Конспираторы

Павел Кузнецов (2024)

Жанр нового романа Павла Кузнецова — захватывающий триллер с философским подтекстом. Действие разворачивается в 1983-1993 гг. в эпоху крушения социализма в России и Восточной Европе. Интрига ведет главного героя из СССР на Запад, из скромного гида-переводчика он превращается в агента русской эмигрантской организации, засылающей запрещенные книги через «железный занавес». Действие перемещается из Ленинграда в Париж, Лондон, Франкфурт и вновь уже в Санкт-Петербург. Важнейшая тема романа, по преимуществу основанного на реальных событиях, — русская эмиграция в Европе и ее судьба. Здесь, кроме вымышленных персонажей, показана панорама русской эмигрантской жизни конца 1980-х гг. и портреты ее основных представителей — от Владимира Максимова до Александра Пятигорского.

«Память»

Чуть позднее — сначала в Румянцевском саду на Неве, потом в сквере за Академией художеств — устраивало митинги невиданное доселе национал-патриотическое общество «Память». У них была даже специальная форма — черные рубашки и черные сапоги, большинство персонажей — с окладистыми бородами: это производило впечатление новый театр: народ собирался сотнями.

В этом была своя эстетика.

Они вещали об утраченных традициях, о разрушении Святой Руси, исконно русского духа, о порушенных храмах, великих соборах и церквях, разгромленных коммуно-жидовской властью. Народ безмолвствовал — изредка раздавались выкрики из толпы, но они тонули в общей атмосфере то ли недоумения, то ли одобрения.

Худой усатый человек в черной форме витийствовал:

— Соотечественники! Мы все собрались здесь, чтобы выразить свое отвращение к идеологии сионизма, осужденной в 1976 году ООН и ее председателем Куртом Вальдхаймом… Мы ничего не имеем против евреев, они даже есть в нашем обществе, они тоже выступают за воскрешение Святой Руси! Сегодня у нас важный день — мы должны утвердить эмблему нашего общества… Вот, посмотрите, — он хотел было развернуть плакат… Но тут из толпы, из первого ряда невзрачный мужичонка с бородкой, лет шестидесяти, словно только что вылезший из леса, поднял руку и произнес:

— А я в качестве эмблемы предлагаю Ленина! Лучше русского имени не найдешь!

Гоголевская немая сцена. Усатый оратор в шоке замер с полуразвернутым плакатом — казалось, сейчас его хватит «кондрашка», но через мгновение опомнился:

— Ты со своим Лениным иди в райком! Там тебя поймут, а нам хватит — просидели под ним 70 лет, достаточно! Хуже русофоба не было… Так вот, соотечественники, пока мы с вами тут лясы точим, наши друзья из Омска прислали эмблему нашего общества… Посмотрите, — он развернул плакат, — как славянский меч изнутри разрубает шестиконечную сионистскую гидру… Каково, а?

Тут усатый оратор начинает заводится, доходит до кипения:

— Соотечественники! Ответьте мне на вопрос, почему же мы, русское большинство, всегда внизу, а евре..

Сзади слегка по плечу — режиссер по кличке Револьверов: «Сионистское»!

— Да, — опомнился оратор — а сионистское меньшинство всегда наверху?! Почему, ответьте мне, соотечественники!..

После всех торжественных речей народ разбивался на группы, начиналось вавилонское столпотворение, демократы против патриотов, «монархисты» против «сионистов» все орали так, что перекричать друг друга было невозможно.

Молодой человек демократического вида кричал — что вы все инородцы, да инородцы! Кто строил Петербург, кто строил дворцы?! Кто построил Академию Художеств? Он кто, русский? Вален де ла Мотт?!

Стоявший рядом мужичок, в легком подпитии садивший «Беломор», внес коррективу:

— Но-о не ев-врей!

Иногда случались легкие потасовки. Затем питерское общество откололось от московского. В первопрестольной неделимая и соборная «Память» раскололась на несколько самостоятельных сообществ, причем некоторым расколам сопутствовали серьезные мордобои. Соборность приказала долго жить. Позднее один из важных людей с Лубянки приписывал заслуги в разрушении «Памяти» исключительно своей команде.

Но вначале, в Питере, два десятка людей в черных сапогах и рубашках вызывали искренний страх.