Ину-Лат. Диверсия в городе

Раяна Сол, 2023

Мечтайте! Мечты имеют свойство сбываться. Вот у меня всё сбылось! Я хотела увидеть мир Богов: я его увидела. Да так, что лучше б вообще не смотрела. Любопытство сгубило немало кошек, и одну маленькую золотую змейку, то есть меня. И я теперь в чужом мире, в чужой стране и в роли забавной игрушки. Меня научили всему: языку и манерам, цирковым номерам, боевому искусству и умению одеваться. У меня есть красивый наряд и талант акробатки. Меня взял под свою опеку один из самых влиятельных людей этого нового мира: суровый и жесткий Командор по имени Далий. И я должна бы испытывать к нему уважение и благодарность. Пихнически. Вот только с пихникой у меня не лады. На моей планете ценят другие вещи: любовь, свободу, жизнь. Меня зовут Ину-Лат, для друзей Ину, для всех прочих -Диверсия. Чего я хочу? Свободы. И верните мне моего слона. Пожаааалуйста! А не то сама украду.

Глава 3

Мне сегодня приснилась мама. Впервые с момента смерти. Я не помню ни ее лица, ни голоса, только тепло и ласку родных рук, да то самое ощущение доверия и полной безопасности, которое бывает только в самом раннем детстве. А сейчас я видела женщину и понимала, что это именно она, моя мама. Разревелась, конечно. Уткнулась носом в ладони и жаловалась. На жизнь вообще, на разлуку с домом, на этого их Командора проклятого, чтоб его жабы покусали. Ядовитые. На Мамо. Ну а чего он? Не слушается, иногда и финт ушами может сделать за какой-нибудь слонихой, и хобот у него тяжелый, иной раз как даст по лбу, аж искры из глаз. Мама молчала, улыбалась и слушала, гладила по голове. Какой-то изначальной мудростью понимая, что сейчас мне именно это и надо. Просто выговориться. Когда этот чудесный сон почти закончился, она вдруг пребольно схватила меня за волосы, дернула к себе.

— Послушай, Ину. Послушай. Тебе надо вспомнить, кто ты такая. Тебе надо вспомнить старую сказку! Тут сон окончательно убежал, и я со стоном открыла глаза. А вот боль никуда не делась. Но болела не голова, где мама меня дернула за волосы, а почему-то все тело. Разгадка оказалась совсем простой.

Я лежала на холодном полу в каком-то каменном мешке. Мне кажется, во всех мирах, во всех вселенных, такие места, как тюрьма, больница и дом сирот, похожи до крайности. Ну это я сейчас такая умная, а тогда-то…Страх и ужас. Первое, что бросилось в глаза, а точнее в нос, это запах. Пахло тьмой. Да, у тьмы тоже есть запах. Боль, кровь, страх, дерьмо и что-то еще такое слабо уловимое. Смерть? Наверное. Так могла бы пахнуть смерть. Это сложно описать словами, только почувствовать, понять кожей. Я тихонько заскулила, села, подтянув ноги к коленям. Эх, права была Анетт. Что я имею в итоге? Ничего. Ни компании, ни еды, только это темное место. Кому от этого лучше? Никому. Думать надо было… Но после драки кулаками не машут. Это вам в нашей деревне всякий мальчишка скажет, да и девчонка тоже. Особенно такая, как я. Надо сказать, кулаками махать я умела. Это было хорошо. Для нашей деревни. Но недостаточно для новой непрошенной жизни. Здесь, чтобы выжить, надо стать воином, убийцей, как этот, как его, Командор. Вот уж кого я бы поколотила с удовольствием. Но не сейчас.

Я понимала и свою слабость, и свою силу. Моя сила в покорности. В умении затаиться и ждать. А там… Как он сказал: не поворачивайся к врагу спиной. Вот пусть и не поворачивается… А то ж… Не удержусь. Он назвал меня змеюкой. Змеи умеют ждать. Мама просила меня вспомнить старую сказку. Точнее для нашей семьи не сказку даже, а легенду, которую мало кто помнит. Я вот помню. Потому что всегда была любопытной, а еще умела слушать и подслушивать, когда разговаривают старшие. Мало кто знает, что не только слонов почитают в нашей деревне. Давным-давно посватался к нашей шакти богатый и влиятельный раджа. Была она бедна, а он имел тысячи рабов, и три тысячи полей и тучные стада коров ходили по этим полям. Этот брак не по нраву пришелся его родне. И когда новая жена вошла в его дом, сговорились женщины рода отравить ее и подложили в постель ядовитую змею. Но шакти была умной, она первая заприметила змею и обратилась к ней уважительно, и на колени встала и просила не смерти, но покровительства. И обещала заботься о змее, поить молоком до самой ее смерти. И змея согласилась. И укусила она женщину, но яда дала каплю только, чтобы не убить, но наградить. И мудрой стала шакти, как змея, и узнала она, кто против нее замышлял, а на следующий день заворожила своего супруга так, как это могут делать только змеи, и услал он своих жен в нижний гарем, а ее вознес, и сделал равной себе. Десять лет жена раджи поила змею отборнейшим молоком, десять лет змея жила в её доме, спала на её кровати, а по истечении срока сбросила змея свою кожу, а женщина одела, и стали доступны ей все тайные знания о мире, о погоде, о старых народах, что жили до нас и ушли в неизвестность и о ком напоминают только развалины древних храмов в лесной глуши; о других мирах и больших летучих лодках, что однажды приплывут к нам с неба. А еще говорят, что иногда ночью шакти становится змеей и охотится в джунглях. Это было очень давно. Нет уже раджи и его царства, а потомки этой пары давно живут среди обычных людей. И в нашей деревне тоже. Не всякое поколение и не всякое столетие, но иногда, когда в джунгли приходит засуха, а пожары выкашивают половину лесов, в обычной крестьянской семье рождается дева-змея. Высокая, сильная, гибкая, а главное хитрая, мудрая, и расчетливая. Но я и предположить не могла, что змеиный дар проснется и во мне. Я не была ни особо красивой, ни особо высокой. Словом ничем не выделялась среди других деревенских девчонок. Да, иногда во сне я видела себя змеей. Чувствовала, как шуршит трава под моим чешуйчатым брюхом, ощущала страх мелких зверушек в норе, их тяжелый мускусный запах, биение крохотного сердца. И как жажда охоты разгорается во мне, как я преследую свою жертву, острыми зубами впиваюсь в теплую плоть… Но это были только сны. Ну я так думала… А вот сейчас внутри я ощутила эту древнюю змею. Змея свила кольца вокруг моего сердца. Сжимала его в своих смертоносных объятьях. Шипела:

— Терпи, жди. Молчи. Ссссссслаба. Сссссслишком. Мессссть ссссладка, кровь врага будет пролита, но не сссссейчас. Так я и заснула, но снились мне на этот раз не змея, и не мама, мне снились синие глаза того, кто отдал приказ, того, кто забрал меня у отца, а отца у меня. Командора.

В этот день ко мне никто не пришел. И еды не давали, и питья. А может и не день. А больше. Здесь в темноте и тишине не понять, сколько времени прошло. Осмотревшись, я поняла, что карцер невелик. Четыре моих шага от стенки до стенки. Только что лечь или сесть. И здесь они с покатыми стенами явно не заморачивались, все обычно, четыре угла, да дверь. Для сна предлагался вонючий грязный тюфяк, так изукрашенный пятнами мочи и крови, что я предпочла сесть на пол. Для иных естественных нужд в углу имелось небольшое приспособление. Кое-как разобравшись, я подняла крышку. Вонь ударила в нос так, что из глаз потекли слёзы. Но тут уж деваться было некуда. Пришлось воспользоваться. Под высоким потолком висел магический светлячок. Он не гас, не искрил и не дымил, как наши свечи, горел ровным желтоватым огнем. Дверь круглая из какого-то прочного металла, но не железо. Железо я знаю. Вверху было небольшое окошко. Я сидела и думала, таращилась на светлячка. О чём думала? А ни о чем, или обо всём сразу, это как посмотреть. Умом я понимала, что моя прошлая жизнь осталась позади, и я уже не вернусь назад. Но принять эту правду была не готова. Мне казалось, что всё еще наладится, или, что я все-таки проснусь, и это будет просто сон. Мне никогда не снились такие сны, но, а вдруг. Нет. Чего, чего, а лгать я никогда не любила, ни себе, ни прочим. И сейчас, и потом, когда уже выросла и научилась многому из новой жизни, но не лгать. Никакой это не сон. А кошмарная правда и с ней придётся что-то делать. Сейчас многое зависит от того, какой я себя покажу. Характерец у меня тот ещё, цивилизацией не испорченный. От того и леплю в лоб, что думаю и этого цапнула за дело, и еще бы цапнула. Но тут главное, не перестараться, а то решит, что я ни на что не годна. А это не так. Затаиться. Ждать. Я помню. По лбу себя постучала, для верности. Чтоб прям вбилось, запомнилось.

Не знаю, сколько времени прошло. Живот уже бурчал. И пить хотелось нестерпимо. Но если они ждут, пока я попрошу, это зря. Терпеть нас учат с детства. Жару и голод, иногда и жажду, если вода приходит дурная и пить нельзя. Наши шаманы как-то определяют, когда можно, а когда нет. Боль опять же. Если ты работаешь со слоном, поначалу травмы неизбежны. И хоботом может прилететь, и на ногу наступит. Слонята глупые еще, неуклюжие. Бывает всякое. Мамо у меня хороший, а и то бывало, махнет башкой играючи, и хоботом слоновьим по башке, а это удовольствие то еще. Или вот клыком заденет. Не специально. Так-то он у меня добрейший души человек, слон, то есть. По Мамо я очень скучала, и по отцу тоже. Но о нём думать было совсем уж невыносимо. Слезы душили, и я теряла остатки разума. Лучше уж не думать. Пока. Потом, как-нибудь, когда я разберусь со всем этим. Надеюсь, что он дождется меня. И я всё-таки вернусь домой. Пока не знаю, как. Но вернусь. Надо будет, и Командора прибью. В деревне смерть частая гостья. Болезни, голод, насекомые, змеи, тигры. Никто не удивляется ей, не горюет долго. Не потому, что не жалко, а потому что некогда. И неизвестно будет ли у тебя еще день для горя или радости.

Слоны живут дольше людей. У слонов врагов не меньше, но они сильнее. Наши побратимы. Погонщик без слона, это все равно что жена без мужа. Ни то. Ни се. И своим не нужна и чужие не примут. Оттого и уходят вдовые за своими мужьями, чтобы только не позор, не изгнание. Есть и те, кто остается, живёт. Никто не судит ни тех, ни других, но и не жалеет. С жалостью у нас, как и с воспитанием, плохо.

Наконец дверь открылась. На миг я прикрыла глаза, готовясь к сиянию. Уже учёная. Но понимаю, что за ослепительным обликом скрывается обычный человек. А под красивым хвостом павлина, обычная куриная задница. И костюм — это всего лишь костюм. Никакие они не Боги. Сволочи они, порядочные. Не в смысле, что порядочные, а что порядочные сволочи. Ну я и сказала. Самой смешно. Не встала, и глаз не подняла. Но и сияния не было. А были обычные человеческие ступни. Ступни бесшумно прошли от двери ко мне, остановились напротив. Обычные мосластые щиколотки с редкими светлыми волосками, большие пальцы — большие, слегка кривые, а остальные, наоборот, какие-то вытянутые и опять же тонкие перепонки. Вот мерзость. А ногти вот аккуратные, даже до неприличия аккуратные, чистые. У нас таких ни у кого не водится. Даже в городах, во дворце. Это ж сколько воды надо, что б так отмыться. Мои пятки были черны, грубы, босиком же все время. И какого, спрашивается, он босиком то. Ладно я. Я привычная, но а он? У них тут, наверное, все по-другому. Говорят, что у нас в городах носят обувь, каждый день одевают на ноги сабо или сандалии. Вот докука. Трут же небось. И жмут. Этому вон ничего не жмет и не трет. Ишь какой ухоженный. Стоит. Молчит. Ну и я тоже. А нет. Сел напротив прям на пол. Ноги вытянул. Длинные. Ноги-то. Я взглянула на ноги, и отодвинулась. Мало ли. Бежать мне отсюда некуда, но и говорить с этим гадом как-то не тянет.

— Так и будешь молчать? Смотрит эдак с насмешечкой. За такие вот взгляды у меня ребята быстро в нос получали. Потом бежали с кровавыми соплями, к мамкам, плакать.

–…

— Дуешься? За тот удар? Брось. Тебе же во благо. Уроки не всегда приятны, но необходимы. Ты же хочешь жить?

Что за вопрос. А кто не хочет. Другое дело, что попросит взамен. Если полезет лапать лапами своими перепончатыми, всё одно не сдержусь, хоть режьте, все поотрываю, что есть, или у них этого нет…Нелюди же. Может у них по-иному как принято…Узнать бы как-нибудь… Но попозже. А то что отрывать буду?

— Давай договоримся. Ты прилежно учишься, делаешь всё что я скажу, радуешь моего Императора хорошими номерами, а я не убью твоего слона. Идёт? И даже разрешу навестить его. И да, я — редкостная сволочь. Я знаю. Вставай.

Гад, как есть гад. По самому больному ударил. Но терпи, говорила моя мудрая змеюка, сжимая сердце, чтобы ни боль, ни гнев не вырвались наружу.

Он поднялся сам, протянул руку. Странно. Я вроде бы её вчера прокусила, а раны нет. Ни следа. Руки не подала. Еще чего. Встала сама. И правда высокий какой. Я ему и до плеча не достаю. Ничего, вырасту. Еще все покажу.

— Как тебя хоть зовут, диверсия?

Не хотела отвечать, вот честно. Но вспомнила, что теперь не только моя жизнь, но и жизнь Мамо зависит от меня, нехотя буркнула:

— Ину-Лат. Ину.

— «Рождённая под светом луны»? Красивое имя.

— Я — Дали-Дар, командор наземной и воздушной армады его величества императора Тиаманта Первого. Для друзей Далий, для врагов Командор. А теперь идем.

И он, оглянувшись, вышел в коридор. Мне же ничего не оставалось, как только двинуться следом.

А он сегодня другой. Или тот же? Сияния нет. Из одежды просторные черные штаны и рубаха. И маски нет. Словом, обычный и почти не страшный. Я заблуждалась…

Коридор петлял то влево, то вправо. Вверху горели магические светлячки и шли ряды каких-то прозрачных труб. Иные были пусты, в других бежала красная или голубая вода, а кое-где и золотая, с искорками. Мне было интересно. Хотелось спросить про все. Но не у этого человека. Пол был холодным, и ноги уже онемели, но я молчала. Шла за Командором. Широкая спина то удалялась, то становилась чуть ближе. А вот вообще остановилась. Около одного из боковых коридоров. Оттуда мне послышались странные звуки. Я остановилась. Заглянула. Два ряда дверей по обе стороны круглого тупичка. Возле каждой табличка с непонятными знаками. За дверями пыхтели, стонали, визжали, плакали, скулили, что-то шлепало, шуршало, скреблось. Запах странный, мерзкий до невыносимости, но и чужой. Даже сравнить не с чем.

— Что это? Не удержалась.

— Добро пожаловать в Большой Императорский Цирк. Позволю себе некоторые пояснения. Цирк состоит из нескольких частей. Зверинца, Арены Ловкачей и Поля Битв. У императора большая коллекция. Разумные и полуразумные существа со всех миров нашей Галактики.

— Здесь?

— Нет. Что ты. Свой зверинец император бережёт, экземпляры очень редкие, таких нет ни у кого в нашей части галактики. Это показатель, что наша раса сильна и могущественна, если даже далекие миры покорились ей. А здесь просто рабы и узники. Из разных рас. Слишком дикие, чтобы договариваться, слишком глупые, чтобы затевать мятеж, или просто провинившиеся, а еще неудачные эксперименты. Иди сюда.

Он подвел меня к первой двери.

— Смотри.

Я заглянула. Сначала ничего не увидела. Полутемная комната, навроде той, в которой я очнулась, кажется, пустая. Только какая-то куча тряпья в углу. Но вот куча шевельнулась, и я поняла. Это был человек. Только без рук, до локтей. Грязные бинты скрывали уродливые культи. Даже еще не зажившие, или уже загноившиеся. Затошнило. Я отвернулась.

— Что скажешь? Командор стоял за моей спиной. Так близко, что я ощущала тепло его тела.

А что тут сказать. Парень нежилец. Если не остановить заражение, он не протянет и суток. В деревне случалось всякое, раны и порезы, если не прижечь сразу, можно складывать погребальный костёр. Но это мы. Наш мир. Опасный. Здесь то чего? Они ж вон какие умные. Понастроили всего, а лечить не умеют?

— Неужели нельзя помочь?

Я посмотрела на Командора, и тот кивнул, подтверждая мои мысли.

— Можно. Конечно, можно спасти. Но никто не станет этого делать. Таков указ Императора. Арлисс, тот парень в камере, позволил себе неосторожный памфлет в сторону императора. Тот счел это оскорблением. Больше памфлетов ему не писать. Идём дальше.

И мы пошли. Несколько камер пропустили, не стали заглядывать, ни тем более, открывать. Но у последней в этом ряду Командор остановился сам. Нажал кнопку и дверь открылась.

На кровати, спиной к нам, сидела женщина. Голова обрита налысо, простая серая рубаха, худые позвонки выступают сквозь тонкую кожу так, словно одно движение, и пропорют ее, выпуская, толи плавники, толи крылья. Женщина раскачивается в такт только ей одной слышимой мелодии. Женщина поворачивается к нам и улыбается. Я невольно, спиной назад, отпрыгиваю, натыкаюсь на Командора.

— Тише ты. Он подхватывает меня за локоть, держит крепко.

— Да. Она слепа, уже, и безумна к тому же. Так наш Император карает непокорных. А ведь когда-то она была его любовницей и слыла первой красавицей двора. И ты права, я читаю твои мысли, он — чудовище. Мы все — чудовища. Лицо Командора бесстрастно, но я вижу, как застыли все мышцы, как вздулись вены на лбу, как дергается кадык. Он отталкивает меня и идёт прочь, не оглядываясь. Дверь закрывается сама.

Совсем забыла, что обещала молчать, догоняю. Смотрю в глаза:

— Разве так можно?! Это жестоко! В чем вина бедной женщины? Неужели настолько серьезна?

— Оставь свое возмущение при себе, девочка. Мир жесток. Все миры жестоки. И твой — не исключение. У вас разве нет слуг или рабов? Разве ваши шаманы не приносят кровавые жертвы. Животных и пленников.

Он смотрит теперь с насмешкой.

— В нашем селении не приносили кровавых жертв уже очень давно…

— У вас? Возможно… И то только потому, что не было засухи или потопа, или еще чего. А как ты можешь отвечать за другие деревни и тем более города. Мир чуть больше, чем твоя деревня. Я слышал, что, когда заболел ваш раджа, ему сделали ванну из крови 12 девственниц. И то не особо помогло. А вина этой женщины велика. Она разочаровала Императора. Я показал тебе, как не надо делать. Урок номер 2.

Я растерялась. Сжала кулаки. Хотелось броситься на него и бить и бить кулаками по этой спине. Стереть эту равнодушную маску с лица. Вызвать что угодно, какие угодно чувства, только не это равнодушие.

— Не дури. Это жизнь. И это правда. Либо ты научишься принимать ее, либо погибнешь. И да, животные у нас в другом месте. Там твой слон. Живой. Пока.

Коридор вывел нас в большое круглое помещение. Здесь пахло едой. Стояли длинные столы. За столами сидели, ели, пили и болтали разные люди и человекоподобные существа. Я увидела краснокожего шасса с рогами, гориллу с серьгами в ушах и ожерельем из костей, были здесь и ящерицы, но не те, что водятся у нас в джунглях, те маленькие. А эти же ходят на двух ногах, и ростом почти со взрослого человека. Они держались отдельно, сидели за одним столом не разговаривали ни с кем, кроме друг друга. Чудно. Был народ и как я. Я увидела Аннет и ее брата, и с ними странного человека с синей кожей. И огромными рыбьим глазами. На шее у него был прозрачный воротник, заполненный водой. Вода переливалась и булькала, а человек улыбался. Не кому-то, а как будто сам себе. Анетт уже махала мне рукой.

— Иди. Поешь и да, пусть Анетт покажет тебе, где тут моются…

С этими словами Командор вышел, а я пошла к бородатой женщине и карлику.