Густав

Пани Понизович, 2021

Молодой талантливый художник, работающий моделью, пытается пробиться на Олимп искусства и получить заслуженное признание. В отличие от многих других, он выбрал честный путь через упорный труд, минуя всевозможные соблазны и кривые дорожки современного московского арт-сообщества. На этом нелегком пути ему помогает случайная знакомая, преследующая свои загадочные цели.

Глава 3.

Выставка в галерее «Гараж» была оформлена в виде резких зигзагов из черных стен, на которых светлыми пятнами выделялись картины. Выставлялись современные российские художники, творящие в разнообразных техниках и стилях и соответствующие обозначенной теме «Концептуальное искусство».

Иван старался не пропускать подобные мероприятия, интересуясь новыми веяниями в мире живописи, хотя, по большому счету, так называемое концептуальное искусство никогда его не привлекало. Однако природная любознательность толкала молодого человека на изучение потока чужих свежих мыслей в этой области.

Изрядно поплутав по траурно затемненному лабиринту, Иван миновал очередной поворот и остановился перед громоздким полотном, занимавшим все пространство стены.

На юношу уставился огромный, схематично изображенный глаз. Художник явно не пожалел краски, щедро наложив ее толстыми черными слоями так, что зрачок казался объемным. Возможно, мастер добивался эффекта «черной дыры», незаметно засасывающей зрителя в свои глубины, однако Ивана это не коснулось. Оставшись целым и невредимым, он перевел взгляд на другую часть картины, где из глаза поменьше неожиданно торчал кирзовый сапог, с которого стекала вниз темная жидкость неизвестной природы. Завершала композицию грязная лужа с размытыми границами, растекающаяся в правом нижнем углу.

«Визуализация» — лаконично гласила табличка рядом.

«Не понял», — так же лаконично пронеслось в голове Ивана.

Отступив назад, юноша сделал попытку охватить взором весь формат целиком в надежде все-таки уловить глубинный смысл произведения. Меняя угол восприятия, он медленно наклонил голову вправо, затем влево; но все усилия поймать завуалированный посыл автора, не увенчались успехом.

Иван сознательно не взял на входе аудиогид, который непременно разъяснил бы, как нужно трактовать ту или иную работу — молодой человек не нуждался в чужой трактовке, а высокопарные разглагольствования экскурсоводов, отрабатывающих свои деньги, его и вовсе не интересовали. Полагаясь только на свои личные впечатления, он всегда предпочитал делать собственные, независимые выводы. И в данный момент они были неутешительны, а вернее, Иван пребывал в некоторой растерянности. Он пока не был способен точно выразить свое отношение к окружающим его работам, но заранее определенно знал, что его восприятие совершенно не совпадает с хвалебными дифирамбами аудиогида.

Одолев большую часть экспозиции, молодой человек с каждым шагом укреплялся в осознании того, что современное искусство переживает острую фазу какой-то болезни — по крайней мере, основная масса увиденных работ являлась плодом фантазии явно нездоровых людей.

Здесь царила мерзость. Кровь, фекалии, гениталии, обрубки тел и срезы органов — все самое отвратительное или постыдное зачем-то выставлялось напоказ, намеренно обнажалось, выворачивалось наизнанку, нещадно педалировалось. Уродства всех мастей, физиологические отверстия людей и животных невообразимых форм и размеров, в искаженных ракурсах и перспективах, наполняли залы выставки. Мрачные или напротив, шокирующе-яркие тона окончательно дезориентировали посетителей, что читалось практически на всех лицах вокруг. Весь этот разгул безумия эффектно именовался непонятным термином «концептуальное искусство» и активно рекламировался красочными билбордами по всему городу.

Удивительно то, что работы странноватых личностей наверняка прошли скурпулезный отбор уважаемых экспертов. Иван отнюдь не был ханжой, но даже ему, представителю поколения, свободного от комплексов, становилось не по себе в окружении низкопробных вещей, претендующих на глубокомыслие.

Двигаясь дальше, молодой человек продолжал внимательно вглядываться в каждую работу. Он все еще сохранял надежду понять, какие мысли тот или иной автор силился донести до зрителя. Открытый для любого посыла, Иван ждал, когда же хоть какая-нибудь струна откликнется в его душе…Он был согласен даже на полструны…

Разумеется, юноша делал скидку на то, что современное искусство не призвано показывать консервативную графическую красоту, а скорее, направлено на вызов человеческих эмоций, на оценку и принятие индивидуальных скрытых комплексов, а иногда и на препарирование детских страхов…И он готов был подробно смаковать каждый штрих, неспешно пропускать его через себя, прислушиваясь, в какой момент отзовется подсознание и что именно послужит триггером к изменению внутреннего состояния.

Однако вокруг кричали о себе пустые, бессмысленные работы, вызывающие лишь отвращение, а порой и банальную потерю аппетита.

Сумасшедшие галлюциногенные изображения нагоняли негатив, сбивая с толку. С каждым шагом росло ощущение, что люди с проблемной психикой, вместо посещения доктора и принятия необходимых медикаментов, наперегонки ринулись к холстам. Иван вполне допускал, что подобная терапия полезна при лечении определенных расстройств… «Но причем тут «искусство» — мысленно вопрошал он, — и зачем это выставлять на всеобщее обозрение?!»

Риторический вопрос преследовал юношу по мере того, как он менял дислокацию, ускорив шаг возле полотна с растоптанной банкой из-под энергетика, смачно удобренной мочой. Дальше следовал огрызок яблока, вполне натуралистично изображенный, но при этом мирно торчащий из человеческого сфинктера.

Категорически отказываясь искать глубоко сокрытый смысл в изображении клубка лоснящихся опарышей, увлеченных поеданием некоей субстанции (страшно было даже предположить, какой именно), Иван шагнул, наконец, в ярко освещенный зал, свободный от картин. В первую минуту показалось, что появилась возможность немного передохнуть, систематизировав впечатления. Но не тут-то было…

Здесь Ивана ждала мусорная куча, высокой горой наваленная посередине.

Помойка оказалась инсталляцией, копирующей сотни подобных проектов и отличающейся от других лишь содержанием, а именно наполнением, которое предлагалось детально изучить.

Несмотря на вечерний час, посетителей было немного: в основном молодежь, своим видом смахивающая на студентов творческих ВУЗов, или гости столицы, случайно поддавшиеся громкой рекламе и теперь растерянно бродившие по залам с неподдельным ужасом в глазах.

Иван усмехнулся.

«При входе стоило бы раздавать непромокаемые пакеты, как в самолете. — пустив в ход чувство юмора, подумал он. — На случай, если кто-нибудь, сильно впечатлительный, не сможет сдержаться!»

Молодому человеку всегда была интересна реакция публики в подобных местах — он сравнивал ее со своей, просто из любопытства. Вот и сейчас, ненавязчиво вглядываясь в лица «друзей по несчастью», он чувствовал всеобщую солидарность в неприятии предлагаемой «культурной пищи».

Словно в подтверждение своих мыслей он услышал диалог молодой парочки, остановившейся неподалеку.

— Фигня какая-то! — вполголоса проговорила девушка, тряхнув сильно отросшими дредами. — Разве так нужно бороться с загрязнением окружающей среды?! Или что они имели в виду?

Парень с кольцами в бровях махнул рукой, густо покрытой цветными татуировками, и откашлялся.

— У нас под Самарой за каждым поворотом найдешь что-нибудь подобное, а то и побольше размером,. — проговорил он. — Люди прекрасно все видят, ходят мимо и ежедневно добавляют туда что-нибудь от себя! А все почему? Да потому, что не хватает контейнеров для мусора, или стоят они не в тех местах, или слишком дорого их поставить!

— Правильно! — воскликнула девушка. Из-под дред появились напрочь проколотые уши с туннелями в мочках. — Так это вопрос к власти в первую очередь, а не ко мне! Нужна пропаганда, активная социальная реклама! Конечно, не все население сознательно, но воспитать можно любого! Кнутом и пряником! Научились же пристегиваться за рулем!

— Точно, нужна идеология, — отозвался парень. — В цивилизованных странах давно сортируют мусор; используют для жизни — вырабатывают энергию или насыпают целые острова! А чем мы хуже? Всего-то нужно построить нормальные заводы по переработке — вчера загуглил свалку под Нижним Новгородом, видную из космоса — это же позор для государства! А сколько таких по всей стране!

Девушка продолжала горячиться:

— Такую кучу следует высыпать перед администрацией каждого населенного пункта, чтобы они озаботились проблемой, а нормальные люди готовы и раздельно собирать мусор, вы только организуйте! — все громче звучал ее голос. — А здесь-то зачем насыпать?

Парень хмыкнул.

— Все просто — здесь требовалось сдать площадь! — уверенно пояснил он. — Они готовы завалить свои квадратные метры любым «шлаком», лишь бы заработать. Ты же видела «произведения» в предыдущих залах! Какое там искусство — просто бизнес! — резюмировал неформал.

Ставший случайным свидетелем разговора, Иван порадовался активной гражданской позиции своих ровесников, на первый взгляд не внушающих доверия чересчур эпатажной внешностью, но по факту оказавшихся очень адекватными и сознательными.

— Пошли отсюда, — девушка решительно устремилась дальше. — Полная ерунда, зря только потратились на билеты!

— Лучше бы еще одну шаурму съели, — поддакнул парень, с готовностью следуя за подругой и увлекая за собой Ивана, не желавшего больше вступать в визуальный контакт с отбросами.

Всех троих обогнала пара людей постарше, взявшая курс на красную табличку «Выход».

— Здесь, случайно, нет душа? — донесся до слуха Ивана женский голос. — Чтобы отмыться от всей этой чернухи?

«Глас народа», — удовлетворенно отметил про себя юноша, вступая в следующее подобие зала.

Последнее пространство экспозиции занимал сухой бассейн, до краев наполненный разноцветными пластмассовыми шариками. Барахтающаяся в нем немолодая дама в купальнике и резиновой шапочке присоединилась к концепции выставки, старательно имитируя плаванье разными стилями.

«Раздвигая границы», — значилось на стене над инсталляцией, что привело Ивана в окончательное смятение. Создавалось стойкое ощущение, что названия здесь брались «с потолка», впрочем, как и само содержание арт-объектов.

Присев на черный, в тон стен, диван, юноша напоследок попробовал вникнуть в замысел автора и уловить что-нибудь, связанное с границами и их раздвижением. Глядя на неуклюжую женщину в шариках, заметно выдохшуюся за полный рабочий день, Иван подумал о несправедливости существующих порядков.

Все-таки, общественное мнение полностью управляемо, и более того, им можно жонглировать, как угодно. Этим занимаются журналисты и псевдокритики, которым ради заработка нужна сенсация, и порой они готовы раздуть ее из пустоты. Они способны вознести на пьедестал всякого, независимо от его реального таланта, но так же могут и свергнуть любого, без исключения, не считаясь с его даровитостью.

Пуская в ход заумные словечки, типа «антиутопия» или какой-нибудь «экзистенциализм», они беспроигрышно воздействуют на податливую аудиторию, создавая видимость чего-то модного, привлекательного, крутого. Загадочные определения «футуристическая концепция» или «трансформация искусства» можно смело применить абсолютно к любому экспонату, поскольку они плохо понятны неискушенному большинству, которому, в свою очередь, стыдно признаться в своем «невежестве». Вот и получается, что никто не возражает против искусственно насаждаемого мнения, боясь быть заклейменным позором и что еще хуже — причисленным к лагерю недалеких, отсталых, ущербных глупцов…

Иван вздохнул. Что поделаешь — никак не удается ему постичь концепцию инсталляции с грязным унитазом!

Разве искусство не призвано лечить души, открывать им свет или указывать к нему направление?! Ведь свет — это жизнь во всех смыслах: именно свет духовный и физический врачует людей, наполняя их энергией существования и созидания… Возможно с помощью красок или других подручных средств кто-то избавляется от своей личной внутренней грязи, но выставляя это для созерцания другими, он одновременно пачкает их, замарывает вместе с собой…А главный вопрос на сегодня состоит в том, что делать конкретно Ивану, начинающему художнику, как назло, начисто лишенному столь востребованной тяги к извращениям?! Как пробиться через этот отстой, враждебно наступающий со всех сторон, и призывающий к восхвалению того, что во все времена считалось патологией и даже пороком?!

Молодой человек поерзал на черном сидении. Располагая сегодня свободным вечером, он задумчиво провожал глазами посетителей, торопящихся побыстрее глотнуть свежего воздуха. Большинство из них уже не растрачивало своего внимания, невежливо пробегая мимо дамы, плывущей брасом в пластиковом шуршании шариков — хотя диван в этом зале был намеренно установлен организаторами для детального погружения желающих в созерцание бассейна с последующим раздвижением границ.

Жесткая обивка, однако, не позволяла засиживаться, и юноша поднялся, подбросив в бассейн сбежавший шарик. Освободившееся место тут же заняли две дамочки, лица которых показались Ивану смутно знакомыми. Увлеченные обсуждением впечатлений от экспозиции, приятельницы не обратили никакого внимания на молодого человека, в то время как его неравнодушный к деталям взгляд вскользь отметил про себя дорогие сумки и отлично сидящую на подтянутых фигурах одежду хорошего качества. Шлейф экзотических духов с восточными нотками догнал уходящего Ивана, разбудив в нем странные чувственные ощущения. Прежде чем окончательно покинуть зал, он посмаковал аромат, убежденный в том, что именно с помощью подобных приманок восточные красавицы веками соблазняли своих искушенных в удовольствиях мужчин.

Внезапно вспомнилась мама. Она ведь примерно такого же возраста, как эти дамочки, но выглядит гораздо старше… В голове возник образ родного усталого лица, и щемящее чувство наполнило сердце. Иван жалел мать, не понимая ее слепую преданность мужу-пьянице, которого не хотелось именовать громким словом «отец». Но это был ее выбор, и на данном этапе юноша ничего не мог изменить; хотя твердое решение когда-нибудь забрать маму в Москву, давно было принято, но пока, за неимением возможностей, тихонько числилось в списке важных дел вместе с другими наполеоновскими планами.

А еще он обязательно подарит ей духи. Такие, как у этих благополучных женщин, всем своим видом излучающих отсутствие проблем, явно живущих в полном достатке и не представляющих себе того, что называется бедностью. Их изящные каблучки, наверняка, никогда не стучали по разбитым в хлам дорогам с глубокими непросыхающими лужами и заросшим бурьяном дворам, где собираются в компании взрослеющие на местных порядках пацаны с огромной внутренней агрессией, ищущей малейший повод вырваться наружу.

Иван вновь глубоко вздохнул. Нет, он никогда туда не вернется. Нужно закрепляться здесь, в столице, где все двери поначалу обманчиво распахнуты для каждого, но при ближайшем рассмотрении все оказывается гораздо сложнее. И тем не менее, другого выхода у него нет.

Благоухающий вечерний воздух Парка Горького стремительно ворвался в легкие. Ароматы июньских цветений кружили голову, вызывая непроизвольную улыбку. Ведущую к набережной свежезаасфальтированную дорожку сопровождали коротко подстриженные газоны, в изобилии усыпанные людьми. На широкой площадке перед рекой Иван попал в веселое хаотичное окружение роликов-самокатов-велосипедов, бурлящее опасными водоворотами. Без потерь добравшись до берега, молодой человек хотел было посидеть на высоких бетонных ступенях, ведущих к воде, но критическая плотность отдыхающих здесь зашкаливала. Это сподвигло Ивана развернуться в сторону парка «Музеон», находящегося совсем рядом, за Крымским Мостом. Доносившиеся оттуда звуки живой музыки заставили юношу ускорить шаг, чтобы успеть послушать давно полюбившийся скрипичный Band, часто выступающий на местной площадке по вечерам.

Погода радовала. Начинало смеркаться, и повсюду зажигались фонари. Обострившиеся эстетические ощущения позволяли молодому человеку, как губке, впитывать впечатления, временно складируя их в глубинах памяти. Придет время — Иван извлечет их наружу и, возможно, перенесет самые яркие на холст.

Атмосфера позитива, в которую он окунулся, создавала видимость полнокровной жизни, где не было места дурным мыслям и эмоциям. Молодой человек окончательно освободился от неприятного осадка, навеянного Арт-территорией, и просто наслаждался жизнью здесь и сейчас. Разжившись по пути внушительной порцией кофе в бумажном стаканчике, Иван издалека заприметил свободное место на деревянном помосте напротив сухого фонтана. Он поспешил его занять, предварительно бросив мелкую купюру в раскрытый футляр от скрипки и послав приветственный жест знакомому музыканту.

Юноша давно оценил эту зону беззаботного лаунжа, где практически круглосуточно правила атмосфера вечерней пятницы. Люди здесь позволяли себе культурно расслабиться в компании друзей или поодиночке; сидя, лежа и даже танцуя небольшими группами. Никому не было дела до случайных соседей, и, в то же время, всех сближал просторный, прогретый за день солнечными лучами помост, уютно спускающийся широкими уровнями от здания Центрального Дома Художника к фонтану.

Умиротворяющий плеск воды вплетался в партии двух скрипок и контрабаса, наполняя душу Ивана живительной энергией. Он уселся поудобнее и пристроил рядом горячий стакан, готовясь всецело отдаться магии музыки, как внезапно получил неслабый хлопок по плечу от улыбающегося крупного парня с бородой.

— Здорово, Ванек! — услышал он знакомый голос, все еще сомневаясь, что обращаются именно к нему. Однако, внимательно вглядевшись в лицо говорившего и мысленно сбрив его бороду, Иван вскочил с места, крепко пожимая протянутую руку.

— Привет, Гриша! — молодой человек был искренне рад неожиданной встрече.

— А я смотрю: ты или не ты, — втиснулся рядом Гриша. — Давненько не виделись!

— Почти два года! — подтвердил Иван, спасая свой кофе от пуделя, гоняющегося по помосту за мячиком. — Какими судьбами?

— Гуляю, — отчитался Гриша и огляделся по сторонам. — Жду девчонку — типа, свидание…А ты?

— Тоже гуляю, да и живу я неподалеку, — Иван махнул рукой через реку, указывая в направлении Арбата. — Решил проветриться, здесь клево!

Гриша ошарашенно почесал бороду.

— Серьезно? Живешь в самом центре? — в голосе звучало неподдельное изумление. — Уважаю! Я столько еще не заработал!

Иван рассмеялся, делая глоток из стакана.

— Я тоже пока не заработал — по знакомству снимаю квартиру у приятеля, а заодно сторожу ее, пока он в отъезде, — пояснил он, почти извиняясь за возникшее превосходство.

— Здорово, — задумчиво протянул Гриша. — А я-то думал, что ты уехал домой после того, как не потянул Строгановку…

Стрелка настроения Ивана слегка качнулась в отрицательную зону. Он не любил вспоминать провальное лето, когда одноклассник Гриша, с которым они вместе после армии приехали покорять Москву из своего захолустья, достаточно легко поступил на юридический факультет одного из ВУЗов. Иван же, недобрав баллы в Художественную Академию, решил любой ценой закрепиться в столице. Домой он не собирался — выпивающий отец и забитая мать, во всем ему подчиняющаяся, были наглядным тормозом для юноши; да и в своем маленьком городке он не видел никакого будущего для себя.

Попав в столицу, Иван уже с первых дней был сражен тем духом свободы, о котором всегда подсознательно мечтал. Он сразу понял, что расстаться с этим огромным, полным жизни, динамизма и никогда не спящим городом, было бы большой глупостью. Только здесь он сможет самовыражаться без оглядки на чужое мнение и воплотить в реальность свои потаенные желания…

Однако начиналось все непросто — пришлось во многом себе отказывать, прежде чем пришли первые скромные заработки. Повезло и в том, что вовремя подвернулся Макс, с которым Иван случайно разговорился на Старом Арбате, где часто подолгу осматривал стихийную выставку-продажу разнообразной живописи. Шапочное знакомство быстро вылилось в приятельские отношения, а горячее обсуждение творческих вопросов помогло Ивану завоевать доверие любителя пейзажей до такой степени, чтобы переселиться в его хоромы на время долгосрочного путешествия хозяина.

— Конечно, я здесь! — воскликнул Иван, заметив, что Гриша внимательно его разглядывает. — Что дома-то делать? Я там погибну, в нашем-то болоте!

— А ты изменился, Ванек! — Гриша заговорщицки подмигнул. — Какой-то чересчур умытый, причесанный, холеный, — он наклонился к уху приятеля с недоброй усмешкой. — Ты, часом, не из «этих»? — Гриша сделал многозначительную паузу. — Ну, ты понимаешь…

Иван громко расхохотался, откинувшись назад и чуть не опрокинув стакан.

— Обижаешь, брат, я точно не из «этих», — проговорил он сквозь смех. — С чего ты взял?

— Москва многих меняет, — со знанием дела произнес Гриша, все еще беспардонно рассматривая земляка в упор. — Уж больно ты похорошел, что ли…Помню тебя немного другим — попроще и без прикрас.

Иван расхохотался еще громче.

— Спасибо за «комплимент», но это точно не ко мне! Я просто к Моде «прислонился», закончил «Школу Моделей» и сейчас работаю в этой сфере. А там нужно выглядеть соответственно — сам понимаешь! — объяснил он свой слишком аккуратный облик, почти оправдываясь под гипнотизирующим взглядом.

— «Школу Моделей», говоришь? — хмыкнул Гриша, давая понять, что его подозрения только усугубились. — Ладно, можешь не колоться…

Возмущению Ивана не было предела.

— Клянусь, интересуюсь только девушками! — пылко воскликнул он, приложив руку к груди. Слава обладателя нетрадиционной ориентации искренне ему претила. — Это однозначно!

Гриша расплылся в улыбке.

— Лады, успокоил! — он вновь хлопнул старого товарища по плечу. — А то пацаны в нашей «деревне» такого не поймут, а вернее, не простят! — он состроил смешную рожицу, которую можно было интерпретировать, как полную солидарность с провинциальной нетолерантностью. — Ну, бывай, вижу, моя идет! — Гриша резво вскочил с места. — Пойду, пожалуй, наперерез, а то боюсь, что западет на твою стильную стрижку. — подколол он, протягивая на прощание руку. — Познакомлю в другой раз!

— Давай, брат, — не возражал Иван. — Удачи!

— Набери при случае! — обернулся Гриша уже на приличном расстоянии. — Номер тот же!

В следующую минуту Иван увидел, как приятель обнял низенькую девушку в ярких кроссовках, а затем парочка исчезла за дверями ближайшей бургерной.

На освободившееся после Гриши место тут же пристроились две худеньких девчонки, крепко сжимающие в руках гигантские стаканы с коктейлями. Вспомнив о своем кофе, Иван сделал большой глоток.

Встреча с одноклассником всколыхнула в юноше воспоминания недавних дней, вернув в нестабильную реальность.

Гриша был одним из немногих достойных уважения ребят из школьного окружения Ивана: он хорошо учился, своими силами поступив в престижный университет. Правда, его всегда направляли и поддерживали по жизни нормальные родители, чего не скажешь о семье Ивана… Он валял дурака в школе, время от времени получая от отца затрещины, но не в целях воспитания, а по пьяной лавочке; и слишком поздно спохватился, поняв, как важны хорошие показатели учебы для получения дальнейшего образования… Несмотря на успешную сдачу экзаменов по рисунку, школьных баллов Ивана оказалось недостаточно для поступления в Строгановку.

Правда, сегодняшний Иван об этом ничуть не сожалел, но на секунду в голову закрались сомнения — правильно ли он поступил, решив отказаться от повторного штурма Академии и получения диплома? Но нет, пожалуй, не стоит сравнивать себя с Гришей, которому высшее образование обязательно поможет пробиться в жизни. У Ивана же совсем другой расклад — навязанные учителями стереотипы могут оказаться губительны для его творческой индивидуальности. Ему необходимо слушать свое сердце и развивать свой собственный стиль письма, а учителя…пускай учат других…

Встряхнув опустевшим стаканом, молодой человек обнаружил, что окончательно стемнело, и разноцветные фонари занялись, наконец, своими прямыми обязанностями — освещением набережной и велодорожки. Уставших скрипачей сменил пожилой музыкант с саксофоном, издающим протяжные хриплые звуки. Несомненный виртуоз своего дела, маэстро по каким-то личным причинам был вынужден зарабатывать под открытым небом, ожидая поощрения от разношерстной публики. Во истину, пути господни неисповедимы…

Конец ознакомительного фрагмента.