Биоценоз

Павел Рыков, 2015

Герой романа знает: чья-то смерть – повод для возникновения другой жизни. Он – учёный из числа тех, кого полунасмешливо называют иногда «ботаниками». Он изучает взаимодействие всего живого в окружающем мире. Но однажды в его личную жизнь вторгается смерть. Получится ли уйти от смерти? Вы сможете узнать, прочитав этот остросюжетный роман, наполненный любовью, чувственными наслаждениями и смертью.

4

Пока Сергей Константинович сидел в кабинете, работал кондиционер. Дышалось легко и свободно. На улице его охватила духота. Душно было в городе. Парило. Хорошо бы дождь с грозой.

Во дворе дома на лавочке, там, где утром поджидал свою жертву убийца, сидел участковый Саврасов. Жарынь была неимоверная, и форменная рубашка милиционера была мокра и на спине, и подмышками.

— А! товарищ Саврасов! — приветствовал милиционера Сергей Константинович. — А художник Саврасов вам случайно не родственник?

— Вот! И вы туда же! — как-то устало, но беззлобно ответил Саврасов. Мне, как день рожденья, обязательно «Грачей» дарят. У меня дома их штук десять — не меньше. А я вас дожидаюсь.

— Меня?

— Я тут поразмыслил… Словом, поговорить надо.

— Что же не по телефону?

— Да я… это… — Саврасов достал из кармана мятый носовой платок, протёр вспотевший загривок и с сожалением посмотрел на мокрёшенькую тряпицу. — Телефон, он, конечно… Но, без телефона лучше. Да и деньги на счету… того..

— Здесь станем разговаривать?

— А дома у вас холодненькое что-нибудь есть? В смысле попить?

— Пиво, — вспомнил Сергей Константинович. — Шесть бутылок. И рыбка.

— Дак, я при исполнении…

— Да ладно!

И они поднялись на третий этаж в квартиру. Судя по всему. Ксюша домой не возвращалась. Сергей Константинович посмотрел на номероопределитель. В памяти телефона запечатлелось восемь звонков и все, как один: «номер не определился». Ясно, кто названивал. Он выставил фирменные бокалы, залез в пакет и достал пару рыбцов. Напластал ножом, а тем временем Саврасов откупорил две бутылки. Пиво было реально холодное. Настала пора осуществить задуманное ещё в самолёте. Правда, кто бы предположил, что всё выйдет так, а не иначе? Отхлебнули. Саврасов хватанул почти полный бокал, а Сергей Константинович чуть отпил, и ему показалось, пиво какое-то безвкусное. Он уже понимал, что милиционер не пиво пришёл пить, а по какому-то более серьёзному поводу, и приготовился в очередной раз рассказывать утреннее событие, свидетелем которого ему довелось стать. Но Саврасов спросил совсем про другое:

— Вы, как бы это сказать, с супругой… в ладах живёте?

— В каком это смысле? — опешил Сергей Константинович.

— Бывает, знаете ли… Вон по Измайловскому переулку, дом девять живёт один гражданин. Он бабе своей нет-нет, да и подвесит. А баба мне заяву. Я за ним: «Идём, мол, друг! По тебе тюрьма плачет» А баба в слёзы: «Простите меня, дуру заполошную». И заявление взад. Назад, то есть, забирает. Так значит, вы-то со своей хозяйкой дружно живёте? — И участковый допил пиво.

— Вы рыбца попробуйте, — предложил Сергей Константинович, подливая пива в бокал Саврасову.

— О! — только и сказал Саврасов, принимаясь за рыбца.

Хороший вопрос выкатил участковый. Не понятно только, к чему? Неужели его и взаправду интересует, бьёт ли, или не бьёт профессор свою жену?

— Я тоже иногда свою поколачиваю, — постарался пошутить Сергей Константинович

— Тут дело, вот какое… — Саврасов отложил рыбу и тщательно вытер пальцы бумажным полотенцем. — Такое вот дело, — повторил он, — и Сергей Константинович вдруг обнаружил, что простота участкового очень даже не проста: глаза смотрели царапающе. — Так вот, что получается, — продолжал он, повторяя слова, словно беря разбег перед прыжком, — Получается, что убиенный вышел на погибель из вашей квартиры. Он так, бедолага, торопился, что даже носки не надел перед выходом. Носки у него в кармане пиджака нашли. Сыскари с прокурорскими голову сломали, а я сразу подумал, что его кто-то спугнул. Посидел я, покумекал, записки свои полистал, и пришёл к выводу, что вы его и спугнули своим звонком.

— А откуда известно про звонок? — спросил Сергей Константинович и ощутил, что во рту у него пересохло.

— Знаю. Сыскари вас уже проверили; И про чартер, и таксиста нашли, который из аэропорта вёз, и разговор ваш с женой слышал про пиво и рыбу. А рыба знатная!

— Меня-то, зачем проверять? Вы лучше свои умозаключения проверьте. — зло и скептично выдал Сергей Константинович.

— Да уже проверил сто раз, вас поджидаючи; контору на первом ни вчера, ни сегодня с сигнализации не снимали. Бабушка с собачками не в счёт. На втором — сами понимаете — не к кому. На четвёртом, над вами, атаман казачий атаманят своих на спевки собирает. Но они уже пятый день, как на Кубань укатили, на фестиваль казачий. А в двух других та-акие законопослушные одуваны живут! Расскажи им про Лаперуза, они от страха поумирают. Так что, от вашей супруги только мог он выйти, больше неоткуда. Вы уж извините.

Новость так новость! Что и говорить! Получается, Ксюша ему изменяет?! Нет, здесь что-то не так! Ерунда! Бред милицейский! Тоже мне, Шерлок Холмс! Сейчас она позвонит, или подъедет и всё разрешится. Всю совместную жизнь Сергей Константинович и мысли не допускал, что жена способна изменять. Совсем в молодые годы, когда чувства были остры, он, случалось, ревновал жену, как ему казалось, не без повода. Она умела кокетничать и делала это с удовольствием, как и многие молодые женщины, хотя ничего серьёзного, кроме желания доминировать, в её кокетстве не было. Поддразнивая, она водила его, словно рыбак подсечённую рыбу. Рыба хапнула наживку, а в ней крючок. Крючок держит рыбу — какое удовольствие, что рыба теперь твоя и ты властен делать с ней что угодно: Да! Рыба трепещет, да! тщится одолеть, да! некое послабление натяга воспринимает, как почти обретённую свободу… Бедная, глупая рыбка! Лежать тебе выпотрошенной в кипящем масле на горячей сковороде. По молодости лет, в одной компании Сергей Константинович взревновал не на шутку, и вывел жену, крепко ухватив за локоть, из комнаты, где клокотало застолье, в тёмный и длинный коридор, она прижалась к нему животиком и зашептала-зачастила:

— Прекрати, прекрати сейчас же, дурачок. Я — твоя и ничья больше ничья. И потом, я хочу от тебя ребёнка. Сейчас. Ты можешь это сделать? Давай, прямо сейчас? Здесь? А? Ну же! Ну!

И она начала дёргать вниз, как назло, заедающую молнию на брюках. Оказалось, под платьем на ней не было трусиков. Всё произошло в какие-то мгновения. Он застонал от наслаждения, а она, мгновенно обессилев, присела на подставку для обуви. Из комнаты высунулась голова Юшки Забалуева, с которым она кокетничала — что, мол, вы тут делаете?

— Ксюше нехорошо, — сказал первое, что пришло в голову, Сергей, тогда просто Сергей.

— Не выдумывай, — парировала она. — Мне уже как раз очень хорошо. А где тут у них ванная комната…

— Я не верю вам, — сказал он Саврасову, — с чего вы это взяли?

— Тут уж ничего не поделаешь… чистая аналитика и знание проживающего контингента. Работа такая. Ментовская.

И тут зазвонил мобильник. Номер определился незнакомый.

— Да, — сказал Сергей Константинович, — Слушаю.

— Сергей, ты где? — Услышал он голос супруги.

— А ты где?

— Не имеет значения.

— Я на кухне. Пиво пью с участковым. Он мне интересные вещи рассказывает.

— Сергей! — Голос жены стал напряжённым. — Ничего никому сам не рассказывай. Это же милиция. С этими разговор только в присутствии адвоката. Только. И никак иначе.

— Я сам бы хотел поговорить с тобой.

— Не сейчас.

— Тебя с работы ищут.

— Догадываюсь.

— Дать им номер телефона, которого ты звонишь?

— Ни в коем случае. Это телефон абсолютно случайного человека, я просто попросила позвонить.

— А твой почему молчит?

— Разрядился. А зарядник дома оставила.

— Где ты всё-таки?

Но жена уже отключилась. Он попытался набрать номер, сохранившийся в памяти, но автоответчик выдал информацию, что номер не может быть подсоединён. Во время разговора Саврасов не без сочувствия наблюдал за Сергеем Константиновичем.

Остаток дня Сергей Константинович провёл у телевизора, перещёлкивая каналы. Более глупое занятие трудно себе представить. Он не любил телевидение за его истошность в новостных программах. Ещё более не жаловал так называемые ток-шоу. Одни и те же лица таинственным образом перемещались с канала на канал, иногда возникая на двух-трёх каналах одновременно. Чаще всего говорили при этом плоско и улыбались, улыбались, улыбались, старательно демонстрируя зубы, словно попали на съемки рекламного ролика о преимущества зубной пасты, рекомендуемой всеми дантистами мира. А были такие, что всегда, по поводу и вовсе без него, насуплено сдвигали брови. От насупленности этой над переносицей возникала вертикальная, немыслимой глубины, складка. Так они и несли эту складку по жизни, перебираясь с канала на канал. А эти протуберанцы восторга, извергаемые из самых глубин сердца присутствующих в студии, безликих и безгласных участников массовки! Такое впечатление, что их истеричная восторженность была записана раз и навсегда, и передавалась из передачи в передачу, как некий непременный элемент любого зрелища: а-а—уа—ха-ха-ха!!! И аплодисменты! Аплодисменты по поводу любой, даже самой пустейшей реплики. При этом самих восхищающихся и одобряющих можно было и не показывать вовсе. Людей вполне заменял шумовой эквивалент восторга. Изредка Сергей Константинович смотрел передачи про животный мир… Но,

и в них он узнавал могучую руку мастеров создания иллюзий. Очень часто животные были все лишь фоном, на котором бесстрашный весельчак демонстрировал пренебрежение к правилам безопасности: лез в пасть крокодилу, щекотал брюхо тигровой акуле, норовил подружиться с коброй, а заодно впрыскивал адреналин в кровь зрителей и особенно зрительниц. Нажимая кнопки пульта, он убеждался, что время идёт, мир меняется. А телевидение, воссоздавая раз за разом им же придуманную реальность, и не думает меняться.

Впрочем, не это занимало его сейчас. Не это. В конце концов, телевизор можно просто не включать. Забыть о нём. Выдернуть вилку из розетки. Подарить телевизор филармонической соседке — то-то будет рада и старая женщина, и её собаченции большому плазменному экрану. Можно выкинуть его к чёртовой матери, в мусорный контейнер. Но куда выкинуть размышления о том, что рассказал участковый Саврасов? Он-то сейчас, наверное, сидит дома, похрустывает сушечками и попивает густой чаёк со сливками перед телевизором. Его-то рассказ из розетки не выдернешь! Подобно многим, Сергей Константинович давно притерпелся к тому, что с ними происходило в обычной жизни. Пылкие желания ушли, причём сделали это по-английски, не попрощавшись. Была жизнь, складывающаяся из повседневных потребностей. Была привычная и потому удобная, до автоматизма, система удовлетворения этих потребностей. В конце концов, они научились не доставлять друг другу излишних поводов для переживаний. Жизнь складывалась, как езда по ухоженной дороге, где есть полосы движения, отделённые одна от другой специальными отбойниками. На такой дороге надо сильно постараться, чтобы столкнуться лоб в лоб. Но вот, кажется, столкнулись. Сергей Константинович ещё и ещё прокручивал в голове информацию от Саврасова. Кажется, милиционер имел основания для своих умозаключений. Ведь их с Ксюшей, по сути, ничего не связывало. Разве только общая постель. Близость? Она случалась. Но оба на ней специально не настаивали; Хочешь? Нет? Ну, спокойной ночи! Мало ли какие причины отказываться есть у каждого из супругов! Ещё была у них на двоих одна тайная тайна, сугубая тайна, о которой думать не хотелось. А сейчас и подавно не хотелось…

Так значит, он теперь рогат? Как кто? Как олень? Как бык? Как баран с витыми рогами? Как муфлон! Он вспоминал Лаперуза в тот, давний вечер в казино. У него было самодовольное лицо человека, который знает о жизни нечто такое, что другим вовсе знать не следует. А может, он и знал некие тайности, которые можно углядеть только в тот момент, когда шарик ещё безумствует и скачет, а рулетка неумолимо завершает своё вращение? Что-то в этом во всём было, не случайно великие умы: и Пушкин, и Достоевский подчинялись магии азарта. И чем Лаперуз взял? Что в нём такого? Ничего примечательно во внешности, если не считать ямочки на подбородке. Впрочем, кто их, женщин разберёт, что им нравится в мужчинах! А она — стерва, потаскуха, дрянь. Выходит, как он в командировку, Лаперуз тут как тут? Мафуша не случайно говорил, что джип кастрюльного цвета частенько гостил на платной стоянке. Дрянь, потаскуха, сволочь! Все они, бабы… Работает у него в Лаборатории, вернее, работала Тамара Закурдаева, средних лет, МНС. Он и внимания на неё не обращал, как на женщину, ни в Лаборатории, ни во время полевых выездов. Да и некогда было. Работа здесь, работа там. Вокруг люди. Однажды они поехали на Лосиное озеро за двести пятьдесят километров. Он за рулем «Нивы», она сзади, возле сумок и ящичков с экспедиционным имуществом. Лосиное было лакомым местом. Вокруг на десятки километров нетронутый лес со статусом заповедного. Озеро практически не посещалось людьми и вполне подходило в качестве эталонного водоёма. Приехали, расположились. Поставили две палатки. Работали. Готовили на походной газовой конфорке. Спали в мешках. На третий день Тамара Васильевна, когда пришло время укладываться на ночь, как бы невзначай, спросила, не собирается ли Сергей Константинович завтра возвращаться домой? Вопрос прозвучал странно, ведь знала, что предполагалось пробыть на озере до конца недели. Когда он недоумённо вскинул брови, сказала:

Конец ознакомительного фрагмента.