Легенда о водяном коне. Часть I. Тот, кто приходил ночью

Петр Богдан

События I части романа «Легенда о водяном коне: Тот, кто приходил ночью» происходят в 80-е годы ХХ века.Александра, приехавшего к родственникам в деревню, внезапно обвиняют в убийстве соседки, растерзанный труп которой найден утром. Начав собственное расследование, он вскоре понимает, что загадочные убийства связаны со странным существом, появившимся в окрестностях…

Есть многое на свете, друг Горацио,

Что и не снилось нашим мудрецам.

(В. Шекспир, «Гамлет», перевод Лозинского).

Дизайнер обложки Александр Анатольевич Гоголев

Иллюстратор Александр Анатольевич Гоголев

© Петр Богдан, 2020

© Александр Анатольевич Гоголев, дизайн обложки, 2020

© Александр Анатольевич Гоголев, иллюстрации, 2020

ISBN 978-5-4474-5050-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Стояла теплая, жаркая ночь. Было совсем темно, небо заволокло тучами, скрывшими ночные светила. Я возвращался домой после замечательной прогулки с Таней, еще полный приятных воспоминаний. Ее губы еще горели поцелуями на моих, а ладони еще ощущали упругие теплые груди, податливые мышцы стана и многое другое. Однако ужасно хотелось спать, и я решил сократить путь, пройдя узкой тропинкой меж заборов и огородов, хотя там в такой темноте можно было споткнуться обо что-нибудь непредвиденное. Я действительно пару раз чуть было не споткнулся о какие-то гнусно хряпнувшие доски и, выругавшись, ускорил шаг.

Вскоре я подошел к павловским хоромам. Калитка в их саду была заперта, и я, недолго думая, перескочил через забор. Я торопился — зевота была нестерпимая. Поднявшись на ноги по другую сторону ограды, я сделал несколько шагов по тропинке через сад, как вдруг чья-то темная и большая тень метнулась впереди меня вглубь сада.

«И кто это сиганул? Ах, Светка, ах, недотрога! Васька Дерюгин, наверное. Ха-ха-ха! — весело хмыкнул я и вдруг споткнулся обо что-то, валявшееся на тропинке. — И тут свалку устроили! Проклятье!» — я чуть вслух не выругался, но, вспомнив про собак, молча двинулся к противоположной стороне садовой ограды и, перемахнув через нее, пошел быстрее.

Дверь, слава Богу, оказалась открытой. Стараясь не шуметь, я осторожно снял ботинки в сенях, на цыпочках прокрался в свою комнату, разделся и, бросившись с наслаждением в кровать, сразу заснул.

Меня разбудила утром тетя Лида.

— Саша! Саша! Вставай! Ты что натворил? Ой, ужас-то какой! Саша! — услышал я сквозь сон ее тревожный, перепуганный голос и открыл глаза. На меня глядело растерянное, растрепанное, бледное лицо тети Лиды, искаженное такой гримасой испуга, что я буквально подскочил на кровати.

— Что случилось?

Тетя Лида, заикаясь, выдавила из себя что-то невразумительное.

— Что, что случилось? Теть Лид? — почти закричал я.

— Сегодня утром… — начала было она, но тут же осеклась. — Да ты одевайся… Иван! — позвала она кого-то в коридоре, — Иван! Входи… — говорила она дрожащим голосом. — Ой, ужас-то какой!

Я вскочил с кровати в тревоге, и ничего не понимая.

— Да что случилось-то?!

Половицы в соседней комнате заскрипели, и ко мне в спальню вошел дядя Ваня Филаретов — деревенский участковый. Он не ответил на мое приветствие и не подал руки.

— Как же ты до такого дошел?! — сказал он, сделав суровое, по его мнению, лицо. — Вроде хороший парень, городской… Как же ты мог?.. Эх! Да что там, — он вздохнул и махнул рукой. — Одевайся!

— Да что случилось, в конце концов?! Можете мне объяснить?! Теть Лид! Иван Дмитрич! — я лихорадочно одевался.

— А ты сам будто не знаешь?! Не помнишь, что вчера делал?! Пьяненький был, да?! — заорал вдруг на меня участковый, сделав угрожающее движение. — Ты арестован сейчас мной за убийство, понял?!

— Какое убийство?! — я уже совершенно растерялся. — Вы что, с ума сошли? Теть Лид?!

Тетя Лида посмотрела на меня все с тем же потерянным и испуганным лицом.

— Саша… Сегодня утром… Свету… Свету… Павлову… нашли… убили… мертвой… — запинаясь, вся дрожа, пробормотала она и, подавившись слезами, заревела в платок.

— Светку?! Светку Павлову?! Да вы что?! С ума посходили? За что?!

— А это у тебя надо спросить, за что! — снова заорал на меня участковый и, не помня себя, схватил за локоть.

— Меня?! А я-то здесь при чем?! Я никого не убивал! — со злостью я вырвал руку.

— При чем?! — лицо его исказилось от злобы. — А это что?! — он показал на мои брюки.

Внизу, на кончиках моих джинсов, виднелись бурые пятна. У меня похолодело внутри — пятна действительно слишком были похожи на кровь! Рядом снова запричитала тетя Лида:

— Сегодня утром… Витя Павлов… Виктор Николаич… пошел в пустой хлев, н-новый… а там… она висит… без головы-ы-ы… — всхлипывая, пыталась объяснить она, но подавилась рыданиями.

— Пошли-пошли! Я тебе еще кое-что покажу! — сказал Филаретов, и я, уже ничего не понимая, потрясенный, последовал за ним в сени. Из-за приоткрытых дверей была видна гудящая толпа.

— А это что? — участковый ткнул ногой в мои белые кроссовки, снятые мной вчера ночью. Они едва могли казаться белыми. Все в бурых пятнах, кое-где сплошных, они выглядели неприятно зловеще.

Мое горло сжали спазмы. Сомнений не было. Это была кровь!

— Обувайся! Сейчас пойдем! А то люди собираются! — приказал Филаретов, и я в полусознательном состоянии потянулся к своим кроссовкам.

— Да не в эти! Эти я возьму как вещественные доказательства!

— У меня только тапочки!

— Одевай тапочки! Быстрее!!!

Внезапно дверь отворили настежь. На пороге стоял дядя Витя — Виктор Николаевич Павлов, отец Светы.

— Т-ты… т-т-ты… Подонок! Сволочь! Что ты сделал с моей дочерью?! — исступленно закричал он и, схватив меня за грудки, попытался ударить.

Это вывело меня из оцепенения. Чего-чего, а позволять себя бить я не был намерен. Сильным толчком я отбросил его в угол сеней.

— Не убивал я вашей Светы, Виктор Николаич! Успокойтесь! — крикнул я, но у него было уже мало осмысленное лицо.

— Гад! Сволочь! Убью! — заорал он и, схватив табуретку, бросил ею в меня. Филаретов напрасно старался его успокоить. Отец Светы вырывался, пытаясь наброситься на меня опять.

Между тем на улице гул голосов становился все громче и громче.

— Убийца! Кто бы мог подумать?… Такой вроде веселый. Все они городские… Мразь… Отца бьет… без головы… Голову-то не нашли… — доносилось до меня возбужденные голоса, смешанные с плачем и причитаниями.

Вдруг этот монотонный гул нарушил чей-то истошный вопль.

— Где он?! Где он?! Подонок! Сволочь!.. Убью! — раздался чей-то срывающийся в истерике голос.

«Подонок… Сволочь… Убью… — отпечаталось почему-то у меня в голове. — То же кричит, что и дядя Витя. Других слов не знает, что ли?» — и от этой странной мысли губы, несмотря на мое удивление, сами собой расплылись в усмешке.

На крыльце затопали ботинки, и в сени ворвался Васька Дерюгин. Лицо его было искажено гримасой бешенства, злобы и отчаяния, глаза были красны от слез. Правая рука лихорадочно поднимала и опускала топор.

— Ты чего?! Это… — закричал на него участковый, пытаясь одновременно оттолкнуть старика Павлова. — Топор нельзя! Топор оставь!

Васька встал как вкопанный, глядя на меня невидящими глазами.

— Убил… Убил!!! Свету убил!!! Подонок!

— Непра… — начал я, но не успел договорить. Васька как безумный бросился на меня, и я едва смог уклониться от топора, ушедшего на пару сантиметров в стену там, где за полсекунды до того была моя голова.

— Убью!!! Сволочь!!! — орал Дерюгин, пытаясь снова замахнуться.

Толпа на улице снова пришла в движение, кажется, и там кое-кто не прочь был принять участие в самосуде. Мне стало жутко. Но дать себя убить, растерзать?! Дудки!!!

Быстрым ударом в челюсть я опрокинул Ваську и, двиганув ногой по барахтавшимся Павлову и участковому, бросился в дом, вбежал в дядину комнату (он был в отъезде), запер за собой дверь и схватил его охотничью двустволку, висевшую над кроватью. Она была заряжена.

В дверь забарабанили. Я опрокинул шкаф и придвинул кровать. Забаррикадировавшись, я открыл окно, показал ружье озверевшей толпе и закричал так, чтобы перекрыть шум и вопли — как только мог!

— Я никого не убивал!!! Это неправда!!! Надо разобраться! Я не позволю себя убить! Это самосуд! Каждого, кто попробует приблизиться ко мне, кроме участкового, я застрелю!

Но шум и вопли продолжались. Взбесившаяся от ненависти толпа лезла к окну. Васька Дерюгин, несмотря на мольбы и причитания тети Лиды, с диким ревом лупил в дверь топором. Так дальше продолжаться не могло. Еще минута — и они ворвутся в комнату. Я высунул дуло в окно и пальнул поверх голов.

Грохот выстрела подействовал отрезвляюще. Люди отхлынули от окна, испуганно переговариваясь. Даже Васька Дерюгин прекратил рубить топором дверь.

— Люди! Повторяю: я никого не убивал! Клянусь вам! Надо разобраться! Раз уж подозревают меня — я сам вижу: кроссовки в крови — пусть Иван Дмитрич отведет меня к себе, арестует, если надо. Но если кто попробует хоть пальцем до меня — пристрелю! Без предупреждения! — повторил я твердым голосом.

Пыл людей погас. Они отошли в сторону с искаженными страхом и ненавистью лицами. Однако мне удалось настоять на своем, и через некоторое время я вылез вместе с ружьем через окошко к Ивану Дмитриевичу, поджидавшему меня там.

Всю дорогу до отделения участковый не проронил ни слова. Он мрачно, почти с ненавистью взглядывал на меня исподлобья. Филаретов явно не мог простить мне моего воинственного поведения и особенно удара ногой по нему с Павловым. В его сознании не могло уложиться, как подозреваемый преступник может еще защищать себя. Может быть, он бы даже предпочел, чтобы меня растерзали. Но в отношении своего долга Иван Дмитрич был все-таки честен и исполнителен. Он запер меня в своем служебном помещении вместе с ружьем, с которым я побоялся расстаться, боясь повторных попыток самосуда.

— Через пару часов сделаем первый допрос и составим протокол, — бросил он, выходя.

Я впервые остался один и наконец мог обмыслить свое положение.