Мара

Петр Верещагин

Весь смысл бандитов, пришельцев и пиратов в том, что можно перестать ими быть и пойти домой.

Терри Пратчетт, Нил Гейман «Благие знамения»

Меня зовут Ми.

Я собираю цветы и ракушки. Ракушек много. Цветов мало и почти все поломанные, такие не годятся.

Ракушки тоже годятся не все, только я не знаю, где правильные. У правильных есть блестящий шарик. Но он внутри, а сама открыть ракушку я не могу. Папа может, а еще братья, они сильные и у них есть нож, даже два.

В неправильных ракушках шарика нет, такие только в горшок. Похлебка жидкая и не очень вкусная, рыба лучше, но рыбу мы едим редко.

Правильную ракушку папа тоже отправляет в горшок, когда вынет шарик. Зато назавтра или через день у нас на столе бывают и рыба, и каша, и ягоды из-за холмов.

Вот наполню корзинку, чуть-чуть отдохну, потом заберу маленькую Ни — она возится на отмелях по ту сторону скалы-Чайки, собирает морскую траву, придать похлебке хоть немного цвета — и пойдем домой.

— Привет!

Девочка, как я, но чуть выше и плотнее. У нее веснушки, синие-синие глаза и две светлые косы — длиннее моих, закручены вокруг головы. И улыбка, яркая, как солнце.

— Ты… ты кто? — И откуда только взялась? я ведь всех наших знаю, а тут такая светленькая, не пропустишь.

— Я Мара. А ты?

— Меня зовут Ми, — отвечаю. — А ты откуда?

Улыбка на миг тускнеет, потом вспыхивает снова.

— Моя семья живет тут недалеко. Сегодня отпустили поиграть, а одной мне скучно. Хочешь вместе?

Еще бы не хотеть! Это не с малявкой Ни возиться, а старшие все в работе, им не до меня.

А ракушки… а что — ракушки? успею. До вечера еще во-он сколько, а корзинка почти полная.

Мы плаваем наперегонки, и у меня получается лучше. Зато ныряет Мара так, как не могу я, и достает из волн цветок, серый и розовый; на берегу такие редко найдешь, только обломки.

— Красивый.

— Это тебе, ты ведь их собираешь.

— А ты?

— Там, внизу, их много. Захочу, еще возьму.

— Нет, ну нельзя же так…

— Мы подруги?

— Да!

— Значит, он твой. А ты… — Мара задумывается. — Знаю! Научишь меня плавать, как ты.

— Конечно, если хочешь. — Я смотрю на солнце. — Ой! мне пора бежать, и Ни уже наверное совсем голодная… Ты придешь завтра?

— Приду.

Никто и не замечает, что корзинка не полная, и что пришли мы с Ни позднее. Папе цветок тоже очень нравится:

— Ну, Ми, будет тебе к празднику обновка.

— А какая?

Папа хитро щурится.

— А это секрет.

— Ну скажи!

— Ну вот еще, какой же это секрет будет? Не-ет, утенок, сама увидишь. Тебе понравится.

Я упираю кулаки в бока и смотрю на папу, как мама. Нет, наверное, у нее лучше получается, но все равно. Это значит: или ты мне сейчас же расскажешь все как есть, или…

Уй!

Это брат Кау, хватает меня сзади под мышки и подбрасывает в небо, ловит, переворачивает, снова подбрасывает. Мой визг его только веселит.

— Ми, тебе повезло. — Это Лин, младший брат, то есть младший из двух братьев, меня-то он старше. — Две жемчужницы! Ты у нас сегодня главная добытчица, правда, па?

Тот кивает, подмигивает маме.

— Ну раз главная добытчица ты, — говорит мама, — ты сегодня за ужином и командуешь.

Уй-йя! Это я буду распоряжаться, кому сколько похлебки достанется, и кто без очереди полезет в горшок, получит половником по лбу! Ухх! ну, Кау, берегись, вот оставлю тебя последним, будешь знать!..

О Маре я вспоминаю уже совсем под вечер, когда ложусь спать.

— А еще я подружилась с одной девочкой… — зеваю я маме в лицо, — и завтра мы опять будем игра-ать…

Она то ли не слышит, то ли не обращает внимания, то ли это я уже сплю и на самом деле просто зеваю. Ладно, завтра скажу.

Мара появляется на берегу, как и вчера, не с самого утра, а попозже. Я жду ее и смотрю по сторонам, но звонкое «Привет!» снова раздается сзади.

— Пошли поплаваем, — говорит она.

У Мары тоже есть старшие братья и сестры, но она не как я, она самая младшая, а у меня еще Ни. И еще, Мара, оказывается, не умеет плести бусы и браслеты из ниток и сломанных цветов. Странная.

Конец ознакомительного фрагмента.