Лучезарный ангел

Ольга Панина-Смольская, 2022

Главные линии в повести «Лучезарный ангел» – художник, его любовь и мир. Я вынашивала тему о Вермеере с самого детства, погружаясь в репродукции картин великого мастера из Дельфта и замирая от восторга. Моё воображение рисовало далёкие времена «золотого века» голландской живописи, в которые жил «дельфтский сфинкс». Через всю свою недолгую жизнь он пронёс любовь к своей жене, и эта любовь питала его творчество. Время – настоящее или прошлое – всегда соткано из нитей любви.

Глава 2

Жизнь молодой четы в доме «Мехелен»

После свадьбы Катарина поселилась в доме своего мужа «Мехелен» на рыночной площади. Молодую пару переполняло счастье любви, и всё для них было согрето и расцвечено этим чувством.

Катарина летала по дому как птица и никакая домашняя работа не была ей в тягость. Она постоянно заботилась о чистоте и убранстве своего жилища и, не доверяя никому, с удовольствием сама наводила в нём порядок и красоту.

Дом был просторный, работы в нём было много, но Вермеер не мог позволить себе нанять прислугу. Постоялый двор и трактир — всё, что перешло ему по наследству от отца, не приносило большого дохода. Хлопоты, связанные с делами трактира, взяли на себя матушка Яна Дигна и его старшая сестра Гертруда, которые жили в другой части этого же дома, стараясь не мешать молодожёнам самостоятельно вести хозяйство. Ян был ещё подмастерьем, поэтому жили они с Катариной весьма скромно.

С утра, как бывало обычно, молодая жена уже сходила с корзинкой на рынок и выбрала в мясных и рыбных рядах небольшие, но свежие кусочки, прикупив кое-что и в овощных лавках. Вернувшись домой, сразу же начала готовить, желая порадовать Яна вкусными блюдами.

— Ах, забыла я про имбирь и корицу, — спохватилась она. — Ничего, ещё есть немного.

К Яну пришёл какой-то господин, и они вели беседу в мастерской. Катарина видела, что посетитель пришёл не с пустыми руками, а с картинами, значит, принёс что-то на продажу или явился для консультации по поводу подлинности полотен (помимо живописи Ян занимался торговлей и оценкой картин). Женщину переполняла гордость за мужа: к нему обращались за советами, его ценили.

Пока Ян вёл переговоры с незнакомым посетителем, Катарина общалась с соседкой, заглянувшей к ней перекинуться двумя-тремя словами о делах, здоровье и погоде. Угостив гостью только что испечённым пирогом, хозяйка посетовала, что подходит время обеда, а у мужа затянулась встреча с визитёром. Соседка вскоре убежала, так как у неё на кухне тоже что-то варилось.

Из мастерской вышли Ян с гостем, на ходу заканчивая беседу. Незнакомец быстро откланялся и ушёл, и только Катарина хотела спросить мужа, кто это был, как заметила, что из кладовой, находящейся рядом с кухней, выбежала кошка с большим куском рыбы в зубах. Катарина всплеснула руками, а Ян рассмеялся:

— Сегодня у нашей кошки прекрасный обед!

— Я её поймаю и хвост надеру!

— Милая, ты её так любишь, что и пальцем не тронешь, только грозишься.

Он обнял жену, и они на секунду замерли в этой нежной позе.

— Как там наш малыш? — спросил Ян, погладив живот жены.

— Растёт, толкается, — улыбнулась она.

— Уже осень на дворе, время летит, зимой родится наш первенец…

— Я хочу, чтобы у нас было много детей, — тихо сказала Катарина.

— Уверен, что так и будет.

— Дорогой, тебе пора обедать и идти к Фабрициусу. Ты не забыл, что у вас назначена встреча?

— Конечно, помню.

— Я накрываю на стол. Сегодня у нас гороховый суп со сливами и имбирем, а на второе — телячий язык с зелёными яблоками. Ещё я испекла пирог. А что приготовить завтра?

— Что бы ты ни приготовила — мне всё всегда нравится.

Пока Катарина расставляла тарелки, Ян прохаживался по комнате.

— У нас уже есть одно полотно Фабрициуса, — задумчиво сказал он. — Я хочу приобрести ещё несколько — не для продажи, для души, для себя. Карел сейчас пишет кое-что новое и приглашает нас посмотреть эти вещи.

— С удовольствием! Знаешь, я часто смотрю на ту картину, которую ты у него купил, и размышляю: о чём так задумался этот продавец музыкальных инструментов?

— Раздумья о жизни: о вечном и бренном. Удивительное полотно! С одной стороны — тишина Дельфта, глубокие размышления человека — всё как во сне, а с другой — чувствуется, что земля круглая, всё находится в движении, идёт по круговой линии. Жизнь пульсирует, мягко и неуклонно… Во время работы Карел использовал широкоугольную линзу, поэтому изображение города получилось таким необычным и это помогает ощутить его неповторимое очарование.

— Всё очень интересно, но ты садись, а то суп остынет, — напомнила Катарина.

— Как вкусно пахнет! — потирая руки, Ян уселся за стол.

— Давно хочу спросить тебя, милый, а не с тебя ли Карел писал этого молодого человека с музыкальными инструментами? Вы удивительно похожи.

— Мне тоже кажется, что в нём проскальзывают мои черты, но я не позировал Карелу, он не просил меня об этом. Я восхищаюсь им — он мастер с большой буквы, и для меня большая честь общаться с ним.

— А для меня — ты самый необыкновенный!

— Это потому, что ты любишь меня, ласточка.

— Я действительно люблю тебя. И ещё я чувствую, что ты — не как все. И не просто чувствую, а знаю, — сказала Катарина с глубокой убеждённостью в голосе. Эти слова тронули Яна до глубины души.

Катарина стала подавать второе блюдо. Ян, наблюдая за ней, размышлял о чём-то своём.

— Когда я закончу картину «Христос в доме Марфы и Марии», то попробую свои силы в другом направлении, — сказал он. — Напишу что-нибудь на тему блудного сына, с яркими цветовыми пятнами, а позже — ещё одну вещь. Сейчас я расскажу тебе об этом: мужчина и женщина сидят за столом у открытого окна, они долго не виделись — и вот радость встречи! Он — офицер или моряк, путешественник, она — сияющая от счастья женщина. Это будешь ты, мой лучезарный ангел. Ты должна позировать мне. Питер де Хох не раз писал подобные сцены, но я хочу, чтобы моя картина была прямо-таки магической по своему настроению!

— У тебя всё получится, иначе и быть не может, — улыбнулась Катарина и напомнила мужу: — не забывай о еде!

— Ты будешь моей музой всегда, — сказал Ян, с любовью глядя в её чуть расплывшееся от беременности лицо. — И время будет не властно над тобой.

— Я думаю, ты будешь писать только то, что затронет твоё сердце.

— Безусловно. Помнишь, я говорил тебе, что мечтаю написать наше небо и «портрет» нашего города, и вот недавно решил, что напишу и ту улочку, которая находится позади нашего дома, с богадельней для старух и примыкающим к ней двориком. Но работаю я медленно, только когда почувствую, что работа завершена, могу остановиться — не раньше. А теперь мне пора идти, моя радость, я опаздываю на встречу с Карелом.

Катарина соскочила со стула:

— Ян, ты почти ничего не ел!

— Неправда. Да и вечер у нас впереди, всё наверстаем, — он поцеловал жену и быстро ушёл через дворик.

Она вышла вслед за ним и, как всегда, залюбовалась его летящей походной. Развевающиеся на ветру полы плаща казались ей крыльями птицы.

Перемыв посуду и наведя порядок в бельевом шкафу, Катарина подошла к клавесину и поставила на пюпитр ноты, чтобы разобрать новые пьесы. «Вечером порадую Яна этой красотой, — подумала она и дотронулась до клавиш, но одна из них ответила слегка дребезжащим звуком. — Надо же, съехала струна, — поморщилась женщина, — попрошу Яна вечером подтянуть её. А сейчас я всё-таки немного поиграю».

Закончив занятия музыкой, Катарина решила пройтись вдоль канала. Ей нравились эти прогулки — плеск воды, движение гружёных судов, крики птиц — охотниц за рыбой, бег облаков. Она вспомнила, как они с Яном на том первом памятном свидании стояли на мосту, и он говорил, каким видит Дельфт и эту воду, и это небо. «Есть вещи, которые увидишь не сразу». Она вдруг поняла, что стала смотреть на всё его глазами — он ворвался в её тихий мир и расцветил его множеством красок. Катарина почти с ужасом подумала, что было бы, если бы она не встретила его… Как бы она жила? Серо и однообразно, и никогда не смогла бы почувствовать всего того, что чувствует сейчас! «Даже за крупицу этого счастья можно многое отдать! А некоторые и не подозревают, что можно так любить, так жить. Каждый мой день наполнен смыслом и светом, я с волнением смотрю, как под кистью моего мужа рождается новый мир, как его переполняют планы — и моё сердце ликует!».

***

Ян пришёл вечером в приподнятом настроении. Катарина бросилась в его объятия.

— Как там Фабрициус? Что у него нового?

— Я был вначале у него, а потом у одного заказчика. Фабрициус приглашает нас с тобой в гости в это воскресенье.

— Замечательно! А сейчас садимся ужинать, время подошло. У нас от обеда столько всего осталось: язык, пирог, да ещё сыр и фрукты. После ужина я сыграю тебе новые пьесы, только ты подтяни струну, которая дребезжит.

— Хорошо, иду мыть руки. А когда поедим, я всё сделаю.

За ужином разговор зашёл о Фабрициусе.

— Жена Карела хотела сегодня угостить меня жареным карпом, но я был сыт и отказался, — сказал Ян. — Это его вторая жена.

— Правда? Я этого не знала. А что же произошло с первой?

— Сейчас расскажу. Сначала у Фабрициуса всё шло хорошо: он учился в студии Рембранда в Амстердаме, был его самым талантливым учеником, потом работал в этом же городе, женился. Но спустя время семью Карела стал преследовать злой рок: у них умерли дети, а во время третьих родов умерла и жена. В отчаянии он вернулся в свой родной Мидден Бемстер и только через семь лет женился снова и поселился в Дельфте.

— Какая тяжёлая судьба!

— Да, но судьбе не удалось его сломить. Это говорит о внутренней силе Карела. Он невероятно талантлив и весь уходит в работу. Я наблюдаю, как он работает, и учусь у него. В отличие от Рембрандта, Карел обычно располагает модель на слегка подсвеченном фоне и любит работать в холодной цветовой гамме.

— Для меня это слишком сложно, — сказала Катарина, подавая Яну фрукты. — А что он пишет сейчас?

— Автопортрет, картину «Стражник» и маленькую замечательную вещь «Щегол».

— Что это за «Щегол»?

— А вот сама и увидишь в воскресенье. В каждой его работе живёт душа. Для него очень важен человек и его связь с окружением… А как меня восхищают его эксперименты в технике импасто, с сочным мазком!

— Это очень мудрёные вещи. Я стараюсь в это вникнуть и хоть что-то понять, но когда смотрю на любую картину, то, конечно, оцениваю её, в первую очередь, чувствами.

— Вот и прекрасно! Спасибо тебе за ужин, дорогая. Сейчас я подтяну струну, и ты мне сыграешь.

***

В воскресный день после утренней службы в церкви Ян с Катариной отправились в гости к Фабрициусам.

Осень выдалась на редкость сухая и тёплая. Багряные и ярко-жёлтые листья покачивались на ветвях деревьев, и в этом было что-то прощальное, но светлое, как обещание возрождения. Осыпаясь, они ложилась под ноги ковром. Ян собрал из них целый букет для Катарины. Её золотистые локоны во время ходьбы слегка выбились из-под головного убора, на лбу поблёскивали капельки пота.

Карел с женой Агатой, стоя у порога, поджидали гостей. Рассеянные лучи осеннего солнца мягко освещали их силуэты.

— Мы вам очень рады! — приветствовали они чету Вермееров.

Женщины познакомились и сразу почувствовали симпатию друг к другу. Агата спросила Катарину о самочувствии.

— Спасибо за заботу, — ответила гостья. — Я хожу хорошо, хоть ребёнок и беспокойный, — а затем обратилась к хозяину, — хотелось бы посмотреть ваши картины. Мой муж рассказывал мне о них.

— Давайте сначала пообедаем, а уж потом пройдём в мастерскую, — предложил Карел.

— Конечно, — поддержала его супруга. — Стол уже накрыт.

Продолжая беседовать, все прошли в залу. Агата, улыбаясь гостям, пригласила их к столу.

— Сегодня такой ясный день, — сказал Вермеер, помогая жене сесть. — Осень в этом году удивительно тёплая. Мы с Катариной чудесно прогулялись. Прогулки ей полезны.

— Ян такой заботливый, — Катарина ласково дотронулась до руки мужа. — Я не нарадуюсь.

Во время обеда она незаметно наблюдала за Карелом и Агатой, вспоминая рассказ Яна о судьбе друга. Всё пережитое оставило свой след в его облике: в простых крупных чертах его открытого лица жила какая-то неизбывная, глубоко спрятанная печаль. А жена Карела была простой, заботливой женщиной, прекрасной хозяйкой и верной подругой. Чувствовалось удивительное тепло в их отношениях. «Это как раз то, что нужно Карелу», — подумала Катарина.

За столом разговаривали о погоде, политике, об искусстве. Шутили.

После обеда хозяин повёл гостей в свою мастерскую. Глядя на его полотна, Катарина замерла. Ян стоял позади жены, обнимая её за плечи, и тоже рассматривал картины, пытаясь увидеть их её глазами.

«Автопортрет» Карела рассказывал о том, что пережил этот человек за свои тридцать два года — глубокое повествование в духе Рембрандта.

«Стражник» вызвал у Катарины улыбку. Какая живая сценка! Молодой солдатик, совсем ещё мальчишка, разомлев на солнце, заснул на посту, да так глубоко, что раскинул ноги в стороны и свесил голову на грудь. А чёрная собачка удивлённо наблюдает за ним.

Затем они подошли к очень маленькой картине, о которой говорил Ян. Жёлтый щегол смотрел с полотна на Катарину умным, внимательным, изучающе-насторожённым взглядом. Он словно осознавал своё положение пленника, навсегда прикованного цепью за ножку, горечь своей судьбы, свою несвободу. Казалось, его глазами на мир смотрит сам Фабрициус.

— У меня даже слов нет, — прошептала гостья, прижимая руки к груди.

— Я подарю вам эту картину, как только она будет закончена, — сказал Карел, заметив, какое впечатление «Щегол» произвёл на Катарину. — И можете выбрать для себя ещё одно полотно.

— Вы сделаете нам такие подарки? — не поверила она.

— Да, да. Для этого будет несколько поводов: скоро Яна примут мастером в гильдию Святого Луки и потом у вас родится первенец.

— Вы очень щедры, — растроганно сказал Ян, а изумлённая Катарина так и стояла, прижав руки к груди.

***

Запоздалая весна нарядила деревья в нежную блестящую листву и кокетливые цветы. Катарина радовалась каждому листочку, каждому весеннему лучу. Она стала матерью, и с материнством к ней пришли новые ощущения — и чувствовать, и смотреть на мир она стала по-иному.

Это была первая весна в жизни их маленькой дочки Марии, родившейся в январе. Мать Катарины, Мария Тинс, была счастлива, что стала бабушкой и в честь рождения девочки подарила Яну Вермееру триста гульденов и ещё двести — для Марии.

В этот вечер, как часто бывало, она зашла в гости к дочери и зятю.

— Матушка, пройдём в залу, — обратилась к ней дочь. — Я уже уложила малышку, она спит. А Ян всё ещё в гильдии.

— Мне так приятно, что вы назвали девочку в мою честь. Катарина, я советую вам переехать в мой дом, всем станет легче — и мне, и вам.

— Дорогая, мы подумаем об этом. И ещё раз спасибо тебе за те деньги. Хоть Ян и стал мастером гильдии, наше положение не слишком упрочилось. Я неплохая хозяйка и стараюсь справляться, но не всегда получается.

— Я чувствую, как ты любишь Яна. Видимо, он того заслуживает.

— А как Виллем? Тебе тяжело с ним?

— Да, улучшений нет. Твой брат серьёзно болен. Мы закрываем его, но он иногда убегает. У него участились приступы агрессии и мне нужна мужская помощь. Надо бы укрепить замки на двери его комнаты, но не каждый осмелится туда войти, — Мария провела рукой по виску.

— Я поговорю об этом с Яном, — пообещала ей дочь. — Он обязательно поможет. Он очень заботливый.

— И подумайте о переезде, это серьёзное предложение, — напомнила матушка. — Ваш дом просто утопает в картинах, — переключилась она на другую тему, внимательно вглядываясь в полотна, развешанные на стенах.

— Мне это тоже нравится, все эти выставки в нашем доме, — улыбнулась Катарина. — В основном это чужие работы, для продажи. А картин Яна у нас мало, их покупают сразу же и дают хорошую цену, но пишет он медленно. Я недавно спросила его, не может ли он писать быстрее, так он обиделся.

— Да, мог бы работать и быстрее. С другой стороны, он пишет так, что взгляд не оторвать, а это требует времени.

— Господин ван Рейвен, наш сосед Авраам Диссиус и хозяин пекарни Хендрик ван Буйтен готовы купить любую его работу.

Конец ознакомительного фрагмента.