Самый лучший пионер

Павел Смолин (2024)

Приключения попаданца в пионера со стартом в 1968 году и с целью строительства образцово-показательного социалистического государства. В книге присутствует нецензурная брань!

Глава 3

После ухода ребят я наконец-то додумался залезть в документы — как-то и в голову не пришло, что в СССР их уже освоили. Зарывшись в шкаф, откопал свое свидетельство о рождении.

Все так: Андропов Сергей Владимирович, дата рождения — тридцатое августа 1955 года. День рождения не за горами!

Мать — Ткачева Наталья Николаевна, 02.01.1940 г. р.

Отец — Андропов Владимир Юрьевич, 01.01.1940 г. р.

Один день разницы и «залет» в четырнадцать маминых лет. А еще — запрет абортов в тот исторический период. Повезло моему реципиенту — мог и не появиться на этот свет. Маму о влиянии запрета на ее судьбу, конечно же, спрашивать не буду — плохая тема для разговора.

Однако яснее не стало — «скриншот» «википедии» из головы говорит про рождение Владимира в сороковом году, но, увы, автор странички не осилил указать точную дату. Что ж, едва ли мы бы жили в коммуналке со всемогущим дедушкой, значит, и вправду однофамильцы. А было бы жутко прикольно! Получается, я ранний ребенок, но на «ошибку молодости» совсем не похож — мама буквально на цыпочках вокруг меня бегает.

Вечером она пришла расстроенная — пыталась скрывать, конечно, но я же вижу.

— Случилось что-то?

— Нет, все хорошо, — попыталась она отмазаться.

— Но я же вижу, что ты грустная, — не сдался я.

— Да козлы! — раздраженно махнула она рукой и пошла за ширму переодеваться. — «Нет на август путевок!» — передразнила кого-то. — Сволочи профсоюзные, сами-то с санаториев не вылезают, а здесь ребенок… — осеклась и грустно вздохнула.

В лагерь меня отправить хотела, подлечиться.

— Там, поди, на два года вперед все расписано, — предположил я.

— Как бы не на пятилетку, — согласилась мама, появляясь из-за ширмы.

Задумчиво на меня посмотрела и решительно кивнула:

— Мы с тобой на следующее лето в Крым поедем! Дикарями!

— В палатке будем жить? Из котелка питаться? — сымитировал я сыновний энтузиазм.

— И ночью в море плавать! — с улыбкой добавила мама Наташа, и мы отправились ужинать.

— Как ребятам твоя книжка? — спросила она, проглотив ложку борща — сегодня у нас именно он.

— Очень понравилась, — без ложной скромности признался я.

— Давай я сама первую тетрадку Антонине Петровне отнесу, — предложила мама.

— А как я ей первого сентября цветы дарить буду, не познакомившись? — придумал я вялую отмазку.

Страшно активизироваться вот так сразу. Мне бы в школу походить, друзей завести… Ну уж нет. Прокрастинации — бой!

— Еще успеешь, — грустно улыбнулась мама.

— Неси, — решился я. — Под лежачий камень вода не течет.

— Верно, — одобрила она.

Сразу после ужина она позвонила классной руководительнице и, не откладывая в долгий ящик, понесла тетрадку. Я же прилег дописывать вторую. Хорошая продуктивность объясняется просто — сидеть дома в эти времена просто жуть как скучно! Книги с полок я читал почти все — кроме Ленина и Маркса. Как-то вот не довелось. Но теперь, с учетом вновь открывшихся обстоятельств, надо будет скушать и частично зазубрить — у нас же здесь теократия, и без цитирования канонических текстов уважения мне не будет.

* * *

Антонина Петровна, которая сейчас в отпуске, пришла следующим же утром. Классная руководительница оказалась женщиной под пятьдесят, полуседые волосы собраны в «бублик», на глазах — очки в неудобной на вид оправе. Одета она была в закрытое летнее белое платье, расписанное цветочками.

— Здравствуйте! — поприветствовал я гостью.

— Здравствуй. Ты меня не помнишь, Сережа? — первым делом спросила она.

— Извините, — покачал я головой.

Она вошла в комнату, я закрыл дверь и предложил:

— Чаю?

— Спасибо, но не стоит, — отказалась она и посмотрела на диван.

— Присаживайтесь, — запоздало предложил я.

Она уселась, поставила на колени сумочку, я аккуратно опустился рядом.

— Тогда давай знакомиться! — жизнерадостно заявила она. — Меня зовут Антониной Петровной, я — классный руководитель бывшего шестого «бэ» и будущего седьмого.

Да я же семиклассник! Это потому, что в школу пошел в семь лет — повезло мне в августе родиться, а не в октябре, пришлось бы еще год ждать — а начальная школа в эти времена четыре года, вот и «натикало», так сказать. Если не принимать во внимание потенциальный экстернат, учиться мне еще минимум четыре года — десятилетка же обязательная.

— А я Сергей, если сдам экзамены в августе, буду учиться в вашем классе, — представился я в ответ.

— Повезло тебе тридцатого августа успеть родиться! — улыбнулась. — Родись ты после пятнадцатого сентября, пришлось бы в первый класс в восемь лет идти. — И спросила: — А ты школьную программу помнишь?

— Помню, но немецкий как корова языком слизнула, — развел я руками. — Мама принесла мне пару самоучителей, постараюсь освоить заново хотя бы на троечку.

— Моя подруга преподает немецкий на дому, — предложила репетиторские услуги классная руководительница.

— Мама говорила, но я сначала сам попробую, — отказался я. — Алфавит уже выучил! — похвастался достижениями.

А чего мне, с абсолютной памятью? Открыл, «сфотографировал», и все — уже в голове. Мне теперь секретные документы лучше даже мельком не показывать — «развидеть» уже не получится.

— Ну, если что, мой номер у вас есть, — проявила она понимание и достала из сумочки тетрадку. — Я тебе ее не отдам, — заявила она.

— Потому что понесете дальше? — с улыбкой предположил я.

— Именно! Я в районо пойду, но только ты обязательно продолжение пиши.

— А вот, дописал вторую вчера, — выдал классной руководительнице вторую тетрадь.

— Только, Сережа… — Она замялась. — Тебе точно мама не помогала?

— Совершенно точно! — покачал я головой. — Если хотите, прямо сейчас займусь третьей тетрадкой.

— Я тебе верю, но лучше проверить, — согласилась она.

Делать нечего — уселся за стол и начал возить карандашиком по бумаге. Карандашом удобнее, стер и исправил, если что не так. Прошло минут сорок, когда Антонина Петровна сочла эксперимент успешным. Ознакомившись с содержимым, убедилась, что это то же самое, и пообещала позвонить, когда у нее будут новости. Науськанный мамой, подарил ей на прощание шоколадку — за суету, так сказать.

Не желая проблем, честно засел за немецкий.

–…Ду… Ду хаст… — отложив «впитанные» самоучители, с гитарой валялся на диване.

— Шпрехен зи дойч? — весело спросила мама, входя в комнату.

— О, я! — подтвердил я.

— Я в школе тоже его учила, — по-немецки сообщила родительница.

— А я вроде вернул и еще добавил сверху, — выговорил я на том же языке.

Акцент придется долго вытравливать, но так даже лучше — добавляет хоть какого-то реализма.

— А что за песня? — спросила она.

— Да так, балуюсь, — отложил я инструмент. — Антонина Петровна…

— Отнесла книгу в районо, — кивнула она. — Знаю! Только ты теперь ни в коем случае не бросай.

— Не брошу, — заверил я ее.

Будто у меня занятий много!

— Ну-ка давай проверим наш немецкий, — подхватив самоучитель, мама приземлилась рядом.

* * *

Выйти из дома первый раз я решился первого августа. Ребра не беспокоили уже почти неделю, и я старательно откладывал этот момент как мог, но теперь нужно ехать делать рентген. Действо состоится в Детской городской поликлинике, к которой я «прикреплен». Идти совсем недалеко — буквально пяток кварталов. После облучения взявшая отгул мама поведет меня в пресловутое районо — пить чай с Антониной Петровной и важными тетеньками: «Миша Добрин» им понравился, поэтому будем решать, что делать дальше.

День обещает быть жарким, поэтому надел синюю футболку, зеленые шорты и отечественные, по ощущениям — деревянные сандалии. Мама нарядилась в светлое клетчатое платье и бежевые туфельки. На голову мне положена кепка, ей — белая шляпка с искусственным цветочком.

— Такая вся летняя и воздушная! — отвесил я родительнице комплимент.

— Вот спасибо! — хихикнула она, и мы вышли в подъезд.

Его я видел, поэтому неинтересно. На двор тоже насмотрелся — из окна. Между двух домов расположена детская площадка — песочница, металлические горка, турники, брусья и опоры для натянутых веревок — в числе прочих сушатся здесь и наши вещи. Никто не ворует, нет — а кому оно надо? Редкие обладатели джинсов драгоценные штаны сушат дома. У домов и на площадке — окрашенные синей краской скамейки. Тут и там растут развесистые тополя. Неподалеку от выезда со двора припаркован одинокий «Москвич».

Помахал рукой с невыносимой скукой на лице наблюдающему за болтающимся на турнике младшим братом Артему. Тот обрадовался и начал вставать, но за мной из подъезда появилась мама, и боксеру пришлось плюхнуться обратно. Не судьба!

Покинув двор, выбрались на улицу Короленко и пошли вдоль нее. Обилие зелени оживляло пейзаж, но в целом — серенько! Нет рекламы, нет ярких витрин. Да ничего нет — даже фонари висят редко. Мрачновато здесь по ночам. Буду стараться долго не гулять — ну его на фиг, зарежут еще начинающего попаданца.

Улица просто пронзительно пуста, и, кроме редко прогуливающихся пенсионеров и играющих во дворах детей, не встретилось совсем никого — рабочий день же. Автомобильный трафик отсутствовал как таковой — тупо пустая дорога, хоть в лапту играй. С машинами вообще беда — по пути к Стромынке (такая улица) насчитал всего пяток образчиков. Эта улица была уже оживленнее — даже трамвай проехал! Помимо него, время от времени проезжали грузовики разного тоннажа и совсем редко — легковушки.

Перешли дорогу, прогулялись по дворам и вошли в обшарпанную, пахнущую хлоркой — а чем еще? — поликлинику. Уши сразу наполнились детским плачем, шумом тихих разговоров и редкими окриками. Отстояв очередь в регистратуру, отстояли очередь к травматологу, который отправил нас стоять в очереди на рентген. Некоторые вещи в родной стране совсем не изменились.

Снимок отдавать сразу никто и не подумал — придется прийти сюда завтра, уже с тетей Надей в качестве сопровождающей — отгулы у мамы не резиновые. По пути в районо, не удержавшись, угостились мороженым. Вкусно, блин! Вот и районо — старая кирпичная двухэтажка с плотно засаженной елями территорией. Кусочек был отдан под парковку — два «Москвича» и один «Запорожец». Невелики шишки, получается, раз «Волгу» не выделили. Мама быстренько меня просветила:

— Главный сейчас в отпуске, поэтому нас примет его заместитель — Степанида Ивановна.

— Запомнил! — отрапортовал я, и мы по крылечку из выщербленного мрамора вошли в очередное казенное здание.

Да что ж у вас с ремонтом-то так плохо?

— Нам к Степаниде Ивановне, — доложила мама бабушке-вахтеру.

— А, маленький писатель! — сверкнула она очками. — Проходите в 203-й.

Поблагодарили и пошли.

— Может ли человек быть великим на первом этаже? — глубокомысленно заметил я на лестнице.

— Это ты хорошо придумал, — хихикнула мама.

Постучали — можно? — и вошли в кабинет.

Вот тут обстановка уже получше — даже обитый дерматином диван есть! Еще — настоящая пальма в кадке, канцелярские шкафы, печатная машинка на столе секретаря — отдельной площади ей, видимо, не полагается — и женщина со строгим лицом в очках в почему-то показавшейся импортной оправе, в белой блузке и черной юбке. Волосы заплетены в косу, немножко омолаживая эту даму «за сорок».

Кроме этих двоих, в помещении нашлись классная руководительница и симпатичная девочка — моя ровесница, одетая в юбку, гольфики, белую рубаху с длинным рукавом и пионерский галстук. Черные волосы собраны в две косички, рядом на столе лежит красная пилотка. На левом рукаве, над пионерским значком — матерчатая полоска с тремя маленькими пластиковыми красными звездочками. Мне почему-то стало неловко — на мне-то галстука нет!

— Здравствуйте, — поздоровались все со всеми, и нам с мамой предложили присесть.

— Я — Степанида Ивановна, — представилась и. о. начальника. — С Антониной Петровной вы знакомы. Это — Алла Викторовна, мой секретарь, а здесь у нас… — Указала на мою ровесницу: — Солнцева Екатерина, член районного пионерского штаба.

Ути боже, какие мы важные!

— Наталья Николаевна, — представилась мама. — Это Сережа.

— Наш начинающий писатель, — добавила хозяйка кабинета.

— Хорошую ты сказку написал, Андропов! — с улыбкой похвалила меня пионерка.

— Спасибо! — поблагодарил я.

— Так… — Степанида Ивановна залезла в стол и достала оттуда пять тетрадок — именно столько занял первый том. — Это я возвращаю, Аля копию напечатала.

— Спасибо! — поблагодарил я обеих, пока мама убирала драгоценные рукописи в сумочку.

— С этой копией я пойду в гороно, — поделилась планом начальница. — А уже они, если им понравится — а им обязательно понравится, — добавила она с улыбкой, — отправятся дальше, до самого «Детгиза».

— Спасибо вам огромное! — снова поблагодарил я, а мама выставила на стол конфеты — «чаю попить».

Оплату приняли как должное, и в дело вступила моя ровесница:

— Через неделю у нас в ДК мероприятие, посвященное безопасности дорожного движения. Я бы хотела попросить тебя прийти и рассказать про аварию.

Бесплатная известность нам нужна!

— Саму аварию я не помню, — признался я. — Но могу рассказать, как невесело после нее выздоравливать.

— Годится! — одобрила девушка и грустно вздохнула: — Ты и вправду все забыл.

— Мы в одном классе учимся? — предположил я.

— Да! Я — твоя староста, — раскрыла она свою личность.

— Извини, — покаялся я.

— Ничего, ты же просто болеешь, — со светлой улыбкой покачала она головой.

— А расскажи, пожалуйста, Сережа, как ты такую сказку придумал? — перешла к более актуальной теме Степанида Ивановна.

В ответ я толкнул десятиминутную речугу на тему «фашизм», «геноцид», «правящие элиты», «несправедливость капиталистической системы» и так далее. К ее концу глаза у всех присутствующих были размером с пятак.

— А может, ты с первого сентября будешь политинформацию проводить? — ловко воспользовалась моментом новообретенная староста.

— Могу попробовать, — не стал отказываться я.

Мне же в партию вступать, такой пункт в резюме лишним явно не будет. Кроме того — как отказать такой милахе? Жаль, мала, но я готов подождать пару лет.

— Что ж, — кашлянув в кулачок, вынесла вердикт и. о. — Теперь у меня не осталось никаких сомнений — ты действительно способен написать такое. Извините, — покаялась перед нами с мамой.

Заверили, что ничего страшного, и пионерка вызвалась проводить меня до дома. Посмотрел на маму, получил одобрительный кивок, попрощался, и мы покинули кабинет.

— А ты правда ничего не помнишь? — спросила спутница, сложив ручки за спиной и заглядывая мне в лицо.

Какое замечательное любопытство в голубых глазках!

— «Ничего» — это слишком сильно, — уточнил я. — Я помню все, что не касается меня и окружающих меня людей. Еще разговариваю странно и почерк сильно испортился, — добавил то, что слышал от других.

— Бедняжка! — сочувственно вздохнула она. — А школьные предметы?

— Экзамен точно сдам, — уверенно кивнул я.

— Ты всегда хорошо учился, — покивала девочка и попрощалась с вахтершей: — До свидания, теть Свет!

— До свидания! — попрощался и я.

Бабушка махнула нам рукой, и мы вышли в пахнущее тополями лето. Новая жизнь мне очень нравится!

— Чего это ты такой довольный? — заподозрила неладное Катя.

— Дома месяц сидел, — улыбнулся я. — А ведь каникулы! Радуюсь, что гулять можно. — И предложил: — Может, лучше я тебя провожу?

— Мне в ДК нужно, — заметила она.

— И хорошо — как раз покажешь, где он. Город-то я тоже забыл, — развел руками.

— А ты не заблудишься? — проявила она заботу.

— Не тайга же! — самоуверенно фыркнул я и спросил: — А в этом ДК английскому учат?

— В нашем ДК, — поправила меня Катя. — Там все есть — и английский, и французский, и немецкий, и испанский, и даже японский, но на него мало кто ходит — там эти, роглифы!

— Иероглифы, — поправил я.

Девушка покраснела и фыркнула:

— Просто оговорилась!

Гордо поправив косу, она ускорила шаг. Пришлось ускориться и мне.

— А как проводят политинформацию? — спросил я.

— Ты и это забыл? — вернулась она к прежнему любопытному режиму. — Но я подумала…

— Я мылю глобально! — широко развел я руками.

— «Мыслю»! — захихикала она, прикрыв рот ладошками.

— Оговорился, — улыбнулся я. — А вот некоторые социально-общественные знания и навыки утеряны. Возьмешь надо мной шефство?

— Возьму, — с улыбкой пообещала она. — Например, можно взять газету и рассказать о том, что в ней написано.

Чисто как комментаторы новостей в ютубе.

— Это я могу! А почему никто из класса меня не навещал?

Девушка осеклась и устремила взор на асфальт:

— Я только вчера вернулась из деревни, все лето там просидела. А ребята… — Шаркнула сандаликом. — Тоже, наверное, разъехались?

Добрая какая! Ладно, так и запишем — Сережа с одноклассниками не шибко ладит. Странно даже — вроде по советским меркам образцовый школьник.

— Ты мрачный был, — видимо проиграв схватку с совестью, вздохнула Катя. — Нелюдимый совсем. Смотрю на тебя и не узнаю — как подменили! — Просветлев, убедила саму себя: — Ничего, я слышала, что у творческих людей такое бывает. Как Ньютону яблоко на голову упало, только тебя — машиной задавило, — хихикнула она и осеклась.

— Смешно! — улыбнулся ей я, и Катя расслабилась.

Вот и клуб Русакова Союза Коммунальников, по совместительству — «Школа Коммунизма» и «Профсоюзы» — именно эти надписи были отлиты на выступающих архитектурных элементах здания.

— Прекрасный образчик конструктивизма, — заметил я.

— Архитектор — Константин Степанович Мельников, — добавила Катя, и мы вошли в прохладное после уличной духоты здание.

— Языки — на третьем этаже, — поведала спутница после обмена приветствиями с дежурной бабушкой. — Пойдем, я покажу!

К моему огромному удивлению, она схватила меня за руку и потащила вверх по лестнице. Ничего такого, само собой, но все равно приятно!

— Ну что, куда будешь записываться? — обернувшись, спросила она.

— На английский пока, а там видно будет, — честно признался я.

«Роглифы» я бы поучил — там много технически вкусных штук, может, и получится наладить обмен на ворованную интеллектуальную собственность из будущего. Но это уже потом — сначала делаем вид, что осваиваем инглиш.

Взяли меня без проблем, и теперь трижды в неделю буду ходить сюда, заниматься. Мне даже выдали учебник — щедра советская власть. Катя предложение тоже записаться отклонила, и мы с ней попрощались на лестничной площадке второго этажа:

— Мне — туда, — показала она рукой на проход.

— Тогда до встречи! — махнул я ей. — Спасибо, что показала, как тут и что.

— Пока! — махнула она в ответ.

Покинув ДК, хлопнул себя по лбу и вернулся. Спросив у бабули, где тут музыке учат, записался еще и на гитару: дед Леша — это замечательно, но лучше вот так. Вот теперь все, можно идти домой.