Вслед за тенью. Книга вторая

Ольга Смирнова (2023)

Совсем недавно в моей жизни появился смысл и возродилась надежда найти отца. Но в игру вступили обстоятельства. Поначалу они показались мне розыгрышем — лёгкой безобидной шуткой. Но в любой шутке есть только доля шутки. Я убедилась в этом, попав в ловушку. И мне не справиться без твоей помощи, Кирилл Андреевич… Но могу ли я на нее рассчитывать после всего того, что натворила?

Глава 1 Полный «трэш»

Я постепенно выплывала из крепкого беззаботного небытия. Казалось, каждая клеточка моего, переутомлённого за эти дни мозга, ощущала себя до чёртиков счастливой от того, что, наконец, удалось отдохнуть. Однако состояние покоя всё же казалось зыбким и омрачалось навязчивым предчувствием того, что очень скоро блаженной невесомости придёт конец.

«Где я? Что со мной? Который час?..» — вяло закопошились мысли в моей сонной головушке.

Словно из густого кисельного варева они принялись всплывать на подкорку, но, неповоротливые, одна за другой снова тонули в её вязких глубинах.

Маша, несомненно, назвала бы мою новую реальность «полным трэшем» и оказалась бы права, потому что эта, нежданно-негаданно свалившаяся на голову действительность теперь навязчиво пичкала меня спонтанными воспоминаниями и во сне, и наяву. От шкала этих видений я реально начинала чувствовать себя выбившейся из сил марионеткой, застрявшей в чьих-то недобрых руках. Марионеткой, которой даже сон не помогал войти в норму…

«Неужели опять начнётся? — мысленно пробурчала я, ощутив тепло солнечных лучей на своих прикрытых веках.

В уши хлынули слабые щёлкающие звуки чего-то непонятного, но очень знакомого. Чего-то, с недавних пор ставшего почти привычным…

«Что это? — задумалась я, — Надо бы вспомнить…»

Спонтанное беспокойство тонкой иголочкой кольнуло в сердце. Зыбкое, едва уловимое, оно поселилось во мне совсем недавно, но с тех пор время от времени окутывало меня неприятной невидимой пеленой. Я ментально сопротивлялась этому, неприятно липкому наваждению и большую часть времени держала его под контролем, но настороженность моя росла как на дрожжах, потому что с каждым новым утром пелена беспокойства всё больше и больше напоминала рыболовную сеть, с коварством которой мне пришлось столкнуться ещё в детстве, на моей, первой и последней в жизни, рыбалке. Сеть эту, тяжёлую, липкую, насквозь пропахшую рыбой, я ещё долго обходила тогда стороной.

Стояла осень, но там, куда прилетели мы с дедом, шёл снег. Повсюду уже выросли сугробы, но река ещё не промерзла. В тот пасмурный день, намертво врезавшийся в память, мы рыбачили втроем: я и два деда: мой и дедушка из тайги. Они не взяли тогда с собой удочек. Они закинули в реку сеть, показавшуюся мне — семилетней девчонке — просто гигантской. И, как в сказке о золотой рыбке, невод принёс рыбину — самую красивую из всех, что я когда-либо видела…

В память врезалось, насколько стойко она сражалась за жизнь. Большая, сильная и юркая, вся опутанная толстыми веревками, рыбка моя не сдавалась. Она трепыхалась что было сил и неистово била хвостом, распыляя повсюду целый фейерверк колючих брызг. Но сеть крепко держала её в плену. Держала намертво. Помню, как слезы застилали мне глаза и леденили щёки, как я метнулась к пленнице на помощь, как ухватилась за липкую сетку, которую оба дедушки на пару уже вытянули на берег. Помню, как поскользнулась и покатилась бы под откос — в самую реку, по поверхности которой, то там, то тут уже плавали тонкие льдинки. Да, я упала бы в воду, если бы дедушка не успел ухватить меня за воротник шубки. Он тогда резко приподнял меня над землей, как кошка-мать своего котёнка, и откинул в мягкий пушистый сугроб. Помню, как грозно он тогда велел:

«Не лезь не в своё дело! Утащит на дно — утонешь!»

Помню, как я просила его отпустить рыбку на волю, зачем-то твердила, что тогда она вернёт мне маму. Помню, как услышала холодное дедушкино:

«Не придумывай! Она не вернётся…»

Помню, как так и не получила ответа на свой вопрос: «Почему?», как просидела в сугробе до самого конца экзекуции, затаив дыхание наблюдая, как тугие путы сети не дали моей красавице — рыбке ни малейшего шанса на спасение. Помню, что к ней, приготовленной потом на костре, я тогда так и не прикоснулась…

«К чему мне это вспомнилось? — мысленно задалась я вопросом. И сама же себе ответила: — Потому что уже несколько дней подряд чувствую себя той самой рыбой — пленницей, которую кто-то куда-то тянет, но кто, куда и зачем — неизвестно. Хотя нет, известно: в котелок и на костер, куда ж ещё…»

От невеселых мыслей в висках слегка заломило и первые молоточки принялись ритмично отбивать дробь, пока слабую, едва различимую, но, казалось, ещё чуть-чуть и дробь эта превратится в барабанную, что и спровоцирует очередные спонтанные видения.

Я осознавала, что со мной творится нечто неправильное и совсем не питала иллюзий относительно того, что всё рассосётся само собой. Понимала, что необходимо что-то предпринять, иначе мозг мой попросту взорвётся. Судьба кинула мне очередной вызов, и я его приняла. Я всегда так поступала — с самого детства — просто ещё не решила, как именно буду действовать в данном случае.

«Рассказать ли дедушке? — размышляла я, не открывая глаз. — А, может, моему психологу — Дане Витальевне? Если Дане, то как это сделать так, чтобы меня не приняли за полную неадекватку и не закрыли в клинике, как Алиску? Или лучше сначала пройти обследование? Независимое… Да. Пожалуй, это будет правильнее всего… А падение с горки — отличный повод… Мда… Но МРТ не показала ничего патологического… Так это же хорошо! Если так, то и с откровениями деду и Дане можно подождать…»

Неожиданно подружка-интуиция одарила меня супермыслью! Мысль эта возникла словно из ниоткуда и оказалась настолько яркой, что напрочь сбила довольно стройный ход моих рассуждений. Резво «растолкав» своих сестёр—неудачниц, ворошившихся в «киселе» подкорки, егоза эта резво выпрыгнула на авансцену и, эффектно красуясь перед остальными, словно Мэрилин Монро в своём нарядном воздушном платье, вовсю «затрубила»:

«Портсигар! Это портсигар Каменнолицего! Это он был тогда в зелёном тоннеле! Вот кто виновен в смерти ма…»

«Хватит! Если бы был виновен — сидел бы ещё, а не «рассекал» по «Империалу», — мысленно оспорила я нежданную догадку, на первый взгляд показавшуюся притянутой за уши. — А если ему помогли не сесть, а? — не унималась моя настырная подружка-интуиция. — Тебе ли не знать, что влиятельные родственники — это большие возможности! Эрик тому наглядный пример! Хватит! — снова велела я своему неугомонному шестому чувству, — я ещё не до конца проснулась! Додумаю это позже».

Мыслишка «обиделась», нырнула в «кисель» к остальным и затаилась до поры до времени.

«И на том спасибо», — с облегчением вздохнула я, но не тут-то было!

Не успела я возрадоваться наступившей тишине, как в памяти принялись навязчиво всплывать образы. Уже в который раз за эти два нелегких дня я увидела «кадры» из воображаемого фильма с собой в главной роли. Каким-то непостижимым образом я снова наблюдала себя со стороны.

Пред моими, всё так же закрытыми глазами стали проявляться виртуальные картинки. Поначалу они прорисовывались нечёткими контурами, но постепенно наливались красками и становились всё более «живыми» и узнаваемыми.

Вот я стою рядом с мамой, и она меня за что-то отчитывает, а вот мы с папой играем в шахматы, а вот мы с дедом читаем книгу, а бабуля заглядывает в комнату и заговорщицки мне подмигивает. Это подмигивание для меня — тайный знак о том, что пора бежать на кухню, ведь мои любимые блинчики с черникой уже готовы.

Кадры из «фильма» о моём счастливом прошлом сменяются, чуть зависая, словно узоры в старом, видавшем виды калейдоскопе, который в раннем детстве подарил мне дед и с которым я не расставалась в течение многих лет.

В моё видение вдруг врывается реальность. Её приносит свист ветра за окном, рядом с которым сейчас лежу. Громкий и резкий, он выдёргивает меня из воспоминания о далёком прошлом и помещает в другое — совсем недавнее. Теперь перед моим внутренним взором проявляется «кадр», на котором я сражаюсь с колкими крупинками снега и карабкаюсь на высокий холм. Холм этот, как и в недавней реальности, кажется мне целой горой. Я карабкаюсь вверх, отважно сражаясь с назойливыми снежинками. Они больно жалят лицо, а ураганный ветер хлёстко сбивает их с замерзающей кожи моих щёк, а меня саму — с той самой горы. Но вдруг ветер резко перестает гудеть в ушах. Я больше не ощущаю его хлёстких ударов, не слышу и голоса Новикова, совсем недавно нечётким ропотом сопровождавшего те порывы. Прежний кадр на мгновение зависает, а затем стирается, будто ластиком. На его месте проявляется другой. Теперь я вижу себя в комнате с Орловым. Хочу расспросить его о папе, а он предлагает сыграть в викторину. С удивлением замечаю, что в беседе с ним веду себя непривычно дерзко — совсем не так, как раньше, когда Алиса любила называть меня «пугливой мышкой—малышкой».

«Надоело! — в сердцах возмущаюсь я про себя. И приказываю: — Все прочь! Не хочу ничего вспоминать!»

Как ни странно, образы пред моими опущенными веками «повинуются» и, как по команде рассеиваются один за другим. Я начинаю физически ощущать, как в каждом уголочке моего натруженного мозга постепенно гаснет свет, неотвратимо окуная его в тёмную беззвучную пустоту.

Погружаюсь в долгожданную тишину и покой, будто под плотное жаккардовое одеяло, прятаться под которым так любила в детстве. Но в наступившей тиши уши всё же раздражает некий, едва различимый, но очень знакомый звук.

«Что это? — снова «бунтует» мой, успокоившийся было разум. И тут же подкидывает идейку: — Кто-то набирает текст на «клаве». Может Маша? Она — кто ж ещё?»

Мне тут же представляется, что нахожусь в нашей с ней комнате в общежитии. Сейчас открою глаза и увижу дерево, растущее прямо перед окном. Уже полгода — это единственное, что я вижу каждое утро, просыпаясь.

— Маша… — тихо прошептала я, наконец, выплыв из зыбкой полудремы. — Хватит клацать. Отдохни… Извини, голова тяжёлая. Раздражает всё…

Ответом моему недовольному бурчанию стало полное беззвучье: ни клацанья, ни звука от подруги. Это было так не похоже на мою егозу с вечно вертящимся в пятой точке перфекто мобиле! Та бы уж точно не смолчала и обязательно выдала бы что-нибудь такое—разэтакое.

— Что со мной было, Маш? Не молчи…

— Её здесь нет, — негромко ответили мне.