Пушкин навсегда

Сборник, 2022

Любители литературы отметили недавно 223-й день рождения великого поэта. И всегда есть повод ознаменовать этот особенный праздник новым сборником прозы и стихов, написанных на русском могучем языке. Пушкин непринуждённо смешал в своём творчестве «низкий» и «высокий» стиль, и это даёт возможность проявить уважение и любовь к Александру Сергеевичу приверженцам разных литературных жанров. Вот и в нашем сборнике объединены произведения очень разноплановые: авторы издательства «Четыре» не проходят мимо изменений в современном мире и никогда не сворачивают с дороги мира и добра.

Фарзана Акбулатова

После окончания в 1987 году МГУ им. М. Ломоносова начала трудовую деятельность корреспондентом газеты «Совет Башкортостаны» (ныне «Башкортостан»). В 1992 году заняла должность старшего редактора в телерадиокомпании «Башкортостан», где по сей день работает журналистом. В 1984-м, ещё студенткой, стала лауреатом года по версии общественно-литературного журнала «Агидель» за рассказ «Отцовский хлеб».

В 1996 году за одноимённый сборник рассказов удостоена Государственной молодежной премии им. Ш. Бабича. Повесть «Имя ей — Любовь» (2008) победила в III Республиканском конкурсе «Лучшая башкирская книга года» в номинации «Самая читаемая книга семьи». Два рассказа автора — «Отцовский хлеб» и «Крылатый тулпар» — включены в школьные учебники, а переводы сказок В. Гауфа входят в книги для внешкольного чтения.

Фарзана Фатиховна-лауреат V Международного конкурса рассказов им. Махмуда Кашгари (2018). Приняла участие в 19-й Международной литературной конференции по вопросам фантастики «РосКон — 2019», где были представлены издательства «Эксмо», АСТ, «РИПОЛ классик», «Снежный Ком», «Армада» и другие.

Публикуется в издательствах Уфы, Казани, Костромы, а рассказ «Живые камушки» был напечатан в сборнике «Шёпот музы» (ИД «Арт-Сияние», Москва, 2019). Среди произведений автора — фантастическая повесть «Голубые скалы», романы «Недописанная книга» и «Загнанные кони», рассказы и стихи на башкирском и русском языках.

ФРОНТОВОЙ ХЛЕБ ОТЦА

Детям, чьё детство украла война, посвящается

1

Весна в этом году выдалась ранняя. За два дня на горном хребте совсем не осталось снега. По улицам зажурчали весёлые ручьи. А соломенные крыши домов, как только освободились от снега, тут же приняли жалкий вид. Наполовину осевшие, обветшалые дома, местами обмазанные глиной, местами коровяком, всем своим убогим видом говорили многое о нелёгкой жизни жителей этой деревни.

Но на улице — весна, чувствуется невиданная доселе оживлённость. Мидхат и Мутахар не стерпели, выскочили на крылечко, несмотря на то, что мать строго-настрого запретила выходить из дому.

Минуту спустя, несколько осмелев, мальчишки встали ножками на подтаявший мокрый снег. Утомлённые долгой и холодной зимою, их маленькие, хрупкие тельца требовали движения, и, почувствовав свободу, братья помчались верхом на прутьях.

Когда-то двор был ограждён забором. Но в лютую зиму, чтобы согреться, приходилось топить печи всем, чем только можно было. Что ж поделать, четвёртый год идёт война, и простому народу пришлось пережить немало. Ах, если б только закончилась она поскорей…

Хозяин дома Галлям ушёл на фронт с первых дней, оставив жену и двоих сыновей — мал мала меньше. Когда провожали отца, младший, Мутахар, ещё даже ходить не умел. Не помнил он и отца, даже не представлял, какой же он. Поэтому приставал то к Магикамал-апай, то к Мидхату с вопросами: «А папа мой какой?.. А мой папа сильный?» И получив ответ, приговаривал и повторял их слова, да ещё так, словно он сам знает, что и как говорил отец. «Папа мне наказал, чтобы я вырос во-о-от таким большим, я это помню!» — добавлял он, вытягивая высоко руку. Кто-то от всего сердца пожалеет его, промолчит, а кто-то спросит: «А ты сам что ответил-то?» Мутахар в таких случаях широко раскроет глаза и, запинаясь, говорит: «А я… я сказал — я вырасту. Буду расти до тех пор, пока макушка у меня не коснётся потолка. Да я уже могу достать!» — подходит он к стене и тянется вверх. Перестаравшись, нечаянно может удариться головой, тогда, оправдываясь, говорит: «Слишком высоким вырасти нельзя — не поместишься дома».

Мидхат же, хотя плохо, но помнит отца… А раз помнит, то считает своим долгом поправлять всё, что ни скажет братишка.

Сегодня вот эти пацанята встречают четвёртую весну войны…

Мутахар, потирая пятки, озябшие и покрасневшие словно гусиные лапки, обращается к брату:

— Мидхат! Айда поиграем на крылечке, там теплее!

— Только ведь вышли! Уже замёрз?

— Ноги замёрзли. Пошли!..

Мидхат недовольно ворчит:

— А ты, оказывается, нытик! И ещё говоришь, что станешь солдатом!

У него у самого-то ноги тоже замёрзли, но он не хочет подавать виду, ведь он старше. А Мутахару так хочется стать солдатом, поэтому он не остается в долгу:

— А вот и стану!

— Нет, не сможешь! — продолжал Мидхат, но уже усаживаясь на крыльце. — Ну, во что же будем играть?

— Давай, как будто чай пьём.

— Не-е, это девчачьи игры.

— Ах… а мы, мальчишки, ведь тоже чай пьём?!

Мидхат понимал, что с братишкой спорить бесполезно, поэтому махнул рукой: «Наливай!»

Мутахар начал «разливать чай» в кусочки фарфоровой посуды, которые когда-то сам и собирал.

— Чего молока-то не наливаешь?

— Брат, мама ведь корову продала, поэтому чай у нас без молока.

Вспомнив, что мать действительно ещё осенью продала корову, старший с грустью вздохнул. Конечно, был бы на зиму корм, не стала б продавать…

— Мы сейчас пьём чай понарошку. Значит, и молоко у нас есть. Понял? Вон наш телёнок, будто бы он вырос и стал коровой.

— Ладно, — кивнул в ответ Мутахар и начал ставить в ряд кусочки из глины. — Ешь, Мидхат, хлеб, ох и много ж его у нас…

Внезапно он умолк. Уставился на брата и, чуть не расплакавшись, тихо промолвил:

— Брат, я есть хочу.

— Погоди, Мутахар, давай доиграем.

— Не-е, я не буду больше играть. Есть хочу… хо-о-чу-у-у!.. — Слёзы горошком покатились по лицу мальчугана.

— Ну вот… Подожди, не плачь! Такой большой — и плакса. Дождёмся мамы. Если сейчас покушаем, вечером останемся голодными. Ты этого хочешь?

— У меня болит вот тут, — Мутахар, тяжело дыша, показал на живот.

Мидхат по-всякому старался его успокоить.

— Скоро вернётся отец. Разве не слышал, мама говорила-когда он вернётся, у нас и хлеба, и картошки будет навалом?..

Мидхат и сам постарался представить себе тот день: неужто когда-нибудь у них каждый день будет и хлеб, и картошка?!

В глазах Мутахара сверкнули радостные искорки:

— Скоро папа привезёт хлеб? Скоро, да ведь?!

— Эх, ну и глупенький же ты! Как он может с войны привезти хлеба?

— А что? И хлеба привезёт! — стал Мутахар убеждать брата. — Отец ведь знает, что мы голодаем… Мидхат-агай, а давай посмотрим: может, осталась у нас в печке картошка?

Мидхат не посмел возразить братишке.

Вот Мутахар начал шарить кочергой в печи. Через некоторое время послышался его подавленный голос:

— Нету…

Слов нет, Мидхат и сам проголодался. Что-то там внутри у него в животе так и щиплет, так и щиплет. Картошка-то есть дома, но мать их день на день посчитала… Разве только то, что под кроватью хотя бы две картофелины из оставленных на ужин… Нет, мать побьёт. Бывало, как придёт с работы разбитая, усталая, могла и отругать, и дать оплеуху.

Мутахар вновь начал хныкать:

— Во-о-он, у бабы Хадисы из трубы дым пошёл! Наверное, кушать готовит.

— Тише, говорю. Я тоже голодный, но ведь не плачу. Терпи!

Хоть так и сказал Мидхат, но сам не стерпел, зажал в ладошки две картошечки. Если попросить Хадису-инэй, может, испечёт?

На скрип двери бабушка Хадиса повернулась и, увидев соседского мальчишку, пригласила войти в дом.

— Нет, я пришел попросить вас испечь вот эти две картошки, у нас печка не топлена.

— Картошку! Ой, да конечно, сынок, испеку! Вот и сама поесть стряпала ребятишкам, — сказала бабушка, показывая на внуков.

Мидхат скорей побежал домой.

— Мутахар! Сейчас картошку будем есть! — кинул он радостно с порога.

Мальчонка на радостях стал кувыркаться на кровати.

— Ур-р-ра-ура!

— Ну, ты… ты погоди! Съесть-то съедим, а что маме-то скажем? Вот ведь в чём вопрос.

— У-у-у, картошки у нас мно-о-ого ведь. Её хватит до приезда папы.

Старший брат подумал: «Ну какой же он у нас ещё глупенький. Ведь неизвестно, когда приедет отец. Это мама всегда говорит: скоро, скоро! Но это “скоро” слишком уж долго длится».

Наконец настало время сбегать за печёной картошкой.

Когда Мидхат вломился от нетерпения в дом соседки, там творилось нечто ужасное: вся ребятня громко вопила, и он невольно остановился у двери.

— Баба Хадиса, я хотел взять картошку…

— Ах, это ты, сынок? Ах ты, боже мой!.. Какие слова мне найти, чтобы оправдать себя? Вот эти бессовестные, пока я была на улице, с печки смели всю картошку! Замолчите, чертенята, чтобы никто из вас не смел что-либо говорить!

У мальчишки задрожали коленки, и, чтобы не упасть, он прислонился к косяку. А Хадиса-инэй всё ругала своих внуков:

— Впредь, когда меня не будет дома, только попробуйте трогать что-нибудь! Видите вот это? — Она трясла веткой вербы над головами напуганных до смерти детей. — Вам ещё не так попадёт!

Ребятишки стали выть ещё громче.

От их взвизгивания Мидхат вздрогнул, опустив голову, и повернулся к дверям.

— Дитя моё, постой-ка, я должна дать тебе чего-нибудь поесть, — держа в руках тарелочку с катыком, Хадиса-инэй направилась к нему. — Наверняка давно не пробовали катыка. Кто ест коровье, белое, тот будет здоровым.

Мидхат не знал, брать ему или не брать. Он ясно понимал, что эта еда — доля вот этих малышей. но как только представил измученный вид Мутахара, его руки сами собой потянулись к тарелке. Вытерев слёзы рукавом и посмотрев на ласковое лицо бабушки, едва слышно промолвил:

— Большое спасибо, баба Хадиса.

Схватил тарелку и убежал восвояси.

Как только он вошёл в дом. Мутахар тут же подбежал к нему.

— Мидхат-агай, а картошка уже испеклась, да?

— Ой, братик… Галиюшка и остальные дети нечаянно съели нашу картошку. Ты не говори об этом маме, ладно? А Хадиса-инэй нам катык дала.

Мутахар то ли слышал, то ли не слышал, что говорил брат, — он уже пил второпях этот напиток. Глядя на него и сглотнув слюну, Мидхат думал: «Неужели не оставит мне?»

Нет ничего тяжелее, наверное, чем быть голодным и смотреть на того, кто ест. Мидхат мучился. «Ладно, я потерплю. Скоро придёт мама», — успокаивал он сам себя. А Мутахар не только не оставил катыка, но и слизнул остатки с пальчиков, водя ими по донышку и краю посуды.

Как всегда, Магикамал-апай вернулась с работы поздно вечером. Только стала она дверь открывать, как Мутахар кинулся ей навстречу с криком:

— Мама, мы не ели картошку, правда!

Мидхат прикусил губу до крови: вот и верь этому Мутахару, а ведь клялся, что ничего не скажет.

— Не ели, брат, скажи, да ведь?! Мы, мы. — тут он вспомнил, о чём они днём с братом договаривались, и тут же умолк.

Магикамал-апай, удивлённо посмотрев на детей, подошла к кровати, нагнулась и стала считать картофелины.

— Где две штуки?..

Мидхат не нашёлся, что сказать, а Мутахар ходил вокруг мамы и мямлил:

— Мы, мы. мы их. мама, а отец скоро привезёт нам хлеба и картошки, да ведь?

Женщина, глядя то на маленького, что-то бормотавшего, то на растерянного старшего, который стоял, уткнувшись глазами в пол, не нашлась что и сказать.

Мидхат медленно приблизился к матери и сказал:

— Мы б даже не взяли без спросу, мама. мы б даже не тронули. — голос у него дрожал.

Мать положила на его хрупкие плечи руки, шершавые от тяжёлой работы.

— Знаю, не тронули бы, сынок. Ох, эта проклятая война!..

Посреди этой неловкой, безрадостной тишины прозвучал громкий голос Мутахара:

— Мама, а я победю войну!

…Вновь похолодало. Почерневшая земля опять осталась под снегом. Словно зима вернулась и заняла свои позиции обратно.

Мидхат и Мутахар сидят дома. «Почему снег не бывает тёплым? Я бы вышел на улицу и побежал бы по нему», — сетует Мутахар. То ли из-за недоедания, то ли простудился, что-то он стал часто болеть, по ночам его одолевает кашель.

Магикамал-апай видит, как младшенький изо дня в день чахнет, и не знает, что делать, как быть.

— Ах, была бы у нас коровушка… да, дитятки вы мои? Не перебивались бы мы так, — убивается она.

— А давай привезём нашу корову обратно! — советует Мидхат по своему разумению.

Магикамал-апай, грустно улыбаясь, говорит:

— Легко говорить, мы ведь продали нашу коровушку…

— Эх, ну и когда же вырастет наш телёнок? У нас, как у Хадисы-инэй, тоже был бы катык. Что-то и я, и наш телёнок никак не вырастем, — лопочет Мутахар.

После его слов у Мидхата ноет в груди.

В последние дни Мутахар сильно исхудал. И сегодня, видать, ему не полегчало: без настроения сидит, еле дышит. Ах, как же развеселить братишку?..

— Мутахар, а давай возьмём уголь, будем рисовать на полу?

Мутахар отрицательно качает головой.

— Э-э, я не умею рисовать!

— А я тебя научу! Иди сюда, нарисуем лошадку. Вот, смотри, как здорово получается. — Мидхат с удовлетворением глядел на свой рисунок. Не услышав ответа, обернулся: — Ну-ка, я посмотрю, что ты нарисовал.

Увидев множество кружочков, он ничего не понял.

— Что всё это значит?

— Ну как же, всё видно! Картошка! Это — тебе! Вот это — мне! Это — маме! А это…

Мидхат осторожно перебил его:

— Слушай, братец, я же не говорил, что надо рисовать картошку. Давай из кружков сделаем много-много солнышек!

— Нет, я хочу рисовать картошки!

Мутахар с жаром принялся рисовать ещё кружочки. На этот раз Мидхат рассердился:

— Перестань чертить кружки!! Что ты всё время думаешь о картошке?.. Где я тебе достану еды?

Он стал стирать все кружочки и начал рисовать деревья:

— Скоро весна наступит, давай нарисуем деревья с листьями.

Чтобы убедиться, принял ли братишка его предложение, он повернулся в его сторону и увидел, как тот забрался под кровать и рисует там. Мидхат тихонько подошёл к кровати… и опять увидел кружочки.

— Опять картошка, да?

— Нет, это лепёшки. Лепёшки, агай! Эти большие — тебе, маме, отцу, а эта, самая маленькая, — мне! — И Мутахар, отчаянно улыбаясь, уставился на брата.

Или глаза, умоляющий взгляд братишки, или слова потрясли мальчика, Мидхат вдруг замер, как вкопанный.

Младший, поняв его реакцию по-своему, заслонил рисунки собой.

— Брат! Ты не смей трогать хлеб!

Лицо Мидхата обожгли крупные слёзы.

2

Дни потеплели. Но запоздалая весна не принесла радости в дом, где жили Мидхат и его родные. Маленький Мутахар вот уже который день не может подняться с постели, а ведь казалось, что с наступлением тёплых, солнечных дней мальчик выздоровеет.

Мидхат сидит, обняв колени, уткнувшись в одну точку. Изредка он слышит, как стонет Мутахар. Стон этот нет-нет да и нарушит тишину, словно предвещая тяжёлую скорбь.

— Поешь затируху, пожалуйста… Мама говорит, коль можешь есть, будешь и жить.

Мутахар, не открывая глаз, бессильно мотает головой. Мидхат опять становится задумчивым. Все дети на улице. Но ему нельзя оставлять брата одного. Если б только он выздоровел, то они, как все, ходили б на луг за диким луком, за щавелем. Бедная мама… Целыми днями на работе, а ночи напролёт возле больного сынишки. Как она сдала, как бы сама не заболела. Вдруг он услышал, как Мутахар что-то бормочет.

— Что ты сказал, братик?

— Хочу смотреть на солнышко…

Мидхат поднял Мутахара и поразился его лёгкости: «Как его подушечка», — подумал он. А зимой ему это едва удавалось.

Вынес брата на крыльцо, усадил, подложив за спину подушку. Больной ребёнок сильно зажмурил глаза. Подействовало ли слишком яркое солнце, но по лицу у него потекли слёзы.

— Ну, братец, тебе хорошо? Будешь есть затируху?

— Нет, сам ешь…

— Ты так не говори. Знаешь, сегодня все соседские ребята ушли собирать дикий лук. Обещали, что тебе тоже нарвут. Мама сварит суп повкуснее. Сейчас ведь тепло на улице, ты уже выздоровеешь.

А слёзы у малыша так и текли.

— Я не хочу болеть, агай.

И вдруг — то ли он хотел встать, и даже привстал. и медленно сполз с подушки.

— Ой, Мутахар, что ты делаешь?

Мальчик не отвечал.

Почувствовав беду, Мидхат уложил брата в постель и тут же кинулся к соседям.

— Баба Хадиса, что-то случилось с Мутахаром! — крикнул он, давясь слезами.

Хадиса-эби, увидев Мутахара, тут же послала Мидхата за матерью.

— Он же потерял сознание, дитятко, скорей беги, скажи ей!

Вечером пришли несколько старушек, они отправили Мидхата ночевать к соседям.

— Сынок, ты поспишь у нас, а я буду рядом с твоей матерью, — сказала Хадиса-эби.

В другом случае Мидхат бы отказался, а тут. Он подошёл к братику, погладил его по волосам и, резко повернувшись к двери, вышел из дома.

Ночью ему приснился сон. Будто бы приехал отец. Но вот только Мутахар куда-то исчез. Мидхат обыскался его. Через некоторое время он увидел брата. Только догнал, как тот превратился в птичку и вовсе улетел. Мидхат бежит за ней, кричит…

Разбудила его бабушка Хадиса:

— Дитя моё, повернись на другой бочок, уж больно бредишь-то.

Мидхат вначале и не понял, где лежит, но как только вспомнил, тут же вскочил.

— Нет, я пойду к себе.

— Рано, сынок, ещё не рассвело, ложись, поспи.

Проснулся он поздно. Когда открыл глаза, внуки Хадисы-инэй вовсю шумели. Самая старшая из них, Галия, подошла к мальчику:

— А ты знаешь, Мутахар-то умер.

Сердце у Мидхата ушло в пятки. На секунду окаменел, затем, не помня себя, ухватился за девчушку:

— Врёшь!

Девочка не ждала такой реакции, она вся задрожала.

— Я подслушала разговоры бабушек. Может, я чего-то не поняла…

Мидхат кинулся к двери, но она была заперта снаружи. Мальчишка изо всей силы стал толкать дверь.

— Откройте, откройте!

Сколько он ни кричал, никто не откликался.

В доме все ребятишки рыдали в один голос. Мидхат плакал навзрыд, ничего не видя и никого не слыша. Уж и слёзы иссякли, и голос охрип, но он продолжал плакать беззвучно и бесслёзно.

В конце концов он, всхлипывая, навзничь упал на пол. Так и уснул.

— Дитя моё, вставай, иди, попрощайся с братиком, — будила его Хадиса-эби.

Мидхат не понял: как это — прощаться? Разве Мутахара увозят куда-нибудь? Как можно прощаться с умершими, разве они слышат? Значит, Галия всё не так поняла.

Ох, сколько галок летает, просвета не видать… Мидхат попытался вспомнить, кто же приснился ему ночью. Что за птица? Голубь, воробей? Нет, это был Мутахар. Мутахар теперь — птица?

— Идём, сынок.

Почему сегодня так много галок, — как чёрная туча, они закрыли собой всё небо?.. А кто же говорил, что если галки летают низко, то это к дождю?.. Мутахар однажды ждал целый день и, не дождавшись, сказал, что галки — обманщики…

— Баба Хадиса, он только спит, наверное. Маленькие ведь крепко спят. Бабушка, а он и ночами не мог спать…

Молчание бабушки неспроста. От этого Мидхату стало как-то не по себе. Неужто Мутахар больше никогда не вскрикнет: «Галки летают! Может, дождик польёт!»

— Нет!

Мидхат дрожал всем телом. Отдёрнув руку, побежал домой.

Во дворе сидели несколько стариков. Мидхат, словно опасаясь, как бы они его не задержали, поторопился войти в дом. Увидев дома множество старушек, остановился у порога. Что они тут делают? Все молчали.

Мидхат осторожно пробрался туда, где лежал его братик. А тот, закрыв глаза, лежит тихо-тихо. Тихо-тихо. Не стонет, не морщится.

Вот только бы если он открыл глаза…

— Мутахар, дорогой братишка ты мой, слышишь меня?

Брат не отвечал. Мидхат долго не мог отвести от него глаза, полные слёз. Не хотел он верить жестокой правде. Так и ждал, что Мутахар проснётся…

— Мутахар, ты ведь только спишь, да ведь?

Но ответа не последовало. Мидхат повернулся к старушкам. Его умоляющий взгляд устремлялся от одной из них к другой. Кто-то тихонько дотронулся до его плеча.

Это мама. Из глаз мальчонки брызнули слёзы.

— Мама, мамочка, почему так случилось? Нет, он всё равно не умер!..

Вот старики выносят на лубянке^[3] маленького Мутахара. Мидхат бежит за ними.

— Не уносите, не уносите его, дедушки! — Увидев, что его никто не слушает, громко зарыдал: — Стой, дедушка, постой!

Мальчишку схватили, а он, отбиваясь, вырывается и бежит.

— Мутахар! Брат мой!

Опять бежит за стариками.

— Постойте! Давайте посмотрим, он ведь не умер! Ну что же вы не останавливаетесь?!

Никак не хотел Мидхат мириться с тем, что разлука эта — навечно.

Вот он споткнулся, упал. Встал и, прихрамывая, поплёлся в сторону кладбища.

3

— Сыно-о-ок! Война кончилась!

Поначалу до Мидхата плохо доходит смысл услышанного, а когда понял, радостно вскрикнув, кинулся в объятья матери.

— Закончилась? Как? И больше не будет войны, мама?!

Магикамал-апа, давясь слезами, прижимает к груди сына.

— Не будет!.. Победили! Какое счастье, дитя моё!..

У опьяневшей от радости матери захватывает дыхание, и она, обессилев, садится на корточки.

— Ой, что-то совсем ослабла я, Мидхат. Иди к Хадисе-инэй, передай ей радостную весть! Ещё не все знают. В правлении только что сообщили… а я…

Мидхат, не дослушав слова матери, бежит на улицу…

— Люди! Вы слышали, война закончилась!..

Радостная весть обошла уже всю деревню. Не прошло и минуты, как на улицах стало полно народу. Все друг друга поздравляют, плачут.

И Мидхат вместе со всеми весь день бегал. В каждый дом заходила ребятня, требуя суюнчи^[4].

Вечером Мидхат долго не мог уснуть. Хотел яснее вникнуть всем разумом в смысл слов «война кончилась». Не будет ли войны больше? Никогда не будет?.. Как себя помнит, слово «война» звучало везде, всюду и у всех на устах, он, бедняжка, к этому привык и своей детской несмышлёной головой думал, что так было и будет всегда.

В конце концов мальчик сам себе вслух задал вопрос:

— И что теперь, не осталось ни одного врага?..

Дни проходили один за другим. Фронтовики стали возвращаться домой, но отца Мидхата всё не было. Мальчишка с нетерпением ждал его, ждал каждый день. А тот никак не приходил. Теперь Мидхату стало казаться, что слова его в письмах: «Вернусь очень скоро» — означают целую вечность, а сам он уж и не вернётся никогда.

В последнее время чаще стал вспоминать братишку Мутахара. Всё напоминало о нём. Он часто стал рассказывать матери, о чём они говорили, во что играли.

Однажды Мидхат целый день провёл на рыбалке. Вернувшись, стал чистить рыбу, чтобы приготовить еду к приходу мамы.

Вдруг открылась дверь. Мальчик поднял голову, посмотрел — и у него перехватило горло. Перед ним стоял мужчина в солдатской шинели. Мидхат хотел было резко встать — не стало сил, хотел было вскрикнуть — исчез голос.

Тут солдат протянул к нему руки:

— Сыно-о-ок!

— Отец! Отец!

Вмиг мальчик оказался в объятиях отца, которого так долго ждал.

— Ну сынок, да ты не плачь. Мы ведь мужчины. А как вырос-то! — Галлям-агай снова крепко обнял сына.

— Мы тебя так ждали. И днём и ночью, мама всё время смотрела на дорогу. А я… я боялся, что ты не сможешь вернуться. Мутахар тоже ждал. Отец, он… он…

— Сынок, ну…

— Отец, если бы ты вернулся пораньше, он бы не умер…

Галлям-агай, услышав эти слова, вздрогнул. Широко раскрыв глаза, с дрожью в голосе спросил:

— Что ж вы об этом не написали-то?

Мидхат не нашёлся с ответом. Не говорить же, что мать не хотела удваивать боль отца…

Долго сидели они молча в обнимку. Кто знает, о чём в это время думал Галлям-агай?.. Вот он посмотрел на сына, а в глазах у самого непреодолимая грусть и бесконечная любовь, и прижал к себе сына ещё крепче:

— Нет, вы должны жить! — Глаза мужчины наполнились слезами…

Мидхат вновь прильнул к нему.

— Отец, теперь ты всегда будешь с нами?

— Да, сынок, я вернулся насовсем. А что это у нас мама задерживается?

— Я сейчас сбегаю к ней на работу, они вот-вот уже должны закончить.

В этот момент дверь открылась, и показалась Магикамал-апай.

— Галлям!

Она с плачем бросилась к родному человеку.

— О боже! Глазам своим не верю!

Магикамал-апай долго не могла успокоиться, всё причитала:

— Как мне сообщили… Не помню, как прибежала, о боженьки! Ох, Галлям! Галлям! Жив-здоров!..

Мужчина, бережно прижав жену к груди, стал успокаивать:

— Ну будет, Магикамал… Вот, жив-здоров. Не плакать, а радоваться надо. Успокойся, ладно?..

Взяв её за плечи, посмотрел в глаза:

— Как сами-то жили, Магикамал?

— Выжили… Сам видишь.

— Мы победили, Магикамал! Победили, сынок! — Мужчина крепко обнял самых дорогих ему на свете людей. — Вам больше не придётся испытывать такие трудности! Но… почему ж так случилось, Магикамал?..

Жена поняла, что он говорит об их младшеньком — Мутахаре, тяжело вздохнула, прошептала:

— С ума сойти… Если б можно было — отдала б ему душу свою! Не сберегла!.. Днём и ночью сердце ноет… Как мне быть?..

— Я шёл домой, торопился. Всё представлял, как держу старшего за руку, усадив младшего к себе на плечи… Всё рухнуло… Что ж ты не писала мне об этом?.. Ничего не подозревал, не знал ведь я…

— Галлям, успокойся… Тебе там, в пекле, и так было тяжело. К тому же война приближалась к концу. Думала, не сможешь вернуться. Ради нашего старшего молилась я, чтобы вернулся. Если б узнал о таком горе. нет, нет.

Мужчины умеют владеть собой. Тем более такие, как Галлям, — ведь они прошли сквозь огонь и воду. Теперь он начал успокаивать жену.

Молва о том, что с фронта вернулся ещё один солдат, дошла до окраины села очень скоро. В доме стали собираться односельчане.

С их приходом дома стало веселей. И Магикамал-апай, придя в себя, стала, как обычно, хлопотать возле печи. Ещё глаза не совсем высохли от слёз, а она, улыбаясь, пригласила всех за стол. И стар и млад продолжали заходить в дом.

Мидхат вместе с отцом встречал гостей. И когда сели пить чай, женщина сказала:

— Ой, сынок, отец устал, наверное, а ты уже большой.

Нет, мальчишка не отошёл от отца, — наоборот, даже забрался к нему на колени.

В середину стола поставили хлеб — гостинец отца.

Такого хлеба Мидхат ещё никогда не видел: он был четырёхугольный.

— Отец, а почему этот хлеб такой? У мамы хлеб всегда круглый или же овальный. — Он с удивлением посмотрел на отца. И услышав, как все засмеялись, смущённо прильнул к отцовской груди. «Был бы жив Мутахар, он бы точно так повёл бы себя!» — подумал он.

И тут же вспомнил:

— Папа, а Мутахар всё ждал, что ты вернёшься с хлебом. Маленький был, не понимал. Ему всегда казалось, что с войны все привозят хлеб. Да, мама?.. скажи!

Лица у всех стали серьёзными и печальными. Магикамал платком утёрла слёзы.

— Да, сынок, он так говорил, ждал… Но вот сам…

Все притихли. Каждый задумался о своих горестях, причинённых войною.

Через некоторое время Галлям сказал:

— Завтра, сынок, сходим к могиле нашего Мутахара, возьмём с собой хлеба. Он непременно обрадуется, что отец сдержал слово. Видишь? — вот этот хлеб!

Мальчик обнял отца. У него так много накопилось, что рассказать отцу. Но вот только люди идут и идут. Нет, Мидхат потерпит, лишь бы отец никуда уже больше не уезжал.

Он улёгся на коленях отца, вздремнул. Прошло немного времени, вдруг мальчишка вздрогнул во сне, тут же проснулся и, поняв, что отец рядом, сразу успокоился. Взрослые всё разговаривали, а тема была одна — победа.

Мидхат из-за шума опять было проснулся, открыв глаза, чуть привстал, увидел на скатерти большие куски хлеба. Тут у него сон совсем пропал. Этот хлеб, которого он так ждал, приготовлен для его братика Мутахара, отцовский хлеб.

— Папа, ты больше никогда никуда не уедешь?

— Нет, сынок, я приехал домой, к вам, навсегда!

Услышав мягкий, спокойный голос отца, Мидхат вновь засыпает. В его короткой, но полной тягот и лишений жизни это был самый сладкий сон.

Примечания

3

Лубянка — носилки из древесной коры, на которых мусульмане несут умерших (по обычаю, без гроба) до кладбища.

4

Суюнчи — традиционный подарок за хорошую новость.