Мой Дантес

Ольга Кириллова, 2007

Начав частное расследование и став невольным адвокатом человека, которого вся Россия обвиняет в гибели поэта, героиня даже не подозревает, что однажды это увлечение поставит на грань смерти ее собственную жизнь.

Октябрь 1994 года

Вдова испуганно охнула и побежала в ванную — припудрить нос, а я поплелась в коридор, в очередной раз удивляясь тому, насколько трепетно Софья Матвеевна относится к мнению людей о своей внешности.

Ей неважно кто зашел: соседка ли, решившая одолжить нитки, деревенская бабка, дважды в неделю доставлявшая молочные продукты, или почтальон. Хоть сантехник! О собственных родителях и не говорю. Да я сама, проведя в квартире Лебедевых большую часть сознательной жизни, никогда не видела Вдову, пользуясь ее выражением, «неприбранной». Чего никак не могу сказать о себе.

Если я, к примеру, не собиралась выходить из дома, то могла только к вечеру вспомнить о том, что по моим кудряшкам со вчерашнего вечера не гуляла расческа. А сидя над книгой, так накручивала локоны на затылке, что они становились дыбом, отчего Софья Матвеевна приходила в неописуемый ужас.

— Как можно столь наплевательски относиться к собственной внешности, — не раз выговаривала мне Вдова. И не уставала повторять, что женщина всегда должна оставаться женщиной, даже в гробу. — Не ухоженность не эстетична для взгляда. Почему люди должны получать отрицательные эмоции от твоего неподобающего вида? Этим ты оскорбляешь не только их, но и себя.

— Вы еще скажите, что Пушкина нельзя читать в домашнем халате, — иронизировала я.

— И скажу!

— Но я же хожу на вернисажи в джинсах! — Не унималась я. — Любуюсь полотнами и получаю наслаждение, ничуть не меньшее, несмотря на то, что на мне нет вечернего платья.

Но Вдова была непреклонна.

— Нельзя воспринимать прекрасное в облике халдея.

Первое время я как-то пыталась отбиваться, ссылаясь на знакомых и их домочадцев. Мол, Таня и Маня бродят по дому в ночных сорочках, их мамы вечно «накручены на бигуди», а папа Гали вообще открывает дверь в семейных трусах, ничуть не стесняясь подруг дочери.

— Но твой папа подобного себе не позволяет, — настаивала на своем Вдова.

Что правда, то правда: даже ночью в места общего пользования мой отец отправлялся в халате, остальное время проводил в джинсах и майках, а, выходя из дома, хоть в булочную, непременно облачался в костюм. Старая закалка!

Что касается мамы, то в повседневной жизни она предпочитала классические костюмы, дома же могла позволить себе легкомысленный халатик, но обязательно чистенький и выглаженный. Словом, все как у всех.

А Вдова… Вдова — это целая песня! Безукоризненная внешность! При этом никаких камей на жабо, рюшечек, кружев, пучков на затылке и шелковых халатов прошлого столетия.

Ее домашняя одежда выглядела следующим образом. Низ — черное плотное трико, выгодно подчеркивающее стройность ног и скрывающее возрастные недостатки кожи, верх — яркие свободные свитера в вертикальную полоску или клетку (заметьте — собственного изготовления). На тонкой шее — дважды обвитый легкий шарфик, схваченный изящной шотландской заколкой. На ногах — тапочки на небольшой платформе и обязательно с задниками, дабы не шаркать по паркету по-стариковски. Стрижка — классическое каре, волосы чуть ниже подбородка закрывали с годами утративший совершенство овал лица, что давало возможность выглядеть лет эдак на десять моложе. Плюс ко всему — до мелочей выверенное питание, маски, зарядка, сон…

А еще Софья Матвеевна обожала прогулки, считая движение и свежий воздух непременным залогом здоровья и хорошего настроения. Если планом дня не предусматривались походы по магазинам, то Вдова выбиралась на улицу дважды — утром и вечером. Для этой цели в доме Лебедевых всегда жили собаки маленьких пород, которых после смерти мужа Софья Матвеевна называла партнерами по одиночеству.

— С большим псом мне не справиться, — рассуждала она. — Бродить же одной по скверу как-то неприлично. К тому же, собаки великолепно дисциплинируют. В дождь и слякоть в здравом уме без нужды и за порог не ступишь, а вот если ты держишь четвероногого друга, то просто обязана соблюдать режим. Да и общение играет не последнюю роль. Собачники — удивительный народ!

Полтора года назад, после смерти любимой болонки Мальты, прожившей в доме Лебедевых почти пятнадцать лет, друг покойного адвоката Воронцов привез из Австрии и подарил Софье Матвеевне щенка брабантского гриффона. Очаровательного кобелька, добродушного и жизнерадостного, с забавной обезьяньей мордочкой и удивительно мудрым взглядом черного бархата.

— Ты только посмотри на него, — восторгалась Вдова. — В этих глазах собрана вся скорбь палестинского народа!

— Почему палестинского? — не поняла я. — Его же вам в Австрии добыли, а судя по справочнику это вообще-то, бельгийская порода.

— Ну и что? — не унималась Софья Матвеевна. — Разве один народ не может переживать за судьбу другого и отстаивать его права?

На вопросы право защиты со Вдовой лучше было не спорить, и я благоразумно сменила тему.

— А как мы его назовем?

— Палес, — не долго думая, заявила Софья Матвеевна.

— Палец? — ужаснулась я. — Какой палец?

— Ну, до чего же ты бестолковая, Лиза, — в голосе Вдовы зазвучали нотки раздражения. — Не Палец, а Палес. Сокращенно от Палестины.

Но моя непонятливость сыграла-таки свою роковую роль. Софья Матвеевна имела неосторожность сообщить о ней моим родителям. Услышав историю выбора имени щенка, мой отец минут пятнадцать неудержимо хохотал, не обращая внимания на осуждающее выражение лица Вдовы.

— Ой, не могу, — всхлипывал он. — Ну, Лизка! В корень смотришь! Софья Матвеевна, миленькая. Вы сами-то взгляните! Он же действительно Палец — крепенький, голенький и маленький.

— Словно мизинец, — как всегда к месту вставила мама.

Однако Вдова шуток не поняла. Обиженно поджав губы, она подхватила на руки радостно прыгающее брабантское сокровище, и молча скрылась в недрах своей квартиры.

Но это ее уже не спасло.

История с именем каким-то непостижимым образом просочилась на бульвар, где обитало дружное братство собачников. Мало помалу все стали величать щенка Пальчиком, убедив в конец раздосадованную Софью Матвеевну в том, что иного ласкового прозвища от клички Палес просто не изобрести. И Вдова сдалась, правда, в родословной все же записала более звучное «Марси-Палес-Баро».