Серебряные тени

Райчел Мид (2014)

Автор Райчел Мид — американская писательница, один из самых популярных в мире авторов, создающих романы в жанрах романтический хоррор, городская мистическая фэнтези. Коротко о книге Пятая часть полюбившейся мегапопулярной «вампириады», в которой любовь, мистика, колдовство составляют один элегантный букет, окрашенный в мрачные тона потусторонней романтики. Аудитория Поклонники и поклонницы городской фэнтези с красивыми, жестокими, но не лишенными сентиментальности героями — магами, алхимиками, вампирами. Продолжение популярного сериала от автора культовой «Академии вампиров»!

Глава 2

Адриан

— Пойми меня правильно: выглядишь ты погано.

Я оторвал голову от стола и с трудом открыл глаза. Даже в темных очках — и в помещении — свет был почти невыносимым для моей гудящей головы.

— Неужели? — осведомился я. — А можно поподробней?

Ровена Кларк пригвоздила меня к месту величественным взглядом, который безумно походил на тот, который могла бы изобразить Сидни.

— Ты мог бы принять мой конструктивный совет. — Ровена наморщила носик. — У тебя ведь похмелье, да? Но это подразумевает, что в какой-то момент ты был трезв. А ощущаемый мной мощный запах джина заставляет меня принять меры.

— Я трезв. По большей части. — Я осторожно снял темные очки, чтобы лучше ее рассмотреть. — У тебя волосы голубые.

— Бирюзовые, — уточнила она, смущенно к ним прикасаясь. — Ты их видел два дня назад.

— Правда?

Два дня назад — значит, на нашем общем занятии по медийным технологиям здесь, в колледже. Но я едва мог вспомнить то, что произошло два часа назад.

— Ага. Возможно, как раз тогда я был… навеселе. Цвет смотрится мило, — добавил я, надеясь, что комплимент немного уменьшит ее осуждение.

Зря надеялся.

Если честно, в последнее время я бывал трезвым весьма редко. Однако если учесть, что я каким-то загадочным образом добирался до колледжа, то, наверное, заслуживал хоть какой-то похвалы. Когда Сидни исчезла — нет, когда ее захватили, — я забросил учебу. Я не мог никуда ходить или что-то делать — я хотел только найти ее. Сперва лежал на кровати пластом, выжидая и ища ее духом через мир снов. Однако я не смог с ней связаться. В какое бы время дня я ни пытался ее найти, я не заставал ее спящей. Я ничего не понимал. Никто не способен бодрствовать настолько долго. С пьяными связаться сложно, поскольку алкоголь подавлял дух и блокировал разум, но почему-то я сомневался в том, что Сидни со своими дружками-алхимиками непрерывно поглощает коктейли.

Я смог бы усомниться в себе и в своем таланте, особенно после того, как использовал лекарственные препараты, чтобы временно «отключить» дух. Но спустя несколько дней моя магия вернулась ко мне в полной мере, и я с легкостью дотягивался до других, когда они спали. Возможно, многие вещи я плохо освоил, но я по-прежнему оставался самым умелым «ходоком по снам» среди всех моих приятелей, владеющих техниками духа. Проблема заключалась в том, что мне приходилось встречаться с очень небольшим количеством пользователей духа, поэтому мне не у кого было узнать, почему я не могу связаться с Сидни. Все вампиры-морои используют стихийную магию. В основном они специализируются на одной из четырех физических стихий: земле, воздухе, воде или огне. Но лишь некоторые применяют дух, и, в отличие от стихий, документальных свидетельств этому маловато. Хотя теорий существует множество, никто толком не понимал, почему у меня нет контакта с Сидни.

Ассистент моего профессора выложила передо мной пачку скрепленных листов. Точно такая же легла перед Ровеной, что резко вывело меня из задумчивости.

— А это что?

— Твой финальный экзамен, — ответила Ровена, картинно закатив глаза. — Попробую угадать. Ты про него забыл? И о том, что я предложила с тобой готовиться?

— Похоже, был не в форме, — напряженно пробормотал я и начал листать страницы.

На лице у Ровены осуждение сменилось сочувствием, но если она что-то и собиралась сказать, ей помешало требование профессора замолчать и приступить к работе. Я уставился на вопросы, гадая, смогу ли продраться через вопросы и сдать экзамен. Отчасти я выбрался из постели и вернулся к занятиям именно из-за Сидни. Я знал, как высоко она ценит образование. Она всегда завидовала тому, что я получил шанс, которого она лишилась по воле своего властного кретина-отца. Когда я сообразил, что не смогу сразу же ее отыскать — а я перебрал массу обычных способов, а не только магических, — то принял решение. Я не сдамся и сделаю то, чего хотела бы она: закончу текущий семестр.

Надо признать: я не был в числе усердных студентов. Большинство курсов оказались вводными, и преподаватели обычно ставили зачеты при условии, что ты хоть что-то сдашь. Данный факт оказался мне на руку, поскольку «что-то» было, наверное, самой снисходительной характеристикой того кошмара, в который я угодил. В целом я со скрипом набирал нужное количество баллов, но этот экзамен мог пустить меня ко дну. Вопросы требовали четкого ответа — правильного или ошибочного. Я не мог нарисовать нечто идиотское и рассчитывать, что мне поставят зачет за студенческое усердие.

В итоге я с трудом собрался с мыслями, чтобы ответить на вопросы о контурной графике и деконструкции пейзажа, ощущая, как на меня наваливается черная депрессия. И дело было не в том, что я, скорее всего, завалю предмет. Я еще и подведу Сидни, которая имеет по-настоящему высокое мнение обо мне. Но, с другой стороны, что значит какой-то жалкий предмет, когда я подвел Сидни уже в гораздо более серьезных вещах? Если бы наши роли поменялись, она наверняка давно бы меня нашла. Она более смышленая и предприимчивая. Она сделала бы нечто необыкновенное. А я даже с обыкновенным не справляюсь.

Через час я сдал экзаменационную работу, надеясь, что семестр не улетит в мусорное ведро. Ровена закончила немного раньше и дожидалась меня за дверью аудитории.

— Не хочешь перекусить? — спросила она. — Я угощаю.

— Нет, спасибо. Я встречаюсь с кузиной.

Ровена настороженно посмотрела на меня:

— Надеюсь, ты не за рулем?

— Я сейчас трезв, спасибо огромное, — ответил я. — И могу тебя успокоить — я еду на автобусе.

— Тогда, наверное, уже все? Последний день занятий.

Я удивленно подумал, что она права. У меня есть еще пара предметов, но этот — единственный, который был у нас с ней общим.

— Уверен, что мы с тобой увидимся, — храбро пообещал я.

— Ага, — отозвалась она, глядя на меня с тревогой. — Ты знаешь мой телефон. По крайней мере, знал раньше. Кстати, летом я никуда не уезжаю. Позвони нам с Касси, если захочешь развеяться… или тебе надо будет поговорить. Я в курсе, что у тебя… серьезные проблемы…

— Бывали переделки и посерьезнее, — соврал я.

Она мало что знала. Как обычного человека, ее следовало держать в неведении. По-моему, Ровена решила, что Сидни меня бросила, и теперь ее жалость меня просто убивала. А развеивать ее заблуждения было нельзя!

— Я обязательно проявлюсь и звякну тебе. До встречи, Ро.

Она вяло помахала мне рукой, и я направился к ближайшей остановке автобуса. До нее было не слишком далеко, но пока я добирался, то вымок от пота. В Палм-Спрингсе настал май — и нашу мимолетную весну вколачивало в землю приближение жаркого и душного лета. Я нацепил темные очки и постарался не обращать внимания на парочку хипстеров, куривших рядом со мной. Сигареты стали слабостью, которой я после исчезновения Сидни не поддался, но порой мне было тяжело. Очень тяжело.

Чтобы отвлечься, я открыл сумку и посмотрел на статуэтку золотистого дракона. Я положил ладонь на его спинку, ощущая текстуру крохотных чешуек. Ни один художник не смог бы создать столь совершенное произведение искусства — ведь в действительно это была не скульптура, а настоящий дракон, точнее, каллистана: разновидность дружелюбного демона, призванного Сидни. Каллистан привязался к нам обоим, но лишь Сидни была способна совершать трансформации между живой плотью и заледеневшей формой Прыгуна. К несчастью для Прыгуна, в момент ее похищения он находился в «заторможенном» состоянии и оказался заперт в собственном теле. По словам магической наставницы Сидни, Джеки Тервиллигер, Прыгун формально оставался жив, но влачил довольно жалкое существование, будучи лишен пищи и движения. Я брал его с собой повсюду, хоть и не знал, нужен ли ему такой контакт со мной. Прыгун нуждался в Сидни, и я не мог его за это осуждать. Я тоже в ней отчаянно нуждался.

Я не солгал Ровене: сейчас я оказался трезв. И это было намеренно. Долгая поездка на автобусе предоставляла мне идеальную возможность поискать Сидни. Хотя я уже не пытался дотянуться до нее во сне с такой неутомимостью, как раньше, я неукоснительно трезвел несколько раз в день ради этого поиска. Когда автобус тронулся и я устроился на сиденье, я прикоснулся к магии духа, таившейся во мне. Мгновение я наслаждался тем, какое дивное ощущение она мне дарила. Однако радость моя была недолговечной: ее умеряло понимание того, что дух постепенно толкает меня к безумию.

«Безумие! Что за гадкое слово, — заявил голос у меня в голове. — Относись к ситуации, как к новому взгляду на реальность».

Я поморщился. Голос не был ни голосом совести — правильным и нравоучительным. Он принадлежал моей умершей тетке Татьяне, бывшей королеве мороев. Или… ее духу, устраивающему мне подобные галлюцинации. Как правило, я слышал Татьяну в минуты депрессии, когда мое настроение падало особенно низко. Теперь, после исчезновения Сидни, призрачная тетя превратилась в мою почти постоянную спутницу. Положительной стороной (если здесь можно найти нечто в принципе положительное) было то, что биполярные побочные эффекты стали менее частыми. Казалось, что безумие духа изменило свою форму. Что лучше: вести мысленный разговор с вымышленной умершей родственницей или испытывать резкие перемены настроения? Я мог только гадать.

«Убирайся, — приказал я Татьяне. — Ты ненастоящая. Кроме того, мне пора искать Сидни».

Войдя в контакт с магическим миром, я нацелил свою интуицию на местопребывание Сидни: ведь именно ее я знал на Земле лучше всех остальных. Войти в контакт с сонным сознанием того, с кем я слабо знаком, было бы элементарно. Найти Сидни — если бы она спала — я смог бы вообще без всяких усилий. Но связь не установилась, и я с сожалением отпустил магию. Либо Сидни бодрствует, либо ее от меня отрезают. В очередной раз потерпев неудачу, я вытащил из сумки фляжку и принялся коротать время до Виста Азул.

Находясь в приятном опьянении, я был отрезан от магии — но не от лютой тоски — и в таком состоянии приехал в подготовительную школу Амбервуд. Уроки закончились, и ученики в стильной форме сновали между зданий: они шли заниматься, обниматься, или чем там еще занимаются старшеклассники ближе к концу учебного года. Я побрел к девчачьему корпусу и решил ждать снаружи, надеясь увидеть Джилл Мастрано Драгомир.

Ровена могла лишь догадываться о том, что меня тревожит, а вот Джилл оказалась прекрасно осведомлена о моих невзгодах. Суть в том, что пятнадцатилетняя Джилл обладала «преимуществом» и могла читать мои мысли. В прошлом году на нее напали убийцы, решившие свергнуть ее сестру — королеву мороев и, между прочим, мою хорошую приятельницу. Формально убийцам удалось осуществить свое черное дело, но я все-таки вернул Джилл к жизни — благодаря экстраординарным способностям духа. Ее исцеление далось мне очень нелегко и вдобавок создало психическую связь, позволявшую Джилл ощущать мои мысли и чувства. Я понимал, что депрессия и пьянство тяжело на ней сказались… хотя алкоголь порой притуплял нашу связь. Будь Сидни рядом, она устроила бы мне выволочку за эгоизм и за то, что я не щажу подростковые чувства Джилл. Но Сидни рядом не было. Бремя ответственности лежало на мне одном, и, похоже, я слишком ослабел, чтобы его нести с гордо поднятой головой.

Три школьных автобуса прибыли и умчались прочь, а Джилл ни в одном из них не оказалось. Мы с ней традиционно встречались в этот день недели, и я нашего неписаного правила не нарушал, даже когда, образно говоря, разваливался на куски.

Я вытащил мобильник и написал Джилл эсэмэс: «Эй, я приехал. Ты в норме?»

Ответа не было, и я ощутил тревогу. После покушения Джилл отправили сюда, спрятав среди обычных горожан Палм-Спрингса, потому что пустыня — совсем не подходящее место для мороев или даже стригоев: злобных немертвых вампиров. Алхимики — тайное сообщество людей, целью которых являлось исключение любых контактов простых смертных с вампирами, — отправили Сидни к нам в качестве посредника. Сидни должна была проследить за ситуацией. Алхимики стремились не допустить, чтобы морои начали гражданскую войну, и Сидни помогала Джилл во всяческих передрягах. Однако Сидни допустила промашку и вступила в романтическую связь с вампиром. Такое шло вразрез с генеральной линией алхимиков, направленной на разделение людей и вампиров, и эти ребята отреагировали — жестко и успешно.

Даже когда Сидни исчезла и ее сменила бесстрастная Маура, у Джилл не оставалось поводов для беспокойства. Стригои и прочая нечисть как в воду канули, и поступили указания, что Джилл может вернуться в общество мороев через месяц — когда закончится учебный год.

А сейчас я недоумевал, куда она запропастилась? Такое исчезновение было не в ее характере, и когда я не получил от нее ответа, то написал Эдди Кастилю.

Мы с Джилл — морои, а Эдди — дампир, в жилах которого смешалась человеческая и вампирская кровь. Эдди и ему подобных готовили для особой миссии. Дампиры являлись нашими защитниками, а Эдди слыл одним из лучших. К несчастью, дампирских боевых навыков не хватило, и Сидни обманом заставила его покинуть ее в тот самый момент, когда к ней заявились алхимики. Она пожертвовала собой, чтобы спасти Эдди, но парень не мог этого забыть. Унижение даже убило зарождавшееся между ним и Джилл чувство, поскольку теперь он считал себя недостойным принцессы мороев. Но Эдди по-прежнему тщательно исполнял роль ее телохранителя, и я понимал: если с ней что-то случилось, то первым обо всем узнал бы Эдди.

Эдди тоже не ответил на мое сообщение, как и еще два дампира, которые под прикрытием играли роль ее защитников. Расклад получался крайне странный, но я убедил себя, что молчание просто означает, что вампирскую компанию что-то отвлекло и они в полном порядке. Ладно, Джилл когда-нибудь появится.

Теперь меня стало беспокоить солнце, поэтому я обошел здание и отыскал скамейку, стоящую в тени пальм. Я устроился на ней поудобнее и вскоре заснул: этому способствовало и то, что накануне я засиделся в баре, и выпитая фляжка водки.

Меня разбудили негромкие голоса, и, открыв глаза, я обнаружил, что солнце проделало в небе немалый путь. Надо мной стояли Джилл, Эдди и другие мои друзья: Ангелина, Трей и Нейл.

— Эй, — хрипло выдавил я, с трудом принимая сидячее положение. — Вы где пропадали?

— А ты где был? — многозначительно осведомился Эдди.

Устремленные на меня зеленые глаза Джилл смягчились.

— Ничего. Он был здесь все это время. Он забыл… Извинительно, потому что… у парня сложный период.

— Что я забыл? — выпалил я и заморгал.

Ангелина Доуз, одна из защищающих Джилл дампиров, как обычно не стала вилять.

— Семестровую выставку Джилл.

Я тупо уставился на нее — и только потом вспомнил. В качестве внеклассных занятий Джилл выбрала клуб модной одежды и вышивания. Она начала с роли модели, но оказалось, что таким образом она привлекает к себе избыточное внимание, что в ее положении было крайне рискованно. Потому Джилл переквалифицировалась и попробовала свои силы в дизайне, «прячась» за кулисами. Выяснилось, что талантом кутюрье Джилл вовсе не была обделена. В прошлом месяце она без конца трещала о крупном показе мод и выставке, которые ее клуб готовил в качестве завершающего проекта семестра. Я искренне радовался, видя Джилл столь оживленной. Она тревожилась из-за Сидни, а в сочетании с моей транслируемой депрессией и несостоявшимся романом с Эдди очутилась на краю мрачной пропасти, где с некоторых пор балансировал я. Модное шоу и возможность продемонстрировать свои работы стали для нее отдушиной — крошечной, но дающей ей глоток свежего воздуха.

Показ был исключительно важным для Джилл. Она хоть и морой, но, как всякая юная девчонка, нуждалась хоть в чем-то нормальном.

А теперь я опять все испортил.

Мне вспоминались обрывки разговоров: она называла мне точную дату, я кивал и обещал прийти и поболеть. Джилл даже еще раз напомнила мне о показе, когда я в последний раз виделся с ней на этой неделе. Я выслушал ее, а потом отправился отмечать «Вторник текилы» в баре рядом с домом. Сказать, что ее шоу забылось, означало бы выразиться чересчур мягко.

— Извини, малышка. Я пытался списаться…

Я поднял свой телефон, чтобы оправдаться, но случайно схватил вместо него фляжку из-под водки. Я поспешно кинул ее в сумку.

— Нам пришлось отключить мобильники во время показа, — объяснил Нейл.

Нейл — третий дампир в нашей группе, недавно появившийся в Палм-Спрингсе. Я постепенно его оценил, может, потому, что у него тоже было горе. Он оказался по уши влюблен в дампирку, которая непостижимым образом исчезла, правда, не так, как Сидни. Молчание Оливии Синклер скорее всего было связано с ее личными проблемами, а не с похищением алхимиков.

— И как все прошло? — промямлил я. — Готов поспорить, что твои работы потрясающие, да, Джилл?

Я чувствовал себя непроходимым тупицей и хотел сквозь землю провалиться. Я не способен справиться с оравой алхимиков, похитивших Сидни. Я завалил экзамен. Но, господи, я мог бы явиться на показ мод и подбадривать Джилл! Мне следовало приехать, посидеть в зале и похлопать. Я не справился даже с этим — и груз, свалившийся на меня, внезапно придавил меня к скамейке. Черный туман окутал мой мозг, наваливаясь на меня, заставляя ненавидеть все живое, а сильнее всего — самого себя. Неудивительно, что я не спас Сидни. Я даже о себе не в состоянии позаботиться.

«А тебе и не нужно, — прошептала у меня в голове тетя Татьяна. — Я о тебе позабочусь».

Искра сочувствия зажглась в глазах Джилл, почувствовавшей мое мрачное настроение.

— Было здорово. Не волнуйся, мы покажем тебе снимки. У нас работал профессиональный фотограф, и все будет вывешено в Интернете.

Я попытался отогнать морок и с трудом выдавил улыбку.

— Отлично. Может, тогда нам стоит пойти и отметить успех? Я угощаю.

У Джилл вытянулось лицо.

— Мы с Ангелиной обедаем с группой подготовки. То есть… наверное, я могу отменить встречу. До экзаменов еще месяц, и я…

— Забудь, — произнес я, поднимаясь на ноги. — Хорошо, что кто-то из нашего семейства готов к экзаменам. А пока развлекайся. Я найду тебя попозже.

Меня никто не попытался задержать, но Трей Хуарес вскоре меня нагнал. Наверное, он — самый странный парень в нашем кругу: ведь раньше он входил в группу охотников на вампиров. Трей вовремя порвал с психованными типами и успел — вопреки всему — влюбиться в Ангелину. Кстати, эта парочка в нашей пестрой компании была единственной, которая могла похвастаться удачно складывающимся романом. Поразительно, но Трей и Ангелина проявляли тактичность и старались не демонстрировать свое счастье, жалея остальных страдальцев.

— И как ты собираешься добираться домой? — поинтересовался Трей.

— А кто сказал, что я отправляюсь домой? — парировал я.

— Я. Тебе не надо идти веселиться. Вид у тебя паршивый.

— Сегодня ты уже второй мне это говоришь.

— Может, ты ко мне прислушаешься, — проворчал он, разворачивая меня к школьной парковке. — Я тебя отвезу.

Ему-то легко предлагать: мы с ним жили вместе.

Изначально ситуация складывалась совершенно иначе. Трей был пансионером Амбервуда и жил в студенческом кампусе. Его прежняя группа, «Воины Света», имела те же предрассудки относительно контактов людей и вампиров, что и алхимики. Но если последние просто скрывали существование вампиров от обычных людей, то воины придерживались гораздо более кровожадного подхода и охотились на «кровососов». Они утверждали, будто преследуют только стригоев, но и с мороями и дампирами тоже якшаться не желали.

Когда отец Трея узнал про Ангелину, он действовал не так, как папочка Сидни. Вместо того чтобы заняться перевоспитанием сына, мистер Хуарес отрекся от Трея и прекратил его финансировать. К счастью для Трея, обучение оказалось оплаченным до конца учебного года. Однако с жильем и питанием намечались серьезные проблемы, и пару месяцев назад Трея выселили из кампуса. Он появился на пороге моей квартиры, предложив платить мне за аренду из своего скудного приработка в кофейне. Как ни крути, а Трей все-таки хотел окончить учебу в Амбервуде. Я согласился, поселил Трея у себя, но отказался брать у него деньги: ведь Сидни хотелось бы именно этого.

Я поставил ему одно-единственное условие: чтобы, возвратившись домой, я не застал бы его вместе с Ангелиной обжимающимися у меня на диване.

— Ну, я и тварь! — нарушил я долгое и неловкое молчание.

— Ты напоминаешь мне, что ты вампир? — фыркнул Трей.

Я бросил на него возмущенный взгляд.

— Ты меня прекрасно понял. Я облажался. Никто от меня ничего особенного не ждет. Мне надо было не забыть прийти к Джилл на показ мод! Я неудачник!

— У тебя сейчас столько всего накопилось… — дипломатично начал он.

— Как и у всех. Посмотри хоть на себя. Твоя родня тебя вычеркнула из списка живых и постаралась добиться, чтобы тебя вышибли из школы. Ты нашел выход, не снизил успеваемость и спортивные результаты и даже ухитрился заполучить стипендию, — выпалил я и вздохнул. — А я, похоже, завалил «Введение в искусствоведение». А может, и еще что-то, если на этой неделе будут другие экзамены. Кто знает?.. У меня вообще нет никакого расписания.

— Ага, но не забудь — у меня осталась Ангелина. И она помогает терпеть весь этот кошмар. А у тебя, приятель…

Трей не договорил. Я заметил, что в его глазах промелькнула боль.

Мои друзья в Палм-Спрингсе знали насчет Сидни и меня. Они — единственные в мире мороев (или — людей, который являлся теневым отражением мира мороев), кто был в курсе нашего романа. Они переживали из-за меня и из-за Сидни. Они любили Сидни. Конечно, не так, как я, но она была беззаветно предана своим друзьям и заслужила их глубокую привязанность.

— Мне без нее плохо, — тихо произнес Трей.

— Я должен был сделать больше, — пробормотал я, сгорбившись на сиденье.

— Ты очень много сделал. Я бы такого не смог придумать. И ты не только ходил по снам. Ты приставал к ее отцу, давил на мороев, устроил настоящий ад той девице, Мауре… Ты все перепробовал.

— Досаждать я умею, — согласился я.

— А сейчас ты в тупике, вот и все. Им слишком хорошо удается скрывать ее тюрьму. Но однажды они допустят ошибку, и ты ее обязательно просечешь. А я буду с тобой. И остальные ребята — тоже.

Столь ободряющие речи были не в его характере и, разумеется, ни на йоту не подняли мне настроение.

— А как мне найти эту ошибку…

Трей широко распахнул глаза.

— Маркус!

Я покачал головой:

— Он уже исчерпал свои возможности. Я виделся с ним целый месяц.

— Нет. — Притормаживая у нашего дома, Трей ткнул пальцем куда-то в сторону. — Вон он. Маркус.

Верно, на ступеньках нашего дома сидел Маркус Финч, мятежный экс-алхимик. Он учил Сидни думать самостоятельно и пытался — увы, безуспешно — помочь мне ее найти. Я распахнул дверцу машины, не дожидаясь, чтобы она притормозила.

— Он сам сюда не пришел бы, не будь у него новостей! — возбужденно воскликнул я.

Я выскочил из автомобиля и побежал по газону: моя недавняя вялость сменилась новой целеустремленностью. Наверняка Маркус чего-то добился. Конечно, он что-то узнал.

— Ну? — нетерпеливо рявкнул я. — Ты ее нашел?

— Не совсем. — Маркус встал и пригладил свои светлые волосы. — Давай зайдем в дом и поговорим.

Трей разделял мое нетерпение: мы поспешно завели Маркуса в гостиную и встали напротив него в совершенно одинаковых позах, со скрещенными на груди руками.

— Ну? — опять спросил я.

— Я добыл список мест, которые алхимики могли использовать как пункты для заключения перевоспитываемых, — заявил Маркус.

В его голосе не было слышно энтузиазма, которого подобная новость заслуживала. Я схватил его за локоть.

— Потрясающе! Мы будем их проверять и…

— Их тридцать, — резко перебил он меня.

Моя рука разжалась.

— Сколько?

— Тридцать, — повторил он. — И мы точно не знаем, где конкретно они находятся.

— Но ты только что сказал…

Маркус прищурился.

— Позволь, я расскажу все по порядку. А потом предоставлю слово тебе. В бумагах, которые мне дали осведомители, упомянуты те города США, в которых алхимики ведут активную деятельность. Там же они основали свои центры по перевоспитанию непокорных. Одно из таких учреждений работает уже несколько лет. И хотя мои осведомители подтверждают, что алхимики действительно построили свой нынешний центр в одном из городов секретного списка, нам точно не известно, какой из них был, в конце концов, выбран и где его расположили. Нам придется проверять один город за другим, и на каждый потребуется время.

Надежда и энтузиазм, которые я ощутил при виде Маркуса, молниеносно испарились.

— И позволь мне сказать: ты намекаешь на несколько дней?

Он поморщился.

— Всегда по-разному, в зависимости от проблем, связанных с проверкой городов. Может, что-нибудь вычеркнем из списка за несколько дней… или недель.

Я думал, что хуже, чем после экзамена и Джилл, я себя уже не почувствую. Я глубоко ошибался.

Я сдался, плюхнувшись на диван.

— Несколько недель, помноженные на тридцать. Проверка займет больше года.

— Если нам не повезет и Сидни не окажется в одном из первых городов, идущих по списку.

Однако я догадался, что сам Маркус не считает это вероятным.

— Ясно. Но события, которые с нами происходили, удачей не назовешь, — пробурчал я. — С чего нам вдруг сразу повезет?

— Это лучше, чем ничего, — возразил Трей. — Список — наша первая реальная зацепка.

— Надо поговорить с ее папашей, — пробормотал я. — Надо ему на мозги надавить, чтобы он мне признался, где Сидни.

Стоит отметить, что наши старания в поиске Джареда Сейджа были безуспешными. Однажды я смог ему дозвониться, но он тотчас же отключился. По телефону внушение плохо работает.

— Допустим, что ты его обнаружишь, Адриан, — произнес Маркус. — Ну и что? Ему, вероятно, известно не больше, чем тебе. Алхимики почти все держат в тайне и даже своим людям не доверяют. Так они защищаются от принудительного признания.

— Ага. — Я встал и направился на кухню, чтобы налить себе горячительного. — Мы пробуксовываем. Загляни ко мне через год, когда сможешь убедиться, что твой список завел тебя в тупик.

— Адриан… — начал Маркус.

Таким растерянным я его еще не видел. Обычно он был воплощением нахальной самоуверенности.

Реакция Трея оказалась весьма прагматичной.

— Хватит! Никакого спиртного. Ты сегодня изрядно набрался, старик.

— Это мне решать! — огрызнулся я.

И вместо того чтобы плеснуть алкоголь в стакан, я схватил наугад пару бутылок и ушел к себе в комнату, хлопнув дверью. Никто меня даже не остановил.

Перед тем как начать свою одинокую попойку, я сделал очередную попытку дотянуться до Сидни. Это было очень непросто: водка, которую я хлебал из фляжки, еще не полностью выветрилась, но мне удалось ухватиться за дух. Разумеется, ничего не обнаружилось, однако уверенность Маркуса в том, что Сидни находится на территории США, придала мне решимости. На Восточном побережье уже наступил вечер, и я захотел проверить — вдруг она легла спать пораньше. Оказалось, что нет.

Вскоре я утонул в бутылке, отчаянно нуждаясь в забытье. Я мечтал забыть про все. Про учебу. Про Джилл. Про Сидни. Я не знал, что способен впасть в такое черное уныние! Эмоции были настолько мрачными, что я потерял возможность ухватиться хоть за что-то конструктивное. После моего разрыва с Розой я считал, что ужасней той потери просто быть не может. Нет. У нас с Розой никогда не было ничего настоящего. С ней я лишился возможности, существующей только в моем воображении…

А Сидни?.. С ней у меня было все — и я все разом потерял. Любовь, понимание, уважение. Ощущение, что благодаря друг другу мы оба стали лучше и пока мы вместе, мы может справиться с чем угодно. А теперь мы были не вместе. Они нас разлучили — и я не знал, что мне делать.

«Центр устоит». Это выражение Сидни составила для нас обоих, основываясь на «Втором пришествии», стихотворении Уильяма Батлера Йейтса. Иногда, в самые безнадежные часы, меня тревожила мысль о том, что верны именно исходные слова: «Все рушится, и центр не устоит».

Я допился до беспамятства, но в результате проснулся посреди ночи с раскалывающейся головой. Вдобавок меня тошнило, но когда я доковылял до ванной, рвоты не было. Мне стало совсем паршиво. Может, дело было в том, что принадлежавшая Сидни щетка для волос до сих пор лежала на полочке и напоминала мне о хозяйке. Или в том, что я не поужинал — и не смог вспомнить, когда я в последний раз пил кровь. Неудивительно, что я в таком жутком состоянии. Постепенно моя сопротивляемость спиртному настолько выросла, что мне редко было нехорошо — а значит, на сей раз я действительно облажался. Разумно было бы начать восстанавливать баланс жидкости в организме, пить воду литрами, но я лишь порадовался саморазрушению. Я вернулся в комнату за добавкой и добился только того, что почувствовал себя еще хуже.

К рассвету голова и желудок у меня успокоились, и мне удалось провалиться в беспокойный сон. Меня разбудил стук в дверь. Наверное, стучали тихо, но из-за не прошедшей до конца головой боли ощущался этот звук, как удары кувалды.

— Убирайтесь! — завыл я, устремив заплывшие глаза на дверь.

Трей заглянул в комнату.

— Адриан, тебе надо кое с кем поговорить.

— Я выслушал все, что изрек милейший Маркус, — заявил я. — Мне не интересно.

Дверь открылась пошире, и кто-то переступил порог моей спальни. Я сел, и хотя мир вокруг меня завертелся, как безумный, я сумел рассмотреть вошедшего. У меня буквально отвисла челюсть и возникло подозрение, что я галлюцинирую. Похоже, я докатился и перешел черту. Вообще-то, я только представлял себе тетю Татьяну, но это видение (не моей тетки, а другой женщины!) казалось реальным и по-настоящему прекрасным — утреннее солнце освещало изящные черты ее лица и бросало блики на золотые волосы.

Но она не могла здесь находиться!

— Ма? — прохрипел я.

— Адриан! — Она скользнула ближе и села на кровать, нежно прикоснувшись к моей щеке. Ее рука приятно холодила мою горящую кожу. — Адриан, пора возвращаться домой.