Свет

Рейвен Кеннеди, 2022

Жизнь – золотая ложь. Смерть – сплошная гниль. Подобно фениксу, мне предстоит восстать из пепла и научиться владеть своей силой. Пускай с подрезанными крыльями, самое главное – что я больше не в клетке. Свободна и готова выпорхнуть из всех королевств, в которых меня удерживали! Если ты бросаешь вызов королю, то все остальные отворачиваются от тебя. Но у меня есть другой король. Мой. Правда, несмотря на устрашающую силу Слейда Ревингера, другие монархи все равно придут за мной. Поэтому мы с Ревингером будем сражаться друг за друга до последней минуты. И если нам придется стать злодеями, то так тому и быть.

Глава 7

Слейд 8 лет

Я жутко устал. У меня болит все тело, но сильнее всего руки и спина, откуда видны шипы. Они торчат даже сейчас, отчего кожа натягивается и становится серого цвета.

— Еще!

Я вздрагиваю, услышав приказ отца, но поднимаю меч и пытаюсь его удержать, хотя он тяжелый, и у меня сильно дрожит рука.

Боевому искусству меня обучает фейри по имени Кадо. Он лысый, как мой отец, но темнокожий и без бороды, и умеет доставать из пальцев клинки. И когда Кадо их достает, день редко бывает хорошим.

Раньше я упражнялся с Кадо три дня в неделю примерно по часу, но после того, как несколько недель назад у меня проявилась сила, отец заставляет меня тренироваться каждый день на протяжении нескольких часов. Он говорит, что я должен нарастить физическую силу, чтобы уметь обращаться со своей магией. Остальные мои уроки пока временно приостановили. Но я еще не умею пользоваться своими шипами или силой по команде.

Я стараюсь. Правда стараюсь. Я устал каждый день торчать на этом поле под палящим солнцем, истекая потом, но отец заставляет меня упражняться не с деревянным мечом, а с настоящим. Меня все это бесит. Однако отец утверждает, что, только превозмогая себя, можно пробудить свою магию.

Я едва успеваю поднять меч, как Кадо обрушивает на него свой клинок. Я должен отрабатывать блок, но он бьет так сильно, что лязг металла проходится по рукам, отчего возникает неприятное ощущение в зубах.

Пошатнувшись, я отступаю назад и увязаю ногами в шелестящей траве.

— Совсем не похоже на блок! — гаркает мой отец.

Оглянувшись, вижу его в нескольких футах от меня, а рядом с ним стоит дядя Иберик. Ненавижу, когда они наблюдают за мной, обращая внимание на любой промах.

— Я устал, — пыхчу я. Мне приходится вытирать со лба пот, потому что он попадает мне в глаза, вызывая дискомфорт.

— Ты до сих пор слаб, — возражает он, скрестив руки на груди, обтянутой красной рубашкой в тон моей. Цветом она напоминает кровь. Такого же цвета была вчера у меня губа, когда я пропустил блок, и Кадо засунул мне в рот рукоять своего меча. Такого же цвета стекает по моим рукам кровь, когда из них вырываются шипы.

— Заставляй себя, Слейд. Воспользуйся силой и призови свою магию.

Стиснув зубы, я разворачиваюсь и, едва успеваю пригнуться, замечаю, как уже замахивается Кадо. Я пытаюсь взмахнуть мечом, но не успеваю поднять его для второго выпада. В последнюю секунду Кадо отступает, и мне в бок врезается не клинок, а его рука, но все равно больно.

Я валюсь на землю, уткнувшись в нее лицом, и дышу так тяжело, что колышутся стебли сухой травы. По медному привкусу во рту понимаю, что, похоже, у меня рассечена губа.

— Вставай! — приказывает отец.

Я пытаюсь, но дрожу всем телом, а еще я уронил меч. Даже не знаю, куда он упал.

— Вставай!

— Стэнтон!

Услышав материнский голос, я сажусь. Она подходит к отцу с перекошенным лицом. Мне неприятно видеть, что она за меня волнуется, поэтому снова пытаюсь подняться. Это нелегко, и у меня чуть-чуть кружится голова, но я справляюсь. Вот только меч найти не могу.

— Ему нужен перерыв, — слышу я ее слова.

Дядя Иберик качает головой.

— Ай, да все с ним в порядке.

Черные волосы матери слегка развеваются на ветру, которого я не чувствую. Но хотел бы, потому что сейчас так жарко, что я ощущаю себя буханкой хлеба, выпекаемой в духовке Кука.

— Ты здесь уже несколько часов, и он устал.

Отец даже не смотрит на меня, но я вижу, как темнеет его взгляд, обращенный на мать. Я вновь покрываюсь потом, но вовсе не от жары.

— Он фейри, — парирует дядя Иберик. — Мы устроены совсем иначе, чем вы, ореанцы. Мы сильнее.

Интересно, еще кто-нибудь видит, как моя мать сжимает кулаки?

— Да, а еще он наполовину ореанец. И ему всего восемь. Даже мальчики-фейри не могут тренироваться на мечах по нескольку часов под палящим солнцем. Ему нужен перерыв, иначе он перегреется на солнце и не сможет завтра тренироваться. У большинства фейри сила проявляется только в пятнадцать лет! Ты слишком на него давишь. — Мать говорит решительно, не сводя взгляда с отца.

Но я знаю, что произойдет. Позже, когда никого не окажется рядом, отец будет с ней груб. Может, даже причинит боль. Я этого не хочу.

Последние несколько недель я ходил за мамой как приклеенный. Если отец рядом, я отвлекаю его от нее. Пока это легко, учитывая, как он был взволнован тем, что моя сила проявилась так рано. Не хочу, чтобы он снова обратил внимание на мою мать.

Мне приснилось, как он ее бил, и я проснулся, увидев, что матрац был в клочья порван торчащими шипами на спине, с шипов на руке свисали лоскуты простыни. Линии на моей коже раскинулись и на мою кровать, отчего дерево прогнило и обрушился каркас. Потому что эти линии и есть гниль. Может, я и не Разрушитель, но все равно разрушаю.

— Я в порядке, — говорю я, но у меня першит в горле, и как было бы приятно с головой окунуться в пруд. А еще хотелось бы бросить в него этот дурацкий меч, чтобы больше не пришлось практиковаться.

Кадо молчит, переводя взгляд между взрослыми, но беспокойства я в нем не наблюдаю. Он с радостью втоптал бы меня в землю, если бы того захотел мой отец.

— Видишь? — показав на меня, говорит отец. — С мальчишкой все в порядке.

— Стенто…

— Возвращайся в дом, Элора, — приказывает он.

Мама, кажется, разозлилась, как и мой отец, вот только эта эмоция немного отличается от его. Она всегда улыбается мне и Райатту. Смеется со слугами-ореанцами, она добра и спокойна по отношению к лошадям. А рядом с отцом лицо у нее меняется. На нем либо застенчивое, либо злое, либо испуганное, либо грустное выражение. И все они ей не подходят. Так не должно быть.

Хочу, чтобы она была такой же, как в моменты, когда смотрит на нас с братом.

— Я пойду в дом вместе со своим сыном, — упрямо говорит она.

Сердце у меня гулко бьется, пока я наблюдаю за родителями.

Дядя Иберик изумленно смотрит на нее.

— Как ты смеешь проявлять такое неуважение к своему господину и мужу! Он — фейри. Он привел тебя в наш мир, позволил тебе тут остаться, даровал долгую жизнь, детей и возможность жить в нашем мире.

Мать даже не обращает на него внимания, в отличие от отца. Когда к нам приезжает дядя Иберик, характер у отца всегда становится хуже. Ему не нравится, если кто-то перечит или плохо себя ведет — особенно когда рядом посторонние.

Гнев на лице моего отца вызывает у меня прилив эмоций. Когда он делает шаг к маме, трава у моих ног внезапно становится коричневого цвета. По моим рукам пробегают черные линии. Шипы, каждый разной длины, пронзают кожу.

Когда по траве растекается гниль, отец поворачивается ко мне. Вместо радости, как в первый раз, он крепко сжимает губы.

— Так вот когда проявляется твоя сила? — рычит он. — Ты должен был воспользоваться ею во время тренировки. Вот еще одно доказательство, что ты не прикладываешь никаких усилий.

— Клянусь, я стараюсь, — говорю я ему. Я пытаюсь дотянуться до ноги и стереть кровь, стекающую из порезов на руках, но только рву штаны одним из шипов.

— Тебе нужно учиться, — говорит мне отец и идет вперед. Он проводит взглядом по коротким и длинным шипам, по испачканной порезанной коже. — Ты не имеешь права поддаваться своей магии или дурацким эмоциям, — выплевывает он. — Ты мой сын, и тебе придется научиться использовать свою магию, чтобы я гордился тобой.

А не то пеняй на себя.

Эти слова — негласная угроза.

Я склоняю голову.

— Да, отец.

Он вздергивает подбородок.

— Уводи его в дом.

Не теряя времени даром, мама спешит ко мне. Она хватает меня за плечо, не изрешеченное шипами, и мы бредем к поместью.

Всю дорогу мы молчим, но в голове громко звучат отцовские слова.

«Тебе придется научиться использовать свою магию, чтобы я гордился тобой».

Потому что сейчас он мной не гордится. Я снова и снова разочаровываю, и он возненавидит меня до конца жизни.

Глаза жжет, но я продолжаю шмыгать носом и силюсь не плакать. Слишком часто я плачу в последнее время. Но все равно слышу в голове слова отца. Я ужасно хотел, чтобы он перестал во мне разочаровываться, и полагал, что как только покажу свою силу, так и произойдет. Но все вышло совсем иначе.

Вернувшись в свою комнату, я молчу, пока меня купают и помогают подготовиться ко сну. Позже мама приносит еду и какие-то флаконы с лекарствами, чтобы очистить мою раздраженную, разодранную кожу. Я снова молчу, хотя когда она поливает меня жгучей жидкостью, становится больно. Но шипы хотя бы исчезли, потому спать с ними мне не придется.

Вытерев последние капли крови, мама обхватывает мои щеки руками и заставляет на нее посмотреть.

— Слейд, я хочу, чтобы ты выслушал меня, и хочу, чтобы ты запомнил мои слова. Хорошо?

Я медленно киваю.

В ее взгляде сквозит неистовая любовь.

— Ты мой сын, и я уже горжусь тобой. Каждый день.

Кажется, будто я сейчас разревусь, как младенец, но с трудом глотаю подступивший к горлу ком.

— Но я слабый. Моя сила проявляется только, когда я испытываю эмоции, а отец говорит, что так не должно быть.

— Ты не слабый, — уверенно возражает мама. Когда я принимаюсь спорить, она продолжает: — Необязательно проявлять жестокость, чтобы быть сильным. Необязательно становиться злым, чтобы казаться храбрым. Необязательно смотреть на других свысока, чтобы казаться выше. Если ты испытываешь чувства, это не означает, что ты слабый. Наоборот, ты настолько умен, что позволяешь себе чувствовать.

Когда в глазах щиплет так сильно, что сдержаться уже невозможно, мама вытирает мне щеки большими пальцами.

— Я не хочу быть похожим на него, — шепчу я и смотрю на дверь, боясь, что отец меня услышит, хотя в комнате только мы с мамой. — Я не хочу ломать, заражать гнилью или портить. Я хочу быть хорошим.

На лице матери отражается печаль.

— Ты очень хороший, Слейд. Я каждый божий день тобой горжусь. И не потому, что на руках у тебя шипы, а по венам течет магическая сила. Не из-за крови или статуса, который ты однажды получишь. — Мама кладет руку мне на грудь, накрывая гулко бьющееся сердце. — Я горжусь тобой благодаря этому. Не из-за того, на что ты способен, а за то, кем ты однажды станешь.

— И кем я стану?

Она наклоняется и, убрав влажные волосы с моего лба, целует меня.

— Ты станешь собой. И будешь этим гордиться.