Император Николай II. Трагедия непонятого Cамодержца

Петр Мультатули, 2020

В мировой истории нет государственного деятеля, который был бы столь не понят и оболган, как последний Император Николай II. При этом речь не идёт о научных оценках его деятельности, которые, конечно, могут быть разными, а именно о лживой мифологизации. Её тяжким последствием стало парадоксальное по своей абсурдности отторжение в общественном сознании личности Императора Николая II. В своей книге известный историк П.В. Мультатули ставит задачу раскрыть личность последнего Государя через его жизнеописание. Настоящее издание даст возможность современному человеку лучше узнать одного из самых великих монархов мировой истории.

Под общей редакцией доктора исторических наук А.Н. Боханова.

© Мультатули П.В., 2020

© ООО «Издательство «Вече», 2020

Предисловие

В мировой истории нет государственного деятеля, который был бы столь не понят и оболган, как последний Император Всероссийский Николай II. При этом речь не идёт о научных оценках его деятельности, которые, конечно, могут быть разными, а именно о лживой мифологизации. Её тяжким последствием стало парадоксальное, по своей абсурдности, отторжение в общественном сознании личности Императора Николая II. В течение десятилетий советского периода шло всяческое уничижение последнего Государя. При этом, однако, все реальные и мнимые успехи коммунистического режима в экономике и социальной сфере сравнивались с 1913 годом, то есть пиком расцвета Империи. Опять-таки вместе с этим, советские учебники спешили объявить Россию Николая II «слабой» и «отсталой», а самого Самодержца обвиняли одновременно в прямо противоположных качествах: «Царь-тряпка», он в то же время определялся как «Николай Кровавый». То есть в отношении Императора Николая II получался некий «театра абсурда», который подменил собой всякое не то, что научное, а хотя бы объективное изучение его личности и царствования: имя Николая II было практически полностью изъято из истории.

В этом табуировании Царского имени, безусловно, чувствовался какой-то мистический страх. Конечно, иногда появлялись «труды» типа «Двадцати трех ступеней вниз» Марка Касвинова^[1], но они были призваны не описать, пусть и негативно, жизнь Николая II, а опровергнуть «буржуазных фальсификаторов» по обстоятельствам убийства Царской Семьи, то есть в действительности книга М. Касвинова и была той самой фальсификацией, которую он взялся «разоблачать». Наряду с этим лживый образ Государя преподносился через «художественный» фильм Э. Климова «Агония» или не менее «художественный» роман В. Пикуля «У последней черты». Вышеназванные «шедевры», по существу, играли роль куклы вуду и, безусловно, были частью особого ритуала по уничтожению памяти о Государе. Испанский колониальный чиновник Хуан Поло де Ондегардо описывал в 1567 г. обряды индейцев Перу: «Чтобы наслать болезнь на того, кого они ненавидят, или чтобы тот человек умер, они несут его одежду и наряды и одевают в них какую-нибудь статую, которую делают от имени той особы, и проклинают её, оплёвывая и казнят её»^[2]. В данном случае этот ритуал пытались применить к памяти убиенного Государя: убить ее духовно, как его убили физически.

В большевистской России даже хранение портрета Николая II грозило заключением в ГУЛАГ или расстрелом. В 1920-х гг. портреты Государя, спрятанные за иконы, встречались во многих крестьянских домах. Найденные при обысках, они считались большевиками тяжкой уликой.

Внедрение в народное сознание искаженного, оболганного образа Государя было призвано легитимировать нахождение у власти советско-партийной клики, оправдать совершенное ею Екатеринбургское злодеяние. Но кроме того, Император Николай II являлся альтернативой безбожному большевизму и его квазинравственной системе координат, враждебной и чуждой русскому народу. Государь Николай II олицетворяет, вчера и сегодня, тысячелетнюю историю Святой Руси, является примером христианского политика, бескорыстной жертвенной любви к России, её народу и истории. Пример Императора Николая II убедительно доказывает, что великие реформы можно успешно проводить без миллионных жертв, концлагерей и «чрезвычаек». Именно при нем, последнем русском Царе, были запрограммированы, начаты или осуществлены так называемые «великие стройки» коммунизма, которые потом приписали себе большевики: электрификация страны, освоение Дальнего Востока, бесплатное медицинское обслуживание, борьба с безграмотностью, начальное образование. А.Н. Боханов подчеркивал, что Император Николай II «оставался национальным символом, знаком русской государственной традиции, живым образом Великой Православной Империи. Поэтому и уничтожали в Екатеринбурге не “бывшего полковника Романова”, не “бывшего Императора”, а именно — Царя, последнего не только в отечественной, но и в мировой истории»^[3]. Император Николай II был главным врагом мировой революции.

Однако пример Императора Николая II подтверждает, что лидер государства, каким бы полновластным, талантливым и нравственным он бы ни был, не может осуществлять свою деятельность в общественном вакууме, при отсутствии и непонимании своей политики со стороны большинства общества. Особенно это касается Самодержавного Монарха. Самодержавие есть сотрудничество Монарха и народа, сотрудничество во имя спасения своих душ для Царствия Небесного. Самодержец поставлен Богом и отчет дает только Богу за весь народ. «Мы, смиренный Иоанн, Царь и Великий Князь всея Руси, по Божьему изволению, а не по многомятежному человеческому хотению, — утверждал первый русский Самодержец и тут же добавлял: — Верую, яко о всех своих согрешениях. вольных и невольных, суд прияти ми яко рабу, и не токмо о своих, но и о подвластных мне дать ответ, аще моим несмотрением согрешают».

Петр Великий добавил к этому Самодержавному служению Божьего Помазанника служение воина и защитника Отечества: «Воины! Пришел час, который должен решить судьбу Отечества. Вы не должны помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за Отечество, за Православную нашу Веру и Церковь. Имейте в сражении перед собою правду и Бога, защитника вашего, а о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога; жила бы только Россия, благочестие, слава и благосостояние ее». Этот образ дополняется словами другого государя Императора Александра Благословенного после изгнания Наполеона из России: «Господь шёл впереди нас. Он побеждал врагов, а не мы!». Так складывалось в русском сознании сакральное понимание Самодержавия, и оно было одинаково как для народа, так и для Самодержца. Но ко времени царствования Императора Николая II в этом понимании произошли серьезные негативные изменения.

Шаг за шагом русское общество отступало от Христа и Его заповедей, превращая Православие в обрядность, традицию, теряя при этом живую веру. Одновременно росло непонимание сущности Самодержавия и постепенное неприятие его как некой формы «деспотии». По словам протоиерея Валентина Асмуса: «Даже в недрах Святейшего Синода прокладывал себе путь антимонархизм, в данном случае на волне клерикальных настроений»^[4]. Поэт Д.С. Мережковский называл Самодержавие «невежеством прошлых веков»^[5], а граф Л.Н. Толстой отжившей «формой правления, могущей соответствовать требованиям народа где-нибудь в Центральной Африке»^[6]. Отсюда к началу XX в., по словам А.Н. Боханова, «понятие “Царь” не воспринималось больше сакральным символом, в “обществе” никто и не вспоминал, что “Царь — устроение Божие”. В Миропомазаннике видели только властителя, наделённого, как немалому числу людей казалось, слишком широкими властными полномочиями. Общественное сознание постепенно становилось не только просто нерелигиозным, но и активно антицерковным, а потому и антицарским»^[7].

Князь С.Е. Трубецкой признавал, что не революция подорвала в русском народе его монархический дух: «Дух этот хирел уже раньше и тем самым создал самую возможность революции. При этом монархическое чувство хирело не только у тех, кто был задет революционной пропагандой. Я сам, будучи принципиальным монархистом, с огорчением не ощутил в себе живого монархического чувства при торжественном выходе Государя в Москве, в начале войны 1914 года»^[8].

У представителей самых разных слоев общества, вчерашних и сегодняшних, к Николаю II имеется много «вопросов». Либералы вопрошают, почему он «вовремя» не ввел конституцию и парламент, консерваторы, наоборот, задаются вопросом, зачем он их вообще ввел и почему «вовремя» не разогнал; красные обвиняют Государя в Ходынке и Кровавом воскресенье, черносотенцы — в том, что он мало казнил и сажал революционеров; православные «ревнители» ставят в вину Государю, что он построил в Петербурге мечеть и дацан, «недостаточно» притеснял иудеев, те, в свою очередь, обвиняют Николая II в том, что он «устроил» Кишиневский погром, покровительствовал Союзу русского народа и не отменил черту оседлости; церковные круги досадуют на Государя, что он не возродил Патриаршества и приблизил к себе Г.Е. Распутина; его «апологеты», наоборот, упрекают Николая II в том, что он мало прислушивался к советам старца; «русские националисты» не любят Николая II за то, что он отказался, по их мнению, от политики «русификации»; националисты бывших окраин, наоборот, обвиняют его в том, что эта «русификация» делала их культурную самобытность невозможной; «поборники» морали не могут простить Николаю II то, что при нем были публичные дома; сторонники «свободной любви» негодуют, что правительство боролось с проституцией; полуграмотные «любители» истории обвиняют Царя в том, что тот «не раздал» землю крестьянам и так далее. Катастрофу, происшедшую в 1917 г., приписывают исключительно ему на том основании, что он был Самодержец. Но как замечал И.Л. Солоневич: «Государь Император Николай Второй был, несомненно, лично выдающимся человеком, но “самодержавным” он, конечно, не был. Его возможности были весьма ограничены — несмотря на Его “неограниченную” власть»^[9]. Н.А. Павлов отмечал про Государя: «Условия были таковы, что помимо своей воли, Он оказывался иногда бессильным использовать полноту своей власти и проявить ее, как он того желал»^[10]. Об этом же свидетельствовал и Н.А. Маклаков: «У Государя в области законодательной были отняты все права, Государь не мог исправить некоторые несовершенства в законе, если он его видел»^[11].

Николай II дважды собирался, задолго до смуты 1905 года, ввести выборное совещательное представительство «на русских началах» для прямого общения Царя с народом. Общество Государя не поддержало и навязало ему по западным лекалам парламентскую Государственную думу. Она изначально оказалась недееспособной, и Николай II пытался приноровить ее к российской действительности. Статс-секретарь С.Е. Крыжановский, автор и разработчик ряда важнейших государственных актов в царствование Императора Николая II, подчеркивал: «Огонь социальной зависти, таившийся в недрах России, в ее полуобразованных слоях, прорвался наружу, угрожая испепелить самое здание государственности. <…> Дать выход этому огню наверх — значило бы раствориться в анархии. Оставалось одно — прикрыть отдушину, закупорить ее в надежде, что огонь притухнет и даст время принять меры к подсечению его корней и к укреплению правительственного аппарата. Вырвать Государственную думу из рук революционеров, слить ее с историческими учреждениями, вдвинуть в систему государственного управления — вот какая задача становилась перед Верховной властью»^[12].

В трагические февральские дни 1917 года Государь отдал четкий приказ устранить беспорядки, послал для их подавления большое число войск, сам выехал в Петроград для руководства подавлением мятежа. Кроме Царя, свой долг в те дни не исполнил никто, его никто не поддержал, его приказы не выполнялись, а сам он был пленен в Пскове и лишен власти. В 1927 г. большевистский журналист М.Е. Кольцов (Фридлянд) писал о Николае II: «Где тряпка? Где сосулька? Где слабовольное ничтожество? В перепуганной толпе защитников трона мы видим только одного верного себе человека — самого Николая. Нет сомнения, единственным человеком, пытавшимся упорствовать в сохранении монархического режима, был сам Монарх. Спасал, отстаивал Царя один Царь. Не он погубил, его погубили»^[13].

Проявление Самодержавной воли Императора Николая II могло быть успешным только при поддержке ее большинством общества. Царю же приходилось действовать постоянно ему наперекор. Между тем все, что предлагали в качестве реформ либералы и революционеры, было дилетантским и популистским. Например, их призыв: «Вся земля — крестьянам». Н.А. Обручев писал по этому поводу: «Царь-Мученик ясно осознавал, что раздел всей земли поровну был утопичен и неминуемо привел бы сельскохозяйственную продукцию страны в катастрофическое состояние в ближайшие десятилетия. Говорить о разделе сельскохозяйственных угодий могли лишь безграмотные люди и безответственные демагоги»^[14]. Но общество, к сожалению, верило последним.

Непредвзятое изучение личности Императора Николая II убеждает нас в том, что он прекрасно осознавал главные проблемы и задачи, стоявшие перед Россией, и адекватно реагировал на вызовы эпохи. Он был не только сторонником коренных преобразований в экономике, образовании, здравоохранении, но и являлся их организатором и главным проводником. Но при этом Государь был категорическим противником таких преобразований, которые бы сломали и уничтожили вековую основу России — православную Самодержавную Монархию, являвшуюся гарантом суверенитета русского народа и в том числе реформ по модернизации и индустриализации России. Их Николай II хотел осуществлять исключительно на «русских вековых началах». Царь хотел отстоять самобытность России, модернизируя и реформируя ее, общество хотело революционизировать ее, превратив во Францию или Швейцарию. Общество не осознавало, что за этим последует смерть России, а значит, и смерть самого общества. В.В. Розанов точно заметил, что «мы умираем от единственной и основательной причины: неуважения себя. Мы, собственно, самоубиваемся»^[15]. Общество любило Россию вымышленную, созданную в ее горячечных «снах Веры Павловны». Государь же любил Россию реальную, вековую, традиционную — Россию Христа. Вот почему подвижники Православия ставили и ставят Императора Николая II выше большинства царей, подчеркивая, что ему было даровано Свыше особое духовное качество — чувствовать Волю Божью.

С другой стороны, некоторые пытаются представить Императора Николая II «простым», «обыкновенным», то есть заурядным человеком. Историк Ф.А. Гайда так и пишет: «Император Николай II был обычным человеком своего времени, и интересы у него были тоже типичными для того времени. Он был заядлым автомобилистом, фотографом, теннисистом, любителем кино и т. д. <…> Это был нормальный аристократ своего времени, но без некоторых аристократических глупостей, без девиантности, отклонений и самодурства, что иногда вообще-то свойственно аристократам»^[16]. Можно было бы с этим определением и согласиться, если бы за этой «обыкновенностью» в личности Государя не заключалась огромная совершенно необыкновенная любовь к Богу и России, делавшая его человеком исключительных дарований и дававшая ему способность на самую высокую христоподражательную жертвенность. Именно эти любовь и жертвенность позволили Императору Николаю II сделать для России то, что до него не сделал ни один царь: максимально приблизить к реальной жизни идеал Святой Руси. Конечно, Император Николай II, как государственный деятель, не прибывал в статике. Он не сразу приобрел управленческий опыт, не сразу сформировался как политик, ему приходилось преодолевать трудности и ошибки. Здесь можно согласиться с Ф.А. Гайдой, когда тот пишет, что Царь «постепенно набирался опыта и серьезно изменился, особенно в ходе первой революции. Он стал гораздо более осторожным, более осмотрительным и зрелым в своих поступках. Стал очень внимательно действовать в плане подбора людей»^[17].

Однако таких людей в России начала XX века было исключительно мало. По свидетельству генерала А.А. Мосолова: «Оскудение в России в эту эпоху государственно мыслящими и работоспособными людьми было прямо катастрофическим. Я помню раз, после одного из посещений императора Вильгельма, Государь рассказал, что Вильгельм ему рекомендовал при назначении всякого лица на высшую должность одновременно вписывать в секретный список лицо, могущее его заменить. При этом Государь выразился так: “Хорошо ему говорить об этом. Когда я, после больших потуг, нахожу лицо, более или менее подходящее на высокий пост, то уже второго никак не найду”»^[18]. Это была еще проблема Императора Александра I, который намечая те или иные реформы, не раз повторял: «Некем брать». На рубеже XIX–XX столетий это «неким брать» многократно усилилось. Причем дело было в первую очередь не в талантах тех или иных сановников, а в их духовной чуждости того, что делал Царь и в чем заключалось само бытие Самодержавной православной России. Тем не менее Николай II находил и выдвигал на высшие государственные должности наиболее способных людей: Д.С. Сипягин, Н.П. Боголепов, В.К. фон Плеве, П.А. Столыпин, В.Н. Коковцов — все это были выдвиженцы Императора Николая II. Сейчас их бы назвали его «командой». Эта «команда» вполне могла вывести Россию в ранг сверхдержавы уже к 1910 г., если бы против нее общество и революционеры не вели бы беспощадную войну. Большая часть из членов этой «команды» Николая II была убита революционным террором. Каждый раз, ставя Государя в тяжелейшие политические условия, из которых ему приходилось с большим трудом выпутываться, общество обвиняло его в «неправильности» и «неспособности» разрешить создаваемые этим же обществом проблемы. Оно с безумным упорством всеми силами стремилось убрать с исторической сцены вековую элиту, заменив ее проходимцами и авантюристами. Государь иногда назначал слабых, малокомпетентных или даже оппозиционных министров, как это было с князем П.Д. Святополк-Мирским в 1904 г., графом С.Ю. Витте в 1906 г. и князем Н.Д. Голицыным в 1916 г. Но эти назначения производились Царем как вынужденная мера, как меньшее из зол, как политический маневр в ходе навязанной ему обществом войны. Примечательно, что помощи в этой войне Государю получать было практически неоткуда. Даже правые консервативные силы в основном занимались брюзжанием и мантрами о неминуемой катастрофе. Характерно, что лидеры так называемого черносотенного движения, больше всех заверявшие всех в своей верности Самодержавию, после 1917 г. предали Самодержца. Так, правый философ В.В. Розанов, которого считают «столпом» русского консерватизма в 1909 г., писал в дневнике о Государе: «Он есть мелкая, мстительная и низкая душонка, человек очень жестокий, хотя производящий самое чарующее впечатление на всех, кто с ним имел дело. Подобного лицемерного и лживого государя не было в России со времени Александра I-го. Он совершенно не имеет ума государственного и в делах государственных есть как бы пустое место»^[19]. Бывший председатель Союза русского народа А.И. Дубровин на допросе в ЧК определил Николая II как человека «бесхарактерного, безвольного», которого он терпел только как наказание и восставать против которого он не мог исключительно «с религиозной точки зрения». Правый консерватор и монархист М.О. Меньшиков после свержения Государя писал: «Жаль несчастного Царя — он пал жертвой двойной бездарности — и собственной, и своего народа. <…> Не мы, монархисты, изменники ему, а он нам… Тот, кто с таким малодушием отказался от власти, конечно, недостоин ее»^[20]. В.М. Пуришкевич, который принимал участие в убийстве Г.Е. Распутина якобы для спасения Монарха, после революции не стесняясь поливал грязью всю Царскую Семью: «Как мог я покушаться на восстановление монархического строя, если у меня нет даже того лица, которое должно бы, по-моему, быть монархом. Назовите это лицо. Николай II? Больной Царевич Алексей? Женщина, которую я ненавижу больше всех людей в мире? [Имеется в виду Императрица Александра Феодоровна. — Авт.]. Весь трагизм моего положения, как идеолога-монархиста, в том и состоит, что я не вижу лица, которое поведет Россию к тихой пристани»^[21]. Поэтому можно понять Государя, когда он в 1908 г. на вопрос В.Н. Коковцова: «Ваше Величество, хотите, по-видимому, опираться на крайне правых?» — ответил: «Нет, я отлично знаю крайне правых»^[22]. В 1914 г., когда Император Николай II поставил вопрос о роспуске Думы, как несоответствующей интересам России, и превращении ее в законосовещательный орган, Государя не поддержали все министры, кроме Н.А. Маклакова^[23]. Даже правый И.Г. Щегловитов, по собственному свидетельству, сказал Государю, что считал бы себя изменником в случае поддержки этой меры^[24].

При этом правые и левые, либералы и революционеры — все обвиняли Императора Николая II в революции. Сегодня большинство ничего не знает о Николае II как о великом преобразователе, осуществившем кардинальную модернизацию России, но зато убеждено в том, что именно Царь своей «слабостью» и косностью «подготовил» революцию. Между тем, как отмечает историк Б.Н. Миронов: «Русские революции не имели объективных предпосылок с точки зрения марксистско-ленинской теории; они являлись в первую очередь политическим и культурным переворотом; их причины надо искать не в провале, а в успехах модернизации, в трудностях перехода от традиции к модерну, в политических практиках, в особенностях политического дискурса»^[25].

Небывалый рост народного благосостояния, которым была отмечена вторая половина царствования Императора Николая II, воспринимался либеральной элитой «недостаточным», а народом — как результат исключительно своего труда. Л.П. Решетников отмечает: «Как ни парадоксально, именно материальный рост стал одной из главных причин революционизации общества. Многие не выдерживали испытания богатством или достатком, им хотелось отбросить строгие моральные правила, жить “свободно”, пойти по пути, по которому уже двинулись европейские страны. Монархия, с её духовно-нравственным кодексом, накладывающим на весь народ, прежде всего, моральные обязательства, первым из которых было беззаветно служить России, в начале XX века уже мешала. Личность Государя Николая II вызывала непонимание и раздражение»^[26].

Царя переставали любить, у многих монархическое чувство становилось чем-то официозным и мертвым. Эта нелюбовь объясняется не личными качествами Николая II, а личными качествами представителей общества. Как хорошо сказал протоиерей Дмитрий Смирнов: «Государь Николай II и его Семья своей благочестивой жизнью были немым укором тому высшему обществу, которое жило совсем не так»^[27]. Святитель Иоанн (Максимович) утверждал, что Россия отплатила своему «чистому сердцем, любящему ее более своей жизни Государю» низкой клеветой. «Он был высокой нравственности — стали говорить о его порочности. Он любил Россию — стали говорить об измене. Под влиянием злого умысла одних, распущенности других слухи ширились, и начала охладевать любовь к Царю»^[28].

Полковник Ф.В. Винберг вспоминал свой разговор в первые дни мировой войны со старым петербургским извозчиком, выходцем из крестьян, который утверждал: «Царя я очень почитаю и жалею. Крепко его жалею. Ведь душа у него — чисто херувимская. Настоящая христианская, чистая и светлая, что хрусталь. А только — не по нынешнему времени и не по нашему народу такая душа субтильная»^[29].

Неприятие последнего Царя, несмотря на его церковное почитание, имеет место и сегодня. Становится очевидным, что именно Император Николай II является ключевой фигурой русской истории, и именно поэтому на него направлен главный удар мировой русофобии. Однако неприятие личности Императора Николая II зачастую вызвано не осознанной враждой, а непониманием. По поводу Николая II приходится слышать мнение: «Если бы на месте Николая II был Александр III или Сталин, вот тогда бы…» Эмигрантский православный писатель Н.П. Кусаков (Чурилов) отвечал на это: «Говорят, что стоило Государю по докладу полиции допустить, чтобы были повешены несколько тысяч революционеров-зачинщиков, так удалось бы предотвратить и саму революцию, и цареубийство, и весь последовавший за тем ужас безудержного зла и смерти. Так что же: мог или не мог? Если бы он был деспотом, то мог бы. Если бы он был монархом абсолютным, в себе воплотившим государство, то мог бы, ибо закон был бы ему подчинен вполне. Но он был прежде всего и до конца православным самодержавным Царём. Вот почему он и знал, что кровопролитием зла не остановишь. Зло врачуется только добром. Жестокая мера не могла бы вызвать ничего кроме озлобления, а цель всё равно не была бы достигнута. Ведь яд от укуса бешеной собаки уже слишком глубоко проник в тело России, и если зачинщиков были только тысячи, то сочувствовали им миллионы»^[30].

Укор Николаю II в недостаточной жестокости выявляет полное непонимание как его личности, так и общественного сознания Российской империи начала XX века. Государь любил свой народ. Он не мог вешать и расстреливать его сотнями тысяч, гноить в лагерях и тюрьмах, обрекать на голодную смерть во имя своих политических целей и даже для подавления смуты и революции. Это притом что именно Николай II, а не П.А. Столыпин, как это принято считать, был инициатором указа о введении военно-полевых судов в 1906 г. во время разгула революционного террора. Но даже если представить, что Николай II решился бы на массовые казни оппозиции и революционеров, то он тем самым объединил бы против себя все силы русского общества, включая даже самых убежденных монархистов. Ведь в основе русского общества, несмотря на проходившие в нем негативные процессы, лежала евангельская проповедь. Смертная казнь в России практически не существовала со времен Императрицы Елизаветы Петровны, пятеро казненных декабристов, опасных государственных преступников, привело общество в ступор, а уж двести смертных приговоров в царствование Императора Александра III, среди которых были цареубийцы, первомартовцы, вызвали в обществе настоящую истерику и привели к легенде о «мрачном и тираническом» царском режиме. Если казни террористов и их пособников, во многом уступавших их многочисленным жертвам, которые Николай II был вынужден применить в 1906 г., чтобы остановить кровавую революцию, вызвали в обществе такое неприятие, то можно представить себе его реакцию на массовые казни «нескольких тысяч революционеров-зачинщиков». Можно не сомневаться, что революционеры смели бы Царя гораздо раньше 1917 года при активном одобрении общества, и никакого успеха эти репрессии не принесли бы. Понадобилась революция, Гражданская война, Красный террор, сталинские массовые репрессии, чтобы общество в корне изменилось, можно сказать? духовно деградировало. Сталин проводил свои злодейства потому, что общество воспринимало их в принципе приемлемыми.

Однако, помимо нравственных, были и иные причины, почему Государь не прибег к массовым репрессиям в отношении революционеров в преддверии революции 1917 года. На эти обстоятельства довольно точно указывает в своей статье писатель Д. Зыкин. Он подчеркивает, что революционеры и оппозиция были в своей большей части «пятой колонной», по его мнению, Англии^[31]. На самом деле это были представители определённых сообществ глобалистского Запада, прежде всего Англии и США. Но пусть они будут условно «англичанами». Эти силы стремились использовать Россию против Германии, а в последний момент задействовать свою «пятую колонну». Прямая зависимость Берлина от этих глобалистских сил, и упорное нежелание кайзера находить компромисс с Россией лишь облегчали «англичанам» их задачу. Николай II это прекрасно понимал. Уничтожить революционеров до войны и в начале ее было нельзя, так как «англичане» в любой момент могли дать приказ своей агентуре развернуть революционный террор и саботаж. Но с ослаблением Германии и неизбежности победы Антанты, а значит, и России Государь был готов нанести удар по «пятой колонне». По мнению Д. Зыкина, «англичане прекрасно это понимали. Вот тут и пошла игра наперегонки. Мы сейчас знаем, что враг успел первым. Но надо понимать, что перед Царем стояла задача невероятной сложности. Выбрать точный момент удара по революционерам было очень сложно. Это именно тот случай, когда вчера рано, завтра поздно»^[32]. Следует отметить, что объективное исследование исторических источников во многом подтверждает это мнение Д. Зыкина.

Вся советская и постсоветская историография наполнены «объяснениями» поступков Императора Николая II. Причем они давались с потрясающим по своей ограниченности самомнением. По меткому определению генерала П.Н. Краснова, о Николае II судили, «покровительственно похлопывая Государя по плечу»^[33]. Не будет преувеличением сказать, что вклад советской историографии в изучение личности Императора Николая II равен даже не нулю, а числу отрицательному^[34]. Прорыв в этом изучении начался только после крушения диктатуры КПСС. Здесь, безусловно, надо назвать автора первой серьёзной монографии о Николае II доктора исторических наук Александра Николаевича Боханова^[35]. Он первым из советско-российских историков понял, что говорить о Николае II, не затрагивая Православия, значит, ничего не понимать в этом историческом деятеле. «Николай II, — пишет А.Н. Боханов, — последний христианский Царь в мировой истории. Человек и христианин в Нём слились неразделимо. Это выдающийся пример нравственной гармонии, имеющей надвременное значение, пример простой, высокой и нераздельной любви к Богу и России»^[36].

Традиционный вопрос «Совершал ли Николай II ошибки?» является, на наш взгляд, бессмысленным. Как говорится, не ошибается тот, кто ничего не делает. Важно другое. Видный правый общественный деятель Н.А. Павлов отмечал по этому поводу: «Не будем утверждать, что Государь обладал непреклонной волей. Были случаи, когда Он мог — и не проявлял её. В ущерб или на пользу стране были эти случаи уклонения от воли — подлежит обсуждению. Но не эти случаи были роковыми для страны. На них, как и на некоторых ошибках в цепи событий, останавливаться нельзя. Бесспорно, одно: в главнейших вопросах судьбы страны — Государь во всё время, и до последнего часа, проявил громадное напряжение характера, выдержку и волю не уступающего Царских прав и не поступающегося Царской честью и достоинством своей Родины Государя. Больше того, лишь Он, Русский Царь, остался до последней минуты один непоколебимо верным присяге России и за Неё безропотно не склонил, а сложил голову»^[37].

Говоря сегодня об «ошибках» Николая II, реальных или мнимых, мы должны учитывать, что он был гораздо более, нежели мы, информирован о той или иной ситуации, по которой следовало принимать решение, так как он был непосредственный участник событий. С другой стороны, мы владеем гораздо большей информацией о том времени, в силу того, что у нас имеется опыт целого прошедшего столетия. То есть мы «мудрее» Николая II на целый век. То, что мы сегодня считаем ошибкой, сто лет тому назад для Царя вовсе не считалось таковой. И.Л. Солоневич считал, что ошибки Николая II сегодня нам «кажутся нам довольно очевидными», но при Николае II «они такими очевидными не казались»^[38].

Вместо того, чтобы выискивать ошибки Государя, следует сосредоточиться над теми задачами, которые перед ним ставила история, выяснить, как он их решал, что ему удалось, а что не удалось сделать.

Великая трагедия Николая II заключалась в том, что он верил в силу и конечную победу нравственно здоровых сил России («добрых людей», как он их называл), между тем как они к моменту революции были крайне слабы. Те идеалы, в которые верил Николай II, становились чуждыми и непонятными обществу: оно «обессолилось». А предательство этих идеалов, отказ от них Император Николай II воспринимал как предательство миссии, возложенной на него Провидением, отречением от Бога, а без Него Государь Россию не воспринимал. А.Н. Боханов пишет о Николае II и его эпохе: «Среди цинизма, безверия, нигилизма, конформизма, социальной демагогии и непримиримости, характеризовавшей русскую политическую сцену в конце XIX — начале XX века, верующий в Бога, почитающий традицию, милосердный и доброжелательный политик не мог не проиграть свою историческую партию. И его проигрыш стал проигрышем всех и вся в России»^[39]. Но именно в этом проигрыше политика заключалась великая духовная, обращенная в будущее победа Императора Николая II, оказавшегося выше, милосерднее, доброжелательнее своей эпохи, а значит, и мудрее ее.

Цель нашего исследования раскрыть личность последнего Государя через его жизнеописание. Мы очень надеемся, что оно даст возможность современному человеку открыть для себя одного из самых великих Монархов мировой истории, великих своим смирением и кротостью, христианской нищетой духа, своим миротворчеством — утверждением Правды Божьей в апостасийном веке. Свойства личности Государя Императора Николая Александровича — есть основные Заповеди блаженства, данные нам Христом в Нагорной проповеди, и эти заповеди в полной мере исполнил наш святой Царь-Мученик Николай II.

В основном дореволюционные события даются нами по юлианскому календарю, некоторые по юлианскому и григорианскому.

Примечания

1

Касвинов М.К. Двадцать три ступени вниз // Звезда. 1972 (№ 8–9), 1973 (№ 7–10).

2

Revista histórica; órgano del Instituto Histórico del Perú, V.1. Lima, 1906, P. 201.

3

Боханов А.Н. Николай II. М.: Вече, 2008. — 528 с. С. 407.

4

Асмус Валентин, протоиерей. «Господи, спаси Царя» (Пс. 19: 10): молитва о Царе в православном богослужении // Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского Богословского института: Материалы 2000 г. М., 2000. С. 100.

5

Мережковский Д., Гиппиус З., Философов Д. Царь и революция. Т. 4. М.: ОГИ, 1999. — 222 с. С. 112.

6

Толстой Л.Н. Собр. соч.: в 22 т. М.: Художественная литература, 1984. Т. 20. С. 502–508.

7

Боханов А.Н. Российская империя. Образ и смысл. М.: ФИВ, 2012. — 592 с. С. 550.

8

Трубецкой Е.С. Минувшее. М.: ДЭМ, 1991. — 124 с. С. 3.

9

Цит. по: Кобылин Виктор. Анатомия измены. Император Николай II и генерал-адъютант М.В. Алексеев. Истоки антимонархического заговора [Болотин Л.Е., ред.]. СПб.: Царское Дело, 1998. — 493 с. С. 30.

10

Павлов Н.А. Его Величество Государь Николай II. Paris, 1927. — 165 с. С. 14.

11

Падение царского режима. Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 году в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства [Щеголев П.Е., ред.]. Л.: Госиздат, 1925. Т. 3. С. 133.

12

Воспоминания: из бумаг С.Е. Крыжановского, последнего государственного секретаря Российской империи; [Подгот. текста, вступ. ст., коммент.: Лихоманов А.В.]. СПб.: Рос. нац. б-ка, 2009. — 228 с. С. 113.

13

Кольцов М. Кто спасал царя // Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев, документы [Щёголев П.Е., ред.]. Л.: Изд-во «Красная газета», 1927. — 253 с. С. 22.

14

Царь и Россия. С. 85.

15

Розанов В.В. Уединённое. Т. 2. М.: Изд-во «Правда», 1990. С. 395.

16

Гайда Ф. Болевые точки царствования Николая II: правда и вымысел // https://pravoslavie.ru/113008.html

17

Гайда Ф. Указ. соч.

18

Мосолов А.А., генерал. При Дворе последнего Императора. Воспоминания начальника дворцовой канцелярии. 1906–1916. СПб.: Наука, Ленинградское отд., 1992. — 264 с. С. 38.

19

Общественная мысль России XVIII — начала XX века: энциклопедия / редкол. В.В. Журавлев (отв. ред.) [и др.]. М.: РОССПЭН, 2005. — 637 с. С. 460.

20

Меньшиков М.О. Жалеть ли прошлого? // Новое время. 1917. 7 (20) марта.

21

Пуришкевич В.М. Без забрала. Открытое письмо большевикам Совета Петроградских Рабочих Депутатов. б/м 1917. С. 3–4.

22

Поливанов А.А. Из дневников и воспоминаний по должности военного министра и его помощника. 1907–1916: в 2 т. [Зайончковский А.М., ред.]. М.: Высший военный редакционный совет, 1924. Т. 1. — 240 с. С. 70.

23

Падение царского режима. Т. 3. Л.: Госиздат, 1925. С. 133.

24

Гайда Ф.А. Министр внутренних дел Н.А. Маклаков: политическая карьера русского Полиньяка // Русский сборник: Исследования по истории России. М.: Regnum, 2012. — 556 с. С. 201.

25

Миронов Б.Н. Страсти по революции: Нравы в российской историографии в век информации. М.: Весь мир, 2013. — 336 с. С. 556.

26

Решетников Л.П. Вернуться в Россию… Третий путь, или Тупики безнадежности. М.: ФИВ, 2012. — 232 с.

27

Протоиерей Дмитрий Смирнов об отречении Царя Николая II // http://www.youtube.com/watch?v=YE-KNmd17SI

28

Царь и Россия. С. 595.

29

Винберг Ф. Крестный путь. Ч. 1 [и единств. ]: Корни зла. Мюнхен: Тип. Р. Ольденбург, 1921. — 375 с. С. 75.

30

Царь и Россия. Размышления о Государе Императоре Николае II: [Белоусов П., сост.]. М.: Отчий дом, 2017. — 752 с.

31

Зыкин Д. Почему Николай II не расстрелял революционеров? // https://topwar.ru/21515-pochemu-nikolay-ii-ne-rasstrelyal-revolyucionerov.html

32

Зыкин Д. Указ. соч.

33

Краснов П.Н. Тихие подвижники. Венок на могилу неизвестного солдата Императорской Российской армии. М.: Изд-во «Страстной бульвар», 1992. — 56 с.

34

Это вовсе не отрицает наличия глубоких исследований изучения отдельных периодов царствования Императора Николая II, проведенных советскими историками. — Примеч. авт.

35

Боханов А.Н. Николай II. М.: Молодая гвардия, 1997. — 143 с. Серия ЖЭЛ.

36

Там же. С. 5.

37

Павлов Н.А. Указ. соч. С. 14–15.

38

Солоневич И.Л. Великая фальшивка февраля. М.: Алгоритм, 2007. — 304 с. С. 285.

39

Боханов А.Н. Николай II. С. 7.