Аркус. Маг из низшей касты

Павел Данилов, 2021

Марк из низшей магической касты с детства хотел большего. Едва не погибнув, выполняя приказ элиты, он смиряется со своей беспросветной участью. Но, чтобы спасти похищенную сестру, он вынужден бросить родителей, любимую и нарушить главный закон отцов и хранителей, белых жрецов. Марк пытается совершить невозможное – поменять касту. Начав действовать, он не предполагал, что судьба, то одаривая, то унижая, забросит его на рубеж мира, где идёт тысячелетняя война.

© Павел Данилов, 2021

© Издательство «Перископ-Волга», 2021

Часть I

Фиолетовая бездна

Глава первая

Ежовые ягоды

Я замер от ужаса. До слуха донёсся треск веток и злобный вой. Волки?! На уроках учили отпугивать заклинанием злую собаку или, мы смеялись, не очень голодного медведя, но ничего не говорилось о том, как противостоять стае волков! Я судорожно огляделся, хотя знал: вокруг только ежовые деревья, каждая ветвь которых увешана ягодами и покрыта острыми шипами.

Я начал карабкаться. Иглы длиною в локоть торчали под всеми мыслимыми и немыслимыми углами даже из ствола. Одно неловкое движение — и будешь выглядеть так, словно тебя положили между двух дикобразов. Приходилось держаться за ветви, еле втискивая пальцы между шипов, и срубать ножом острые колючки на стволе. Отсечённые иглы летели в разные стороны, царапая руки и лицо. Ладони стали красными и липкими — ягодный сок смешался с кровью.

Сердце забилось чаще и громче, вторя глухому топоту мускулистых лап. Я боялся почувствовать, как волки вгрызаются мне в лодыжки и стаскивают на землю. Страх перед хищниками затмил страх высоты, но всё же я не смотрел вниз и взбирался выше и выше. Под ногой обломилась ветка, и я едва не сорвался. Испуганно вскрикнув, я в оцепенении застыл. Затем медленно опустил взгляд. На меня глядели десять пар жёлтых глаз, чёрные носы с жадностью втягивали воздух, из приоткрытых пастей капала слюна.

Я очистил толстую ветку от шипов и уселся верхом — волкам было меня не достать. С трудом переводя дыхание, я попытался успокоиться, но вместо этого в отчаянии заругался:

— Твари бесцветные! Идите оленей ловите! — я швырнул в них горсть ягод из лукошка, болтающегося на шее. Жаль, что не булыжники. — А ещё лучше сожрите Синего господина, который послал меня в этот проклятый лес!

Я сказал это вслух? Я испуганно посмотрел на фиолетовый браслет на левой руке, ожидая, что он безжалостно обожжёт мне руку, но ничего не произошло. Может, потому что рядом нет Ярких? И Белые жрецы, наши отцы и хранители, простили меня?

Волк, в которого попала моя растительная картечь, встрепенулся и рыкнул. Что же делать? Я несколько раз глубоко вдохнул, чтобы прояснить ум. Вместо этого закружилась голова — вернулся страх высоты. Чтобы унять тошноту, я уставился на ветки перед собой.

В школе мы почти не колдовали, но я всё-таки вспомнил мыслеобраз подходящего заклятия. Я сосредоточился на своём страхе и представил, как собираю его в комок, словно раскатанное тесто, которое нужно превратить в булку. Я выбрал самого неприглядного волка, поднял руку с браслетом, чтобы он и хищник были на одной линии, и произнёс:

— Сагитта тимор!

Светло-фиолетовый сгусток страха ударил в хищника. Волк испуганно заскулил и побежал прочь с поляны. Только хвост и мелькнул. Да и мне как будто стало легче. Прошло пять минут, и его морда показалась из-за деревьев. Осмотрев сородичей, которые по-прежнему никуда не собирались и никого не боялись, напуганный мною волк вернулся на пост. И встал в очередь за ужином из самого худого парня на свете.

Меня послал в лес за ежовыми ягодами Синий господин, зная, что мне придётся идти далеко вглубь леса и искать нетронутое дерево. Иглы отрастали за пару дней, а вот ягоды появлялись лишь раз в год. Дыхание снова участилось, теперь от злости. С нами, Фиолетовыми, обращаются хуже, чем со старыми вещами!

«С какой стати я должен делать то, что сказал чужой человек? Чем он отличается от меня, кроме цвета браслета?» — возмущался я после каждого тяжёлого задания. Мама шикала на меня, папа говорил, что у меня это подростковое и я образумлюсь. Только дед, которого ещё называли Фостером-древним, довольно улыбался щербатым ртом. Старшая сестра, словно музыкальная шкатулка, заучено повторяла слова школьных учителей: «Кастовая система вывела мир из Хаоса. Радужная сфера, главный артефакт Аркуса, даёт каждому человеку столько магических сил, сколько он заслужил по праву рождения».

— Дала бы поровну, — неизменно возражал я.

— Марк! — восклицала Анна. — Надеюсь, этого никогда не услышат Яркие.

Яркими называли всех, чей цвет располагался в радуге выше твоего. Для нас Яркими были все.

Поморосил и закончился противный ледяной дождь. Небольшая тучка словно специально прилетала, чтобы вымочить меня до нитки и быстро убраться восвояси. Я поднял голову и увидел, как небосвод расчертила широкая яркая радуга, напоминая всем людям, где их место. Фиолетовая полоса была самой нижней, ближе всех к земле. И именно широкий фиолетовый браслет, браслет самой низшей касты, уродовал моё левое запястье. Синяя полоса радуги вольготно лежала на фиолетовой, как на мягкой подстилке. И только нам, Фиолетовым, не на кого было опереться и некому было приказывать.

— Помогите! — крикнул я без особой надежды.

Час шёл за часом, ноги и спина затекли. Я торчал на ежовом дереве, как особо крупная «ягода», а внизу, словно это было их единственным делом, ждали «урожай» волки. Радуга и солнце пропали с неба, уступив место сумеркам. Весь мир погрузился в мрачную бесцветность. Мокрая одежда для холода — открытая дверь. Я начал стучать зубами. «Раз я не могу согреться сам, согрею волка», — мстительно подумал я и представил копьё, наконечник которого искрится от огня. Подняв руку с браслетом, я выкрикнул:

— Сцинтилла миссиле!

Завоняло палёной шерстью, загривок крупного волка задымился. Хищник с рычанием вскочил, напугав собратьев. Видимо, я выбрал самого умного волка. Вместо того чтобы выть и бестолково бегать по поляне, раздувая пламя, он начал кататься по земле, словно его одолела чесотка. Мокрая трава быстро сбила хилое пламя.

Браслет, или, как его ещё называли, обручье, сильно нагрелся, предупреждая, что я потратил слишком много сил из фиолетовой полосы Радужной сферы. Довольно-таки жадный артефакт, на мой взгляд. Бесцветные!.. Как же мало я мог сделать с помощью магии!

Почему волки выбрали меня? Не нашлось добычи полегче, или я выгляжу как хромой лось?

— Бесцветные вас забери! — снова заругался.

Я знал, что дома распереживалась мама, Анна пытается её успокоить, а папа стал молчаливее обычного. Я отогнал неприятные мысли. Меня никто, слава жрецам, ещё не съел. Даже в ночном лесу рядом со стаей волков мысль о собственной смерти казалась невероятной. Ведь мне только пятнадцать! Хотя смерть нередко забирала детей из низшей касты, и мне уже трижды приходилось бывать на похоронах. Совсем недавно Эд, парень с центральной улицы, упал с ежового дерева. Распорол всё тело и выколол глаз. Жестокая судьба даже для Фиолетового. После этого случая управляющий Рэй должен был запретить Синим давать нам такие задания! Но нет, я посреди леса сижу на ежовом дереве, а на соседней ветке висит наполовину набранное лукошко.

Я представил, как волки жадно рвут меня на куски, обгладывают и разгрызают кости. Так и хоронить нечего будет! Чтобы немного отвлечься, я крепче сжал верный нож — Цертус, подаренный дедом на день рождения. Тёплая белая рукоять, выточенная из грудной кости древнего зверя, придавала уверенности. На ней окружённый замысловатыми рунами сиял крошечный изумруд. Дед заговорщицки прошептал, что душа зверя по-прежнему живёт в артефакте, и мы подружимся с Цертусом, раз у нас глаза одного цвета.

Нож был волшебным, и я им гордился. Он не тупился и не ранил хозяина, его нельзя было потерять. Если ты его обронил, то обязательно потом натыкался на него в самых неожиданных местах. Правда, нож такого отношения не любил. И чем чаще ты его будешь терять, тем дольше потом не сможешь найти. Но самым главным волшебным свойством ножа было то, что его никто не мог забрать. Цертус можно подарить лишь добровольно. Даже если Синий прикажет отдать артефакт, то через какое-то время нож у него потеряется, а я его найду.

Серый кисель сумерек с каждой минутой становился гуще. От холода и напряжения клонило в сон, но спать было нельзя. Я дома-то иногда с кровати падал, а здесь и вовсе как корова на жёрдочке. Я вытащил из штанов узкий ремешок и привязал ноги выше колен к ветке, на которой сидел. Вряд ли ремень меня выдержит, но, по крайней мере, даст мне несколько секунд, чтобы очнуться, если я всё-таки усну. Я представил, что мой браслет светится светло-фиолетовым светом, и произнес простое заклинание:

— Луцет.

Браслет мигнул и погас, не дав света даже на пару минут. Эта нехитрая магия выпила последние силы. Я начал клевать носом. Когда кругом шипы, а внизу волки, сон — не лучшее занятие. Чтобы не умереть от безделья, я кидал в рот по ягодке и долго рассасывал. Кисловатый привкус притупил жажду. Но через полчаса с непривычки и от голода желудок начал сжиматься в болезненных спазмах.

— Давай, Марк, не спи, — произнёс я и неуверенно дал себе пощёчину. Затем зарядил оплеуху посильнее — больно, но вроде помогло.

Не знаю, сколько прошло времени: минута, час или ночь, но я всё-таки уснул. Я дёрнулся, спросонья думая, что в меня вонзаются жёлтые клыки. Нет, всего лишь оцарапал руку об начавшие отрастать шипы. Сон улетучился — я сидел на дереве. Жалкие капли крови всполошили двух волков, они с жадностью принялись нюхать воздух, словно были вампирами, а не лесными хищниками.

Рассветало. Поднялся ветер, стало ещё холоднее. Нос почти не дышал, ноги и руки затекли и окоченели, зубы начали отбивать предательскую дробь. Сейчас я жалел, что не пухлый, как мой лучший друг Гай. Тот, казалось, никогда не мёрз. Из-за худобы я даже купался с трудом — губы тут же синели, а кожа покрывалась мурашками. Я невесело хмыкнул: под Гаем ветка наверняка бы обломилась.

Я с ностальгией вспомнил последний обед, который был… Вчера? Или вечность назад? Горячая куриная лапша с картошечкой — таким мы себя баловали от силы раз в неделю. Но я даже доесть не успел — пришёл Синий и отправил за ежовыми ягодами. Что за срочность? Или меня так наказывают?

Я постарался отвлечься. Через два дня в школу, и мы с Гаем договаривались встретиться пораньше, чтобы подольше погулять перед уроками. Учебный день у нас всего раз в неделю, и Фиолетовые ребята всегда его ждали. Говорили, что Зелёные и Жёлтые, которые бывали в школе по четыре-пять раз в неделю, умудрялись завидовать нам. Знали бы они, сколько у Фиолетовых другой работы. И почти никакой помощи от магии! Всё своими руками.

Эх, сколько мне тут ещё сидеть?! Точнее, сколько я выдержу?! Придёт ли помощь?

Отец, если его не заняли Синие, скоро начнёт меня искать. На стволах я ставил насечки, когда шёл вглубь леса, по ним он меня и найдёт. И что он будет делать с целой стаей? Оружия у нас отродясь не водилось, а с магией он управлялся ничем не лучше меня. Радужная сфера с одинаковой скупостью дарила магические силы как Фиолетовым детям, так и Фиолетовым взрослым.

«Сижу на этом дурацком дереве по милости Синего», — едва сдержавшись, чтобы не плюнуть в лукошко, со злостью подумал я, хоть мама и говорила, что к более Ярким даже в мыслях нельзя плохо относиться. Мол, жрецы всё ведают, а Радужная сфера всё чувствует. К бесцветным их всех, даже Белых! Что толку от «отцов и хранителей», если пятнадцатилетний парень почти сутки смотрит в глаза смерти?! Этого они не чувствуют?! Пускай придут и накажут меня за мои мысли! А заодно и спасут от хищников!

Внезапно все волки вскочили на лапы и прижали хвосты. Взгляды стали затравленными. Некоторые даже начали прядать ушами, словно отгоняли привязавшихся мух.

Я вздрогнул от испуга. Неужели я достучался гневными мыслями до жрецов? Я представил, как судят всю мою семью. Меня прилюдно вешают, родителей и сестру отправляют к Стене, а деревня попадает в немилость. Может, прыгнуть к волкам, пока ещё не поздно? Родился Фиолетовым — родился неудачником. В груди стало пусто, словно у меня вырвали сердце, пришла горькая мысль: «Будто меня и не было никогда».

И тут же решил: «Нет, буду бороться дальше. Хоть с волками, хоть со жрецами! Почему из-за глупого задания какого-то Синего я должен погибать?! Я учусь лучше всех в классе, у меня есть семья и друг, у меня — вся жизнь впереди. Буду жечь, пугать, кидаться иголками и звать на помощь, пока волкам не надоест. Ещё посмотрим, кто дольше сможет не есть и не пить!»

На поляне появилось невиданное существо. Я аж рот открыл. Оно напоминало одновременно крупного бобра и детёныша белого медведя и стояло на широких задних лапах. Из-под верхней губы выглядывали два длинных передних зуба.

— Пошли прочь, — махнул лапой лесной житель. Раздался звук, словно молния разрубила дерево. — А ты — слезай, — подняв заросшую белой шерстью голову, на вполне сносном человеческом языке прошепелявило существо.

Я никогда не слышал о таких созданиях. Я вообще не знал, что в мире бывает ещё кто-то, кто умеет говорить как люди! Существо было небольшим — мне по пояс. Но то, как от него унесли ноги матёрые волки, внушало уважение. Хотя браслет никак не отреагировал: не засветился и не обжёг.

Замёрзшие руки ещё как-то слушались, а ноги были как две бесчувственные деревянные колоды. Я кое-как перевернулся и улёгся животом на ветку. Ноги, как им и положено, наконец-то оказались внизу. Я висел между небом и землёй с закрытыми глазами, ощущая, как нарастает боль в оживающих ногах. Теперь голова кружилась не только от высоты, но и от голода. Мокрая одежда липла к телу, нос отказывался дышать. Я осторожно обхватил ногами ствол и, словно улитка, начал сползать к земле. Немного отросшие за ночь колючки рвали штаны и царапали ноги.

О том, что мой спаситель может оказаться для меня опаснее, чем все волки леса вместе взятые, я не подумал. Шок, казалось, отключил мозги и выпрямил извилины. Инстинктивно я крепко сжал костяную рукоять Цертуса.

— Кто вы? — спросил я. Голос звучал тихо и хрипло.

— На человеческом языке меня можно назвать медром, — ответил лесной житель.

— Медр, — просипел я. — Вы здесь живёте?

— Я жил здесь, когда твой дед бегал сюда мальчишкой. Я — хозяин и хранитель этого леса.

Говорить было тяжело, но, как всегда, любопытство во мне пересилило:

— Вы прогнали их магией?

— Всё вокруг магия, — уклончиво ответил медр. — И я умею ей пользоваться.

— Как? У вас нет браслета! — воскликнул я и закашлялся. А сам подумал: «Неужели я встретил одного из бесцветных, которых презирают даже Фиолетовые, хотя никогда не видели? Но тогда он должен быть очень слабым, а волки драпанули так…»

— Я беру силу из леса, — прервал мои размышления хозяин леса. — Из деревьев, из воды в ручье, из солнечного света, играющего на листве. Из корней и мха.

Разве это возможно? У меня захватило дух, словно я нёсся по льду с гигантской горы, а голова загудела так, словно меня огрели веслом. Сила, взятая не из Радужной сферы? Подобного бреда я ещё не слышал. Пока великим жрецам древности не удалось обуздать Хаос и заключить его силу в Радужную сферу, невозможно было и искры зажечь. Я не стал спорить с этим неизвестным существом, оно как-никак спасло мне жизнь.

— Спасибо, что прогнали волков! Могу я вас отблагодарить? — вырвалось у меня. Затем едва не пролепетал: «Чем я, Фиолетовый, могу отблагодарить хозяина леса?»

Медр оглядел меня, взгляд остановился на лукошке.

— Хочешь, поделись со мной ягодами.

— Конечно! Как скажете! — с готовностью ответил я.

— Ты слишком привык, что тебе приказывают, — покачал головой медр, — так не пойдёт. Я прошу тебя, а не приказываю. Ты можешь отказаться.

— И в чём же разница? Мне каждый что-то приказывает. Даже дома.

— Но ты всё равно свободен. Если мать сказала пойти за ягодами, ты можешь вернуться домой с пустыми руками. А если приказал Синий, то ему совершенно неважно, три медведя или стая волков сидит под ежовым деревом — ты обязан принести ему ягоды.

Я пожал плечами и поискал взглядом, куда можно насыпать ягод из лукошка. Медр словно угадал мои мысли, сорвал с дерева ворох листвы, что-то шепнул, и неопрятная куча превратилась в глубокую зелёную тарелку. Я наполнил её до краёв, и в ту же секунду медр растаял в воздухе, будто мираж, навстречу которому делаешь шаг.

«Слава жрецам, я выполнил приказ Синего», — подумал я и вспомнил, как перед самым появлением медра решил, что мои мысли услышали жрецы. Я сипло засмеялся. Меня не нашёл отец, меня никто не искал из Синих или Фиолетовых. Я готов был броситься в пасть волкам, чтобы из-за меня не наказали семью, но я — никому не нужен.

Смех сменился слезами. Хотелось уснуть и проспать неделю. Только кто мне позволит? Может, развернуться и самому найти волков? Но тогда зачем меня спас хозяин леса? Я зацепился за мысль о медре и удерживал её в голове, словно во рту — сладкий леденец.

Лёгкая надежда осушила слёзы, и я из последних сил зашагал прочь из леса.

Глава вторая

Мир Аркуса

Наш домик стоял на окраине деревни, но никто из Синих не ленился прийти в него, чтобы дать нам поручение. Вот и сейчас к нам пришёл шестидесятилетний Синий Артур. Браслеты у деда, папы, мамы, сестры и у меня сразу засветились фиолетовым светом, обручье Артура испускало яркий синий свет.

— Картошка подошла, — сказал Артур, — средний и младший Фостеры, идите копайте. Анна, сделаешь мне массаж. И аккуратно, я спину потянул.

Отец кивнул и молча вышел из дома. Я поспешил за ним. Не завидую сестре! Мять и гладить этого противного старика! Лучше уж картошку копать.

Я заметил, что многие Синие, увидев Фостера-древнего, почему-то отводят глаза. И никогда ему ничего не приказывают, хотя другие Фиолетовые старики пахали до самой смерти. Надо будет его спросить, чем он заслужил тихую старость. А Фиолетовые и вовсе с ним никогда не заговаривали, хотя относились с большим уважением.

Первым, чему учили детей, после того как они начинали говорить «мама» и «папа», был порядок цветов в радуге. Не то чтобы в Аркусе все были ценителями природных красот — нет. Каждый обязан знать, к какой касте он принадлежит, кем управлять и кому подчиняться.

Самым простым способом запомнить порядок цветов в радуге была присказка: «Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан». Первая буква в этих семи словах совпадала с первой буквой названия цвета. Каждый — красный, охотник — оранжевый, желает — жёлтый, знать — зелёный, где — голубой, сидит — синий, фазан — фиолетовый. И именно сомнительная честь носить браслет самой низшей, самой тусклой фиолетовой касты досталась мне.

Но над всеми цветами главенствовала Белая каста. Ведь именно из белого света получаются разноцветные лучи радуги. Белые жрецы, наши отцы и хранители, на улицах не появлялись. Они жили и правили из Храма в столице, куда имели доступ только Красные.

Ходили слухи, что некоторые Красные становились Белыми. Эти сплетни порождали сотни мечтаний и баек о смене касты. Особенно среди моих одноклассников. Болтали, что за особые заслуги перед Аркусом или высшими кастами человека могут раз в жизни сделать на один цвет ярче. Я в это не верил, хотя и сам любил помечтать о синем браслете.

Хулиганы и бунтари могли бы плевать на кастовую систему, но она держалась не только на вековых традициях. Радужная сфера дарила столько магической энергии каждой касте, сколько та могла принять, но ещё один артефакт — Радужный жезл — сдерживал Хаос и контролировал людей мира Аркуса, словно злой надсмотрщик. Где он — никто не знал.

Когда рядом находились люди одной касты — браслеты всегда оставались тусклыми. Но стоило приблизиться друг к другу двум людям соседних каст, как их обручья начинали ярко светиться. А запястье низшего частенько ещё и жгло. Разговаривать слуги с господами могли, только когда Яркие что-то спрашивали. Иначе — страшная боль. Именно этим и занимался столетия подряд Радужный жезл — не позволял ворваться в мир Хаосу бесцветности.

Я хотел встретиться с Гаем и рассказать о лесных приключениях. Но вместо этого я втыкал в землю лопату, поднимал куст картофеля, затем обтирал клубни от грязи и складывал в мешок. И почему не придумали заклинания для выкапывания картошки? Хотя зачем, когда есть толпы Фиолетовых? На ум пришли ездовые собаки. Пожалуй, мы так же, как и они, себе не принадлежим. Собак либо заставляют тянуть упряжку, либо неделями держат на цепи. Хотя нам такой роскоши не позволяют. Мы тянем упряжку день за днём.

В худшем случае поговорим с Гаем в учебный день. Я хмыкнул: «худший случай» — наш постоянный образ жизни. Будем сонные тащишься десять километров до школы через поля и холмы — времени для рассказа «Ежовые ягоды» хватит. Дома за него отругали, сказали, что слишком далеко зашёл. О своём спасителе я проговорился только деду, когда родителей не было дома.

— Он многому может научить, — сказал Фостер-древний, нисколько не удивившись, что хозяин леса спас его внука.

— Он мне понравился, но нёс о магии какой-то бред.

Дед только улыбнулся.

Из размышлений меня вывел рык Синего господина Артура:

— Шевелись, Фостер, если не хочешь работать ночью!

Я взвалил мешок на плечо и чуть ли не бегом понёс его к подвалу — работать ночью я не хотел.

* * *

Настал любимый день недели — учебный. Жрецы рекомендовали в этот день более ярким кастам дать возможность Тусклым детям сходить на занятие. Пожалуй, это единственный закон, который в первые годы учёбы вызывал у меня неподдельное уважение. Позже я услышал, как один Синий, который хотел заставлять детей работать и в учебный день, разговаривал с другим. Та болтовня испортила впечатление о благородстве закона Белых жрецов, наших отцов и хранителей.

— Почему мы должны давать этим сорванцам отдыхать? — спрашивал первый. — Почему Белые жрецы, наши отцы и хранители, хотят, чтобы эти Фиолетовые нелюди учились? У них даже Синий учитель есть!

Второй усмехнулся и ответил:

— Чтобы они потом лучше прислуживали нам. Так что пускай учатся.

После услышанного лицо первого прояснилось, и он сказал:

— Теперь я спокоен. Воистину мудрость Белых безгранична. — И, словно строчку из любимой песни, повторил: — Чтобы лучше прислуживали нам…

В учебный день в школе собирались Фиолетовые ребята из четырёх деревень. Школа находилась в самой большой из них, и нам с Гаем приходилось вставать затемно и два часа идти до школы, чтобы не опоздать на урок. У нас было два учителя, один Фиолетовый, другой — Синий. Второму мы вопросов задавать не могли, потому только слушали, опустив головы. Зато Фиолетового порой заваливали таким количеством вопросов, что он продолжал отвечать на них, даже когда урок давно закончился. Ни он, ни мы этой задержки не боялись.

Вот и сейчас, идя к дому Гая сквозь утренний туман, я придумывал вопросы, которые задам учителю. Друг меня уже ждал, отчаянно зевая. В руках он держал сумку, в которой наверняка, кроме перьевой ручки и единственной тетрадки, лежали второй и третий завтраки, а заодно и предобеденный перекус. Еду мой пухлый друг любил. Он говорил: «В любой непонятной ситуации — ешь».

— Опаздываешь, — вместо приветствия наехал на меня Гай.

— Не опаздываю, — возмутился я, — ты раньше вышел.

— Надоело дома сидеть, — тут же признался Гай, — все храпят, сопят, окна позакрывали — мне дышать нечем. Выкладывай, что у тебя в лесу случилось?

Встреча с хозяином леса происходит не каждый день, потому я с рассказом не торопился. Вначале я пожаловался, как вчера лично накопал десять мешков картошки, как Анна пять раз мыла руки и просила меня понюхать их с вопросом: «Не пахнут ли они Синим дедушкой Артуром?»

— Он и к нам приходил, но нас уже милый Генри занял — до самой ночи томатный сок делали, — сказал Гай.

Милым Генри в деревни называли торговца, который, казалось, вовсе не умеет разговаривать. Только кричать, орать, голосить… но не разговаривать. Милым он был не больше, чем я толстым. Но прозвище прицепилось, когда одна Синяя бабуля сказала, что в жизни не встречала человека милее нашего Генри.

Мы прошли мимо последнего дома и обошли по широкой дуге кладбище, где возвышались не только могильные камни и памятники, но и настоящие древние склепы. Днём старый погост, куда никто не ходил, смотрелся, как заброшенный двор полуразрушенной крепости. А свежие могилы на новом кладбище и вовсе напоминали только посаженные грядки.

Но сейчас, в предрассветных сумерках, кладбище выглядело жутко. А стоило всмотреться в редеющий от первых лучей туман, как начинало казаться, что кто-то бродит между древних склепов в поисках успокоения. Или развлечения. Я всегда думал, что быть мёртвым — очень скучно.

Наконец я приступил к истории о медре. Чем больше я рассказывал, тем кислее становилось лицо Гая. Когда я распинался о белой шерсти, как у медведей, живущих среди вечных снегов, и зубах, словно у огромного бобра, Гай меня перебил:

— Всю неделю сочинял? Что за тухлый бред бесцветного?

— Собака твоя бесцветная, — буркнул я и замолчал.

Минут десять мы шли молча. «А я поверил бы Гаю, если б он рассказал мне подобную историю?» — думал я. И решил: «Поверил бы».

Гай достал булку с изюмом и фляжку с компотом. Сделав один глоток, чтобы смазать дорогу для нелёгкого путешествия булки, Гай откусил приличный кусок.

— Снова лопаешь? — недовольно спросил я.

Гай тыкнул меня пальцем в ребра и, сглотнув, произнёс:

— Я и за тебя, Марк, ем, чтоб ты от голода не сдох. Сквозь одежду кости торчат.

— А по-моему, ты ещё и за тех двух свиней трескаешь, которых завёл твой отец, — ответил я. — Ты и в Цертус не верил, пока не увидел его. Теперь всё непонятное надо показывать, чтобы в это поверили? Может, и Белых жрецов нет, раз ты их не видел? А? Вот Радужного жезла точно нет — ведь его никто не видел. Только в книгах про него написано.

— Марк, но откуда в нашем лесу взялось существо, которое говорит по-человечески да ещё и колдует? Но это же…

— Знаю! — перебил я друга. — Тухлый бред бесцветного… Спасибо! Тогда объясни, откуда взялся Радужный жезл?

— В школе говорили…

— А если бы в школе говорили про медра, то ты был бы уверен, что он есть?

— Ну, знаешь…

— А когда друг клянется, что видел, всё равно бред?

Гай аж остановился.

— Марк, я рад, что тебя не съели волки. И верю в твоего кедра.

— Медра, — поправил я и замолчал. Не Гай, а гад он. Вечно ничему не верит.

Мы поднялись на высокий холм, откуда был виден каждый дом деревни. Однажды мы с Гаем их пересчитали. У меня получилось двести два, а у него — двести три.

Деревянная школа стояла на окраине, чтобы чужие ребята не бродили по деревне. Отдельным забором из листовой жести была отгорожена площадка для практических занятий, где мы тренировались в разрушающей и опасной магии. Правда, ничего страшнее замораживания одуванчика я не видел; «опасная магия» не для Фиолетовых. И хотя многие жаждали практики, выходили мы на неё пару раз в год.

Фиолетовые ученики по двое-трое подтягивались к школе, всего в классе было с полсотни. Мы поздоровались с одноклассниками — на этом наше общение закончилось. Сидим на одних и тех же уроках, и ладно. Фиолетовая каста вообще отличалась молчаливостью. Приказывать некому, вспоминать о выполнении чужой работы или строить планы на будущее — глупо.

Толпа росла. Гай заглянул в сумку, но начинать третий завтрак не стал.

Полсотни тусклых матово-фиолетовых браслетов ярко засветились, приветствуя вышедшего из-за угла Синего учителя. Его обручье, казалось, било светом прямо в глаза. Все, как по команде, почтительно склонили головы. Преподаватель достал из кармана плаща ключ и привычно вставил его в амбарный замок. Щёлкнуло, и кривая дверь со скрипом открылась сама собой. Счастливый затхлый воздух из школы ринулся на свободу, а любопытный уличный, наоборот, решил рассмотреть каждый уголок старого здания изнутри.

Мы, словно выводок утят за уткой, двинулись за учителем. В большом классе стояло двадцать широких парт. Дети начали рассаживаться на привычные места, Синий открыл окно.

Многие сидели по три человека за партой, хотя мы с Гаем четвёртый год оставались вдвоём на первой парте. Мало кто любил учёбу настолько, чтобы сидеть вплотную к учителю. Я шутил, что толстяка Гая принимают за двоих. Но на прошлом занятии к нам подсела Алиса, которая раньше всегда сидела одна на последней парте. Я узнал, что она живёт в соседней деревне и ей переться до школы ещё дальше, чем нам.

До этого я никогда не общался с одноклассницами: побаивался их. Гай был уверен: раз у меня есть сестра — я должен быть экспертом по девчачьим заморочкам. Но в первую очередь все мы были Фиолетовыми.

Я хотел, чтобы Алиса снова села рядом со мной, но совершенно не знал, о чём с ней заговорить.

— Привет, — тихо сказал я, когда Алиса проходила мимо.

— Привет, — ответила она и остановилась. Тёмные волосы легкой волной падали на плечи, шею закрывал высокий воротник-горло красного джемпера, в голубых глазах я рассмотрел любопытство.

Я придвинулся ближе к Гаю, и Алиса правильно истолковала мой жест — села рядом. «Предложу Алисе ходить на уроки вместе», — решил я. На миг это показалось труднее, чем отбиться от стаи волков.

Учитель отошёл от окна, и разговаривать дальше стало невозможным. На прошлом уроке он рассказывал нам о волшебных травах, которые могут спасти от яда, заражения крови и заменить некоторые заклятия. Я был готов назубок рассказать всё, что поведал нам Синий. Да ещё дополнил бы сведениями из книг и рассказов деда. Я очень хотел показать, что Фиолетовые дети ничем не глупее Синих.

Учитель не стал нас спрашивать и сегодня. Было только слышно, как дышат полсотни ребят. Иногда мы с Гаем шутили, что если бы на урок не пришло ни одного человека, то Синий всё равно рассказал бы стульям и партам, как использовать заклятия.

Преподаватель повторял одно и то же каждые два месяца, словно мы были непроходимыми тупицами. Вот и сейчас в который раз он начал рассказывать, как создаются заклинания.

— Чтобы совершить любое волшебство, — говорил он, — требуется создать внутри разума мыслеобраз, расположить браслет и объект заклинания на одной линии и произнести высвобождающие слова. Обручье возьмёт положенную вам силу из Радужной сферы и совершит колдовство. Некоторые заклятия требуют, чтобы мыслеобраз был заключён в мыслеформу перед произнесением высвобождающих слов.

Учитель обвел класс взглядом и, вздохнув, словно мы ничего не поняли, зарисовал последовательность создания заклятия в виде блок-схемы. Дальше настала очередь определений.

— Мыслеобраз — это картинка действия, мысленный образ волшебства, который необходимо представить, чтобы задать магической силе направление. Например, вы хотите остудить воду. Нужно представить, как поверхность воды покрывается корочкой льда, — учитель снова побуравил учеников взглядом. — С мыслеформой всё гораздо проще. Это форма, в которую вы облекаете мыслеобраз. Это может быть маленький шар, если вы во что-то стреляете, а может быть щит, если пытаетесь от чего-то защититься. Высвобождающие слова — словесная формулировка заклятия, позволяющая взять силу из Радужной сферы и сотворить мыслеобраз в реальности. Естественно, высвобождающие слова и мыслеобраз должны соответствовать друг другу. Нельзя представлять огонь и при этом пытаться остудить воду заклинанием алгор. На сегодня всё.

Синий учитель вышел из класса. Стоило затихнуть звуку его шагов, как одноклассники зашушукались друг с другом. Я посмотрел на Алису и немного смутился — она разглядывала меня.

— Нам в одну сторону идти, — сказал я, преодолевая неожиданную сухость во рту.

Алиса кивнула. Потом улыбнулась — меня будто ударили под дых. «Наверное, я очень глупо выгляжу, — решил я, надо было Анну расспросить о девчонках, как с ними себя вести…» Но сейчас деваться было некуда. Сказал «а» — говори и «б».

— Можем составить тебе компанию, — сказал я и быстро оглянулся на Гая.

Лицо у него вытянулось от удивления, словно он откусил кусок ароматного сочного яблока, а там оказался большой склизкий червяк. Я испугался, что сейчас Алиса увидит его тупое лицо и откажется, но она коротко ответила:

— Хорошо.

Я едва сдержал вздох облегчения.

Мы ждали любимого Фиолетового преподавателя. Он всегда опаздывал минут на десять-пятнадцать, чтобы даже случайно не встретиться с Синим.

— Здравствуйте, ребята, — сказал вошедший учитель. — Начинаем урок. Сегодня мы изучим заклинание щита. Оно защищает как от направленных на вас боевых заклинаний, так и от физических предметов: от брошенного камня, удара палкой или даже выпущенной стрелы.

— И у нас хватит сил? — спросил парень с третьей парты. Он всегда выкрикивал вопросы, забывая поднять руку.

— Да, если будете делать всё правильно. Есть мощное заклинание кокона-скорлупы — вот на него не хватит энергии. А простой щит должен уметь создавать каждый, — ответил учитель, затем начал объяснять: — В оборонительных заклинаниях мыслеобраз и мыслеформа часто сливаются в одно целое. Нужно представить большой прямоугольный щит. Для полноты картины вообразите, как в нём увязает стрела. Руку с браслетом держите перед грудью, в районе сердца, или над головой. Высвобождающее слово — скуутум. Потренируйтесь дома. Пускай в вас покидают горошинами, а вы попробуйте защититься щитом. А на практическом занятии мы обязательно вернёмся к заклинанию щита. Есть вопросы по новой теме?

Ответом была тишина.

— Другие вопросы?

Я сразу поднял руку.

— Да, Марк, — улыбнулся преподаватель.

— Можно ли колдовать, не произнося высвобождающие слова вслух?

— Это возможно, но требует больше сил и большей концентрации, — ответил учитель. — Ещё вопросы?

— Как быстро восстановить магические силы? Как наполнить браслет?

— Быстро… — повторил учитель. — Есть разные травы, но Радужной сфере вряд ли понравится, что кто-то сосёт энергию сверх положенного.

— Пожалуйста, расскажите, — попросил я, — ведь заклинание щита мы тоже не будем применять без надобности, но знать должны.

Учитель посмотрел в окно, он ещё сомневался. «Пожалуйста, пожалуйста, скажите», — мысленно просил я.

— Самый простой рецепт — отвар толчёной мяты с подорожником. Пара глотков ускорит наполнение обручья. Это, конечно, информация не из учебника.

Я думал, слова учителя произведут фурор. Такой простой рецепт: мята и подорожник! Я оглядел класс, им было безразлично — никто не собирался варить зелье. Они не верили в себя.

— Спасибо, — сказал я как можно спокойнее. — Можно последний вопрос?

Учитель кивнул.

— Может ли Фиолетовый быть магически сильнее Синего?

— Твой вопрос бессмыслен, — покачал головой учитель. — Фиолетовые потому и Фиолетовые, что слабее других.

Фостер-древний с ним не согласился бы. Дед вообще часто говорил о таком, что не упоминалось ни в школе, ни в книгах. Мама спрашивала, зачем он мучает ребёнка, а дед отвечал, что Голубые, Зелёные и Жёлтые начинают учиться с шести лет и ходят в школу несколько раз в неделю.

— Но мы-то Фиолетовые, — пожимала плечами мама. — Ему работать надо учиться, а не цифры зубрить и легенды слушать.

А обычно спокойный отец после ответа старика со злостью скрипел зубами и без слов выходил во двор. Интересно, почему? И откуда дед, такой же Фиолетовый, как я, мои родители и полдеревни, может знать больше учителей? «Пора Фостеру-древнему раскрыть свой секрет», — с волнением подумал я.

— Занятие окончено, — сказал учитель. Похоже, мои вопросы испортили ему настроение. — Увидимся через неделю, до свидания.

— До свидания, — хором ответил класс и двинулся к выходу вслед за преподавателем.

Когда последний ученик вышел из школы, учитель защёлкнул амбарный замок и быстро ушёл.

Синие мальчишки были самым плохим в учёбе. Хотя наши учебные дни не пересекались, они специально приходили, чтобы поиздеваться. Браслеты ярко светились, показывая ту пропасть, которая разделяла наши цвета.

— Всем стоять! — крикнул один их Синих.

Мы покорно остановились.

— Всем на колени, слуги!

Я проскрежетал зубами, но так же, как и все Фиолетовые, опустился на колени. Ещё один закон жрецов запрещал бить людей низших каст ради развлечения. И заставлять их бить друг друга. Только это и спасало от жестокости Синих. Ещё противней становилось от того, что эти отморозки были младше нас года на три.

— Эй, толстяк! — обращаясь к Гаю, сказал мальчишка с противной ухмылочкой. — Тебе надо покушать.

После этого он бросил на землю кусок хлеба и приказал:

— Ешь.

Гай хотел поднять хлеб, но мальчик добавил:

— С земли.

Я хотел крикнуть: «Не делай этого!» Но не стал, зная, что боль, которую причинит браслет, всё равно заставит Гая подчиниться. Мой друг начал подбирать хлеб ртом. Я отвел взгляд, не желая запоминать очередной позор фиолетовой касты.

Спас нас Синий учитель. Взрослые обычно были против издевательств над низшими кастами, но взрослые, тем более Синие, не всегда рядом. Учитель зачем-то вернулся к школе и, увидев хулиганов, начал их ругать:

— Дураки! Эти люди всю жизнь будут вам помогать! Как вы думаете, после такого им захочется работать хорошо? Пошли прочь от школы, и чтобы я вас здесь больше не видел в день Фиолетовых, — затем Синий преподаватель оглянулся на нас и сказал: — Можете идти домой.

Мы встали и быстрым шагом пошли к холму. Я похлопал Гая по плечу, чтобы хоть как-то его подбодрить.

— Песок на зубах скрипит, — пожаловался он.

— Не переживай, — сказала Алиса. — У нас вся жизнь такая. С песком на зубах.

Меня бросило в дрожь от её слов.

— Я им что, собака? — сокрушался Гай. — Зачем так делать?

Ни я, ни Алиса ответа не знали. По дороге мы почти не разговаривали. Обычно весёлый Гай грустил, а Алиса, наоборот, наслаждалась тем, что наконец-то идёт не одна.

Ветер, словно пастух, гнал по небу тёмные тучи. Когда дождевые облака спрятали солнце, на нас закапала вода. Мы пошли быстрее и спустя полчаса подошли к дому Гая. Выглядел мой друг мрачно.

— Забудь, дружище, — шёпотом сказал я, надеясь услышать, что случившееся — «тухлый бред бесцветного», но даже Фиолетовому трудно забыть об унижении.

— Пока, — буркнул Гай и направился к дому, опустив голову.

Алиса и я дошли до края деревни, откуда был виден мой дом и лес медра. В такую погоду он выглядел ещё дремучее.

— Встретимся здесь за два часа до занятий? — спросил я, снова чувствуя странное волнение.

— Хорошо, — улыбнулась Алиса.

— Лёгкой недели! Счастливо! — пожелал я.

— Лёгкой недели, до встречи, — ответила она и зашагала прочь.

Несколько минут я стоял, как фонарный столб, провожая подругу взглядом. Только когда она скрылась за холмом, я встрепенулся и, сам не понимая почему, с широкой улыбкой направился домой.

Я ждал следующей встречи.

Глава третья

Зелье

Слава жрецам, по дороге мне не встретился никто из Синих. Я бегом проскочил через наш огород и зашёл в дом. На мягкой подстилке возле печки сидел Фостер-древний и что-то писал в книжке в кожаном переплёте.

— Как школа? — спросил дед.

— Фиолетовый учитель рассказал о щите.

— А Синий снова попугайничал? — улыбнулся старик.

— Ага, одно и то же… — сказал я. — Снова приходили Синие мальчишки. Всех поставили на колени, а Гая вовсе заставили есть с земли. От них никак нельзя защититься?

— Быть Фиолетовым — это словно вечно падать в бездну, — печально поведал Фостер-древний. — И, чтобы взлететь, нужно вырастить крылья.

— Дед, о чём ты? — нахмурив лоб, спросил я.

— О возможности. Единственный способ защититься от Синих — это стать Синим.

— Как? — я едва дышал, словно дед уже рассказал мне, как стать Синим. Сотни образов промелькнули перед глазами. Синий Артур не заставит копать картошку, а на милого Генри можно крикнуть в ответ. Фиолетовыми я понукать не буду, но ведь без приказов Синих у меня появится куча свободного времени. О Голубых я даже не вспомнил.

— Я пишу книгу, — сказал дед и постучал вечно согнутым пальцем по кожаной обложке, — здесь все истории, как люди сменили касту.

— Они получили новый браслет? — сказал я с недоверием.

— Да, — кивнул дед. — До цели дойдёт тот, кто идёт. Но я считаю, что, прежде чем идти — нужно хорошенько подумать о направлении. Ведь можно уйти в другую сторону. Или упасть в яму, из которой не выбраться и за всю жизнь. Со мной так и случилось…

— Что случилось?

Дед махнул рукой — разговор был окончен.

Голова разболелась, мысли путались. Казалось, что между ними шёл настоящий бой. Каждая мысль хотела, чтобы я подумал именно её. И стоило начать размышлять, как другой образ выкидывал предыдущую мысль за борт, создавая перед внутренним взором калейдоскоп обрывочных видений. Лучший способ отвлечься от мыслей — заняться делом.

Мяту я собрал на грядке, подорожник нашёл около забора. Я направился в кухонный уголок, где обычно властвовали мама и сестра. Положив листья мяты в ступу, я начал толочь её пестом. Чудесный запах свежести наполнил дом. Я бросил растения в кастрюлю и залил водой. Подбросив в печь дров, я повесил котелок на чёрный от копоти крючок. Я засунул руку с браслетом в печку и представил загорающуюся спичку.

— Сцинтилла!

Вспыхнул огонь, и дрова вперемешку с углём весело занялись. Языки пламени сразу начали лизать дно кастрюльки, словно оно было сахарным. Вода забулькала, а мята и подорожник закрутились в невероятном хороводе ароматов. Я подхватил котелок кочергой и вытащил из печи.

— Марк, можешь взять флягу, — сказал дед, так и не оторвавшись от книжки.

— Спасибо, дед, — горячо поблагодарил я, — она мне пригодится.

Я процедил отвар и налил во флягу.

— Отвар действует две недели, — предупредил дед. — Затем вари новый.

Я сразу подумал о зиме.

— А отвар из сушёных растений будет действовать?

Старик кивнул. Затем посмотрел мне в глаза и произнёс:

— Используй заклинания при любой возможности, восстанавливай силы всеми способами и снова колдуй. Пускай Радужная сфера привыкает, что тебе нужно много сил.

— Учитель сказал, что артефакту не нравится, когда с него берут силы сверх положенного.

Дед приподнял брови и спросил:

— Откуда ты знаешь, сколько положено сил тебе? Тот же самый учитель рассказывал, что Радужная сфера даёт каждому максимум сил. Ну так и увеличивай этот максимум! Покажи всем, что с фиолетовым браслетом ты можешь больше Синего. Конечно, до более ярких каст с этой тусклой ерундой не дотянуть, но любое восхождение начинается с первого шага.

— Стану сильнее… — сказал я, — и что?

Фостер-древний улыбнулся, показывая редкие зубы.

— Ты никогда не видел настоящих чудес. Конечно, Синим живётся гораздо легче Фиолетовых, но и у них почти нет способностей. В молодости я много раз встречался с Зелёными. — Фостер-древний надолго замолчал, предаваясь воспоминаниям. — Я видел, как с помощью колдовства растят деревья, зрел, как отряд Зелёных за несколько недель построил замок, ни разу не прикоснувшись к инструментам и камням. С помощью заклятия можно приготовить пищу или очистить воду. А некоторые Жёлтые, это я, конечно, только слышал, с помощью браслетов контролируют монстров так же легко, как мы управляем старой клячей благодаря поводьям.

Я только рот открыл, с трудом веря, что дед говорит о реальном мире. Он продолжал:

— Люди высших каст занимаются наукой, изучением мира, придумывают новые заклинания. Кто-то выбирает удел странника, а кого-то судьба сводит с военным делом, и люди без оглядки посвящают ему всю жизнь. Конечно, в любой касте есть те, кто нуждается в простой спокойной жизни без особых взлётов и падений. Они приказывают низшей касте и безропотно выполняют поручения высшей. Они — эти равнодушные люди — главный столп кастового общества. — Дед улыбнулся, видя моё потрясение. — Думаю, тебе пора опробовать отвар.

Я вышел на улицу и лёг на деревянную скамью. В тёплые деньки на ней любил посидеть дед, а ночью, когда не спалось, я мог проторчать на ней до утра. Я прижал левую руку к груди, а правой взял твёрдый комок земли и подбросил над собой. Представив прямоугольный щит, я произнёс:

— Скуутум!

Комок неприятно ударил меня в живот, хотя я почувствовал, что браслет магическую силу потратил. Я взял земляной снаряд потяжелее и снова подбросил его. В этот раз я успел представить, как в большом щите увязает стрела, и прокричать:

— Скуутум!

Я зажмурил глаза — комок летел прямо в лоб. Прошло мгновение, и он, разбившись на несколько частей, отскочил в сторону, так до меня и не дотронувшись. Щит сработал! Радость быстро омрачилась ощущением, что магически я истощён и не способен даже на простейшее волшебство. И это от двух щитов, один из которых не смог задержать комочка земли!

Я сел и достал фляжку. Отвар успел немного остыть, и я осторожно сделал глоток. Чуть горьковатая, освежающая жидкость лёгким бризом пронеслась по груди и остановилась в желудке. Браслет нагрелся и слегка обжёг меня, словно я не опустил голову, заметив Синего. В следующую секунду я почувствовал, что снова могу колдовать. И почему я не спросил о восстановлении сил раньше?! Почему такие фляги не носит каждый встречный-поперечный Фиолетовый? Вопросы, вопросы, вопросы… Иногда Гай меня дразнил, называя «человек-вопрос». Пускай попробует мой чудо-отвар и поймёт, что не зря я их задаю.

Ещё с десяток раз попрактиковавшись в заклинании щита и трижды приложившись к фляжке, я занялся сбором подорожника и мяты. В один миг эти растения стали лучшими в Аркусе. И я хотел сделать их запас.

Очень большой запас.

* * *

Следующий день прошёл в тяжёлом труде на участке. На зиму мы запасали картошку, морковь, свёклу, тыкву, капусту, кукурузу и яблоки. Денег у нас никогда не было, потому муку для хлеба мы выменивали на фрукты и овощи. Обычно к мельнику ходила приветливая и красивая Анна, которая всегда приносила домой муки больше, чем отец рассчитывал выручить.

Настала очередь гигантской тыквы, весившей больше меня. Кряхтя и отдуваясь, мы кое-как донесли её до подвала, но как опустить такую махину вниз — никто ума не мог приложить.

— Не хотелось бы разрезать, — сказал отец.

— А что делать? — разведя руками, спросила мама. — Часть приготовим, часть мельнику и милому Генри отнесём. Хотя и правда жалко…

Дед, вышедший после обеда погреться на солнышке, покачал головой.

— Браслеты вам зачем? — спросил он. — Как бесцветные, честное слово. Марк, используй заклинание гравитас левитер.

Отец вытаращил глаза, словно деда в один миг одолел старческий маразм.

Это было сложное заклинание. Я вспомнил мыслеобраз — металлическая гиря превращается в плюшевую, а затем сама собой поднимается в воздух. Если колдовство удавалось, то предмет на несколько минут становился в два-три раза легче. Дед рассказывал, что Голубые могли уменьшить вес предмета в пять раз, а Зелёные и Жёлтые и вовсе заставить его левитировать.

Я глотнул из фляжки, направил раскалившийся браслет на великанский плод и, в точности воспроизведя мыслеобраз заклинания, произнёс:

— Гравитас левитер!

Заклятие в один глоток осушило чашу магических сил. Я подошёл к тыкве и, обняв её двумя руками, без особого труда поднял. Сестра с недоверием, словно кошка, фыркнула, мама приложила ладонь к сердцу, а отец лишь покачал головой и перевёл взгляд на деда, который расплылся в довольной щербатой улыбке.

— Молодец, — сказал отец. — Полезное заклинание.

Я улыбнулся. Дождаться похвалы от моего отца не легче, чем солнечного денька поздней осенью.

Весь день я надеялся, что мы вот-вот закончим и я схожу в лес, наберу ягод для медра и поговорю с ним. Только когда солнце нырнуло за линию горизонта, мама пошла готовить ужин. После этого я и отец ещё час работали в сумерках. Я представил керосиновую лампу, освещающую ночной дом, и произнёс:

— Луцет.

Обручье немного меня обожгло, но на слабую боль в запястье я перестал обращать внимание. Зато стало светло, и мы не рисковали сломать шею, споткнувшись об какой-нибудь ящик или мешок.

— Что-то ты колдуешь больше, чем мы всей семьёй вместе взятые, — заметил отец.

— Я тренируюсь, пап, — ответил я, — нам в школе задание дали.

— А не получится, что беря силу из фиолетовой полосы Радужной сферы, ты забираешь её у других Фиолетовых? — спросил отец.

— Пап, все же говорят, что Радужная сфера даёт столько сил, сколько каждому положено…

В этот момент открылась дверь дома, и мама прервала наш необычный разговор:

— Мойте руки и скорее за стол. Ужин готов.

Отец вздохнул и пошёл к умывальнику.

* * *

Утром тело болело так, что казалось, будто меня не поднимут приказы и десяти Синих. Я готов был откликнуться лишь на личную просьбу Белых жрецов, наших отцов и хранителей.

Всё оказалось прозаичнее. С постели меня подняло желание посетить туалет. А лечь обратно под одеяло не дали аппетитные запахи маминой стряпни.

— Хорошо вчера поработали, — улыбнулся папа.

Я вздохнул и набрал полную ложку тыквенной каши. Папа улыбался редко, но неизменно ему приносило радость, когда семья в полном составе работала до изнеможения на собственном огороде. Иногда я думал, что, будь папа Синим, Фиолетовым в его подчинении было бы несдобровать.

Родители вышли на улицу и… пропали. Видимо, позвал кто-то из Синих. Я решал: пойти мне к Гаю, вдруг он тоже свободен, почитать книгу или отправиться в лес. От решения меня избавил Синий господин, без стука вошедший в дом. Его бесцеремонность мне сразу не понравилась. Браслеты засветились, я и Анна опустили головы, а Фостер-древний громко всхрапнул.

— Где мать? — спросил Синий у Анны.

— Не знаю, ушла куда-то, — ответила сестра.

— Вечно вы ничего не знаете, — процедил сквозь зубы Синий. — Я от управляющего. Он сказал взять мать и дочку — нужно убрать его коттедж. — Затем он зашёл в ботинках в середину комнаты, оглянулся, словно не верил, что мамы нет дома, тыкнул в меня пальцем и сказал: — Ладно, сойдёшь и ты. На сборы три минуты.

И вышел, оставляя после себя мокрые, грязные следы. Я подумал, что если они по своему коттеджу ходят в обуви, то там за два дня не убраться. Я надел старые штаны и свитер, забрался в шитые-перешитые сапоги и повесил на ремень под свитер ножны с Цертусом и подсумок с флягой. На руки я натянул потёртые перчатки из овечьей кожи.

Синий стоял на крыльце. Он брезгливо посмотрел на мой наряд и сказал:

— Как бы после тебя, малой, не пришлось убирать.

— Всё бу… — я едва не задохнулся от нестерпимой боли в руке. Я не учёл, что господин меня ни о чём не спрашивал.

— Что ты хотел сказать? — смилостивился он надо мною.

— Всё будет чисто, — ответил я.

— Обязательно, — плотоядно улыбнувшись, ответил Синий. — Если управляющий останется недоволен, вы потом неделю будете языками вылизывать каждый пыльный уголок.

Я передёрнул плечами, представив такую картину. Конечно, жрецы осуждали издевательства над низшими кастами, но Яркие могли ответить, что всего-навсего наказывали Тусклого в воспитательных целях.

Вышла Анна в рабочем комбинезоне, собранные волосы скрывала косынка. Мы переглянулись с сестрой и пошли к самому большому дому в деревне — двухэтажному коттеджу Синего Рэя.

— Послезавтра приезжает делегация Голубых из Траектуса. Это большой город, один из военных и торговых центров Аркуса. Господа будут давать распоряжения на следующие полгода, — сказал Синий, зыркнув из-под бровей. Затем громко, едва не срываясь на крик, продолжил: — Я бы с вами даже разговаривать не стал, но надеюсь, что у вас есть хоть капля мозгов, чтобы понять значимость вашего задания! Всё должно блестеть! Ясно?! Бывал я в Траектусе. Это не наша навозная куча с фиолетовыми червями…

Мы покорно выслушали. «А у тебя есть эта капля мозгов? — мрачно подумал я. — Как Фиолетовые терпят это всю жизнь?» Тут же пришла ужасная мысль: «А куда деваться?»

Мы разулись в огромной прихожей, которая была с половину нашего дома. Господин провёл нас по восьми комнатам на первом и втором этаже, показал на дубовую дверь, окованную железом, и сказал:

— Туда не суйтесь.

Рядом с запрещённым входом была лестница на чердак.

— Пацан, за мной, — сказал Синий.

Господин показал мне низкий чердак, заросший сантиметровым слоем пыли. В каждом углу покачивалась целая рыбацкая сеть из паутины. А из-за поперечных балок, к которым крепился потолок второго этажа, этих углов и уголков здесь были сотни.

— Ходи только по балкам, иначе потолок провалится, — сказал Синий. — Чтоб всё блестело.

Я судорожно сглотнул.

— Через два часа приду посмотрю, что вы тут намыли, — сказал Синий и ушёл.

— Весёлое задание нам досталось, — сразу же высказался я.

— Не хуже и не лучше, чем обычно, — буднично отозвалась Анна. — Работы много. Лучше поторопись.

— Анна, ты не устала от этой бесконечной работы? — спросил я. Мне редко удавалось поговорить с сестрой, хотя я её очень любил. — Без награды, без цели, без будущего.

— Марк, даже если бы я и хотела обсуждать такие глупости, — строго сказала Анна, — то точно не в доме управляющего! Тем более он к нам добр и разрешает менять часть урожая у милого Генри на деньги и вещи.

Я не мог понять связи между безропотным выполнением заданий и добротой, но разубеждать сестру не стал. Лишь спросил:

— И так всю жизнь?

— Мы же Фиолетовые, — пожала плечами Анна. — Бери тряпку и ведро. Я надеюсь, что ты мне поможешь, когда закончишь с чердаком.

— Я на их месте закрыл бы туда дверь поплотнее и забыл о нём навсегда.

— Тебя никто не спрашивает, — грубо сказала Анна.

— В том-то и беда…

«На этот чердак, — подумал я, — никто не заходил со времён Хаоса. Кому понадобилась тут чистота? Здесь даже пауков держать стыдно!»

Сильно согнувшись, я перешагивал с балки на балку и вытирал грязь. В носу защекотало, и я оглушительно чихнул, затем ещё и ещё раз.

Час шёл за часом, хотелось есть. «Надо было хоть яблочко из дома взять», — мечтательно подумал я. В следующую секунду я споткнулся о гвоздь, торчащий из балки. Я схватил ведро двумя руками, чтобы избежать катастрофы — пролить воду на потолок. В краткий миг я представил, как грязная жижа пропитывает побеленный деревянный потолок в кабинете управляющего. Пятно увеличивается и темнеет, и вот уже на стол, заваленный важными документами, начинает капать вода. Чернила расплываются, растекаются, стирая слово за словом и уничтожая всякую надежду на спокойное будущее всей моей семьи. К счастью, я не пролил ни капли.

Спасение потолка обошлось мне крепким ударом лбом. Перед глазами сверкнули яркие искры, что впору заменить заклинание сцинтиллы и поджечь к бесцветным весь этот пыльный коттедж. Удар ребрами тоже трудно было назвать приятным, и я остался лежать, обняв ведро, словно любимую собаку.

Через несколько минут я спустился в ванную и, оторвав кусок чистой тряпки, намочил её холодной водой и обвязал вокруг лба. Боль немного отступила. В этот момент я подумал, что пора бы изучить болеутоляющее заклятие.

Через пять минут повязка стала тёплой, а вскочившая шишка сильно засаднила. Я поднёс браслет ко лбу, представил, как вода покрывается коркой льда, и произнёс:

— Алгор.

Ледяная повязка укротила боль, и протяжным жалобным урчанием о себе напомнил пустой желудок.

— Замолчи, дружок, — сказал я вслух. — Работа только началась.

И, в сотый раз отжав тряпку, я начал мыть стену.

* * *

Никто не пришёл ни через два часа, ни через пять. Я проклинал Ярких, бесцветных и весь мир, сделавший меня Фиолетовым. Дверь открылась только вечером, браслеты засветились, и в дом вошли двое Синих: управляющий Рэй и его помощник. Я сидел на полу рядом с ванной, Анна мыла вёдра и тряпки.

Управляющий осмотрел несколько комнат, затем увидел Анну и улыбнулся. Мне его улыбка не понравилась. Было в ней что-то хищное. Анна повернулась к господам, склонив голову. Прядь светло-русых волос выбилась из-под косынки. Управляющий снял с Анны косынку, взял её за подбородок и приподнял голову.

— Вы с братом молодцы, красавица. Хоть вы и обязаны подчиняться, я вас награжу, — глядя сестре в глаза, он залез в карман и вытащил на свет три серебряных монеты. — По одной вам, и одну отдайте родителям. Можете идти.

Я вскочил на ноги и вылетел на улицу. От коттеджа меня тошнило. И от голода тоже. Анна вышла быстрым шагом, на ходу надевая косынку обратно.

Анна отдала мне монету, выполняя приказ, и через миг забрала обратно. Все три монеты достались родителям. Отец нахмурился: вряд ли оплата Рэя предвещала что-то хорошее. Синие никогда не платят Фиолетовым. А в искреннюю благодарность мы не верили.

Выпив пол-литра молока со свежим хлебом, я набросился на тарелку горохового супа. Вчера, после работы на огороде, я думал, что устать сильнее невозможно. Сегодня я понял, как был неправ. Стоило мне проглотить последнюю ложку, как я почувствовал вселенское изнеможение и даже засомневался, что смогу добраться до постели. Всё-таки я сделал несколько шагов и сел на кровать. Начал ложиться и уснул раньше, чем успел коснуться головой подушки.

* * *

Встал я рано. От глубоких вдохов болели рёбра, саднила шишка. Я рассчитывал, что Синие любят поспать, и мне удастся ускользнуть в лес.

На поляне двое исцарапанных Фиолетовых, рискуя жизнью, собирали остатки ежовых ягод на верхушке дерева. Я махнул им рукой, приветствуя, и пошёл вглубь леса.

Я хотел поскорее встретиться с хозяином леса, потому ягоды не ел — все до единой складывал в лукошко. Спустя час я стоял на месте прошлой встречи. Я вдохнул свежий лесной воздух, в котором смешались сотни ароматов, и не поверил, что всего несколько дней назад на этом прекрасном месте меня могла настигнуть смерть. Как же мне позвать своего спасителя?

— Медр, я собрал для вас ягод, — сказал я спустя полминуты. Прозвучало немного глупо, но ничего лучше я не придумал.

На краю поляны закрутился вихрь, подняв с земли ворох опавшей листвы, и из-за дерева вышел мой невысокий новый друг. Мне очень хотелось, чтобы медр стал мне другом. В прошлую нашу встречу я был измотан страхом и бессонной ночью, все чувства были притуплены. Сегодня внешность хозяина леса меня удивила вновь. В карих глазах плясали весёлые искорки, белая шерсть смотрелась так, словно её пытались расчесать, но потерпели неудачу, а торчащие из-под верхней губы два передних зуба по остроте могли соперничать с лезвием Цертуса.

— Здравствуйте, — сказал я.

— Здравствуй, Марк, — ответил медр. Казалось, что его голос вобрал в себя и шелест листьев, и пение птиц, и рёв медведя и треск деревьев во время бурелома. На миг я почувствовал, что со мной заговорил сам Лес.

В лапах медр держал зелёную чашу. Я наполнил её, и она, словно мираж в пустыне, испарилась!

— Благодарю, — сказал хозяин леса. — Ты пришёл раньше, чем я ожидал.

— Выдалось свободное утро, — ответил я с улыбкой.

— Может, ты его сделал свободным? Не думаю, что пришёл кто-то из Синих и сказал: «Марк, отдыхай, у тебя свободное утро».

Я засмеялся. За всю жизнь я не слышал, чтобы был такой случай, когда господин приказал Фиолетовому отдыхать. О бесцветные! Я даже представить такое не мог без ехидной улыбки!

— Чем вы занимаетесь? — вежливо спросил я.

— Дел много: то разъярившихся лосей унять надо, то медведя с волками помирить. Деревья тоже не так просты — за молодняком глаз да глаз. Кого-то полить, а кого-то, скрепя сердце, приходится и выкорчевать. Не все деревья могут рядом друг с другом жить. Переплетутся корнями и оба погибнут.

— Сложно, — сказал я, задумавшись о многообразии леса, — почти как у людей.

— А чем деревья отличаются от людей?

— Ну, они не могут ходить…

— Да, Марк Фостер, — сказал медр. — Пожалуй, только этим.

— Деревья никому не делают зла, — добавил я.

Хозяин леса покачал головой.

— А как же сброшенная на голову ветка? Увязшие в выпущенной смоле насекомые? Одни деревья стремятся к могуществу, закрывая ветвями от света деревья поменьше и не давая им вырасти. Другие — хотят только жить. В пустыне, в горах, в лесу или на болоте — их интересует только сам процесс жизни. Здесь деревья похожи на людей больше, чем ты думаешь.

После минутного молчания я спросил:

— Можно привести Гая? Он…

— Здесь не зоопарк, где глазеют на заморских зверушек! — оборвал хозяин леса.

Я удивился и поспешил оправдаться:

— Я хотел познакомить вас с лучшим другом.

— Не хочу ни с кем знакомиться, — отрезал медр, — у меня есть лес. Ещё раз спасибо за ягоды.

— Извините, если обидел вас!

— Знаю я твоего Гая, — смягчился медр, — насквозь Фиолетовый.

— Он тоже сюда приходил? — мои брови поползли вверх.

— Птицы — мои глаза и уши. Нет, мне не о чем с ним говорить.

Я открыл рот, но не успел произнести и звука — медр исчез. Не так я представлял себе встречу. Пожав плечами, я побрёл домой, попутно кидая в корзину грибы и листья подорожника.

Теперь я стал больше обращать внимания на птиц, зная, что через них смотрит медр. Или они ему только рассказывают о происходящем? Теперь я ни в чём не был уверен. Мир Аркуса оставался прежним, но для меня он переворачивался с ног на голову почти каждый день.

Дома меня ждал Гай.

— Привет, — поздоровался он.

— У Синих кончилась для тебя работа?

Гай махнул рукой, словно говоря: «Разве это возможно?»

Сестры и отца дома не было. Гай помог мне почистить грибы, зная, что мама обязательно позовёт его к столу. А что может быть вкуснее запечённых в сметане свежих грибов с картошкой? Хотя Гай признавал любую еду.

Я насыпал в ступу листьев мяты и растолок их в ароматную кашицу. Подорожник из леса был крупнее, чем с нашего огорода, и я думал, что отвар получится лучше. Я верил в это, вешая кастрюлю над горячими углями.

— И что, действует? — спросил Гай.

— Ты тренировал щит?

— Конечно! Вчера и позавчера по два раза, — ответил Гай. — Сегодня утром даже один раз получилось.

— А я ставил щит двадцать раз подряд. Сделаю глоток — и колдую три заклинания в полную силу.

— Врёшь!

— Сам попробуй!

— Не боишься, что потратишь выделенные тебе на всю жизнь силы? И станешь бесцветным! Я не буду даже пытаться обманывать Радужную сферу, — друг смотрел на меня так, словно я с закрытыми глазами прогуливался ночью по канату над пропастью.

Я расслышал в словах Гая разумное зерно. Но, раз почувствовав силу, вкусив возможность колдовать больше и мощнее, возвращаться к убогим двум-трём заклинаниям в день не хотелось.

Раздался голос деда:

— Чепуха! Гай боится.

— Да, я боюсь, что станет хуже, — без стеснения заявил Гай.

— Куда уж хуже… — хмыкнул я. — Вчера весь день с Анной вычищали грязь из каждого уголка коттеджа Рэя. Видишь, какую шишку набил?

— А я огороды перекапывал, — сказал Гай. — И умей ты хоть по сто раз в день колдовать, там надо работать лопатой.

Я налил в стакан отвар и предложил деду.

— Давай попробую глоточек, — сказал Фостер-древний и осторожно отхлебнул горячий напиток. — Весьма и весьма неплохо. Главное — с душой. Как на силу заклинания влияет чёткость мыслеобраза, так на качестве зелья сказывается настроение волшебника.

— Не знал, — сказал я с удивлением. Потом обратился к другу: — Даже не попробуешь?

Гай покачал головой.

— Извини, — сказал он. — Мне это ни к чему.

— Бесцветные с тобой, оставайся слабаком, — разозлился я.

— Я Фиолетовый. И, если буду знать хоть сотню мощных боевых заклинаний, Синий всё равно сможет заставить меня есть с земли, — глядя мне в глаза, тихо сказал Гай. — Ты сам себя обманываешь.

Гай прав. И дед прав — мы падаем в фиолетовую бездну, которая съедает радость любого маломальского успеха. Сила имеет значение, когда на руке не фиолетовый браслет.

Я поставил перед Гаем парящую тарелку с грибами и картошкой, и он забыл о браслетах, силе и зельях. Обжигаясь, он с радостью набросился на еду.

Что ж, каждому своё.

* * *

— Куда подевались все Фиолетовые?! Пора вводить утреннее построение, чтоб вы, помои фиолетовые, не могли улизнуть от работы! — так началось моё утро.

Я открыл глаза и сел на кровати. Посреди комнаты стоял пожилой Синий господин.

— Где все? В лес сбежали? — спросил он меня.

К моему удивлению, дома не оказалось даже деда. Я опустил голову и ответил:

— Не знаю, я спал.

— Значит, ты выполнишь моё задание. Собирайся.

Я быстро оделся и, наученный горьким опытом, прихватил три яблока и краюху хлеба.

— Мои козы не вернулись. Я думал, что они уснули на пастбище, но сегодня утром я обнаружил, что их там нет! Восемь взрослых коз! Две чёрных и шесть белых, — рассказал Синий, пока я обувался. — Это всё моё состояние! Тебе нужно их найти и вернуть обратно. И пока не соберёшь всех — в деревню не возвращайся.

Я побелел от ужаса. Но сказать ничего не мог.

— Вот восемь верёвок и козий корм для приманки, — сказал господин. — У коз на правой задней ноге клеймо — большая буква Р. Давай, бегом!

И я побежал на пастбище. Там паслось с полсотни коз и коров. Я осмотрел всех животных, но нужного клейма не нашёл. Я прошёл сотню шагов и остановился. За спиной — деревня, по левую руку стоял лес, а впереди и справа — бескрайние просторы холмов, равнин, оврагов, болот и рощиц. Животные могли быть где угодно!

«Я не вернусь в деревню никогда, — понял я. — Мне придётся искать этих коз до старости. Козы давно сдохнут, а я по-прежнему буду пытаться выполнить приказ господина. От одной мысли, что я проведу всю жизнь в поисках вонючих коз, разрывалось сердце. Ну зачем он так сказал?! Почему нельзя было приказать искать их три дня, неделю… Но всю жизнь? Может, они убежали в лес, и их съели волки, которые не полакомились мною. Если так всё и случилось, то лучше бы медр меня не спасал».

Медр? Ну конечно! Ведь он знает всё, что происходит в лесу! Я побежал к стене деревьев, уверенный, что хозяин леса вновь меня спасёт. А птицы? Птицы — его глаза. Они наверняка видели отбившихся от стада коз. Как здорово, что у меня есть такой могущественный друг!

Я вбежал между деревьев и сказал:

— Медр, хозяин леса, появитесь, пожалуйста.

Я надеялся заметить вихрь, который в прошлый раз принёс медра, но листву по-прежнему шевелил лишь слабый ветерок.

— Хозяин леса, мне очень нужна ваша помощь! — немного громче произнёс я. — Очень!

Прошло несколько минут, наполненных утренним пением птиц, едва уловимым скрипом деревьев, и теплеющими лучами солнца.

— У меня для вас яблоки, — без всякой надежды сказал я.

Медр не появился и в этот раз. «Никакие мы не друзья», — с апатией подумал я и вонзил зубы в яблоко. Пережёвывая сочный фрукт, я побрёл прочь из леса. Ни коз, ни даже их следов рядом с деревьями не нашлось.

От яблока есть захотелось ещё сильнее. Я слышал о заклинании, которое заглушает чувство жажды и голода, но не знал его. Потому поступил по старинке — оторвал кусок хлеба и начал его долго и тщательно пережёвывать. Чтобы отогнать дурные мысли, я начал считать шаги. Сотня… две сотни… тысяча… На двух тысячах я сбился и заметил, что хлеба почти не осталось. Голод отступил, но я знал, что если не к обеду, так к вечеру он вернётся с новыми силами.

Я раскрыл мешочек и понюхал козий корм — затхлая вонь ударила в нос, глаза заслезились. Неужели этим можно приманить? Если Синий кормил коз такой гадостью, то немудрено, что они не захотели к нему возвращаться. Видимо, он перепутал их со свиньями. Я вытряхнул мешок, зная, что такая еда пригодится полевым мышам и голодным птицам, а мне не придётся весь день таскать лишнюю тяжесть. А приказ я не нарушил — я приманиваю коз.

Было прохладно, потому я не останавливался, боясь замёрзнуть. Когда уставал — просто шёл медленнее. За полдня поисков я так никого и не встретил. Ни одной бездомной бесцветной собаки. Я начал понимать, что ночевать мне придётся на улице. Без подушки, без одеяла, под холодным осенним небом. Чтобы не замерзнуть — придётся набрать много дров.

Настроение испортилось ещё сильнее, когда я вспомнил про Алису. Девушка придёт, будет стоять, ждать меня, подумает, что я её обманул. А Гай решит, что я его бросил и пошёл в школу с Алисой. Замечательно! Даже из-за одной козы можно потерять сразу двух друзей!

Тут же в голову пришла гениальная идея. Мне запретили возвращаться в деревню, но никто ничего не говорил о школе! Можно перехватить Гая и Алису, когда они будут идти на занятия! Возможно, они помогут найти животных и поделятся едой. Ведь я буду голоден, как бесцветный.

От сердца немного отлегло, и я несколько раз глубоко вздохнул. В этот момент я поднялся на холм и увидел пасущихся коз. Две чёрных, четыре белых. Что ж, даже если я их всех поймаю, то придётся с этим табором искать ещё одну парочку свободолюбивых парнокопытных.

Сделав на веревке петлю, я двинулся к ближайшей козе. Мекнув, она отбежала в сторону и продолжила пастись. Я повторил попытку подкрасться. Теперь коза отскочила ещё дальше. С двумя другими животными я тоже потерпел неудачу. В раздражении хмыкнув, я понял, что найти коз было половиной дела.

Дед всегда говорил, что упорство и терпение — большая сила, но, прежде чем раз за разом долбить в одну точку, стоит подумать. Возможно, проблема легко решается, если зайти с другой стороны.

Я посмотрел на широкий фиолетовый браслет. Магия. Я стал перебирать в голове все заклинания, которые знал. Пугать коз нельзя, поджигать или охлаждать — тоже. Заклятие тоски и бессмысленности! Оно было зонное, так что я смогу поразить им сразу несколько животных! Я представил, как небо заслоняют свинцовые тучи, начинает моросить мелкий холодный дождь, бескрайнее поле подёрнуто туманом, и нет кругом ни души и некуда идти. Я почувствовал в груди щемящую пустоту и произнёс:

— Ангореус.

Три козы перестали жевать и легли на траву. Я подошёл и спокойно надел им на шеи верёвки. Глотнув из фляжки и подождав минуту, я снова создал мыслеобраз и повторил высвобождающее слово. Вскоре я связывал шесть верёвок в одну, чтобы животные не разбежались, когда их настроение прояснится.

Мои глаза расширились — одна коза запуталась и начала себя душить! Я выхватил Цертус, перерезал верёвку и начал делать ошейник заново. Ещё не хватало! Вряд ли Синий похвалит меня, если я приволоку тушу мёртвой козы. Видимо, заклинание оказалось слишком сильным.

Я потянул коз за собой — от них зависела моя жизнь. Некоторые упирались, и мне пришлось взять в руки прут.

Двух самых крупных коз я поймал, когда густые сумерки накрыли Аркус. У всех восьми животных на задней ноге красовалось клеймо в виде буквы Р. Думаю, эта буква будет напоминать мне о сегодняшнем дне до конца жизни. Сейчас же осталось не заблудиться и найти родную деревню при свете звёзд.

Уставшие животные в хорошие попутчики не годились, и я привёл их во двор господина лишь глубокой ночью. Из последних сил привязал коз к забору и, спотыкаясь от усталости, побрёл домой. Мама помогла мне разуться и лечь в постель — в тёплую постель с подушкой и одеялом.

* * *

Спасеньем от работы пришёл школьный день. Я не хотел, чтобы Алиса ждала даже минуту, и вышел раньше обычного. На улице было темно, лишь свет фонаря на краю деревни разгонял ночную мглу. Вначале я заметил тёмный силуэт, но через пару секунд узнал Алису по походке. Горизонт заалел в тот момент, когда девушка подошла ко мне.

— Привет!

— Привет-привет, — улыбнулась она. — Пойдём?

Мы направились к дому Гая. Алиса надела тот же красный джемпер, скрывающий шею, и длинную юбку, которая касалась сапог. Тёмные волосы девочка заплела в косу. Я понял, что рассматриваю её слишком пристально, и поспешил отвернуться.

Гай вышел на улицу, одновременно прожёвывая последние куски завтрака и протирая глаза. Он кивнул нам и, кажется, продолжил спать на ходу.

— Как неделька? — поинтересовалась Алиса.

Гай махнул рукой: мол, и не спрашивай даже.

— Ужасно, — ответил я и рассказал о чердаке и погоне за козами.

— Заклинание тоски? — приподняв узенькие брови, спросила Алиса. — Необычно. Только как ты смог воспользоваться им трижды? Меня на одно едва хватит.

Я постучал пальцем по фляге.

— Ты стал пользоваться зельем? — удивлённо спросила девушка.

— Ты тоже думаешь, что зря? — спросил у Алисы Гай, впервые за утро подав голос.

— Я думаю, это смело, — улыбнулась Алиса. — Зря не зря… кто знает? Точно одно: если б не зелье, Марк до сих пор бы гонялся за скотиной.

— Я готов был распрощаться с домом навсегда, — признался я.

— Бабушка рассказывала, что раньше Синие заверяли задания у специального человека, который проверял, может ли Фиолетовый или несколько Фиолетовых с ним справиться, — нахмурив лоб, сказала Алиса. — Без крайней необходимости жизнь и имущество подчинённого не должны были подвергаться опасности. И, конечно же, Фиолетовый всегда мог вернуться домой. То, что сделал с тобой Синий, нарушает все принципы кастового общества. Господин должен не только раздавать указания, но и заботиться о слугах. А теперь мы только, как попугаи, повторяем про Белых жрецов, наших отцов и хранителей, но даже не знаем, где находится Храм с Радужной сферой.

— Тухлый бред бесцветного! Храм находится в столице! — воскликнул Гай. — Вам бы ещё познакомить своих деда с бабкой — и можно организовывать тайное общество недовольных!

— Она умерла в прошлом году. Прямо во время работы, — вздохнула Алиса, и мы надолго замолчали.

Из-за холодной погоды мы шагали быстрее обычного и подошли к школе первыми. Гай поделился с нами сладкой шарлоткой, где яблок было больше, чем теста.

— Так ждать занятий намного веселее, — сказала Алиса, — спасибо. Пойдёмте сегодня ко мне! Я вас угощу вкуснейшей штукой! Пирогом с изюмом и вишней.

Алиса поочерёдно посмотрела на меня и Гая, а мы тем временем переглядывались друг с другом.

— Думаю, можно, — кивнул я. Затем улыбнулся и добавил: — Точнее, с удовольствием. Да, Гай?

— Не смогу, — отмахнулся огромной рукой Гай. — Это Марк худой, его надо откармливать. А я весь пирог съем и не замечу.

Алиса лишь пожала плечами. Со всех сторон начали подтягиваться другие ученики, и тема сама собой закрылась. Уговаривать Гая никто не собирался.

Из-за угла школы медленно вышел Синий учитель. Он сильно хромал и морщился при каждом шаге. Мы лишь на секунду задержали на нём взгляд, но он всё равно пришёл в ярость и проорал:

— Что уставились?! Заразы бесцветные…

Отвечать мы, конечно, не стали. Нам хватило и того, что браслеты успели нас ощутимо обжечь. Учитель шёл по коридору целую вечность, наконец-то зашёл в класс и плюхнулся на стул, словно ноги отказались его держать. Схватив первого попавшегося ученика за рукав, он толкнул его к окну и приказал:

— Открой!

Когда все расселись, преподаватель сказал:

— Первые два урока вы будете мыть школу: полы и окна, парты и стулья.

Каждому хотелось взвыть от возмущения, но годы повиновения и вечный надсмотрщик на левом запястье не позволили произнести ни звука. Всю неделю работать, а потом прийти в школу и снова быть слугой? Жизнь определённо не любит Фиолетовых детей.

Почти два часа мы драили класс и коридоры. Я помогал Алисе мыть окна, а Гай натирал парты.

— Сегодня я вам представлю краткий курс географии Аркуса, — произнёс учитель, когда все расселись. — Впрочем, для вас его более чем достаточно. Большинство Фиолетовых не покидают своих деревень до конца жизни. Многие из вас, кто пришёл из соседних поселений, и сюда перестанут ходить, едва закончат школу, — сегодня Синий учитель был жесток. И не собирался прятать неприязнь к низшей касте ни в едином слове. — У Фиолетовых почти нет магических способностей, потому в городах они бесполезны. Радужная сфера даёт всё, что вы можете взять. А взять вы можете мало. Потому Фиолетовых детей учат самым элементарным заклинаниям, которые могут хоть немного облегчить их никчёмную жизнь. Хотя, как я заметил, некоторые не способны справиться и с ними.

Преподаватель перевёл дух, зная, что никто не сможет его перебить, даже если он будет молчать пять минут.

— Вы думаете, без вас Аркус погибнет? Как бы не так! Вы — обуза, — продолжил он. — Один Зелёный за день делает столько работы, сколько вы не выполните все вместе за год. Белые жрецы, наши отцы и хранители, в своей бесконечной милости разрешают жить таким, как вы, и быть хотя бы чуточку полезными для мира, служа нам, Синим. Цените это! Занимайтесь и работайте усерднее!

Я был не согласен. Я не хотел соглашаться даже с одним его словом. Но реальность была такова, и я лишь ниже опустил голову. Рядом сидели поникшие друзья. Я украдкой переглянулся с Алисой, она улыбнулась мне, пытаясь подбодрить, но улыбка получилась грустной и вымученной.

— Мир Аркуса — это континент, с трёх сторон окружённый бескрайним морем. Также к Аркусу относятся ближайшие острова, наши колонии, на которые распространяется сила и власть Радужной сферы, Радужного жезла и Белых жрецов, наших отцов и хранителей, — рассказал Синий учитель. — С четвёртой стороны мир пересекает Стена, за которой Хаос. Зелёные, Жёлтые, Оранжевые, Красные и Белые каждый год переносят Стену в глубь континента, расширяя мир Аркуса и давая таким, как вы, земли. А бесцветным, что жили в Хаосе, дают браслеты и новую жизнь, наполненную силой Радужной сферы.

Синий учитель поморщился, с трудом встал и, не произнеся больше ни слова, вышел из класса.

— И чего он так взъелся на нас? — спросил Гай, когда браслеты перестали светиться.

— Думаю, в их деревне побывала делегация Голубых, — ответил я. — Наверное, Синие получили разнос и нехилое задание на будущее. Вот он и сорвал на нас злость.

— Может, его били? — с ужасом спросил Гай. — Чего он хромает?

— Это меня занимает меньше всего, — поморщился я.

— Не удивлюсь, если Голубые говорили Синим то же самое, что он сказал о нас, — поделилась мыслями Алиса. Затем, передразнивая голос учителя, произнесла: — Белые разрешают жить таким, как вы, Синим, и быть хотя бы чуточку полезными для мира, служа нам, Голубым. Цените это! И помойте наконец школу!

Я засмеялся, а Гай возвёл глаза к потолку и покачал головой, отчего его пухлые щёки смешно затряслись. Мой друг словно удивлялся, как он попал в такую опасную компанию.

Синий ушёл раньше обычного, потому Фиолетового учителя пришлось ждать почти полчаса.

Сегодня преподаватель объяснял заклинание зонта, под которым можно было укрыться от проливного дождя или снегопада. Заклятие держалось от пяти минут до часа в зависимости от чёткости мыслеобраза и силы волшебника.

Я знал это заклинание несколько лет, потому был занят своими мыслями. До того, как я начал пить восстанавливающий и, как оказалось, увеличивающий магические силы отвар, у меня не хватало энергии на заклинание зонта, но теперь, произнося умбелла аква, я хотя бы на пять минут останусь сухим.

Я вспомнил разговор с дедом о фиолетовой бездне, вспомнил грязный чердак, сбежавших коз, замученных родителей и сестру. Не остался без внимания и сегодняшний гневный разнос Синего учителя. Стоило Фиолетовому преподавателю закончить тему, как я поднял руку и спросил:

— Как стать Синим?

— Марк Фостер, твои вопросы перешли все границы. Но я всё-таки отвечу, — учитель вздохнул. Чувствовалось, что каждое слово даётся ему с трудом. — Если бы был специальный рецепт, если бы можно было как-то выслужиться, то Фиолетовые тратили бы на это всё свободное время. Но такого рецепта нет.

— А если переодеть браслет? — быстро спросил я.

— Такое точно невозможно, — устало ответил учитель. — Это ты мог спросить у родителей.

— Но говорят, — не унимался я, — что если совершить подвиг…

–…то Белые по величайшей милости пожертвуют часть своей силы Радужной сфере, и она поменяет цвет героя, дав ему больше магических сил, — закончил за меня учитель. — Знаем, слышали, мечтали. Для одного браслета такое мощное волшебство возможно совершить лишь единожды, и обычно оно касается Красных. Мы, Марк, на другом конце радуги!

Я доверял учителю и любил деда. Да и что может сделать пятнадцатилетний парень, чтобы на это обратили внимание сами Белые жрецы? Я едва не засмеялся над собой. Вокруг сотни Фиолетовых… неужели я правда думал, что могу быть лучше них? Щелкнуть пальцами, сделать, что скажет учитель, и стать Синим? О каких возможностях говорил дед? Обидно, но это, как повторяет Гай, — тухлый бред бесцветного. Я родился Фиолетовым и должен копать картошку для Синих господ и мыть их чердаки до самой смерти. Сердце кольнуло от последней мысли, и я выкинул из головы вопрос о смене цвета. Я запретил себе даже мечтать об этом. Ведь когда унижение считается нормой, оно уже не приносит такую боль. Я не понимал, что, как и тысячи других людей, принял кастовую систему как должное. Я добровольно шагнул в фиолетовую бездну, решив раствориться в ней навсегда.

Тогда я не представлял, что следующие события заставят меня думать только об этом. О смене цвета.

Глава четвёртая

Странное тепло

Мы попрощались с Гаем, и я в компании Алисы прошёл мимо своей деревни. Вскоре и лес остался за левым плечом. В разгар дня осеннее солнце дарило миру тепло, зная, что ночью люди будут греться у печей и вспоминать ласковые лучи.

Мы шли долго, но путь ни капли нас не утомил.

Я увидел поселение Алисы и вскинул брови: оно было совсем непохоже на наше. Вдоль блестящей реки на большом расстоянии друг от друга возвышались два десятка домов. Огороды были огромными — целые поля и пастбища. На другом, крутом берегу тоже стояли деревянные особняки. Около каждого хозяйства я рассмотрел небольшой причал, на сваях поднимающийся из воды. К некоторым были пришвартованы лодки, а кое-где я заметил торчащие ловушки для рыб.

Алиса открыла калитку, и к нам со счастливым лаем бросилась мохнатая собака. Заметив меня, она остановилась и, опустив голову, принялась рычать.

— Лайла, свои. Всё хорошо, — объяснила собаке девочка, и та сразу расслабилась.

В раннем детстве у меня была собака, но, когда она умерла, родители не захотели заводить новую. Я сразу позавидовал Алисе белой завистью: лохматая Лайла мне понравилась.

Алиса открыла чуть покосившуюся дверь и сразу сказала:

— Мамы нет дома, надо всех покормить.

— Давай помогу, — предложил я, — вдвоём быстрее.

— Хорошие хозяева сначала кормят животных, а потом уже себя, — с улыбкой произнесла Алиса. — Но я плохая хозяйка, потому вначале попьем чай мы.

— Рад слышать, — искренне рассмеявшись, ответил я. — Думаю, пирог ждёт не дождётся, когда его съедят.

На кухне над печкой висели веники из различных трав. В углу напротив стояли умывальник и вёдра с водой. Все остальные стены были заняты полками. На них я рассмотрел сотню различных баночек, коробочек, шкатулок и кастрюль.

Посреди кухни стоял круглый стол, за который я уселся после приглашения Алисы. Она заварила чай, поставила передо мной тарелку с гигантским куском пирога, который оценил бы и Гай.

— Очень вкусно, — сказал я, когда прожевал первый кусочек и запил его душистым травяным чаем.

Алиса тоже ела, потому только кивнула. Когда мы допили по второй чашке, пришло время дел. Вначале мы насыпали в гигантскую кастрюлю полмешка зерна, залили его водой и с трудом запихнули в печь.

Первая порция каши досталась Лайле. Я сам наполнил её миску, чтобы собака прониклась ко мне доверием. Потом мы зашли в небольшой сарай и накормили полсотни цыплят. Дальше настала очередь свиней, ютившихся в загоне в самом углу двора. Стоило нам подойти, как животные засуетились, начали громко хрюкать и толкаться возле широкой кормушки. Не заходя внутрь и морща носы, мы перевалили остатки каши через забор. В этот момент свиньи выглядели очень счастливыми.

— Если честно, им нужно больше еды, но тогда зимой нам всем вместе придётся пить травяной чай, — сказала Алиса.

— Вы богато живёте, — заметил я. — Столько скотины.

— В деревне почти нет Синих. Нам дают задания на неделю, а иногда и на месяц вперёд, — вздохнула девочка. — Так что многое не наше. Половину скота нам привели на откорм. Потом просто заберут и спасибо не скажут.

— Этого они не любят, — усмехнулся я невесело, — говорить спасибо.

— Пойдём к причалу, — с улыбкой перевела тему Алиса. Ей не хотелось говорить о плохом.

Берег, на котором жила Алиса, был пологим, и потому причал оказался довольно низким.

— В буйную весну его заливает полностью, — пожаловалась Алиса.

— Свой причал, — я восхищенно покачал головой. А сам думал, как весело летом с него можно нырять и ловить рыбу.

Справа от причала, на лужайке с невысокой зелёной травой, был сложен очаг из камней. В нескольких шагах от него лежала охапка дров. Я помог Алисе расстелить на земле толстое одеяло и спросил:

— Разожжём костёр?

— Люблю огонь, — ответила Алиса.

Я бросил в очаг охапку хвороста, представил загорающуюся спичку и произнёс:

— Сцинтилла!

Огонь занялся сразу, несмотря на то что дрова были немного влажные.

— Это лучше, чем бежать за спичками, — улыбнулась Алиса.

Я по привычке потянулся к фляжке, но почувствовал, что сил у меня осталось достаточно. Да и незачем было сейчас колдовать.

Подул ветер, и ещё не набравший силу огонь затрепетал, как беспомощный птенец. Я уже собрался повторить заклинание искры, но ветер, словно обжёгшись о костер, начал дуть на воду, покрывая реку рябью. Огонь дрожал ещё несколько секунд, будто приходя в себя после удара, а затем весело затрещал, распробовав новые дрова на вкус.

Мы сидели и смотрели на огонь, на воду, друг на друга. Секунда шла за секундой, выстраиваясь в ровные шеренги по шестьдесят штук, чтобы превратиться в минуту. Нам с Алисой казалось, что время остановилось. Река будет течь, огонь гореть, и нам никогда никуда больше не захочется. Но прошла ещё четверть часа, и мне пришлось встать, чтобы подбросить дров. Хрупкая иллюзия растаяла, и я сказал:

— У вас здесь безлюдно и спокойно.

— Мёртвое спокойствие, — глухо отозвалась Алиса и на несколько минут замолчала. Затем, когда я снова сел, заговорила: — Десять лет назад на нашу деревню обрушилась страшная болезнь. Почти все дети умерли, многих взрослых тоже похоронили. Кто-то покинул деревню во время эпидемии, надеясь не заразиться, а одна семья погибла полностью, в их доме до сих пор окна и двери заколочены досками.

Мне стало неуютно, и я поёжился. Не хватало встретить призраков.

— Про нашу деревню есть и хорошая история, — улыбнулась девочка. — Рассказать?

Я кивнул, довольный, что Алиса сменила тему.

— Сорок лет назад, когда моя бабушка была молодой, в нашу процветающую деревню приехала девушка из синей касты, чтобы дать задание Фиолетовым. Она зашла в один из домов, где жил смелый парень. Он вовремя не опустил голову, они посмотрели друг другу в глаза, и Синяя девушка с Фиолетовым парнем сразу влюбились. Конечно, её родители были против такого союза, а друзья парня говорили, что девушка будет всю жизнь им командовать, но их настоящая любовь смогла победить людские толки и силу Радужного жезла, и они поженились. И до сих пор живут где-то в горах, наслаждаясь счастьем и забыв навсегда о браслетах.

— Я слышал что-то похожее, — сказал я, хотя понимал, что у меня не получится описать всё так же романтично. — Но не про ваше или наше поселение. Так, старая легенда.

— Рассказывай уже, — поторопила Алиса.

— В ней говорится, что парень из Зелёной касты влюбился в Голубую девушку, и вместо того, чтобы просто приказать ей быть с ним, предложил руку и сердце. Легенда гласит, что решение о том, в какую касту определить их детей, принимали сами Белые жрецы.

— Красиво.

— Как думаешь, почему нет легенд, как Голубой влюбился в Фиолетовую? Или Жёлтый в Голубую? — спросил я.

Алиса пожала плечами

— Может, и есть. Просто мы их не знаем.

На миг меня проняла дрожь. Я сидел один на один с девчонкой, с которой начал общаться на прошлой неделе, и обсуждал такие темы, о которых постеснялся бы заговорить и с сестрой. А Гай бы, пожалуй, и вовсе поднял меня на смех.

Я достал Цертус и сказал:

— Он волшебный.

Прозвучало как похвальба, но Алиса понимающе улыбнулась:

— Я вижу, красивый артефакт. А что значат надписи?

— Не знаю, — вздохнул я.

— Возможно, здесь написано имя первого владельца. Или, — Алиса посмотрела на зелёный самоцвет Цертуса с прищуром, — о его волшебных возможностях.

Я вздрогнул, когда Алиса с радостью прокричала:

— Твой нож подмигнул мне!

— Так говоришь, словно он живой, — сказал я.

— А ты сомневаешься? — удивлению девушки не было предела. — Да он живее моей собаки!

Я быстро посмотрел Алисе в глаза. Они были в тон чистому небу и, словно солнце, светились теплом.

— С недавних пор я многому стал верить, — ответил я. Так я начал рассказ о волках и хозяине леса.

— Медр, — позже произнесла Алиса, словно пробуя слово на вкус. — Хотелось бы с ним познакомиться.

— Ты мне веришь?

— А зачем тебе врать?

Я пожал плечами, вспомнив реакцию Гая.

Солнце нырнуло за крутой берег реки, и небо расчертили пять полос, вырывающихся из красного пятна. Казалось, что перед закатом где-то наверху произошла битва. И теперь небесный великан положил на купол небосвода окровавленную пятерню. Она отражалась в реке, делая прекрасную картину тревожной.

— Мне пора идти, — сказал я. — Даже если побегу, вернусь домой по темноте. Родители будут волноваться.

— Приходи ещё в гости.

— Спасибо! — искренне ответил я и, поборов стеснение, взял Алису за руку. — Лёгкой недели! Если вдруг не получится встретиться, то в школьный день на том же месте.

— Договорились, — улыбнулась Алиса.

От её улыбки тревога на миг отступила, но небо быстро темнело, и я, махнув на прощание, бегом ринулся домой. Я подумал, что в крайнем случае Анна или мама могли спросить у Гая, где я. Да и любой господин мог задержать меня хоть на три дня. После чудесной прогулки слова Синего учителя подёрнулись дымкой, а жизнь снова стала простой и весёлой штукой.

Главное, чтобы у отца сегодня не было на меня планов, иначе взбучка неизбежна. А в остальном всё прекрасно.

Холмы немного замедляли мой путь, зато, когда заберёшься на вершину, вниз летишь так, что едва успеваешь переставлять ноги. Обойдя глубокий овраг, я заметил далёкий огонёк, горевший на краю нашей деревни. Пройдя ещё сотню шагов, я заметил, что и окна моего дома лучатся светом лампы.

В груди появилось чувство тревоги, сродни тому, когда сквозь чащу леса ломится дикий кабан или разъярённый медведь. И тебе некуда бежать. Я открыл дверь, быстро пересёк сени и вошёл в комнату.

Мать сидела на кровати Анны и плакала. Отец лежал на полу и смотрел в потолок остекленевшими глазами. Я испугался, что папу хватил удар.

— Что случилось? Что делать?! — закричал я.

Ответил мне дед:

— Марк, сядь. Случилось то, что случается со многими красивыми Фиолетовыми девушками. Анну забрали.

Я забыл, как дышать. Казалось, что из-под меня выбили пол, и я плюхнулся на кровать.

— Как забрали? — через три секунды прошептал я. — Она ж не одеяло… И ей только семнадцать лет.

— Через две недели восемнадцать, — сквозь всхлипывания сказала мама. — Он специально забрал её раньше, пока она не вышла замуж за Фиолетового.

— Кто забрал? Зачем? — я не понимал собственных вопросов и не надеялся понять ответы. Мир снова в одно мгновение сделал неудачный кувырок.

— Её забрал прислуживать Рэй, которому вы недавно мыли дом, — ответил Фостер-древний.

— Но она могла и так ему помогать! — воскликнул я.

— Скорее всего, он сам хочет подобрать для Анны мужа. Или даже жениться на ней. Её мнение, конечно, никого не интересует, — объяснил дед.

— Хватит болтать! Всем спать! — встав с пола, грубо приказал отец. — Завтра нас, как всегда, заставят работать. И всем плевать, что у нас забрали нашу девочку.

Где весь день провёл я, всем было безразлично. Горе смывает любые вопросы. Я подумал, что лучше бы меня наказали, накричали бы, заставили работать с утра до ночи, но при этом Анна осталась в родном доме. Но нет. Мой прекрасный день с Алисой останется навсегда со мной, чтобы перерасти в ужасный день, когда у меня отобрали сестру.

Я наконец разулся, сделал глоток воды и забрался в постель. Отец тут же погасил лампу, поставив жирную точку в неприятном разговоре. И наш дом, словно погибший светлячок, слился с мраком ночи.

* * *

Думая о сестре, я ворочался всю ночь. Как там Анна? Спит ли? Или так же, как мы, не может сомкнуть глаз? Я слышал, как плачет в подушку, едва сдерживая громкие рыдания, мама. Что-то в полудрёме бормотал отец. Несколько раз на улицу выходил дед.

Я помнил, как Синий господин, этот Рэй, смотрел на мою сестру, брал её за подбородок, давал монеты! К бесцветным такого управляющего! Анна ещё говорила, что он к нам добр. И правда, такую доброту ещё поискать. Меня поразила новая мысль. Неужели Алису, когда она немного повзрослеет, тоже заберёт какой-нибудь Синий? Ведь она красивая… Несовершенство мира людей, которое я чувствовал с каждым днём сильнее, меня пугало.

Не знаю, сколько оборотов я сделал, переворачиваясь с левого бока на правый, но, пожалуй, не меньше сотни. Уснуть я так и не смог. Только начало рассветать, я встал и побежал в лес, чтобы немного отвлечься. Собрать ягод для медра, поговорить с ним, если он пожелает. Помощи я у него просить больше не собирался. Только совета.

Лес стал для меня старым, немного сварливым, но неопасным знакомым. Бессонная ночь давала о себе знать. Глаза немного опухли, руки и ноги были вялыми, но возвращаться в постель, которая так и не смогла дать отдыха, я не хотел.

Перчатки, лукошко, и вот уже в компании верного Цертуса я снова пробираюсь в гущу ветвей ежового дерева.

— Хозяин леса, я собираю… — начал я.

— Собираешь, но ещё не собрал? — спросил появившийся из вихря медр. — Поговорить можно и во время работы.

Из-за густых ветвей я практически не видел медра, потому казалось, что я говорю с лесом.

— Кстати, спасибо за предложенное в прошлый раз яблоко, — сказал медр.

— Жаль, что вы были заняты, — сказал я, вспомнив разочарование, когда хозяин леса так и не появился.

— Я догадываюсь, о чём ты думаешь. Но! — сказал медр. В его голосе появились непреклонные нотки. — Помогать по дружбе — очень правильное и хорошее дело. Но нельзя, чтобы друг выполнял за тебя ту работу, с которой ты можешь справиться сам.

— Вы могли подсказать, в какую сторону идти, — не согласился я.

— Да, мог. Но тогда при любой трудности ты стал бы бегать ко мне. Человек должен уметь сам принимать решения, сам держать удары судьбы. Если б я не верил, что ты сможешь справиться с тем заданием, я бы помог. Но тогда ты многого не понял и не узнал бы, что знаешь сейчас. Опыт, навыки, знания, размышления — вот что ценно! А не какое-то там выполненное задание.

Я несколько минут молчал, обдумывая услышанное. С одной стороны, было обидно, что медр мне не помог, а с другой… я почувствовал радость. Медр не откликнулся не из-за того, что мы не друзья.

— Вы правы, — вздохнул я, бросая в корзину горсть ягод.

— Видел, как ты тренируешь заклинание щита, — сегодня он был необычайно разговорчив. — Какой мыслеобраз использовал?

— В высоком прямоугольном щите увязает стрела, — ответил я, словно меня спросил учитель на уроке.

— Сейчас я раскрою тебе секрет магии, — пообещал медр. Я расслышал в его голосе весёлые нотки. — Для определённого заклинания нужен определённый мыслеобраз. Но часто бывает, что калейдоскоп мыслеобразов усиливает заклятие в разы. И о них тебе не расскажет ни книга, ни учитель. Потому как нестандартные мыслеобразы у одного человека могут работать, а у другого — нет.

Я замер с горстью ягод в руке. О таком я не слышал даже от деда. Для многих один вспомогательный мыслеобраз казался ненужным усложнением, а медр говорит о целой череде живых картин! Хозяин леса продолжил:

— Правда, если не угадаешь, колдовства вовсе не будет. Например, для заклинания скуутум можно представить, как в щите увязает целый веер стрел. На силу заклинания будет влиять даже цвет их оперения и форма наконечника. Или как щит защищает тебя от груды обрушившихся с неба камней. Стоит поэкспериментировать.

— Раньше я думал, что магия — это капля силы в браслете и парочка непонятных слов, — с презрением к собственной глупости произнёс я.

— Даже Фиолетовые могут прикоснуться к миру настоящего волшебства, — ещё больше обнажив выступающие, как у бобра, передние зубы сказал медр. — Хотя для меня Синие, Фиолетовые — разницы нет.

— Зато у людей между ними больше, чем пропасть, — с горечью заметил я, снова подумав о сестре, которую увели, словно… Я вспомнил, как Алиса сказала, что они выращивают для Синих цыплят и свиней. Белые жрецы! Неужели мама с папой выращивали для Синего Анну?!

— Может, ей там будет лучше? — спросил медр, словно прочитал мои мысли. А может, и правда прочитал.

— С этим Синим? — брезгливо спросил я. Честно, такая мысль мне не приходила. — Не знаю…

— Так спроси её.

Я осторожно спустился с дерева, каждую секунду рискуя быть исколотым сотней шипов, и насыпал медру ягод.

— Спрошу, — кивнул я и побрёл домой.

* * *

Дед сидел на кровати и смотрел на дверь, словно знал, что я сейчас приду. Родителей дома не оказалось, а увидеть Анну я не надеялся.

— Как поживает хозяин леса?

— Разговорчив, — скупо ответил я. — Дед, я хочу прочесть твою книгу.

Дед достал её из внутреннего кармана и начал вертеть скрюченными пальцами.

— Раньше меня звали так же, как и тебя, — тихо сказал Фостер-древний. — Я был Марком Фостером. — Дед сделал глубокий вдох и шумно выдохнул, словно ему трудно было говорить. — Сорок лет назад я пал, потускнел с голубизны морозного неба до презренной фиолетовой бездны. Без права на обратный взлёт. Это хуже тюрьмы, хуже казни.

— Но ведь человек не может быть выше или ниже, чем на одну касту от той, в которой родился! — с безграничным удивлением сказал я. Затем потряс головой. Мой дед один из Ярких? Смысл услышанного доходил с трудом.

— Везде бывают исключения, — сказал Фостер-древний. — Заметил, мне никто не приказывает? Всего лишь воспоминание о том, что я был на две касты выше, заставляет людей относиться ко мне с суеверным почтением. Но этого оказалось недостаточно, чтобы уберечь внучку.

— Почему ты не рассказывал раньше?

— Я потерял уважение к себе и надеялся, что смогу опровергнуть приговор. Но годы идут, а я так и не смог придумать, как вновь стать Ярким. Моя надежда — ты. Я не хочу украсить кладбище ещё одним невзрачным памятником, зная, что моя семья на веки вечные обречена падать в фиолетовую бездну, — сказал дед и протянул мне небольшую книжонку в кожаном переплёте.

— Стать Синим, — пробормотал я. — По-моему, легче научиться летать.

— Если хоть немного сомневаешься, попробуй заговорить с Синим, и ты почувствуешь, как унизительна жизнь низших каст в Аркусе. Даже собака может загавкать на Синего, но мы безмолвны, как рыбы.

— Проведаю Анну и начну читать, — пообещал я, до сих пор пребывая в шоке. Мой дед был Ярким!

Дед улыбнулся, показав недостающие зубы, и больше ничего не сказал. Я, словно суслик из норы, выглянул из-за двери. Не заметив Синих, я вышел из дома и быстро добрался до центра поселения. Я затаился между толстым деревом и забором и стал следить за коттеджем Рэя.

Анну я увидел спустя полчаса. Я едва её узнал. Она шла с другого конца улицы в шикарном платье, какого у неё никогда не было и не могло быть. Высокие сапоги забирались под юбку, а на плечах красовался полушубок из лисицы. Анна тоже меня увидела, хотя я был уверен, что остаюсь для окружающих незаметным, как ночная тень. Видимо, сестра догадывалась, что я её рано или поздно стану выслеживать. Анна улыбнулась, махнула рукой и зашла внутрь коттеджа. Я прождал ещё полчаса, надеясь, что сестра выйдет и мы поговорим.

Я обошёл коттедж, заглянул в пару окон, но дверь так и осталась закрытой. Сам войти я не решался. Зайдёшь один раз в дом Синего без приглашения, и всё, навсегда прослывёшь преступником. Тем более в богатый дом управляющего.

По крайней мере, я узнал, что сестра жива, хорошо одета, может махать рукой и улыбаться. «Неплохо для начала», — подбодрил я сам себя.

Я вышел из своего укрытия и заметил родителей. Они, не видя ничего вокруг, брели по вытертой брусчатке мимо роскошной тюрьмы дочери. Правда, Анна не выглядела пленницей. Чего стоил её наряд!

Я поприветствовал родителей. Отец лениво кивнул, а мама дотронулась до моего плеча. Руки у обоих были грязные и в мозолях.

— Я видел Анну, — сказал я, надеясь немного развеселить родителей, — выглядит очень хорошо.

Папа тихо пробормотал что-то про бесцветных змей. Мама начала плакать. Слёзы оставляли на её щеках мутные дорожки. Я открыл рот, шокированный реакцией родителей, и захлопнул обратно, решив больше ничего не говорить.

Во дворе я сел на скамейку и открыл книгу. Ровный убористый почерк заполнял всю страницу, дед не любил тратить бумагу попусту.

Я прочитал о Фиолетовом, который спас из крупного пожара шестерых Синих, но сам всё-таки погиб. В награду его жену сделали тоже Синей. Может, дед тоже мечтал совершить что-то такое, чтобы нас всех четверых сделали Синими? Нет уж, спасибо. Пускай нас будет пятеро живых и Фиолетовых, чем четверо, хоть даже и Синих.

Вторая история рассказывала о мужчине, который научился легко говорить с Голубыми, хотя сам был Синим. Он не выполнял их приказы и давал указания людям из своей касты. Научился ли он контролировать браслет, терпел ли боль или правда не чувствовал влияния Радужного жезла, никто не знает. Жрецы списали всё на то, что сразу после рождения ребёнка, мать которого умерла при родах, кто-то перепутал цвет и надел не тот браслет. Жрецы воззвали к Радужной сфере и сделали мужчину ярче.

Это история мне понравилась намного больше. Она давала надежду, что силам великих артефактов можно противопоставить свою. В тот момент я даже не заметил, что крамольная мысль о том, что Белые жрецы, наши отцы и хранители, могут ошибаться, меня даже не задела. Почему-то я был уверен, что этот мужик был обыкновенным Синим, который благодаря какой-то хитрости и тренировкам смог сопротивляться Радужному жезлу. Я скривил губы, когда увидел, что подобный случай история Аркуса знала лишь единожды — шестьсот лет назад.

Следующие три истории рассказывали о военных подвигах Жёлтых, которых сделали Оранжевыми. В жизни я с трудом воспринимал мысль о Зелёных, которые, как сказал наш учитель, могут за день сделать то, что толпа Фиолетовых не сделает за год. А дед писал о каких-то Жёлтых и Оранжевых.

Я быстро пролистал книжку и присвистнул: историй о смене цвета было не меньше сотни! Уж не придумал ли их дед, чтобы подбодрить внука? У меня просто не укладывалось в голове, что столько людей смогли поменять цвет обручья и покинуть свою касту. Вдруг это красивые небылицы, которые рассказывают друг другу люди долгими зимними вечерами, чтобы скрасить время и о чём-нибудь помечтать?

Бессонная ночь напомнила о себе вселенской усталостью. Я забрался в постель и продолжил читать. Я читал, даже когда не мог держать глаза полностью открытыми. Я перевернул страницу…

* * *

Мне снились Белые жрецы и сияющая Радужная сфера, переливающаяся миллионами цветов. Медр что-то обсуждал с Белыми и Красными, показывал на меня. Белые качали головами. Глаза у них горели. Они были властителями, богами мира Аркуса. И Фиолетовый мальчишка для них ничего не значил. Они подняли белые и слепящие, словно солнце в пустыне, браслеты. Я почувствовал жар. Очень сильный жар. Кажется, против меня применили страшное боевое заклятие игнис — облако огня, окутывающее жертву. Боль, словно на меня опрокинули котёл с кипящей смолой, заставила моментально проснуться.

Сердце колотилось так, словно я убежал от стаи волков. Меня бил озноб, холодный пот покрывал лоб, хотя во сне я только что сгорал заживо. Что ж, кошмары снятся всем. Я прошлёпал босыми ногами до таза с водой и тщательно умыл лицо. Мама ещё спала, что на неё было непохоже, а отец куда-то ушёл.

Я приблизился к деду и сказал шёпотом, чтобы не разбудить маму:

— Дед, откуда ты взял все эти истории?

— Видел сам, читал газеты, изучал исторические книги.

В нашей деревне газет не было. По-моему, только управляющему раз в неделю привозили посылку, где было несколько газет из ближайшего города — Траектуса. Избранные новости управляющий зачитывал для Синих господ. Иногда что-то слышали и Фиолетовые. Чаще всего это были абсолютно непонятные вещи вроде успехов Оранжевых по продвижению в Бесцветные земли, или увеличения торгового оборота с островами-колониями, или точный расчёт сдвига Стены вглубь континента. И прочее, и прочее, чего жители даже не могли представить. Страшной новостью считалась смерть кого-то из жрецов, наших отцов и хранителей. Тогда управляющий созывал всю деревню и, стоя на крыльце, зачитывал некролог со всеми подвигами и свершениями какого-нибудь великого стопятидесятилетнего Белого, после чего вся деревня, опустив головы, на четверть часа погружалась в почтительное молчание.

— Мне очень понравилась история, где Синий перестал выполнять приказы Голубых, — сказал я деду. — Жаль, что такое было всего раз.

— Никто не мешает тебе стать вторым, — ответил Фостер-древний.

Я лишь пожал плечами.

Позавтракав яблоком и лепёшкой, я отправился к дому управляющего. Забравшись на дерево, я сел на толстую ветку и опёрся спиной на ствол. Так было намного удобнее, чем подпирать чужой забор. Чтобы скрасить ожидание, я продолжил читать книгу, бросая частые взгляды на улицу и парадный вход коттеджа. Пожалуй, я немного рисковал. Любого Синего разозлит прохлаждающийся Фиолетовый мальчишка в самом центре поселения. Но ещё не опавшая листва хорошо скрывала меня от посторонних взглядов, да и мимо дома управляющего не любили ходить даже Синие.

Я волновался за сестру и твердо намеревался узнать, как с ней обращаются и можно ли ей чем-то помочь. Анна вышла на крыльцо спустя час и огляделась, словно не знала, куда ей пойти. Я захлопнул книгу и спрыгнул с дерева.

— Анна! — позвал я и бросился к ней, но сестра быстро забежала в дом, не сказав мне ни слова.

Я сильно отсидел ноги, и теперь их начали колоть тысячи иголок от пяток до бёдер. Морщась от боли, я похромал обратно к дереву. Хотя что толку ждать? Сестра или не хочет, или не может со мной говорить. Расстроенный, я убрал книгу в подсумок и зашагал к дому Гая.

Друг лениво копался во дворе с поздним урожаем яблок.

— Сочувствую, — увидев меня, сразу сказал друг. — Дел у вас теперь без Анны…

— Да бесцветные с этими делами! — махнул я рукой. — Главное, чтобы сестрёнку мою не обижали.

— А до этого её что, никто не обижал? — скривив губы, хмыкнул Гай.

Мне его вопрос не понравился.

— До этого, — стараясь не злиться, ответил я, — она могла вернуться домой, отдохнуть там, поговорить с мамой, со мной. Конечно, она много работала…

— А сейчас отдыхает. Не перебирает эти дурацкие яблоки, за которые милый Генри даст полгроша.

— Ты хотел бы жить в доме управляющего? — спросил я с презрением. — Быть его вечным слугой, спать в его доме, выносить ночной горшок?

— Ты так спрашиваешь, — засмеялся Гай, — будто сейчас у меня лучше. Если у меня выдаётся хотя бы один свободный часок от работы Синих, то мама сразу находит, чем меня занять. Например, перебрать яблоки. А в таком доме я бы кушал повкуснее, а работал поменьше.

— Тебе бы только ничего не делать да брюхо набивать, — расстроился я.

— Пойми, ей больше никто не будет приказывать. Она под защитой управляющего.

И снова я понял, что Гай в чём-то прав. Но…

— У неё настолько всё хорошо, что она даже не может поговорить с родным братом, — скривив губы, произнёс я и рассказал о том, как два дня подряд Анна убегала от меня в дом.

Гай пожал плечами и спросил:

— Не хочешь мне помочь?

Я с усмешкой вспомнил слова медра о дружбе и помощи и ответил:

— Думаю, ты и сам справишься. Друзья не для того нужны, чтобы выполнять чужую работу.

— Всё ты умничаешь, что-то ищешь, читаешь, экспериментируешь, — покачал головой Гай, — не доведут до добра тебя эти умности. Не для Фиолетовых они.

— А я и не хочу быть Фиолетовым, — вставая со скамьи, сказал я. — Ладно, успехов с яблоками.

— Не обижайся, Марк, — сказал мне вслед Гай, — просто начни видеть Аркус в фиолетовых цветах, и всё будет в порядке.

— Конечно, — обернувшись через плечо, сказал я. Затем повторил: — Успехов с яблоками.

Я старался не злиться на Гая. Ведь всего несколько дней назад я согласился с Синим учителем, забыл о поучениях деда и намеревался прожить Фиолетовую жизнь. Не зря же есть выражение «мне всё фиолетово», обозначающее безразличие. Потому что иначе Фиолетовому не прожить. А работа и унижения в нашей касте кончаются лишь тогда, когда над свежей, наскоро вырытой могилкой поставят именной камень.

Меня это не устраивало.

* * *

Наступил третий день после ухода Анны. Без всякого аппетита я принялся за завтрак. Я чувствовал, что мне нужно с кем-то поговорить, поделиться тревогами. Будить спящего деда, который не первый год мучился бессонницей, я не посмел. Медр? Он не поймет. И я отправился к Алисе, надеясь, что застану её дома.

Стоило мне войти во двор, как ко мне бросилась собака, а свиньи захрюкали в три раза громче. Несколько секунд я гадал, укусит меня Лайла или просто поприветствует. Для меня с нашей последней встречи прошла целая вечность, хотя я был здесь всего лишь три дня назад. Собака не успела меня забыть и гавкнула один раз, сказав по-собачьи: «Привет!» Я посетовал, что не захватил для неё угощение. Лайла дважды обежала вокруг меня, с собачьей любознательностью обнюхала ноги и посеменила к входу в дом, из которого выглянула Алиса. Увидев меня, она широко улыбнулась. Её улыбка отогнала неприятные мысли.

— Привет! — сказал я. — Не помешал?

— Привет! Здорово, что пришёл, — ответила Алиса. — Я сейчас.

Спустя несколько минут она вышла в бордовой куртке, держа в руке большую тарелку. Через пару секунд в пасти Лайлы оказался блин. Собака быстро его проглотила, надеясь на добавку. Девочка покачала головой и сказала Лайле:

— Это нас мама не видит. Так бы тебе и одного не досталось.

Собака завиляла хвостом с утроенной скоростью. Пожалуй, если бы у неё было два хвоста, то она могла бы взлететь.

— Животные думают, что у хозяев всегда есть еда, — сказал я. — Просто люди жадничают.

— А я думаю, что они считают нас дураками. Ведь зачем делиться едой, когда можно съесть всё самому? — улыбнулась Алиса.

Я засмеялся, затем перевёл взгляд на собаку и сказал:

— А по-моему, она тебя обожает.

— Отдай ей свой блин, она и тебя будет обожать, — махнула рукой девочка. — Тот ещё сторож. Только соседских котов и гоняет.

Алиса села около причала, а я остался стоять.

— Рад, что застал тебя дома, — сказал я.

Алиса внимательно посмотрела на меня и чутко спросила:

— Что-то случилось?

Через несколько минут я закончил рассказ об Анне.

Алиса встала, молча подошла ко мне и крепко обняла. Это было лучше всяких слов. Я немного растерялся, но мои руки сами поднялись и легли на спину одноклассницы. Не знаю, сколько мы так стояли, минуту или час, но я почувствовал, что не одинок в этом мире.

Несмотря на то что на улице было прохладно, по груди разлилось странное тепло. На краткий миг я застеснялся, что Алиса услышит или даже почувствует через куртку, как бешено стучит сердце. Мы нехотя расцепили объятия и, не глядя друг на друга, сели.

— Блины совсем холодные, — нарушила молчание Алиса.

— Лайлу бы это не остановило, — сказал я.

— Свиней тоже, — добавила Алиса.

Мы засмеялись, взяли по блину и начали есть. Вскоре с едой было покончено, и мы встали, чтобы ополоснуть руки в реке.

— Мой дед написал книгу, — сказал я, когда мы снова сели, прижавшись плечом к плечу. — Почитать?

Алиса кивнула. Кашлянув и пролистнув пару страниц, я начал повествование. Я прочитал Алисе много историй и закончил, когда немного охрип.

— Ты думаешь, это правда? — спросила девочка.

— Я хочу, чтобы это было правдой, — ответил я.

— Ты странный, — улыбнулась Алиса. — Но мне это нравится.

Я убрал книгу в подсумок, и мы ещё долго сидели молча, взявшись за руки и глядя, как мимо нас течёт вода. Время тоже текло равномерно и неумолимо, а мы не были свободны так, как нам хотелось бы. После полудня Алиса вздохнула и сказала:

— Дела.

— Давай помогу! — вызвался я.

Алиса покачала головой:

— Я справлюсь, а тебе лучше помочь родителям, без Анны им теперь тяжело.

Мне не хотелось уходить, но девушка была права.

— Я рада, что ты зашёл, — улыбнулась Алиса.

— Увидимся в школьный день, — сказал я.

— На том же месте, — кивнула Алиса и проводила меня до калитки. Дремавшая Лайла навострила одно ухо, приоткрыла глаза и, поняв, что во сне всё гораздо интереснее, опустила веки.

— Лёгкой недели, — пожелал я.

— Лёгкой недели.

Я сделал десяток шагов и оглянулся. Алиса смотрела мне вслед. Мы помахали друг другу, и только тогда она пошла в дом. Я улыбнулся, тронутый этим прощальным жестом. В груди было по-странному тепло.

Я замедлил шаг, чтобы подольше побыть наедине с этим доселе неведомым теплом.

* * *

Я решил пройтись по главной улице в надежде, что увижу сестру. Не успел я дойти до дома, как на крыльцо вышла Анна. Широко улыбнувшись, она помахала мне рукой. Снова в другом платье, шубке из кролика и новых высоких сапогах. Чистые и расчёсанные волосы падали на плечи. Я сорвался на бег, боясь, что Анна спрячется в коттедже, но она стояла на крыльце, дожидаясь, пока я подойду.

— Видела, как ты свернул на нашу улицу, — как ни в чём не бывало сказала сестра, когда я подошёл чуть ближе.

Слово «наша» мне не понравилось. Настоящий наш дом вообще-то стоял на отшибе, недалеко от леса, без всякой там улицы. Но первыми моими вопросами были:

— Как ты? Почему убегала?

— Три дня мне было запрещено с кем-то разговаривать и ходить к родителям в дом. А так — всё хорошо. По крайней мере, я стала меньше работать. Как там мама? Справляется? Папа сильно грустит?

— Волнуются за тебя, — ответил я, переваривая услышанное.

— Ты успокой их. И маме помогай. Думаю, позже я смогу приходить к вам, приносить что-нибудь вкусное и помогать.

И снова это «к вам», словно Анна уже не просто смирилась с новой жизнью, но и полностью её приняла.

— Что ж, я рад, что у тебя всё хорошо. Выглядишь ты лучше, чем раньше.

— Спасибо, Марк. Ты постарайся успокоить родителей. Всё не так плохо.

Я кивнул и неожиданно для себя подумал: «А обрадуются ли родители, узнав, что Анна не хочет домой?» Ведь все так привыкли, что Синие — угнетатели Фиолетовых. Я мечтал, чтобы у сестры всё было хорошо, и всё равно немного опешил, когда услышал, что она действительно в порядке.

— Я скажу, что с тобой всё нормально, — ответил я. — А сейчас ты чем занята?

— Да ничем, — ответила Анна. Затем всё-таки уточнила: — Обустраивала комнату.

«Что ж, отдельная комната в богатом доме — это, наверное, большой шаг вперёд для Фиолетовой девушки», — попытался убедить себя я. Анна молчала. Мне тоже больше нечего было сказать.

— Ты приходи, когда будет время. И стучи вон в то окно, — наконец нарушила тишину сестра, — может, мне скоро разрешат звать гостей.

— Хорошо! Лёгкой недели, Анна. Знай, мы по тебе скучаем.

— Спасибо, Марк. И вам лёгкой недели.

Я сошёл с крыльца и направился к однокомнатному деревянному дому, куда сестра, похоже, не вернётся уже никогда.

* * *

День шёл за днём, и каждый был похож на другой.

Я кое-как дождался вечера, чтобы лечь спать. Несколько раз за день я пожалел, что не знаю заклинания, которое могло бы ускорить ход часов. Настоящим праздником для меня стала мысль, что завтра школьный день. Наконец-то я увижу Алису. Я ждал с ней встречи, придумывал, что скажу, потом понимал, что лучше не пытаться произвести на неё впечатление надуманными фразочками. Я понравился ей, когда был самим собой. Самим собой и нужно оставаться. А как хотелось её обнять! От одной мысли по рукам и спине бежали мурашки.

Я помыл голову и забрался в постель. Не прошло и минуты, как без стука вошёл Синий. Я сразу почувствовал неладное. Браслеты засветились. Я, мама и папа опустили головы. Дед смотрел куда-то в сторону.

— Завтра для вас есть работка, — сказал Синий родителям. Потом повернулся ко мне: — Тебя это тоже касается. Как все проснётесь, сразу ко мне. Не успеете днём — будете работать ночью.

Я вскочил с кровати. Школа, Алиса… Я прокричал:

— У меня…

И упал на пол, словно меня сразила молния. Боль была такой сильной, что я не смог сдержать слёзы. Казалось, ещё секунда, и моя рука превратится в обгоревшую головёшку. Синий стоял и смотрел, как я корчусь. Радужный жезл беспощадно наказывал меня за два слова, которые я успел сказать.

— У него завтра школа, — послышался голос деда. Фостер-древний произнёс то, что хотел сказать я.

— В следующий раз сходит, — ответил Синий и посмотрел на деда с таким удивлением, словно с ним заговорила табуретка. — Молчал бы, а то и тебя заставлю работать.

— Это вряд ли.

На миг мне показалось, что браслет деда потух. Я потряс головой, обручье Фостера-древнего по-прежнему светилось фиолетовым. Обман зрения? Но ведь дед как-то смог ответить Синему! Я не знал, что и думать. Эту мысль выбила другая. Алисе придётся идти в школу и из школы одной. Что ж, жизнь ещё раз мне показала: нельзя загадывать даже на следующее утро. Я опустил руку с браслетом в холодную воду, и боль немного отступила.

— О чём ты думал, Марк? Заговорить без разрешения с Ярким! — воскликнула мама. — Ложись спать!

Встал я затемно и побежал предупредить Алису, чтоб она шла без меня. Да и желание увидеть подругу было непреодолимое. Браслет то жёг меня и тянул назад, то становился незаметным. Он словно не знал, что делать. Ведь я нарушал приказ Синего лишь частично. Господин сказал: «Как все проснётесь, сразу ко мне». А родители ещё спали. Я понял, что прямое неповиновение не могу выдержать и секунды. Нужно начинать с малого.

Я прошёл на пару сотен шагов дальше, надеясь встретиться с Алисой пораньше. Так и случилось.

— Привет, Марк. Ты поговорил с сестрой? — сразу спросила она.

— Привет. Алиса, я сегодня не иду в школу. Меня на целый день запряг работать Синий. А сестра… она, похоже, быстро привыкает к новой жизни. Хотя я и родители не верим, что ей там лучше.

— Жаль, что ты пропустишь уроки, — сказала Алиса. И я видел, что ей действительно жаль.

— Бесцветные с этими уроками, — ответил я, совсем расстроившись. — Плохо, что я не могу побыть с тобой.

Мы снова обнялись. Как тогда, на берегу реки. А раннее утро обнимало нас одеялом плотного тумана. Мне казалось, что сердце у меня так не колотилось даже после десятиминутного бега. Я благодарил судьбу за встречу с Алисой, я проклинал судьбу за то, что забрала у меня сестру и этот школьный день.

Я надеялся, что родители поспят хотя бы ещё десять минут, и немного проводил Алису.

— Приходи в гости, как сможешь, — попросила она.

— Спасибо, Алиса, — улыбнулся я. — Обязательно приду.

Вчера вечером жизнь показала, что нельзя загадывать наперёд. Я её проигнорировал. И зря. Ведь тогда бы мне не пришлось нарушать обещание. Но в ту секунду я был уверен, что скоро снова увижу одноклассницу. Я сильно ошибался.

Глава пятая

Взгляд из бездны

Ещё неделя прошла в бесконечной работе. Синий господин решил превратить непаханую землю в плантацию. Естественно, Фиолетовые работали там, забыв обо всех остальных делах. Рыли колодцы, строили дом, выкорчевывали деревья, копали и пахали.

У меня едва хватало сил вспомнить об Алисе, не говоря уже о том, чтобы отправиться к ней в гости. Мы уходили на плантацию ранним утром и возвращались глубокой ночью. К концу недели я был способен спать стоя. А мозоли от лопаты добрались почти до локтей.

Стоило упомянуть Анну, как отец начинал ругаться, а мать заливалась слезами. Хотя сама сестра выглядела счастливее, чем раньше. Да и не забери её к себе управляющий, она бы горбатилась на плантации вместе с нами.

Завтра Анне исполнялось восемнадцать лет, и я очень хотел поздравить её с совершеннолетием. Но Синий ревностно следил, чтобы у рабочих не было даже десяти свободных минут, он твёрдо решил благоустроить плантацию до морозов. И снова не пустил детей в школу.

К Анне я пошёл ночью. Я не видел ни её, ни Алису уже неделю и сильно скучал. С Гаем мы пересекались на обеде, но возможности нормально поговорить у нас так и не появилось.

Я подошёл к дому управляющего и тихонько постучал в окно. Никто не откликнулся. Я постучал сильнее. И снова тишина, лишь слышно как на краю деревни брешет старая собака. От третьего моего стука задребезжало стекло в раме, и я испугался, что оно треснет. Я решил прийти утром.

Не смог я встретить Анну и на следующий день: ни утром, ни ночью, когда я, поражённый бессонницей, выскользнул из дома и добежал до коттеджа Рэя.

Мама начала подозревать, что Анна исчезла из деревни. Спросить у Синих родители не могли, а рассказывать семье Фостеров никто ничего не собирался.

В первый же свободный от работы день я решил взять дело в свои руки и наконец-то всё разузнать о сестре. Я сделал два больших глотка зелья из подорожника и мяты, оно придавало мне уверенности. Браслет нагрелся, недовольный моим действием, но я принял это за добрый знак. Если справлюсь, то побегу к Алисе и наконец увижу её. Я улыбнулся, подумав: «И обниму».

Я постучал в парадную дверь коттеджа. Через минуту на крыльцо вышел Синий, который в тот далёкий день заставил меня мыть чердак. Вначале я по многолетней привычке опустил голову, затем начал поднимать подбородок. Чем выше я его поднимал, тем сильнее жглось обручье. Синий молчал, и я попытался первым заговорить с ним. Руку обожгло так, что у меня перехватило дыхание. От боли я не смог вымолвить и слова. Но в этот раз я не упал.

— Ты хотел что-то сказать? — оскалившись, с издёвкой спросил Синий. Затем развернулся и зашёл в дом. Не успел он захлопнуть дверь, я всё-таки прохрипел:

— Где… Анна…?

Может, он меня не услышал, а может, предпочёл сделать вид, что не разобрал среди моего хрипа слов. Я сел на крыльцо и начал крутить в руках Цертус, это всегда меня успокаивало. Хотя на сей раз мне показалось, что яркий зелёный самоцвет на рукояти ножа взглянул на меня с укором.

Конец ознакомительного фрагмента.