Алька

Ольга Финн

Камчатка – это всегда смесь чувств: изумления невероятным величием природы и сердечностью ее жителей и дикое сожаление от того, что один из самых красивых уголков России никому не нужен. Золото, платина, морские деликатесы, вулканы, гейзеры, а люди продолжают уезжать на Большую Землю.Так же, как и тридцать лет назад.Так же, как и герои этой повести – бедные люди богатой страны, молодежь «девяностых», ищущая себя в окружающей безысходности.

© Ольга Финн, 2022

ISBN 978-5-0056-7940-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

АЛЬКА

«Я тебя люблю за то,

Что я люблю тебя,

Я тебя люблю за то,

Что ты не любишь меня».

Глеб Самойлов, 1993 г.

Алька была красивой девчонкой, небольшого роста, худенькая, но мальчишки ее боялись — слишком высокомерна и остра на язык. Мать ее каждый вечер выпивала, а отца и вовсе никто не знал. Правильные черты лица с огромными распахнутыми глазами притягивали взгляд. Но особенно бросалась в глаза роскошная шевелюра, которую Алька постоянно собирала в высокий хвост. Каштановые, с медным отливом, волнистые волосы играли на солнце, переливались при ходьбе, вызывая одновременно зависть и восхищение.

Если бы не бедная, местами подштопанная, одежонка, видавшие виды туфли, которые Альке достались по наследству от бывшей одноклассницы, и вечно сведенные к переносице брови — загляденье была бы девчонка!

Сидя на кособокой скамейке возле деревянного барака, в котором она жила, Алька листала учебник и что-то записывала в тетрадь. Несмотря на то, что май на Камчатке выдался удивительно теплым, мать со своими дружками праздновала победу в тесной квартире. Девочка просила ее дать возможность подготовиться к итоговым контрольным, чтобы ее взяли в десятый класс, но женщина быстро забыла о своем обещании не водить в дом гостей.

— Алька, я есть хочу, — раздался за спиной тонкий голосок. — Дома нет ничего. И там опять курят.

Девушка вскочила, в бессильной злобе сжала кулаки и прошептала:

— Чтоб вы сдохли уже, отравились бы своим пойлом! Пойдем, Светка, я вчера контрольную написала одиннадцатикласснику, есть немного денег, купим батон и кильки.

— Не хочу кильку, надоела, — начала канючить сестренка.

Алька села на корточки, откинула длинную каштановую челку с мокрого Светкиного лба и уверенно сказала:

— Как только мне исполнится восемнадцать, я клянусь, что заберу тебя у нее.

И, взявшись за руки, сестры направились в сторону киоска, стоявшего возле автобусной остановки.

***

Алька засмотрелась в окно на воробьев, деливших хлебную корку в школьном дворе. «Вся жизнь — борьба за еду», — подумала девушка. Соседка по парте, Галка Колесникова, пнула ее незаметно под партой:

— Очнись, Кнопка тебя вызывает.

— Аля, выходи к доске, — повторила Ольга Аркадьевна. — Интересно послушать, что чувствовала ты, когда читала повесть?

Справа раздался смешок, Алька наткнулась взглядом на усмешку Насти — отличницы, идущей на золотую медаль. Та уже ответила и демонстративно достала билеты по истории, чтобы готовиться к выпускному экзамену.

Будь, что будет. Тема урока: «Кондратьев «Сашка». Не поставит Ольга Аркадьевна «двойку» одиннадцатикласснице в конце учебного года, сама все время говорит, что некогда ей с лентяями возиться, исправлять их «неуды».

Девушка начала сбивчиво что-то говорить. Учительница понимающе закивала головой, приподняв одну бровь:

— Аля, не стыдно? Твои ровесники гибли за мир на планете… Плохо. Три ставлю, два в уме.

Ольга Аркадьевна завелась. Ее поколение было воспитано на преклонении перед ветеранами войны и на страхе новой бойни.

— Вы хоть понимаете, что бы с нами со всеми было, не задави мы фашистов в 1945 году? Ни у ваших родителей, ни у вас не было бы образования, работали бы прислугой у немцев.

Учительница покраснела и перешла на крик.

«Она сейчас взорвется», — прочитала Алька записку в Галкиной тетрадке. От кошмарного конца всех спас звонок.

Выпускники не спеша собирали свои вещи, по коридору с криком пронесся шестой класс, который, очевидно, последние минуты урока провел наготове, с собранными портфелями.

— Беляева, тебя математичка зовет, — заглянула в класс девочка с повязкой дежурного на рукаве.

Алька застыла. Она вспомнила, что должна была сдать проверочную работу сегодня после уроков. Теперь аттестат испорчен безнадежно.

Колесникова рядом застегивала сумку.

— Ой, Алька, я сейчас куплю все на пиццу, мать тесто поставила утром. Сделаю два противня и буду «Титаник» пересматривать.

У Галки в семье еда была культом. По воскресеньям все домочадцы составляли меню на неделю, ехали дружно на овощную базу закупать продукты по списку. Никогда не брали обрезки подгнивших яблок или битые яйца со скидкой — только свежее, импортное, вкусное. Готовили тоже всей семьей: мать, Галка и ее восьмилетние сестры-близнецы. Пельмени, котлеты, вареники, борщ. Весело, подшучивая друг над другом. Когда отец-капитан возвращался из рейса — присоединялся и он. Альку тоже звали, она и сетренке часто приносила поесть пироги, горячие котлетки с воздушным картофельным пюре или даже чашку горохового супа с копчеными ребрышками. Аля никогда не просила — Колесниковы угощали сами, от души и хлебосольно. Идеальная семья!

Смешно, но только в октябре девушки, сидевшие целый месяц за одной партой, выяснили, что живут в одном дворе. В школу ходили вместе. Из школы тоже. И вообще стали крепко дружить. Гулять со Светкой и близнецами, делать уроки вдвоем, смотреть фильмы на видеомагнитофоне, который Галкин отец привез из Кореи.

Сегодня Альке было не до пиццы — накануне мать привела нового хахаля, они ссорились, и девушка полночи провела, зажимая сестренке уши подушкой, чтобы та не слышала грязную ругань. Хотелось спать, но домой идти неохота. В августе они переехали из сгоревшего барака в благоустроенную «двушку» с центральным отоплением и горячей водой. Мать радовалась, но вскоре выяснилось, что счета за коммунальные услуги немыслимы. Огромный долг накопился быстро и продолжал расти, как снежный ком.

— Ладно, Аль, я помчала, а то тесто переквасится! — крикнула Галка и пошагала к выходу.

Алька выскользнула из школы, не замеченная математичкой, и остановилась на крыльце. Куда пойти? Светка дома голодная. Забрать ее и поехать в центр города к океану? Пусть хлеба вынесет с сахаром и постным маслом — будет им обед.

Что будет, когда школа закончится? Сейчас все понятно — уроки, подготовка к экзаменам, репетиция последнего звонка, выпуск стенгазеты. Интересно, в прежней школе так же рьяно готовят выпускников к экзаменам? Съездить бы к старым приятелям в Копай, посмотреть, как им живется. Телефон у Альки дома был с зимы отключен за неуплату.

На окраине города хорошо. Частный сектор, все друг друга знают. Со школы гурьбой шли к кому-нибудь домой играть в настольные игры или катались на портфелях с горок зимой. Те, кто жил на сопке за школой, так и прибывали к первому уроку — с горки на плоских картонках или просто на скользких болоньевых штанах. Летом прятались в заброшенных сараях, мастерили домики-халабуды на деревьях, ели черемшу с хлебом и вяленую корюшку.

Алька с сестрой и матерью жила в двухэтажном бараке. Из окон первого этажа было видно крышу тюрьмы и немного ледяной речки. Справа внизу была автобусная остановка, от которой каждые полчаса люди уезжали в город.

Зато за домом осенью можно было собирать грибы, бруснику, жимолость. Встречались большой школьной компанией, брали отварную картошку, хлеб, американские соленые сосиски, корейские чипсы со вкусом краба, малосольную рыбу, отходили подальше от домов и падали в теплые сухие кочки, травили анекдоты, сочиняли буриме, играли в города.

Рядом были огороды, и оттуда часто играла музыка — «Макарена», «Спайс гёлз» или «Руки вверх».

Воспоминания о запахе океана, друзьях рядом, огромном голубом небе — таком, что чувствуешь себя пылинкой во вселенной, — делало Альку счастливой и несчастной одновременно. Что-то случилось за этот год, от чего стало невыносимо заводить новых друзей и гулять между пятиэтажками с другой компанией.

Серые облезлые дома, как близнецы. Трепещется в ясную погоду цветное белье на ветру, а в дождь город страшный, тоскливый, неуютный. Где-то начали появляться белоснежные пластиковые окна. «Как вставные зубы во рту трупа», — подумала Алька, впервые увидев такое окно в обшарпанной пятиэтажке.

Хорошо, что не надо топить печку с раннего утра, чтобы Светка встала в школу и одевалась в теплой комнате. И вода такая горячая течет из крана, что даже разбавлять приходится. Как радовалась мать, когда сгорел их барак! Алька думала, она счастлива от того, что все спаслись, а мать с восторгом ожидала ключи от новой квартиры и денежную компенсацию на новую мебель. Кровати и кухонный стол купили по объявлению с рук, остальное мать спрятала, а потом пропила.

Поселковые собрали погорельцам постельное белье, полотенца, какую-то посуду и немного одежды сестренкам.

Аля вздохнула — придется идти домой: Светка уже давно вернулась со школы и ждет ее, старшую сестру. В глазах защипало, дыхание перехватило — ну почему? Почему Алька должна стирать, убирать, гулять с малышкой, думать, чем ее накормить? Кто их отец? Знает ли он о существовании дочерей?

Девушка подняла глаза и увидела, что стоит у забора дома малютки. Надо спешить — мать последнее время часто говорит, что Светке будет лучше в детском доме. Девочка в такие моменты пряталась под кровать и беззвучно там рыдала.

Дома никого не было. Запертые наглухо окна сгущали воздух, наполненный перегаром и дымом дешевых папирос. На кухне обнаружилась полная раковина грязной посуды, стол был завален пустыми консервными банками, по которым смело перемещались огромные рыжие тараканы. Бросив пакет с учебниками на табуретку, Алька принялась двумя пальцами собирать банки и бросать их в мусорное ведро. Тараканы разбегались, прятались в щели, шуршали за батареей. Хлебница стояла пустой. Девушка рванула на себя деревянную раму, жадно глотая свежий воздух. В ящике за окном, служившем холодильником, лежала ржавая банка комбижира и кусок балыка из красной рыбы, по которому ползали маленькие червячки.

Вымыв хозяйственным мылом и почти кипятком посуду, раковину и стол, Алька вскипятила воду и сварила серые макароны. В начале весны мать устроилась на работу в макаронный цех, потом запила. Хозяин пожалел девчонок и выплатил зарплату мешком «ракушек», которые и через полчаса кипения не становились мягче, а потом вдруг превращались в слипшийся скользкий ком. Галкин отец принес домой с рейса остатки продуктового пайка, и Алька стала обладательницей нескольких банок колбасного фарша и коробки с растворимым апельсиновым напитком. Богатство хранилось под матрасом и часто спасало девочек от голода.

Укутав кастрюлю с макаронами подушкой, чтобы не остыли и стали помягче, Алька сунула ноги в растоптанные полусапожки со съехавшими набок каблуками и вышла на улицу.

Где же Света? Без нее забот хватает. Надо все-таки сдать проверочную математичке, потом еще зашить «стрелку» на колготках и прочитать этого «Сашку» Кондратьева — никогда у Альки не было столько «троек», как в одиннадцатом классе. Ольга Аркадьевна всегда записывала отметки в свою тетрадку, а потом, в конце недели, переносила записи в классный журнал. Может, и сейчас она не поторопилась, и у Али есть шанс исправиться.

Светка сидела возле теплой трубы проходящей за домом теплотрассы и играла с котятами.

— Эй, малая, пойдем обедать, а потом в центр! — помахала Алька рукой сестре.

Девочка нехотя встала и побрела к дому.

— Аль, а давай котят заберем, смотри, какие миленькие.

— Самим есть нечего, фарш скоро закончится, макароны тоже. Одна надежда — поступить в техникум и найти работу на лето. Только кто меня возьмет — тут взрослые без работы, а мне восемнадцати нет, — девушка с горечью вздохнула, взяла сестренку за худенькую ручку и повела домой.

Наевшись досыта, девочки лежали на своих кроватях и лениво болтали. Гулять по берегу моря в центре города им расхотелось, накатила приятная дрема, солнце повернулось и залило светом комнату. Штор на окнах не было, поэтому лучи проникали в каждый уголок их небольшой спальни.

— Аля, вот бы мама перестала быть пьяницей, и у нас бы появилась вкусная еда, — мечтательно произнесла Света.

— Кстати, а хочешь пиццу? — резко повернулась на бок Алька. — Галка целых две собиралась испечь. Только к ней идти надо, но лень одеваться, на улице прохладно сегодня.

— Не прохладно, это у тебя куртка тонкая, — рассудительно ответила малышка. — Аль, а когда ты выйдешь на работу, купишь нам наряды? Я так хочу беленькую шапку и сапожки с золотыми подошвами, как у Вики, помнишь? А тебе куртку кожаную и плащ «мокрый шелк».

— Ты где таких слов нахваталась? Мокрый шелк, — рассмеялась старшая сестра.

— Учительницы трогали новый плащ у Александры Тарасовны, и она так сказала им. Последняя мода, — пояснила Светка и тоже засмеялась. — Ты с Викой больше не дружишь?

Алька задумалась. Дружишь — не дружишь… Вика осталась в Копае, отца у нее не было, мать работала экономистом в тюрьме. Жили скромно, но мама дочку наряжала. У них даже стиральная машинка-автомат появилась. Первые дни весь класс по очереди сидел на полу у Вики в ванной и завороженно смотрел, как крутится белье. Когда все белье было перестирано, стали приносить свое, пока Викина мама не турнула мальчишек, пытающихся постирать в «автомате» грязные кроссовки.

Алька с Викой сидели за одной партой и были почти отличницами. Каждая имела по две «четверки» — то по алгебре и русскому языку, то по геометрии и русскому языку. Обе любили лыжные прогулки и субботнюю баню, здание которой не только чудом уцелело в начале «девяностых», но и распахивало свои двери для женщин по субботам, для мужчин — по воскресеньям.

Когда они стали подругами? Летом, после седьмого класса, когда почти все уехали: кто в отпуск с родителями, кто в лагерь по путевке. Вика живет в частном доме, спальня у них с мамой одна на двоих, зато кухня такая большая, что можно назвать ее модным словом «гостиная». Возле самого деревянного крылечка посажены кусты ягод и розы.

Тем летом, набегавшись, девчонки каждый вечер садились на подогретые солнцем ступеньки, опускали гудящие ноги в тазик с прохладной водой и пили чай с листами смородины или малины. Было им уютно и спокойно. Мать Вики приходила с работы, здоровалась и ложилась на диван отдохнуть под мерный рокот телевизора. Можно читать по очереди вслух, гадать по китайской книге перемен или делать друг другу прически. Лепить вареники с картошкой и варить их, пока идет «Возвращение Будулая». Светка всегда тихонечко сидела с ними, словно боясь, что ее прогонят из этого рая.

Это действительно был рай: никто не приводил собутыльников в дом, не заставлял вздрагивать от пьяного мата с кухни и не просил сгонять за чекушкой к Николаевне.

Почему благополучная Вика дружила с Алькой? Девочка влюбилась. Сильно и навсегда. Мать была уверена, что Вика все ей рассказывает, но она не знала главного секрета, который от безысходности был доверен Альке. Безысходность заключалась в том, что лучшая Викина подруга Оля все лето провела в санатории под Москвой.

Аля сохранила любовный секрет в тайне, и в восьмом классе дружественные союзы поменялись — Оля стала усиленно общаться с Наташей, девочки были выпускницами в музыкальной школе по классу фортепиано и вместе готовились к экзаменам, а Вика с Алей стали подругами на несколько лет.

К Новому году Виктория уже встречалась с другим парнем, а Аля привыкла, что у подруги всегда можно перекусить и найти убежище на вечер, когда пьянка у матери была особо буйной.

— Наверное, дружу, — ответила Алька сестренке. — Просто Вика живет далеко, ездить к ней мне некогда.

— Аля, может, правда мне в детдом лучше? Смотри, у Вики тоже папы нет, а еда есть. И одежда красивая, — промолвила Света. — Мама нам тоже одежду купила к школе, помнишь? Были бы деньги — она бы нам накупила еды и платьев. С тобой одной ей станет проще.

— Чтобы я больше этого не слышала, — зло сказала Аля. — Не слушай мать. Исполнится мне восемнадцать — найду работу и лишу ее родительских прав. Создали бы дом для алкоголичек, держали бы их там взаперти, чтобы они детей не рожали.

— А мама всегда была пьяницей? — поинтересовалась малышка.

— Не знаю, — отрезала Алька и встала с кровати. — Все, книжку почитай, мне «тройки» исправлять надо. Конец года.

Аля помнила мать, когда она совсем не пила, даже по праздникам. Работала поваром в местной столовой для рабочих, приносила домой ароматные горячие плюшки. Потом штат сократили, консервный завод закрылся. Все, что можно было, растащили, включая оконные рамы. От здания столовой остались только стены — крышу разобрали местные на сараи для живности, которая кормила теперь целые семьи.

Мама начала выпивать, сначала говорила, что от одиночества, потом стала напрашиваться в гости туда, где собирались застолья по разным поводам, и очень скоро опустилась на самое дно.

Девочки погрузились в чтение. Небо за окном стало совсем серым, когда щелкнул дверной замок и в прихожей что-то завозилось, потом тяжелое тело рухнуло на пол. Сестры переглянулись и прислушались.

— Одна, — прошептала Света.

— Пойду, посмотрю, что с ней, — встала с кровати Алька. — И дверь запру.

В это время года небо почти всю ночь оставалось серым, и Алька по темной квартире двигалась уверенно. Да и мебели у них почти не было.

Девушка нащупала выключатель на стене и щелкнула им. Тотчас лежащая на полу мать, ослепленная светом с потолка, задергалась и закричала.

— Не ори, Светку напугаешь, — прошипела Аля.

— Дочааа, — расплылась в пьяной улыбке женщина. — Это ты? А я думала, не дойду я до дому. Где Виталик? Мы вместе шли, а потом… ик… он куда-то… ик… пропал.

Мать лежала на полу, ее рвало. Из комнаты выскочила Света.

— Ой, мама опять… — протянула девочка, показывая сестре на растекающуюся по деревянным половицам лужу зловонной мочи.

Малышка отскочила, чтобы не испачкать новые тапочки, которые на день рождения подарила ей сердобольная учительница Александра Тарасовна.

— Так, — решительно сказала Алька. — Иди на кухню, налей воды в мусорное ведро, оно пустое и чистое. Сейчас уберу это тело и вымою пол с лизолом, в школе стащила. А то тут вони будет — не проветрим. Потом пойдем ночевать к Галке — у нее отец в рейс ушел, а мама на дачу собиралась. Скажем, что тараканов потравили.

Мать стихла и уснула, Алька раздела ее, обтерла мокрым полотенцем и затащила в комнату на кровать. Затем вымыла пол, собрала учебники в пакет на завтра и поставила кастрюлю с макаронами в ящик за окном. Окна пришлось открыть, чтобы мать не задохнулась парами лизола. Девочки оделись и направились к Галке.

— Окно светится, — радостно сказала Света. — Она не спит.

Постучав к подруге, Алька наклонилась поправить сползшие колготки, и услышала Галкино сопение за дверью.

— Ох, Алька! — воскликнула девушка с порога и увидела Светку. — Ты с малой? Опять?

— Тараканов потравили, — ответила малышка, проходя в прихожую.

— Ясно, — поджав губы, сказала Галя. — Идите в мою комнату, только тихо, у меня маман дома.

Девочки друг за дружкой шли через проходной зал. Надежда Алексеевна вязала, сосредоточенно шевеля губами, — считала петли. Галка обронила:

— Мам, у Альки тараканов потравили, она со Светкой у меня будет спать.

— Ага, — не поднимая головы, сказала женщина. — Пиццу достань, я ее в духовке полотенцем укрыла. Чаю налей. И не шумите — близнецы только уснули, температура еще держится. Давайте, быстро поели — и спать, поздно уже.

— Светка пусть со мной спит, а ты на полу, — прихлебывая горячий чай, проговорила Галка. — Кстати, маме знакомая челночница принесла барахло новое, давай малую уложим и мой шкаф переберем, а то обновки вешать некуда. Завтра в школу пойдешь белым человеком.

Галкины вещи были немного велики Альке, но девочка выбрала полушерстяное красное платье в клетку и приладила к нему модный белый поясок с пластмассовой застежкой.

— Красавица, — восхищенно протянула Галя, подведя подругу к зеркалу.

Тяжелые волнистые волосы окутали плечи и грудь девушки. Отливая медью при свете настольной лампы, они казались волнами шелка. Тонкие скулы и горечь во взгляде делали Альку похожей на иностранную актрису Джину Дэвис из «Острова головорезов». Галкин отец привез из Кореи кассету с записью фильма, перевода не было, но постановка и костюмы заставляли девочек пересматривать картину снова и снова.

— Тебе еще обувь поменять и колготки бы без штопок, — вздохнула Галя и, вдохновленная разительной переменой облика подруги, стала доставать из трюмо корзинки и коробки с мамиными запасами — там, возле самой стенки, хранились новые капроновые колготки с бабочками, украшенными маленькими камушками.

Галка разволновалась, что-то вспомнила, всплеснула руками и достала коробку с черными туфлями на высоком каблуке.

— Я не возьму, — твердо сказала Алька.

— Ты что? Меня за эти мать убьет. Румынские. Натуральная кожа. Это мне на последний звонок и на выпускной, — поведала подруга. — Ну а потом так буду носить. Отец сказал, что лучший способ для дамы устроиться в жизни — удачно выйти замуж. А для такой удачи надо что? Птичке приукрасить перышки.

— Мне твой размер не подходит, — парировала Аля.

— Вату в носы лейкопластырем подклеим. Отдам тебе свои «лодочки» завтра, сама в этих пойду — надо разносить, а то весь праздник потом коту под хвост.

— Галь, давай уже, колись, зачем тебе надо меня нарядить? — спросила Алька. — По доброте душевной? Но не новые же колготки — такие сейчас нигде не купишь.

— Честно? Ты видишь, как Пашка на тебя смотрит? А ты? Гордячка в стоптанных башмачках. У него, между прочим, мать — заслуженный учитель, и брат по загранкам мотается. Не успеешь и глазом моргнуть — купят вам жилье отдельное, евроремонт организуют, мебель на заказ. Я уж не говорю о пропитании. И он молчун, Аль, значит, добрый. Светку заберешь. Выучишь.

Алька еще раз окинула себя взглядом в зеркале. Галка расстаралась, превращая замарашку в принцессу. Позади, на пуфике, виднелась гора обновок, подаренных подругой. Джинсовая куртка, модно потертая на швах и локтях, полупрозрачные шаровары, пара футболок с капюшоном, яркие синие брюки из денима, пара платьев с плиссированной юбкой, узкие джинсы и белая майка к ним. А что? Почему бы и нет? Пусть даже и Пашка с торчащими вперед зубами.

«Я пройду через все, а когда это кончится, я никогда, никогда больше не буду голодать.… Бог мне свидетель, я скорее украду или убью, но не буду голодать», — вспомнилась девушке фраза Скарлетт из любимого романа «Унесенные ветром».

Откусив прилично от импортного сладкого яблока, которые с недавних пор стали доступны круглый год, Алька успокоилась и улыбнулась сама себе.

— Галка, если хорошо устроюсь первая, помогу и тебе. У моего мужа наверняка будут холостые друзья, — пообещала Аля подруге.

Девушки обнялись и тихонько захихикали, боясь разбудить раскинувшуюся на широкой тахте Светку.

***

Этот день Алька вспоминала потом, как волшебную сказку. Лежа в своей пустой комнате со старыми, выгоревшими обоями, девушка прокручивала яркие события, и пугающая огромная волна радости окатывала ее с ног до головы. В красивом платье, с распущенными волосами и в модных дорогих колготках она была великолепна.

— Как же я похожа на красавицу, — весело сказала она утром своему отражению в зеркале.

— Почему похожа? Ты и есть красавица, — улыбнулась ей Галкина мама. — Колготки не порви, вечером вернешь.

Алька вспыхнула. Неудобно получилось с колготками. А если порвутся? Такую красоту не зашивают. Но снова взглянув на себя, девушка залюбовалась — красное платье удивительно шло ей, делая губы ярче, а взгляд — глубже и проницательней.

Сдав проверочную работу математичке и исправив злополучную «тройку» по литературе, Аля погрузилась в мир восхищенных взглядов, мальчишеских присвистываний и неодобрительного ворчания пожилых учителей.

На нее и раньше обращали внимания мальчики, но она знала, что выглядит бедно, поэтому никогда не ходила ни на дни рождения, ни на прогулки, ни на популярные дискотеки в Дом культуры Рыбаков. Мать часто сокрушалась, что отменили школьную форму — и здесь Алька была полностью согласна с ней. Последний год девушка и на школьные мероприятия не ходила — встречают, как известно, по одежке, а произвести впечатление на одноклассников ей было не в чем.

Пашкин неподдельный восторг и изумление позабавили ее. Коренастый, темноволосый, небольшого роста, он вскочил из-за парты, но запнулся, уронил свой пенал на пол и растерялся. Так и стоял, переводя взгляд то на Альку, то на свои раскатившиеся в разные стороны ручки.

— Матушков, собирай свою канцелярию, — хлопнула остолбеневшего одноклассника по плечу Галка. — Дай дорогу дамам.

И гордо прошла по классу в новых туфлях, оставляя вмятины шпильками на стареньком вытертом линолеуме. Алька последовала за ней.

— Чертовы туфли, уже натерли, — простонала подруга, снимая под партой обувь. — О, Аль, а давай ты мне их разносишь? У тебя нога поменьше, растопчи мне их просто, чтоб помягче стали — тебе они так не натрут.

— Но я никогда каблуки не носила, — испугалась Аля.

— Ну ради меня, — захныкала Галка. — Я до конца уроков сдохну в них.

И девушки поменялись туфлями.

Они уже почти подходили к своему двору, когда возле них притормозила красная иномарка. На пассажирском месте сидел Пашка, за рулем симпатичный молодой человек с вьющимися волосами, прикрывающими уши. «Был бы он белокурый, на Иванушку из сказки был бы похож», — подумала Аля.

Водитель опустил стекло:

— Красавицы, как насчет обеда в ресторане? Угощаю.

— Может, лучше ужин? — кокетливо откликнулась Галка. — Обед ведь не подразумевает продолжения. Знаете, да: «После вкусного обеда по закону Архимеда…»?

Взрослый парень и Галка рассмеялись: видимо, они знали какое-то другое продолжение этого всем известного детского стишка. Пашка во все глаза смотрел на Альку, которая лихорадочно соображала, чем накормить Светку и где ее оставить вечером.

— Вы на машине? Заедете за нами? — тараторила Галка. — Я в «Золотом Якоре» вечером никогда не была.

— К сожалению, вечером я на вахте, — ответил парень. — Паш, тебя домой или едешь со мной обедать?

— Если Аля поедет, — дрожащим голосом ответил тот.

— А кто у нас Аля? — спросил водитель.

— Я Галя, — состроила ему глазки Галка. — А это Аля, ей за сестрой присматривать надо, а вот я совершенно свободна.

Парень широко улыбнулся:

— А я Алексей. Брат вашего, как я понимаю, одноклассника. Ну что? Садитесь, если едете, я жутко проголодался, пока в ГАИ машину на учет ставил, — и он приглашающе распахнул дверцу автомобиля.

Пашка воткнул кассету в магнитофон, добавил громкости, и салон наполнился звуками рок`н`ролла. Алька пыталась заглушить чувство вины перед Светкой — наверняка сестра будет ждать ее. Неизвестно, что творится дома. «Ну и ладно. Я ее, что ли, рожала», — подумала девушка и отогнала неприятные мысли.

— «Амаретто» девчонкам и четыре комплексных обеда, — распорядился Леша в ресторане. Алька хотела только немного попробовать, но ликер был таким сладким, похожим на карамельную тянучку, что вскоре бутылка оказалась пустой. Тело стало легким, вся беспросветная жизнь уплыла далеко за границы сознания, остались только друзья, ресторан, «Don`t speak» из магнитофона и ощущение счастья.

— Принесите чай, — щелкнула пальцами Алька, подзывая официантку.

— Ха! Да ты пьяная, Аль, — удивилась Галка. — Сделайте ей заварку покрепче, она у нас дебютантка сегодня.

— Еще «Амаретто»? — спросил Алексей.

Алька покачала головой. Ее начинало мутить, но тело и мозг все еще находились в блаженной истоме.

— А можно музыку погромче? — шепнул официантке парень. — Или у вас днем не танцуют?

— К сожалению. Днем у нас солидная публика собирается, танцы только вечером, — ответила девушка.

Алька наклонилась к Галке:

— А давай сами споем? Шел отряд по берегу, шел издалека, шел под красным знаменем командир полка…

На них начали смотреть. Галка округлила глаза, они с Пашкой взяли Альку под руки и повели к выходу, пока Леша расплачивался за обед.

— Так, парни, домой ее нельзя, у нее мать строгая, — сообщила Галка. — У меня близнецы болеют, еще и ее сестренку придется забрать, так что ко мне тоже не вариант.

Пашка отвернулся. Он выглядел таким расстроенным, что, казалось, вот-вот — и он расплачется.

— Заберу ее на пароход, к себе в каюту, — сказал Леха. — Потихоньку проведу, никто не увидит. Выспится, вызову ей такси.

Потихоньку провести не получилось. В кают-компании играла музыка, вахтенные пригласили девчонок, те привезли портвейн и нехитрую закуску. Алька была непохожа сама на себя: веселая, взрослая и очень красивая с разрумянившимися щеками и влажными губами.

Она танцевала и раньше — с Викой или дома, когда по радио неожиданно включали веселую современную музыку. Но в этот день что-то случилось: девушку было не остановить. Леха сидел на диванчике за столом и с легкой улыбкой смотрел, как она отплясывает. Волосы прилипли к мокрому лбу, Алька сняла туфли и кружилась босиком, глаза лихорадочно горели. Еще немного — и сказка закончится. Ей придётся вернуться домой, к тараканам, смраду, худенькой голодной сестренке и вечно пьяной матери.

Поэтому ей было совсем не стыдно танцевать с незнакомыми парнями на рыбацком пароходе, ловить на себе удивленные взгляды их девушек и… очень приятно, что Леха смотрел на нее.

— Школьница? — переспросил один их вахтенных. — И куда поступать собралась, стрекоза? С такой внешностью — только в театральный в Москве, заберут сразу. А потом в Голливуд.

— Или в бригаду, там тебя быстро какой-нибудь папик приберет и брюликами увешает, — ухмыльнулся второй.

Леха вскочил на ноги:

— Эй, потише, девочка со мной.

Завязалась бы драка, но одна из девиц попросила отвезти ее домой.

— Поехали, Альку тоже подбросим, — ответил ее парень, тот, что прочил девочке карьеру артистки.

— А че ее везти? — недовольно ответила девица. — Она со своим парнем приехала, пусть он ее везет.

— Так он на вахте остается, — улыбнулся парень.

— Пусть такси ей вызовет, проводим ее до ворот, дальше сама доберется. Еще заблюет салон, тачка новая, жалко.

Алька почувствовала себя Золушкой в полночь. Сказка заканчивалась. Ей справедливо указали ее место: никогда она не станет равной им — благополучным девчонкам в легких импортных шубках, выросшим с родителями и отпусками на черноморском побережье.

— Не надо меня провожать. И такси не надо. Я сама доеду, автобусы ведь ходят еще.

— Ждать долго придется, — сказал Леха. Он стоял без куртки возле трапа, сунув руки в карманы брюк и втянув шею в плечи, как будто продрог.

— Ладно, собирайтесь уже скорее, — капризно протянула вторая девица. — Решайте, кто остается, кто едет. Я два отгула взяла, мы с Витюшкой хотим кино посмотреть.

Она засмеялась и шутливо ткнула парня в бок. Тот обнял ее и повел в свою каюту.

— Я ухожу, — сказала Алька.

— Давай послезавтра возле «Даров природы» встретимся? — спросил Леха. — В час дня сможешь? Это воскресенье.

— Хорошо, — радостно откликнулась девушка и пошла к воротам.

— Одевайся тепло, поедем в одно место, — уже в спину ей крикнул Леха и улыбнулся.

Алька оглянулась и помахала ему, а он все стоял и смотрел. Взрослый, сильный, добрый…

Автобус подъехал через четверть часа, девушка вошла в уютное тепло салона, села и прислонилась лбом к прохладному оконному стеклу. Неужели это произошло с ней? Что будет завтра? Что она наденет на встречу с Лешей в воскресенье? Было ли это на самом деле или ей все приснилось? Аля тихонько ущипнула себя за ладошку — стало больно. «Я не сплю!» — радостно подумала она и сердце приятно замерло в груди.

В квартире было свежо. Запах лизола почти выветрился, в распахнутые окна врывался прохладный океанский ветерок. Из комнаты матери доносился храп. Светка свернулась клубочком на своей кровати и смотрела в стену невидящим взглядом.

— Аль, это ты? — прошептала девочка, глядя в пустоту.

— Да, — шепотом ответила старшая сестра. — Есть хочешь? Смотри, что я тебе принесла.

Аля достала из пакета с учебниками хлеб с салом, три отварные картофелины и — роскошь! — свежий огурец. В этот момент девушка поняла, что тоже хочет есть.

— Давай пировать, — пригласила она сестренку.

Малышка выбралась из-под одеяла. Алька застонала от жалости: худенькие ножки, бескровное осунувшееся личико и огромные тоскливые глазенки…

— Мама просыпалась? — резко спросила она.

— Не знаю. Я очень хотела кушать, попила воды и легла. Стало холодно, я иногда спала, а иногда просыпалась, — тихо проговорила девочка. — А потом стало темнеть. И ты пришла.

Алька встала, захлопнула окна и посмотрела на часы. Почти двенадцать. Слава Богу, что мать спит — никогда не возвращалась девушка домой так поздно. Взяла одну картофелину себе, две отдала сестренке. Сало вкусное, надо было больше взять, там, на пароходе, за едой никто не следил. Светка хрустела огурцом, жмурясь от удовольствия. Вкуснятина!

— Аль, не приходи больше так поздно, ага? — наевшись, жалобно попросила Светка. — Я боюсь. Вдруг ты потом возьмешь и не вернешься. А меня в детдом. Там вши. Мне Колька сказал. Подстригут налысо.

Девочка начала всхлипывать.

— Светик, терпи, — ответила сестра. — Нам надо вырваться от матери, и я нашла верный способ. Ты ничего не бойся, я никогда тебя не оставлю. Если станет совсем страшно — беги к Галке, она тебя не выгонит.

Малышка успокоилась:

— Только не каждый день, ладно? Обещай.

Каждый день… Надо школу закончить с хорошим аттестатом, сдать экзамены, потом подать документы в техникум. Учиться необходимо, чтобы не попасть в бригаду, как предрекал тот, вахтенный с парохода.

— Я каждый день не смогу бояться, я заболею и умру, Аль, — засыпая, говорила Светка. — Но ради дела потреплю. И чтобы сапоги золотистые и белая шапочка.

Алька поцеловала сестренку и пошла в ванную. Заткнула слив, пустила воду и встала гудящими ногами в спасительное тепло. Ноги отекли и немного замерзли в Галкиных туфлях. И колготки надо сполоснуть — неудобно Надежде Алексеевне грязные возвращать. Хорошо, что не порвала. Простирнув заодно свои заштопанные «капронки» и бережно развесив их на батарее, Алька вытянулась на своей узкой кровати под одеялом, закрыла глаза и еще раз прокрутила в голове весь день с самого утра.

Память предлагала ей то отражающуюся в зеркале яркую красивую незнакомку, то восторженный взгляд бегущего по школе с классным журналом восьмиклассника, то липкий сладкий вкус «Амаретто», то добрую Лехину улыбку.

Галка куда-то испарилась из ее сознания.

***

Вика любила свой дом. Свою уютную спальню, несмотря на то, что жили они там вдвоем с мамой. Как-то мать предложила Вике сделать перепланировку и разъехаться — в частном доме так просто из двух комнат выкроить три. В прошлом году жилье было приватизировано — делай все, что воображение подскажет. Вика представила, как живет одна, в пустой комнате, и решительно отказалась. Ей так спокойно было засыпать рядом с мамой и просыпаться, видя, что мамина постель уже аккуратно заправлена, а на покрывале лежит ее отглаженная для работы одежда.

Быт был очень простым — придя из школы, Вика обедала, мыла посуду и пылесосила. Садилась за уроки. Если по телевизору не было ничего интересного, валялась с книжкой на диване или на своей кровати.

Все в их классе готовились к экзаменам, обсуждали, кто куда собирается поступать, ездили в город на подготовительные курсы. Алька, единственная подруга, переехала и пропала. Наверняка обзавелась новыми друзьями и забыла ее, Вику. Зимой на лыжах бегать было теперь не с кем, и девушка увлеклась комнатными цветами. Раньше думала, что только замужние дамы могут с такой страстью озеленять свое домашнее гнездышко. Но неожиданно привязалась к растениям, отщипывала отростки везде, где только можно, пока никто не видел, или, увидев у кого-то цветущий пышно подоконник, стучалась в дом к незнакомым людям и просила за монетку редкий росток. Кто-то сказал ей, что лучше всего приживаются краденые цветы или купленные за пятак.

Весной их с мамой дом стал похож на цветущий сад и радовал своих хозяек сочной живой зеленью всех оттенков. А сосед, дядя Миша, подарил ей бочонок под традесканцию.

Вот из-за этого бочонка она не сдала сочинение, а Светлана Александровна разозлилась и влепила ей «два/два». Вика пошла за бочонком, ждала, пока высохнет и выветрится лак. Потом дядя Миша долго искал мягкий целый полиэтиленовый вкладыш, чтобы вода при поливе не просачивалась в деревянные щели.

Девушка так вдохновилась пересадкой разросшейся традесканции, что совсем забыла о сочинении. Да что там сочинение — мама попросила ее начистить несколько картошин к ужину и достать из погреба банку тушенки, а Вика и этого не сделала! Пришлось им ужинать чаем с баранками, и мама немного обиделась. К ней в контору нагрянула комиссия, мать задерживалась на работе допоздна, а утром уходила раньше обычного и очень уставала.

Вика вспомнила про сочинение только утром и, естественно, не успела его написать. Можно было быстро накропать что-то, но девушка предпочитала «все или ничего»: лучше сдать позже идеальную работу, чем ставить свою фамилию под позорной отпиской. Но Светлана Александровна даже слушать ее не стала. Полкласса не сдали сочинение, она разозлилась и поставила всем «двойки». Вика понимала, что учительница права. Но у девушки никогда не было плохих отметок по литературе — это был любимый предмет. Надо завязывать с цветами, а то так и экзамены завалить недолго…

Первый раз за свои семнадцать лет Вика ощутила быстротечность времени. Школа отнимает почти весь день. Подготовка к вступительным экзаменам. А еще на прилавках новые книги появляются, как грибы. Раньше столько всего интересного было запрещено, а сейчас читай вволю! Но на чтение тоже нужно время. Фильмы интересные появились, например, «Титаник». Мать купила подержанный видеомагнитофон по объявлению, а в сигаретном ларьке возле остановки открылся прокат кассет. Так это у Вики еще и друзей нет, с которыми иногда так хотелось бы погулять, пообщаться. Но когда? Ей даже с мамой поговорить не удается!

И что, если она узнает про сочинение? Не успеет до дома с работы дойти, как ей уже скажут. Расстроится. Сядет на диван, повернется к папиной фотографии, перевязанной траурной лентой, и тихо вздохнет.

Жаль, что папы нет. Недавно звонили из его конторы, приглашали на открытие мемориальной доски погибшим морякам. И папина фамилия там есть. Но Вике от этого не легче. Им с мамой так не хватало отца, пахнущего рыбой и табаком, сильного, большого, шумного и такого родного.

Вика заплакала. Перед глазами все поплыло. Вот бы закрыть глаза, открыть, — а папа дома. Живой, сидит на диване и дразнит ее «Вика-чечевика». Он бы все понял, рассказал интересный случай из своей жизни: грустный или смешной. О том, как теряются друзья, нелепо появляются «двойки» в дневнике, а мама ругает за то, что не начищена картошка. Странным образом Вика повторяла все события из жизни отца, только он об этом так смешно рассказывал, что девушка даже начала сомневаться в правдивости этих историй. Но в любом случае, папа всегда ее успокаивал и придавал сил пережить любые неприятности.

«Двойка» была забыта. Вика выглянула в окно. Кусты смородины и малины уже зазеленели, розы стояли еще голые, но чувствовалось, что в них уже проснулась жизнь. «Посадить бы еще жимолость возле забора, тогда нашего крылечка с улицы будет совсем не видно», — подумала девушка. Так станет еще уютнее. А если уговорить маму смастерить скамейку и простой деревянный столик, сделать навес — получится вполне себе южная беседка. Да, в доме мужчина просто необходим. Эх, папка—папка, зачем ты тогда согласился выйти в море на списанном в утиль сейнере?

Вика поставила кастрюлю на плиту, и вскоре комната наполнилась вкусным запахом говяжьего борща. Хлопнула входная дверь, вошла улыбающаяся мать. Про сочинение не знает.

— Мам, я «двойку» получила по литературе.

Мать дернулась и перестала улыбаться. Молодая красивая женщина, только глаза потухшие какие-то. Вике стало стыдно.

— Я исправлю, мам. Светлана сегодня вспылила, наорала на всех, в журнал наверняка не выставила. У половины класса «двойки», — затараторила девушка.

Мама молча раздевалась возле вешалки.

— Мамочка, зря я тебе сказала. Просто испугалась, что от чужих узнаешь и еще больше расстроишься. Я сейчас же напишу это дурацкое сочинение и завтра сдам.

Вика подбежала к матери и взяла ее за руки. Мать сказала устало:

— Хорошо, если можно что-то исправить. А у нас недостача. Второй день ищем, где ошиблись — не найдем. Комиссия лютует. Переносили все в компьютер, всю бухгалтерию, а теперь не сходится ничего. Трудно мне с этой техникой. На калькуляторе считали — копеечка к копеечке всегда… Ну да ладно, давай ужинать.

Вика бросилась накрывать на стол: налила борщ в тарелки, поставила банку сметаны, нарезала хлеб, пару долек чеснока и достала солдатское вкусное сливочное масло в жестяной банке.

— Из папиной конторы звонили, забыла сказать. Мемориальную доску будут открывать, — сказала Вика, намазывая маслом натертый чесноком хлеб.

— Что нам эта доска, — отозвалась мама, перемешивая сметану в борще. — Пока выучишься да устроишься на работу, придется нам пояса потуже затянуть. В институт ездить — это тебе не в школу за домом, еще и с питанием после третьего урока. Придется раскошелиться, о проезде не забывай… И одеть тебя помоднее — студентка уже, взрослая девица.

Они несколько лет жили без папы, но что-то в голосе матери заставило Вику опустить ложку и всмотреться в ее лицо. Временные неприятности на работе или все гораздо серьезней? Девушка вспомнила падение Алькиной матери по наклонной плоскости после сокращения на консервном заводе и не на шутку испугалась. А сама протянула:

— Мааам, ну чего ты сгущаешь? Проездной недорого стоит, еду могу с собой брать. А одежда… Можно подумать, в пединститут все богатеи придут. Такие же, как я, в обычной одежде. И даже хуже. Стипендию заработаю. А потом найду подработку, как освоюсь.

— Почему пединститут? — удивилась мама. — Мы же в мореходку планировали на экономический. Куда ты потом со своим педобразованием? Еще немного — и школьная система совсем развалится.

— Потому что в мореходке платно, — отрезала Вика. — Не хочу, чтобы ты гробилась на работе. А попаду на иняз — найду хорошую работу.

— Ну что ж, — согласилась мать. — Пробуй. Иностранный язык сейчас любые двери открывает.

Вика снова заволновалась — подозрительно легко мать отказалась от своей мечты сделать дочь экономистом. Разве так бывает?

Надо писать сочинение, а девушка не может собраться с мыслями: перед глазами стоит растерянное, уставшее мамино лицо. Сев на свою кровать, Вика услышала плеск воды и тихое бормотание телевизора. Мама моет посуду, сейчас разложит на обеденном столе свои бумаги и будет заново вглядываться в цифры, сверять счета и искать утерянные копейки. Нет уж, экономистом быть несладко. То ли дело стать переводчиком и устроиться на работу в иностранную фирму. Сделать евроремонт в доме и построить летнюю беседку…

Девушка посмотрела на буйно цветущую герань на окне, плотные блестящие оранжевые занавески и уютные пледы в тон им. А письменный стол и книжные полки папа смастерил сам, когда Вика поступила в первый класс. Столешницу красиво обтянул толстой тканью «под кожу», и такой же тканью перетянул сиденье обычного деревянного стула. Поначалу Вика протыкала шариковой ручкой бумагу, так как столешница оказалась слишком мягкой. Зато сейчас у нее самый лучший в классе почерк. Да что там в классе — во всей школе! Недаром все стенгазеты поручали выпускать им с Алькой.

Вздохнув, Вика вырвала двойной лист в линию, сверху написала дату, заголовок «Мой любимый рассказ о войне» и задумалась. Сочинение надо было написать по произведению Кондратьева «Сашка». Но Вике не нравился этот рассказ. Как он может быть ее любимым? Вот «А зори здесь тихие…» Васильева — это понятно. Весь класс тихонько глотал слезы, когда в актовом зале им включили запись этого фильма. Мальчишки — и те отворачивались, пряча глаза. Нет, Сашка в рассказе тоже молодец: и людям помогал, и Зину преданно любил, но девичий батальон как-то Вике ближе…

Девушка улыбнулась, вспомнив забавную семейную историю. Давным-давно мама принимала участие в самодеятельности. В местном клубе ставили «Зори», артисток фотографировали, и дома хранилась черно-белая карточка — веселая мама, красивая, в гимнастерке и в пилотке. После пятого класса Вику отправили на каникулы к бабушке. Бездонный кладезь занимательных историй, бабуля рассказала, как испугалась, получив эту фотокарточку. «Я боялась читать письмо, думала, кровиночку мою в армию призвали, и опять война начнется», — причитала бабушка. А Вика смеялась: «Ну какая война, нас весь мир боится, у нас же ядерная кнопка!»

Память перенесла девушку в то далекое уже лето. Бабушка работала в школе гардеробщицей и записала внучку в библиотеку. Сколько же книг Вика тогда перечитала! Влюбилась в повести Волкова про Элли, Страшилу и Железного Дровосека. А вот «Маленький принц» расстроил, встревожил — слишком глубокий смысл был заложен в эту сказку, доступный душе, но непонятный детскому разуму.

Но самое счастливое время было — вечер перед сном. Вика вдыхала аромат чистого постельного белья, зажмуривалась и слушала бесконечные удивительные истории про русалок, побег от войны огромного семейства, жизнь в собственной усадьбе, а потом в бараке возле озера Хасан. Картины сменялись одна другой и были волнующими, потому что взаправду случились с ее родной бабушкой, а значит, и немного с ней, Викой.

Сочинение никак не писалось. Девушка вспомнила, что мать еще утром вынула из бульона говяжью кость и попросила Вику отнести ее соседскому псу.

Выскользнув из дома с завернутым в бумагу лакомством, Вика остановилась в изумлении — к ее дому шагала Алька. Откуда она здесь? Они не виделись весь учебный год, даже не созвонились ни разу. Вика знала только, что подруга переехала в район переговорного пункта, а точного адреса у нее не было.

Уняв заколотившееся радостно сердце, девушка отвернулась и пошла к соседнему дому.

— Вика, стооой! — услышала она за спиной и оглянулась. Алька, улыбаясь, бежала к ней, держа в руках белый пакет.

— Я… Мне… Мама попросила дядь Мишиному Байкалу косточку отдать, — растерянно ответила Вика. — А ты чего здесь?

— Я к тебе, Вичка, соскучилась жутко, — Алька крепко свободной рукой обняла подругу. — Мать совсем с катушек съехала, я никак не могла выбраться. Телефон у нас отключен. Пригласишь в дом? Правда, я с пустыми руками.

Девушки кинули кость через соседский забор, вошли в свой двор и уселись на крыльце. Алька осмотрелась:

— Красота тут у вас, запах настоящий, живой. Мы в квартире пыль глотаем и дышим газами с дороги.

В распахнутое окно на звук голоса выглянула мать и воскликнула:

— Алечка! Дорогая моя пропажа!

Посмотрела на напряженное лицо дочери и добавила:

— Вика, я чайник ставлю, приглашай гостью в дом.

Девушка оглядела модную одежду Альки: высокие белые кроссовки, плотные черные лосины и просторная толстовка с карманом на животе и капюшоном. Подумала: «Приоделась. Нашла работу? Пакет из супермаркета… Какая же она красивая стала. Волосы, как шелк».

Разговор не клеился, пока Алька не заметила, что у подруги много цветов. Она ходила по дому, рассматривала каждое растение, восхищалась:

— Вика, супер. Как красиво! А у нас дома — сарай. Может, дашь мне отростков? Только мне сажать их некуда, если только в консервные банки… Ты где землю брала, в огороде? Украшу нашу со Светкой спальню. У нас ведь ничего нет, только две кровати, мать все деньги пропила. А кухня до того прокурена, что все живое там сразу зачахнет.

Вика решилась спросить:

— Аля, а такие вещи дорогие у тебя откуда? И где ты их хранишь, если даже шкафа нет? Пакет интересный…

Алька уселась на Викин изрядно потертый стул:

— В пакете у меня учебники, берегу его, потому что прочный. Одежду мне отдает богатая одноклассница. У нее отец кэпом ходит в загранку. Там семья очень жалостливая — они и продукты мне подкидывают. Светке недавно одежду и обувь отдали после близняшек. А храню я вещи — не поверишь! — в коробке под кроватью. Коробку в магазине взяла. Каждый раз иду домой и трясусь — вдруг мать пропила наше богатство.

Девушка посмотрела на лист с темой сочинения.

— О! Тоже война? Я уже отмучилась, хочешь, помогу написать? — предложила она Вике. — Но я только «Сашку» Кондратьева читала, другое не вспомню так сразу.

Лед был окончательно растоплен. Дружба разгорелась с новой силой. И вот уже Алька, высунув язык, пишет черновик сочинения о войне, а Вика сосредоточенно осматривает растения в поисках молодых побегов, которые наверняка укоренятся и украсят Алькину комнату.

— Слушай, пишу и думаю — хоть бы моя мать уже упилась чем-то, проще похоронить, — сказала вдруг Аля. — Думаю так, и страшно становится. А с другой стороны, лучше никакой матери, чем такая.

Вика растерялась. Похороны отца стали самым страшным потрясением в ее жизни. Но он не пил… Был самым лучшим папой в мире. Что она может ответить подруге?.. Так вот почему Алька не приезжала! Ее мать допилась до ручки, раз ей такие мысли в голову полезли. Подняв голову, Алька пояснила:

— Понимаешь… Недержание, а почки сгнили… Устала я проветривать и мыть. Светку в детдом заберут сразу. Не знаю я, Вик, не знаю…

Алька пришла сегодня из школы и увидела, что мать сидит на кухне и курит.

— Окно бы открыла, — попросила дочь. — И так дышать нечем.

— Сестру покорми, — не поворачивая головы, процедила мать. — Где шляешься, времени уже три часа?

— Последний звонок репетировали, — сказала Алька. — А ты что, своего ребенка сама накормить не можешь?

Мать медленно развернулась на табуретке и уставилась на дочку:

— В детдом пора сдать эту глисту. Кормить ее еще. И нечего меня винить! Не доросла еще!

Алька вздохнула, ничего не ответила. Она проголодалась и хотела пройти к плите, чтобы поставить чайник. Мать вдруг больно схватила ее за руку и закричала, брызгая слюной:

— Заткнись, сволочь! Всю жизнь мне испохабили, выродки! Где была вчера ночью? Шлялась? Выросла, гляньте-ка на нее! Подстилка пароходская! Смотри, на своего папашу не наткнись там, когда ноги раздвигать будешь, а то в подоле принесешь зверушку какую!

Алька задохнулась, вырвалась, выскочила на улицу и что есть сил припустила в сторону остановки. Сев в первый же проезжающий автобус, не сразу поняла, что едет в Копай.

Как смела мать бросать ей в лицо такие грязные обвинения? Алька их ни чуточки не заслужила. Почему сказала про пароход? Что-то знает? Или судит по себе? А отец… Может, он жив-здоров, ходит в рейсы, просто не ведает о своих родных дочках? Интересно, как они расстались?.. Мать часто повторяла, что самое страшное в жизни — это бабье одиночество, что какой-никакой, а мужик должен быть. Наверное, поэтому мужчины менялись в их семье с бешеной скоростью. И чем ниже на дно опускалась мать в своей пьянке, тем более жуткого вида существа оставались ночевать у нее в спальне. Да, без матери жилось бы намного лучше…

Алька тяжело вздохнула.

Вика поняла, что жизнь подруги из кошмара превратилась в настоящий ад и сказала:

— Не теряйся, Аль. Нам тоже с мамой тяжело. Сейчас поступлю, придется пояса сильно затянуть. Но все наладится, надо только верить. Ты знаешь, что… Почаще приезжай к нам. И Светку привози. Мама видишь, обрадовалась тебе. У нее сейчас неприятности на работе, она вообще не улыбается…

Подруги попрощались, и Алька ушла. А Вика села за стол и начала переписывать сочинение на чистый лист своим каллиграфическим почерком. Мать подошла и обняла ее за плечи.

— Сочинение? Последнее в твоей школьной жизни.

— Мам, а Альку с сестрой в общагу не пустят? Совсем у них все плохо стало.

Женщина задумалась.

— Если только на работу ее устроить туда, где общежитие есть. А учиться пойдет на заочное. Работу надо искать приличную. Алька девочка красивая, выйдет на рыбзавод — подружки быстро ее с пути собьют. А спрошу-ка я у Филиппыча, его друг искал симпатичную помощницу в приемную

Вика с укором посмотрела на маму:

— А если он приставать будет?

— Доченька, — вздохнула мать. — Может, для Альки в ее положении это лучший выход. Мое дело похлопотать, а решение останется в любом случае за ней.

Женщина вышла, оставив дверь в спальню приоткрытой. Вика видела ее тоненькую фигурку. Вот она достала свежее полотенце из шкафа, что-то уронила, наклонилась. Стройная, молодая, с густыми прямыми русыми волосами. Может, маме самой устроиться помощницей к какому-нибудь большому начальнику? Но, вспомнив об отце, девушка отогнала от себя эту мысль и дописала сочинение.

Вике снилась худенькая Алька, под руку со старым, обрюзгшим начальником, сытым и самодовольным. Потом Алька повернулась, и оказалось, что это Викина мама. Папа сидел на диване и качал головой, узнав о «двойке» за сочинение. Все переместились в зал суда. Кто-то рыдал. Судья звонила в колокольчик — долго, нудно, противно. Вика заплакала и открыла глаза. Надрывался будильник. Мамина отглаженная одежда лежала на кровати. Из кухни пахло оладьями.

***

В воскресенье Алька проснулась поздно. Подошла на цыпочках к комнате матери — тихо. Толкнула дверь. Матери дома не было. Не ночевала. Они так и не разговаривали с того дня, как пьяная женщина изрыгала оскорбления. Алька со Светкой каждый вечер допоздна сидели у Галки, а один раз даже остались ночевать.

Девушка выдвинула коробку с вещами из-под своей кровати, Леха сказал тепло одеться. Толстовка и джинсы подойдут? Хорошо, что Аля не стала их стирать — отопление отключили, на улице моросило, единственный подходящий наряд висел бы сейчас сырой на холодной батарее.

Согрев воду в кастрюле на плите, девушка кое-как намылилась, стоя в ледяной ванне — с отоплением исчезла и горячая вода. Дрожа от холода, полила на себя из треснувшего пластикового ковшика и быстро растерлась жестким полотенцем.

Кастрюля снова оказалась на плите — Алька собиралась сварить последнюю пачку макарон для сестренки. Светка спала, вздрагивая, хмуря брови и всхлипывая. Аля наклонилась поправить одеяло, что-то упало на пол. Заколка. Галкина. Неужели малышка стащила яркую вещицу у людей, которые сделали им столько добра?

Сестренка зашевелилась и открыла глаза.

— Аля, ты пришла, — улыбнулась девочка и тут же заволновалась. — А мама где? Она вчера за тобой убежала, прощения просить хотела.

— Я ее не видела, — ответила сестра. — Ездила к Вике в Копай. Отростки привезла, хочешь посмотреть? На кухне, в банке с водой. Цветы посадим, Светка, уют создадим.

Малышка что-то вспомнила и стала шарить руками по кровати.

— Это ищешь? — спросила Алька и достала из кармана заколку.

— Да, — засияла Света. — Мне Галя подарила. Сказала, что в воскресенье идет к парикмахеру, будет делать стрижку «каскад». Ей мама разрешила. И заколка ей больше не понадобится.

Аля облегченно вздохнула — и от того, что Светка ничего не воровала, и от того, что Галка сегодня занята. Теперь Але не нужно будет придумывать отговорки, почему не пригласила подругу на прогулку с Лешей.

— Светик, я сейчас уеду, может быть, до позднего вечера, — радостно улыбаясь, сказала девушка. — Тебе оставлю макароны с фаршем, а вечером привезу вкусного. Помнишь, о чем мы договаривались?

Малышка кивнула.

— Вот и умница, — потрепала ее по макушке Аля. — Если мамка придет пьяная и начнет буянить — беги к Галке. Близнецы простыли, кто-то обязательно будет с ними дома.

Денег на автобус не было, и Алька бежала к условленному месту, что есть мочи. Хорошо, что ее дом стоял на сопке, а магазин «Дары природы» — в низине, в самом центре города. Девушке стало жарко, щеки разрумянились, сердце стучало в горле, сырой воздух разрывал легкие. С моря дул прохладный ветер, который приятно остужал горячий мокрый лоб.

Леши еще не было. Аля зашла в магазин — пусть парень не думает, что она его ждала. Смотрела на улицу через большую стеклянную дверь.

Алексей подъехал вовремя. Остановился, покрутил головой. Альку он видеть не мог. Вышел из машины и направился в сторону магазина. Девушка отпрыгнула к витрине и стала разглядывать пачки с кашами-пятиминутками.

— Как жизнь? — услышала она Лехин голос, и сердце предательски замерло.

Алька глупо хихикнула:

— Бьет ключом.

— Главное, чтобы не по голове, — парировал парень и посмотрел ей в глаза. Аля съежилась — сейчас заметит, что белая толстовка с пятнышком и рукава на швах грязные. Но Леха не обращал внимания на одежду — рассматривал лицо девушки так, что ей стало тепло и радостно.

— Поехали? — спросил он. — Или ты что-то купить хотела?

— Да нет, просто смотрела… Никогда не пробовала хлопья «5 злаков», мама обычно разные крупы берет и варит целиком. Вкусно, — соврала Алька. — А куда мы поедем?

— На океан, — взяв ее за руку, пошел к выходу Леха.

Аля так ждала этой встречи, представляла что-то необыкновенное. А они едут на океан… В сторону Копая, только дальше. И чего она там не видела? Хотя…

В машине пахло цитрусовой отдушкой. Парень поставил кассету с записями Джо Дассена и отъехал от тротуара. Дорога прошла в молчании — каждый думал о своем и наслаждался голосом знаменитого француза.

У океана было холодно. Небо стало мрачным. Ветер гнал черные волны на темно-серый берег. Леха осмотрелся в поисках закутка, где было бы потеплее и не летел в лицо песок.

— Пойдем за этот бархан, — предложил он. Алька, дрожа, плелась за ним. Парень принес из машины плед, усадил ее, укутал и пошел за сухими ветками и чурочками, валявшимися на берегу.

В этот момент выглянуло солнце и стало немного теплее.

— Сейчас костер разведу, чаю горячего попьем, — весело сказал Алексей. — У меня пирожки с собой, мать нажарила. С картошкой, с печенью и сладкие с чем-то.

Он протянул Альке белую пластиковую сумку-корзинку. С такими тетки ходят на рынок за продуктами.

— Проверь, что там есть, я пока огонь буду добывать.

Девушка смотрела, как Леша сооружает шалашик для костра, поджигает внутри скомканную газету и раздувает огонек. По телу вдруг разлилось тепло — какой же он взрослый и… красивый. А еще заботится о ней так, как никто в жизни не заботился!

Алька начала организовывать «стол» на маленьком кусочке клеенки, который нашелся в корзинке. Пирожки, нарезанная вареная колбаса, хлеб, зеленый горошек в стеклянной банке, две пачки корейской лапши «кукси». И бутылка «амаретто».

— А зачем? Это обязательно… выпивать? — изумилась девушка.

Леха поднял глаза от костра. Он расстегнулся и ветерок трепал полы его куртки.

— Ты не хочешь? — спросил он. — Я думал, ты любишь этот ликер. В любом случае выпьешь и согреешься. И вообще — «… только дружба начинается с бутылки,» — пропел молодой человек тоненьким голоском переделанную песенку.

— А чай есть? — спросила девушка.

— Да, котелок в багажнике, сейчас принесу, — Алексей поднялся от разгорающегося костра и пошел к машине. Достал закопчённую посудину с самодельной ручкой из толстой проволоки, канистру с водой и пачку чая.

Сели есть. От спиртного Алька отказалась.

— Да ладно тебе. Все пьют, — сказал парень. — Ничего такого в этом нет.

Девушка окаменела. Вспомнила мать, ее дружков. Что он может знать о том, как все пьют на самом деле? Ладно, когда для согревания, — в школе им рассказывали, что на фронте солдатам специально спирт выдавали, чтобы они не мерзли.

Кружка была одна на двоих, они по очереди обжигались чаем, заваренным в диковинных бумажных пакетиках с пристегнутой ниткой, чтобы вытаскивать их из чашки. Леха травил анекдоты, заботливо кормил Альку пирожками, бутербродами, пока распаривалась лапша в пачках.

Посмотрел на нее несколько раз так, как будто что-то хотел сказать. Но промолчал.

Девушка согрелась. Скинула с себя плед, встала во весь рост. Ветер почти стих, и она подошла к воде. Постояла немного и побрела по отливу вдоль берега. Воздух был таким свежим, что кружилась голова. Или это от того, что Леша догнал ее и взял за руку? Они остановились и смотрели на волны. Далеко качался пароходик, справа в дымке виднелся город. Небо казалось огромным, а солнце, коснувшись своими лучами сопок, сделало их какими-то выпуклыми и очень яркими. Еще дальше дремали могучие вулканы, окутанные снегом. Такие грозные и непостижимые…

Алька перестала дышать от восторга: в какой красоте она живет. Какое счастье родиться в таком великолепии! Почему она раньше этого не замечала? В груди разливалась неподдельная радость и любовь ко всему вокруг.

Любимый город… Гудки пароходов в тумане. Бухта в самом центре. Как может мать жить и не видеть того, что ее окружает? Да, сейчас не лучшие времена, но ведь не все люди так опустились! Алька никогда не станет такой, это преступление уничтожать себя, когда вокруг красота, что глаз не отведешь. Она пойдет учиться на инструктора по туризму, и обойдет всю область с рюкзаком за плечами. Попадет туда, куда не ступала нога человека!

— Супер, правда? — спросил Леха, как будто прочитал ее мысли.

Девушка промолчала. Она не знала, что ответить. Парень встал сзади и прижал ее к себе, укутал руками. Очарованная открывшейся ей красотой, девушка не заметила, как снова начала дрожать от холода. И теперь дернулась, пытаясь высвободиться, потом согрелась и обмякла.

Леха прошептал ей в ухо:

— Как веточка, хрупкая, тоненькая…

Алька подумала, что с этого момента ее жизнь никогда не будет прежней. Она будет жить, захлебываясь от удовольствия. И все самое хорошее, что с ней произойдет, будет связано с Лешей. От волнения сел голос, и она прошептала:

— Пойдем к костру, я замерзла.

Обратно шагали быстро, крепко держась за руки. Аля хотела рассказать Лехе все, о чем думала, стоя на берегу:

— Интересно, где можно выучиться на инструктора по туризму?

Парень удивился:

— Зачем? С такой внешностью вообще можно не учиться…

Алька словно потухла и замолчала. Он ее веточкой назвал, хрупкой, а она со своим туризмом — сон в спальниках и мыться негде. Идиотка!

Костер горел хорошо, попили еще чаю и стали собираться.

— Тебе мой Пашка совсем не нравится? — неожиданно спросил Леха. — Страдает по тебе, а ты со мной поехала.

Аля тяжело вздохнула:

— Нравится. Как человек. Но знаешь… — Девушка замолчала. — После пятницы… Он меня бросил, а ты нет. И вообще, он в курсе, где ты сейчас и с кем? Или это такая проверка?

Леха засмеялся:

— Проверка! Ну ты выдумала! Все он знает, сказал, что мои девушки его не интересуют.

«Мои», — подумала Алька. Я его девушка! Потому он ни Пашку, ни Галку и не позвал. Чтобы побыть со мной. Она улыбнулась и побежала в машину.

В город вернулись вечером, в начале седьмого. Подъехали к Алькиному дому, девушка небрежно спросила:

— Остатки еды можно забрать? У наших соседей куры в гараже, мы им всегда объедки отдаем. А тут для них целое богатство.

Леха наклонился назад за корзинкой, его лицо оказалось совсем близко. Альку обдало жаром. Он взял ее за подбородок и указательным пальцем нежно провел по губам. Потом резко отстранился, отдал пирожки, пакет с колбасой и забарабанил пальцами по рулю.

— Пригласишь? — спросил так, будто ответ его не интересовал.

— А… У меня мама дома. И сестренка, — затараторила девушка. — Давай в другой раз?

— Ну, знаешь… — возмутился Леха. Потом положил ладонь Альке на коленку и добавил: — Шучу. Беги, завтра в школу. Когда теперь увидимся?

— Мы готовим последний звонок, вся неделя будет адская, — сообщила девушка. — На выходных смогу.

— Я тебя раньше найду, — пообещал парень, разблокировал дверцы машины и выпустил Альку. Посмотрел, как она зашла в подъезд, покачал головой и чему-то усмехнулся.

Дома никого не было. Мать так и не возвращалась. Светкина курточка висела на гвозде, вбитом в деревянную входную дверь. Ботинки со стертыми носами стояли тут же, у входа.

— Свет, — позвала сестренку Алька. — Спряталась? Выходи!

Она заглядывала под кровати, отодвигала коробки с одеждой. Все на месте. Малышки не было. Метнулась к окнам. Заперты изнутри. В ванной пусто. Только капает вода с протекшего крана.

Девушка выскочила во двор. На город опускался туман. И без того серые дома выглядели теперь мертвыми и зловещими. Кое-где начал загораться свет.

— Галка, малая у тебя? — запыхавшись, спросила у подруги с порога.

Та надула губы:

— Ничего не замечаешь?

Алька присмотрелась — подруга очень похорошела с новой стрижкой и слегка завитыми концами волос.

— Ты звезда! Слушай, у меня Светка пропала. И матери со вчерашнего дня дома нет.

— Может, во дворе гуляет? — предположила Галя.

— Нет там никого, дождь опять моросит, — начиная волноваться, ответила подруга.

Галка накинула плащ с капюшоном и сунула ноги в коротенькие белые резиновые сапожки.

— Мам, я с Алькой Светку пошла искать! — крикнула в комнату.

Девушки вышли из подъезда. Альку трясло то ли от холода, то ли от страха.

— Я ей макароны с фаршем оставила, велела дома сидеть, — заплакала Аля. — Одежда ее уличная дома.

— А у соседей не искала? — спросила Галка.

— Нет. Может, и правда, пошла к кому? Давай начнем с тех, у кого свет горит.

Девочки нигде не было. Через час поисков в соседних дворах решено было идти в милицию. Сумерки окончательно накрыли город. Редкие прохожие спешили укрыться от сырости в своих домах. Девочку никто не видел.

— Все, еще раз зайдем домой — и в дежурку, — скомандовала Галка. — Хотя окна у вас темные.

Проходя мимо гаражей, Алька вдруг остановилась. Девушка вернулась и заглянула в щель между железными стенами.

— Мама, — прошептала она, зажимая ладошкой рот. — Мамааа!

Подоспевшая подруга оттолкнула ее и посмотрела туда, куда показывала ей Алька. Изуродованная, перепачканная то ли кровью, то ли грязью, на земле, среди мусора, лежала Алькина мать, глядя в небо стеклянными глазами.

— Ннннет, — запинаясь, выдавила Галка. — Это не я. Я не убивала!

— Галя, ты чего? — с огромными от ужаса глазами повернулась к подруге Алька. — При чем здесь ты вообще?

— Моя заколка… Видишь? — показала девушка пальцем в сторону трупа.

Алька пригляделась и увидела заколку, которую вернула утром младшей сестре.

— Ты же ее Светке подарила, нет? — недоумевала девушка.

— У меня их две было, одну в школе потеряла, сунула в капюшон, а потом так и не нашла, — ответила Галка. — Ой, Алька, меня сейчас стошнит. Не могу.

И она двинулась от гаражей к коренастому тополю. Постояла, отдышалась. Позвала подругу:

— Пойдем в милицию. Теперь уже по-любому придется туда идти.

Участковый был у себя, но не открывал. Просил девушек вызвать «02», потом понял, что они не уйдут, впустил в кабинет. Целый час составлял заявление о пропаже ребенка, потом вызвал-таки дежурный наряд. Школьницы рассказали, когда пропала сестренка, и при каких обстоятельствах нашлась Алькина мать.

— Когда вы начнете искать мою сестру? — спросила Аля. — Это нужно сделать немедленно, уже совсем темно.

— Уважаемая, — протянул милиционер. — Ваша семья у нас на учете. Ну пошла сестренка проветриться. Дома никого не было, вышла и заигралась. Придет, еще не вечер. Если утром не объявится, начнем поиски.

— Послушайте, Света не могла просто так уйти, — вспылила девушка. — Она послушная и хорошая девочка. Одежда ее дома! Тапочек нет, значит, она в них ушла гулять?

— Сегодня послушная, а завтра гены в голову ударили. От осинки не родятся апельсинки, — терпеливо вздохнул дежурный. — Идите домой и ждите.

Галка встала и направилась к выходу.

— Пошли, Аль. И правда, вдруг Светка домой боится заходить, потому что темно.

— А заколка? — сказала милиционеру Алька. — Возле мамы лежала заколка, похожая на Светину. Что, если девочка увидела мертвую маму и в ужасе что-то с собой сделала?

— Могла мать уйти из дома с этой заколкой? — спросил представитель закона.

— Нет, ее со вчерашнего обеда дома нет. А заколку я видела сегодня утром, — ответила Аля. — Галкин подарок.

— Разберемся, девушки, — дописывая что-то, сказал милиционер. — Идите по домам. Если будут новости — вам сообщат.

Алька сидела на кухне, не включая свет, и качалась на табуретке. Огни в окнах гасли, город погружался в ночной сон. Вдруг скрипнула входная дверь, запахло сыростью. Девушка остолбенела от ужаса. Вскочила, дернула выключатель.

В комнату зашла сестренка. Промокшая, в грязных комнатных тапочках, с комьями земли в спутанных волосах. На перепачканном личике — отрешенный взгляд.

— Света, малышка, что случилось? — упала на колени перед девочкой Алька. — Где ты была? Почему раздетая?

Девушка прижала к себе невесомое тельце, в бок ей уперлось что-то твердое. В кармашке Светкиного халата, мокрого, измазанного грязью, лежала заколка, которую девочке подарила Галка.

Аля поставила на плиту кастрюлю с водой, стащила с сестренки лохмотья, бросила их в мусорное ведро. Светка, закутанная в одеяло, безучастно смотрела перед собой, не говоря ни слова.

— Ты что, онемела? — спросила Алька. — Не можешь говорить? Напиши тогда.

Старшая сестра пыталась шутить, чтобы разговорить малышку, но напрасно. Принесла ручку, тетрадный лист, положила перед девочкой. Та даже не шелохнулась.

— Свет, не пугай меня, — заплакала Аля. — Я и так сегодня натерпелась. Ты пропала, а мама… Маму мы с Галкой нашли между гаражами. Ее больше нет…

— Это я ее убила, — сказала вдруг малышка. — Еще вчера. За то, что она на тебя кричала.

— Ты? — поразилась старшая сестра. — Ну что ты такое говоришь?

— Ты ушла, а она проклинала тебя, — ответила Светка. — Я испугалась, и я… Нечаянно… — девочка всхлипнула. — Не успела в туалет. А мама… Она схватила меня и вытащила в подъезд. Орала, чтобы я убиралась. Чтобы мы с тобой сдохли. И я…

Светка задохнулась от слез, подбежала и обняла старшую сестру.

— Аля, тогда я закричала ей: «Сама сдохни! Сдохни! Сдохни!» И больше ничего не могу вспомнить. Кажется, кто-то потом на маму кричал, меня отвели домой. Я сильно плакала и уснула. А утром ты сказала терпеть и ждать.

— Но где ты была? — спросила Алька. — И почему ты такая грязная?

— Тебя не было, а я пошла играть за дом. Там какой-то дядька на машине… — рассказала сестрёнка. — Он подъехал и кинул щенков в яму с водой. Они барахтались и пищали. Там очень глубоко, я искала ветку или палку, чтобы их достать. Соскользнула немного, одного щенка достала и пока вверх ползла, вымазалась вся. И тапочки жалко.

— Как же ты заколку не потеряла? — удивилась Аля.

— Что? Какую заколку? — переспросила сестренка. — Аль, помой меня скорее, я засыпаю.

Девушка потрясла малышку за плечи:

— Почему ты раздетая ушла? А ключ от дома где? Ела что-нибудь? Я же тебе сказала бежать к Галке!

Малышка испугалась:

— Аля, я не понимаю. Не знаю. Было тепло. А потом щеночки… Они все погибли, я только одного успела…

Светка начала плакать, и не могла остановиться, пока сестра мыла ее, расчесывала волосы, а потом долго баюкала на своей кровати.

***

— Татьяна Ивановна, я переписала контрольную, — в класс вошла худенькая восьмиклассница в джинсовой юбке и видавшей виды голубой олимпийке.

— Клади на стол, — устало сказала учительница.

Девочка подошла ближе и протянула тетрадь, пахнущую сыростью и табачным дымом. Татьяна Ивановна увидела грязные, обкусанные ногти и подняла глаза на ученицу: немытые редкие волосы, серая кожа. В начальной школе учились ее братья-погодки, тоже тоненькие, кожа прозрачная, с голубыми прожилками. Мать их работала на рынке, торговала сигаретами, консервами и сухой лапшой.

Татьяна Ивановна представила обстановку в доме этих детей: старенькая мебель, белье, сохнущее под и так низким потолком тесной кухоньки, мать с папиросой… В голову ворвалась мысль: «Накормить бы тебя досыта, да на теплое море, прожарить солнечными лучами».

— Иди, Аня, — вздохнула женщина. — Я проверю.

В прошлом году Анина фотография заслуженно попала на школьную Доску почета: девочка училась на «отлично», занималась легкой атлетикой в спортивной секции и хорошо рисовала.

…Летом Татьяна Ивановна возвращалась с дачи поздно вечером и увидела свою ученицу на детской площадке в компании взрослых ребят, вернувшихся из армии. На столике, застеленном газетой, стояла коробка дешевого вина, закусывали картошкой в мундире, курили. Кто-то принес магнитофон, слушали рок, правда, негромко — видимо, кто-то уже сделал им замечание.

Тогда учительница ужаснулась, подозвала девочку и минут десять беседовала с ней. Выяснила, что мама с младшими детьми уехала по путевке в санаторий, Анютку оставила у соседей, а к ним из армии вернулся сын Костик. Просто позвал ее посидеть во дворе. Ну матерятся… А кто сейчас не матерится? Это даже модно: по телику, да и в книгах — без крепкого словца никуда… Вино она не пила, ей не предлагали, а сигареты у матери стащила, парни попросили. Курить не пробовала — хватает, что дома дым уже въелся в стены, в мебель, в самих жильцов… Татьяна Ивановна почти подошла к своему подъезду, когда Аня окликнула ее, догоняя:

Конец ознакомительного фрагмента.