Сборник рассказов «Фотокарточки»

Павел Никоненко, 2023

О чём можно мечтать живя в деревне на острове. Может о спокойной жизни, о любви или например о деньгах. Как там? Красиво? Спокойно? Посмотрим. Но что могу сказать точно, чай там вкусный и почтальон людей убивает.Этот сборник для меня очень важен. Я долго писал в стол, ничего не выпускал, несколько раз бросал и наконец смог окончить.Это первый из трёх сборников перед выходом книги. Герои будут переплетаться, истории продолжаться, а мир меняться. И совсем скоро, вот уже в январе начнёт выходить второй сборник, там третий за ним и под конец года книга соединяющая и закрывающая все истории. Это будет нуар-детектив. Страх, убийства, сумасшедший злодей и главный герой, странный препарат вытаскивающий всё сокровенное из души, подземная секта и атмосфера девяностых россии с америкой сороковых.

Пик Бурь

Густые тучи сомкнулись дубовой крышкой над полями. Волны оливковых, коричневых и оранжевых трав плавно ныряли в тёмный горизонт. Вплоть до которого, были рассыпаны пучки серых от холода кустов. Выцветшие и изломленные погодой, они медленно лысели ягодами к концу сезона. А по одаль от них находились пышные, вечнозелёные ёжики. Ещё десяток лет назад разбудившие землю, сейчас кололи воздух ароматом хвои. Он сладко убаюкивал спящие валуны, что мерно дышали, засеянным сквозняком, мхом. Старые и изрытые холодными потоками, своими сухими трещинами подсвистывали ветру. Он гонял усталые травы, которые всё ещё бодро, но уже явно без рвения прыгали в сторону порыва. Ветер разъярённо играл свою партию, нажимая на клавиши трав. С азартом бил с высоты по камням, вдавливая в землю. С хрустом хлестал деревья и рвал мелкие их ветви, оставляя среди пальцев, рассыпающуюся по всюду труху. Создавая на ходу мелодию, яростно, но профессионально, в точности попадал в такт. Он был виртуозен, и мне не хотелось мешать ему. Ветер играл не ради зрителей, он творил для себя, и это чувствовалось в его увлечённости. Но он был не против слушателей, хоть и немного пытался растолкать нас со сцены. А может быть, хотел отвести нас к местам с лучшей акустикой.

— Красиво? — Спросил меня седовласый и бодрый духом компаньон.

— Да отец. Ветер будто… танцует. — Сказал, тринадцатилетний я, завороженно следя за пируэтами потоков.

— Похоже. Пойдём. Ещё далеко. — Ответил папа, приобняв за плечо и двинулся вперёд.

Высокий рюкзак, исполинской глыбой рос из-за спины отца. С самого верху обвешанный веревками, инструментом, и утварью, ширился к низу сумками и мешками. Мой был по меньше, но по содержимому всё ещё напоминал небольшой балконный беспорядок. Тот в котором аккуратно валялись спальники, веревки, запас консервов и ещё куча вещей. Обычно такую хранят на балконе, намереваясь пойти в горы. И мы пошли! Больше для себя, чтобы понять природу. Но всё же была конечная цель. Отец был любителем и собирал минералы разной редкости. Не для продажи, а в качестве коллекционирования даров природы. Он любил сидеть вечерами, в своём стареньком, скрипучем кабинете на втором этаже. Часами пить чай и рассматривать структуру камней, отражение и преломление света. Он всегда рассказывал о том сколько событий и времён видели эти камни, что пережили и как долго создавались из песчинок. Но мне казалось, это очень скучным.

Солнце приближалось к обеденной отметке, а тучи по-прежнему закрывали небо холодной свинцовой плитой. Они давно бы обрушились на землю, разбив её в грязь и расколов великанов на крошку. Но забрав собой горизонт, бесчисленное их множество сплелось между собой образовав неразрывное полотно. Волшебным ковром, оно двигалось по океану неба, как большой плот из муравьёв, сплотившихся в одну моно-тучу. Но где-то позади его ещё был свет, то что я видел через плечо всю дорогу. Серый и изредка громыхающие, двигались вместе с нами, подобно шарику на верёвочке.Толстые подошвы вдавливали в землю мягкий, желто-зеленый ягель, похрустывая сухими ветками. Волны травы, с брызгами пены, разбивались о крупные камни. Течение быстро менялось поломанным компасом, ведущим нас куда-то. Потоки ударяли по плечам, подталкивали в спину, немного тормозили в грудь. Шум носился за ветром, периодически юркая из одного уха в другое, а иногда ударяясь в макушку, разбивался, падая вниз, потом воспарял кружа рядом, выписывая бочки и петли. А вдали сияли поля, море трав и цветов, острова мха и камни выглядывающие из под волн зелени. Всё тёмное и простое.

Нашей целью в походе был фульгурит. Это оплавленная трубка из песка. Она появляется при ударе молнии. В основном, они совсем маленькие — с палец, а если повезёт можно найти и с большой корень дерева. И погода была за нас. Земля была готова расплавиться миллионом стеклянных трубочек. Но по словам отца, гроза будет завтра, ближе к вечеру. Станет совсем темно, пойдёт дождь и тучи, лопнув от напряжения, материализуют огромные электрические снаряды плавящие землю. И мне жутко хотелось это увидеть, но сейчас, нам нужно идти вперёд. В самый центр грозы, что высился там. За полями, плато и тучами. Где-то впереди, так что виднелось только подножье. Корни великого пика бурь.К вечеру, мы доберёмся до одинокого дома. Переночуем и утром в путь. У подножья, в безопасном месте, предстоит переждать катаклизм. Главное не опоздать, иначе, в дороге нас застанет самая мощная гроза в году.

— Завтра великий праздник местных богов. Они собирают всю тьму человеческих душ и выплескивают её грозой невиданных сил. Миллионы молний обрушатся в этот день. Завтра ты это увидишь, сынок. — Улыбнувшись, отец потрепал меня за волосы. — Местные говорят что:"Земля начнёт плавиться от удара молний, воздух гореть от света их вспышек, а камни до бела раскаляться."

— А это плохой день или хороший?

— Хороший. Люди чувствуют себя очень легко и чисто после этого дня. Его ещё называют днём очищения.

Впереди были бескрайние просторы трав, камней и мха и в дали, на пригорке, чуть в лесу, тёмная виднелась точка. С дом формой и размером. И как раз к вечеру мы должны уже быть внутри, обустроенные и поетые. А сейчас просто идём вперёд. Ветер усилился и выбрал для себя приоритетное направление. Он дул нам в грудь. Не давал нормально идти. Сильный, тот что сдувал тучи за спину, пряча далекий свет в периферическом. Он дул с верху и умудрялся выгрызать маленькие лоскуты плотных облаков, донося в виде капель на лица. Мелкий дождь, но неприятный. Ветер сильным толчком разгонял крохотные капли до тонких пуль, что врезались в одежду, впиваясь остриём в кожу. Вскоре поток неплохо разошёлся и испещрив воздух множеством белых заноз, постепенно начал плотнеть, закрывая обзор. Мы будто плыли в белом месиве крохотных частиц дождя растянутых во времени до длинных прутов. Продирались и противостояли. Через колючий куст, перецарапанные и злые. Но ветер усилился.

Яростный и злой рёв. Тяжелые удары. В них ненависть ко всему. Трава. Комки земли. Ветки. Подножки и удары по ушам. Удары по телу. Не было больше тихо как секунду назад. Уши. Ужасно страшный рёв. Давление на всё.

Но в один миг почувствовав направляющую руку отца на плече, успокоился. Было легче, но погода всё так же бушевала. Капли стали бритвенными лезвиями рвущими одежду и счёсывающими кожу, где было достать. Больно и сложно устоять при таком продолжительном и сильном напоре. Так, что в один момент я начал орать, от злости, от боли и напряжения. Эмоции отравили всё тело тяжестью и ужасом. Я шёл вперёд. Мне было тяжело.

— Закрой рот… Камни… Зубы выбьет. — Через шум, я услышал кричащего, но спокойного отца. Мне стало легче. Слова разнеслись где-то рядом. Но я не видел его силуэт. И ничего вокруг. Ни земли, ни своих ног.

— Куда идти… Я не вижу… — Прокричал я отцу, как только смог громко.

— Вспоминай… Или… голову включи… — С достаточно большими паузами прокричал отец. Быстрые всплески в сознании выдали картинку дом. Он был впереди. Но сколько раз я повернул за это время и куда. Ориентироваться можно было только на голос. Он был справа. Повернувшись левой стороной к течению игл, можно было чуть шире приоткрыть глаза.

— Отец. — Кинул я клич.

— Тут — Ответил он впереди.

К этому моменту я уже успокоился и медленно шёл вперёд смотря под ноги. Впереди показался большой камень и тёмное пятно рядом. Это была расщелина не известной глубины.

— Прыгай. — Раздался голос отца. Я замешкался, подготавливаясь и отгоняя страх.

— Быстро… — Рявкнул отец и я тут же прыгнул в темноту. Там было не глубоко.

— Как ты это место заметил в такой буре?

— До начала дождя. Будь внимательнее сын.

В ответ я кивнул но промолчал. Мы сидели в небольшой яме. Вода ручейками затекала на дно, ветер пытался стрелять сюда каплями. У него получалось, но долетало их в разы меньше, нежели наверху. Звуки ревущего бурана ощущались тише, но ещё мешали думать. На корточках, мы ждали успокоения бури, или хотя бы ослабления ветра. По ощущениям, от того что мы прошли, дом был совсем рядом. И идти оставалось, децл, как бы сказал папа.

Вода в яме дошла до колен. Отец выпрыгнул наружу и жестом позвал меня. Ветер успокоился или ушёл, и дождь теперь не стрелял, а просто бил по одежде. Шли по мокрым камням, мху и лишайнику, что вновь появились под ногами. Из тумана так же вылезли деревья, камни, кусты и дом впереди. Он был уже совсем близко. Дом назывался общим, ведь строили его для всех кто мог пройти мимо. Каждый спящий в нём обязан был следить за домом во время пребывания. Этих правил никто не писал, но все их понимали. Наверное тут бывает не больше десятка людей за весь год. И каждый оставляет что-то своё следующему. Еду, спички или нож, не суть важно. Отец рассказывал что в таких местах люди крайне уважают друг друга. Мусор забирают, а поломки чинят. За домом следят, убирают и поддерживают жизнь. Насколько возможно.

Небольшой дом, частично укутанный землей от холода. Дверь чуть покосилась вниз и с трудом открылась. Внутри было чисто и сухо, стены из грубых досок. По центру стояла толстая, хорошая буржуйка, рядом дрова на растопку. По левую сторону кровать сколоченная из таких же грубых, как и на стенах, досок. Справа от печи было маленькое окошко, рядом стол и за ним раскладушка. Под столом виднелась веревочная ручка люка.

— Открой люк и положи туда еду. Если там уже что-то есть, достань на стол. После, за дровами. Натопим!!!

В люке был топор, огниво, банка консервов без этикетки и старые листья.

— Листья оставь, это от крыс. Топор возьми.

Топор выглядел хорошим. Длинное топорище, узкое лезвие с опущенным вниз носом и красивая гравировка на металлической части. Прочный, сбалансированный и очень удобный в руке. Его наверное делал хороший мастер. Крепко сжав находку, и не отрывая взгляд с надписи, я пошёл на улицу. Дождь немного покрапывал и было сыро. Земля мокрая и весьма измотанная ветром. Перебитая трава лежала на боку, кучки мха кое-где порвало. Рядом была небольшая поленница с крышей. Дров было достаточно для обогрева.

— Ты вот дров взял. Сухие, хорошие. А новых почему не наколол?

— Ну… Я…

— А люди завтра прейдут, как будут печь топить?

— А кто придёт?

— Никто! Быстро иди коли. Уселся.

Полный непонимания и стыда, я пошёл колоть дрова. Как раз к началу нового дождь, я восстановил прежнюю кучу и увеличил её в двое. Сложил аккуратно оставшиеся чурки, отправился обратно, в дом. Внутри уже было тепло. Отец сидел напротив печки-буржуйки и смотрел на огонь через узкую щель. Уго куртка весела рядом, на натянутой верёвке. Я тоже снял свою и повесил рядом. Только после этого, я почувствовал приятный запах смол, дрова уютно трескались в топке. Я сел рядом и задев взглядом огонь, больше не отрывал. Так мы сидели какое-то время без движений. Просто отдыхали и думали о своём. О той злой буре, о пути позади и дороге впереди. Как встретит нас пик. Подарит ли желанный фульгурит.

Через время мы набросали ужин, согрелись хорошо, вкусно поели и сели пить горячий чай на травах с прошлого привала. Я узнал только мяту. Остальные хоть и были не ведомы, но выглядели ароматно. Сам напиток получился очень насыщенным и вкусным. После второй, терпкой и душистой кружки, отец нарушил тишину. Он протянул руку в угол комнаты. Достал из темноты гитару, которую я раньше не видел в полумраке и начал крутить колки. Нежно обняв деревянную, опустил пальцы на струны и заиграв знакомую мелодию, запел:

"В плавнях шорох — и легавая застыла чутко…"

После окончания песни, он опустил гитару обратно во мрак. Дальше, молча показав мне на раскладушку, начал вытаскивать одеяла и спальники. Я достал, разложил недалеко от печи и пошёл за дровами.

Утром было хмуро и холодно. Подмерзло только лицо, ибо в спальнике сохранилось тепло. Поёжившись внутри гнезда, я увидел у печки отца. С кочергой в руках, он уже елозил ей внутри разожжённого костра.

— Едим и выходим. Времени мало осталось.

— Фульгуниты сами себя не соберут. — Спросони, ответил я.

— Фульгуриты. Эр. Не эн, а эр, картавый мой. — Немного смеясь, протянул отец

Не двигаясь с места, он полез в одну из сумок, достал завёрнутые в газетку яйца и начал разворачивать каждое, кладя на сумку. По три штуки. Все отправились в кастрюльку, неведомо откуда-то взятую. Скорее всего лежала тут, оставленная в дар дому. Ещё в спальнике, я смотрел на холодные капли дождя на стекле. Они плавно стекали вниз, а яйца в кастрюльке мерно подскакивали от температуры. Соседями были спокойные картофелины в мундире. Две достаточно больших, чтобы заесть яйца. Но этого всё же не хватало. Отец доставал из очередной сумки небольшие свёртки. Там была соль, зеленый лук, сало и серый хлеб. А я, глядя на это, вспомнил о кофе, который мы ни разу не пили. Эта мысль вытащила меня из кокона. Быстро обувшись, я начал шарить по своему рюкзаку и через время нашёл. Медную, с складной ручкой, турку. Внутри неё, прочный пакет с кофе. Может глупо брать громоздкую турку, но отец разрешил положить себе в рюкзак. Мне просто очень хотелось выпить кофе с отцом, в горах. Хотя, если честно, я не понимал вкуса кофе, но отец любил его.

Через несколько минут трапезы, мы сидели на лавочке из двух пней и пары досок, около входа. Отец пил кофе. Судя по лицу, он был явно доволен: растягивал глотки, разминал губами напиток и тихо вдыхал аромат свежесваренного. Я тоже пил чёрную жидкость, но пока не понимал как можно испытывать столько от кофе. Мы пили вместе, и так же вместе смотрели на поле впереди. Усыпанное росой, мусором бури, редкими камнями и на удивление поднявшимися к небу синими, высокими цветами.

— Спасибо, Сынок. — Счастливым голосом сказал отец.

Дальше мы просто собрали вещи, ополоснули посуду чем смогли, затушили печь и вышли. Дверь закрылась легко и уже не провисала. А вот рюкзак казался в разы тяжелее, чем вечером. Видимо из-за бури я устал. Отцу тоже было потяжелее идти, это замечалось в мелких деталях. Подметить их я не мог, но ощущение тяжести в его походке было очень явным. Впереди последний рывок! К вечеру мы сможем узреть пик. Он высился за деревьями, что мешали обзору. Отец сказал что лучше попасть туда по раньше. И через лес будет быстрее. Мы свернули с полей где играл ветер, в тихие земли леса. Мокрые и темные. Тот мелкий дождь остался в полях вместе с ветром. Серое покрывало туч, сменилось на фрактальную мозаику тёмно-зелёных ветвей великанов, что периодически сбрасывали иголки, как перья, что лежали вокруг одной из полян.

— Что тут было?

— Птица дралась. Но нам нечего беспокоится. Мы больше неё. Не нападёт!

— А это у всех птиц так устроено?

— У здоровых, да. — Ответил отец и оглянулся.

Дальше мы шли по настилу из еловых иголок. Изредка попадались островки мха, небольшие камни и поваленные деревья. В начале их почти не было. Но дальше зайдя в лес, бурелома становилось всё больше. И вскоре, иголок на земле уже не было видно. Они скрывались внизу, за поваленными деревьями и обломанными ветвями. Весь горизонт был усыпан большим количеством поваленных елей. Живых же, растущих деревьев, со временем становилось всё меньше. Так что вскоре, они едва закрывали кронами тяжёлые тучи. Но за время в лесу, стало лишь темнее. Время должно быть близко к полудню, а на улице был вечер. Хоть и не поздний, но пришлось достать фонари. Лезть через эту реку бурелома, в эту темень. Было глупо.

Свет здорово помогал. Идти было в разы удобнее. Но яркий и белесый, он так же служил отличным маяком для мошек. Они слетались на яркое, обнимали его и с удовольствием прижимались. Потом вновь вспархивали ввысь, кружили вокруг светоносного лакомства и вновь с силой врезались в стекло фонаря. Уставшие биться в стекло мошки, находили новую цель. Свет попадал на одежду и лицо. Одна влетев в глаз оказалась тёмным пятном, создав жуткую боль, отчего соскочив с бревна, я соскользнул вниз. Удар, рука, содрал кожу, острое в боку, ещё один удар головой, рука неожиданно останавливается между чем-то твердым, а тело летит дальше. Хруст.

— Ты живой? Ответь. Сын. Ответь, блять.

Отец кричал сверху. А мы оказывается были высоко. Не заметили как завалы бурелома начали расти. А может это только я не заметил. Отец то явно понял. Сейчас спуститься, и наругает за невнимательность. Опять. А тут темно. Совсем ночь. Интересно, а я упал, или ещё есть куда лететь?

— Ты как так умудрился? Слава богу живой! Глаза в кучу. Сейчас сниму тебя и шину наложим. Хорошо что закрытый, не нужно кровь останавливать. А внизу то, ёб…

Отец мерещился где-то рядом. Голова его опущена, а взгляд падал на толстую, вздыбленную вверх ветвь, заточенную ударами и сколами. Она была прям под мной. Отец обвязал меня веревкой, поднялся и закрепил за верхнее дерево. Дальше, его нечеткий силуэт спустился, осмотрел что-то у руки и медленно начал вытаскивать меня. Тиски из толстых веток, немного ослабли под напором отца. Но вытаскивать было всё равно очень больно и мне пришлось терпеть. Шок, к этому моменту ещё не прошёл, но рука уже начала ныть. Каждая секунда рождала волны боли, доходящие вплоть до предплечья. Вытащив руку, я ещё некоторое время ощущал фантомное сжатие. А может оно длилось меньше, я не помню, сколько времени, и как, папа поднимал меня на верх. Поднявшись, отец усадил меня на толстое бревно и оглядел перелом. В нижней части предплечья, у кисти, болталась безжизненная часть меня. Я не мог двигать, и не понимал, смогу ли вообще. Казалось будто её никогда и не было, и к моей конечности прилипло что-то тяжёлое и нелепое.

— Я вызвал МЧС. Потерпи сынок. Они скоро заберут нас.

— Что? Кого? Мы же… мы же шли за фульгуритом, мы же шли на пик бурь. Мы же так долго ждали, так долго готовились, столько сил потратили. И сейчас мы, в часе от пика, уходим. И это всё из-за меня. Слабого и глупого, невнимательного идиота. Почему я не смотрел под ноги, не попытался даже ухватиться за что-то. Почему я…

— ЗАТКНИСЬ. — Рявкнул отец и я тут же замолк. Он сделал несколько острожных шагов, через пропасти в стволах, сел рядом и обнял меня. Сложно было вытереть слёзы, что градом валили из глаз, но только на средине я осознал что делаю это поломанной рукой и от боли простонал.

— Мы не за камнем шли. Мы шли вместе с тобой.

— Спасибо, пап. — Сказал я, вытирая слёзы, мотая головой о плечо. Дальше отец отпустил меня и протянул указательный на тот самый пик бурь к которому мы шли. Он начал делать мне шину, чтобы закрепить руку, а я упёрся в это.

Бесчисленное множество молний разбивало гору впереди, совсем не высокую, какие я видел на Кавказе. Плоскую, почти квадратную, состоящую из голого камня серого цвета. Над ней повисли золотого цвета облака, Их окрасило огромное количество вспышек. Только сейчас я начал слышать гром. Бесконечный поток перебивающих друг друга взрывов звуковых бомб. Они разлетались, наверное, на сотни километров в округе. Через секунду, звук и вовсе, слился в одну, плотную реактивную струю. Она будто отталкивала меня назад, и хотела свалить с бревна. Обратно вниз, куда я посмотрел. Там было светло, а мы были очень высоко над ковром иголок. И вокруг тоже, было светло. Не вспышки, как при обычной грозе, а свет, будто от солнца. Ничего не мерцало. Просто небо стало вдруг золотым. Земля осветилась. Наступил пик бурь. Пик этого года, этого дня, этой земли.