Неукротимая

Регина Грёз, 2022

На планете Петри смутное время. По нелепому обвинению юная художница Тарико оказалась в трудовом лагере, где ее таланты хочет использовать суровый начальник. Субад сделает невинную девушку своей наложницей, но скоро и сам попадет в тиски роковой страсти. Друзья намерены спасти Тарико и обращаются к влиятельной госпоже Фалид. Она богата, красива и пользуется мужчинами для своего удовольствия. У нее старые счеты с Субадом.

Глава 2

Испытание

В гостиной госпожи Нияши уютно пахло свежезаваренным чаем и сладкой выпечкой. Сидя на бархатистом коврике, Тарико натянуто улыбалась проделкам комнатной собачки и старалась прислушиваться к монологу хозяйки. Очень хотелось есть, но правила этикета не позволяли первой взять с подноса хрустящий рулетик, а госпожа Нияши забыла предложить или нарочно тянула время.

Одинокая пожилая женщина имела скверный характер и не часто впускала в дом гостей. Удивительно, как вообще открыла двери перед Тарико после ареста Агаты и Йори Сан.

— Благодарю за то, что согласились принять меня!

— Твой названный отец все-таки сын моей покойной сестры. Жаль, что выбрал скользкую дорогу.

Минувшая неделя разделила жизнь Тарико на две части словно ржавая пила сухую ветку. Скрипучий голос отцовской тетушки действительно напоминал звук старого, несмазанного инструмента.

— Бедная девочка! Конечно, ты пострадала зря. А ведь я предупреждала Йори не заводить дружбу с оппозицией. Я предостерегала его от поездок на холодную Карду. Нельзя вставать на пути голодного муравьеда. Нельзя плыть против течения — разобьешься о камни.

Выждав паузу, Тарико тихо спросила:

— Вы позволите мне пожить у вас до суда?

Старушка подслеповато прищурилась, вокруг глаз густо собрались морщинки.

— В прошлый приезд ты назвала меня бабушкой.

— И вы сердито поправили меня… Я осознала ошибку. Мы не родственники по крови. Я не имею права обращаться к вам со своей бедой, но больше никто не откликнулся.

— Умница. Приемная мать все-таки научила смирению.

— Другой семьи я не знала.

Тарико опустила голову, вспоминая последний адрес, по которому могла найти убежище на ночь. Кауми дал ей ключи от рыболовецкой будки под мостом. Лучше бы попасть туда до темноты.

— Значит, мне уйти, госпожа Нияши?

— Постой. Я была в ссоре с твоим так называемым отцом и недолюбливала его жену, но ты плохого мне не сделала, Тарико. Я попробую помочь. В трудовом лагере твоя молодость скоро завянет. Надо использовать красоту, пока есть возможность.

— И что я должна сделать? Может, мои картины…

Госпожа Нияши взмахнула надушенным платочком, будто желая отогнать злых духов или мерзкий запах.

— Твои хваленые картины всего лишь жалкая мазня впечатлительной девчонки. Их приняли на фестиваль по отцовской протекции, тебе ли не знать. А теперь, когда статус семьи Сан пошатнулся, кому нужны испачканные холсты?

— Вы несправедливы! Мастер Юми нашел свежий взгляд…

— На вчерашние трупы? Ты больна, девочка. Ты любишь рисовать смерть, вот и привлекла ее в родные стены.

На это обвинение Тарико уже не смогла ответить с прежним пылом, и госпожа Нияши хрипло засмеялась, поглаживая растопыренной пятерней голубую шерстку питомца. Остро подпиленные желтоватые ногти казались хищными когтями.

— Пора взглянуть правде в глаза, милая. Твои приемные родители не угадали настроение новой власти и поплатятся жизнью. А тебя скоро сошлют на исправительные работы. Вместо кисти из моарового дерева ты возьмешь в руки скребок и лопату. Есть способ получить более мягкий приговор, нужно лишь уточнить детали. Ты еще чиста?

— Что? — Тарико со звоном поставила хрупкую чашку на крохотное блюдце. — Простите! Я не поняла вопрос.

— Нет времени на деликатность. Спрошу иначе, твой жених Кауми уже успел запустить своего угря тебе между ног? Ты лежала под ним? Или открылась стоя? Отвечай, прямо, Тари. Это может помочь делу.

— Мы договорились соединиться после свадебной церемонии.

Госпожа Нияши удовлетворенно вздохнула.

— Есть один достойный человек, которому ты давно нравишься. Он обеспечен и на хорошем счету в Совете Петрианы. Проведи с ним время и останешься в городе. За твою невинность он будет тебя уважать.

— Нет, — холодными ладонями Тарико стиснула пухлые подлокотники, обтянутые ворсистой тканью.

"Словно брюшки противных гусениц!"

— Упрямая девочка, ты мне не безразлична, хотя племянник и вытащил тебя из унылой дыры на краю системы. Он всегда жил эмоциями, не пожелал взять в дом местную малютку, ему экзотику подавай. С тобой еще повезло… ты быстро всему обучалась. Подумай хорошо, Тари, может и поделки твои удастся сохранить. Другого способа не смогу придумать, а директор Магуто — влиятельный господин, он бы поддержал тебя в трудный час.

Дрожа от негодования, Тарико поднялась с кресла и смахнула с платья клочки мягкой голубой шерсти.

— Лучше захлебнуться в болотной жиже, чем спать с жирным, чванливым кабаном Магуто. Как я не догадалась раньше? Вы нарочно послали за мной, чтобы выступить в роли сводни. А я считала вас единственным храбрым человеком Хорсаки. Остальные просто не открыли дверей, притворились камнями в саду, слились с интерьером.

В голосе Тарико звучало откровенное презрение.

— Бабушка Ни! Теперь понимаю, почему отец вас избегал, а мама боялась. Вы готовы продать меня, как курицу на базаре.

Госпожа Нияши откинулась в кресле и царственным жестом вытянула вперед сморщенную ладошку с оттопыренным указательным пальцем.

— Да, я последняя ветвь старинного, благородного рода. А кто ты такая, чтобы меня упрекать? Молчишь? Правильно! Потому что ты — никто! Жалкая сиротка с гиданского приемника, возомнившая себя великой художницей. Ты умеешь рисовать только мертвецов с оторванными руками и вытекшими глазами. Мерзость!

Изначально испорченная… Даже прожив двенадцать лет в изысканном доме Сан, ты не способна излучать красоту и гармонию. Господин Магуто оказал тебе большую честь, но ты заслуживаешь только грязной лагерной охраны.

По лицу Тарико текли слезы.

— За что вы так жестоки, бабушка? Ваш племянник — мой названный отец, любил меня, хвалил мои работы, говорил, что они настоящие. Они свидетели…

— Уходи. Ты безумна. Отныне даже полусвет новой Петрианы для тебя навсегда потерян. Господин Магуто найдет себе другую забаву на пару недель, а благородный Кауми Чагоро получит невесту, воспитанную в традициях послушания старшим. Ты уже забыта. Ты пришла к нам из праха нищей планеты, туда и вернешься.

Покинув высокую ограду госпожи Нияши, усталая Тарико неверным шагом миновала улицу, торопясь к реке. Одна мысль мелькала в тяжелой голове: «Может, она права? Мои картины несут зло, и я сама стала проклятьем для доброго человека, забравшего меня с Гиды».

На перекрестке Тарико остановил полицейский патруль, но проверка документов уже не вызывала страха, как пару дней назад.

— Да, я помню, что не имею права покидать Хорсаки. Да, я знаю, что обязана прибыть на судебное заседания в срок.

«Выкроить себе кусочек свободы ценой потных объятий похотливого старика Магуто… Это бабуля Ни сошла с ума, а не я.

Отец бы посоветовал ночью переплыть пролив Баноко и удачно захлебнуться где-то на середине. А мамочка фыркнула бы, что это слишком энергозатратный способ и предложила использовать яд. Мы вместе бы посмеялись над шуткой… Надеюсь, их не станут пытать в тюрьме. У отца нет секретов, они не шпион, не разведчик. Просто популярный журналист, ставший костью в горле у новой власти».

С реки дул пронизывающий ветер. Тарико чуть не упала, запнувшись о камень в темноте, и тотчас впереди замигал тусклый фонарь. У рыбацкой будки сгорбилась знакомая фигура Кауми.

— Я думал, ты уже не придешь. Почему так поздно?

— Это тебе не следовало искать меня. Я замерзла, можно войти внутрь?

— Да, конечно, я принес немного еды.

Он суетливо пропустил ее вперед, зажег лампу и придвинул стул к грубо сколоченной столешнице, прикрытой засаленной бумагой. В каморке стоял горьковатый запах рыбы и сапожного крема.

— Я очень признательна. Есть новости?

Она жадно накинулась на остывшие бобы и морковную запеканку в контейнере. Кауми отвернулся, чтобы не видеть ее настолько голодной и жалкой, совсем не похожей на прежнюю аккуратную Тарико Сан.

— Я связался с агентом госпожи Фалид, но точного ответа пока не получил. Не волнуйся, картины останутся в безопасном месте. И вот еще что… нужно составить договор передачи. Формально они твои.

— Так ты за этим пришел?

Она некрасиво шмыгнула носом и вытерла лицо тыльной стороной ладони.

— Я дарю их тебе, Кауми Чагоро, но с одним условием.

— Все что смогу, Тари…

— Сделай меня женщиной прямо сейчас. Я не хочу, чтобы первый раз это случилось в лагерном бараке. Понимаешь?

Она перехватила его испуганный взгляд и зажмурилась от стыда.

— Найди мне немного воды, я сейчас умоюсь.

Кауми достал из портфеля еще одну пластиковую бутыль и влажные салфетки. Он всегда был предусмотрителен и готов оказать мелкие услуги друзьям. Но в эту ночь Тари просила невозможного. Растрепанная, измученная девушка вызывала в нем только сочувствие и горечь, а вовсе не вожделение. Кауми Чагоро был настоящим эстетом.

Родные строго запретили ему посещать Тарико Сан, а он все равно пришел, разве одно это не говорит о мужестве и чести бывшего жениха.

— Мне больше некого просить, ты же знаешь, — словно оправдываясь, сказала Тарико, и не дождавшись внятного ответа, рассеянно оглядела каморку.

— Смотри, у стены есть лавка. Ты сядешь на нее, а я… или как-то иначе.

— Пожалуйста, перестань! Я не животное, и не стану пользоваться твоим отчаянием, — глухо пробормотал Кауми, принимая вид возмущенной добродетели.

— Сказал бы правду, что не хочешь меня как тогда, в саду на дне рождении Йори. Ну, вспоминай! Мы спрятались в беседке и целовались, пока ты не стал жаловаться, что тебе больно. Мне нужно было уступить, пожалеть тебя… Я тоже очень этого хотела и мне было тяжело говорить «нет». Может, если ты хоть немножко вспомнишь тот вечер, сейчас все получится? Скажи, что мне сделать? Я сниму одежду.

— Ты замерзнешь, Тари.

— Это не важно. Какие глупости ты говоришь.

Она плавно приблизилась к нему, чаруя ласковой улыбкой и блестящими глазами — прежняя веселая говорунья и фантазерка. Любимая без малейшего изъяна. Кауми обнял ее, изо всех сил стиснул гибкое, послушное тело, нашел мягкие губы. Ах, если бы вернуться назад в тот весенний день, когда поцелуи кружили голову, заставляя забыть о времени и месте! Что ему тесная будка и скамья в присохшей рыбьей чешуе…

И все-таки это противно, неестественно, гадко. Как может деликатная, нежная Тари требовать от него интимных услуг на краю бездны? Он не готов прыгнуть за ней, а значит, ни к чему мучить себя напрасно.

— Нам следует покориться судьбе. Может, все еще обойдется.

— Мы были больше друзьями, чем возлюбленной парой, правда? — она странно усмехнулась. — Хорошо, что не стали мужем и женой. Невзгоды растащили нас по разные стороны улицы, ты пойдешь в свой департамент, а меня зашвырнут гораздо дальше. Что я должна подписать? Глаза закрываются, потом попытаюсь заснуть.

Кауми мысленно возблагодарил богов. Еще одно ценное качество нравилось ему в Тарико — она умела сохранить лицо и крепость духа в самой невыгодной ситуации.

— Позволь, я покажу тебе документы. Вот так… свет здесь плох, я сам прочту третий пункт договора… ага, вот оно — пока ты находишься в отъезде, поручаешь мне передать все свои работы лицу, заинтересованному в их покупке.

— А если никого не найдется?

— Постараюсь сохранить до твоего возвращения.

Кауми хотел говорить уверенно, на самом же деле понятия не имел, сколь долго станет арендовать дешевый отсек в пригородном архиве. Меняется мир, развиваются технологии, растет число творцов в сфере искусства, даже роботов научили сочинять песни. Каждый день появляется новый гений. У Тарико были прекрасные перспективы, но ее звезда готова закатиться, едва вспыхнув.

На прощание Кауми подробно рассказал бывшей невесте, как правильно вести себя на судебном заседании, чтобы получить максимальное снисхождение. Советы адвоката его уровня стоили больших денег, лишь бы она ничего не забыла и не перепутала. Скорее бы кончилась неопределенность!

— Радуйся, что тебя не заставили ждать приговора в каменном мешке.

— В Петриане самое лучшее правосудие, — соглашалась она сквозь зубы. — Недаром смолкли все протесты и беспорядки на улицах. Теперь хорошо всем. Особенно тем, кто говорить уже не способен.

Кауми дал себе мысленный зарок не возвращаться к ней — колючей, опасной, с немытыми волосами и дерзкими речами, но изменял своему слову и как заколдованный еще дважды приходил на берег с удочкой и пакетом съестного, нарочно прикупил живую рыбу — сунуть под нос местному инспектору, если тот привяжется с расспросами.

Мать Кауми жгла свечи перед фамильным керамическим алтарем, молилась, чтобы сын обрел покой и выбросил из головы даже память о маленькой художнице. Тоже считала дни. Но волноваться ей было не о чем.

Тарика вела себя безупречно для своего положения, больше не пыталась соблазнить гостя, не приставала с расспросами о ходе аукциона по торгам имущества семьи Сан.

Казалось, теперь она ждала Кауми только ради угощения и свежей рубашки. Слышалась легкая издевка в ее благодарности.

— Спасибо тебе. Ты мой самый лучший, самый последний друг.

И все же она подвела его на суде, заставила покраснеть за напрасно потраченные уроки. Когда защитник обратил внимание судьи на тот факт, что Тарико — приемная дочь и не может в полной мере отвечать за вредоносные действия Агаты и Йори Сан, случился скандал.

Своенравная девчонка открыто заявила, что не откажется от своих родителей, поскольку категорически не верит в их виновность. Ей сохранили жизнь, но назначили семь лет исправительных работ в лагере «Уригучи» на окраине префектуры Дайон.

Кауми ничего не знал о пункте назначения, но старший коллега, также наблюдавший за процессом из ложи, быстро его просветил:

— Гиблое место. Одно время там часто менялись начальники и охрана, пока не назначили какого-то разжалованного офицера с Сианы. Он завел жесткие порядки. Субад — его имя. Багери Субад. Говорят, настоящий пес. А что ему беречь наших ссыльных? Он — чужак, на Петри корней не имеет. Но в департаменте надзора им довольны. В таких крепких руках Тарико Сан имеет все шансы на исправление. Хе-хе… Чего не скажешь о других членах семьи… Но такова участь предателей.

Кауми бы настолько подавлен выходкой своей подопечной и тяжестью приговора, что не нашел в себе силы для последнего свидания, впрочем, Тарико в нем уже не нуждалась. Она с мысленным содроганием смотрела вперед.