Август и Джонс

Пип Гарри, 2022

Семья одиннадцатилетней Джонс Кёрби вынуждена бросить ферму и переехать в Сидней. Девочка скучает по своим альпакам и не может привыкнуть к крошечной городской квартире. И кажется, зрение у неё ухудшается, в детстве она уже потеряла глаз из-за рака. Может, это другая опухоль? Но у Джонс сильный характер, и она готова к трудностям. В новой школе Джонс встречает застенчивого Августа. Он любит книги и помнит множество удивительных фактов, а ещё с удовольствием вяжет. А вот футбол Август не любит, и это большая проблема, потому что его отец, тренер, мечтает сделать из него отличного футбольного игрока. Август и Джонс очень разные, но тем не менее они подружились. Книга с напряжённым сюжетом о преодолении трудностей и становлении характеров будет интересна читателям от 9 лет.

Глава седьмая

Джонс

Мы целую неделю выполняли дела по маминому громадному списку и обживались потихоньку на новом месте.

В воскресенье вечером, накануне первого учебного дня, я лежала в кровати без сна. Зубы у меня были очень чистые после визита к зубному, а униформа начальной школы «Оквуд» висела на плечиках, постиранная и поглаженная. Я скачала на телефон все нужные приложения, а мама заполнила все бумаги. Единственное, чего я ещё не знала, — это с кем буду сидеть в классе. С кем играть на обеденном перерыве. Сколько вопросов мне зададут про мой искусственный глаз. «Тебе больно?», «Можешь его вынуть?», «А из чего он?». К счастью, ответы я заготовила, и некоторые из них были довольно неожиданные.

Конечно, я не могу смотреть фильмы в 3D, равновесие держу неважно и звездой тенниса никогда не стану, но есть и положительные стороны:

1. Можно напугать кого-нибудь до ужаса, постучав по глазному яблоку.

2. Легко не обращать внимания на тех, кто сидит слева.

3. Глаз можно крутить вверх-вниз.

4. У меня целая коллекция разных глаз.

5. Я часто верчу головой, чтобы всё рассмотреть, так что шея у меня очень гибкая.

Я лежала и слушала лязг поездов и пиканье светофора с пешеходного перехода. Уличный фонарь светил мне в лицо.

На ферме всё было по-другому.

До меня доносились звуки ночных животных — поссумов, коал, вомбатов и валлаби. За окнами было темно, как в погребе, и меня убаюкивала симфония лягушачьего кваканья, стрекотания насекомых, скрипа веток, на которых устраивались на ночь птицы.

Я включила свет и достала флешку из коробки с подписью «Джонс, детское». Вообще мне не полагалось глазеть в экран по ночам, но всё равно же не спалось. Я воткнула флешку в ноутбук и открыла папку с фотографиями. Жалко, что их больше не принято распечатывать на фотобумаге.

На одном кадре я, ещё совсем маленькая, с перевязанным глазом, сидела на больничной койке с капкейком в руке и широко улыбалась, вся измазанная в шоколадном креме. Наверное, это сняли после того, как мне удалили глаз. Операция прошла всего за пару дней до моего второго дня рождения.

Большинство фотографий из моего раннего детства сделаны в больницах. На некоторых у меня лысая голова, потому что из-за химиотерапии выпадали волосы.

Я об этом совсем ничего не помню, но, по маминым словам, врачи делали всё возможное, чтобы сохранить мой правый глаз. Рак был двусторонний и влиял на оба глаза.

От раковых клеток пытались избавиться и химиотерапией, и лучевой, и радиацией, и криотерапией (пробовали заморозить), и лазером. Я была очень болезненным ребёнком, и на лечение ушло несколько лет, но они всё-таки справились. Для меня эти врачи настоящие супергерои.

* * *

Утром мама причесала мне волосы и заплела в тугую косу с ярко-синей лентой в тон школьной форме. Кожу на голове покалывало, но я не стала жаловаться, потому что это был мой первый день в «Оаквуде», а родители считали, что очень важно произвести хорошее впечатление.

Вообще стиль у меня вовсе не аккуратный и прилизанный, а наоборот. Поэтому, после того как мама вышла из комнаты, я сняла ленту, резинку для волос и четыре невидимки и тряхнула волосами, чтобы они свободно легли на плечи. А потом расстегнула верхние пуговицы на своей рубашке с длинными рукавами. Иначе дышать было невозможно. Ещё сняла колючий свитер и сунула его в рюкзак, а вместо школьных туфель обулась в кроссовки со шнурками, украшенными миниатюрными альпаками.

Мама смерила меня взглядом, когда я вошла на кухню.

— А где косичка и новые туфли?

— Это не в моём духе.

— Что ж, — признала она, — справедливо.

* * *

Папа остановился у «места поцелуев и прощаний», где родители высаживали детей перед школой. Наш пикап странно здесь смотрелся со своим буферным брусом, грязевыми щитками и грязными шинами с налипшей на них соломой. Из обычных, чистых машин выходили ученики с рюкзаками, папками, спортивным инвентарём и музыкальными инструментами и спешили на уроки. Половина учебного года уже прошла, и ощущение у меня было такое, будто я пытаюсь сесть на карусель, которую уже запустили.

В моей старой школе не отводили особый уголок для прощаний. И припарковаться было несложно. Обычно все стояли у ворот и болтали до первого звонка.

— Хорошего тебе дня, — пожелал папа.

За нами просигналила машина, и мама пробормотала себе под нос:

— Можете и подождать!

— А мне обязательно идти сегодня? — спросила я. — Может, вообще буду заниматься из дома? Во время пандемии у меня это неплохо получалось.

— Отличная идея, — согласился папа. — Нам с дядей Питом не помешает хороший подмастерье.

Сегодня мы чиним сломанный туалет. Такой забитый, вонючий. Вот думаю, из твоей лохматой шевелюры вышел бы первосортный ёршик.

Я прижала рюкзак к груди. Сердце вдруг заколотилось как бешеное. Я всю жизнь ходила только в государственную школу Коттона. Вдруг мне не удастся здесь освоиться? И со мной никто даже говорить не станет?

— Пойдём, Джонс. Твоя учительница, мисс Финнеган, выбрала одного ученика из класса, чтобы он помог тебе освоиться в новой школе. Как там его звали? Вроде месяц какой-то… Апрель, май… Точно! Август! Наверное, он тебя уже ждёт.

За нами снова раздался гудок, на этот раз более затяжной и менее вежливый.

— Пора шевелиться, пока нас не оштрафовали за нарушение каких-нибудь правил, — сказал папа.

Я поцеловала его в колючую щёку и осторожно свесила ноги из машины. Мама взяла меня за руку, и мы вместе пошли ко входу. Здание тут было намного крупнее, чем у школы в Коттоне.

— Сначала идём в кабинет регистрации, потом в класс, — скомандовала мама. Прозвенел звонок, и мимо нас хлынул поток учеников.

Мама ласково стиснула мою руку.

— Всё будет хорошо. В первый день всегда непросто.

* * *

Рядом с кабинетом сидел мальчишка, на вид мой ровесник, и читал книжку.

— Август? — позвала мама.

Ей пришлось ещё дважды повторить его имя, прежде чем он встрепенулся и вскочил на ноги. Книга ударилась о пол с громким стуком.

— Ой, извините! Привет! Это я, Август Гентинг.

— Очень приятно, — ответила мама. — Я миссис Кёрби, а это Джонс.

— Меня к вам отправила моя учительница, мисс Финнеган. Я провожу Джонс на урок.

Мальчишка не уступал мне ростом, а для своего возраста я была довольно высокая. И волосы у него походили на мои: каштановые, вьющиеся, относительно длинные. Меня немного удивило, почему Август так нервничает. Это же я здесь новенькая, а не он.

Мы сели рядом, а мама отошла поговорить с регистратором. Между нами повисла тишина, но я не знала, что сказать. Мимо проходили учителя, и один ученик постарше забежал в кабинет, чтобы заполнить бумажку об опоздании.

— Почему учебники математики такие грустные? — неожиданно спросил Август.

Я наморщила лоб.

— Не знаю.

— В них слишком много нерешённых задачек.

— Дурацкая шутка, — честно сказала я, и он ответил:

— Знаю.

Август болтал ногами и в один момент нечаянно толкнул стеклянный журнальный столик, обрушив стопку школьных журналов. Регистратор бросила на него осуждающий взгляд.

— Почему тебя зовут Джонс?

Меня часто об этом спрашивали. Имя необычное для девчонки.

— Это была мамина фамилия. До того, как она вышла за папу.

— А, ясно. Кстати, можно спросить, какой глаз у тебя искусственный? — спросил Август, складывая журналы обратно в стопку.

Обычно меня спрашивали про глаз в первые же минут пять разговора. Порой я жалела, что не потеряла какую-нибудь менее заметную часть тела. Скажем, мизинец на ноге. А не то, что у меня прямо на лице.

— Левый. Врачи это называют «глазной протез».

Август сощурился.

— Выглядит как настоящий. Из чего он?

— Из органического стекла. Его покрасили вручную, а сосуды изобразили из очень-очень тонких нитей.

Август кивнул и подался ближе. Сложно было сказать, что он чувствует — восторг или омерзение. По моему опыту искусственный глаз вызывал либо одно, либо другое.

— Его можно вынуть?

— Да, но мне редко приходится это делать. Я с ним и сплю, и плаваю, всё такое.

— Он как шарик?

— Нет, он полый внутри и покрывает орбитальный имплантант, который занимает место настоящего глазного яблока. Мне делают новые протезы по мере того, как растёт глазница.

— Круто! И много их у тебя было?

— Очень. Я все сохранила.

— А в Коттоне ты жила на ферме?

— Ага. У нас была своя запруда, отара овец, курятник и две альпаки.

— Ты знала, что альпаки — самые маленькие представители семейства верблюдовых? И они общаются друг с другом невербальными сигналами?

— Нет, не знала.

Мама подошла к нам и улыбнулась.

— Мы закончили. Готова встретиться со своими новыми одноклассниками, Джонс?

Мне было уже не так страшно идти в класс, потому что со мной был Август. Пожалуй, первый день в новой школе будет всё-таки неплохой.

— Да, пойдём.

— Зайти вместе с тобой? — спросила мама, когда мы остановились у двери.

— А можно?

— Конечно.

В моём возрасте уже следовало бы справиться одной, но я пока не готова была отпустить маму. Все смотрели на меня как на инопланетянина с тремя головами, на которых покачивались зелёные антенны. Я крепче сжала мамину руку, слушая, как мисс Финнеган представляет меня классу.

— При-и-иве-е-е-т, Джонс, — нараспев произнесли ученики.

На ферме я бы встала на заре, чтобы покормить кур и проведать Лулу и Лолу на пастбище. Папа развёл бы огонь в камине, подбрасывая туда дрова, и мы с ним позавтракали бы сдобными лепёшками с мёдом. Я бы приехала в школу на велосипеде и ещё успела бы поиграть с друзьями в мяч до звонка.

— Всё в порядке? — прошептала мама.

— Да. Теперь можешь идти.

— Не могу. Ты ещё держишь меня за руку.

— Ой. Извини.

Я её отпустила, и мама наклонилась меня обнять. Её слёзы намочили мне щёку. Наверное, я бы тоже расплакалась, если бы она задержалась ещё на минуту. А такое первое впечатление было бы не из лучших. Я хочу казаться храброй и сильной. Обычно я такая и есть. Только не сегодня.

Мисс Финнеган вышла вслед за мамой, поговорить с ней в коридоре. Я видела в стеклянное окошко на двери, как они смеются и улыбаются друг другу. Похоже, маме понравилась моя учительница. Да и мне тоже. У неё яркое платье с узорами и розовые серьги-кольца. Волосы седые, но с выкрашенными в сиреневый прядями. А из-под рукава виднеется татуировка — чёрное перо.

В классе сразу все заговорили, как только мисс Финнеган вышла. Какой-то мальчишка запустил бумажным самолётиком в лоб Августа. А тот даже не рассердился, молча смял бумагу и выбросил в мусорку. Будто для него это обычное дело.

— Джонс! Садись со мной! — крикнула девчонка с длинным рыжим хвостиком.

— Какой глаз у тебя фальшивый? — спросил мальчишка, который бросил самолётик.

— Он болит? — спросил его приятель.

Мисс Финнеган вернулась в класс и хлопнула в ладоши. Все тут же затихли и захлопали в ритм.

— Господи, пятый «Е»! Меня не было всего минуту, а вы уже устроили тут зоопарк. Август! Покажи Джонс, где её шкафчик, и проведи экскурсию по классу. Остальные пока займутся ВОЧ.

— Что это значит? — шепнула я Августу.

— «Всё Отложили и Читаем». Моё любимое занятие в школе.

— Моё тоже.

Мы пошли мимо интерактивной доски и письменного стола мисс Фэ (так её все называли для краткости). Там царил беспорядок, а на её ноутбуке красовалась наклейка со смешным человечком. В дальнем конце класса был обустроен уголок для чтения с двумя книжными шкафами и пушистым синим ковром в звёздах. На некоторых полках стояли белые папки, подписанные разными именами: Джордж, Тео, Ария, Ли Пинь, Миллер… Я быстро нашла своё: ДЖОНС КЁРБИ. Август достал мою папку и пролистал.

— Это твоя папка и рабочая тетрадь.

Я в ужасе смотрела на пустые страницы. У других папки чуть не лопались от рисунков, бумажек с рассказами, задачек по математике. Разве я успею их нагнать? Интересно, чем сейчас занимаются мои бывшие одноклассники? Им меня не хватает? Я нацарапала своё имя на обратной стороне столешницы моей старой парты и сказала об этом Тейлор с Ханной, чтобы они его нашли. Мне хотелось, чтобы там навсегда осталась частичка моей души.

Я приметила уютное кресло, чуть в стороне, рядом с лампой для чтения. Было бы здорово устроиться в нём и провести там весь день до конца уроков. В школе в Коттоне все давно ко мне привыкли и относились как к обычному человеку. А здесь я была в центре внимания, и это немного утомляло.

— Это кресло уединения, — сказал Август.

— Туда отправляют тех, кто плохо себя ведёт?

— Нет. Тех, кто хочет побыть один. Я часто там сижу.

Все читали, и тишину только изредка нарушали громкие смешки двух приятелей, которые вместе сидели над книгой, соприкасаясь головами.

— ДжорджиТео, не отвлекайтесь, пожалуйста, — попросила мисс Фэ. — Так, ну хватит. Пора вам разделиться. Джордж, вставай.

Джордж вздохнул и побрёл по классу искать себе другое место.

Всего в классе было четыре стола, по шесть ребят за каждым. Вместе со мной в классе насчиталось двадцать пять учеников. В моей старой школе нас было всего четырнадцать. Я не привыкла к таким большим, шумным компаниям и боялась, что не смогу сосредоточиться на учёбе.

— Мы сидим здесь, — сказал Август. — Этот стол ближе к доске, так что тебе будет лучше видно. Вот твой стул.

Я взяла книжку и слегка наклонила, чтобы смотреть на страницу правым глазом. Мне всегда нравилось читать, но в последнее время буквы смазывались, расплывались, и я разбирала их с трудом. А от этого у меня начинала болеть голова. Я осмотрелась, гадая, сколько времени у меня уйдёт на то, чтобы здесь освоиться. Может, это место никогда не станет мне родным. Какие-то ребята шептались за соседним столом — обсуждали мои глаза и спорили, какой из них искусственный.

— Левый, потому что он как застывший, — говорила одна девочка.

— Такое чувство, будто у неё косоглазие, — сказал её сосед и скорчил рожу.

Я уткнулась носом в книжку. Мне уже не терпелось вернуться домой и устроиться на диване в обнимку с Ринго.