Любить как люди

Ольга Меньшикова, 2021

Андрей Дашков – незаходимая звезда российского кинематографа, ослепительный красавец, примерный семьянин и просто хороший человек. Фиби – удивительная девушка, которая умеет ждать. Андор 0911 – андроид-спасатель с навороченной программой эмоций, не способный любить. Поединок на арбалетах, контракт на 50 миллионов долларов, роскошная вилла в Италии, Императорский конкурс пианистов в Париже, беспрецедентный ураган в Москве, лаборатория Нобелевского лауреата в Индии, виски в гараже и невероятные перемещения во времени. И при этом, все здесь про любовь, и только про любовь…

Часть 1. Три дня одного года

Пролог 2

2018 год

Режиссер метался по съемочной площадке и орал в мегафон всевозможные нововведения из области труднопереводимой лексики. Как будто солнце могло внять его убедительным аргументам и выйти, наконец, из-за туч в качестве бесплатного осветительного прибора! Промаявшись так с полчаса, он принял судьбоносное решение:

— Тишина на площадке!!!

Тишина возникла из ничего и прислушалась.

— Сцену на пляже снимаем завтра! Сегодня снимаем убийство, перерыв 30 минут! Катани, найдите Дашкова и его гримера. И тренера давайте сюда, пусть проверит оружие.

Эта необычная в наших широтах фамилия принадлежала молоденькой девушке с распахнутыми любопытными глазами, которая тут же кинулась на поиски указанных объектов. Гример был извлечен из курилки, тренер из буфета, а главный герой…

Андрей Дашков давно и прочно занимал первую строку в рейтинге российских секс-символов и даже, благодаря главной роли в голливудском римэйке «Красотка», входил в сотню самых крутых красавцев мира. Кроме того, он был «поющим» актером, причем, настолько поющим, что периодически давал сольные концерты на крупнейших площадках страны. Несмотря на эти «компрометирующие» обстоятельства, Дашков был любимцем не только публики, но и всех своих коллег, что само по себе явление неестественное — завистники, по идее, должны были давно сожрать его с потрохами, но нет. При всем своем таланте, ослепительной красоте и зашкаливающей харизме, он был беспонтовым, доброжелательным парнем, вызывающим симпатию и доверие абсолютно у всех, от президента кинокомпании до младшего помощника старшего по зонтикам.

Вот и сейчас он был обнаружен помощницей режиссера рядом с радостной массовкой: Дашков пожимал руку каждому и благодарил за терпение. Этот ритуал он совершал ежедневно, вне зависимости от усталости или наличия важных дел, так что к концу съемочного дня массовка заметно разрасталась ради рукопожатия «звезды востока», как окрестили его фанаты еще в юности после роли персидского принца-супермэна, принесшей ему скоропостижную популярность. И хотя ничего специфически восточного в его внешности не было, разве что темные густые волосы, волнами спадавшие на плечи, и большие, чуть удлиненные глаза цвета крепкого чая, прозвище закрепилось намертво.

Он и сейчас, в свои 34, был необыкновенно хорош собой.

— Андрей Юрьевич! Простите, что вмешиваюсь в процесс, но вас ждет гример.

— Спасибо, уже бегу!

Дашков последний раз пожал чью-то руку, приветливо помахал оставшимся, безмолвно кивнув на помрежа, мол, ничего не могу поделать, и пошел следом за Катани.

Суть сцены стрельбы из спортивных арбалетов заключалась в следующем. Главный герой был, по замыслу, безупречным стрелком. На него решили повесить убийство, что-то там подстроили, и оказалось, что жертва была застрелена из его арбалета. Сам Дашков был КМС по стрельбе, делал это вызывающе просто и изящно, невольно приводя в восторг всех присутствующих. После нескольких удачных дублей он решил позабавить народ: вогнал в десятку 7 стрел подряд и слегка поприкалывался, позируя перед воображаемым фотографом под аплодисменты вездесущей массовки.

— Круто, Андрей, такого я еще не видывал, — восхитился главный оператор Григорий Осипович. — Ты и тут вне конкуренции, и меня это почему-то не удивляет!

— Да нет, просто КМС по арбалетам довольно редкое явление. Если б кто-то был, то, скорей всего, смог бы проделать то же самое.

И тут помреж Катани сделала решительный шаг вперед и сказала:

— Ну, вообще-то, я… то самое редкое явление.

Дашков обернулся и удивленно уставился на девушку:

— Что, правда?? Так вы тоже КМС?

— Да.

— Это замечательно! Хотите пострелять? — и он протянул девушке арбалет и колчан.

Катани слегка прикусила нижнюю губу, потом решительно взглянула на него:

— Так не интересно. Давайте пари.

Вот так девчонка! Дело принимало неожиданный, и потому опасный для чьей-то гордыни оборот: проиграть женщине… ну, это, знаете ли, на любителя.

Однако у Дашкова уже загорелись глаза:

— Принимается. Ваши условия?

— Стреляем по очереди в десятку, на две мишени, с положения стоя, с 20 метров, до разницы в 2 промаха.

— Идет! А на что спорим?

— На желание.

— Вообще любое?! А если я…

— Любое, — подтвердила девушка

Публика — массовка и съемочная группа в полном составе — зажужжала в предвкушении невиданного аттракциона, десятки телефонных камер нацелились на его участников. Григорий Осипович предложил себя в качестве рефери, и битва началась.

Поскольку на площадке не было флага для определения силы и направления ветра, первый выстрел для обоих стрелков был пробный.

Катани неторопливо установила стрелу, сняла с предохранителя, задержала дыхание и плавно спустила курок.

— Десять! — объявил судья.

Дашков откровенно восхитился выстрелом и встал на позицию. Выстрел.

— Десять! Начинаем стрельбу до 2 промахов.

Сначала все шло хорошо, Дашков и Катани держались уверенно, и он сам не понял, когда и почему вдруг стал волноваться. Чем стабильней стреляла девушка, тем сильнее становилась боязнь промахнуться. Что за…! Такого с ним никогда не случалось.

Я что, боюсь проиграть девчонке? Ну ты даешь, Дашков. Ладно, бойся дальше, если хочешь, чтоб рука дрогнула.

Он не хотел, конечно. Но она дрогнула.

— Аут! — провозгласил Григорий Осипович. Массовка испуганно взвизгнула и смолкла. Дашков оставался внешне невозмутим, но улыбка с его лица исчезла.

Катани шла напролом, уверенно и спокойно. Андрей еще сопротивлялся, но было ясно, что это непреодолимое форс-мажорное обстоятельство в лице милой девушки с железной хваткой его уже сломило. Второй промах был лишь вопросом времени, и через десять минут этот вопрос был решен.

— Аут! Поздравляем победителя! Благодарим участников за доставленное удовольствие! — воскликнул судья, и зрители разразились криками и аплодисментами, а съемочная группа во главе с режиссером кинулась поздравлять помрежа.

Дашков же расстроился, как ребенок, и держался из последних сил, чтобы не сбежать с места позорного гендерного поражения. В конце концов он собрался с духом и подошел к победительнице, приветливо улыбаясь:

— Мои поздравления! Я искренне впечатлен. — Он склонился и поцеловал ей руку. — Какую же вы хотите награду, мой победитель?

Катани посмотрела на него странным, долгим взглядом…

Прикидывает, как бы надо мной покруче поглумиться, подумал Дашков и ненароком задержал ее руку в своей.

Но девушка мягко высвободилась и сказала:

— Благодарю вас, Андрей Юрьевич, что не сочли для себя возможным выиграть у дамы.

Она еще и благородство проявляет! Да, сделала меня девочка по полной программе.

— Так что же изволит пожелать юная леди?

Ожидая ответа, Дашков слегка склонился и так и стоял в полупоклоне, как какой-то добропорядочный японец.

— Если не возражаете, я пришлю вам свое желание по почте.

Но отреагировать он не успел.

— Так! Перерыв окончен! Прошу всех на площадку! — раздался грозный мегафонный голос, и всё вокруг пришло в движение, забурлило и распределилось в пространстве согласно штатному расписанию.

Съемки продолжались еще в течение двух недель, с Катани Дашков больше не пересекался, письмо с требованием так и не пришло, и он решил, что и «желание», и само пари было просто игрой на публику. По окончании съемок она уволилась и, по слухам, даже уехала из страны.

Тогда он и не подозревал, чем обернется для него невинная шутка милой девушки…

Глава 1. Контракт

2019 год

Она мыла пол на веранде, согнувшись пополам и демонстрируя ему свои длинные ноги… ну и все остальное. Он смотрел на ее тонкую, гибкую, совершенно юную фигуру и, как всегда в последнее время, испытывал неприятное, как начинающаяся зубная боль, чувство вины… за что, собственно? Вот это его и грызло, всю душу изъело, как крыса плинтус. Что вообще происходит?? Почему он, так ее обожавший и желавший, теперь смотрит равнодушно, как на давно принадлежащую ему собственность, и ничего не хочет от этого идеального тела этой идеальной женщины, своей жены?..

— Андрюш, кажется, почта пришла, можешь глянуть? Сегодня должны BAZAAR принести с твоей новой фотосессией. И приходи кофе пить.

Ольга разогнулась и посмотрела вслед мужу, безропотно уходящему, куда послали. В этой безропотности, как и во всем стиле их общения — просьбы, шутки, поцелуйчики — она уже давно не чувствовала того, давнего, своего Андрея. Дома весь он без остатка принадлежал дочкам, он был их непревзойденным кумиром, и это, конечно, здорово, но… Благовидная отчужденность между ними почему-то росла. При этом она чувствовала, что он ей не изменяет: она слишком хорошо выучила прошлый урок с Эрикой Липской и прекрасно знала, какой он, когда пытается лгать. «Нет, тут что-то другое. Что-то, в чем никто из нас не виноват, но… Хоть бы он уже уехал в этот свой концертный тур, нет сил больше поддерживать это непрерывное «все будет хорошо». Она бросила на пол тряпку, не отжимая, и пошла варить кофе.

Он стоял в прихожей, рассматривая почтовые трофеи. Журнал действительно принесли, но основное его внимание привлек конверт, на котором по-английски было написано «Господину Андрею Дашкову». Без обратного адреса, недешевый, с тиснением. Он, сам не зная почему, не стал распечатывать письмо, а спрятал его в карман и пошел на веранду. Письмо он решил почитать завтра утром по дороге на съемочную площадку: за ним всегда присылали машину, чтобы звезда могла расслабиться или даже доспать недоспатое.

С утра все трое его девочек были одарены комплиментами и шутками, а также потисканы и зацелованы веселым, озорным папкой и нежным, чутким мужем.

Он сел в машину, дождался, пока водитель вырулит на трассу, и вскрыл конверт. В нем было письмо и чек.

На 50 миллионов долларов.

Ну ни хрена себе, только и смог подумать Андрей. Таких денег он отродясь в руках не держал. Письмо обещало по меньшей мере приключение, а по большей — опасную аферу. Он закурил и углубился в чтение.

«Многоуважаемый Андрей Юрьевич!

Вы, наверное, удивлены чеком на значительную, даже для вас, сумму. Этим письмом я попытаюсь объяснить вам столь дерзкую с моей стороны выходку. Но узнав о ее причинах, вы, я надеюсь, поймете и простите меня.

Я вынужден обратиться к вам с невероятной просьбой.

Находясь в преклонных летах, я имею единственную дочь, для которой готов сделать все. Мое состояние настолько велико, что исчисляется даже не миллионами, но и я, и вы прекрасно знаем, что есть вещи, которые невозможно купить. И тем не менее, я намереваюсь сделать именно невозможное: купить у вас… вас».

Дашков оторвался от чтения, растерянно оглянулся вокруг и зачем-то помахал письмом перед собой, как веером.

Сумасшедший фанат? Или розыгрыш?..

«Вы, скорее всего, подумали, что я сумасшедший. Но это не так. Я абсолютно адекватен, а предложение мое вполне взаимовыгодно и полностью безопасно для вас.

Моя дочь влюблена в вас с детства. Я думал, с возрастом это пройдет, но я ошибся. Это чувство превратилось для нее в нечто настолько огромное и важное, что назвать его я могу только Любовью. Но жизнь берет свое. Достойный человек сделал ей предложение, и скоро она выйдет замуж, по моему настоянию. Она послушная дочь, и я ценю это очень высоко. Поэтому и решил выполнить единственное условие, которое она мне поставила. Это условие — вы. Я покупаю у вас для моей девочки три дня и три ночи за пятьдесят миллионов долларов».

— Твою ж дивизию… — вырвалось у Дашкова, но вышколенный водитель не повел и бровью.

«Позвольте рассказать вам более подробно об условиях соглашения.

Я снял виллу на морском побережье Италии. Она полностью компьютеризирована, охрана на уровне самых последних технологий, так что вы не увидите ни одного человека, и, соответственно, кроме моей дочери, никто не увидит вас. Снимать скрытой камерой и потом шантажировать вас мне нет никакого смысла: у вас в руках чек на 50 миллионов, и это залог того, что деньги мне не нужны. Для обслуживающего персонала вы также будете вне досягаемости, еду и все необходимое будут подавать на специальных лифтах, которых на вилле несколько. Сохранить вашу безопасность и “неузнаваемость” для меня дело чести, я прошу вас в этом полностью положиться на меня. За вами приедет машина спецслужбы и она же отвезет вас обратно ровно через трое суток. Не пытайтесь найти нас после исполнения договора: одновременно с вами мы покинем виллу и страну и никогда не вернемся в эти места.

Прошу вас всем своим стариковским сердцем: постарайтесь подарить моей девочке три дня счастья! Боюсь, это всё, что отвел ей Господь на всю ее дальнейшую жизнь.

Также прошу вас никому не рассказывать о нашем соглашении, это в ваших же интересах. Вы можете посоветоваться с супругой, если сочтете нужным.

В любом случае, чек подписан и остается у вас. Вернуть его вы, к сожалению или к счастью, не сможете — я делаю все для того, чтобы сохранить инкогнито. Если вы не примете мое предложение — что ж, пусть эта небольшая сумма послужит вам наградой за ту радость, которую вы приносите людям и, в частности, моей горячо любимой дочери.

Машина за вами прибудет в ближайшую пятницу в 10.00. Я нашел возможность проконсультироваться относительно вашей загруженности на съемках. Проблем не будет.

Если вы не выйдете в назначенное время, я буду посылать машину так же в течение двух последующих недель.

Очень надеюсь на ваше доброе и честное сердце —

Отец»

Сказать, что он был в шоке, значило бы ничего не сказать.

Ну ни фига ж себе, ёклмн! Три дня и три ночи ей… И что она будет со мной делать, интересно? шинковать кусочками? — никто ж не услышит… ага, здорово… Может она инвалид? Или психически больная, и мы будем складывать пазлы и смотреть мульты? за 50 лимонов… Или она сексуально озабоченная, и нужно будет ее с утра до вечера т….ть?! Вот sheet…

* * *

Дашков в последний раз крутанул ручку между пальцев, и завороженная массовка взорвалась аплодисментами.

Ну а чё, что умею, то умею, подумала звезда пенспиннинга, но…

Проклятое письмо не шло из головы, жгло карман и вызывало бурю противоречивых мыслей, краткое содержание которых выглядело примерно так:

Нет, ну понятно, раз она в меня влюблена, то придется ее любить, долго и упорно. С одной стороны, 50 лаймов на дороге не валяются — как раз дом доведем до ума, можно, наконец-то, и яхту купить… А с другой… я что им, жиголо? Мальчик по вызову?? Да пошли они!.. Не поеду никуда! отправлю все деньги слепым детям!.. Но все же… как-то жаль старика, и не просит же ничего невероятного, просто побыть с ней…

Промучившись так двое суток, Андрей, наконец, принял решение. В среду вечером он положил перед женой письмо и чек и сказал:

— Оль, мне пришло вот это.

— Тайное послание? — Ольга понюхала конверт и улыбнулась. — Пахнет аристократией. От кого?

— Ну… там… ты поймешь, в общем. Если что — я у детей.

* * *

В детской шел жестокий бой: двое отважных индейцев пытались взять в плен японского самурая. Кто такие японские самураи, точно не знал никто из троих участников сражения (один из них, правда, смутно догадывался, но виду не подавал: а вдруг в ход пойдут катаны?) — тем заманчивей было его поймать. Наконец, индейцы с криками «банзай» и «гитлер капут» оседлали несчастного самурая, свалили на пол и накрепко связали по рукам и ногам ленточками из своих индейских косичек. И именно в этот момент на поле битвы появилась мама, и самурай — вот так всегда! — тут же превратился в папу…

— А кому тут пора слушать страааааашную сказку?!

Уложив детей, Ольга еще некоторое время постояла, опершись на дверной косяк.

Решение пришло сразу, но она не знала, как его озвучить. Сказать «конечно, соглашайся» означало бы, что ей безразлично то, чем он там будет заниматься с неизвестной девушкой, и это могло его задеть. Сказать «тебе не стоит ехать» — он подумает, что она ревнует, а это не совсем так. В свете их нынешних «никаких» отношений, может быть, было бы и неплохо их как-то взбудоражить, оживить, и это приключение могло бы что-то изменить. Он же умница, он такие вещи всегда просекал.

Андрей сидел на веранде и просматривал свои фотоснимки в новом журнале.

Она обняла его сзади, прижалась губами к макушке и рискнула:

— Поезжай.

— Ты серьезно?

— Все будет хорошо, милый! Отнесись к этому, как к интересной работе. В конце концов, ты перецеловался уже со всеми звездами экрана — и ничего, мы с тобой это пережили. Да и с финансовой точки зрения… мы могли бы дом достроить… яхту купить, ты давно мечтаешь…

— Ты же понимаешь, что мне придется с ней спать?

— Ну… ты же тоже понимаешь, что когда я хожу к своему гинекологу, то раздвигаю перед ним ноги?..

— Да ты что?! Вот это новость! Ну-ка иди сюда, покажи мне, как ты это делаешь…

–…здесь?! ты с ума сошел…

–…уже почти да…

–…ну что ты делаешь… а вдруг…

–…что еще за «а вдруг» такое… смотри, как удобно в кресле… а ты не хотела… ммм…

Через полчаса Андрей уснул прямо на веранде, блаженно откинувшись на спинку кресла и совершенно убежденный в том, что от выгодной работы грех отказываться и что их браку уж точно ничего не грозит, потому как ну кто ж переплюнет Ольгу в… ну… хррр…

Глава 2. Правила игры

В пятницу утром, садясь в черный лимузин с тонированными стеклами, Дашков хотел было поинтересоваться у водителя, как он собирается добираться до ближайшего итальянского побережья, но услышав его переговоры по мобильнику с пилотом самолета (частного, скорей всего), раздумал.

В конце концов, сказал он себе, надо смириться с тем, что тебя купили с потрохами. Сказал А — говори Б (и весь остальной алфавит) и не выпендривайся.

Через пять часов незаходимая звезда экрана Андрей Дашков — умопомрачительный, стройный брюнет в белоснежных одеждах и неизменных серебряных браслетах — стоял перед роскошным особняком в стиле «модерн» на берегу морского залива. Нигде ни души, как и было обещано. Постояв с минуту, он неторопливо пошел по аллее к центральному входу в расчете, что дверь открыта — и не ошибся: сработал фотоэлемент, и створки двери из матового стекла разъехались в стороны, открыв просторный зал, обставленный с большим вкусом и выходивший окнами, похожими, скорее, на витрины, прямо на залив.

Класс. Однако, я здесь не для отдыха. Так где же моя, так сказать, работа?..

Слева он заметил винтовую лестницу.

Видимо, туда, решил он, и стал подниматься наверх.

Как бы в ответ на это заиграла музыка.

Ого, из моего «Миллиона за звезду», автоматически отметил Андрей, значит, иду в правильном направлении.

Второй этаж также представлял из себя одно большое помещение, которое, однако, было разделено как бы на множество уютных секторов с диванами, креслами, коврами, светильниками, барной стойкой, камином, биллиардом, и даже маленьким бассейном.

Его артистический взгляд сразу по достоинству оценил съемочную площадку.

Ахаха, вот именно — съемочную. Меня просто сняли, и неслабо так сняли!..

Он прошел вперед, остановился у небольшого шкафа со звуковой аппаратурой и принялся рассматривать названия дисков, справедливо полагая, что надолго в одиночестве его не оставят.

Едва уловимый шорох сзади заставил его — нет, не обернуться, это было бы уж слишком по законам жанра — но внутренне насторожиться.

— Не оборачивайся, — голос был какой-то… знакомый, что ли. — Не оборачивайся, послушай так.

Да это же… Маринка Грушко?!.. что за…

— Я люблю тебя, Андрей. И любила всегда. Ты, конечно, никогда не замечал… каким же толстокожим надо быть!.. Правда, пойми ты — и стало бы неловко… а так…

Голос приближался.

— Мне всегда нравилось смотреть тебе в спину… поэтому и сейчас… не оборачивайся, ладно?..

Андрей замер. Чьи-то ладони нежно прикоснулись к спине, чуть дрогнули и остановились. Он почувствовал дыхание сквозь тонкий шелк рубашки… чуть выше лопаток, от чего спина моментально вспотела… Легкое прикосновение губ… еще раз… боже, рубашка же совсем мокрая… нет, это пора прекращать…

Он резко развернулся и… уставился в изумлении на помрежа Катани.

— Ты?!..

— А здорово я тебя развела, скажи?! Это всё моя способность к имитации — могу подражать голосам людей и даже некоторых животных. И даже могу музыкальные инструменты изобразить, если сильно постараюсь. И всех твоих партнерш по фильмам могу, запросто!

Девушка тараторила без остановки, видимо, пытаясь скрыть сильное волнение.

— Понятно. — Андрей постепенно приходил в себя. — А контрольный в спину долго отрабатывала?

— Вообще-то, нет… это была импровизация.

— А. Мм. — Он несколько раз покивал головой. — Ты меня сюда для этого затащила? чтоб отрабатывать на мне свои имитационные способности? — Текст был жестковатый, конечно, но говорил он своим самым обворожительно-мягким низким голосом.

— Вот сейчас ты голосом Гордея говоришь, так круто… Скажи еще что-нибудь! Пожалуйста…

Он, наконец, понял: она цитировала его диалоги с партнершей из мелодрамы «Миллион за звезду», причем, в точности подражала ее голосу.

Ну, что ж, подумал он, сыграем.

— Скажи… каким ты меня видишь?..

— Нет-нет, это слишком, так сразу я не готова!

— Это не по тексту, — продолжал он обольстительным голосом Гордея и придвигаясь все ближе.

— Ты что?! — отскочила она.

— Не по тексту… хотя там дальше и нет никакого текста, так что давай целуй меня.

— Ты же меня еще совсем не знаешь, а уже лезешь целоваться!

— Я лезу?! — тут Андрей вышел из образа и с искренним недоумением спросил: — А кто мне всю спину обслюнявил, а??

— Это не считается, это я в роль вживалась… — тут девушка замолчала и перевела дух. — Простите, Андрей… Юрьевич.

Он, наконец, смог рассмотреть ее более детально. Тогда, во время арбалетного поединка, ему было совсем не до этого.

Первое, что бросалось в глаза — это огромные глаза. Да, они были такие же огромные, как у него самого, что само по себе большая редкость. Живые, любопытные, какие-то детские и, одновременно, нежные женские глаза. У нее была неординарная, несколько старомодная прическа — челка, как у Лайзы Минелли.

О, точно! она на Лайзу похожа. И что-то в ней есть такое… не русское… а, ну да, она же итальянка. Большой рот, припухлые губы приятной формы; не сказать, чтоб красавица, нет, но взгляд притягивает. Длинная изящная шейка, круглый вырез, что-то вроде легкого, короткого халатика на пуговицах, в каких-то бледно-сиреневых разводах. И стройные ноги, да, очень… ну надо же.

— Что вы так смотрите?

— Ну… изучаю. Должен же я понимать, кому принадлежу в ближайшие трое суток. Ты… прости, не помню, как зовут…

— А, ну да… я Фиби.

— Что за странное имя?

— Моей маме очень нравился Сэлинджер, «Над пропастью во ржи», это имя оттуда, вы читали?

— Нет, и давай все же продолжим на «ты», так будет легче.

— Я постараюсь. Ты голоден?

— Вообще-то, зверски.

— Тебе какую еду, русскую, европейскую или восточную?

— Хм. Тащи все, что есть. — С ней было легко разговаривать, так что он совсем не чувствовал необходимости любезничать.

— Тащить? — она засмеялась. — Тебе разве папа не писал, что тут все автоматизировано?

И Фиби подошла к экрану на стене величиной с планшет, вдруг засветившемуся матовым светом. Поколдовав над ним с минуту — видимо, выбирала блюда из меню — она сказала вслух:

— Третий лифт, пожалуйста.

Ага, еда приедет на лифте. А кровать, интересно, тоже приедет? Или спустится на вертолете сквозь крышу?..

Еда оказалась привычная, вкусная, горячая. Он не стал притворяться хорошо воспитанным английским лордом, только буркнул «приятного»» и набросился на пасту и суши, попутно констатируя, что это его любимые блюда.

Мм-да, девушка подготовилась.

Пока он ел, она сидела напротив и смотрела.

— У тебя проблемы со зрением?

— Нет, а что?

— Ты смотришь на меня, не отрываясь. Сама есть-то будешь? Или только смотреть?

— Посмотрю, если ты не против. Ты всегда так красиво ешь…

— Да, я очень красиво ем, — сказал он, накручивая пасту на вилку с помощью ложки. — Этот аттракцион, вообще-то, дорого стоит… ну да ладно, смотри, раз уж ты меня купила, — сказал он и смачно втянул в себя пару макаронин, обмакнул лепешку в кетчуп, запихнул ее в рот, уронив кусочек в тыквенный суп-пюре, брызги которого полетели прямо на белоснежный шелк рубашки; он принялся их вытирать грязными, в соусе, руками, что-то попытался сказать с полным ртом, и часть пищи вывалилась из него в тарелку; он выудил ее руками и запихнул обратно.

— Ну как, тебе нравится? Скажи, красиво?..

Фиби наблюдала эту сцену, не сводя с него восторженных глаз:

— Потрясающе!..

— Это ты еще не видела, как я пью.

— Ой, что это я! Налить тебе вина?

— Давай. Для храбрости.

— А… зачем тебе храбрость? Я такая страшная?

— По-моему, ты очень даже симпатичная, — он, громко сёрбая, отхлебнул вина и закашлялся, пролив при этом половину себе на грудь. — А храбрость нужна определенного вида — та, что пригодна при принудительном соблазнении. Время идет, а мы еще не приступили к основной программе вечера.

Он понимал, что грубит и задирается, и вообще ведет себя неприлично с малознакомой девушкой, но если заглянуть в подсознание, то там он, пожалуй, обнаружил бы тайное желание, чтоб его просто выгнали вон — и проблема бы решилась сама собой. А проблема была: Фиби ему нравилась, и это ему не нравилось.

— Андрей…

— Можешь звать меня Андрюш.

— А я всегда называю тебя Даш… хорошо, пусть будет Андрюш.

— Хорошо, пусть будет Даш. Побуду девочкой.

Это даже хорошо, что она меня будет звать не так, как Ольга.

— Хорошо, Даш. А почему ты решил, что я буду… как это говорится… к тебе приставать? Для меня есть более важные вещи, которыми можно заняться с таким гостем, как ты. Разве ты сам уже хочешь со мной в постель?

— Нет, что ты… ну то есть… — он явно смутился.

Ну что я за идиот! Поймала меня, как кильку в сачок.

— Если ты хочешь… я в твоем распоряжении, конечно…

Фиби зачем-то встала, завела руки за спину, будто хотела что-то спрятать. Она не улыбалась.

— Я… ты, скорей всего, не поверишь, ты же секс-символ и все такое, но… я так не хочу. То есть… все будет, если… вернее, когда… когда ты сам захочешь. Когда ты мне об этом сам скажешь, только тогда. А так, за деньги… мне не надо. Вот. Мне ведь и так с тобой хорошо. А деньги… ну, это был просто папин привычный способ. Он у меня очень хороший и добрый, но… Как бы я еще смогла тебя заманить в гости?? кто я такая для тебя, пустое место, одна из миллионов твоих фанаток. Поэтому я и поставила ему условие — ты. Чтобы просто прожить с тобой рядом эти три дня. Всего лишь три дня… Я мечтала, я готовилась, много чего придумала и передумала, но сразу все пошло не так, потому что ты стоял спиной, и мне пришлось на ходу… но все равно здорово! Мне все нравится, что ты делаешь — и как ты специально ешь, как невоспитанный подросток, и как ты мне грубишь, чтобы не выдать своей… растерянности что ли… Я права?

— Ну… да. А если…

— Если ты не захочешь?

— Да.

— Ничего и не будет. Пусть будет то, что будет. Как сложится. Не заморачивайся… давай просто поживем рядом, как в отпуске — спешить некуда, работать не надо, готовить не надо, можешь ты себе позволить просто отдохнуть и не думать о всяком таком?

До него, наконец, дошло, что она еще, в каком-то смысле, ребенок, и что она действительно такая — непосредственная, открытая, совсем не кокетка, говорит, что думает, а думает так необычно для девушки…

Внезапно мелодичный звонок известил, что пришел очередной лифт — и это было как нельзя кстати: Фиби пошла вытаскивать из него тележку с фруктами и десертом, а Дашков кинулся ей помогать, и вопрос о постели и всяком таком замялся сам собой. Они пересели на диван, причем Фиби забралась туда с ногами (всё же, какие чудесные ноги… ровные маленькие пальцы на них, ну надо же), и вгрызлась зубами в персик, жестом предлагая ему сделать то же самое. Он вгрызся, заляпался для полноты натюрморта еще и соком, и, продолжая эротично всасываться в оранжевую мякоть, сказал:

— Расскажи что-нибудь, я же тебя совсем не знаю, а ты меня — как облупленного. Несправедливо, не находишь?

Фиби перестала жевать.

— Хорошо, Даш. На самом деле, это наш дом, а не снятая вилла. Но то, что мы с папой его покидаем, это правда. Папа не возражает, чтобы я говорила тебе правду. Он только хочет сохранить инкогнито. Поэтому его фамилию и кто он, я сказать не могу, потому что обещала.

Вот же честное семейство, одобрительно подумал Андрей.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать три. Представляешь, я родилась в один день с тобой, только ровно через двенадцать лет, здорово, правда? Я тоже крыса и скорпион!

— Значит, мы с тобой два скорпиона в одной банке. Это плохо.

— Почему?

— Потому что по закону естественного отбора очень скоро там останется один скорпион. — Он принялся за абрикос.

— Не обязательно. Это могут быть скорпионы из одной шайки, или отец и сын, или брат и сестра, или они вообще собирались пожениться, а их в банку!

— Резонно. В банке, кстати, тоже можно нормально"пожениться".

Она, наконец, засмеялась.

— Интересно, а ты помнишь день своего рождения, когда тебе исполнилось двенадцать?

— Ага, еще как помню! В тот день с утра я участвовал в соревновании по стрельбе — из арбалета, кстати — и не взял первый приз. Помню, ревел, как девчонка! С детства ненавижу и не умею проигрывать.

— Ахаха, я знаю! — засмеялась Фиби.

— А вечером — в порядке компенсации свыше, что ли — пришло известие, что мой пейзаж победил в конкурсе рисунков! Так что я запомнил этот день рожденья, угу. День поражения и победы одновременно.

— Это так удивительно!.. а в это время в Санкт-Петербурге рождалась маленькая девочка…

— А твои родители…

— Мой папа итальянец. Он приехал по делам фирмы в Россию и встретил маму, она была его переводчицей. Ну, обыкновенная история. Потом он уехал, а у мамы родилась я. Нет, ты не подумай, папа не отказывался от меня, правдами-неправдами передавал деньги, но пожениться они тогда не могли, а потом, когда стало можно… не успели. Мама умерла… Папа очень переживал за меня, забрал к себе во Флоренцию, дал хорошее образование, стал проводить со мной больше времени… ну, старался всячески утешить. Мы смотрели много русских фильмов — он с субтитрами, а я так. Однажды он показал мне фильм про студентов, угадай какой?

— «Хороший мальчик», к гадалке не ходи. — Абрикосовая косточка полетела в ближайшую напольную вазу, брошенная меткой рукой баскетболиста.

— Бинго!! — захлопала в ладоши Фиби. — Я как тебя увидела, в очках, с короткой стрижкой еще… все остальные мальчики в этом фильме — да и в последующих тоже — для меня перестали существовать. Любовь с первого кадра.

Она улыбнулась. Не было никакой неловкости в этом признании, как будто речь шла вообще не о присутствующих.

Хороший ход, подумал Андрей и кивнул, надо запомнить, пригодится для какой-нибудь роли.

— Кстати, очень киношный прием, не находишь?

Ну ни фига себе! Она что, телепат?!

— Мне тогда десять лет было, а тебе, значит, двадцать два… Ты уже во всю звездился!

— Ага, «звезда востока». Ненавидел это прозвище! Просто до жути выводило оно меня…

— Я знаю, — Фиби улыбнулась. — А теперь спокоен?

— А какой смысл раздражаться? Людей же этим не исправишь и не заставишь. Меня Евгений Витальич научил…

— Миронов?

— Ну да. Говорит, скажи себе просто «ну и что?». Попробовал — помогло. Причем, сразу, с первой же попытки! А как ты к нам в кино попала?

— Из-за тебя. Вернулась в Россию, поступила в университет, потом папа мне помог — познакомил с режиссером, у которого ты снимался тогда, и он меня взял на должность «принеси-подай». Вроде, у меня хорошо получалось, ну и пошло-поехало…

Они болтали о всяком-разном, пили вино и грызли орехи, и ему стремительно становилось как-то легко и беззаботно. В какой-то момент он вдруг заметил, что смотрит на нее, как… в общем, как на женщину. Она это тоже, кажется, заметила.

А ведь она мне нравится. Как я должен себя вести? Какие вопросы я должен себе задать в этой ситуации? А как же Ольга, так что ли? Нет, так вопрос не стоит, это же совсем другое — ответил он сам себе. — Совсем? ты уверен?.. И зачем она меня отпустила? Хотела проверить себя, поиграть в жмурки с самой собой? Или хотела, чтоб я переспал с другой — зачем? Чтобы сделать меня виноватым в том, что она меня разлюбила?..

Глава 3. Смотри в зеркало

— Знаешь что, Даш… давай раздевайся.

Огромные удивленные глаза уставились на нее, не мигая, рука застыла с бананом наперевес:

— Ммм… в смысле??.. ты же вроде собиралась…

- Прости, но, насколько я тебя знаю, ты предпочитаешь быть в чистом, — она, улыбаясь, потянула его за край рубашки.

— А… ну… да, конечно… где-то там моя сумка.

— Она там… где-то, короче. Но тебе она вряд ли понадобится, у меня полно твоей одежды!

— То есть??

— Мой папа… в общем, у него неограниченные связи и возможности в мире шоу-бизнеса. Так вот, он скупал (за баснословные суммы, кстати) вещи, в которых ты снимался, пел или фотографировался. Не такие же, как это делают фанаты, а именно те самые. Некоторые даже так и висят нестиранные, с запахом тебя.

— Надеюсь, не трусы?!

Она покатилась со смеху, и ему ничего не оставалось, как хохотать вместе с ней.

— Ну, трусы не трусы, а полотенца, которыми ты обвязывал свои… ну, скажем, бедра и все остальное — тоже есть. И не в одном экземпляре: с «Перехода» и с той фотосессии в гримерке, помнишь?..

— Неужели?

— А то!

И Фиби повела его в гардеробную. Вся огромная комната была в зеркалах, но на самом деле, это были раздвижные двери шкафов. Она открыла один из них.

— Ну, выбирай. Вот рубашка с фотки, ты там на постели лежишь, такой…

— Какой такой, договаривай…

–…ну… скажем, привлекательный. Хотя белую не советую, опять измажешься, — она прыснула в кулачок. — Ой, сори-сори!..

Вот моя любимая кофточка 2012-го… А вот красная повязка из «Всадника»… Ботинки твои — те самые, кстати, со знаменитого постера, который фанаты с презентации украли. Прямо от фотографа! Или вот — белая курточка из «Стилиста». Как я плакала! Даже над «Миллионом за звезду» так не плакала… правда, я тогда еще была сентиментальным подростком…

— Мм. — Он кивнул. — А сейчас ты кто? Несентиментальная фетишистка?

— Нет, ты что, это просто такой музей имени тебя! Но сегодня это первый раз, когда вещи пригодятся хозяину, разве это не круто?! Смотри, вот секси-рубашка с кружевной вставкой с концертов 2015-го… вот еще более секси-майка в сеточку, ты в ней танцевал так умопомрачительно с девушкой из бэк-данса, а я так ревновала! ты еще там сползал вниз по ее животу…

— Да помню я, и ничего не по животу, — притворно рассердился он. — Я даже к ней не прикасался лицом, специально попросил операторов со спины снимать! Умела бы танцевать, я б тебе показал…

— Да? — оживилась она. — Давай, а? Я умею, честно! Я все твои танцы выучила, я люблю танцевать вместе с тобой — включаю на всю твое соло на большом экране во всю стену и работаю в качестве подтанцовки.

Во время ее монолога он перебирал вешалки с одеждой.

— Хм, а что… — Андрей держал в руках синий блузон и штаны из его любимого танца. — Этот знаешь?

— Обижаешь, начальник! — возмутилась она. — У меня и женский прикид оттуда же имеется. Я его называю «Танец в синем».

Надо же. Я тоже…

Они переоделись — между зеркальными дверями оказались кабинки для переодевания. Фиби управилась первая.

— Эй, гример! Тут нет расчески, — раздалось из кабинки солиста.

Фиби схватила расческу, слегка отодвинула дверь кабинки и просунула руку с расческой.

Он схватил ее за запястье, и она мгновенно включилась в сцену знакомства из «Миллиона за звезду».

— Кто вы? — спросила она голосом главной героини Арины.

Какая все-таки умница.

— Так вот какой у тебя голос…

— Мы не знакомы?..

— Мм.

— Но мы уже встречались?

— Разве можно назвать встречей то, что я взял тебя за руку…

— Тогда почему вы не выходите?

— Потому что сейчас я буду… с тобой… — он резко раздвинул створки двери и оказался с ней лицом к лицу — …танцевать!

Она вскрикнула от неожиданности и зачем-то закрыла рот руками.

— Это не по тексту… — пробормотала она.

— Зато правда. Ну, где там твой экран во всю стену?! и гитару, гитару тащи!.. и медиатор не забудь!..

— Да знаю я, мог бы и не напоминать!.. И вот это еще… да не так, ну что ты как маленький, эти сними, тогда у тебя таких еще не было, а эти вот надень!

Она знает мою жизнь лучше, чем я сам, — подумал он, пока она стягивала с него серебряные браслеты и надевала кожаные.

Как он прекрасен! в этой синей блузе с какой-то кометой вместо сердца, в браслетах на изящных запястьях, с медиатором во рту… — подумала она…

…и потащила его в огромную пустую комнату. Скорее, это был кинозал. Три стены были явно экранами, а четвертая зеркалом.

— Вот. Тут я танцую, когда тебя нет дома, — сказала она.

— Понял, — он сделал вид, что не заметил этого"дома", но почему-то это было приятно. — Давай, становись рядом. Смотри в зеркало. Главное в нашем деле — синхрон.

— Да знаю я… Но там же еще сначала ты один поешь под гитару!..

— Да знаю я! Песню хоть нашла? — он явно был доволен, что можно, наконец, поруководить. — Три, два, один, поехали!

И шоу началось! Он пел и слегка двигался — сначала без гитары, потом с гитарой — глядя на экран. Она переводила взгляд с него на экран и обратно, не веря своим глазам, но уже заведясь от музыки и двигая бедрами в такт. Потом, за неимением стойки, он положил гитару на пол ближе к экрану, а сам развернулся к зеркалу, приглашая ее встать рядом. Пауза… и… ДЭНС!

Боже, что это был за дэнс!..

Она видела его в зеркале напротив, чувствовала рядом с собой исходившую от него волну драйва, кайфа, харизмы, феромонов и еще черт знает чего… Эта волна захлестывала ее с головой, она двигалась на вдохновении, на каком-то невероятном адреналине!

Он следил за ней в зеркале — ни одного прокола, абсолютный синхрон, чудо что за девчонка!

Наконец, музыка резко оборвалась, и они застыли в одинаковых позах. С одинаково грохочущими сердцами.

Музыка вновь заиграла, но вместо продолжения Фиби вдруг упала на колени и, обхватив его ноги, прижалась к ним лицом. Фонограммный Дашков допевал свою песню.

Она что, плачет?..

Он осторожно погладил ее по голове. Она перехватила его руку, не дав ей уйти от ее губ:

— Спасибо, Даш…

Внезапно музыка смолкла. Андрей тоже опустился на пол. Фиби обняла его голову, прижала к себе. Сердце ее бешено колотилось у него под ухом, он чувствовал — еще немного, и он может натворить дел. Но Фиби спасла ситуацию, включив «Миллион»:

— Я рядом… я всегда буду рядом… Теперь, когда ты здесь, и я здесь… разве этого мало?.. — Она снова говорила голосом Марины Грушко, игравшей Арину.

— Это приятно… но вместе с тем, это больно, — он, конечно, помнил этот текст наизусть.

— Я чувствую, что это плохо кончится… — она перескакивала через фразы.

— Но я все равно хочу знать…

Они еще посидели немного на полу. Пора было выходить из образа. Он ничего не делал, и Фиби взяла инициативу на себя.

— Давай еще поиграем. Там, в шкафу, есть рубашка и кепка Гордея. — Они пошли в гардеробную. — И даже пистолет, представляешь? тот самый, из которого она его убила.

— Не может быть! Так что, сыграем финал? — Он взял в руки пистолет, прицелился в свое отражение в зеркале.

— Давай. Только стрелять придется не тебе, к сожалению.

— А он заряжен?

— Вот сыграем — там и узнаешь.

Игра становилась рискованной. Но… какой же русский не любит быстрой езды!

— Идет.

Он переоделся прямо при ней: после сидения на полу и объятий, пусть даже и киношных, ему казалось, что он с ней знаком очень давно и близко.

— Есть листок бумаги?

— Зачем? — удивилась она.

— Ну… ты же будешь плакать над моим трупом и читать предсмертную записку?

— А, ну да… Пойдем. В это надо играть не здесь.

Они прошли через гостиную, спустились по маленькой боковой лестнице на цокольный этаж, прошли по коридору, и она отворила дверь.

Это был точный макет старого дома Гордея, с паутиной, пылью, детской кроваткой, старым чайником на полу и даже шевелящимися листьями в окне с покосившейся рамой. Андрея слегка передернуло от ощущения дежавю.

— Потрясающе.

— Папа специально нашел тех художников, которые делали эти декорации. Это точная копия, можешь не сомневаться.

— А… зачем тебе это?

— Я люблю здесь сидеть.

— Momento more?

— Что-то вроде того… Понимаешь, когда мне становится очень больно, мне лучше думать, что тебя нет в живых, и поэтому ты не со мной. Чем что ты не со мной, потому что ты с другой… Ну, пиши свою записку.

С этими словами Фиби вышла за дверь. И тут его пронзила догадка:

Она что, задумала меня убить? По принципу «если не мне, то и никому». И ведь как остроумно: никто не знает, где я, связь заблокирована… Вот дятел!

Холодный пот струйкой пробежал по позвоночнику. Дашков осторожно взял пистолет и проверил патроны.

Холостые. Дважды дятел.

Закончив писать, он сел на пол. Вошла Фиби. Он тут же встал.

Сцена началась. Вот она схватила со стола пистолет и приставила к своему виску…

Он дернулся так же как в фильме, чтобы отнять оружие, защитить ее… Потом отстранился, сел на пол.

— Ты лгал! Все было ложью! — Фиби воспроизводила голос Арины в точности до мельчайших интонаций. — Те слова, что ты говорил мне… те руки, что касались меня, когда ты был со мной… те глаза, тот голос… все было ложью?..

Голос ее дрожал, по щекам текли слезы.

— Не двигайся. — Она резко перевела пистолет на него.

Дашков был поражен, она играла потрясающе. Попытался улыбнуться, поднял глаза, опустил и снова поднял.

— Чему ты улыбаешься?.. Что веселит тебя в такой момент?

Он уже плакал, но лицо его было светло.

— Любовь… я не знал, что это такое. Но тебя я любил…

Последняя улыбка, последний взгляд на любимую… Попытка подняться ей навстречу…

Выстрел.

Он упал навзничь и затих.

Что это?! Как??

Пистолет действительно выстрелил, даже дым пошел.

Но этого же не может быть!!! о, боже…

Она отшвырнула от себя пистолет, бросилась к Андрею. Он лежал, не двигаясь.

— Даш! ты же… это же игра, да? ты просто шутишь, да?!

Нет ответа. Она подползла к нему, схватила за руку, упавшую на грудь — из-под нее вытекла красная струйка и стала расплываться по серой майке; пятно становилось все больше, все шире…

Фиби в каком-то смертельном ступоре смотрела на него. Потом жутко закричала, упала ему на грудь, стала тормошить, целовать его лоб, щеки, губы — бледные, как полотно, губы…

Он не дышал.

Ее слезы лились на него потоком, она уже рыдала в голос:

— Да-а-аш!.. не-е-ет!.. не надо!.. я не смогу жить!..

Вдруг она заметила торчащую из кармана его джинсов записку. Развернула. Буквы расплывались. С большим трудом она смогла сфокусировать взгляд и прочла: «Играть так играть. А здорово я тебя развел, скажи?!»

— Что?.. так ты жив?..

— А ты бы как хотела? — Андрей сел, поднял с пола свою пыльную кепку и стал отряхивать ее. — Только тебе, что ли, выигрывать? Я тоже, знаешь ли, не лаптем щи хлебаю… Фиби… Фиби, ты что… я же пошутил!.. прости, но я правда хотел пошутить!..

Фиби в ярости выхватила у него кепку и стала ею лупить его, куда попало:

— Ну что, получилось?? пошутил, да? пошутил?! я же чуть не умерла, я уже хотела застрелиться!.. А-а-а…

И она заплакала, как ребенок, всхлипывая и растирая по лицу слезы и все остальное.

Он обнял ее, прижал к себе, гладил по голове, по плечам, вытирал ей щеки своей"кровавой"майкой:

— Ну что ты, что ты, маленькая, это же просто клубника, ну помнишь, как у Ильи из «Чемпиона»?.. ну прости, ну я же не знал, что ты его так любишь…

Она вдруг отстранилась и взглянула на него с непониманием:

— Кого ЕГО?! Дурак ты, что ли, кого его?!? Тебя я люблю, тебя люблю… тебя…

Она вырвалась, поднялась и пошла к двери, все еще всхлипывая и приговаривая:

–…как дура… люблю, как дура, одного тебя…

— Фиби, постой…

Но она вышла из проклятого «дома», не обернувшись.

Глава 4. Зарождение любви

Это совершенно не то, что я ожидал. То есть, ожидал чего угодно, но только не такого. Ну, с ней-то, допустим, более-менее понятно, у нее все по плану, а тут что-то пошло не так, вот она и… Но я-то чего… мне-то что за дело — один день прошел, осталось два, уж как-нибудь… Стоп. Ну ты однозначно дурак. Ты ж трясешься весь! иди ищи сигареты-спички-водку.

Андрей вышел в коридор. Куда идти, непонятно. Пошел…куда-то. Вон дверь приоткрыта…

Ну ничёси! это ж точная копия его квартиры из «Пианиста», даже ящик с Бордо стоит…

Взял бутылку. Так и есть, 77-го. Год рождения главной героини. Да… здесь, похоже, муляжей не держат. Сел на «ее» полосатый диван, взял «свою» рюмку, подержал, посмотрел на свет. Налил вина, чокнулся с ее пустой рюмкой. Ожидал какого-то чуда, что ли, ну или хотя бы звука, или движения. Ничего не произошло.

Встал, зашел в «свою» комнату. Надо, наверное, переодеться, майка ж вся в клубнике и слезах. Достал из шкафа «свою» белую майку и рубашку — в мелкую полосочку и мятую, как полагается. Надел. Взял сигареты Арсена, положил в карман.

Пошел дальше по коридору, поднялся на второй этаж, в гостиную. Обошел все огромное пространство. При его появлении свет везде включался сам собой, это слегка раздражало, как будто за ним следили. Залез в бар, плеснул себе чего-то, выпил залпом, сел на высокий барный стул. Достал сигарету, закурил.

Ну, что, Андрей Дашков, дятел ты стопроцентный, что будешь делать? Поиздевался над девушкой, потешил свое артистическое эго, дальше что?.. А как притворился-то, минуты три не дышал, дайвер долбаный, проигрывать ему видите ли не захотелось! Тебе сколько лет, мальчик? двенадцать или тридцать пять?!

Встал, подошел к окну, затянулся, левую руку в карман. Уже, оказывается, темно… сколько вообще времени? Телефон где-то в гардеробной, наверное, остался, да и все равно в нем проку нет, она предупредила, что сигнал заблокирован. Сказала, как только захочешь позвонить, сразу включу… а он ни разу о нем и не вспомнил. И не только о нем.

Что происходит вообще? Давай соображай по-честному, секс-символ недоделанный, чего ты сюда приперся и чего ты вообще хочешь? От жизни своей, от себя, от этой аферы… от этой девушки чудесной… Да, она чудесная, правда, чудесная. Такая настоящая, не флиртует, а могла бы, право имеет — за 50 отцовских лимонов-то…

Ее зовут Фиби.

Ну, Фиби, дальше что? Она тебя, между прочим, не соблазняет и ни на что такое не претендует. Это ты тут сопли распустил, кровью истекал, ах пожалейте бедного, поплачьте над ним, поцелуйте его.

Да, она целовала меня, и мне это не было неприятно, это меня волновало, и даже сейчас…

Он потрогал свои губы.

Странный, все-таки, дом. Без людей любой уют бесполезен, не имеет смысла. Днем, когда тут была Фиби, этой пустоты не чувствовалось, она как-то все собой заполняла…

Фиби.

Ну, Фиби, еще сто раз повтори это «Фиби», что с того?

«Пусть будет то, что будет» — так, кажется, она сказала.

Она свободна, а я нет, в этом все дело, продолжал он свой внутренний монолог. Для меня свобода всегда идёт рядом с ответственностью. Ты не можешь дать слово, если не свободен. Не можешь позволить себе и себя любить, не имеешь права. Начинать ничего не можешь. Если ты хочешь, действительно хочешь и собираешься что-то с ней начать — бери ответственность за нее, этот нежный цветок в твоей власти, можно и растоптать ненароком. Потому что, видите ли, тебе так хочется…

Фиби.

…Почему так хочется повторять ее имя? Фи-би… Фи-би.

Он резко затушил сигарету и пошел искать какой-нибудь темный угол, чтоб не на фотоэлементах. Нашел что-то наподобие спальни и, не раздеваясь, свалился на огромный диван, закрыл глаза. И, уже засыпая, стал вспоминать, как мягкие, мокрые, соленые губы судорожно целовали его лицо… кто-то звал его… почему-то голосом Ольги:

— Даш… Да-аш…

Он открыл глаза и увидел перед собой спокойное лицо Фиби. Она сидела на краю дивана и смотрела на него.

— Даш, привет.

— Давно сидишь?

— Ну…

— Как я сплю тебе тоже нравится смотреть? — он улыбнулся своей коронной «боковой» улыбочкой, положил руку поверх ее. Не отняла, но внимательно посмотрела на эту конструкцию.

— Ты, как бы, просишь прощения за вчерашний цирк, да? — подсказала она реплику.

— Мм… ну да… прости меня, я дурак.

Ему вдруг нестерпимо захотелось пригнуть ее к себе, прижать, зарыться лицом в ее волосы…

Ну, мало ли кому чего хочется, лежи и не рыпайся. И не вздумай… я сказал, не вздумай!..

Конец ознакомительного фрагмента.