Лучезарный ангел

Ольга Панина-Смольская, 2022

Главные линии в повести «Лучезарный ангел» – художник, его любовь и мир. Я вынашивала тему о Вермеере с самого детства, погружаясь в репродукции картин великого мастера из Дельфта и замирая от восторга. Моё воображение рисовало далёкие времена «золотого века» голландской живописи, в которые жил «дельфтский сфинкс». Через всю свою недолгую жизнь он пронёс любовь к своей жене, и эта любовь питала его творчество. Время – настоящее или прошлое – всегда соткано из нитей любви.

Историческая фантазия о жизни, творчестве и любви голландского художника XVII века Яна Вермеера Дельфтского

Глава 1

Помолвка Яна и Катарины

Молодой человек среднего роста, крепкий, ладный и быстрый, в длинном тёмном плаще и широкополой шляпе, из-под которой на ветру развевались густые волнистые каштановые волосы, торопливо шёл по узким улочкам Дельфта, держа в руке букет алых роз. Скупые лучи весеннего голландского солнца, с трудом пробивающиеся сквозь густые облака, играли на его лице, и казалось, будто молодой человек улыбается. А может, он и правда улыбался, ведь спешил он на помолвку со своей любимой девушкой Катариной!

Это событие несколько раз откладывалось по той причине, что мать Катарины, Мария Тинс, была против этого брака. Их семья придерживалась католичества, а избранник дочери — художник Ян Вермеер являлся протестантом. К тому же Мария полагала, что он не обладает деловой хваткой, будучи до мозга костей человеком искусства, а значит мечтателем «не от мира сего», и она сомневалась, сможет ли он достойно содержать свою семью.

Катарина привыкла жить в достатке, не зная нужды. Её отец, Ренье Болнес, преуспевающий владелец кирпичного завода, имел немалые доходы. Он умело управлял своим делом, но характер имел тяжёлый — деспотичный, грубый, жестокий, и часто обижал жену и детей, поэтому Мария Тинс развелась с ним, оставшись, тем не менее, состоятельной женщиной. Она любила и баловала свою дочь и очень переживала за её будущее, сама имея в прошлом тяжёлый опыт несчастливого замужества.

Как-то вечером к Марии явились с визитом трое уважаемых горожан: художник Леонарт Браймер¹*, капитан Бартоломеус Меллинг и юрист Ян Ранк. Они пришли убедить женщину, что их протеже — молодой талантливый художник Вермеер — хорошая партия для её дочери. Уговоры Катарины тоже сыграли не последнюю роль. Скрепя сердце Мария дала согласие на этот союз.

«Браймер уверяет меня, что Вермеер — достойный, благородный юноша, и все в городе знают, что его отец был хорошим семьянином, деловым и практичным человеком, — рассуждала она, стараясь этими доводами успокоить себя. — Он оставил в наследство сыну постоялый двор и трактир, в своё время состоял членом гильдии Святого Луки, был опытным ткачом и, кроме того, торговал произведениями искусства. Должны же эти качества отца со временем проявиться в характере его сына…».

Катарина влюбилась в Яна с первой их встречи. Яркая искра мгновенно вспыхнула в её сердце. «Он так отличается от всех», — подумала она с замиранием сердца. Молодой художник будто приворожил её, позвал за собой в свой мир, и она согласна была идти за ним хоть на край света!

И Ян в тот счастливый день их знакомства сразу же понял, что эта девушка создана для него, что только она, и никакая другая, будет его женой.

Это случилось на званом обеде у их общей знакомой Маргарет, пылкой поклонницы музыки и искусств. В один из весенних дней она собрала в своём доме большую компанию, Ян пришёл последним и его стали знакомить с подругами хозяйки. Все они мило кланялись, называя свои имена. Мужчин, собравшихся в доме Маргарет, он знал почти всех — это были художники, поэты и музыканты. Ян сердечно поздоровался с Питером де Хохом и Герардом Терборхом, который наездами бывал в Дельфте, с большой теплотой приветствовал своего друга и наставника Карела Фабрициуса²*, который в своё время обучался у великого Рембрандта³** и считался его лучшим учеником.

Маргарет спросила Карела, почему он пришёл без супруги, и художник ответил, что она приболела и виной тому простуда. Хозяйка с сожалением покачала головой:

— Желаю ей скорейшего выздоровления. Весной, особенно в нашем климате, погода очень обманчива, и надо себя беречь.

Гости в ожидании обеда вели оживлённую беседу. Ян присоединился к общему разговору. Несколько подруг Маргарет хлопотали у стола, расставляя приборы (в те времена в Голландии знатные дамы не считали зазорным наравне со служанками выполнять простую домашнюю работу). В залу, с выпечкой на большой синей фаянсовой тарелке, вошла нарядно одетая девушка — статная, цветущая, светловолосая, с лёгкой улыбкой на нежном овальном лице. Следом за ней немолодая расторопная служанка внесла блюдо с устрицами. Ян залюбовался юной незнакомкой, её мягкими, по-кошачьи гибкими движениями. Она наклонилась над столом, чтобы поставить выпечку, и это позволило молодому человеку заметить волнующие очертания слегка приоткрывшейся девичьей груди.

Незнакомка не была неотразимой красавицей, но в ней было нечто большее, чем холодная безупречная красота. Её почти детское обаяние, как отражение душевной чистоты, сразу пленило Яна.

Мягкие золотисто-русые волосы девушки были гладко зачёсаны и собраны наверху в пучок, а сбоку головку украшал красный бант в виде цветка с пятью лепестками. «Как трогательно!» — подумал Вермеер. Атласный жакет жёлтого цвета, отороченный мехом горностая, красиво облегал её плечи и при свечах отливал золотом (казалось, он сам был источником света). В ушах, словно большие сияющие капли, играли жемчужные серьги, а на нежной шее девушки Ян заметил нитку крупного жемчуга. Эти украшения, завораживая перламутровым блеском, напоминали о море, дивных раковинах и таинственных рыбах в морских глубинах. «Вот так я её и напишу! Обязательно напишу!» — подумал он в тот момент, когда незнакомка, поставив тарелку на стол, направилась к нему, чтобы поздороваться и познакомиться.

— Катарина, подруга Маргарет, — представилась она, и лёгкий румянец вспыхнул на её щеках.

Вермеер, поклонившись, назвал своё имя.

— Я уже наслышана о вас и вашем таланте, — улыбка осветила её лицо.

— Кто же так постарался? — спросил Ян.

— А вот этого я вам не скажу, — игриво ответила девушка.

От Яна пахло краской и это очень волновало Катарину. Пристальный взгляд художника она не сочла бесцеремонным — внимание Вермеера было ей приятно и лестно. Этот проницательный взгляд натолкнул её на мысль, что Ян похож на ясноглазого сокола. Она всё пыталась понять, какого же цвета у него глаза: тёмно-серые или карие?

— Если я приглашу вас позже на танец, вы не откажете? — спросил Вермеер, сердце которого уже ликовало в предвкушении счастья.

— Пожалуй, не откажу, — с милым кокетством ответила Катарина, слегка склонив голову набок, отчего её красный бант встрепенулся, как цветок на ветру.

Хозяйка пригласила всех к столу. Гостей было человек двенадцать. Молодые люди помогли девушкам удобно усесться, подвигая им обитые кожей стулья с тиснёными узорами на спинках и сиденьях. Один из поэтов зачитал свои стихи, посвященные весне. После первых тостов сразу стало шумно и весело. Служанка подносила гостям вино и закуски.

— А вы знаете, что нашу Голландию называют страной, пахнущей селёдкой? — спросил кто-то из молодых людей.

— Что ж, это верно, — ответила Маргарет, — и я не вижу в этом ничего плохого.

— Хоть мы и пахнем селёдкой, однако, мы сильный народ: у нас есть колонии на востоке, наши корабли бороздят морские просторы… И мы боремся за каждую пядь родной земли, не давая морю её поглотить… Да что там говорить, Голландия — первая демократическая республика в Европе, — с гордостью сказал Питер де Хох.

— Правильно, дело не в колониях и материальных благах, а в том, что устами нашего философа Спинозы свобода и равенство провозглашены главными ценностями общества и являются для нас таковыми, — несколько высокопарно заявил Терборх.

— Всё это так, но не забывайте об учёных и художниках, — подхватил разговор один из поэтов. — Нам есть чем гордиться!

— Да, в нашей маленькой стране художников больше, чем во всей Европе, и каких художников! Предлагаю тост за Голландию и голландцев! — с воодушевлением воскликнул Вермеер, поднимая бокал.

Катарина бросила на него восхищённый взгляд. Застолье продолжалось. Вскоре заиграли музыканты, молодые люди стали приглашать девушек танцевать. Ян подошёл к Катарине, слегка поклонился ей, и она подала ему руку. В этом жесте таилось столько женской грации, тепла к нему и какого-то её внутреннего трепета, что сердце Яна наполнилось нежностью.

Он подумал, что этот 1653 год оказался для него на редкость счастливым — он встретил такую девушку, о которой мог только мечтать, и по всему было видно, что она к нему благосклонна. Как всё замечательно складывается! Так замечательно, что становится страшно всё это потерять… «Лишь бы судьба была милостива к нам!», — пронеслось у него в голове. Но тревожные мысли улетучились так же быстро, как и появились. Ян качнул головой, словно отгоняя внезапные страхи, как отгоняют назойливых комаров, улыбнулся Катарине, которая, раскрасневшись в танце, была восхитительна, и сделал ей комплимент. Ему хотелось в полной мере насладиться счастьем, столь внезапным и оглушительным, и больше ни о чём не думать, не тревожиться!

Когда танец закончился, молодой человек поцеловал девушке руку и предложил ей отойти к окну. Их отражения проплыли в овальном зеркале, висевшем на стене, и художник отметил, что они с юной чародейкой прекрасно смотрятся вместе.

В карих глазах Катарины отражались огоньки свечей, и глаза её были похожи на лучистые янтари. Беседуя с девушкой, Ян стоял очень близко к ней, ощущая её тёплое дыхание и замирая от фруктового аромата её тела. Этот аромат напомнил ему запах спелых персиков — да, именно персиков, — такой нежный, едва уловимый, манящий… Художнику представилось, что он находится в прекрасном саду среди плодоносных деревьев и душистых цветов, над которыми хлопотливо снуют пчёлы, собирая сладкий нектар, — в саду, где всё пронизано неизбывной радостью жизни и счастьем!

Молодой человек поправил кружево на своей белой рубашке и спросил Катарину, играет ли она на каком-либо музыкальном инструменте. Девушка ответила, что училась играть на клавесине и брала уроки пения. Ян попросил её что-нибудь исполнить. Флейтист и скрипач вызвались подыграть Катарине, но она отказалась. С улыбкой поглядывая на Яна, она села за клавесин, неторопливо расправив складки платья, начала играть и запела. Голос у неё был чистый, ясный, а чуткие пальчики привычно и ловко прикасались к клавишам. Звуки её голоса, сливаясь со звуками инструмента, отзывались в сердце Яна всплесками радости.

Глаз влюблённого художника отмечал каждую деталь — Вермеер мысленно переносил всё увиденное на холст. «Но как лучше передать это настроение, атмосферу и свет, разлитый в атмосфере? Как уловить этот свет? Вот задача из задач!», — размышлял он, продолжая любоваться Катариной.

Закончив выступление, девушка встала и, отвечая на аплодисменты, взволнованно раскланялась, всё еще находясь во власти отзвучавшей музыки. Ян с гордостью посмотрел на неё.

Один из гостей пригласил Катарину поиграть в трик-трак. Она согласилась и, заговорщицки улыбнувшись Яну, прошла мимо него, шелестя платьем. К нему в это время подошёл Карел Фабрициус.

— Ну, как твои успехи? — спросил он. — Новые работы потихоньку продвигаются?

— Да, продолжаю экспериментировать, — ответил Ян, — неустанно бьюсь над тем, как согласовать цвет и свет. Кое-что уже получается благодаря вашим советам. Трудно найти ключ к этим тайнам, вам ли это не знать… Это долгий путь.

— У каждого из нас свой путь… — задумчиво сказал Карел. — Прежде ты набивал руку в мастерской Леонарта Браймера, это хорошая школа, но я уже говорил тебе, что не стоит подражать ему или кому-либо другому: ты обладаешь таким даром, что непременно будешь впереди всех. Надо только найти свою тему и развивать то, что ты уже имеешь.

— Вы так высоко цените меня? — смущённо спросил Вермеер. — Я даже не ожидал. Но вы несравнимо выше всех нас: та свобода, с какой вы пишете, восхитительна! А ваш почерк и ваш свет… К этому можно только приблизиться…

— Это преувеличение. Я тоже постоянно ищу ключ ко всем этим тайнам, как ты выразился.

Маргарет громко объявила, что после танцев и игр она снова приглашает всех к столу — выпить чаю со сладким пирогом и отведать заморских фруктов. Все весело уселись и продолжили общение. Ян, сидя рядом с Катариной, наклонился к ней, подумав при этом, что девушка не только пахнет персиками, но и цвет лица у неё персиковый (глаз художника и влюблённого мужчины отметил это), и шепнул:

— Я хочу пригласить вас на свидание.

В ответ Катарина бросила на него быстрый нежный взгляд.

— Может, встретимся в следующий четверг у Новой церкви часа в четыре? — взволнованно продолжал Ян. — В этот день я закончу работу пораньше. Придёте?

— Хорошо, — тихо ответила девушка. — Я скажу матушке, что иду к крёстной, а уж крёстная обязательно меня поддержит.

— Буду очень ждать этой встречи, — горячо прошептал Ян.

Катарина опустила глаза, чтобы скрыть переполнявшие её чувства.

Свечи догорали. Гости поблагодарили хозяйку и стали расходиться. Молодые люди вызвались проводить девушек. Ян пошёл с Катариной, держа её под руку.

— Где вы живёте, милая Катарина? — спросил он, и девушка ответила.

Ян был удивлён и озадачен тем, что она живёт в районе католиков, но постарался это скрыть. «Ничто не помешает нам быть вместе!», — подумал он. Тут ему пришло в голову узнать у неё, где же она познакомилась с Маргарет.

— У одной известной портнихи, — последовал ответ. — Мы давали ей заказы и стали советоваться, какие ткани лучше выбрать. Так и познакомились.

Проводив Катарину до дома, Ян на прощанье поцеловал ей руку и напомнил о свидании.

— Я непременно приду, — заверила его девушка, залившись румянцем.

***

Все последующие дни Катарине казалось, что время тянется бесконечно долго. Ян мерещился ей всюду — все мысли её были заняты им. Выглядывая в окно, она обязательно видела кого-нибудь, похожего на Яна, а когда они со служанкой шли на рынок, внимательно присматривалась ко всем, кто хоть отдаленно его напоминал. Ян являлся ей в сновидениях, и днём она старалась восстановить в памяти эти сны. Но иногда по ночам в своей комнате бесновался её душевнобольной брат Виллем, девушка просыпалась, и грёзы её улетучивались.

— С тобой что-то происходит, — сказала ей как-то матушка. — Ты стала такая рассеянная!

— Нет-нет, тебе показалось, со мной всё в порядке, — быстро ответила ей дочь, пытаясь взять себя в руки, хоть это было непросто.

Работу по дому Катарина делала по-прежнему быстро и ловко, но машинально. Она боялась, что матушка раньше времени узнает о её чувствах к художнику, и старательно скрывала эти чувства, ведь Ян ещё не признался ей в любви и не сделал предложения.

В четверг в назначенное время она стояла у ограды Новой церкви, слегка переминаясь с ноги на ногу. Порывистый ветер, полный волнующего весеннего духа, дерзкий и ликующий, теребил её одежду и пытался сорвать головной убор. Ян опаздывал, и Катарина стала нервничать, но затем решила, что у него, должно быть, серьёзное дело в гильдии или важная встреча. Наконец она увидела знакомый силуэт и радостно улыбнулась. Молодой человек шёл очень быстро и когда приблизился, они бросились навстречу друг другу, словно не виделись долгие месяцы!

— Меня задержали дела, но я так спешил! — он прижал руки Катарины к своей груди. — Я постоянно думал о вас, безумно скучал, просто не знал, как дожить до этого часа!

— Я тоже, — девушка позволила молодому человеку обнять себя и ощутила, как ей тепло и уютно в его объятиях.

Они пошли по набережной вдоль канала, болтая обо всём на свете, перескакивая с темы на тему. Катарина оживлённо отвечала на вопросы Яна и расспрашивала о его жизни и его картинах. Незаметно пролетел час, а то и более. Девушка так увлеклась разговором, что забыла о приглашении крёстной зайти к ней на ужин. Вспомнив, она сказала об этом Яну и он согласился.

Хозяйка, приветливая женщина средних лет, обрадовалась гостям и позвала их к столу. После ужина, по обыкновению, стали музицировать. Крёстная прекрасно играла на лютне, а Ян любил мягкий воркующий голос этого инструмента. Хозяйка с крестницей спели не один дуэт, что доставило всем немалое удовольствие. Тут Катарина спохватилась, что уже довольно поздно, и Ян пошёл её провожать.

Когда молодые люди подошли к мосту через канал, девушка предложила:

— Давайте постоим немного у воды.

— Постоим, — согласился Ян.

— Иногда, по пути куда-либо, я здесь останавливаюсь и смотрю на лодки и баржи — обычно, когда матушка отправляет меня на рынок за продуктами или с гостинцами к крёстной.

Сумерки окутали город, и он вдруг показался каким-то особенным, полным тайны, предназначенным только для них двоих. Где-то вдали послышалось пение. Ранние звёзды, жёлтые, ещё не разгоревшиеся, несмело выглядывали сквозь летящие облака, напоминающие огромные вздувшиеся паруса.

— Всякий раз, глядя на наше небо, я не устаю удивляться: какие цвета, тона и полутона! — с восторгом сказал Ян. — Посмотрите, вон там облака тёмно-сиреневые и иссиня-чёрные, а следом наплывают бордово-красные с жёлтыми и зеленоватыми полосами…

— Правда! Я тоже порой не могу оторвать глаз от такого неба, но чаще оно у нас бывает серым, как некрашеный лён.

— А вы попробуйте присмотреться к нему даже тогда — и увидите то, что не могли разглядеть раньше. Это так увлекательно! Есть вещи, которые увидишь не сразу.

— Постараюсь присмотреться, но неужели я ещё что-то увижу?

— Непременно.

— Многие называют наше небо скучным и бесцветным…

— А для меня оно всегда волнующее и загадочное. Я мечтаю написать вид Дельфта так, чтобы небо занимало большую часть полотна, и показать, как облака плывут после дождя — неторопливые, величавые, а силуэт города будет виден издалека, как нечто прекрасное… Полотно я хочу поделить на четыре части: набережная, река, постройки и огромное небо. Не знаю, удастся ли мне отразить на холсте всё очарование нашего города и наше небо таким, как я его вижу… Пока это только планы. Я не люблю спешить в таких вещах, замысел должен созреть.

Катарина, выслушав Яна, лукаво спросила:

— Надеюсь, я буду первой, кто увидит картину?

— Конечно. Дело лишь за малым — осталось её написать, — шутливо ответил художник.

Внизу, словно старинное серебро, темнея, поблёскивала вода. Ян, указывая на лёгкие серо-оливковые волны, сказал:

— Посмотрите, Катарина, в воде, как в таинственном зеркале, отражаются облака, тени пролетающих птиц, свет далёких звёзд… А ветер, словно художник, пишет свою картину. Об этом можно сочинить сказку.

— Как это красиво, — прошептала девушка.

— Всё благодаря вам. Вы вдохновляете меня.

Глаза Катарины были совсем близко, эти ярко сияющие в сумерках глаза. Взгляд Яна растворился в них. Молодой человек обнял девушку и нежно коснулся губами её губ. Сердце его на секунду замерло, затем заколотилось так, словно вот-вот выпрыгнет из груди.

— Вы согласны стать моей женой? — тихо спросил он.

— Согласна, — ответила Катарина, и счастливые слёзы, крупные, как у ребёнка, покатились по её щекам. — Теперь нужно только согласие матушки.

Этот вечер навсегда остался в памяти художника, в глубине его души.

Вот и сейчас, по дороге в дом Марии Тинс, он вспомнил во всех подробностях те незабываемые часы.

***

Вермеер пришёл в ту часть города, где жили католики, и остановился у входа в большой двухэтажный дом с мезонином. Постояв несколько минут, чтобы унять волнение, он постучал серебряным молоточком в дверь. Ему открыла Мария. Ян поклонился ей.

На женщине было дорогое тёмное платье со строгим белым воротником, седые волосы прикрывал небольшой светлый чепец. Взгляд её маленьких жёлто-коричневых глаз был холодным. Она скользнула взглядом по букету роз в руках Яна и сказала, с трудом сдерживая раздражение:

— Вы пришли с опозданием, молодой человек.

В её голосе слышались ледяные нотки, словно хрустели кусочки льда в металлической кружке. Яну стало как-то неуютно.

— Друг вашей семьи, который будет свидетелем на свадьбе, уже здесь, и мы вас ждём, — добавила она.

— Прошу меня извинить, — художник ещё раз поклонился Марии. — Я задержался в гильдии.

— В такой день можно было прийти вовремя! — отрезала она и, развернувшись, направилась в гостиную, шурша юбками, строгая, прямая.

Смущённый Вермеер последовал за ней.

«Она права, — подумал он. — Даже при моей занятости, я не должен был опаздывать!».

В доме царила чистота, пахло свежестью. Плиты тротуара перед входной дверью были хорошо вымыты, пол в зале, выложенный светлыми и тёмными мраморными квадратами, блестел. Стулья с высокими спинками были аккуратно расставлены, витражные окна плотно закрыты, и робкие лучи молодого весеннего солнца, заглядывающие в комнату сквозь цветные стёкла, играли бликами на квадратах пола, стенах и мебели, создавая радостную, волнующую атмосферу.

В кресле у низкого столика сидел почтенный Леонарт Браймер. Он встал навстречу Яну, и они обнялись. Жених спросил Марию, где же Катарина.

— Она раскладывает фрукты, сейчас выйдет, — голос Марии был всё таким же ледяным.

Катарина внесла в залу блюдо с фруктами, улыбнулась Яну своей солнечной улыбкой, поздоровалась с ним и, посмотрев в сторону матери, предупредила Яна взглядом, что надо терпеть её характер. Он понял этот молчаливый знак.

Девушка поставила блюдо на стол и снова обратила к Яну свой сияющий взор. Молодой человек в который раз отметил, что у неё удивительно светлая и притягательная улыбка. Улыбаясь, она словно одаривала его своим теплом. В эти мгновения ему казалось, будто горячие огоньки зажигаются в глубине её золотисто-карих глаз и согревают его сердце. «Моя любовь, мой лучезарный ангел!», — с восторгом повторял он про себя, как стихотворение.

— Катарина, эти розы — вам, — сказал он, вручая невесте букет. Она прижала цветы к груди и опустила лицо в их алые лепестки.

Мария пригласила всех сесть и на правах матери невесты начала речь первая.

— Я была против этого брака, но молодые настояли, — строго сказала она. — Надо оговорить все детали: когда и где состоится венчание и свадьба, где будет жить молодая семья. И, самое главное, мне хотелось бы напомнить Яну, что я доверяю ему самое дорогое — мою Катарину. Он должен дать мне слово, что будет заботиться о ней и постарается содержать свою семью в достатке.

Всё это Мария произнесла, почему-то обращаясь к Леонарту Браймеру, словно не замечая Вермеера.

— Матушка! — остановила её дочь умоляющим голосом.

— Дорогая Мария, сегодня праздник — обручение Яна и Катарины, так давайте порадуемся и поздравим молодую пару! — с чувством сказал Леонарт. — Ян, передай невесте кольцо в знак обручения, а позже я вручу подарки. Дорогие, будьте счастливы!

— Спасибо, — ответил жених, стараясь скрыть набежавшие слёзы. — Я хочу сообщить вам, — обратился он к Марии, — что принял католичество и не вижу особой разницы между протестантами и католиками: Бог един. Мы с Катариной будем венчаться в той церкви, где вы когда-то её крестили. Наших будущих детей окрестим там же. И с Леонартом мы теперь будем прихожанами одной церкви, ведь он католик.

— Отрадно это слышать, — сдержанно произнесла Мария.

— Свадьбу отпразднуем в моём доме, — продолжал Ян. — Я знаю, какую драгоценность вы мне доверяете, и постараюсь оправдать ваше доверие. Моя матушка сегодня не смогла прийти по причине недомогания и приносит свои извинения. Она просила передать, что даёт благословение на наш брак.

— Яну будет непросто совмещать творчество и семейные хлопоты, и близким надо это осознать, — поспешил объяснить Леонарт.

— Вы правы, я тоже думала об этом, — ответила ему Мария. — Мне придётся помогать молодым, иначе им не справиться.

Её слова прозвучали несколько неожиданно для окружающих. Эта сильная, проницательная женщина невольно вызвала уважение у Яна и Леонарта.

— Я люблю вашу дочь и сделаю всё, чтобы она была счастлива, — заверил её художник.

Лицо Марии разгладилось, посветлело, будто коснулся его солнечный луч, глаза её потеплели. Все вздохнули с облегчением.

— Да пребудет с нами Бог! — воскликнул Леонарт Браймер.

А Ян и Катарина были так поглощены друг другом, что не замечали ничего вокруг. Они ликовали: скоро свадьба, начало новой жизни, всё у них впереди!

Примечания

1

^* Леонарт Браймер — голландский художник и график XVII века, известный благодаря жанровой, религиозной и исторической живописи.

2

^* Питер де Хох, Герард Терборх, Карел Фабрициус — знаменитые голландские художники XVII века.

3

^** Рембрандт Харменс ван Рейн — великий голландский художник XVII века