Опасное любопытство. Часть 1

Ольга Флинт

В тихом американском городе главный герой, профессор абстрактной физики Лепски, вступает в сотрудничество с необычной группой исследователей. Вместе они пытаются создать машину, которая поможет им перемещаться через слои пространства. И вот настает долгожданный день первого перемещения. Профессор Лепски едет в научный центр и обнаруживает, что центр оцеплен полицией. Все оказывается гораздо сложнее, чем простые эксперименты по пространственному перемещению.

Глава 2. Банда исследователей

— Профессор Мечник.

— Ах, боже мой, Теодор, Руслана, просто Руслана.

— Хорошо. Тогда зовите меня Тед, если вас не затруднит. Профессор, простите, Руслана, что все это значит? Бидл? Здесь? Я не понимаю.

— Не волнуйтесь, Тед. Вы просто в шоке. Мы находимся внутри искусственного кармана пространства, который стоит на жидкой платформе постоянного движения. Это дает нам возможность противостоять течению пространства и оставаться на месте. Иначе мы не могли бы принимать гостей снаружи.

— Настоящий шаттл пространства? — воскликнул я.

— Да. А что вы думаете, раз в Небраске, значит, все уже второй сорт? Мы здесь работаем, а не кукурузу жуем!

— Я ничего такого не имел в виду.

— Ах, боже мой, да я знаю. Просто шучу. Пойдемте. А согласитесь, Тед, ведь это же превосходнейшее место для того, чтобы лечь на дно, а?

— Абсолютно.

Сейчас, смотря на Руслану, я понял, почему Шерон и многие другие недолюбливали эту женщину. Ее наружность была, скорее, отпугивающей, нежели притягательной. Огромная копна похожих на паклю, окрашенных в рыжий цвет волос, кое-где перемежающихся с прогалинами седых корней, обрамляла ее узкое холодное лицо. Стеклянные холодные зеленые глаза, длинный, тонкий, острый нос и тонкие, плотно сомкнутые губы, плохо подобранная косметика — все это имело совершенно неприглядный вид. Худощавая, еще весьма атлетическая фигура, облаченная в грязный лабораторный халат, пожелтевшие зубы — все было дополнено жестким, лающим восточноевропейским акцентом. Естественно, что такая внешность могла выбить из колеи нашу факультетскую секретаршу и многих других, но не меня. Я и не такое видел на факультете абстрактной физики, работая над моей кандидатской в Йельском университете.

Руслана открыла дверь и любезно пригласила меня войти. Как только мы пересекли порог Бидла, кто-то окликнул ее. Этот человек несся к нам на всех парах. Глаза его были навыкате, и он громко и быстро говорил что-то невнятное о неправильном расписании, комиссии и провалившемся эксперименте. Руслана терпеливо выслушала его и, обернувшись ко мне, спросила:

— Тед, не могли бы вы подождать меня около получаса? Это ужасно важно, мне необходимо разобраться с этим делом прямо сейчас. Вас это не затруднит? А чтобы вам не было скучно, я попрошу Гошу показать вам нашу лабораторию. Договорились?

И не дожидаясь моего согласия, она развернула тоненькую пластинку портабельного организатора ресурсов «Патрон-2» и, попросив одного из подчиненных встретить меня около лифта, удалилась по важным делам.

— Пррревосходно.

Мое самолюбие было ущемлено. Хотя, с другой стороны, я был рад, что в эту самую минуту мне не придется обсуждать с ней мой проект, потому что я действительно устал и был голоден. Мой желудок громко урчал. Вопрос, где бы хорошенько перекусить, снова и снова приходил мне на ум. Я мог бы пойти в «Шер-и-Панджаб», или пройтись с моими студентами в центр города и налопаться жирненькой лапши в «Спагетти Воркс», или заказать отменный стейк-сэндвич в закусочной «У Дузи». А вечером, после партии в теннис с Джонни, поехать в восхитительный, по моему мнению, мексиканский ресторан «Мазатлан» и насладиться огромным бокалом «Маргариты» и мидиями или куриным буррито.

Все зависело от моего распорядка дня и моей лени после окончания деловой встречи. Ах, да, еще мне необходимо было поработать над грантом и уделить должное внимание моим студентам. Ха, моим студентам. Интересно все-таки, как так случается, что профессор и аспиранты существуют в своего рода симбиозе? Течение моих мыслей было прервано внезапно раскрывшимся лифтом, из которого вразвалку вышел полноватый, рыхлый мужчина с выражением вселенской скорби на лице.

— Вы профессор Лепски? — осведомился он слабым, кислым голосом.

— Да, — бодро ответил я. При виде этой персоны мою усталость как рукой сняло. Мне ужасно больно было смотреть на него, и я ни в коем случае не хотел на него походить. Потому с этого момента я старался держаться бодрячком.

— Гоша. Ну пошли, что ли, посмотрим на лабораторию, только чего на нее смотреть, чего вы там не видели, я не знаю, — прогнусавил Гоша.

Мы вошли в лифт, и он нажал кнопку пятого этажа. Лифт медленно пополз вверх.

— С каждым днем погода становится все жарче и жарче, вы не находите? — сказал я, чтобы прервать неловкое молчание.

— Да, наверное. А тут так все время. Сначала с утра ужасно жарко, а через несколько часов слишком холодно. Это ж Линкольн, Небраска, не Сан-Диего какой-нибудь. Чего вы ожидаете от Мухосранска? — он хрюкнул и повернулся к стене.

Насчет погоды Гоша был прав. Особенно летом жара в Линкольне была непереносимая. Летом мне всегда приходилось глотать тонны тайленола и экседрина, чтобы утолить сильную головную боль. Летом меня нередко звали на озера, но я всегда отказывался. Меня не прельщает смотреть на выжженную солнцем пожелтевшую траву, быть кормушкой для комаров и, как в бане, покрываться потом с ног до головы. Я не выезжаю на озера, а сижу дома с включенным на полную катушку кондиционером, хожу в закрытый бассейн, а вечером жарю мясо на гриле, попивая освежающие напитки.

Пока мы были в лифте, у меня зародилось подозрение, что я Гошу где-то уже видел. Я напряг мозги и, к своему изумлению, узнал его. Это его голова торчала в оконце и грубила мне.

Лифт остановился. Двери плавно разъехались, и мы были оглушены громким приветствием. Огромная фигура веселого и весьма симпатичного, я бы сказал, мужика, преградила нам путь. Этот верзила так активно улыбался, что мне стало смешно.

— Ну, привет, привет. Чего ты выперся сюда? Не видишь, мы заняты? — сказал Гоша, стараясь сдвинуть этот небоскреб с места.

Гошины попытки были тщетны. Небоскреб просто протянул мне руку поверх Гоши, схватил меня за плечо и совершенно бесцеремонно выволок из лифта. После чего он с горячим энтузиазмом прогремел:

— Данила Павлович, твой друг и коллега, профессор Лепски. Пойдем, пойдем, мой дорогой друг, сюда.

— Спасибо, — почему-то пробормотал я и пошел следом.

Точнее, не я пошел за ним следом, а он своей могучей рукой, как бульдозер, потащил меня за собой. Я заметил, что у него странная походка. Я посмотрел на его стопы и увидел, что одна из его сандалий была порвана. Причем я еще подумал: «Сандалии в лаборатории?»

Гоша семенил позади. Сперва мы шли в молчании, и вдруг Гоша принялся ныть.

— Мой эксперимент пропал.

— Замолчи. Это никому не интересно, — отрезал Данила.

— Нет, ты меня послушай.

— Десять раз уже слышал эту историю. Диссоциируй в пространстве.

— Нет, ну тогда пусть вот, профессор Лепски узнает, какого рода политическую игру они ведут на этом факультете.

Данила только махнул рукой — мол, давай, но только быстро. Гошу это устроило, и он продолжил.

— Я работал над этим всю неделю. Сначала мои клетки переросли. Я их рассадил, и что же, вы думаете, произошло?

Он замолчал, ожидая моего ответа. Мне очень не хотелось участвовать в этом разговоре. К сожалению, другого выхода не было. Оставить его вопрос без внимания было бы невежливо. Я, так сказать, попался. Вкрадчиво, по возможности стараясь быть деликатным, я сказал:

— Простите, Гоша, я не биолог. Я не понимаю всех тонкостей выращивания культуры клеток. Так что же произошло?

— Да ничего особенного. Они все сдохли, — вмешался Данила и тихонько засмеялся.

Гоша печально вздохнул.

— Да, они все усохли. Эти тухлые нейроны улиток. Я же им еще в начале говорил, я их предупреждал, что у меня нет опыта работы с нейронами, так нет же. Мне отвечают, что все лаборанты заняты и не могут мне помочь. Они все направлены на обеспечение и поддержание лаборатории профессора Комиямы. А мне что прикажете делать? А теперь вот они переместили меня на третий этаж, а там столько окон. У меня же такой чувствительный эксперимент. Мой аппарат будет принимать все посторонние мысли. Как в случае с вами, профессор Лепски. Но нет же, они мне талдычат, что, мол, подвал здания предназначен только для тяжелых и сверхчувствительных приборов, как духовная камера «Ziess» или миниколлайдер пространства. Что, пол третьего этажа проломится под их весом? Вот, например, доктор Абрамов (он показал на Данилу) поставил свой амплификатор иллюзий Когитари на третьем этаже, и ничего, пол его держит. Правда, они обещали мне инсулировать мою комнату импедиментумалом, но когда, позвольте мне вас спросить?

И он снова замолк, возбужденно сопя. Ну что мне оставалось делать?

— Когда?

— Никогда, говорю я вам! А потом они спрашивают о результатах, — очень довольный собой, он завершил повествование о своих неудачах и тотчас же исчез в ближайшем офисе.

— Не слушайте его, Лепски. Он все время жалуется. Его хлебом не корми, дай поныть. Вы для нас здесь желанный гость. Вы мне лучше скажите, мой дорогой друг, вы ничего снаружи не видели? Что-то необычное, странное? — поинтересовался Данила.

Его вопрос привел меня в некоторое замешательство.

— Ну как вам сказать. Да, я видел несколько странных, необычных вещей сегодня. Данила, а почему вы не предупреждаете людей о кармане?

— А, Лепски, правила, установки, не разрешают нам. А потом, смотреть на выражения лиц после перемещения — одно удовольствие.

— А кто там живет? Кто анонсирует приход пассажиров?

— Это все штучки инженеров, чтобы все кому не лень по карманам не лазали. Чтобы неповадно было. Да забудьте вы про шаттл, Лепски, что вы все-таки видели снаружи? — не отступал доктор Абрамов.

Мне было неловко говорить о моих недавних видениях, но возбужденные глаза Данилы сверлили меня. Видно было, что он жаждет моего ответа и немедленно. А, черт с ним.

— Видел. Видел улыбающуюся черную овцу.

— Ага! Это я, я послал к тебе эту овцу. Впечатляет? Просто восхитительно, — в восторженном волнении он начал тереть руки. — А она тебе подмигивала, Лепски? — он был вне себя от радости.

— Должен признаться, что подмигивала.

— Вот это да! А что еще? Лепски, ты видел еще что-нибудь? — взбудораженный Данила светился от восторга.

— Что еще? Хм, да кажется, все.

— Точно? Ты подумай.

Я сделал вид, что подумал, и повторил, что больше ничего необычного не видел до путешествия в шаттле.

— Ничего, — печально повторил доктор Абрамов и незамедлительно скуксился.

— А что я должен был увидеть? Может быть, вы посылали мне пароль? — попробовал отвлечь его я.

— Пароль, нет, какой пароль? — отрешенно спросил Данила и стал смотреть поверх меня пустым взглядом. Я понял, что он находится вне нашего разговора. Но я не сдался.

— Снаружи Гоша спрашивал меня о пароле.

Мое заявление вернуло доктора Абрамова из мира научных тревог в коридор карманного Бидла.

— Гоша? Снаружи? Не может быть.

— Я вас уверяю, Данила, это был несомненно он. Он на меня ругался из окна.

Данила залился здоровым громовым смехом.

— Нет, нет, нет, нет, нет. Это он просто шутил, Лепски. Шутки у него такие.

Потом он постоял в задумчивости несколько секунд и пробурчал себе под нос:

— Значит, передовой приемник все-таки барахлит, а может, интерференция пространства, или стимула не хватает, текучесть тоже изрядная. Эх, не получилось. Надо снова налаживать, — а потом гораздо громче, — ладно, пойдем, Лепски, я тебе покажу нашу комнату оборудования.

Мы прошли немного дальше, и Данила совсем заковылял. Сил моих терпеть этот порванный сандалет не было, и я спросил:

— Отчего же вы, Данила Павлович, не почините вашу сандалию? Вам бы было гораздо удобнее.

— Слушайте, Лепски, вот вы же росли и учились в интеллигентной семье?

— Мне хотелось бы в это верить.

— Ну так чего же вы? Могли вы моего сандалета не заметить?

— Н-да.

Он провел карточкой по сканирующему устройству и открыл маленькую дверь. Сильный толчок леденящего воздуха чуть не сбил нас с ног.

— Кхе, кхе, что за дьявол? — в смятении воскликнул я.

— В этой комнате такой кондиционер, раздает всем холодные оплеухи, черт его подери, — сказал Данила, вытирая заслезившиеся глаза. — Вот она, святыня кармологов и естествоведов, комната оборудования, — он обвел ее изящным жестом огромной руки.

Среднего размера комната была до отказа заполнена различными приборами, огромными морозильниками, инкубаторами и ультрацентрифугами. Они стояли на полу и громоздились друг на друге, висели на стенах, уютно сидели на тяжелых столах и томились под ними — казалось, каждый миллиметр этой комнаты был занят.

Данила провел меня сквозь комнату и направился к еще одной маленькой дверце. Плавное движение руки доктора Абрамова через сканер — и дверь автоматически отползла в сторону. Мы вошли. Маленький автоклав тотчас изрыгнул на нас клуб теплого пара. Кроме автоклава, приборов, находившихся в этой комнате, я никогда не видел или видел всего лишь несколько раз. Мое любопытство разгорелось.

— Эй, Лепски, смотри сюда. Это гордость нашей коллекции. Сокровища, так сказать, Агры. Квинтометр, машина магнитрисити, миниколлайдер пространства и модель сферы.

— Сферы?!

— Да.

— Но позвольте. Это же…

— Я знаю, знаю, Лепски, ты не волнуйся. Все сделано по инструкциям из твоих статей со ссылками.

— А она работает?

— Еще нет. Точнее, мы не знаем, но, возможно, с твоей помощью.

— Скажите, Данила, а что вы измеряете квинтометром?

— Помилуй, Лепски, ты что, вчера родился, что ли? Потоки квинтэссенции, ессесьнно.

Он подошел к одному из приборов и любовно похлопал его по боку.

— Видишь эту штуку, друг Лепски? Это моя специальность, моя страсть, так сказать, и любовь, — Данила погладил этот большой серый металлический ящик. — Это интегрированная световая система высокой интенсивности для доставки мозговых волн. То есть направленная телепатия.

И так как я ничего не сказал по этому поводу, доктор Абрамов стал излагать детали своего проекта. Я слушал с неподдельным интересом и, поскольку я был профаном в некоторых аспектах его работы, задавал шокирующие его вопросы.

— А как это работает?

— Направленная волна заставляет вас видеть галлюцинации. Вы принуждены считывать мои мысли, точнее, расшифровывать мои мозговые волны. Система амплифицирует подаваемый от моего мозга сигнал, и он становится очень сильным. Сигнал перекрывает ваш мозговой приемник, и вы видите то, о чем я думаю. Это нормально для всех людей, мы все можем это делать, но есть одно «но». Для сильного сигнала вам критически необходимо сконцентрировать все ваше внимание на единственном объекте и пребывать в таком состоянии несколько часов, а с машиной все делается в два счета и через уровни.

— Вы верите в существование орбиталей?

— А ты нет?

— Честно, не знаю. Никто ведь еще удачно не переносился. Нужны веские доказательства.

— Подожди, друг Лепски, будут тебе и доказательства. Скоро, очень скоро мы доберемся до истины, и она предстанет перед нами во всей красе своей и царской короне. И будет бить стальным жезлом и пинать ногами тех, кто гнал нас и глумился над нами, и тогда…

И тогда доктора Абрамова понесло. Даже когда мы покинули комнату оборудования и переместились в саму лабораторию, он все еще вещал подобным образом. Замолчал он, лишь когда мы наткнулись на уже знакомого мне Гошу и ужасно похожего на Гошу брюнета. Они спорили, стоя между ламинаром и морозильником с желтой наклейкой «Осторожно, радиоактивность». Гоша держал в руках обледенелую упаковку с шестью банками пива. Лицо его выражало тревогу.

— Опять ты надрался, господин хороший. Я тебя в последний раз предупреждаю, Феликс, не клади пиво в морозильник, а то я на тебя в следующий раз натравлю комиссию по безопасности. Понял? — говорил Гоша с раздражением.

Так же, как и на Данилу, слова Гоши не произвели никакого эффекта на Феликса. Феликс неприятно хихикнул и ответил пьяненьким голосом, язык у него порядочно заплетался.

— Ну шего ты, Гога, бузись зра? Я поналошку. Феликс не пьем на лаботе. Феликс никак не мжжить бить надлался. Всего лишь суть суть. Га, — он картинно хлопнул себя ладонью по груди и сел на вертящийся стул перед ламинаром.

Лаборатория заполнилась сильным запахом спиртного.

— Гад ты иногда, Феликс Соломонович, — понуро ответил Гоша.

— По клайней мейе, я не мосусь в лаковину как нехоторые.

— Елки-палки. Так. Здесь смотреть не на что. Пошли поедим, Лепски. Мы тебя покормим вкусной едой, — и Данила в один миг сильнейшим пинком вытолкнул меня в коридор и потащил от лаборатории.

Через пять минут мы были в своего рода гостиной. По сравнению с комнатой оборудования гостиная казалась огромной. В ней находились: длинный, широкий, светлого оттенка деревянный стол, окруженный простыми пластиковыми стульями, среднего размера холодильник и несколько старых шкафчиков. Не знаю почему, но я ожидал чего-то более пафосного и современного.

Данила запихнул меня за стол, приказал ждать и удалился. На короткое время я был предоставлен самому себе. Я почувствовал, что устал и хочу домой, и оставался сидеть в гостиной только потому, что меня обещали накормить вкусной едой. Две молоденькие девушки вошли в гостиную, приятно чирикая, увидели меня, застеснялись и смолкли. Они встали у стены напротив меня и начали смущенно шушукаться и хихикать, поглядывая в мою сторону. Следом за ними пришла неопрятная престарелая дама с длинными распущенными волосами. На носу у нее сидели очки с толстыми линзами. Она деловито села за стол, не обращая на меня ни малейшего внимания, взяла газету и скрылась за нею с головой. И вдруг народ повалил в гостиную валом. Я посмотрел на часы. Уже было полвторого.

Как это часто бывает, незнакомых людей слегка опасаются. Я думаю, поэтому пришедшие в гостиную люди не спешили садиться рядом со мной. Чтобы избегнуть этой неловкости, я просто начал разглядывать стол. Я сделал следующее наблюдение: стол не имел никакого покрытия, краски или лака. Из-за этого миллионы пятен и царапин вечно будут радовать тех, кто пожелает здесь трапезничать в антисанитарных условиях. Я улыбнулся. Стол мне надоел, и я решил понаблюдать за людьми в гостиной.

Одна молоденькая пухленькая, по всей видимости, китаяночка и рослый кучерявый европеец сели за стол. Китаяночка заливалась розовым цветом, а европеец ее обхаживал как мог.

— Ладно, Сю, ты хочешь знать, какого цвета электрон?

— Что вы такое говорите, доктор Роуздэйл? — она загоготала.

— Поверь мне, Сю, многие студенты скажут что он ЗЕЛЕНОГО цвета. Представляешь?

Китаяночка засмеялась так сильно, что у нее потекли слезы. Довольный доктор Роуздэйл хотел сказать что-то еще, но, к его несчастью, еще один мужчина, подошедший к ним, прервал его.

— Твоя история, Стэн, ничто по сравнению с тем, что я вам расскажу. Вот слушайте. Мои аспиранты задались целью перелить большой объем раствора из одной огромной склянки в другую. Значит, они поставили склянку с раствором на полку, а пустую — на стол и запустили в обе из них резиновый шланг и ждут, когда под напором градиента давления раствор начнет переливаться. Я подошел посмотреть, что будет, а они мне давай жаловаться, что, мол, не работает. Ну что мне с ними делать?

— И что же вы сделали, Николя? — саркастически поинтересовался доктор Роуздэйл. Николя прищурился и подмигнул Сю.

— Я сказал им, что проблема состоит в том, что у оного раствора слишком большие молекулы, которые просто-напросто в шланг не пролезают, — все трое покатились со смеху.

Под этот здоровый смех в гостиную бодренько забежал жизнерадостный упитанный мужичок лет тридцати и, грациозно виляя кругленьким задком, присел около престарелой дамы.

— Хелена, где доктор Абрамов? — весело спросил он и начал искать его в толпе своими маленькими узкими бегающими глазками.

— С французами не разговариваем. Отзынь, — не опуская газеты, ответила Хелена.

— Шантану, ты мне скажи, где он? Будет ли сегодня? — вкрадчиво обратился француз к человеку, стоящему около двери.

— Будет, Доминик, будет. Он и тебя уконтрапупит, когда разделается с настройщиком масспектрометра.

— А что случилось? — спросил Николя.

— Две недели подряд спек не выдавал ни единого пика. Вот Данила налил альбумина и отнес его на анализ, а настройщику ничего не сказал. А пика снова нет. Данила пошел ругаться и выяснять, что за фигня. Почему спек не откалиброван?

— Понятно, обычная история. Так когда он вернется?

Внезапно из коридора донесся раскатистый рык, который быстро приближался. Все замолчали.

— О, Данила идет, — сообщил Шантану и сел за стол.

Не прошло и минуты, как в гостиную вошел сам доктор Абрамов. Он подошел ко мне, положил громадную ладонь на мое плечо и громогласно объявил:

— Вот наш гость, профессор Теодор Лепски. Прошу любить и жаловать. Анна, ну где вы, сервируйте стол.

Молоденькие девушки тут же оторвались от стены и сели за стол рядом со мной. Их примеру последовали множество голодных служителей науки. Еще две молоденькие студентки начали ставить на стол изрядно использованную посуду, а потом различные мисочки и тарелочки с едой. Началось застолье: со всех концов стола слышались хруст, чавканье и звон посуды.

— Это что? — спросил Шантану.

— Это салат из свежей капусты с майонезом. Вам не нравится, Шантану? — спросила одна из девушек.

— Кто сегодня отвечал за готовку? — спросил Шантану.

— Светлана и Данила, — ответил кто-то.

— Я встречал Лепски и поменялся с Анной, — поспешил доложить Данила.

— Салат совсем безвкусный, не перченый. В следующий раз положите больше перца.

— Все бы вам, прихожанам из далекой Индии, засыпать перцем, а я вот, может, с перцем есть его не могу. Ты, например, готовил баранину с бобами в прошлый раз. Так я одну ложку в рот положил, и у меня не то что язык, зубы онемели. Во-первых, я остался голодный, а во-вторых, я три дня не мог ни есть, ни говорить, — сказал Данила.

Шантану молча взял перечницу и посыпал салат до тех пор, пока тот сверху не стал черного цвета.

А я радовался моему обществу. Мои соседки оказались на удивление очаровательные. Они флиртовали со мной, дразнили меня и задавали массу вопросов, при этом энергично меня обслуживая.

У нас получалась очень оживленная беседа. В целом в гостиной рев стоял несусветный. Однако Данила (пришелся мне по душе, несмотря на его фамильярности) возвышался над этим ревом, громыхая своим внушительным басом, как Зевс на Олимпе, отчего вся честная компания исследователей Центра кармалогии ликовала и пополнялась энергией.

— Я думаю, что пространственные инженеры пребывают в печали сегодня? — поинтересовался доктор Роуздэйл.

— С чего бы нам печалиться? — спросил Николя.

— Ну как же, волны притяжения, Эйнштейн, круги на поверхности воды, черные дыры и т. д., и т. п.

Николя ухмыльнулся.

— Волны притяжения — это уже устаревший материал. Ты мне лучше скажи, знают ли они что-нибудь о машине, которая измеряет частицы пространства и пространственные течения?

— Пространство, пространство. Да вы просто посмотрите на шахматную доску. Вот вам и проекция пространства — очень четко расчерчена тысячи лет назад. А меня интересует другой вопрос. Что они пытаются найти в одном измерении? Они все меряют и меряют, а толку мало. Они смотрят на палец, в то время как им показывают луну. Они слышат дыхание зверя, но не замечают его следов на тропе. Мало кто хочет признать, что естество — это живое существо, состоящее из множества населенных миров и орбиталей. Вот мы и не можем ничего доказать, потому как не хотим, — отдекламировал Гоша.

— Оставьте это, господа. Мне ужасно интересно, каким образом Эйнштейн знал об этом или наци. Это же не было просто гипотезой, — сказал Шантану.

— Эйнштейн путешествовал. Я уверен, он был на других уровнях, — произнес Гоша.

— Ты имеешь в виду карманы?

— Нет и еще раз нет. Перемещение между орбиталями возможно. А вот и Наталья тебе подтвердит, — Гоша указал на вошедшую молодую женщину.

— Наталья подтвердит что? — осведомилась она, садясь рядом с Данилой.

— Постулат нашего выдающегося кандидата Симбола, — горячо ответил Гоша.

— Андрей считает, что времени как такового не существует, а пространство, то есть естество, является живым эфирным существом огромного размера, питающимся различными потоками энергии. Скелет этого существа состоит из населенных складок пространства, то есть орбиталей. Каждая следующая орбиталь могла формироваться только после того, как предыдущая начинала доставлять достаточно энергии. Плотность пространства на орбиталях разная и текучесть тоже, именно поэтому на некоторых из них жизнь развивается быстрее, чем на других. При этом более медленные орбитали не означают отставания в прогрессе, так как они могли сформироваться миллиарды лет до быстрых орбиталей. Вследствие того, что орбитали почти идентичны, также возможны клоны исторических событий. Орбитали пронизаны венами пространства, которые создают тоннели. Он доказал, что теоретически такая модель пространства разрешает перемещение между орбиталями. К тому же памятники истории, археологические открытия и такие эпосы, как Махабхарата, подтверждают его размышления. Только как перемещаться? Этого пока никто не знает. Эти знания или затерялись глубоко в истории, или тщательно скрываются от таких людей, как Гоша, — она подмигнула Гоше и засмеялась.

К ней никто не присоединился, и ее смех одиноко разнесся по гостиной. После столь серьезного объяснения Натальи умы науки уважительно смолкли, а все бурное веселье куда-то улетучилось. Все стало обыкновенным, но все равно приятным.

— Кто это? — тихо спросил я одну из моих соседок.

— Наталья — инженер по отслеживанию кармических линий. Она работает с Русланой.

Все оставшееся время я сидел и наблюдал за Натальей. Это была эффектная женщина, и она мне понравилась: яркие каштановые брови на светлом безупречном лице, укутанном пышными каштановыми волосами, выразительные карие глаза и чувственные полные губы, белые полные плечи и изящные руки. В дополнение ко всему было в ней что-то от Маргарет Тэтчер: цепкость, совмещенная с приятной наружностью.

Мне вспомнилась одна женщина, Лидия, из моего юношества. Я помню, как при любом удобном случае я старался пройти перед окнами ее дома и был весьма счастлив, когда, пускай и редко, она мне улыбалась. Лидия была необыкновенно хороша для своих лет и была предметом моих желаний. Но, увы, я был слишком молод, чтобы воплотить свои мечты. К тому же Лидия вскоре переехала. Я долго грустил о ней, но со временем чувства мои угасли. Я устремил свои силы на построение карьеры на поприще абстрактной физики. Хотя еще много раз вспоминал о моих счастливых прогулках под окнами Лидии. Наверное, это она виновата в том, что мне очень нравятся женщины старше меня.

Ланч закончился. Все стали потихоньку расходиться. Я подошел к Даниле осведомиться, а не пора ли мне встретиться с Русланой.

— Елки-палки. Так она же уехала.

— Как уехала? Она же сказала полчаса, а уже прошло два часа, а ты мне говоришь, уехала.

— Извини, друг Лепски, срочные дела, — виновато ответил Данила.

— Знаешь, Данила, это ты меня извини, но это просто невежливо. Я же с ней заранее договаривался. Что же это за дела? Ужасная бестактность.

— Лепски, я тебя очень хорошо понимаю, но что же я могу сделать?

Действительно, ну что Данила мог теперь сделать?

— Ладно. Проводи меня к выходу.

Из проема двери вынырнула голова Доминика, энергично покрутилась и прощебетала:

— Данила, кажется, она у себя. Шантану сказал, что она вернулась и в офисе, — голова еще немного весело покрутилась, а потом быстренько убралась.

— Вот везде влезет, егоза, едрить его за ногу, — сказал Данила, и мы пошли к Руслане в офис.

Офис располагался далеко, в другом крыле здания. «Как бы за это время она куда-нибудь еще не ушла», — подумал я. И как назло, когда мы добрались до офиса, на двери белела записка: «Буду через пятнадцать минут». «Вот, здрассьте, пожалуйста. Не везет, и как с этим бороться?» — подумал я.

— Да. Лепски, мне надо идти настраивать аппаратуру, а то я здесь всю ночь буду сидеть.

— Конечно, Данила, вы идите. Я ее здесь подожду.

Данила, ковыляя, пошлепал назад, а я примостился перед офисом Русланы на симпатичном диванчике неопределенного цвета. Я сидел и ждал, сидел и ждал. Пятнадцать минут уже давно пролетели, а ее все не было. Мне это безобразие порядком надоело, но, как говорится, «взялся за гуж, не говори, что не дюж», и я, как часовой у заставы, сидел перед дверьми, пялился на записку и думал.

Наша жизнь полна коридоров. Мы ходим по ним, в них живем и работаем, в них же ждем-с. Мы, люди, привыкли думать, что сильно отличаемся от других живых тварей, населяющих Землю. А ведь это совсем не так. Мы роем тоннели, соединяющие маленькие комнатки, совсем как мыши, или, как термиты, строим небоскребы. Только у термитов это получается гораздо лучше и чище, потому что они строят на совесть, а не воруют и не мусорят зря.

Вот некоторые из нас отрицают эволюцию, но ведь надо быть слепцом, глупцом или подлецом, чтобы не замечать ее следов в роде человеческом. Хотя я должен согласиться с теми людьми, которые высказывают мнение, что скачок в развитии интеллекта между человеком и приматами огромен. Я соглашаюсь с теми, кто говорит, что нам помогли появиться в этом мире, но я отрицаю всякое участие богов. Собственно говоря, я отрицаю и само существование каких-либо богов или чудес.

Довольно скоро моя усталость взяла надо мной верх. Сначала я просто прилег на бок, потом на спину и растянулся во весь рост, а уже через пять минут я просто-напросто заснул. Точно не знаю, сколько я спал, но спал крепко.

Проснулся я от шума, исходящего из офиса Русланы. Дверь была приоткрыта, и я мог видеть, что в офисе горит свет. «Ну наконец-то», — подумал я. Я встал, потянулся, привел себя в порядок и вошел в приоткрытую дверь. Русланы в офисе не оказалось, а шум исходил от бумаг на столе, на которые дул настольный вентилятор.

— Руслана! Доктор Мечник, — позвал я, но ответа не последовало. Черт собачий, что же это такое? Я осмотрелся и заметил проход в другую комнату.

— Руслана, — снова позвал я. В этот раз кто-то там шевельнулся и сказал: «Угу».

Я немедленно поспешил к проходу. Я зашел за угол удостовериться, не была ли это Руслана, и понеслось. Надо сказать, что перемещение в этот раз прошло благоприятнее. Только в бункере почему-то пахло копченой колбасой и пивом, и в дальнем углу кто-то ворочался и похохатывал время от времени. Опять свет, голоса, поворот, и я прибыл в нормальный мир. Я был так счастлив, что прямиком бросился к двери. Вылетел на улицу и увидел Райана, машущего мне из своего белого минивэна.

— Добрый, добрейший день, Райан.

— Как вы, профессор?

— Прекрасно, прекрасно. Пожалуйста, Райан, увезите меня отсюда на факультет физики.

— Я попытаюсь, — улыбнулся Райан, и я полез в машину. Я споткнулся о какой-то пакет, лежащий на полу, и потерял равновесие. Я упал на заднее сиденье прямо на колени к какому-то уже сидевшему там человеку. Я немедленно перевернулся, сел прямо и встретился взглядом с Русланой.

— Вот тебе на, — пролепетал я.

— Вы все еще находите в себе силы удивляться, Тед?

Она сидела, сложив руки на коленях, и поджимала ноги, так как на полу не было места от многочисленных пластиковых пакетов из «Волмарта», заполненных покупками.

— Я вижу, вы не теряли времени, — съязвил я.

— Ваш сарказм мало кому интересен.

— Что за фокусы вы выделываете? К чему вся эта белиберда?

— Я все объясню буквально через тридцать минут.

— Куда прикажете? — спросил Райан.

— Девять миль, — отрезала Руслана и отвернулась к окну.

И мы поехали прочь от Центра кармалогии.

— Райан, остановите здесь, — попросила она.

— Так ведь еще…

— Это ничего. Мы с Тедом пройдемся. А вы, Райан, просто отвезите все это ко мне домой, — она ткнула указательным пальцем в пакеты.

— А назад? — упорствовал Райан.

— Назад нас отвезет Данила.

— Вылезайте, Тед, у нас будет серьезный разговор.

Мы вышли на дорогу, посыпанную мелким гравием, и некоторое время шли молча, только гравий ритмично хрустел и перекатывался под подошвами.

— Восхитительная равнина, вы не находите? — наигранно произнесла она.

— Да, — подтвердил я.

— Вы здесь впервые?

— Нет, я здесь уже бывал.

Ее возбуждение потухло после моего ответа; лицо приняло сердитое выражение.

— Я здесь был очень давно, еще в раннем возрасте, с моим отцом.

— Надо же, — безучастно сказала она и, скрестив руки на груди, прибавила шагу.

Мы снова замолчали. Я недоумевал: почему ее настроение столь резко изменилось? Мы свернули с дороги на тропинку, окаймленную высокой красивой тонкой травой. Трава медленно колыхалась под ленивыми дуновениями ветра, и создавалось впечатление морских волн, плавно перекатывающихся одна за другой. Я опустил руку в это травяное море и ощутил легкое щекотание на ладони и пальцах. Воспоминания о моем отце всплыли в моей памяти.

Были они довольно туманные, поскольку мне, как восьмилетнему мальчугану, это место казалось невероятно скучным. Я хорошо помнил лишь один момент. Мой отец решил сделать крюк и показать мне девять миль дикой прерии. По его мнению, нам надо было размять ноги после долгого сидения в автомобиле. Я не хотел выходить из машины, так как было очень жарко. Горячий ветер разносил сильный запах цветущих и иссушенных трав, и мне это не нравилось. Все казалось мне тогда унылым и обыкновенным — много засохшей длинной травы, снова, и снова, и снова, и только два-три деревца виднелись тут и там. Я нехотя плелся за ним. Он остановился и сказал, что немного полюбуется природой. Я сел на корточки и уткнулся носом в стебли травы. Одинокая цикада восседала на одном из стеблей, лениво поднимая серое брюхо и издавая громкий скрежещущий звук, словно сирена пожарной машины. Мы пошли дальше по узенькой тропке: мой рослый блондинистый, хорошо сложенный польский папаша и я как полная противоположность ему: маленький, худенький, кучерявый, черноволосый сын сербской матери. Странно было вернуться сюда с Русланой.

— Давайте присядем вот тут, — она указала на прогалину в траве. Прогалина располагалась в тени дерева гледичии. Трава в прогалине была уже изрядно утоптана. Место было хорошее, и мы примостились на этом островке посреди травяного поля, скрывающего нас от посторонних глаз. Руслана глубоко вздохнула и прикрыла глаза. Выглядела она усталой, скорее, даже изнуренной.

— Позвольте мне объясниться, Тед.

— Ну что вы, не стоит.

— Нет, я должна объясниться. Если мы в дальнейшем будем работать вместе, нам необходимо доверять друг другу. Я не работаю с людьми, которым не доверяю, — заявила она.

— Я весь внимание.

— Я надеюсь, что вы осознаете факт, что даже в нашем современном, прогрессивном и технологически оборудованном мире успешной женщине, занимающей высокий пост, приходится несладко.

— Я вас очень хорошо понимаю и сочувствую.

— Не жалейте меня, — отрезала она. — Я не для этого вам это говорю. Я сама выбрала свою карьеру и этому рада, дело не в этом. Дело в том, что я не могу разговаривать с вами в моем офисе по ряду причин.

— Да, да, даже у стен есть уши.

Она посмотрела на меня так, как будто в ней родилось жгучее желание придушить меня. Я слегка заволновался — а вдруг ее животный инстинкт возьмет верх над разумом и… место тихое, из свидетелей только Райан.

— Пожалуйста, не перебивайте меня и не паясничайте, — смягчилась она.

Сколько труда ей стоило подавить в себе порожденную мною злость. Видимо, она не привыкла к столь фамильярным беседам. Я был ей нужен. Я еще не знал, зачем, но понял, что я был ей крайне необходим, иначе она бы испепелила меня прямо на этой прогалине. Еще я вспомнил совет одного из моих коллег по поводу профессора Гейнера, плачущегося в одном из его многочисленных интервью о нехватке средств и молодых умов в науке. Так вот, мой коллега сказал тогда: «Бойся не того волка, который рычит, а того, который блеет как овца». Так что на всякий случай я насторожился.

— Я просто хочу сказать, что мы, я и моя группа исследователей, верим в возможность построения сферы и перемещения по пространству с ее помощью. Я давно слежу за ходом вашей работы, а после последней статьи даже Андрей и кое-кто еще из моих коллег, сведущих в этом вопросе, считают, что ваши расчеты правдоподобны, — как заправский адвокат она замолчала на самом интересном месте, ожидая, что вот сию минуту я кинусь рассказывать ей все о моем проекте. Однако я тоже, в свою очередь, молчал и ждал, что будет дальше. Это выводило ее из терпения, и она не удержалась.

— Ну что же вы молчите, Теодор?

— Я просто думаю, а стоит ли мне углубляться во все необыкновенное?

— Трусите из-за объема работы? — усмехнулась она.

— Нет, это не так. Я это говорю не для того, чтобы увильнуть от работы. У меня есть цель, которая протащит меня через рабочий процесс создания. Но мне хотелось бы иметь подтверждение того, что ваши люди имеют сходную мотивацию.

— Об этом вы можете не волноваться. Мы никогда не выходим за рамки наших возможностей. Мы предпочитаем руководствоваться целями, нежели просто мечтами, — и она снова смолкла.

Надо сказать, что от ее последнего заявления у меня возник порыв возбуждения, который подталкивал меня начать откровенный и честный разговор, но что-то мешало мне проникнуться доверием к этой женщине. Какой-то внутренний инстинкт предостерегал меня. Мой внутренний голос протестовал и грозился укокошить меня в том случае, если я начну с ней откровенничать. Я послушался и тоже не произнес ни слова. Она молчала, и я молчал. Ее это злило. Но удача снова повернулась ко мне лицом. У меня появилась возможность в этом потенциальном сотрудничестве перелезть с заднего сиденья за руль. Я был бы безмозглым дураком, упусти я такой случай.

Лицо Русланы постепенно меняло цвет с бледно-розового на багровый, глаза поминутно щурились, она закипала.

— Ну отвечайте же, наконец, черт бы вас побрал! — взвинтилась она.

— А чего именно вы от меня хотите? — вкрадчиво осведомился я.

Надо отдать ей должное, она сразу поняла, что повела себя весьма опрометчиво, дав волю чувствам. Теперь она заговорила прямо, без намеков и психологических ловушек.

— Мы хотим построить сферу перемещения по пространству. Эксперимент Гейнера с АННА пока еще не увенчался успехом, им много надо дорабатывать. Впрочем, как и нам. Но у нас много времени в запасе. Вы знаете, что у нас есть прототип. Однако он не работает. Нам нужен знающий специалист, который может возглавить проект и построить рабочую сферу. Я думаю, что если мы совместим наши знания, ресурсы и старания, то успех будет огромен, — она встала. — Я посвящу вас во все детали, если вы согласитесь с нами сотрудничать.

Я открыл рот, чтобы узнать о финансировании, но она опередила меня.

— О ресурсах и средствах не беспокойтесь. Я все обеспечу. И еще кое-что. Я советую вам не распространяться по этому поводу даже с самыми близкими вам людьми. Понятно?!

— Да, конечно.

— У вас есть два дня на размышление, в понедельник я вам позвоню.

— А можно Райан отвезет меня в офис? — почему-то я уже решил для себя, что ни за какие коврижки я, Теодор Лепски, не буду работать с такой кровожадной теткой. Мне не хотелось ее больше видеть.

— Можно, я сейчас ему позвоню, — сухо ответила она и пошла прочь, а я остался сидеть на теплой прогалине и радоваться, что наша встреча закончилась, закончилась навсегда.

Остаток дня я провел у себя в лаборатории, по возможности скрываясь от посторонних людей, дабы избежать ненужных вопросов о том, как прошла моя встреча с Ягой. Вечером я взял свою ракетку и направился в спортивный центр поразмяться с Джонни.

По дороге я думал, что все, кого я видел в лаборатории Русланы, выглядели удовлетворенными. Хотя, с другой стороны, видимость может быть обманчива. После разговора на прогалине я не был уверен, что такая женщина не применяет физических пыток на своих подчиненных для получения результатов. Нет, думаю, что никакие средства и ресурсы не могут заменить свободы.

Джонни еще не было, и я присел в холле его подождать. Однако он предательски не появился, променяв долбание резинового мячика о стену со мной на партию в шахматы с доктором Брюллем. Каков подлец. Притом зная, что я буду ругаться, Джонни к тому же не позвонил, а прислал предательское сообщение на мой мобильный. Да черт с ним. Пойду долбить мячик о стену сам с собой. А после пойду и немножечко напьюсь в пицце-баре «У Лазаря». Ведь в пятницу можно. Через тридцать или более минут я завершил истязания стен резиновым мячом и был на пути к желанной кружечке пивка. Но планы мои резко изменились, когда на выходе я увидел Наталью. Животная энергия во мне взыграла, и я в два прыжка настиг ее.

— Профессор Лепски!

— Можно просто Тед.

— Какая неожиданность!

— Приятная неожиданность.

Наталья смутилась и уставилась на пальцы своих ног. Не давая ей опомниться, я спросил:

— Наталья, а какие у вас планы на сегодняшний вечер?

— Встреча с друзьями в местной кофейне.

— А вы не разрешите мне к вам присоединиться?

Она немножко подумала и сказала:

— Хм. Дайте-ка я позвоню Дильнаре, и если она и Поль не против, то почему бы и нет.

Дильнара и Поль были не против, и я повез милую мне даму в центр города в кофейню под названием «Мельница». Вот так моя кружечка пива превратилась в чашечку кофе. Парковку в пятницу вечером было найти сложно, так что нам пришлось идти от машины до кофейни пешком. Я не жаловался: компания у меня была превосходная. Мы шли рядом и болтали о пустяках. Душный, нагретый центр города погружался в сумерки и медленно охлаждался.

В конце улицы показалась большая веранда «Мельницы», которая уже была заполнена посетителями до отказа. Я начал представлять себе, что и внутри будет полно народу, но, к моей великой радости, это было совсем не так. Внутри кофейня оказалась очень милым, чистеньким, заманчивым заведением с характером. Просторные комнаты со стенами из непокрытого красного кирпича и приглушенный свет придавали «Мельнице» таинственный вид. Я понял, что веранда предназначалась для шумных бесед, а внутри это было место для уединения и свиданий.

Мы прошли к столику, за которым уже сидели высокий, серьезного вида Поль и сверкающая Дильнара в совершенно прозрачной черной газовой блузке. Вежливые, выдрессированные официанты принесли нам горячие ароматные напитки, и пятничный вечер потек своим чередом. Томная атмосфера кофейни, приятные сладкие запахи, тихий джаз и мягкий свет затуманивали мое сознание.

Наталья и Дильнара много смеялись, при этом многочисленные блестящие сережки, усыпанные бусинами, толстенькие цепочки и браслеты с бубенчиками звенели и щелкали, превращая сверкающую Дильнару в сверкающую погремушку. Я не очень хорошо помню, о чем мы разговаривали, потому как я увлеченно смотрел на милую мне даму и при каждом удобном случае пытался с ней флиртовать. Это вызывало слегка истерический смех у сверкающей Дильнары и некоторое неодобрение со стороны серьезного Поля, который весь вечер пытался вести умную дискуссию. Как можно было вести умные дискуссии в обществе двух столь прехорошеньких дам? Но, как я узнал позднее, Поля больше интересовали прехорошенькие парни. Как бы я этого не хотел, но Полю все же удалось втянуть меня в серьезные размышления раза три, когда девицы выходили попудрить носики.

— Я удивляюсь на людей, — говорил он.

— В каком смысле?

— Они не хотят глотать таблетки, боясь побочных эффектов, но при этом пьют водку, курят, причем иногда курят всякую дрянь, дурманящую мозги, и едят шоколад. Или проанализируем ситуацию с другой стороны. Они будут пачками есть фармацевтические препараты, но ни за что на свете не откажутся от жирной свинины или гамбургера и ни за что не будут совершать пятнадцатиминутных прогулок хотя бы один раз в день.

— Да, Поль, вы совершенно правы.

— Или вот еще. Мы все поглощены новыми технологиями, серия «Патрон» и так далее. По моему мнению, умный мобильник — не что иное, как электронный героин. У всего мира развилась жесточайшая зависимость от такого рода предметов. Правительство должно регулировать их использование и продажу.

— Я думаю, что вы слишком много требуете от правительства, Поль.

— Ну, не знаю.

А когда мы уже собирались домой, Поль развел дискуссию о загрязнении окружающей среды и уборке мусора. Всем это порядочно поднадоело, но одна идейка мне понравилась. По его словам, в ликвидации тех, кто мусорит на улицах, не было особого затруднения. Просто мера наказания за брошенный на улице мусор состояла в том, что возмутитель порядка обязан был немедленно съесть то, что бросил. Забавно. Но вот, наконец, мы распрощались, и я повез Наталью к ней домой.

Мне было сложно определить, понравился я ей или нет. Меня утешала мысль о том, что если бы я был не в ее вкусе, то она бы отказалась провести сегодняшний вечер в моем обществе. Но особо я ни на что не рассчитывал. Я отвез ее домой, довел до двери и пошел назад к машине. Тут Наталья взяла меня за руку, и после этого я уже совсем ничего не помню. Теплое дыхание, объятия и поцелуи завершили мой выходной.

Утром, когда я открыл глаза, то не сразу понял, что нахожусь у нее дома и лежу в ее постели. А я ведь не пил — вот он, беспощадный животный инстинкт. Можно быть гением, и все равно нахлынет и накроет с головой. Я был в восторге, когда обнаружил завтрак на кухне, оставленный для меня Натальей, которая ушла на утреннюю пробежку. Пока я ел, я думал, а много ли было у нее таких счастливых, как я, кавалеров? Ведь в первое же свидание впустила, и то, и се. Мои сомнения развеялись, когда мы вместе провели все выходные. А когда в понедельник позвонила Руслана, я, естественно, согласился на сотрудничество.