберусь. — Собака высунула длинный язык и лизнула его пятки. — Боже, помоги мне. — Уэстфилд подтянул ноги. — Пожалуйста, позовите Хоторна, пусть он заберет эту псину. Хорошо, что он по доброте своей согласился выгуливать ее шесть раз в день, хотя поначалу считал, что достаточно и четырех.