Материнская любовь

Радаслава Андреева

Когда будущее кажется счастливым и неизбежным. Но появляются проблемы и препятствия, с которыми не все могут справиться. Родительская любовь – это благо и нет, и любовь ли это вообще. Любовь не всегда бывает созидающая. На что способна материнская любовь, чтобы защитить своё дитя. И на что она способна, чтобы достичь цели.«Материнская любовь очень трогательна, разумеется, но она часто бывает крайне эгоистична» (Оскар Уайльд.«Женщина, не стоящая внимания»)

ГЛАВА 5. Ссора

Моё состояние полёта и праздника в итоге разбилось о действительность. И виной всему Семён, а может и я сама, так как многого ждала от любимого. Верила и надеялась, что до него всё-таки дойдёт, как надо поступить и что сказать.

Но он не сказал, даже больше, он поделился со мной своими мыслями, по поводу квартиры, которую мы будем снимать. Оказывается Сёма, уже недели две, подыскивает вариант жилья для нас. Не получив от меня положительного ответа, он решил, что молчание знак согласия, и начал действовать. В итоге в новогоднюю ночь, я свернула нашу прогулку по ночному городу, едва она началась.

— Что-то у меня голова разболелась, — очень театрально пожаловалась я.

Семён поверил и проводил меня домой, больше не заводя разговор о нашем совместном житии бытии. Я не знала, как сказать ему, что не хочу жить с ним без замужества. Совсем не хотелось выглядеть той, кто тянет своего парня в ЗАГС. Тем более, здесь, в нашем маленьком городке, где у многих, до сих пор, консервативные взгляды и, куда не плюнь, везде знакомые. И ладно бы встречались всего ничего, но мы-то вместе уже девять лет.

И ведь я понимала, что сказать как-то надо. А-то я молчу, Сёма думает, что всё путём, а оно ничего и не путём. Вот с такими мыслями я шла домой, очень усердно изображая больную голову.

Дома было тихо и уютно. Гости разошлись, а мои родители сидели мило в обнимку на диване и смотрели телевизор. Папа всегда говорил, что он вот так любит, прижав нас к себе, «напитываться семейным счастьем».

— Дочь вернулась, — заметил он, услышав возню в коридоре.

— Как ты догадался? — с улыбкой, заглянула я в комнату.

Он ничего не ответил, только поманил меня рукой, приглашая садиться рядом.

Повесив дублёнку в шкаф, я примостилась рядом с отцом. Он меня обнял и спросил:

— Чего так быстро вернулась?

Я, мельком глянув в мамину сторону, рассказала всё как есть.

— Тебе Семён предложил жить вместе? — удивилась мама. — И как всегда я узнаю об этом последней.

От возмущения она даже отстранилась от отца, догадываясь, что он был в курсе происходящего.

— Мы не хотели тебя расстраивать, — ласково возвращая маму на место, ответил папа.

Повозмущавшись немного, моя мама высказалась:

— И что такого, если вы поживёте для начала вместе? Сейчас вся молодёжь так делает.

— Я, не вся молодёжь, а штучный экземпляр, — парировала я, и ведь знала, что не стоит маме всего рассказывать, но вот как-то накипело и навалилось, в итоге выплеснулось.

— Вообще-то, — встрял в нашу перепалку отец, — я ей не разрешаю сожительствовать ни с кем.

Мама глянула на меня и, махнув рукой, закончила наш разговор:

— Папина ты дочь, ну и решайте тогда ваши проблемы сами.

Вот так всегда, почему она никогда не могла меня поддержать и понять. Всё у нас было дома хорошо, мама замечательная хозяйка, а вот чуткости с её стороны в моём направлении, я не ощущала никогда. Помню как в юности, когда я только стала встречаться с Семёном, она всегда смеялась над моими переживаниями и говорила, что я вечно делаю из мухи слона и создаю себе проблемы на ровном месте. А фраза «У тебя такихСёмок будет ещё миллион», вообще была коронной. А я никогда не хотела себе этот миллион, у меня был он — один единственный. Спасал папа, который выслушивал и подсказывал, поддерживал и сопереживал.

Уснуть, в новогоднюю ночь, мне удалось не сразу. Я, в кои-то веки, сподобилась почитать. Правда, чтение, постоянно прерывалось, так как я стойко теряла нить повествования, и начинала думать о наших с Сёмой неурядицах. Хотя конечно все проблемы были только у меня. В итоге, сморило меня под утро.

Мне приснился сон. Я шла по заброшенному городу, где совсем не было людей. Брела по заброшенным улицам, пиная мусор под ногами. Чувство одиночества накрывало меня с головой. Казалось, что я одна на белом свете, и тут нет ни одной живой души. Было страшно и странно. Я побежала, стараясь забыться в движении. И вдруг оказалась на какой-то площади, полной народа, но все говорили на каком-то непонятном мне языке. И в этой толпе иностранцев я почувствовала себя ещё более одинокой, чем в пустующем городе.

Проснулась со странным чувством, чего-то непреодолимого и горького. После сна остался осадок, и я ещё долго валялась в постели, не находя сил встать.

Два дня я отсыпалась, а третьего января пошла на работу. Тренировки никто не отменял, хотя самую младшую группу я распустила на каникулы.

С Сёмой мы не виделись с новогодней ночи, общались только по телефону. Собственно он-то порывался ко мне прийти, но я притворялась приболевшей и отнекивалась, как могла.

Отец подвёз меня до работы. Я вошла в спортивную школу, ребят пока не было, за то был слышен бас Виктора Фёдоровича:

— Да я этому остолопу говорил, делай Алинке предложение, он кивал, а сам мамке своей всё рассказал. Какой она хай подняла, к моей жене в магазин прибегала, жаловалась.

— А ваша жена как отреагировала? — это был голос Игоря Ивановича, нашего заместителя директора.

— Да послала она её, дуру ненормальную. Она же и ко мне прибегала, в прошлом году, и вопила: «Виктор Фёдорович, скажите Сёме, пусть он бросит эту Алинку», — голос старшего тренера слышно было очень хорошо. Я покраснела, прекрасно понимая, о чём это он.

Постояв ещё немного в холле, я побрела в свою тренерскую переодеваться, хотелось убежать куда-нибудь подальше и спрятаться ото всех.

Знала я прекрасно, что Сёмина мать меня недолюбливает, и последнее время старалась эту проблему не затрагивать. Да видимо не получится.

Раздался стук в дверь, и раздался голос Семёна:

— Алин, ты переоделась?

— Открыто, — громко сказала я.

— Привет, — на лице моего молодого человека сияла широкая и радостная улыбка.

Я кивнула, и отвернулась, надо было как-то начать разговор, но я не знала как.

— Алин, — протяжно произнёс моё имя Семён. — Мы квартиру смотреть пойдём, или мне одному принимать решение?

— Я не буду с тобой сожительствовать, — ответила я, громко, чётко и не поворачиваясь.

— Что значит сожительствовать? — в голосе парня сквозило удивление.

Я развернулась и посмотрела ему в глаза:

— А то и значит, дорогой, жить с тобой в качестве сожительницы я не намерена.

— Ну, сейчас же все так делают, — начал Семён оправдательным тоном, — да и мама моя…

Закончить фразу я не дала, внутри всё заклокотало от гнева:

— Ах, мама твоя, это твоя самая лучшая советчица, как я посмотрю, в отношении меня. Это тот человек, который меня ненавидит просто за моё существование. Она тебе советчица, ага, поживи с ней сынок, а там посмотрите. А у неё ручки будут развязаны, она на каждом углу растрезвонит, что я такая-сякая шалава, замуж не вышла, но к тебе в кровать прыгнула не мытьём, так катаньем.

Семён недоумённо уставился на меня:

— Ты что такое про мою маму говоришь?

— Правду, — меня трясло. — Это именно правда, про твою маму, которая отворачивает морду, когда мы с тобой идём по улице и не здоровается. И ты прекрасно это знаешь, так как именно ты пытаешься отвлекать меня в этот момент, что бы я её не увидела.

Сёмка опустил взгляд, он то думал, что я ничего не замечаю и как дурочка всему верю. Но я знала, и очень давно, что его мама меня терпеть не может. Но надеялась, всегда надеялась, что мой любимый будет моей защитой и опорой в этом вопросе.

— И кстати, мой папа против сожительства, лет так до тридцати пяти. Можешь быть свободен, — закончила свою гневную тираду я.

Парень вышел, молча и понуро. Мне его в этот момент стало немного жалко, но я взяла себя в руки и не окликнула, хотя очень хотелось.

Немного поразмыслив, я набросала на листике расписание своих занятий и потопала в учебный отдел. Не знаю, слышали ли тут нашу перепалку, но решила сделать вид, что ничего не произошло.

— Игорь Иванович, можно мне полностью переделать расписание?

Заместитель директора утвердительно кивнул и спросил:

— А что случилось?

— Ну, меня ребята просили, вот решила кое-что сдвинуть, что бы им было удобнее заниматься, — на ходу сочиняла я.

Игорь Иванович улыбнулся и молча выдал мне чистый бланк расписания.

Я рассчитала своё рабочее время так, что бы мы с Сёмой вообще не пересекались с тренировками. Отныне никаких совместных занятий. Обидно было до жути, а вот плакать не хотелось совсем. Злость придавала сил.

Абсолютно не представляла себе, куда двигаться дальше, я настолько привыкла к тому, что Сёма — мой и всегда рядом.

Начали подходить мои лыжники, и я отвлеклась от своих личных проблем, полностью погрузившись в работу. Мы с ребятами укатили на озеро, совсем в другую сторону от обычного маршрута.

Чтобы немного угомонить огонь гнева, бушевавший внутри меня, я задала такой темп тренировки, что мои воспитанники еле за мной поспевали. Ребята послабее плелись в хвосте, и к середине пути, уже прилично отстали. Когда я обернулась и увидела позади себя детей, вереница которых растянулась почти на километр, притормозила и поняла, что хватанула лишнего. Оценив ситуацию, и увидав впереди небольшой островок, который у нас назывался «Пятачок», решила сделать там передышку, для моих юных спортсменов, заодно дождаться там отстающих.

Остров был небольшой, в летнее время вся его поверхность представляла собой заболоченную территорию. И только зимой здесь можно было спокойно ходить. Моя ребятня поснимала лыжи и устроила игру в снежки. Я, чтобы не думать о личном, подключилась. Время пролетело незаметно, все мои воспитанники благополучно нас догнали, и успели поиграть со всеми. Привычно навалявшись в снегу, обратно шли спокойным шагом, довольные и весёлые. Я с детьми забыла о своих проблемах, вплоть до того, как зашла в спортивную школу и столкнулась нос к носу с любимым.

Он зыркнул на меня обиженным взглядом, и думаю, моя раскрасневшаяся и улыбающаяся физиономия, радости ему не прибавила. Буркнув мне, что-то похожее на «Пока», очень быстро выскочил из школы. Я решила не расстраиваться по этому поводу, проводила своих спортсменов и переодевшись, ушла домой. По дороге я старалась не думать о произошедшем, понимая, что если дам волю своей обиде, то реветь буду прямо на улице.