Рубайат в переводах великих русских поэтов

Омар Хайям

Знаменитые рубаи философа, математика, астронома и классика персидско-таджикской поэзии Омара Хайяма переводятся на русский язык уже более ста лет. Многие из этих переводов сами стали классикой. Антологический срез, по которому возможно отследить трансформацию подхода к переводам текстов Омара Хайяма: начиная от крайне светского (вольного) переложения, заканчивая обнажением суфийских смыслов, ибо поэт был суфием, и переводы (прочтение смыслов) возможны только в этой парадигме. В сборник, который вы держите в руках, вошли рубаи, переведенные великими русскими поэтами XIX – начала XX вв.

К. Герра

Псевдоним (по фамилии своей матери, итальянской балерины) известного поэта, музыкального критика и врача Константина Митрофановича Мазурина (1866–1927), выходца из известной меценатской московской семьи, состоявшей в родстве со знаменитыми меценатами Третьяковыми. Константин Герра-Мазурин автор нескольких сборников стихов, трудов по теории обучения музыке и книг по медицине. В 1901 году он издал в Москве книгу «Строфы Ниразума. Вольный перевод». В предисловии автор пояснял, что он сделал перевод рукописи неизвестного восточного поэта-суфия, жившего в Хорасане в Х веке. Сразу после выхода книги мистификация Мазурина — Ниразума была раскрыта, и переводы Герра вошли в коллекцию русских переводов Омара Хайяма. Умер Герра-Мазурин в эмиграции, в Италии, на родине своей матери.

* * *

Переживая дни мученья и печали,

Мы в мире, что ты дал, все временно гостим

И, не узнав того, чего бы знать желали,

Мы из него уйти, хоть нехотя, спешим.

Так кто же разрешит мое недоуменье,

Зачем я создан был, как всякое растенье,

Зачем я мучился, смеялся и страдал,

Любил, надеялся, чудес каких-то ждал,

Стремился проникать в смысл дивного творенья,

И веру в истину бесчисленно терял,

И творчество твое признал за заблужденье,

И самого тебя всем сердцем осуждал?!..

* * *

Товарищ, приходи! Оставь свою заботу,

Налей из кувшина янтарное вино!

Приди, развеселит с тобою нас оно,

Отнимет, наконец, оно у нас охоту

Трудиться мыслию над вечною загадкой.

Я на ухо скажу тебе тогда украдкой:

«Пей, больше пей вина, товарищ по несчастью,

Недолог срок, когда смешаемся с землей;

Лишенные забот, житейского участья,

Мы обратимся в прах, товарищ мой, с тобой…

И вылепят из нас кувшины, статуэтки

И разных петушков, собачек, лошадей,

И будут хохотать над ними наши детки,

Ломать их и играть… ну, а пока налей!..»

* * *

Ты опасаешься любви и увлечений,

Развратом мне не раз ты чувство называл,

Но сам ты, человек, как много преступлений

С расчетом, день за днем, в сей жизни совершал!..

О, если мне Аллах когда-нибудь прикажет

Забыть, что есть во мне душа, чтоб жизнь любить,

Пусть он меня тогда, как вздумает, накажет,

Но никому меня ничем не убедить,

Что созданное им достойно лишь презренья,

Что чувства все души должны мы подавить!..

Мне нужно на земле вседневно утешенье:

Надеяться я должен, и верить, и любить!..

* * *

Сидел я за вином, мечтал и, увлекаясь,

Я думал: «Нирузам, ты истинный поэт!

Пускай тебя всю жизнь клянет, хоть надсаждаясь,

Не только злейший враг, но даже целый свет!»

Но голос вдруг сказал: «Напрасно увлеченье,

Ты вовсе не готов для истинной борьбы…

Что также ты — поэт, о, в этом нет сомненья,

Но ведь поэты здесь родятся, как грибы!..»

* * *

Любить своих врагов ты мне повелеваешь?

Любить своих врагов стараюсь я давно,

Что ж делать, если их любить нам всем должно!

По мере сил любить стараюсь их и я,

Но, Боже, на иной ты грех меня толкаешь:

Не будут ли тогда завидовать друзья?..

* * *

Не думай, что врагам завластвовать над нами,

Но бойся, Нирузам, как зла, своих друзей!

Когда твои друзья к тебе придут врагами,

То будут из врагов — враги-друзья сильней.

Не верь любовнице, не расточай ей клятвы,

Она, как жнец, сидит над зреющим снопом

И, гладя пышный хлеб, ждет только время жатвы,

Чтоб срезать, наконец, отточенным серпом.

Ах, бойся, Нирузам, и своего желанья —

Желанья редко нас ведут к преддверью блага,

И не поможет нам ни сила, ни отвага,

Чтоб выбраться опять из пропасти страданья.

Эй, мальчик, дай вина, хочу забыть тревогу,

Хочу залить любовь, хочу залить мечту!

Какую б на земле ни выбрал кто дорогу,

Он выберет всегда ненужную, не ту!..

* * *

Сегодня грустно мне, — и яства за обедом

Насытить не могли желания души…

Эй, мальчик, вновь вина! налей и заглуши

Тот голос, что тебе по младости неведом.

Но ты поймешь потом, оставшись стариком,

Всепонимающим, больным и нелюдимым,

Что выше блага нет для смертного ни в чем,

Как глупость, чтоб любить, и счастье — быть любимым.

* * *

Учитель, ты знаешь, бывает как трудно

Учить дураков, но бывает трудней

Учить молодежь (ведь она всех умней!) —

Тогда-то становится тошно и нудно…

Уча, ты в науку сам глубже вникаешь —

К стыду своему сознаешь, замечаешь,

Что многого сам ты, премудрый, не знаешь!

* * *

Если б богом я был, я бы ночью и днем

Заставлял бы вино падать с неба дождем,

Если б богом я был, то мой ветр полевой

В мир бы дул ароматом фиалки лесной;

Если б богом я был, настоящим, могучим,

Я перины пушистые сладил бы к тучам,

Чтоб могли на них люди, баюкаясь, спать,

От предела к пределу вселенной летать.

Если б богом когда-нибудь раньше я был,

Ни за что б я вселенную так не творил,

А тем паче в нее дураков не вводил…

* * *

Заря встает. Встаю и, покидая ложе,

Гляжу на светлый день, он мне всего дороже!

Пусть струны под рукой привычное звенят,

И услаждают слух, и чувства окрыляют,

Жизнь не вернется к тем, в земле что ныне спят,

Могилы их к друзьям опять не возвращают.

О ты, всезнающий, что скрыто в глубине,

На дне души людей, на дне земных могил,

Приди и облегчи, хотя б в последнем дне,

Возможность жизнь любить, как в детстве я любил!..

Дай силы перенесть мои переживанья

И, отрешив мой ум от суеты земной,

Дай до последних дней, до часа воздыханья,

Беседовать с тобой, а там… приди за мной!..

* * *

Свои грехи припоминая,

Я удручен, молчу, скорблю,

Хотя лишь истину люблю —

Я ложь и правду совмещаю.

Когда ж раскаянье сжигает

Мне душу — ум тогда твердит:

Коль раб ошибку не скрывает,

Конец ознакомительного фрагмента.