Хрустальная удача

Питер Марвел, 2013

Новые надежды заставляют Уильяма Харта, несмотря на исчезновение лучших друзей и главных врагов, продолжить поиски. На этот раз путь героев лежит в дебри Ориноко – туда, где было когда-то могущественное царство индейцев. К чему приведут поиски Золотого Эльдорадо и хрустальных черепов майя – читайте в заключительной части трилогии.

Иссякли радости мои, пустые, как мечты,

И прошлое блаженство не вернется.

Обманная любовь, ужель ушла и ты?

Так все проходит — горечь остается.

Знамения земли, восторги — прочь, долой!

Путем безвестным мне блуждать придется —

Покинут! Жизнь моя в руках фортуны злой.

Но все проходит — горечь остается.

Как на чужбине я, без спутников, один,

Стенаю от того, что смерть мне не дается.

Прошла моя весна, и лето позади.

Да, все проходит — горечь остается.

Но упредить спешу я зимний холод

И жребий свой поймать, не пав под его молот.

Сэр Уолтер Рэли Пер. Д. Болотиной

Глава 1

Все сначала

Я бороздил чужие океаны,

Чертил клинком событья по волнам,

Но боль незакрывающейся раны

Не лечат солью незнакомых стран.

Фрэнсис Кроуфорд

Побережье Новой Гвианы — Устье реки Ориноко

Предрассветная дымка быстро таяла над водой.

Перегнувшись через планшир, Уильям Харт тоскливо всматривался в незнакомый берег: что таит в себе эта земля? Принесет удачу или станет для них могилой? Мутное желтое пятно расплывалось в лазурных водах там, где впадала в Атлантический океан великая Ориноко.

В русле, раскинувшемся на несколько миль, река распадалась на множество притоков, заболоченных, заваленных стволами мертвых деревьев, забитых травой и водрослями, поросших тростником и кустарником.

— На мой взгляд, вход в ад для разнообразия может выглядеть и так, — капитан Ивлин угрюмо разглядывал в латунную подзорную трубу расстилающийся перед ними берег.

— Говорят, сэр, в аду жарко, — заметил Потрошитель и утер пот со лба концом грязной косынки, покрывающей его бритую голову.

— А тебе что, холодно? — Уильям взял трубу у Ивлина и в свою очередь уставился в нее с задумчивым видом.

— Нет, сэр. Не то чтобы холодно, но как-то сыровато. В аду, сэр, должно быть, сухо. Жарко, но сухо, — боцман проговорил это тоном, не терпящим возражений.

Ивлин хмыкнул.

— Как бы там ни было, но я полагаю, что здесь еще хуже, чем там. Вы читали записки сэра Рэли о Новой Гвиане?

Уильям выразительно глянул на него.

— Помилуйте, откуда у меня в Девоншире могли оказаться записки Рэли? Это по части Кроуфор… — Уильям вдруг замолчал, оборвав себя на полуслове, и снова уставился в трубу.

— Так вот, сэр Рэли не раз писал, что… — как ни в чем не бывало продолжил Ивлин, не замечая возникшего кругом неловкого молчания.

Потрошитель кашлянул и оглядел свою изуродованную руку-клешню.

— В начале дела не вспоминают мертвых и неудачников, — он мрачно сплюнул за борт пережеванный табак и отошел от них.

— Право, сэр Ивлин, ведь Кроуфорд был ему как…

— Бандит и жулик ваш Кроуфорд! — обрубил капитан Ивлин и забрал у Харта свою трубу. — Только вот интересно, к какой категории отнес его Потрошитель: к мертвецам или к неудачникам?

— Я говорил про Рэли! — вдруг рявкнул за их спинами боцман и, покачиваясь на палубе, отошел от них на этот раз окончательно.

В ту же секунду раздался разъяренный свист боцманской дудки и топот босых ног на палубе: Потрошитель свистал всех наверх.

— М-да… Так вот: сэр Уолтер предупреждал об опасностях, таящихся в неизведанных землях Новой Гвианы, — с невозмутимым видом капитан извлек из широкого кармана камзола толстую книжицу в истертом кожаном переплете и раскрыл ее. «В июне, июле, августе и сентябре плавать по этим рекам невозможно, ибо такова стремительность течения и так много затоплено деревьев и бревен, что если лодка только приткнется к какому-нибудь дереву или колу, то невозможно будет спасти никого из сидящих в ней»^[1]…

— А про туземцев что-нибудь есть? И откуда у вас эта книга? — поинтересовался Уильям.

— А вот и про туземцев… — второй вопрос капитан в свойственной ему манере пропустил мимо ушей. «Гвианцы, а также индейцы из пограничных мест и все другие жители в этой стране, с которыми я встречался, — удивительные пьяницы, и в этом пороке, я думаю, с ними не сравнится ни один народ»…

— Даже хуже, чем ирландцы?

Капитан бросил на Уильяма мрачный взгляд:

— Сказано хуже, значит хуже. Но я бы на вашем месте, молодой человек, заострил свое внимание на описании сокровищ, которые некий Мартинес собственными глазами созерцал в главном городе индейцев, называемом им в письме к сэру Роберту Дадли «Эль Дорадо», что в переводе с испанского означает «Позолоченный».

— Что вы имеете в виду, сэр Ивлин?

— Уж не те ли это сокровища, из-за которых весь сыр-бор разгорелся? С другой стороны, как-то слишком много сокровищ на один кусок земли. Тут тебе и Кортес, и майя, и Эльдорадо… а может, и вовсе нет этих сокровищ? — капитан Ивлин задумчиво посмотрел сквозь Харта.

Тот досадливо передернул плечами:

— Короче, капитан, что вы предлагаете?

— Я предлагаю вообще туда не соваться.

— Гениально! Восхитительно! Великолепно! Мы порем горячку, готовим экспедицию, продаем даже серебряные пуговицы с камзолов, чтобы закупить солонину и ячмень, и вот, когда мы буквально в двух шагах от сокровищ, вы советуете мне поставить паруса и плыть обратно на Тортугу? А вы помните, сколько мы должны любезно забывшему наши недоразумения губернатору? Я лучше подохну здесь, чем вернусь с пустыми руками. К тому же… — Харт не договорил. Конечно, главная причина крылась в прелестной девушке, жениться на которой без денег и тем более без пуговиц было решительно невозможно.

— Полундра, свистать всех наверх!

Истошный вопль вахтенного и повторный свист боцманской дудки вырвали Харта из оцепенения.

Воздух разорвался от яростного грохота канонады. Харт обернулся и увидел, как справа по борту одно за другим, поднимая тучу брызг, в воду шлепались дымящиеся пушечные ядра.

На всех парусах из утреннего тумана на них надвигался корабль, отрезая «Медузе» выход в море и прижимая ее к берегу. Невооруженным глазом было видно, как на грот-мачте развевается испанский флаг. Из носовых портов брига вырвались две вспышки, и уже через мгновение новые ядра упали в воду, обдав водяной пылью стоявших на баке матросов.

Харт повернулся к капитану Ивлину, но того как ветром сдуло. Он уже сыпал командами прямо со шканцев, страшно крича:

— Право руля! Паруса поднять, развернуть рею…

Скрипя снастями, флейт медленно, слишком медленно разворачивался левым бортом к берегу, пытаясь выбраться из ловушки. Если бриг прижмет их к устью Ориноко, конец: в мангровых зарослях двигаться некуда, даже на шлюпках.

— Орудия к бою, пли!

Кормовые пушки дали ответный залп, и корабль жалобно заскрипел, качаясь на волнах.

Пламя попеременно вырывалось то из одной, то из другой пушки брига, одно ядро с грохотом ударило в кормовую часть «Головы Медузы». Флейт тряхнуло от киля до клотика. В ответ с «Медузы» снова выстрелили. Пороховой дым облачками окутывал оба борта, кругом по палубе, грохоча башмаками, носились матросы, спасая корабль, а Уильям оглядывался, не понимая, что ему делать. Внезапно клешня Потрошителя впилась ему в плечо.

— Бегите в каюту и не высовывайтесь, ваше время еще не пришло, Харт! — крикнул боцман ему в самое ухо и оттолкнул прочь от планшира.

Стараясь не споткнуться о брошенные концы и не налететь на катающиеся по палубе бочки, придерживая шляпу, Харт рванул изо всех сил, но не в каюту, как советовал Потрошитель, а к капитану на шканцы.

— Боюсь, нам крышка! — проорал Ивлин, едва Харт взбежал по ступенькам. — Мы не успеем развернуться: ветер дует нам в задницу и течение тащит к берегу!

— Боцман, постарайтесь попасть в ватерлинию! Если повезет, мы утопим эту испанскую лохань: в этом наш единственный шанс! — капитан перевесился через борт, едва не падая.

Снасти трещали, реи не желали поворачиваться, и матросы, не жалея сил, травили канаты. Вокруг свистели и рвались ядра.

— Скажите спасибо, Харт, что они не стреляют картечью! Если начнут палить по матросам — хана!

Уильям сбежал вниз и ринулся на нижнюю палубу, где закопченые и злые как черти канониры подкатывали тяжелые пушки обратно к портам.

— Стреляйте в ватерлинию! — заорал он старшему канониру Бобу.

— Есть, сэр! Только наши пушки против них — тьфу!

— Тащите их к корме — будем стрелять из всех!

В это время корабль вздрогул всем корпусом, и Харт невольно втянул голову. Одно из ядер попало в фокмачту, и она с треском, увлекая за собой груду парусов, рухнула вниз, повиснув на канатах прямо над морем. Вокруг торчали обломки рей.

— Рубите мачту, свиньи, рубите мачту!

— Сэр, мы тонем!

— Молчать, идиоты! Сукины дети, все на левый борт, рубите канаты! Остальные к грот-рее, держите ее по ветру!

Харт, обливаясь потом, помогал тащить пушки к кормовым портам. Клубы дыма, окутавшие палубу, покрыли все вокруг, а едкая гарь, попадавшая при дыхании в горло, казалось, прожигала легкие насквозь, вызывая доходящие до рвоты приступы кашля. Но Харт, стиснув зубы и задыхаясь, упрямо волок пушку. Сейчас в ней виделся их первейший шанс на спасение!

Второй заключался в том, что у испанцев, видать, было плохо с меткостью: ядра свистели повсюду, но пока, кроме дыр в парусах и сломанной мачты, особых разрушений и жертв не было.

Наконец самая большая кулеврина была установлена.

Боб перекрестился и поднес факел.

Харт набрал воздуха в легкие и зажмурился, зажав уши…

— Ура!!! Мы спасены!

Уильям нагнулся и увидел, что чуть выше ватерлинии прямо в борту испанского брига зияет огромная пробоина, в которую хлещет вода.

Харт выдохнул и перекрестился, как давеча Боб.

«Голова Медузы», с трудом ловя ветер остатками парусов, медленно выправила курс и пошла вдоль берега.

— Норд-норд-ост! — орал охрипший капитан.

— Возвращаемся на Тортугу! — Харт хлопнул оглохшего, но счастливого Боба по спине и побежал наверх.

— Всем рому на обед! — первое, что услышал Харт, очутившись на верхней палубе. Глазам его предстала ужасная картина.

Палуба была завалена обломками мачты и тлеющими парусами. Окровавленные и закопченные пираты поливали палубу морской водой из кожаных ведер, туша искры. Стонали раненые, под ногами катались пустые пороховые бочонки, а прямо над ними в опустевшем небе кружилась огромная птица.

Они возвращались назад.

Выхватив у капитана поздорную трубу, Харт попытался разглядеть, что же происходит на борту у испанцев. Ветер уже сносил в сторону пороховой дым, которым были окутаны оба судна, и очертания неприятельского корабля проступали явственно.

На «Азалии», а это была она, царил хаос. Харту хватило одного взгляда, чтобы оценить весь ужас происходящего. Судно, накренясь на нос, стремительно погружалось в волны, а команда предпринимала отчаянные попытки спустить на воду шлюпки. Деревянная фигура, украшавшая нос корабля, была расколота до пояса, а одно из ядер со всей силы ударило в носовую каюту, разнеся ее в щепки.

Наконец испанцы принялись спускаться по боковым трапам в шлюпки. Те, кто посмелее, прыгали прямо в море. На борту, с ненавистью глядя в сторону удаляющегося флейта, замерла высокая фигура в черном, развевающемся на ветру плаще. Харт узнал профоса — виновника всех их несчастий — и яростно погрозил ему кулаком.

— Это проклятые иезуиты! — крикнул юноша Ивлину.

Тот вытащил изо рта едва раскуренную трубку и выпустил колечко дыма.

— Я так и знал, — сказал он, и на его обветренном красном лице мелькнула странная улыбка.

Примечания

1

Капитан Ивлин цитирует книгу Уолтера Рэли «Описание Гвианской империи».