Лишние люди

Ольга Шипилова

Сборник рассказов «Лишние люди» включил в себя такие произведения как: «Второе пришествие», «Поющая собака», «Реск», «Его глаза», «Девочка со сливами», «Лишние люди», «Легкое счастье». Созданные в духе критического реализма, они изображают правду, повседневность, будничность жизни в условиях современности. Однако герои рассказов, скованные обстоятельствами рутины, неприкрашенной обыденности, мечтают о счастье и лучшей жизни, стремятся к идеалам и чему-то прекрасному, верят в чудо.

Фотограф Виктор Анатольевич Иванцов

© Ольга Шипилова, 2018

© Виктор Анатольевич Иванцов, фотографии, 2018

ISBN 978-5-4493-4484-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Второе пришествие

День начинался как обычно: хмурый рассвет, ломота в теле, сухой кашель и вторая неделя на больничном листе. Карина с трудом открыла мутные глаза и тут же зажмурилась от ядовитого света безжалостной лампочки, которая разбудила ее розовую сонную комнату. «Пора вставать!» — весело проскандировал муж Иван, громко побарабанив по письменному столу жены пальцами. На кухне что-то угрожающе шипело, запах жареной пищи заполнил собой все кругом, не давая возможности дышать. «Это мама с утра пораньше готовит завтрак. Наверное, блины», — подумала девушка, сдерживая приступ тошноты. Карина не любила блины, как и семейные завтраки. Девушка еще немного полежала в постели и сделала попытку подняться. Она уперлась обеими руками в подушку и прислушалась к себе. Тело болело. Вдохи давались с трудом. «Одно легкое все же не дышит!» — про себя отметила девушка и решительно скинула на пол теплое одеяло. Встать сразу не получилось, кружилась голова. Карина вновь опустилась на кровать. Обессилено, одной рукой, она потрогала темные пряди на виске. Волосы оставались на пальцах. Карина рассматривала их: тоненькие, погибшие, как сухая осенняя трава. Жизнь медленно покидала ее тело. Обычный грипп, но с каждым днем становилось хуже. Карина потянулась непослушной рукой, сделав над собой усилие, и погасила торшер. Комната наполнилась темнотой, густой и привычной, от которой в голове рождались тихие образы и мысли.

Сначала Карина думала о своей работе, о коллегах. Они с негодованием восприняли ее отсутствие. На сочувствие и понимание можно не рассчитывать. Все втянуты как болтики и винтики в бесконечный сумасшедший механизм выполнения служебных обязанностей. Должно быть, на ее столе скопился целый ворох важных бумаг, которые придется просматривать сердитым коллегам, они будут ворчать и жаловаться начальству на загруженность. А еще говорят — незаменимых людей нет! Постепенно мысли перетекли в другое русло, Карина задумалась о своем муже. В последнее время их отношения стали как тугая тетива, готовая лопнуть в любую секунду от взаимных обид. Любовь, что согревала их столько лет, будто поутихла, и семейная лодка почему-то дала течь. Карина любила своего Ивана, это она знала точно, но что-то все же было не так. Муж словно ревновал ее к работе, и эта ревность часто захлестывала его. Он хотел владеть Кариной полностью, хотел, чтобы она вела домашний быт и не строила из себя деловую леди в свои-то двадцать шесть. А она ничего и не строила. Положение обязывает быть строгой, серьезной и немного деловой. Конечно, это не совсем она, Карина. Конечно, она надевает на себя маску успешной и ответственной, благополучной сотрудницы и, конечно же, не всегда успевает снять ее дома при маме и муже. Она сильно устает на работе, но, зато, карьера идет в гору. И пусть часто она покрикивает на своих домашних, они должны ее понять! Она так сильно загружена и так горячо печется о материальном благосостоянии семьи!

Карина не знала, что в этот час ее родные люди, сидя на кухне, тоже думают о ней. Мама все прощает своей дочери, часто оправдывая там, где уже нельзя оправдать. На это способны лишь настоящие, мудрые и заботливые матери. Муж Иван сердится за то, что она совсем себя не бережет, сгорает как свечка на своей любимой работе, а у нее здоровье никудышнее. Иван очень любит свою жену, любит, как и прежде, когда им было всего по двадцать. Он брал ее в жены и думал, что счастью не будет конца. Карина тогда училась в университете. Иван, как мог, обеспечивал свою молодую жену. Он много и тяжело трудился — лишь бы у Карины было все. А потом она вышла на свою престижную работу, и началось. Денег стало больше, жить легче, а вот счастье куда-то ушло. Мобильный телефон жены разрывался день и ночь. Она постоянно решала свои сверхважные задачи, часто сердилась, иногда плакала, но всегда достигала поставленной цели. Были дни, когда ее руки дрожали и нервно подергивались худые плечи. Ивану до горечи во рту становилось жаль свою жену, и он с нарастающей силой ненавидел ее работу. Им так было хорошо раньше, когда Иван уходил на завод, а Карина оставалась одна в их уютной съемной квартирке, читала свои конспекты, готовила ужины. Рисовала воробьев за окном и часто заливисто смеялась. Внутри нее жила маленькая девочка — веселая и игривая, немного застенчивая и капризная, но так горячо любимая Иваном. Вечерами они гуляли по притихшему городу, ходили к родителям в гости, были молодыми, свободными и беззаботными. А теперь это все испарилось, и девочка внутри Карины умерла.

Вся семья, погрузившись в свои невеселые думы, совсем не заметила, как за окном сделалось светло. Солнца не было, хмурился ноябрь тяжелыми серыми облаками и уставшие люди с ледяными масками на лицах все спешили куда-то наперегонки со временем.

Карина провела в постели весь день. Она то спала, то просыпалась. Часто ее накрывала удушливая волна жара, от которого мутился рассудок и быстрые мурашки бежали по всему хрупкому телу. Конечно же, ей нужно в больницу, и в то же время ей туда никак нельзя. Карина до судорог боялась больниц, ей казалось, что там все пропитано болью, смертью и кровью. Она какой-то звериной чуйкой ощущала этот неприятный запах, он будто налипал на нее, от него невозможно избавиться или отмыться.

Вечерело. По телевизору шли новости. Диктор-женщина беспечным голосом сообщала, что в их город едут дельфины. «Дельфины! Самые прекрасные существа на свете! Полубоги-полурыбы, они сами едут или их везут?» — думала Карина, удивляясь странным мыслям. Ей виделось, как в огромных машинах-цистернах плещутся существа, которых она наделяла неземными качествами, и плещутся они там лишь для того, чтобы позабавить галдящую толпу, требующую все новых и новых жертв ради своего развлечения. Дельфины и ноябрь. Дельфины и мрачный серый город, где нет моря, нет свободы. Карина сама себе напомнила дельфина, загнанного чьей-то жестокой рукой в резервуар с мутной стоячей водой. Ей тяжело в нем дышать. Она вынуждена выполнять разного рода трюки, которые выполнять ей не хочется, но именно этого от нее все ждут.

Мама приготовила ужин. Кажется, это был суп. Супа Карине не хотелось. Ей хотелось брокколи. Где в ноябре достать свежую капусту брокколи, знал лишь Иван. Уже в восемь вечера Карина стояла, пошатываясь, на кухне и в маленькой кастрюльке готовила себе зеленое чудо. Но лишь притронувшись к своему нехитрому ужину, Карина побежала к раковине, ее тошнило. Мама и муж видели, как позывы на рвоту сгибают девушку пополам, как она кашляет и плюет зеленой кашей на салфетку.

Карина снова лежала в постели, бледная, до крови закусывая посиневшие губы. Кудрявая брокколи так и осталась покоиться нетронутой на белоснежной фарфоровой тарелочке. Против больницы Карина протестовала, капризничала и ругалась. Родные сидели рядом, не зная, что еще можно предпринять. Лекарства упорно продолжали не действовать, а градусник безжалостно показывал 39.5. Карина хотела остаться одна. Она отталкивала от себя близких, выгоняла из своей комнаты и плакала. Когда часы показали начало второго ночи, мама и муж Иван погрузились в дрему. Карина тоже уснула, и только пятнистая беспородная кошка Маша не покидала своего поста возле горячего тела хозяйки.

Карина проснулась из-за сильного приступа тошноты. Тошнило не от еды, а от того, что ее душа готова вот-вот вырваться наружу. Делалось больно. Но боль была не физической, а какой-то другой, как болит внутри, если сделаешь что-то очень стыдное. Карина попыталась пошевелиться — руки и ноги не двигались. Девушка позвала маму, голоса не было, губы онемели. Кошка Маша суетилась рядом. Промучившись какое-то время, Карина ощутила, что умирает — ее уход необратим. И самое горькое в этом, что она так и останется лежать холодным куском плоти, не прощенная и не простившая, посреди своей маленькой комнаты с искаженным от боли лицом и обезображенными от судорог конечностями.

Карину стошнило, и неведомая сила, причиняя мучительные страдания, вырвала ее из земного существования. Свет погас, выключился звук, и Карина перестала быть. Где-то очень-очень далеко ее мама кричала в трубку телефона что-то про инсульт, просила приезжать скорее и потом выла, как воют собаки по покойнику. «А-а-а, значит, инсульт», — последнее, что запечатлел умирающий мозг.

Карина не видела, как приехала «скорая», как ее распластанное тело клали на пушистый мамин плед. Потом выносили из квартиры. Она не слышала, как спорили врачи о том, что нельзя нести вперед ногами. Она не чувствовала, как ее реанимировали в машине скорой помощи. Она даже не могла догадаться, как сильно будет рыдать ее муж, возвращаясь домой с пледом и тонкой цепочкой жены, как он не знает, что сказать ее матери, как вместе они кричат и, обнявшись, раскачиваются, сплоченные их общим горем.

Карину не волновали уколы иголками в ноги, изучение фонариком зрачков, споры врачей на консилиуме. Она даже не испугалась, когда молоденькая медсестра визжала прямо над ее ухом: «Она неживая, пульса нет!» Карина не могла предположить, сколько людей будут за нее бороться, поймав за хвост улетающую душу и найдя в мертвом теле слабенький, один единственный, признак угасающей жизни.

А телефон на ее письменном столе продолжал угрожающе звонить, ему было безразлично кто возьмет трубку. И брокколи продолжала жизнерадостно источать свой капустный аромат, ей также было все равно внутри кого распадаться на калории, витамины и волокна.

Сначала Карина пребывала всем и ничем одновременно. Она являлась воздухом, ветром, водой, гнилой осенней листвой, и в то же время она разлеталась на сотни кусков и осколков, из которых ее больше не собрать никогда. Времени не существовало. Лишь странная невесомость наполняла все вокруг. Сознания не было. Чувства, эмоции, мысли — все погасло. И только сгусток энергии носился где-то под самым потолком реанимации, там, где огромные лампы смотрели сверху вниз на безжизненные тела, за которые думали, дышали, стучали всезнающие аппараты. А потом что-то будто щелкнуло, ударило, и осколки стремительно стали наполнять умирающее тело. Боль взорвалась во всех клетках, суставах, венах. Душа ворвалась обратно в свой покинутый храм, куда-то туда, где прячутся страх и стыд, где сердце делает свой трепетный удар, когда неистово любит.

Карина снова была погружена в забытье, но уже совсем в иное. В забытье этом существовали краски, образы, воспоминания — в них таилось прошлое. Карине виделись умные мордочки дельфинов в машинах-цистернах, где вместо воды — зеленая брокколи. А потом сознание возвращало ее в ярко освещенную реанимацию, и дельфины превращались в тревожные лица врачей, склоненных над нею. Один засмеялся еле слышно и прошептал: «Будет жить!» И Карина жила. В ней рождалась, трепетала новая жизнь. В нее входила маленькая девочка — ранимая и чистая. Карина пробовала свой голос. Он был слаб. Первое, что она произнесла — это «мама». Сначала тихо, неуверенно, потом все громче. Она звала свою маму, единственную на свете. Она вернулась для того, чтобы начать жизнь сначала. Карина лежала на своей умной кровати, опутанная трубками и проводами, и думала о том, что нет ничего важнее мамы, мужа, жизни, деревьев за окном и возможности просто быть. Пусть больной, пусть очень слабой, но все-таки быть.

Иван нес свою маленькую девочку, свою милую Карину на руках. Он шел слишком быстро, оставляя позади красное больничное здание, которого жена так боялась. Большой халат, что передала мама для Карины, распахнулся от ледяного ветра, обнажив две тонкие ноги, похожие на высохшие веточки. Иван зажмурил глаза. Слезы подступили совсем близко. Карина лежала на его руках теплым сопящим комочком. И было в этом что-то до боли в сердце трогательное и горькое, отчего до хрипоты хотелось кричать и плакать. Она ухватилась за шею своего мужа острыми пальчиками, чтобы больше никогда не потерять. Они возвращались домой, где давно ждали их измученная мама и беспородная кошка Маша. Они возвращались без прошлого, без настоящего и пока еще без будущего, чтобы заново начать писать летопись своих отношений, и счастья, и жизни.

Июль 2016