Анестезия

Полина Рей, 2019

Александр Зубарев в прошлом – профессиональный спортсмен. В настоящем же – мужчина, прикованный к инвалидному креслу. Анастасия Крамская – медсестра, которая очень сильно нуждается в работе, потому что на руках у неё родные, полностью зависящие от неё. Кем станет она для Александра? Сиделкой, которую он не хочет видеть рядом, потому что это слишком унизительно, и делает всё, чтобы она исчезла из его жизни? Или анестезией, способной утолить боль? И его, и свою…При изготовлении обложки использован исходник с Shutterstock 1043507128.Содержит нецензурную брань.

***

— Мама! Мамочка!

В колени Насте, вошедшей в квартиру и старающейся не шуметь, уткнулось лицо дочери. Аглая плюхнулась возле неё на пол, обхватила руками ноги и затихла, так и не поднимая головы.

— Глаша… ты почему не спишь? — удивлённо выдохнула Настя, отлепляя от себя ребёнка, но лишь для того, чтобы устроиться на стуле и усадить дочь на колени.

— Не спалось без тебя.

— А бабушка где?

— А бабушка опять уснула, когда своих политиков смотрела.

Настя улыбнулась и вздохнула. Быстро пробраться в душ, наскоро перекусить и улечься в кровать не получится. Пока Глаша не наговорится с ней вдоволь, о сне можно только мечтать. И ведь не скажешь дочери, чтобы шла в постель, раз она так ждала её…

— Ну, хорошо. Тогда я быстро в ванную и к тебе. Идёт?

— Идёт. Я пока тебе поесть положу.

Глаша умчалась в кухню, а Настя отправилась быстро принять душ и смыть с себя больничный запах, который, казалось, впитался так глубоко, что его уже было не вытравить ничем.

Как же она устала от всего этого… Вставала в шесть утра, возвращалась ближе к полуночи. Хваталась за любую подработку, чтобы только её мать и дочь ни в чём не нуждались. И не видела ни единого просвета в том, как жила последние несколько лет.

Она вышла из душа, обмоталась полотенцем. Вытерла запотевшее зеркало и посмотрела на своё отражение. На вид ей можно было дать лет на пять меньше, чем было на самом деле, и если бы не тени, залегшие под глазами, наверное, она бы сама себя посчитала привлекательной. Хотя, ей уже давно было плевать, обращают на неё мужчины внимание или нет. Хватило первого и — Настя была уверена в этом — единственного брака с отцом Глаши, который окончился кошмаром.

— Я тебе супа налила.

Аглая, совершенно довольная собой, уже ждала её за столом, на котором стояла тарелка с борщом. Судя по виду, остывшим. Настя улыбнулась дочери и, устроившись напротив неё, придвинула к себе еду.

— Как время провели? — поинтересовалась она, отправляя в рот ложку чуть тёплого борща.

— В подготовишке были. Гуляли. Немного. Бабушка быстро устала.

Настя кивнула, быстро доедая суп. После смерти мужа, Настиного отца, её мать очень часто болела и единственное, что её радовало — Глаша. Наверное только благодаря тому, что у Насти родилась Аглая, мама и была до сих пор жива.

— Поняла. А теперь давай спать ложиться. Мне завтра на работу не очень рано, так что успеем с тобой утром позавтракать вместе.

Она поднялась из-за стола, быстро вымыла тарелку и повернулась к дочери, на лице которой было выражение неподдельной радости. Как мало ей было, в сущности, нужно, и как много Настя хотела Глаше дать.

— Идём. — Она взяла дочь за руку и повела в их комнату, где они жили вдвоём. — Расскажу тебе сказку.

Проснулась Настя ровно в шесть, словно по будильнику, хотя вполне могла поваляться в постели до законных восьми часов. В квартире было тихо — только слышалось, как тикают стрелки на часах и посапывает во сне Глаша, крепко прижимающая к себе мягкого зайца.

Настя повернулась на бок, закрыла глаза, но уже понимала, что вряд ли заснёт. С тех пор, как её жизнь превратилась в череду ужасных будней, у Насти появились проблемы со сном. И постоянно, будто кто-то раз за разом повторял кадры страшного кинофильма, она видела одни и те же обрывки сновидений.

Сначала — смерть папы, после — предательство мужа, в результате которого она лишилась квартиры, потом — рыдающую Глашу. Она прижимала дочь к себе, старалась успокоить, а та отчаянно плакала и хваталась за её одежду.

На этом моменте Настя обычно заставляла себя проснуться, будто стоило ей продолжить погружаться в эти картины с головой, она попросту могла сойти с ума.

Откинув одеяло, Настя осторожно, стараясь не шуметь, поднялась с постели и отправилась на кухню, чтобы приготовить завтрак для дочери и мамы.

— Поспала бы, — вместо приветствия проговорила мать, входя в кухню минут через сорок, когда Настя уже напекла стопку блинов.

— Доброе утро. Не спится. Ты как?

Она повернулась и быстро оглядела маму. Вид измождённый — под глазами точно такие же круги, как у неё.

— Хорошо, — привычно соврала та. — Ты опять до ночи сегодня?

— Да. Машка Зеленцова всё же предлагает устроиться детской сестрой.

— Это исключено.

Настя выключила плиту и, налив себе и матери кофе, поставила чашки на стол и устроилась на крохотном диванчике. Упрямо поджала губы, потому что уже знала, что ей скажет мама. Она и сама до последнего отодвигала этот вариант, зная, что долго на работе сестрой по уходу за детьми не выдержит. Смотреть на то, как мучаются крохи и оставаться равнодушной — невозможно.

— Там неплохо платят. Деньги поступают из фонда, а не от государства.

— Всё равно. Ты туда не пойдёшь.

Настя улыбнулась. Вроде как мать лезла в её жизнь, но делала это исключительно из лучших побуждений, потому это и вызывало улыбку, ничего кроме.

— Мам, Глашу в этом году в школу собирать. Это траты.

— Придумаем что-нибудь.

— Придумаем. — Настя хмыкнула и уткнулась в чашку с кофе. — Ничего мы кроме работы не придумаем.

— Значит, соглашайся на то, что тебе сейчас предложу.

На лице матери появилось упрямое выражение. Настя знала его слишком хорошо — та уже наверняка вбила себе в голову что-то и отступать не собиралась.

— Что ты мне сейчас предложишь?

— Сиделкой пойти. Но не за копейки, чтобы круглые сутки там сидеть, а к богатому человеку.

— К кому?

Мама поджала губы, отвернулась, глядя куда-то в сторону, и у Насти появилось нехорошее предчувствие. Она пока не знала, с чем — вернее, с кем — оно было связано, но испытывала его. Даже сердце быстрее колотиться стало.

— Ну? — поторопила она мать, когда пауза затянулась.

— К Зубареву Саше, — выдохнула та словно бы с вызовом.

Настя сделала жадный вдох, едва удержавшись от того, чтобы не схватиться за горло. Саша Зубарев. Слишком остры ещё были воспоминания о нём, хотя прошло много лет с тех пор, как они виделись в последний раз. И слишком глубокие чувства к нему она испытывала в прошлом, чтобы вот так просто забыть.

— Что с ним? — прошептала Настя, отчаянно ругая себя за то, что не отказалась сразу, стоило ей услышать имя Зубарева.

— Я так и знала, что ты не в курсе.

— Не в курсе. Так что?

— Инвалид он теперь. Парализован. На матче травму получил.

— Давно?

— С полгода назад.

Настя откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Перед глазами замелькали картинки прошлого, в котором и она, и Саша были такими молодыми и полными надежд. Неважно на что — жизнь, будущее, карьеру — главное, что они, эти надежды, были такими осязаемыми. Казалось, протяни к ним руку и сможешь почувствовать, насколько они реальны.

— Даже не думай об этом, — буркнула Настя, уже решив, что откажется. — Странно, что тебе вообще такая мысль хоть на секунду в голову пришла.

Последние слова она проговорила с укоризной, и когда мать опустила взгляд, прекрасно понимая, что именно имеет ввиду Настя, поднялась с дивана и пошла к Аглае.

— Я Глашу разбужу. Завтракать уже давно пора.

И вышла, чувствуя, как её изнутри разрывает на части от самых противоречивых ощущений.

Она всё же пересилила себя и отправилась посмотреть, как работает детской сестрой Маша Зеленцова. Полненькая, вечно улыбающаяся, с кудряшками на голове — наверное, именно она была создана для того, чтобы дарить тепло детям, которые в этом так нуждались. Она, а не Настя. Что она могла дать тем, кто сейчас тянул к ней свои руки, беззубо улыбался через боль или капризничал, жалобно хныкая? Только слёзы, которые сами по себе выступали на глазах, и которые Настя украдкой стирала, чтобы после натянуть на лицо улыбку и продолжить свои манипуляции.

— Так. Ещё один есть мальчик. Тяжёлый. Почти не говорит, точнее, говорит звуками. ДЦП-шник. Над диагнозом бьются, но похоже, там что-то неизлечимое, ну, помимо ДЦП-эхи, — отрапортовала Маша, вручая Насте стопку подгузников, в которые она и вцепилась так, словно только они могли удержать её на ногах.

— Я… Я наверное, не смогу, Маш, — жалко выдавила она из себя, отходя к окну коридора.

Сколько раз за сегодняшний день она испытывала страх, когда понимала, насколько всё хрупкое. Не стань её в какой-то момент, и Глаша сначала окажется в детском доме, а после, стоит ей заболеть, вот в таком ужасном месте. Нет, здесь всё было светлым и просторным, здесь работали чудесные чуткие люди, но всё равно Настя испытывала ужас, когда находилась наедине с малышами, что испытывали боль. Даже представлять, что её Аглая может быть здесь, было страшно.

— Ничего. Это нормально, — поторопилась заверить её Зеленцова. — Не все могут, это правда.

А Настя стояла, смотрела на нежно-голубое небо, и понимала, что испытывает совершенно малодушное желание сбежать. Туда, где есть прикосновение тёплого ветра, где можно просто устроиться на скамейке и подставить лицо яркому солнцу. Где она сможет забежать в магазин и купить дочери фруктов или её любимый шоколад.

Где есть совершенно иная, отличная от этой, жизнь. И да — мчаться отсюда куда глаза глядят было и вправду малодушно, но Настя знала — если останется — попросту сгорит.

— Тогда я пойду, да?

— Да, конечно. А я к Петьке, заждался уже.

Маша процокала каблучками в сторону дальней палаты, и стоило ей скрыться за безликой белой дверью, как Настя сорвалась с места и помчалась в сторону выхода из центра.

В тот вечер она ни о чём не рассказала матери, решив отложить разговор о Зубареве на утро. Посвятила почти весь вечер дочери, потому что это хоть отчасти отвлекало её от мыслей о Саше. И воспоминаний, что так или иначе рождались в душе. Когда же улеглась в постель, сомнения охватили её целиком.

Настя прекрасно понимала, как именно будут проходить её встречи с Зубаревым. Наверняка и он сам не желал бы видеть её рядом в качестве сиделки. Она же отдавала себе отчёт в том, что всё их общение в итоге сведётся к какой-нибудь перепалке или к чему покруче. И ей придётся приложить все усилия, чтобы сдержаться и не наговорить в ответ всякого, за что её уволят уже на следующий день после того, как она устроится на это место.

Повернувшись набок, Настя подложила под голову руку и закрыла глаза. Она начинала злиться. Вроде бы их история с Сашей уже давным-давно подошла к концу, а она чувствовала себя сейчас так, словно заново переживала прошлое.

Сомкнув глаза, она приказала себе больше не думать ни о каких Зубаревых и посвятить время тому, что было ей сейчас необходимо, как воздух — сну.

— Настенька! Как я рада тебя видеть!

Её сжали крепко-крепко в приветственных объятиях, и Настя испытала… облегчение. Потому что приняли не как сиделку, а как хорошую знакомую, коей она и являлась для матери Саши.

Она всегда ей очень нравилась. Тётя Наташа была смешливой, постоянно шутила, порой так, что восемнадцатилетняя Настя краснела. Господи, как же давно это было!

— И я вас очень рада видеть.

Настя высвободилась и устроилась за столиком кафе, куда её позвала на разговор тётя Наташа.

Как оказалось тем утром, когда она решилась и сказала матери, что попробует поработать у Зубарева сиделкой, это предложение поступило ей не на ровном месте. Мама и тётя Наташа случайно встретились на улице, где у них завязался разговор. Вот из него-то мать и узнала, что с Сашей случилась такая беда, и что они ищут человека, который мог бы взять на себя обязанности его «компаньона».

— Ну, как ты? Дочку родила, я видела её с Мариной, — начала беседу тётя Наташа, хотя сама Настя предпочла бы сразу перейти к делу.

— Да. Глашей зовут.

— Сколько ей уже?

— Шесть. Скоро в школу пойдём.

Она улыбнулась, опуская взгляд на меню, в котором ровным счётом ничего не видела. Эта встреча с мамой Саши, всколыхнувшая в ней столь много воспоминаний, была словно из другой жизни. И несколько странным было сейчас обсуждать с тётей Наташей Аглаю.

— Взрослая уже совсем, — она вздохнула и подозвала официанта, а когда тот отошёл, приняв у них заказ, чуть подалась к Насте: — Я тебя сразу хочу предупредить — Саша совершенно не желает видеть рядом с собой никаких компаньонов.

— Почему вы их так называете?

— Потому что совсем не нужно будет выполнять обязанности сиделки. Твоя мама сказала, что ты работаешь в больнице, но у Саши есть человек, который… ну, ухаживает за ним.

— Тогда для чего нужна я?

Тётя Наташа поджала губы, было видно, что эта тема для неё слишком животрепещущая. Но и не говорить о том, для чего они встретились, было бы странным.

— Саша всё больше закрывается в себе. Ну и не только в себе. Стал настоящим затворником. У нас уже работали несколько человек, каждый не продержался и недели. — На лице матери Зубарева появилась кривоватая грустная улыбка.

— И вы решили, что я тот человек, который сможет продержаться? — уточнила Настя, приподнимая бровь.

— До того момента, когда мы с твоей мамой встретились, я уже рассталась с надеждой, что хоть кто-то сможет Сашу… ну…

— Развеселить.

— Нет, не совсем так. Вернуть к жизни.

— И почему решили, что я это смогу? Насколько вы помните, расстались мы с вашим сыном не лучшими друзьями.

Настя тоже кривовато улыбнулась. Тётя Наташа была свидетельницей того, что именно произошло между ней и её сыном.

— Я помню, Насть. Всё помню. — Она принялась комкать салфетку в пальцах и выглядела при этом так, будто сейчас речь шла едва ли не о жизни и смерти.

— Хорошо. Я попробую стать компаньоном вашему сыну. Но вы должны понимать, что делаю я это исключительно потому, что мне нужны деньги.

Настя внутренне поморщилась от того, как прозвучали эти слова. Будто она была меркантильной стервой, которая тут же, на берегу, очерчивала границы их будущих взаимоотношений с Зубаревым. Впрочем, она считала, что именно так и будет правильным. И — чего греха таить — понимала, что вряд ли сможет находиться рядом с Сашей больше недели.

— Я это понимаю. — Тётя Наташа улыбнулась, и в этой улыбке сквозило облегчение. — Деньгами мы тебя не обидим.

Настя опустила взгляд в чашку с кофе. Сейчас у неё всё ещё имелся шанс отказаться. Можно было просто ещё немного посидеть с матерью Зубарева, для приличия. А потом подняться с места и сказать, что она ошиблась и что передумала. Но Настя уже знала — она действительно попробует. Хотя бы ради того, чтобы вновь увидеть Сашу.

А тётя Наташа словно бы читала её мысли. Допив кофе, улыбнулась Насте и спросила:

— Ну, что? Поедем? Саша как раз сейчас дома… хотя, он всегда дома.

Улыбка сменилась выражением грусти, и когда тётя Наташа поднялась со своего места, Настя последовала её примеру.

Итак… впереди была встреча с Зубаревым, и Настя даже близко не могла представить, что именно её ждёт.

Настя меньше всего ожидала, что Саша живёт в пригороде. Там, где они и познакомились, когда обоим было по восемнадцать. Она вышла из машины и сделала глубокий вдох. Помнила, что до автобуса от дома Зубаревых бежать было минут десять. И осознавала, что это её единственный шанс не допустить встречи, которая вызывала в ней целую бурю самых противоречивых эмоций.

— Идём? — уточнила тётя Наташа, уже распахнувшая кованую калитку. Как будто знала, что Настя сомневается.

— Да, — всё же решилась она и, крепче вцепившись в ремень сумочки, вошла следом за матерью Зубарева.

Всё кругом казалось точно таким же, как и семь лет назад. Даже старый, теперь уже проржавленный мангал, стоял на том же самом месте. Только кусты сирени разрослись так, что из-за них было не видно части стены с окном.

— Саш! Я дома. И кое-кто приехал со мной, — крикнула тётя Наташа в сторону дальней комнаты, которая раньше служила Зубаревым гостиной, стоило им войти в дом.

В ответ раздалась тишина. Только слышно было, как стрелки на часах отсчитывают время, и как сердце Насти колотится в груди. Или этот стук звучал только для неё?

— Саш! Дома я, говорю, — снова крикнула мать Зубарева. Подала Насте тапочки, и та отвлеклась на то, чтобы переобуться.

— Слышал, — раздалось приглушённое из глубины дома.

Настя последовала за тётей Наташей, инстинктивно стараясь ступать как можно осторожнее и тише. Зря, зря… зря она сюда приехала! Эмоции захлёстывали с головой, она словно попала в прошлое, с той лишь разницей, что теперь всё было совершенно иначе.

— А вот и мы.

Тётя Наташа распахнула дверь после короткого стука и тихого с той стороны: «Да входи уже». Настя застыла на пороге. Она мысленно пыталась представить, что именно почувствует, когда увидит Сашу в инвалидном кресле, но действительность оказалась слишком неожиданной. Потому что лицезреть сильного молодого мужчину, прикованному к коляске, было ужасно.

— Привет, — тихо поздоровалась она с Зубаревым, который буквально впился в её лицо взглядом. И столько всего в нём было, что Настя забыла как дышать. Сначала — неверие, следом — радость. А потом они сменились злостью. Такой явственной и чёрной, что от неё захотелось спрятаться.

— А! Новая идея, как меня позабавить, — буквально выплюнул он и повернулся к ним спиной, давая, видимо, понять этим, что разговор закончен.

А Настя вдруг поняла, что в неё будто чертёнок вселился. Это по вине Зубарева они расстались семь лет назад. Это он макнул её, восемнадцатилетнюю девчонку, в реальность. Со всего маху. С чувством, толком, расстановкой. И теперь, даже не зная подоплёки того, по какой причине здесь оказалась Настя, считал её очередной забавой, которую ему привела его мама?

— Знаете что, тётя Наташа? — спросила она, заложив руки за спину и прохаживаясь по комнате. С интересом посмотрела на какие-то незатейливые картины, развешанные по стенам комнаты. Кажется, раньше их не было — здесь висели грамоты Саши и его фотографии, в основном связанные со спортивным прошлым.

— Да, Насть? — осторожно уточнила Зубарева, которая выглядела растерянной.

— А мне подходят ваши условия.

Она присела на край постели и, сложив руки на коленях, посмотрела на мать Саши. И почувствовала на себе его взгляд — пристальный и всё с теми же нотками злости. Видимо, он понял, зачем здесь Настя.

— Это исключено, — процедил Зубарев, подкатившись ближе. — Если ты сейчас о том, чтобы стать моим… компаньоном, — это слово Саша процедил с ненавистью, — то забудь об этом. Сразу же.

— Почему? — вскинула бровь Настя, всё же повернувшись к нему.

Застыла взглядом на губах, которые столько раз целовала. Сейчас они были сжаты в тонкую линию, а щетина, что раньше делала Зубарева чертовски сексуальным, несмотря на то, что ему было всего восемнадцать, теперь превратилась в бороду. И она Саше совершенно не шла, делая его старше на десяток лет минимум.

— Потому что мне не нужна жалость. Или что ты там себе придумала, когда захотела здесь работать.

— Это я позвала Настю, — подала голос тётя Наташа. — И Настя сомневалась. Как раз из-за того, что знала, как именно ты отреагируешь.

— А как я должен был отреагировать?

На лице Зубарева появилось горько-насмешливое выражение. Он опасался, что Настя здесь из-за жалости? Ей действительно было жаль, но не его. А того, что всё случилось именно так. В прошлом — у них. В недавнем прошлом — с Сашей.

— Ты прав, я от тебя другой реакции и не ждала. Потому что ты как всегда всё решил за меня, — поднимаясь с постели, проговорила Настя. — Только я здесь не потому, что жалею тебя… а потому, что пожалею, если упущу возможность поправить своё материальное положение.

На лице Зубарева появилось такое выражение, что Настя даже прикусила язык. Впрочем, она не стала бы врать ни самой себе, ни ему — первопричиной её нахождения здесь были прежде всего деньги.

— Ладно, тётя Наташа, идёмте. Нужно кое-что обсудить.

Она отвернулась от Саши, но не успела сделать и нескольких шагов в сторону двери, как услышала короткое и веское:

— Я сделаю всё, чтобы ты решила уйти от меня уже к вечеру первого рабочего дня.

Настя хмыкнула и, прежде чем выйти из комнаты Зубарева, шепнула:

— У тебя всегда отлично получалось сделать так, чтобы я решила от тебя уйти.

И покинула его спальню, чувствуя, что и у неё по нутру разливается горечь, причиняющая только боль.

— Насть! Подожди! — мать Зубарева окликнула её через пару минут, когда она переобувалась в прихожей. Встреча с Сашей и то, что они сказали друг другу, отголосками прошлого звучала в душе. Зубарев изменился, стал каким-то злым, что ли. И жёстким. Хотя, Настя, наверное, могла его понять.

— Бежать я не собиралась, — с натянутой улыбкой заверила тётю Наташу Настя, закладывая руки в задние карманы джинсов.

— Это хорошо, а то… в общем, я извиняюсь за то, что всё так прошло.

— Вы здесь не при чём.

— И всё же. — Зубарева замолчала, молчала и Настя. Просто не знала, что ещё добавить к вышесказанному. — Я тебя сейчас домой отвезу, — наконец проговорила тётя Наташа.

— Да не нужно. Я на автобусе до города доберусь.

— Перестань. Это неудобно.

— Ну не будете же вы меня сюда каждый день возить, так что никаких неудобств.

От этих слов тётя Наташа просияла, по-видимому, решив, что Настина «угроза» всё же стать сиделкой её сына — не более чем спектакль.

— Так ты станешь к нему приезжать? — уточнила она, подтверждая то, о чём думала Настя.

— Конечно. Я же сказала, что согласна. Но у меня есть один вопрос. Вернее, даже два. Правда, второй не связан напрямую с моей новой работой. Так, любопытство.

— Я слушаю.

— Первое — Глаша. Я могу иногда брать её сюда с собой? Обещаю, она не доставит никаких хлопот и не будет контактировать с вашим сыном.

Зубарева улыбнулась и, взяв Настю под руку, повела в сторону выхода из дома. Видимо, опасалась, что Саша слышит каждое их слово.

— Знаешь, если бы ты меня не спросила, я бы сама тебе предложила приезжать сюда с дочкой. Саша… он ведь очень любит детей. И всегда хотел как раз такую вот Глашу.

Настя не смогла удержаться от улыбки. Такая вот Глаша была одна, другой подобной в мире уж точно не существовало.

— Спасибо, — просто ответила она, когда они с Зубаревой остановились возле ворот. — И ещё… — Настя замялась, но и не спросить о том, что её тревожило, не могла.

— Да? Я слушаю.

— Я по поводу Светы. Вроде бы они с Сашей поженились, ну… тогда.

— Да. Но брак и года не просуществовал.

— Понятно.

— Саша тогда изменился очень. Он ребёнка хотел — Света забеременела. А потом назло ему… в общем, ребёнок у них так и не родился.

Зря она об этом спросила. Ведь это была всего лишь работа, ничего иного. А вот полезла ведь снова в прошлое, куда точно возврата не было.

— Ладно, мне ехать нужно. Обрадую Глашку, что теперь она чаще со мной будет.

— Хорошо. И завтра тогда ждать тебя будем. Спасибо, Насть.

По виду тёти Наташи было заметно, что она уцепилась за идею того, что именно Настя станет для её сына спасительной соломинкой, и последней совсем не хотелось разочаровывать Зубареву. Хотя она прекрасно понимала, что шансов на то, что уже завтра они с Сашей переругаются в пух и прах, — с избытком. И всё же, попробовать было нужно.

— До завтра, — тихо попрощалась она, вышла из ворот и быстро зашагала в сторону автобусной остановки.

На следующий день ровно в девять утра Настя была на месте. Её встретила мать Саши, которая с порога поделилась:

— Он сегодня вообще не в духе. Так что если что — просто поезжай домой.

Для Насти это не было сюрпризом. Она прекрасно понимала, что Зубарев не просто взбесится от того, что ему навязали какую-то компаньонку, но и предпримет всё возможное и невозможное, чтобы от неё избавиться.

— Вот ещё. Я привыкла выполнять свою работу, какой бы сложной она ни была.

Сама Настя решила, что станет относиться к этому как к рабочему месту, где у неё есть начальник-самодур, который, впрочем, не может быть досадной помехой для того, чтобы она заработала настолько необходимые ей деньги.

— Ну… хорошо. Но если что, действительно уезжай.

Тётя Наташа проводила её в кухню и после коротких прощаний уехала. И Настя осталась одна. Она устроилась на диване и прислушалась к тому, что происходило в доме. Ничего. Ровным счётом. Такая стерильная тишина, что даже страшно стало.

Поднявшись с дивана, Настя подошла к холодильнику и проинспектировала его содержимое. Продуктов было с избытком. Вдобавок ко всему на плите обнаружились суп и жаркое. По-видимому, мать Зубарева обеспечила всем нужным не только своего сына, но и Настю.

— Привет-привет.

Она вздрогнула, когда тишину разрушил мужской голос. Повернулась к незнакомцу, застывшему в дверях. Он опирался на стену плечом и смотрел на Настю прищурившись.

— Здравствуйте, — поздоровалась она в ответ. — Мы знакомы?

— Неа. Но давай познакомимся. Я Влас. — Он подошёл и протянул Насте руку. — Помогаю Саше… ну, со всяким таким.

— Настя, — ответила она, чуть сжимая пальцы Власа. — Компаньон.

— Ага, я так и понял. Наталья Феликсовна о тебе говорила. — Он окинул Настю пристальным взглядом и кивнул, будто осмотр полностью его удовлетворил. — Ладно, я к Саше пойду. Если что, зови.

Он ушёл, и Настя перевела дыхание. Влас был… интересным. Длинные волосы, собранные в хвост, в ушах и в носу — пирсинг. На предплечьях, выглядывающих из-под рукавов футболки — татуировки. В общем, одна большая ходячая примета.

Настя налила себе чая и снова устроилась на диване. Как именно ей нужно было отвлекать или развлекать Сашу, она не знала, но планировала через время отправиться к нему и решить на месте, что именно стоит делать, когда они вновь окажутся тет-а-тет.

Прошёл час с того момента, как Настя переступила порог дома Зубаревых. Саша так и не появился в поле её зрения, и она была этому даже рада. Влас тоже — как ушёл, так больше не возвращался, и Настя оставалась всё это время наедине с собой.

Наконец, решив, что она не станет и дальше сидеть в одиночестве, направилась к комнате Зубарева. Дойдя до двери, остановилась и прислушалась к доносящимся из-за неё звукам. Различила приглушённые голоса — один из них принадлежал Саше, а второй, видимо, Власу.

Настя сделала глубокий вдох и, осмелившись, всё же постучала в дверь комнаты Зубарева. Голоса мгновенно стихли.

— Войдите! — это откликнулся Влас, и Настя, не медля, нажала на ручку двери. Распахнула её перед собой, тут же нашла глазами Сашу. Он смотрел на неё со всё той же злостью, которая была в его взгляде и вчера, да иного Настя и не ожидала.

— Я пришла, — неловко проговорила она, переводя глаза на Власа.

— Отлично, — мгновенно откликнулся он. — Займёшь пока Сашу, мне надо будет кое-что сделать.

— Ты охерел?

Эти два слова прозвучали так неожиданно и были пропитаны такой агрессией, что и Настя, и Влас с удивлением воззрились на Зубарева. Он же буквально прожигал своего помощника взглядом, и Настя была уверена — если бы глаза Саши метали молнии, Влас бы уже пал смертью храбрых.

— Я не охерел, Саш. Мне действительно нужно заняться делами. А вы тут сами разбирайтесь.

Влас ушёл. Так быстро, словно если бы продолжал находиться с ними, то это бы кончилось плохо, и Саша с Настей остались наедине.

— Он сказал, что ты всё же припёрлась, — хмыкнул Зубарев, отворачиваясь.

— Раньше ты таким грубым не был.

— Забудь про раньше. Я не хочу тебя видеть, ты это вчера не уяснила?

Настя медленно прошла в сторону кресла, в котором устроилась так, чтобы видеть лицо Саши.

— Уяснила. Но мне, знаешь ли, как-то на это плевать.

— А мне нет. Я хочу, чтобы ты убралась. Из моей комнаты — для начала, из этого дома — впоследствии.

— Неа. Так не получится. Я собираюсь оставаться на этом рабочем месте ровно до тех пор, пока не заработаю достаточно.

— О! Да ты опять о деньгах. Давай я тебе заплачу. Сколько?

Настя округлила глаза, когда услышала то, что ей сказал Зубарев. Как-то совершенно не думала о том, что он предложит подобное. И вроде вполне могла согласиться, забрать деньги и сказать его матери, что она не ужилась с Сашей, но… Но было несколько «но». Во-первых, она помнила, с какой надеждой на неё смотрела тётя Наташа. И, во-вторых, она и сама уже понимала, что не хочет никуда уходить. Пусть даже её отношения с Зубаревым и были настолько уродливыми.

— Нисколько. Я привыкла деньги зарабатывать, а не получать подачки, — пожала она плечами. — Так что давай подумаем, чем займёмся и просто проведём друг с другом время.

Настя перевела взгляд за окно комнаты Саши. Оно выходило на небольшой сад. Там цвела сирень, как и тогда, семь лет назад. Именно в нём они впервые поцеловались и было это так давно, что уже казалось неправдой.

— Ничем не займёмся. Ты сейчас встанешь и выйдешь из моей комнаты на хрен.

— Не выйду.

— Тогда я сам избавлюсь от твоего общества.

Зубарев развернул коляску в сторону выхода и направился к двери. Распахнул её и выехал из комнаты, оставляя Настю одну. Она закатила глаза и поднялась из кресла. Чёртов упрямец! Нет, она прекрасно понимала, почему он так себя ведёт, но… Но так же понимала, что если сдастся, можно будет уже завтра говорить матери Саше, что это место ей не подходит.

Мысленно готовясь к новой пикировке с Зубаревым, Настя вышла из комнаты и отправилась на поиски Саши.

Он обнаружился вместе с Власом в кухне. Последний что-то готовил, бросая редкие взгляды на телевизор, стоящий на холодильнике. Зубарев же с самым мрачным видом сидел за столом и смотрел в одну точку перед собой.

Настя некоторое время понаблюдала за обоими, после чего обнаружила своё присутствие. Вошла в кухню, закатала рукава толстовки, подошла к Власу.

— М-м, салат с рукколой. А к нему что?

— Я бы от мяса не отказался, но сегодня сделаем рыбу.

Настя делала вид, что они с Власом в кухне вдвоём, и каждую секунду чувствовала на себе испепеляющий взгляд Зубарева. Что ж, это был его выбор — строить отношения именно в таком русле, и она здесь была совершенно не при чём.

— Давай помогу.

— Ты и готовить умеешь? Просто подарок, а не девушка.

Настя улыбнулась и принялась за рыбу, которая дожидалась своего часа рядом на столе.

— Умею, да.

— Она много чего умеет, — раздался мрачный голос Саши.

— Не она, а Настя. Я здесь тоже присутствую, если ты не заметил.

— Не заметишь тут.

Настя вздохнула и поджала губы. Быстро почистила рыбу, порезала её на стейки.

— Пожарим или… что ты хотел сделать?

— Да, пожарим давай.

— Окей. Можно будет ещё что-нибудь на десерт сделать. Я там в холодильнике ягоды видела.

— Это долго, наверное?

— Ну, после обеда отдохнёте пока, а я быстро сделаю и чаю попьём.

Влас подмигнул Насте, она улыбнулась ему, поставила сковороду на плиту.

— Эй, голубки, я вам не мешаю?

Зубарев сменил место дислокации и теперь находился в метре от готовивших обед Власа и Насти. И кажется, выглядел ещё более рассерженным, хотя Насте казалось, что больше уже некуда.

— Не мешаешь, — заверила его она. — Если есть желание помочь, расставь, пожалуйста, тарелки на столе.

Она уже поняла, что в кухне всё сделано для Сашиного удобства. Посуда стояла на том уровне, до которого он мог дотянуться, потому её слова не должны были никак его обидеть или унизить. И всё же Зубарев отреагировал так, как она не ожидала.

Подъехал вплотную к ней, практически зажав её между своей коляской и плитой, и когда Настя обернулась в удивлении, процедил:

— Если думаешь, что мы тут все будем делать вид, что прекрасно проводим время втроём, у меня для тебя плохие новости. Ни сидеть с тобой за одним столом, ни играть в эти все игры, которые вы с моей мамой придумали, я не собираюсь.

Саша откатил кресло и направился к выезду из кухни.

— Саш, ты чего? — Влас был, похоже, удивлён не меньше самой Насти. — А обед?

— Засуньте его себе в задницу.

Он уехал, оставляя их вдвоём. Настя снова повернулась к плите, чтобы скрыть от Власа, что слова Саши её огорчили. Даже слёзы на глазах выступили, хотя она очень старалась не реагировать.

— Ладно. Я с ним вдвоём тогда поем у него, если ты не против, — проговорил Влас, когда Настя выключила плиту.

— Не против конечно. — Ей всё же удалось взять себя в руки и даже улыбнуться, оборачиваясь к Власу. — Только сомневаюсь, что он будет есть мою рыбу.

— Ты ему насолила в прошлом, что ли?

— Нет. Даже, я бы сказала, наоборот.

— Тогда странно, что он так с тобой.

Влас пожал плечами, ловко положил на две тарелки салат и, после некоторого сомнения, по поджаренному стейку, поставил всё это на сервировочный столик и отправился к Саше, оставляя Настю в одиночестве.

— Мам! Мамочка! Ты рано!

Только когда Настя приехала домой, где на неё буквально напрыгнула Глаша, и когда прижала дочь к себе, напряжение внутри стало исчезать.

— Да, рано. И думаю, так теперь и будет.

— Здорово!

Глаша просияла, засуетилась. Подала Насте тапочки, забрала сумку, устроила её на обувнице. Её маленькое солнышко, ради которого можно хоть в ад спуститься. Впрочем, работа у Саши Зубарева была весьма похожа на это «гостеприимное» местечко.

— Да, очень даже здорово. А вы как с бабушкой?

— Гулять ходили. Уроки я делала.

— Уже? Вроде бы не должны ещё задавать.

— Сказали, что по желанию. Я пожелала.

— Ладно. Давай тогда в кухню дуй. Будем сейчас чай пить. — Настя достала из сумки небольшую коробку с пирожными и вручила её дочери. — Я вкусного принесла. И бабушку зови.

Через десять минут устроились втроём в кухне. Мать Насти смотрела на неё с немым вопросом в глазах, но молчала.

— Если ты о Зубареве хочешь разузнать, то он самая большая задница из всех возможных, — мрачно проговорила Настя, и Глаша хихикнула, прикрыв ладошкой рот.

— Хочешь, я с Наташей поговорю? — Похоже, мама совсем не удивилась её словам.

— Вот ещё. Думаешь, он кого-то послушает?

Настя передёрнула плечами и отпила глоток чая.

— Посмотрим, что дальше будет.

— А можно я с тобой завтра к этому дяде поеду? Он же разрешил, — попросила Глаша, на лице которой появилось умильное выражение.

— Нет. Не думаю, что это хорошая идея.

— А мне кажется, что отличная. Тем более, я завтра в поликлинику собралась. Лучше ребёнок пусть с тобой побудет на свежем воздухе, чем станет сидеть под дверьми кабинетов, — проговорила мама.

— Ты плохо себя чувствуешь? — тут же переполошилась Настя.

— Нет. Просто на осмотры схожу.

— И они пока не могут подождать?

— А зачем ждать? Да и Глаша права — Наташа ведь только за то, чтобы ты туда с ней приезжала.

Настя вздохнула и посмотрела на дочь. Глаза той уже зажглись от нетерпения, и наверное, ничего страшного и вправду не случится, если они завтра поедут к Зубареву вместе. По крайней мере, хотелось в это верить.

— Ладно. Но если вдруг дядя Саша будет не рад, больше мы таких экспериментов ставить не будем. А сейчас давайте о чём-нибудь более приятном.

***

Саша был зол. Зол с того самого момента, когда мать привела к нему Настю. И не просто привела, а взяла на работу его сиделкой. Ведь как бы она ни пыталась обозвать эту должность, всё сводилось к тому, что у него на время появлялась сиделка-развлекалка. И это неимоверно бесило.

Но сейчас мама перешла все границы. Как только Настя вошла в его комнату, он испытал столько чудовищных эмоций, что от них захотелось взвыть. Он ведь любил её когда-то, а теперь она видела его таким уродом, каким он стал.

И вот сегодня предел его терпения почти что лопнул. Настя приехала на «работу» со своей дочерью. Ему хватило одного взгляда на смущённо улыбающуюся девочку, прижимающую к себе мягкую игрушку, чтобы понять — он их не прогонит. И орать не будет тоже, потому что материться при детях было вроде как нехорошо. Зато сделает то единственное, что было возможным — закроется в своей комнате и будет посылать всех, кто решит к нему зайти, ко всем чертям.

Он просидел в одиночестве пару часов и постоянно ловил себя на том, что прислушивается. Помимо воли, жадно пытаясь уловить хоть что-то.

— Саш! — в дверь в третий раз за два часа забарабанил Влас. — Хватит ерундой заниматься. Открой, ты же знаешь, что один не справишься.

Зубарев сжал челюсти. Влас был прав — без посторонней помощи он обходиться не мог.

— Заходи и закрой дверь на замок, — скомандовал Саша, всё же открывая Власу.

— Ну ты даёшь. Никто к тебе ломиться насильно не будет.

— Ребёнок всё ещё в доме?

— Ты про Глашу?

— Я не знаю, как её зовут.

— Слушай, она клёвая. Про тебя спрашивала.

— Что спрашивала?

— Почему ты с нами не сел обедать. А вообще крутая девчонка, тебе бы понравилась.

Зубарев хмыкнул и отвернулся. Влас вроде как всегда был более чем разумным, а тут… неужели не понимал, как именно он будет себя чувствовать в компании их троих? Как станет отвечать на вопросы этой самой Глаши, которые наверняка будут сыпаться словно из рога изобилия? И касаться станут в основном его ущербности.

— Ладно. Хватит об этом, давай уже делами займёмся.

Саша понял, что не один, когда почувствовал на себе пристальный взгляд. Влас ушёл с полчаса назад, вновь оставляя его в одиночестве, и Зубарев занялся довольно привычным делом — уставился в окно, за которым сегодня царило настоящее лето.

— Ой, — пискнула Глаша, пойманная на месте преступления, когда Саша обернулся и прямо взглянул на девочку. Видимо, Влас не запер дверь и ребёнок заглянул в комнату из любопытства.

Глаша попыталась ретироваться, но Зубарев процедил:

— Стой.

Сначала из-за двери показались длинные уши зайца, следом — выглянула и сама Глаша. Улыбнулась, наверняка стесняясь, от чего на её щеках появились ямочки.

— Привет, — поздоровалась она и, осмелев, вошла в комнату. Правда, так и осталась стоять у порога, видимо, решив, что если поймёт, что её вот-вот прогонят, успеет убежать.

— Привет, — хмуро поздоровался Саша.

— А мама мне про тебя рассказывала.

— Что именно?

— Ну, что ты ездишь, а не ходишь. Я вот тоже больше ездить люблю, чем ходить.

Она смущённо улыбнулась снова и сделала крохотный шажок в сторону Зубарева. Осмотрелась и кивнула, как будто что-то сама с собой решила.

— А я ходить любил. И бегать. И в хоккей играть.

— О! Мама тоже любит хоккей. Мы с ней часто его смотрим.

Теперь расстояние между ними сократилось ещё на два Глашиных шага. И Саша вдруг понял, что испытывает… странное чувство. Настоящую смесь чувств, если быть точным. Растерянность, удивление, даже то же самое смущение, которое испытывала и девочка напротив. Но он знал точно — последнее, чего ему сейчас хочется, — это прогонять малышку из комнаты.

— И за кого мама болеет?

— За «Сан-Франциско Скорпионз», а ты?

— А я уже ни за кого.

Он отвернулся, чтобы не смотреть во все глаза на Глашу. Она была точной копией Насти, той, что была с ним семь лет назад. И она возвращала его мысленно в то время, где ему было так хорошо с её мамой.

— Я очень на матч сходить хочу. Но всё никак, — вздохнула Глаша, после чего, словно бы разом решившись, сократила оставшееся расстояние между ними и встала рядом.

— До Скорпионов добираться долго.

— Я знаю. Мама говорила.

— А что ещё она говорила? Ну, обо мне?

— Ой, такое неприлично вслух произносить, — хихикнула девочка.

Брови Зубарева поползли наверх. Настя что, рассказывала своей дочери об их совместном прошлом? Глаша же смотрела на него, нахмурив брови, и только и делала, что теребила ухо мягкому зайцу.

— Мне можно говорить всё. Раз уж мама про меня тебе рассказывала.

Девочка сделала глубокий вдох и с сомнением посмотрела на Сашу. Пришлось выдавить из себя подобие улыбки, которая вроде как должна была подбодрить ребёнка. Хотя, Зубарев был уверен, что она скорее пугала.

— Она сказала… она сказала, что ты — самая большая задница из всех возможных. Вот что она говорила.

Это было настолько неожиданным, что Зубарев не удержался — запрокинул голову и расхохотался. И ржал громко, едва ли не до слёз, в то время как Глаша смотрела на него со смесью веселья и по-детски наивного удивления.

— Твоя мама права, — наконец отсмеявшись, кивнул он. — А ты тоже так считаешь?

— Я пока с тобой мало дружу, чтобы это узнать.

— Мало… дружишь? То есть, мы друзья?

— Угу. Или ты не хочешь? Со мной многие дружат, им нравится.

— Ну я пока не пробовал, — улыбаясь помимо воли, пожал плечами Саша и тут же услышал уверенное:

— Так давай попробуем.

Саша настолько растерялся от этого, казалось бы, ничего не значащего предложения, что не сразу нашёлся, что ответить Глаше.

— Ты действительно хочешь дружить с таким, как я? — уточнил он с сомнением.

— Да, — тут же отозвалась она. — Почему я могла бы не хотеть?

— Потому что я не такой как все.

— Ты ездишь. Но мы можем ездить вместе.

И малышка вдруг, совершенно неожиданно для Зубарева, устроилась у него на коленях и повернулась к нему.

— Мама сказала, что я не тяжёлая, но если тебе тяжело…

— Нет, мне совсем не тяжело, — поспешил заверить он Глашу, не чувствуя веса ребёнка.

— Это хорошо. Давай кататься.

— Вот так?

Саша направил кресло в сторону шкафа, и малышка весело рассмеялась, обняв его за шею одной рукой, другой всё так же прижимая к себе игрушку.

— Да! А теперь обратно к окну.

Саша и сам рассмеялся — настолько легко вдруг себя почувствовал. Будто не ехал на осточертевшем кресле, а шёл на своих двоих рядом с Глашей.

— Это что здесь происходит?

Вопрос раздался так неожиданно, что оба — и Зубарев, и Глаша — застыли на месте и воззрились на дверь, в проёме которой стояла Настя. И Саша не мог вот так вот сходу понять, какие чувства она испытывает.

— Мама! А мы тут решили дружить. И вот катаемся. Ты же не против?

По лицу Насти Саша видел, что она скорее против, чем за, но терпеливо ждал, что же она всё-таки скажет. — Я не против. Но не нужно донимать малознакомого тебе человека, — наконец изрекла Настя, пытаясь говорить строго, что у неё не особо получилось.

— Она меня не донимает, — мягко заверил её Саша, после чего взглянул на нахмурившуюся Глашу и повторил: — Ты меня не донимаешь.

И та в ответ просияла:

— Это хорошо.

— Это хорошо, но мы уже собираемся домой. Иди одеваться, сегодня уедем пораньше.

Настя махнула рукой Глаше и та, проворно соскочив с колен Зубарева, убежала из комнаты, предварительно обернувшись к нему и кивнув на прощание.

— Вы уезжаете посреди твоего рабочего дня? — Саша попытался, чтобы вопрос прозвучал как можно более саркастично, хотя на самом деле испытывал скорее разочарование. От того, что Глаша убежала, и от того, что они с Настей собирались уезжать.

— Да. Мама попросила приехать раньше. Но думаю, ты будешь только рад тому, что мы перестанем тебе надоедать.

— Вы мне не надоедаете.

— Хм.

— Твоя дочь классная.

— Я знаю. Но её может быть слишком много. — Лицо Насти осветилось лёгким подобием улыбки.

— Она мне не докучала.

— Я рада.

Они замолчали. О чём думала Настя, Саша не знал, а вот он был погружён в то, что с ними случилось семь лет назад. И в чём был виноват только он.

— Ладно, я пойду, — всё же проговорила она и уже собралась было выйти, как Зубарев её окликнул:

— Насть…

— Да?

В её голосе послышалось удивление, да Саша и сам был удивлён не меньше. Тем, что собирался сказать — в первую очередь. Но и молчать как-то не получалось.

— Ты изменилась.

Она вскинула тонкие брови, и Зубареву стало не по себе. Нет, и вправду, какого вообще хрена он завёл этот разговор?

— Я изменилась, да. Семь лет прошло, если ты об этом.

— Об этом. Я это помню.

На лице Насти появилась кривоватая улыбка, после чего она развернулась и, уже выходя из его комнаты, повторила за Сашей:

— И я это помню.

Июнь. Семь лет назад

Саша втопил педаль газа едва ли не до упора, и автомобиль взревел мотором. Это была его первая тачка. И сразу — такая крутая. Место в команде, которое он занял совсем недавно, уже приносило существенные доходы, и Зубарев собирался задержаться на нём любой ценой. Даже если бы ему пришлось в итоге грызть лёд зубами.

Хоккей был его жизнью. Его болезнью с самого детства. Саша и представить себе не мог, каково это — не выйти на лёд. Не встать в ворота и не биться до конца за то, чтобы в них не влетела шайба. Большего, казалось, ему было и не нужно.

— Саш, ты где?

Он включил громкую связь и поморщился. Прекрасно понимал, зачем ему звонит мать.

— Я буду через десять минут.

— Отлично. Меньшовы уже здесь. И Настя тоже.

— Я помню, мам, что Настя должна была приехать.

Он снова поморщился. Ещё утром дал понять матери, что знакомиться ни с какой дочерью её друзей не собирается. Точнее, собирается, но без тех последствий, в которые так свято верила мама.

— Всё, поторопись. Мы шашлыки жарить пошли.

— Мчу на всех парах.

Он отрубил связь и сбросил скорость. Торопиться не планировал, потому что последнее, чего желал — оказаться в компании какой-то там девицы, которую придётся развлекать. Это было ему совершенно неинтересно. У Саши была девушка, и он не собирался её менять ни на каких десять Насть вместе взятых.

Притормозив у ворот дома, Зубарев побарабанил по рулю. Можно было развернуться и поехать к Светке. На час-другой, не больше. Сбросить напряжение, показать, что он не планирует идти на поводу у матери. Впрочем, сделать это он мог и в любой момент посреди их семейного ужина.

Всё же открыв ворота, Зубарев заехал во двор, заглушил мотор и, вытащив из салона спортивную сумку, направился в дом. Все наверняка были в саду — там играла музыка, слышались голоса и смех. Тем лучше. Он успеет принять душ, переодеться, а потом уже присоединится к остальным.

Саша вошёл в дом, скинул кроссовки в прихожей, пересёк коридор и остановился. В кухне, спиной к нему, стояла рыжеволосая девчонка. В коротких шортиках, облегающих классную попку, в футболке, едва виднеющейся из-за копны ярких волос, рассыпанных по спине и плечам. Она что-то резала на разделочной доске и при этом пританцовывала, очевидно, слушая музыку в наушниках. И была чертовски сексуальной.

— Привет, — позвал её Зубарев и когда она не расслышала и продолжила двигаться под ритм, проговорил громче: — Привет!

Она обернулась сразу. Волосы взметнулись ярким пламенем, от чего Саша даже задержал дыхание. Настя была красивой. Ни капли косметики, вся естественная и настолько невинная, что дух захватило.

Она убрала наушники и улыбнулась. Так мягко, по-настоящему, как ему уже давно не улыбались.

— Привет, — поздоровалась в ответ, после.чего отложила нож и, вытерев руки о полотенце, лежавшее на столе, приблизилась к нему.

Она была не очень высокого роста и, оказавшись напротив, запрокинула голову, чтобы смотреть прямо в глаза Саши. И он утонул в её взгляде. Он был то ли голубым, то ли светло-серым, с крапинками.

— Саша, — протянул он руку.

Идиот. Что за странные жесты? Как будто перед ним мужик, а не девушка.

— Настя, — кивнула она в ответ, после чего вложила в его ладонь хрупкие пальцы, которые он инстинктивно сжал. — Я тут салат режу.

— Припахали тебя?

— Сама вызвалась.

Она вернулась к своему занятию и Саша испытал разочарование. Смотрел на то, как Настя поправляет выбившуюся прядку волос, отправляя её за ухо привычным жестом, как сосредоточенно расправляется с овощами, и завидовал. Тому, что это им она уделяет столько внимания, а не ему.

— Ладно, я в душ. Скоро буду, — буркнул он, когда понял, что мысли приняли совсем не тот оборот.

— Давай.

Нет, она так и сказала. Давай. Будто они были знакомы сто лет. Саша поднялся на второй этаж, прошёл в свою комнату и, сев на диван, растёр ладонями лицо. Наваждение какое-то. Вроде бы виделись всего пару минут, а перед глазами до сих пор стоит образ рыжеволосой девчонки. Такой сексуальной, что хоть бери огнетушитель для своих штанов.

Пришлось буквально заставить себя подняться и отправиться в душ. Всё хрень. Придумалось чёрт-те что на ровном месте в считанные секунды, значит, так же быстро и исчезнет ко всем херам.

Когда Саша вышел из душа и спустился на первый этаж, Насти в доме уже не было. Он вышел во двор и пошёл на голоса. Смех и веселье — вот то, что составляло основную программу его родителей и их друзей.

— О! Сашка! Отлично, что приехал пораньше, давай к нам, — махнул ему рукой отец, и Зубарев направился к одному из свободных стульев. Настя тоже была здесь — сидела с самым невозмутимым видом в подвесных качелях чуть поодаль и была увлечена чтением бог весть чего.

— Как тренировка? — это уже вступила в разговор мама. Она редко интересовалась такими вещами, зная, что Саша поделится, если сочтёт это нужным.

— Отлично. Скоро в отпуск.

— Это просто здорово. Я тут ремонт задумала.

А дальше последовало обсуждение того, какие обои мама планирует поклеить в гостиной, и какого оттенка слоновой кости мебель она уже заказала в кухню.

Саша поднялся со своего места и неспешно направился в сторону Насти. Чёрт… он ведь волнуется как тринадцатилетний мальчишка и задаёт себе вопросы о том, стоит ли к ней подходить. Настя же, оторвавшись от чтения книги, вдруг отложила её в сторону и улыбнулась Саше, и ему тоже захотелось улыбаться в ответ.

— Не скучаешь? — спросил он о первом, что пришло в голову.

— Немного, — кивнула Настя в ответ. — А ты?

— И я немного. Что интересного пишут? — он кивнул на книгу, которую она читала.

— Это учебник по философии, — тихо рассмеялась Настя. — Там не может быть ничего интересного.

Он помимо воли улыбнулся в ответ. Она ему нравилась. Нет, не как девушка, совсем иначе. Просто была какой-то простой и понятной, и это обезоруживало.

— Планируешь оставаться здесь и дальше? — Саша кивнул на качели, давая понять, что именно имеет ввиду.

— А есть другие предложения?

— К остальным не хочешь? Там шашлыком грозят.

— Прямо так и грозят?

— Ага. Папа прям шампурами потрясает.

— Это скорее должно пугать, чем привлекать, — рассмеялась Настя, и Саша не сдержался и улыбнулся следом.

— Могло бы испугать, но у меня есть предложение.

— Какое?

— Немного перекусим, чтобы папа не вхолостую мясо приготовил, а потом поедем погуляем.

Вместо ответа Настя вдруг запрокинула голову и расхохоталась так, что на глазах её выступили слёзы. А Саша стоял как дурак и не мог понять, в чём причина веселья.

— Вхо… вхолостую мясо… Саша… что ты со мной делаешь? — выдавила из себя Настя в перерывах между приступами смеха, который был таким заразным, что и Зубареву хотелось ржать до колик. Но он держался.

— Пока я с тобой всего лишь общаюсь. И даже не знаю, что будет дальше, если мы продолжим, — ухмыльнулся он, глядя на всё ещё посмеивающуюся Настю.

— Так давай посмотрим, — кивнула она, и Саша невольно улыбнулся шире.

Санкт-Петербург и белые ночи. Как же их любила Настя! И с каких разных сторон они открывались для неё каждый раз, когда она окуналась в безоблачную атмосферу тепла и светлого сумрака. Сейчас, когда сидела рядом с Сашей, который уверенно вёл машину по дороге, она чувствовала чистый восторг.

— Нравится? — словно прочитав её мысли, спросил он и, быстро повернувшись к Насте, подмигнул, после чего вновь сосредоточил внимание на дороге.

— Что именно?

— Эта ночь.

— Нравится.

— А ещё что нравится?

— Вот так ехать и наслаждаться тем, что окружает.

— И мной?

Настя вскинула брови. Это была попытка вызнать, испытывает ли она симпатию по отношению к Саше, или же мужской флирт?

— И тобой.

— И мне тоже всё нравится.

На Стрелке Васьки¹ было многолюдно. Здесь Нева билась о береговой гранит, но плеска почти не было слышно.

— Хочешь, на теплоход сядем? — спросил Саша, когда они обошли Биржевой скверик. Нет, он и впрямь читал мысли! Ведь именно о том, как интересно было бы посмотреть за разведением мостов с воды, она и думала.

— Хочу. А ты не против?

— Если бы был против, я бы не спрашивал. Пойдём.

Он протянул ей руку и как-то совершенно закономерным показалось просто вложить в неё ладонь и переплести их пальцы. И Настя в этот момент тоже испытывала восторг, только на этот раз совсем от иного. Прохожие думали, что Саша — её парень, да и она сама представляла себе, что у них отношения. И вот сейчас они просто гуляют по набережной, где царит самое настоящее столпотворение.

— Вон наш теплоход, — указал Саша на довольно внушительное судно, покачивающееся на волнах. Зубареву удалось в какие-то считанные минуты найти для них транспортное средство, и теперь они присоединились к тем, кто ждал отплытия теплохода.

— Была уже на разведении мостов? — повернулся к ней Саша, выпуская её руку из своей. И Настя поняла, что испытывает желание вернуть всё так, как оно и было.

— Была. Но с Невы не смотрела.

— А я один раз смотрел, но почти ничего не помню.

Ей хотелось разузнать о нём больше. Чем он увлекается помимо хоккея, чем привык заниматься в свободное время. Всё то, что составляло жизнь Саши.

— Что? — спросил он с улыбкой, и Настя только теперь поняла, что она совершенно беззастенчиво пялилась на него всё это время.

— Ничего, — поспешно отвела она взгляд. — Кажется, посадка началась. Идём.

Первые полчаса они сидели за столиком на двоих, заказав себе по паре безалкогольных коктейлей. Настя и без них была опьянена всем, что происходило с ней. Этой ночью, Сашей, даже людьми вокруг, которые точно так же, как и они, отправились смотреть на белую ночь и мосты.

— Наверх пойдём? — спросил Зубарев, посмотрев на наручные часы. Каждый его жест, иногда скупой и чёткий, почти молниеносный, вызывал в Насте целую бурю чувств. Разве можно было так быстро влюбиться? Всего за несколько часов?

— Пойдём. Оттуда вид лучше, мне кажется.

Он молча поднялся и снова протянул ей руку, и Настя поняла, чего ей всё время не хватало — вот этих прикосновений горячей и широкой ладони. Касаний, через которые она ощущала силу, твёрдость и надёжность.

Саша прихватил плед, когда они поднялись наверх, и когда Настя устроилась на носу теплохода, где стояли диванчики, накинул его ей на плечи.

— Холодно, — пояснил Зубарев, когда она вскинула на него глаза. А когда устроился рядом и совершенно обыденным жестом положил руку ей на плечо и притянул к себе, Настя окончательно растаяла.

— Сначала к Дворцовому? — уточнила она, чуть повернув голову. И тут же запылала от смущения, когда её губы оказались в нескольких миллиметрах от губ Зубарева.

— Да. Самый крутой мост.

Он чуть склонился к ней, и Настя могла побиться об заклад, что сделал это специально.

— Да, самый крутой, — выдохнула она в его губы и, не выдержав того напряжения, которое испытывала, отвернулась.

Домой к Саше они вернулись едва ли не утром. Когда сошли с теплохода, Зубарев заявил, что проголодался и буквально волоком потащил Настю за собой в кафе, работающее круглые сутки. А потом они встречали рассвет. В июне он наступал в три часа утра, и это тоже было особенное волшебство.

— Т-с-с, — зашипела Настя, когда Саша, споткнувшись о ботинки в прихожей, громко выругался. — Кажется, наши уже заснули.

— Да тут кто-то кроссовки бросил.

— Обходи и пойдём.

Настя тихо засмеялась, и Саша захохотал следом за ней. Им было хорошо и легко. Обоим. Друг с другом. Она это чувствовала всем нутром и была счастлива в этот момент.

— Спать хочешь? — поинтересовался Зубарев, когда они зашли к нему в комнату.

— Неа. Но наверное, отдохнуть надо.

— Ага, я бы завалился.

Настя снова улыбнулась. Его фраза была совершенно неромантичной, но идеально подходила Зубареву.

— Тогда давай ляжем. Где меня обустроили, знаешь?

— Ложись у меня. А я на диване.

Он кивнул на «книжку», стоящую в углу.

— Так будет неудобно.

— Неудобно на потолке спать. Перестелить тебе бельё?

— Нет. Я поверх покрывала лягу.

— Вот ещё.

Саша легко подтолкнул её в сторону собственной постели, и этот жест тоже вызвал у Насти настоящую бурю эмоций.

— Ложись нормально, бельё почти чистое, я редко ночую дома.

— У меня с собой даже футболки для сна нет.

— С этим проблем не будет.

Зубарев подошёл к шкафу и, выудив оттуда игровой свитер с номером 30 на спине, передал его Насте.

— Вот, бери. Он тоже чистый.

Настя повертела свитер в руках.

— Я боюсь его испортить.

— Чем?

— Ну, не знаю. Буду вертеться во сне, помну.

— Глупая. Иди в ванную и надевай.

— Хорошо.

Настя отправилась в душ, и когда стояла под струями воды, испытывала желание, чтобы рядом был и Саша. Это было так на неё непохоже… Она ещё ни с кем не встречалась, вот так, чтобы по-серьёзному. И ни в кого не влюблялась за несколько часов. И сейчас, зная, что Зубарев рядом и что она уже через десять минут вновь его увидит, испытывала пьянящее чувство.

Когда вернулась в комнату, обнаружила, что Саша уже спит. Он, как и собирался, занял диван, и уже провалился в забытьё, очевидно, устав за этот день. Настя поправила его одеяло, после чего подошла к кровати Зубарева и, юркнув под тонкую простыню, накрылась ею до подбородка. Она улыбалась как самая настоящая дурочка, потому что сегодня был едва ли не лучший день её жизни.

Утром обнаружилось, что пока она спала, Зубарев снова уехал на тренировку. Это… огорчило. Настя и не думала, что станет испытывать это чувство, когда узнает, что Саши до вечера не будет.

— У них ещё тренировки. До июля. В июле отпуск будет, так что потерпеть не так долго осталось, — проговорила мать Саши, накладывая Насте овсянки. — Дождёшься до вечера?

— Мне ехать надо. Завтра ещё в университет.

Настя перевела взгляд за окно. Там её отец и отец Саши устанавливали шатёр. А может и впрямь забыть про учёбу и остаться? Дождаться Зубарева и… Дальше этого самого «и» Настя не думала. Что, по сути, произошло между ней и Сашей? Ничего. Просто прогулка, которую она восприняла так близко к сердцу. А может он уже и не вспоминает ни о ней, ни о Насте.

— Тогда на следующие выходные снова приезжайте, — улыбнулась ей тётя Наташа и, налив кофе, проговорила: — Я пойду проконтролирую этих гарных хлопцев, пока они мне там пионы не пообломали.

Она ушла, а Настя вздохнула и принялась за еду. Нет, она всё же уедет, потому что учёба сейчас важнее всего. А если увидеться с Сашей ей суждено, это обязательно случится.

— Привет.

Настя опешила, когда открыла дверь, в которую настойчиво звонили. На пороге стоял Зубарев. Смотрел на неё, а она — уставилась на парня в ответ. И слышала, как её сердце колотится где-то в висках.

— Привет.

— Пустишь? — кивнул он внутрь квартиры.

— Конечно. Заходи. А как ты здесь очутился?

— Позвонил домой, мама сказала, что ты уже уехала. Взял адрес и приехал.

Настя опустила взгляд и повернулась к вошедшему Саше спиной, закрывая за ним дверь. Она чувствовала, как её щёки опаляет румянец. Зубарев приехал к ней, сам… Значит, их вчерашняя прогулка тоже что-то для него значила.

— Будешь кофе? Или может, голоден?

— Голоден.

Ей почудилось, или Саша вкладывал в это слово совсем иной подтекст?

— Тогда идём на кухню, сейчас сделаю ужин.

Зубарев вымыл руки и устроился за столом. Настя захлопотала у плиты, чувствуя на себе его взгляд.

— Вообще я удивлена, что ты приехал, — призналась она, поставив перед Сашей тарелку. Вымыла овощи и стала быстро нарезать их для салата.

— Приятно или неприятно?

— Приятно, конечно. — Настя едва сдержала улыбку. — Не думала, что ты можешь в этом усомниться.

Возникло молчание. Она торопилась с ужином, Саша, откинувшись на спинку стула, сидел и наблюдал за Настей. И ей было одновременно не по себе от его взгляда, но в то же время хотелось, чтобы он так и продолжал на неё смотреть.

— Вот, — положив Зубареву еду, подвинула к нему тарелку Настя. — Приятного аппетита.

Она устроилась напротив и принялась смотреть, как Саша уплетает за обе щеки нехитрый ужин. У неё внутри появилось странное ощущение — будто знакомы были с Зубаревым не сутки, а как минимум год. И сейчас всё то, что между ними происходило, казалось закономерным.

— Спасибо, ты спасла меня от голодной смерти, — поблагодарил Саша, когда доел. — Почему ты не осталась у нас?

— Мне завтра на учебу.

— А я думал, ты от меня сбежала.

— Почему должна была сбежать?

— Не знаю. Вдруг я тебя напугал. — Зубарев растянул губы в улыбке. — Или не страшный?

— Ни капельки. Кстати, я тут вспомнила, что у отца где-то лежат наборы такие открыток… может, знаешь… из советского времени.

— Хоккейных?

— Да.

— Круто! Я бы посмотрел.

— Правда?

Настя вскочила из-за стола и устремилась в спальню родителей. Принялась рыться в шкафу, в котором и видела эти открытки в последний раз.

— Блин, кажется, тут были, — обернулась она к Саше, когда поняла, что он стоит в дверях и наблюдает за ней. — Куда-то папа их переложил.

Она не успела отойти от шкафа и начать искать их в комоде, когда Зубарев сделал молниеносное движение и оказался рядом. Обхватил её за запястье, развернул к себе лицом и поцеловал. Коротко и отрывисто, так, что у Насти ноги подкосились.

— Саш, — только и выдохнула она, когда Зубарев отстранился. — Саша…

Второй поцелуй был медленным и тягучим. Настя схватилась за плечи парня, чувствуя под пальцами стальные мускулы, которые перекатывались под тканью футболки. До Саши она целовалась с парнями не так, чтобы очень часто. И процесс ей этот не сказать, что очень нравился, а сейчас… сейчас она таяла от того, что происходило. От прикосновения его губ к своим, от того, каким нежным он был.

— Потом открытки найдёшь. Сейчас одевайся, погуляем немного сходим, пока у меня не включился режим варвара, — шепнул Саша, разрывая поцелуй.

Настя снова опустила взгляд, но рук с плечей Зубарева так и не сняла. Стоять вот так и держатся за него, чувствовать тепло его тела, было очень закономерным и правильным.

— Хорошо, я быстро, — нехотя отступила Настя и, только когда скрылась в своей комнате, смогла сделать первый полноценный вдох.

Кажется, она до безумия влюбилась. За какие-то считанные часы. Но это было таким правильным.

После этого они не виделись пару дней, за которые Настя успела безумно соскучиться по Зубареву. Как-то само собой разумеющимся стало то, что надоедать ему звонками или сообщениями она не стала, хотя у неё и была такая возможность. Настя просто верила, что всё случившееся между нею и Сашей — важно не только ей. И что он попросту занят, раз не звонит ей целых двое суток.

Вернее, не так. Всего двое суток. Мало ли, что могло его отвлекать — тренировки, домашние заботы, друзья. И если уж он пока не проявлял себя, значит, так было нужно.

— Мам… слушай, я тут подумала… — проговорила Настя вечером, заходя в кухню, где её мама готовила ужин.

— Да?

— Завтра у меня выходной. Можно я к тёте Наташе съезжу, отвезу ей карточки папины?

— Что за карточки?

— Ну, те, которые с хоккеем. Помнишь?

Мама обернулась к ней и улыбнулась. Настя не знала, о чём та думала, но могла примерно представить направление её мыслей. Радовалась, что у дочери завязались дружеские отношения с сыном Зубаревых, не иначе.

— Помню. Съезди, конечно. Ты их нашла?

— Угу. В комоде валяются. А Саша, между прочим, ими очень интересовался.

Слова прозвучали осуждающе, и Настя, чтобы как-то смягчить эффект, улыбнулась матери, развернулась и помчалась в свою комнату.

Она доехала до загородного дома Зубаревых на автобусе и оставшуюся часть пути прошла пешком, наслаждаясь теплом раннего лета. И чувствовала себя совершенно счастливой. Впереди были чудесные месяцы, отпуск Саши, который они наверняка проведут вместе. Почему-то Настя была в этом уверена на все сто.

— Тётя Наташа! — окликнула она маму Зубарева, завидев её возле магазина. — Давайте помогу.

Она подхватила одну сумку, не дожидаясь, пока тётя Наташа начнёт протестовать.

— Настенька, а ты что здесь делаешь? — удивилась та.

— А я к вам. Карточки Саше привезла, хотела вам отдать.

— Почему мне?

Они зашагали по дороге, ведущей к дому Зубаревых.

— А Саша разве не занят?

— Да вроде нет. С утра был дома, никуда не собирался.

С лица Насти исчезла улыбка. Она-то успела уверить себя в том, что Зубарев просто погружён в свои заботы и именно поэтому не выходит с ней на связь… а на самом деле, всё это время был свободен и не звонил?

— Я к вам ненадолго, только карточки отдам и всё, — как будто имелась необходимость в том, чтобы обезопасить себя таким образом, проговорила Настя.

— Почему ненадолго? — улыбнулась ей тётя Наташа. — Саша будет тебе очень рад.

Насте показалось, или же в голосе мамы Зубарева послышалось сомнение? Оно было похоже на отголосок того чувства, которое испытывала сама Настя.

— Мне на учёбу завтра, поэтому я надолго не задержусь, — решила Настя, кивая сама себе, будто в этом была нужда.

Они дошли до дома Зубаревых. Настя, так и держа сумку в руках, прошла к крыльцу, на которое ей кивнула тётя Наташа.

— Заходи. Я сейчас сок в гараж отнесу, дома жарко, не прокис бы. Саша тебя встретит.

— Хорошо.

Настя натянуто улыбнулась тёте Наташе и, открыв дверь, шагнула в прихожую. То, что в доме кто-то был, она поняла сразу. Прошла в сторону гостиной, заглянула в просторное помещение и застыла на пороге, вцепившись в ручку сумки. Ей открылась та картина, от которой всё внутри похолодело. Саша сидел на диване, а на руках у него примостилась светловолосая короткостриженная девица. Она обнимала его за плечи, склонялась к нему и что-то шептала на ухо, и Зубарев прижимал её к себе и улыбался. А Настя, время для которой словно бы застыло, смотрела на это и чувствовала внутри лишь ледяное ощущение, от которого затошнило.

— А что ты на пороге тут застряла? — мягко проговорила тётя Наташа. — Прохо…

Она увидела то же самое, что и Настя, у которой сил только и хватило, чтобы поставить сумку на пол и, вынув из кармана карточки, всучить их маме Зубарева. Сам Саша, наконец, понял, что их с девицей обжимания стали достоянием общественности. Он замер на месте, глядя на Настю, вцепляясь в её лицо потемневшим взглядом, но что думал в этот момент, Настя не знала. Да и не хотела знать.

— Я поеду. У меня автобус, — выдохнула она и, развернувшись на месте, выбежала из гостиной, а следом — из дома. Помчалась к остановке, слыша только отчаянно колотящееся сердце, которое стучало в висках набатом. И очень надеялась на то, что Саша не побежит следом.

Или побежит…

Впрочем, когда садилась в автобус и когда видела, что двери того закрываются, понимала, что Зубареву на всё случившееся плевать. У него была девушка, а может, и не одна. А она сама… она сама очень сглупила, когда позволила чувствам настолько быстро собой завладеть. Но собиралась это исправить в самом обозримом будущем.

Наши дни

Саша вынырнул из дрёмы и посмотрел за окно. Его кровать стояла так, чтобы он постоянно мог видеть сад и клочок голубого неба над ним. Даже когда была зима, он наблюдал за тем, как небосклон затягивают тучи, или же как по нему летят куда-то белые лёгкие облака.

Сегодня ему снился удивительный сон. Он бегал по лужайке за смеющейся рыжеволосой девочкой, в которой с удивлением узнавал Глашу, и когда та падала, испытывал ужасающий страх. Но Аглая и не думала расстраиваться — вскакивала на ноги, отряхивала коленки и, дразнясь, бежала дальше.

— Саш, скоро Настя приедет?

Это было первым, что спросил Влас, когда зашёл в его комнату после стука.

— Не знаю, приедет ли вообще, — буркнул он, глянув на Власа и вновь переводя взгляд за окно. — А что?

— Мне по делам скататься надо. Потом может в сад выйдем?

— Не хочу.

— Зря. Погода кайфовая.

— Кайфовая, — хмыкнул Саша с презрением. Как будто ему вообще было дело до того, что происходит на улице. И Влас ведь об этом знал.

— Ладно, — кивнул его помощник, подходя ближе. — Давай уже в кресло пересядешь.

Саша всё же поддался уговорам и они с Власом почти час просидели на скамейке под кустом жасмина, который источал удивительный аромат. Зубарев никогда не был поклонником всяких цветущих штуковин, а тут, кажется, проникся.

— О, Настя приехала. С Глашей, — произнёс Влас, и Саша встрепенулся. Улыбка, помимо воли, скользнула по губам — к нему бежала Аглая.

— Привет! — выдохнула она, порядком запыхавшись. — Я маму меня с собой уговорила взять.

— Привет. А она сопротивлялась? — понизив голос до шёпота, уточнил Саша, чуть подаваясь к девочке, как будто у них был общий секрет.

— Ещё как! — округлила глаза Глаша и отстранилась, сделав вид, что они вообще ни о чём не говорили.

— Доброе утро, — поздоровалась подошедшая Настя. — Глаш… о чём мы с тобой дома договаривались?

— О том, чтобы я никому не надоедала.

Аглая выразительно посмотрела на Сашу, намекая на то, что всё сказанное ею до этого момента, — чистая правда.

— А она никому и не надоедает.

Зубарев вдруг сделал то, чего и сам от себя не ожидал — притянул девочку к себе за запястье и когда она с удивлённым возгласом очутилась у него на коленях, поехал в сторону дома.

Настя переглянулась с Власом, на лице которого появилась улыбка.

— Мелкая крутая у тебя, я сразу это ему сказал, — проговорил Влас и, поднявшись со скамейки, направился следом за Сашей и Глашей, оставив Настю наедине со своими мыслями.

Когда эти двое успели настолько «спеться»? Ведь вроде провели друг с другом всего ничего… Настя пожала плечами и последовала за остальными, мысленно поставив себе галочку приглядывать за Сашей и Аглаей.

Ближе к обеду приехала тётя Наташа, и дом превратился в самый настоящий балаган. Наверное, так весело тут не было уже очень давно. Зубарев с Глашей и Власом развлекались игрой в мяч в саду, мать Саши беспрестанно шутила и чувствовала себя, судя по всему, совершенно счастливой. В отличие от Насти. Нет, она, конечно, тоже была рада за то, что все кругом настолько увлеклись какими-то своими делами, что окружающая действительность была забыта, но… Но Настя отдавала себе отчёт, насколько всё зыбкое.

— Я хочу оливье ещё сделать к вечеру. Глаша у тебя ест оливье? — спросила тётя Наташа, уже успевшая сварить борщ и взявшаяся за тесто для пампушек с чесноком.

— Глаша у меня ест всё, но не стоит так переусердствовать.

— Ну что ты? Какие переусердствования? Мне всё это за счастье.

— Давайте помогу.

— Не надо. Ты отдыхай иди с остальными. Вон как веселятся.

Мама Зубарева счастливо улыбнулась, кивая на сад, который было видно в окно.

— Пусть веселятся, — пожала плечами Настя.

— Саша тебе что-то сказал? Вы с ним не сработались?

Сработались… какое странное слово, совершенно к ним не применимое. Они не нашли общего языка ещё тогда, семь лет назад, и почему должны были «сработаться» сейчас, Насте себе не представляла.

— Да нет. Нормально всё, — соврала Настя. Вытерла руки полотенцем и, кивнув тёте Наташе, вышла из кухни.

Она наблюдала за Сашей и дочерью со стороны. Глаша и вправду веселилась. То кидала мяч Зубареву, то отбегала, радостно смеясь, чтобы поймать ответный бросок. Наверное, из Саши бы получился отличный отец, но ей не суждено было это узнать. Ни тогда, много лет назад, ни сейчас.

— А мы тебя видим, — неожиданно проговорил Саша, когда поймал мячик. Кивнул Глаше, указывая на то место, где стояла Настя.

— Мам! Мы так играем здорово! А Влас вроде спит.

Настя вышла из своего укрытия и направилась к дочери, что уже бежала ей навстречу. Перевела взгляд на мирно дремлющего помощника Саши.

— Пусть спит. А вы бы играли дальше.

— А ты с нами не хочешь?

— Неа.

— Зря. Игра интересная. А мы потом гулять собираемся, после обеда.

Настя нахмурилась. Вряд ли Саша способен был оценить это предложение Глаши, уже возведённое в ранг решённых вещей.

— Не уверена, что это хорошая идея, — как можно мягче проговорила она, не желая расстраивать дочь. И услышала то, что её удивило:

— Это отличная идея, — уверенно проговорил Зубарев и, усадив Аглаю себе на колени уже привычным движением, направил своё кресло в сторону дома.

Настя устроилась на своей маленькой, но уютной кухне, предварительно сделав себе кофе. Сегодня был странный день. Странный потому, что казался ей чудесным. И в центре всего, что происходило, была её маленькая Глаша. Сначала они все вместе пообедали, и Зубарев уже не был так отрицательно настроен на то, что они с ним оказались за одним столом. Потом — поехали в парк. Оживились все — и Влас, и сам Саша, да и Настя тоже. Улыбалась всё время, как самая настоящая дура, когда смотрела за тем, как Глаша носится вокруг двух взрослых мужиков, а они готовы потворствовать любому её капризу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

имеется ввиду Васильевский остров