Большое богатство

Полли Хорват, 2018

Совершенно неожиданно Руперт, мальчик из бедной семьи, проводит Рождество с Риверсами, самой богатой семьёй города. Люди эти радушные, хлебосольные и очень весёлые. Каждый праздник они играют в кучу игр, где призами служат сущие пустяки для них и настоящие сокро-вища для Руперта. Воодушевлённый мальчик с огромным удовольствием включается во все игры, но… теряет все добытые сокровища в самый последний момент! Чувствуя себя виноватыми, Риверсы пытаются загладить вину и втягивают Руперта в одно невероятное приключение за другим, начиная с ночной поездки в метель и заканчивая путешествием во времени. Но смогут ли они возместить то, что он потерял?

Игры

Через несколько минут все собрались в столовой.

— Однако, — заметил дядя Моффат, когда все расселись, — с каждым годом время, когда мы садимся за рождественский ужин, похоже, делается всё более нелепым.

— Да, а почему обед так рано? — не поняла Сиппи, маленькая сестрёнка Тургида.

— Вопрос стоит так: у нас ранний обед или у нас жареные рёбрышки на завтрак? — провозгласил дядя Генри, худой мужчина с всклокоченными седыми волосами и крючковатым носом.

— Мне, наверное, нужно рассказать тебе, кто все эти люди? — спросил Тургид, когда Биллингстон поставил дополнительный прибор для Руперта.

— Мне ни за что их всех не запомнить, — пробормотал Руперт, думая про себя: «Давайте уже еду, давайте уже еду».

— Наверняка запомнишь. Это мой брат Роллин, это моя сестра Сиппи. Матушка возле тебя во главе стола, плотненькая со светлыми волосами и в чудных очках, из-за которых глаза у неё словно прищурены, — зашептал Тургид тихонько, чтобы она не услышала. — Напротив неё на другом конце стола мой отец. Вон мой дядя Моффат — тот толстяк с пунцовыми щеками. Он живёт здесь с моими кузенами, но они противные. Их зовут Уильям, Мелани и Тургид. Спокойно можешь с ними и не разговаривать. Обычно они весь обед препираются между собой. Их мать, тётя Анни, уехала на молочную ферму в Висконсине — даже не спрашивай! Возле камина в пурпурном смокинге сидит мой дядя Генри. Та жилистая, белая как мел дама с вьющимися рыжими волосами, которая сидит рядом с ним, — тётя Хазелнат. Её легко запомнить, потому что, не считая матушки, она здесь единственная женщина.

— Ещё один Тургид, ты сказал? Это семейное имя?

— Нет, и когда дядя Моффат и тётя Анни объявили, что назовут сына Тургидом, разразился большущий скандал. Ах да, а вон и библиотекарша, о которой я тебе уже рассказывал: шпионит за нами из-за портьер. Я и забыл, что есть ещё одна женщина, кроме матушки и тёти Хазелнат. Я вечно про неё забываю во время обеда, потому что она рта почти не раскрывает. Мы мало что знаем о её прошлом, но мы с ней не накоротке, поэтому вроде как нехорошо расспрашивать. Но ты можешь спросить что угодно. Она всё знает. Давай, попробуй. Матушка полагает, что она библиотекарь-консультант.

— Может, попозже, — сказал Руперт.

Он был смущён и оглушён. Все говорили одновременно, и в комнате царила какофония звуков. Миссис Повар вошла с супницей и, начиная с конца, где сидел отец Тургида, стала половником разливать суп по тарелкам, которые Биллингстон ставил перед членами семьи.

Как только суп достиг второго Тургида, тот схватил ложку и начал есть, однако тут дядя Генри вскричал:

— Хлопушки!

— Положи ложку, Тургид, — велела тётя Хазелнат.

— Ох, терпеть не могу хлопушки, — проворчал мистер Риверс. — Какая взрывная чепуха!

— Никакая не чепуха! Хлопушки все любят, — заявил дядя Генри, протягивая Руперту непонятный цилиндр, завёрнутый в подарочную бумагу словно большая конфета.

Прежде чем хоть что-то сделать со своим цилиндром, Руперт подглядел, как сидящие за столом по двое одновременно тянули за концы каждой хлопушки. С негромким хлопком цилиндры разрывались, выбрасывая бумажные короны, листочки с шутками и небольшие сувениры.

— Так, давайте прежде, чем приступить к еде, зачитаем все шутки вслух, — велел дядя Генри.

— «Что один снеговик сказал другому?» — выпалила Сиппи.

— Морковкой пахнет! — крикнула, заходясь от смеха, тётя Хазелнат.

— «Что один северный олень сказал другому?» — прочитал дядя Генри.

— Я не знаю, — сказал дядя Моффат.

— «Ничего. Северные олени не умеют говорить», — зачитал дядя Генри.

И так они читали по цепочке. Когда подошла очередь Руперта, и он стал судорожно разворачивать свою бумажку с шуткой, дядя Генри громыхнул:

— Погоди минутку. Ты кто?

— Р-р-р-руперт, — запинаясь, выговорил Руперт.

— Это нам ни о чём не говорит, — бросил дядя Моффат.

— Он лежал на газоне перед домом, почти заледеневший и совершенно без чувств, — сказал Тургид.

— Батюшки-светы, ещё один библиотекарь! — вскричал дядя Генри.

— Глупости! — проревел дядя Моффат. — Ему никак не больше девяти лет.

— Десять, почти одиннадцать, — шёпотом поправил его Руперт.

— Последнее время люди взяли моду просто являться и вселяться, — заметил мистер Риверс, до сведения которого все обстоятельства появления библиотекарши в доме так и не дошли. Он работал допоздна и подчас совершенно отставал от жизни и новостей семьи.

— А что у него не так с голосом? — брякнул Уильям.

— Все так, заткнись и читай свою шутку, — отозвался Тургид.

— Он вполне может оказаться библиотекарем-стажёром, — продолжил дядя Генри, никого не слушая. — Это объясняет, почему он шепчет. В библиотеках постоянно требуют, чтобы все говорили шёпотом. Спорим, я прав! Уверен, я прав. Мальчик, я прав?

— Нет, — прошептал Руперт.

— Ха! — возгласил дядя Моффат.

— Я надеюсь, ты оттаял? — ласково спросила миссис Риверс.

— Да, спасибо, — пробормотал Руперт.

— Погоди минутку! — завопила миссис Повар, подносившая оливки и сельдерей. — Ты тот мальчонка, которого я пыталась отвадить от ворот током?

— Я не виноват, — отчаянно залепетал Руперт. — Я проходил мимо, и завиток ограды зацепился за дыру в моём свитере.

— Ах, миссис Повар, неужели вы опять трещите током?! — упрекнула её миссис Риверс.

— Я вам снова повторяю, — заявила миссис Повар. — Мне нравится смотреть, как люди извиваются от электрического тока, ничуть не больше, чем прочим. Я всего лишь борюсь с домушниками. Мне следует за это приплачивать.

— Ладно вам, признайтесь, пусть немножечко, а вам нравится смотреть, как они подёргиваются, — настаивал дядя Генри.

— Немножечко! А кому не нравится смотреть, как люди немножечко подёргиваются? — извиняющимся тоном произнесла миссис Повар.

— Молодой человек, никаких дыр в твоём свитере я не вижу, — заявил мистер Риверс, вытягивая шею над своей суповой тарелкой, чтобы рассмотреть Руперта.

— На нём моя фуфайка, отец, — объяснил Тургид. — Оставьте-ка все его в покое. Руперт, читай свою шутку.

— Что один северный олень сказал другому?! — прочитал Руперт.

— Эту мы уже слышали! — возмущённо буркнул дядя Моффат.

— Они всегда немного повторяются, ты же знаешь, — сказал дядя Генри. — Достаточно. С хлопушками покончено. Все ешьте свой суп.

И все стали есть. Руперт заметил, что у каждого из Риверсов на голове была теперь бумажная корона из хлопушек, поэтому и он надел свою корону и тоже принялся есть. Суп был вкуснее всего, что Руперт когда-либо ел. В нём было много сливок, картошки и ещё чего-то незнакомого. Мальчик быстро и беззвучно черпал ложку за ложкой и закончил раньше всех. Он бы с удовольствием съел ещё, но как только он доел, Биллингстон малозаметным движением руки тут же убрал тарелку.

Ожидая, пока доедят остальные, Руперт стал разглядывать свой сувенир из хлопушки. Это была небольшая колода карт в пластиковой плёнке.

— Что мне с этим делать? — тихонько спросил он Тургида, хотя шептать не было никакой необходимости: все ели, разговаривали, пили вино (взрослые) или коктейль из апельсинового сока с гранатовым сиропом (дети)^[3], и в комнате было по-праздничному шумно.

— Понятия не имею, — пожал плечами Тургид.

— А ты что со своим сувениром сделаешь? Да, а что тебе досталось?

— Хм, похоже на брелок для ключей, — сказал Тургид. — Обычно они валяются среди прочей рождественской ерунды и мусора, а затем куда-то, не знаю куда, исчезают. Наверное, их выбрасывают. Эта дребедень из рождественских хлопушек никому не нужна. Каждый год одно и то же скучное грошовое барахло. Но что поделаешь, это ведь часть Рождества, верно? А у вас что же, в семье на Рождество не бывает хлопушек?

Руперт хотел сказать, что у него в семье и еды-то нет, хотя это и не вполне верно, ведь есть же рождественская корзина. Пусть курицы на всех не хватает, но что-нибудь из корзины достаётся каждому. Прочая еда в корзине была из продуктового банка^[4], а это в основном такие продукты, которые люди обнаруживают забытыми у себя в шкафу и, удивившись, зачем только их купили, в конце концов кладут в коробки продуктового банка. Там было много копчёного осьминога, нута с халапеньо и тому подобных консервов, но, Бог свидетель, Брауны против них ничего не имели. Они были только рады съесть продукты, купленные стилвилльцами по ошибке.

— Нет, у нас не бывает рождественских хлопушек, — признался Руперт.

Если уж Тургид не сообразил, что у того, кто не может позволить себе зимние ботинки, нет денег на хлопушки, Руперт не допустит бестактности, указав на его промах. Руперт даже не был уверен, что Тургид заметил, что на нём не было ни пальто, ни ботинок. Руперт начал задвигать маленькую колоду карт под свою хлебную тарелку, как вдруг заметил, что на ней лежит булочка. Съев булочку, он увидел кусочек масла, закинул его в рот целиком, и масло растаяло на языке, одарив чудесным вкусом. Он никогда не пробовал масла. Единственный жир, который бывал у Браунов на столе, — это маргарин. Маргарин Руперту нравился, но масло оказалось чем-то просто неземным. И всё это время его не отпускала мысль, что, раз Риверсы выбрасывают праздничные сувениры, возможно, ничего страшного, если он возьмёт свой. И вообще, может, ему удастся собрать все сувениры, прежде чем их выбросят, и забрать домой. У него никогда не было игрушек, да и у его братьев и сестёр тоже. Поэтому он тихонечко накрыл колоду ладонью, сдвинул руку к краю стола и уронил в другую ладонь. Он сунул карты в карман спортивных штанов Тургида, чтобы потом переложить в собственные штаны.

По завершении секретной операции Руперт поднял глаза и увидел, что дядя Генри задумчиво разглядывает его. Руперт покраснел. Лицо его побагровело, и мальчику показалось, что оно, наверное, стало цвета баклажана. Лицо заполыхало, и Руперт подумал, что, наверное, скоро сгорит со стыда в прямом смысле. Он быстро перевёл взгляд на свою тарелку, а когда наконец рискнул поднять голову, увидел, что задумчивое выражение с лица дяди Генри исчезло. Он подмигнул Руперту, повернулся к Сиппи и начал ей что-то рассказывать.

Попасться с поличным было ужасно. Руперт был убеждён, что сделал именно то, чего ждали от бедного мальчишки из дурной половины города, и его переполняли стыд и сожаление, однако в этот момент унесли последние суповые тарелки и миссис Повар начала подавать такое разнообразие блюд, что смущение Руперта смело возбуждением. Никогда в жизни он не видел и даже не нюхал подобной еды. Этот обед и для того, кто хорошо питался, был из ряда вон выходящим, а тому, кто перебивался жидкой овсянкой и кухонными отходами, он показался до невероятия поразительным. Тут была и жареная говядина, и картофельное пюре, и жареная картошка, и йоркширский пудинг, и мясная подлива, и кнедлики, и морковь, и кукуруза, и бобы, и стаффинг^[5]. Тут был и клюквенный соус, и желе из морошки, и солёные огурчики, и маринованные корнишоны, как с острым перцем, так и с шоколадом. Тут было и сырное суфле, и суфле из шпината, и запеканка из кукурузной муки. Тут было такое разнообразие еды и в таком количестве, и её передавали друг другу с таким проворством, что не успел Руперт опомниться, как у него на тарелке выросла гора.

Оставшееся время он сидел молча и сосредоточенно и целеустремлённо ел, чувствуя себя медведем перед зимней спячкой. Ему нужно набрать вес на всю зиму. Это на январь, думал он, беря ещё картошки. А это на февраль, думал он, накладывая в тарелку говяжьих рёбрышек и поливая их подливой.

Под конец ему было слегка нехорошо, но только он съел последний кусочек — тарелку у него сразу забрали и внесли десерт: рождественские пирожки с сухофруктами, яблочные пироги, вишнёвые, шоколадные и банановые. Тут были и печенья, и фланы^[6], и эклеры, и кексы. Тут были пудинги. Тут были фрукты. Тут был сыр.

Но Руперт с болезненным разочарованием понимал, что из всех этих яств ему не съесть ни кусочка. Он был сыт по горло. Он чувствовал, что еда буквально заполнила весь пищевод, грозя подняться обратно в рот. Больше ни для чего места не было, совсем не было.

— О, ты должен взять что-нибудь на десерт, Руперт! — воскликнула миссис Риверс через некоторое время, заметив, что он, в отличие от членов семьи, наперебой сметавших сладости, ни к чему даже не прикоснулся.

— Я не могу, — сказал Руперт.

— А нечего было объедаться за обедом, — проговорила Мелани с полным ртом пирога. — Я всё видела.

— Заткнись, — заступился за Руперта Тургид.

— На правду не обижаются, — отозвалась Мелани.

— Руперт может съесть свой десерт после игр, когда все возьмут себе добавки, — предложила миссис Риверс. — Я и сама не голодна. Биллингстон, уберите со стола.

И Биллингстон забрал все тарелки с надкусанными пирожками, печеньями и фланами. А также обёртки от хлопушек и все шутки и сувениры. Он собрал короны, и Руперту, увы, пришлось снять свою. Он надеялся сохранить её для Элизы, но корону бросили в огонь вместе с остальными. На столе не осталось ничего, кроме бокалов.

И тут Руперт в первый раз заметил свой нетронутый коктейль. Ему ужасно хотелось пить. И у него было место для крохотного глотка. Напиток был вкуснейший. Алый, пузырящийся, украшенный засахаренной вишенкой. Как и вся сегодняшняя еда, напиток был превосходный, ничего лучше ему не доводилось пробовать. Руперт едва сдерживал слёзы восторга. Но скоро ему стало не до того, потому что Биллингстон внёс целую гору празднично упакованных подарков и разложил их по всему столу.

Миссис Повар зашла в столовую, чтобы попрощаться. На ней были пальто, шляпка и перчатки, она собралась уходить домой, чтобы отметить Рождество с семьёй.

— Ой, миссис Повар, — воскликнула миссис Риверс, — ваш подарок лежит на буфете.

— Спасибо, — процедила миссис Повар. Каждый год ей казалось, что Риверсы слишком затягивают обед. Она была убеждена, что они делают это ей назло. В руках у неё была большая хозяйственная сумка и два мусорных пакета. Она открыла их и сгребла внутрь десятки подарков от семьи Риверс.

— Я надеюсь, вы найдёте там что-нибудь себе по вкусу, — улыбнулась миссис Риверс и, повернувшись к Руперту, шепнула: — Ей не очень-то нравится то, что мы для неё выбираем. Ну что поделаешь!

Руперт не знал, что и ответить. Кажется, миссис Риверс была к нему расположена, а он к такому не привык. Не то чтобы люди недолюбливали лично его — но одним не нравилась его семья, его, в общем-то, запущенный вид и, как он подозревал, запах (хоть он и старался мыться в ванне так часто, как это было возможно в переполненном доме), другие же не любили его за то, что его братья воровали котов. И те, и другие составляли практически всё население городка, вот он и не привык к тому, что о нём думают хорошо.

Миссис Повар церемонно промаршировала к двери столовой, волоча за собой сумки.

— Да, и ещё, миссис Повар, — окликнула её миссис Риверс. — Если увидите, что кто-то ещё висит на воротах, вы уж сделайте ему поблажку. Сегодня ведь Рождество.

Миссис Повар не остановилась и не обернулась, однако, прежде чем выйти, кивнула.

— Отлично, — дядя Моффат в предвкушении потёр ладони. — «Передай свёрток» для начала?

— Я не знаю, как играть, — Руперт шёпотом признался Тургиду.

— Да это просто, — сказал Тургид. — Из шляпы, которую мы пускаем по кругу, каждый вытягивает листочек бумаги с номером. Тот, у кого номер один, выбирает подарок со стола и разворачивает его. Так же поступает номер два, но номер два может теперь или оставить свой подарок, или обменять его на подарок первого номера. Номер три, в свою очередь, может выбрать свой подарок или обменять его на подарок номер один или номер два. Если твоя очередь прошла, у тебя больше нет права выбирать. Очевидно, лучше всего вытащить последний номер, потому что этот участник может обменять свой подарок на чей угодно. Некоторые призы вполне хороши, но другие ужасны.

— Цель игры — сделать как можно больше людей несчастными, — подхватил дядя Генри. — Не жалей ничьих чувств. Если кто-то получил нечто желанное, меняйся, когда придёт твоя очередь. Отбери это у него. Пусть страдает. Вот вся соль игры в двух словах.

Однако Руперт ничего подобного делать не собирался. Он решил, что будет рад всему, что бы ни выиграл. До сего дня он старался жить неприметно, не вмешиваясь в ход событий и не наживая врагов.

Биллингстон внёс шляпу со сложенными бумажками. Её пустили вдоль стола. Руперт вытащил бумажку и развернул. Ему достался номер четыре.

— Не лучший номер, — понимающе протянула Мелани.

— Но и не худший, — заметил другой Тургид.

Когда перед каждым лежала бумажка с номером, миссис Риверс, которая вытянула первый номер, выбрала и развернула первый подарок. Это был апельсин.

— Ох, похоже, я проиграла, — вздохнула она уныло. — Никто не захочет мой приз. И почему я вечно вытаскиваю маленькие номера? Ведь за все годы, что я играю в эту игру, мне ни разу не выпал хороший номер! Думаю, это подстроено.

— Ты каждый год так говоришь, — сказал мистер Риверс, который вытащил номер два. Он получил подборку книг о Нэнси Дрю^[7]. — Замечательно, — воскликнул он. — Никогда их не читал. Похоже, меня ждёт весьма приятная неделя.

— Если тебе удастся их сохранить, — съехидничал Уильям.

— А тебе это не светит, — убеждённо заявила Мелани. У неё был номер три, и она энергично распаковывала свой подарок — коробку шоколадных конфет. — Так. Я, пожалуй, поменяюсь с тобой на серию книг о Нэнси Дрю, вот спасибо! — И она обежала вокруг стола, чтобы забрать их у мистера Риверса. А ему бросила свои конфеты.

— Я ведь даже не люблю шоколад, — печально произнёс мистер Риверс.

— Возможно, ты предпочтёшь апельсин? — предложила миссис Риверс.

— Размечталась! — отрезал мистер Риверс и стал хмуро смотреть в окно.

— Я люблю шоколад, — с надеждой сообщила Сиппи.

— Вы не можете меняться! — рявкнул дядя Генри. — У вас у обоих был шанс. И уж точно ты не можешь отдать шоколад Сиппи: как ей отлично известно, это против правил. Вам от своих призов не отделаться. Не мухлевать!

Подошла очередь Руперта. Он выбрал небольшой приз и развернул его. Это был казу^[8].

— О, спасибо! — зашептал он. Он понятия не имел, что это такое.

— Кого это ты благодаришь? — фыркнул Уильям.

— Подарок дрянь, — заявил другой Тургид.

— Ага, точно, но мои книжки про Нэнси Дрю ты не получишь, — пригрозила Мелани. — Даже и не думай.

— Он получит всё что захочет! — вскричал дядя Генри.

— Он даже не живёт здесь, — заныла Мелани.

— Правила об этом ничего не говорят, — указал дядя Генри. — Если хочешь ввести новое правило, тебе следует обратиться в комиссию по регламенту. Вот так взять с потолка новое правило, вроде того, что только живущий в доме может получить хороший приз, ты не можешь.

— Нету никакой комиссии по регламенту, — возмутилась Мелани. — Ты всё выдумал.

— Конечно же, есть комиссия по регламенту, — возразил дядя Генри. — Откуда ещё у нас утверждённые правила? Ты что, глупее инфузории-туфельки? Ты что, совсем безголовая?

— Батюшки-светы! — охнула миссис Риверс. — Смотри, ты довёл её до слёз.

— Я всего лишь задал ей несколько важных вопросов, — ответил дядя Генри. — Вопросов, которыми она и сама должна была задаться.

— Глупее ли я инфузории-туфельки? — завопила Мелани, вскакивая. — Да я даже не знаю, что такое инфузория-туфелька!

— Мне нечего больше сказать, — и дядя Генри непреклонно скрестил руки на груди.

— И я не лью слёзы, — продолжала кричать Мелани. — Дядя Генри придумывает правила прямо на ходу, а затем придумывает ещё целые институты, чтобы замести следы!

— Я вовсе не придумываю! Ничего и никогда! — воскликнул дядя Генри и с возмущением встал и подошёл вплотную к Мелани.

— Отбери её книги, мальчик, — велел Руперту дядя Моффат. — Пусть это будет ей уроком.

— Думаю, я просто оставлю себе эту штуку, — шепнул Руперт, сжимая казу.

— Ты ведь даже не знаешь, что это! — покатился от хохота другой Тургид.

— Он играет, не считаясь с духом игры! — сказал Роллин.

— Верно, — подхватил Уильям. — Он зануда.

— Заткнитесь, — бросила им Мелани. — Конечно, ему нужен казу. А кому не нужен?

— Моя очередь, — напомнил Тургид и закрыл вопрос, развернув свой небольшой приз.

Это был новый фермерский альманах на 1996 год. Тургид поменял его на отцовские шоколадные конфеты. Вообще-то он хотел бы забрать книги про Нэнси Дрю, но побоялся Мелани.

— Слава богу, — выдохнул мистер Риверс, листая альманах на будущий год. — Вот, по крайней мере, полезная вещь. — И он начал читать прогноз погоды на январь.

— Может, тебе больше хочется апельсин, Тургид, дорогой? — проворковала миссис Риверс.

— Сама знаешь, что нет, — отказался Тургид.

— Не представляю, зачем мы держим в доме апельсины, — мрачно сказала миссис Риверс. — Их никто не любит.

— Я их люблю, но коробка шоколадных конфет мне больше по вкусу, — отозвался Тургид.

— А ведь я родила тебя, — провозгласила миссис Риверс.

— Только не начинай снова, — взмолился Тургид.

Миссис Риверс любила припоминать это всякий раз, как ей не удавалось добиться своего.

— Тринадцать мучительных часов, — пробурчала миссис Риверс себе под нос. Никто не обращал на неё внимания.

— А вы знаете, что апельсины и бананы некогда были экзотикой и считались предметом роскоши? — заметила из-за портьеры библиотекарша. На протяжении всего обеда она складывала угощение на небольшие тарелочки и снова возвращалась на своё место за портьерой, и то ковыряла пищу, то читала, то подслушивала. — Было время, когда дети прыгали бы от восторга, достанься им такой продукт питания.

— Благодарю, что поделились с нами, — заметил дядя Моффат, едва приметно закатывая глаза.

— И добро пожаловать в двадцатый век с современными холодильными установками, — кивнул мистер Риверс. — Нельзя ли просто продолжить эту игру, прошу вас?

И игра продолжилась, пока Уильям не обнаружил в свёртке дохлую мышь и не выменял на неё у Мелани серию книг про Нэнси Дрю, вызвав поток горьких слёз и вопль:

— Как же я ненавижу эту семью!

— Ха-ха, Мелани получила приз-подлянку, — распевал Уильям.

— Биллингстон отвечает за подарки, и каждый год он превосходит самого себя в выборе ужасного приза-подлянки! — торжествовал дядя Генри. — В прошлом году это был кусок заплесневевшего сыра. Что ж, Мелани, дорогая, похоже, ты останешься с дохлой мышью. До чего быстро могут перемениться жизненные обстоятельства! Вжик — и ты на вершине мира, а затем вжик — и уже нет. Уж на это никто меняться не станет. Так что игра закончена.

— Ох, Мелани, пожалуйста, не принимай это так близко к сердцу, книги ты можешь взять в библиотеке, — сказала библиотекарша из-за занавески. — Как я всегда тебе говорила, с читательским билетом ты никогда не останешься обездоленной.

— Она и так никогда не останется обездоленной, — заявил мистер Риверс. — Она — Риверс.

Но Мелани всецело отдавалась горю и ничего не слышала. Насколько можно было судить, бессвязные вопли сводились к тому, что ей просто хотелось победить.

Наконец тётя Хазелнат велела:

— Да помолчи же, Мелани, это просто игра.

Дядя Генри встал и провозгласил:

— Продолжаем!

И они продолжили. Для более активных игр они перебрались в гостиную.

Они играли в шарады. Они играли в «Статуи». Они играли в «Категории», в «Нарисуй и угадай», в «Гамруль». Биллингстон приносил всё новые и новые призы, словно из бездонного запаса. Руперт собрал гору призов. И каких! У него была железная дорога и тёплые зимние ботинки. Ботинки были ему велики на два размера, но это его не смущало. У него была снеговая лопата и членство в клубе «Печенье месяца». Радиоуправляемый самолёт. Целая стопка тёплых свитеров. А самое чудесное, он теперь мог впервые в жизни сделать подарки на Рождество членам своей семьи. Если Брауны и получали подарки, дарили их Джон и Дирк, и подарки эти в основном — точнее, исключительно — были котами.

Руперт сидел, погруженный в счастливые раздумья, кто что получит. Одному из младших братьев достанется железная дорога. Отец может взять себе радиоуправляемый самолёт. Руперт был уверен, что он ему понравится. Ему будет чем заняться в то время, как он смотрит телевизор. Свитера он поделит между всеми. Парочка больших подойдёт даже матушке. А для Джона и Дирка у него был плюшевый тигр и плюшевый лев. Они, конечно, подростки и слишком большие для мягких игрушек, но Руперт надеялся, что игрушечные звери заменят им живых кошек. А ещё у него теперь была серия книг о Нэнси Дрю, которую Уильям проиграл Мелани в игре, называвшейся «чёт-нечет», а Мелани была вынуждена отдать Руперту в игре, придуманной дядей Генри, которую он очень любил и называл «Пропади пропадом», потому что по её правилам каждый терял свой самый любимый приз.

Руперт пребывал в страхе перед Мелани с той самой минуты, как выиграл её книги, но дядя Генри заверил его, что Мелани всегда ужасающе ведёт себя во время игр, и ей только на пользу пойдёт, если она научится спортивному поведению, так что не нужно обращать на неё внимания. Если Мелани не возьмёт реванш, книги достанутся сестрёнке Элизе. Элиза любила по вечерам сидеть с Рупертом, и он придумывал для неё истории, чтобы отвлечь от холода. Истории не были особенно хороши. Кроме холода и голода, Руперту мало что довелось испытать в жизни, поэтому голод и холод, так или иначе, проникали в его истории, делая их бесполезными. Но теперь он сможет прочесть ей все книги про Нэнси Дрю. Эта мысль приносила ему бо́льше радости, чем всё, что произошло в этот день.

И наконец, в разгар дня Риверсы начали последнюю игру.

Примечания

3

Этот коктейль называется «Ширли Темпл».

4

Продуктовый банк, он же пищевой или продовольственный банк, — благотворительная организация. Они собирают продукты от магазинов или людей, упаковывают их и через сеть других благотворительных организаций раздают нуждающимся.

5

Запеканка из хлебных крошек с овощами, изначально использовалась как начинка индейки, а затем превратилась в самостоятельное блюдо.

6

Пирог из песочного или слоёного текста с нежным кремом, напоминающим пудинг.

7

Серия детективов, главный персонаж которых молодая американская девушка, вчерашняя школьница, издаётся с 1930-х гг.

8

Казу — американский духовой инструмент африканского происхождения, изменяющий голос поющего через него человека благодаря вставленной в цилиндр винтовой пробке с мембраной из папиросной бумаги.