Дыхание любви в Дании

Ольга Ивановна Обухова, 2022

Какое дело шведскому дипломату, прошедшему через испытания песками и жарой Южного Судана, в котором ему довелось служить, до какого-то древнего друидского пророчества? Но именно оно не позволяет Харальду обрести любовь Каролины, которая живет на затерянном в Балтийском море датском острове и верит в пророчество, предназначившее ей в избранники совсем другого мужчину. Того, кого она ненавидит и боится. Но девушка, в жилах которой течет кровь потомков Наполеона, креольских пиратов и датских рыбаков, боится ослушаться пророчества, знаки которого рассыпаны по острову, и бежит с него, боясь страстной любви Харальда и встречи со своей судьбой. Но судьба готовит ей новое испытание: Каролина должна погибнуть в ледовом плену в горах Швейцарии. И лишь любовь Харальда делает невозможное – победив старинное заклятье, он спасает Каролину от неотвратимой гибели и любящие сердца воссоединяются. «Любовь нельзя выпросить и вымолить. Она приходит с небес, непрошенная и нежданная», – как писала Перл Бак.

Глава 1. Освободиться от наваждения

Стрела вонзилась в глинобитную стену прямо над головой Харальда Хаммаршельда. Он еле успел увернуться.

Затем последовала автоматная очередь. Шведский дипломат рухнул на пол глинобитной хижины, стараясь не дышать.

Пули между тем методично крошили стену прямо над ним, осыпая его кусочками ссохшейся глины, соломы и какого-то мусора.

Это было ужасно. Но для Южного Судана это было вполне обычно. Еды в стране было мало, и когда шведские дипломаты привозили гуманитарные поставки еды, нередко возникали перестрелки. На памяти Харальда это была уже пятая. Или шестая? Кажется, он сбился со счета…

Он обхватил голову руками и вжался лицом в пол, молясь, чтобы пули проскочили мимо. И стараясь больше ни о чем не думать.

Дома, в Швеции, трудно было представить себе, что в современном мире люди могут так воевать и убивать из-за еды. Особенно на фоне битком набитых едой супермаркетов…

"Впрочем, — подумал он, — разве у нас не было чего-то похожего — пусть и отдаленно — во время последнего коронавирусного локдауна? Когда людям запретили выходить из дома без вящей необходимости, а супермаркетам — отпускать продукты питания свыше положенной нормы? Сразу же исчезли все макароны и консервы, а кое-где в Стокгольме и в Гетеборге и в Мальме люди и вовсе дрались из-за банки сардин, вырывая ее друг у друга из рук и стараясь положить в свою тележку".

Благополучие людей, которое когда-то казалось безграничным, держалось на самом деле на тоненькой ниточке. И стоило тому же ничтожному вирусу вмешаться в судьбы человечества, как вдруг выяснилось, как же все на самом деле хрупко. Самолеты перестали летать, корабли — бороздить просторы океанов, испуганные люди заперлись по домам и никуда не выходили, бабушки не встречались с внуками, матери — с детьми. Даже влюбленные пары были годами разъединены и не могли встретиться, хотя жили на соседних улицах или в соседних городах! А что творилось на государственных границах? Сколько стран не впускали своих же граждан, боясь, что те могут заразить их привезенным откуда-то штаммом коронавируса — то ли бразильским, то ли британским, то ли каким-то еще? Так не могли попасть к себе домой десятки тысяч австралийцев, израильтян, эквадорцев. Им просто говорили — ждите где хотите, мы вас все равно не пустим. А что случилось на границе Англии и Франции под Новый год, когда перекрыли Евротоннель и все паромные переправы, и в тех же магазинах случился продовольственный коллапс, когда рыба из Шотландии не могла попасть во Францию и Испанию, а испанские овощи и фрукты — в Великобританию? В тот момент он как раз был в Южном Судане, и, как ни удивительно, там было меньше проблем с едой и с логистикой, чем на континенте.

Да, человечество взвесило себя на весах истории, и его вес оказался, мягко говоря, далек от идеала. Люди, покорявшие Северный и Южный полюс, не боявшиеся летать в космос и на Луну, опускаться на дно океана в Марианскую бездну, где на них давил столб воды высотой чуть ли не в десять километров, оказались невероятными паникерами. И боялись даже приблизиться друг к другу без масок и перчаток и защитных костюмов — несмотря на то, что еще вчера сидели плечом к плечу или вообще обнявшись на многотысячных футбольных стадионах и концертных площадках, слушали выступления U2 на открытом площадках и подпевали в миллион глоток, не боясь, что кашель соседа убьет тебя.

Сложно даже представить, что все это было, было на самом деле, и что недавние фотографии и видеозаписи, показывающие счастливые массы людей, болеющих вместе за футбол или хоккей, поющих песни популярных рок-групп, посещающих стадионы Олимпиады или выстроившихся вдоль дорог во время"Тур де Франс"или"Джиро д'Италия" — не миф, а реальность.

"А как лезли тысячи немцев через Берлинскую стену, чтобы обняться со своими соотечественниками в Западном Берлине, по ту сторону стены, без всяких масок и перчаток и социальной дистанции, — пронеслось в голове шведа. — И как бы негодовали сейчас люди из немецкого Института Роберта Коха, если бы они увидели такое сейчас. Даже если бы эти люди надели по две предписанные маски, это их не спасло бы — берлинская полиция всех бы забрала в участок за нарушение противоэпидемических правил".

Несмотря на то, что пули выбивали барабанную дробь у него над головой и он был на волосок от смерти, дипломат не мог сдержать улыбки. Только сейчас люди, наверное, поняли, в какое же счастливое время они совсем недавно жили, когда можно было путешествовать и общаться без всяких ограничений. Ехать, куда хочешь, смотреть, то хочешь, и улыбаться кому хочешь.

Где-то вдалеке, начал ухать крупнокалиберный пулемет. Его отрывистые звуки были грозными, как рев разъяренного слона. Крупнокалиберными пулеметами были оснащены правительственные войска. Харальд видел несколько раз такой пулемет в действие — он просто превращал в пыль то, что оказывалось у него на пути. Стены домов, деревья, машины — разлетались буквально на клочья.

Стрельба крупнокалиберного пулемета все приближалась, и автоматные очереди над головой Хаммаршельда внезапно стихли. Затем он услышал бешеный топот ног и визг автомобильных шин. Мародеры в панике удирали. Никто не хотел оказаться на пути пуль, выпущенных из крупнокалиберного пулемета. Жизнь была дороже — дороже даже бесплатной ворованной еды.

Он смог наконец перевести дух. На этот раз, слава Богу, обошлось. Помощь подоспела вовремя.

— Погода действительно сошла с ума, — пробормотал Харальд Хаммаршельд и бросил взгляд на термометр, установленный на крыше соседнего здания. Он застыл на отметке плюс 35 градусов. — Чтобы в мае в Стокгольме было столько!

И все же это не шло ни в какое сравнение с Суданом. Там в это время столбик термометра не опускался ниже отметки в 45 градусов. К тому же в Стокгольме вокруг повсюду была вода: озеро Меларен, находившееся на западе шведской столицы, сливалось с заливом Сальтшен и с Балтийским морем на востоке, опоясывая Стокгольм чудесным прохладным кольцом, а вот когда Всевышний создавал Судан, то он, кажется, просто забыл про воду. Харальд не смог сдержать гримасы. Если когда-нибудь в Судане появится вода и голые, лишенные какой-либо растительности пустыни зазеленеют, он будет готов снова поверить в чудо — как когда-то в далеком детстве.

Харальд Хаммаршельд, 30-летний высокий, светловолосый и голубоглазый шведский дипломат припарковал машину на стоянке напротив министерства иностранных дел Швеции, красиво выложенной по краям натуральными гранитными валунами. В ближайшем фонтане с гиканьем блаженно плескались ребятишки. Представить такое в Судане было просто нереально. Воду в этой стране добывали только при помощи опреснительных установок, и она была драгоценной. Просто так лить воду в чашу фонтана из пасти вот такого, например, бронзового тритона жители Судана посчитали бы явным кощунством."И были бы абсолютно правы", — подумал Хаммаршельд, заходя под мраморные своды парадного входа министерства.

Стоявший у входа охранник покачал головой:

— Ну и загар же у вас, господин Хаммаршельд. Вы больше похожи на бедуина, чем на уроженца провинции Вермланд. — Он пристально вгляделся в лицо Харальда и сочувственно проронил: — Там, в Судане, должно быть, было жарко?

— Во всех смыслах, — пошутил Харальд.

— Я понимаю, — кивнул широкоплечий охранник, лицо которого также неуловимым образом хранило следы нездешнего загара. — Я ведь прослужил три года в миротворческих силах ООН в Западной Сахаре. И под конец мечтал лишь об одном — когда-нибудь оказаться дома, в Швеции. — Он сокрушенно вздохнул: — Но мне порой кажется, что я и не уезжал из Сахары. Особенно — когда стоит такая погода, как сейчас. — Он скользнул взглядом по лицу Харальда: — Или это вы привезли ее с собой из Судана?

— Типун тебе на язык, Йохан, — бросил Хаммаршельд и пошел к лифту.

Через минуту украшенный огромными зеркалами в вычурных бронзовых рамах лифт вознес Хаммаршельда на четвертый этаж. Ставя привыкшие к ходьбе по раскаленному песку суданской пустыни ноги чуть шире, чем того требовал идеально-гладкий дубовый паркет, Харальд зашагал по хорошо знакомому коридору.

Приблизившись к массивной деревянной двери с вытертой медной ручкой, Хаммаршельд на какое-то неуловимое мгновение замер, а затем решительно вошел вовнутрь.

Руководитель Департамента стран Африки Ингмар Альберг, встав из-за громоздкого, как корабль, письменного стола, радушно улыбаясь, шагнул Харальду навстречу:

— Рад видеть тебя живым и здоровым, дружище. — Он обнял Харальда за плечи. Альберг происходил из рода потомственных лесорубов, поэтому сила его объятий была ощутимой. — Руководство министерства оценило твою деятельность в Судане, Харальд. Ты высоко держал шведский флаг. Особенно — в Дарфуре. Продемонстрировал всему миру, как надо заботиться о беженцах, что значит реально помогать им. Спас от гибели, наверное, тысячи людей.

— Я был там не один.

— Но ты был одним из лучших в международной дипломатической и гуманитарной команде. Благодаря этому авторитет Швеции как страны, которую по-настоящему заботят проблемы в самых далеких уголках планеты, вырос еще больше. Об этом мне говорили даже в парламенте.

— Спасибо…

— Мы все, конечно, понимали, как ты устал. Но заменить тебя было некем. Особенно в тот момент, когда в Дарфуре начались вооруженные стычки.

— Я это понял, — вздохнул Харальд и невольно провел рукой по обожженному суданским солнцем лицу.

— Нам и здесь было нелегко, — со значением произнес Ингмар Альберг. — Ты же понимаешь, сколько подводных камней и течений приходится преодолевать, чтобы организовывать реальную гуманитарную помощь Африке. — Он улыбнулся: — Что же касается тебя, то мы решили отправить тебя в тихое, по-настоящему спокойное, а главное, прохладное место, где ты сумеешь, наконец, отдохнуть от палящего суданского солнца. Ты поедешь первым секретарем нашего посольства в Дании. — Альберг улыбнулся: — Это — самая прохладная страна на Балтике. Даже сегодня, например, температура воздуха в Копенгагене — ровно двадцать градусов.

— Двадцать градусов? — Хаммаршельд даже растерялся. — Господи, да это действительно прохладно!

— Ну вот, — просиял довольный Альберг, — я рад, что тебе нравится твое новое назначение. — Он потрепал Харальда по плечу: — Поверь, мы все здесь очень переживали за тебя, когда ты был там, в Судане. Мы гордились тобой — ты проявил себя молодцом. Надеюсь, тебе будет хорошо в Дании. И ты там по-настоящему отдохнешь и придешь в себя. — Он внимательно посмотрел на Харальда: — Когда ты сможешь выехать в Копенгаген?

Харальд неожиданно смутился. Отведя глаза, он еле слышно пробормотал:

— Я готов поехать хоть завтра. Но… мне хотелось бы сначала узнать, поедет ли со мной Астрид.

Ингмар Альберг потер сильный, словно вырубленный из цельного куска гранита подбородок, доставшийся ему в наследство от его предков-викингов:

— Ты имеешь в виду Астрид Валленберг?

Харальд кивнул.

Ингмар Альберг через весь стол перегнулся к нему. При этом на пол слетел последний доклад парламентской комиссии по Кипру, но Альберг не обратил на это внимания:

— Харальд, ты хочешь узнать, поедет ли Астрид с тобой в Копенгаген, но сам говоришь об этом без всякой радости. Ты уверен, что она действительно нужна тебе? — Он не сводил с лица Хаммаршельда пристального взгляда. — И в Копенгагене, и вообще?

Харальд смутился.

— Ингмар, я думал о ней все время, что был в Судане. И теперь, когда я, наконец, в Стокгольме, я просто не могу уехать, не объяснившись с ней.

— Значит, ты все-таки ее любишь? — нахмурился Альберг.

— Выходит, люблю, — с вызовом ответил Харальд.

В просторном кабинете Альберга воцарилась тишина. Пружинисто поднявшись из-за стола, начальник африканского департамента подошел к окну. Его взгляд скользнул по серебрящейся водной глади залива Сальтшен, рассеянно задержался на громадном комплексе зданий Университета, который казался одним огромным гранитным уступом. Прищурившись, Альберг бросил через плечо:

— Насколько я понимаю, ее сейчас нет в Стокгольме.

Харальд опустил голову:

— Она в Швейцарии. Астрид с самого начала не захотела ехать со мной в Судан. А через полгода ей предложили поработать в Представительстве Швеции при Европейском отделении ООН в Женеве. И теперь она там.

— И что же ты собираешься делать?

— Не знаю, — с затаенной болью произнес Харальд Хаммаршельд.

— Послушай, Харальд… — Альберг тяжело посмотрел на него. — А может, тебе лучше было бы все-таки забыть о ней? — Но, наткнувшись на полный страдания взгляд Харальда, он осекся, а потом решительно покачал головой: — Ладно, друзья для того и существуют, чтобы выручать в тяжелых ситуациях. Попробуем сделать так, чтобы Астрид оказалась здесь, в Стокгольме. — Он снял трубку телефона и быстро набрал номер своего коллеги, директора Департамента международных организаций.

— Карл, у тебя в Женеве работает одна сотрудница, Астрид Валленберг. Ты не мог бы вызвать ее сюда на пару-тройку дней? Что значит сложно? Ах ты, бюрократ чертов! Придумай что-нибудь, это очень важно. Ничего не приходит в голову? А как насчет того, чтобы, например, отправить ее сопровождать дипломатическую почту? Кто-то ведь должен возить ее, в конце концов? Так пусть на этот раз это будет она. — Альберг послушал своего собеседника еще несколько мгновений, а потом раздраженно бросил: — Карл, ей-Богу, я бы не стал беспокоить тебя, если бы это действительно не было важно. Ты считаешь, что это невозможно? Ну хорошо, когда-нибудь я точно так же отвечу на твою просьбу…

Он швырнул трубку на рычаг и всем корпусом повернулся к Харальду:

— Я сделал все, что мог. Но ты сам видишь… — Альберг помолчал и осторожно взглянул на Хаммаршельда: — Значит, твой отъезд в Копенгаген откладывается?

— Я должен… увидеть ее, — еле слышно прошептал Хаммаршельд.

Альберг некоторое время молчал. Потом, с трудом сдерживая себя, деланно спокойным голосом заговорил:

— Ну что ж, тогда…

На его столе громко затрезвонил телефон. Директор Департамента схватил трубку, не очень-то вежливо рявкнув:

— Да!

Мгновение спустя его лицо просветлело. Улыбаясь, он повернулся к Харальду:

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты родился в рубашке?

— Не понимаю… — удивился Хаммаршельд

— Она приезжает в Стокгольм завтра. Карл Нордстедт все уладил. — Альберг пристально посмотрел на Харальда и, понизив голос, проговорил:

— Остальное зависит от тебя.

Харальд Хаммаршельд бросил нервный взгляд на часы. Где же все-таки лучше купить цветы — прямо здесь или уже в аэропорту?"А вдруг в аэропорту их раскупят, — пронеслось у него в голове. — И что тогда?"

Он резко бросил машину к обочине. Водители, следовавшие сзади, возмущенно загудели — своим маневром он едва не создал аварийную ситуацию.

— Извините, — обращаясь неизвестно к кому, пробормотал Харальд и выскочил из машины.

Через минуту он вернулся к своему синему"Вольво"и бережно положил на заднее сиденье огромный букет роз. Они немедленно заполнили салон автомобиля своим сильным ароматом и, когда Харальд подъехал к зданию столичного аэропорта"Арланда", у него даже немного кружилась голова. Хотя, может быть, это было все-таки от волнения?

Протиснувшись к гигантскому электронному табло, он отыскал взглядом рейс"SAS"из Женевы. Самолет должен был приземлиться буквально через пару минут. Слава Богу, он не опоздал…

В ожидании Астрид Харальд принялся мерить шагами зал ожидания прилета. Он был полон людьми, возбужденными, торопящимися. Лавируя сквозь эту толпу, прибывшие пассажиры пытались протолкнуть к выходу свои тяжело груженые тележки с багажом. Но Харальд словно не видел всего этого. Он думал только об Астрид. Зал ожидания, аэропорт, да и весь мир перестали существовать для него. Сжимая в руках цветы, он смотрел в одну точку — на отделанный сверкающим белизной мрамором проход, из которого она должна была появиться.

По проходу густой толпой двигались смуглые бородатые мужчины в сикхских тюрбанах, женщины в ярких сари — видимо, прилетел рейс из Индии. Но где же она? И вдруг Харальд увидел ее. В строгом светлом костюме, с черным чемоданчиком в руке, высокая, светловолосая и синеглазая, как и сам Харальд, Астрид стремительно шла по проходу, глядя прямо перед собой.

Сердце Харальда на миг замерло — и тут же бешено заколотилось.

— Астрид! — закричал он и бросился к ней.

Женщина остановилась, их глаза встретились.

— Что ты здесь делаешь? — голос Астрид Валленберг звучал строго.

— Пришел встретить тебя. С приездом, Астрид! — Он протянул ей цветы.

Она неожиданно отступила на шаг назад.

— Ты с ума сошел! Я прилетела с важной дипломатической почтой. Ее надлежит немедленно доставить в министерство. Убери свои цветы и не мешай мне, пожалуйста!

— Но…

— Ты что, не понимаешь? Я не имею права задерживаться.

Харальд опешил. Сказать или не сказать ей, как Ингмар Альберг звонил своему коллеге, предлагая придумать какой-то способ вызвать Астрид из Женевы, и как потом сошлись на том, что ей поручат привезти в Стокгольм ближайшую диппочту? Что всего это вообще не было бы, если бы он сам не заявил, что не поедет в Копенгаген, не поговорив с ней?

— Я спешу, Харальд! Меня ждет машина! — нетерпеливо воскликнула Астрид.

Харальд шагнул в сторону. Астрид тут же направилась к выходу — большими, стремительными, почти мужскими шагами. Преодолев мгновенное замешательство, Харальд Хаммаршельд бросился вслед за ней:

— Астрид!

— Что? — не оборачиваясь, бросила она.

— Можно пригласить тебя вечером в ресторан?

— Не знаю, Харальд. — Она досадливо махнула свободной рукой: — Давай созвонимся… потом.

На специальной стоянке рядом со зданием аэровокзала Астрид ждал черный"Вольво"с миниатюрной эмблемой министерства иностранных дел. Астрид Валленберг села в машину и она тут же сорвалась с места, направляясь к центру Стокгольма.

Растерянный Харальд, сжимая в руке букет, смотрел ей вслед. Ему удалось совершить почти чудо, сделав так, что Астрид прибыла в Стокгольм. Но только, похоже, это было напрасно…

Чувствуя, как его ноги налились противной свинцовой тяжестью, он направился к собственной машине. В этот момент в его кармане запищал мобильный телефон. Нажав на зеленую клавишу, он услышал голос Альберга:

— Ну как, Харальд, встретил ее? Мне сказали, что все прошло по плану и она прилетела в Стокгольм.

— Встретил. — Голос Харальда дрожал. — Но только…

— Что?

— Она даже не захотела разговаривать со мной. Даже не посмотрела на цветы, а сразу умчалась в МИД. С этой чертовой дипломатической почтой, — с горечью произнес он.

В трубке повисла тишина. У Харальда даже пронеслась мысль, что Альберг неожиданно отключился.

— Я ведь предупреждал тебя, — услышал вдруг Харальд его голос. — Все так и получилось.

Хаммаршельд с такой силой сжал трубку мобильника, что он, казалось, даже чуть хрустнул. Альберг был прав.

— Я позвоню тебе попозже, — хрипло проговорил Харальд. — Извини. — И, торопливо отключив связь, прыгнул в машину и помчался в сторону Стокгольма.

Когда Харальд Хаммаршельд подъехал к зданию МИДа, половина окон в нем была погашена — рабочий день закончился, и служащие уже расходились по домам. Он вылез из машины с букетом в руках и принялся ждать. Наконец, через полчаса он увидел стройную спортивную фигуру Астрид Валленберг. Пересекая замощенную булыжником небольшую площадь, Харальд направился прямо к ней.

— Астрид, — воскликнул он, — я все-таки… — И протянул ей букет.

Девушка казалась немного раздосадованной. Наконец, она взяла розы.

— Ну так как, ты свободна сегодня вечером? Мы пойдем в ресторан? — Он попытался улыбнуться.

Глаза девушки смотрели на него поверх цветов. В них читалась странная смесь удивления и любопытства.

— В какой ресторан? — с трудом выдавила она после довольно продолжительного молчания.

— В тот, на который указывает наш король Карл XII.

— Король указывает на какой-то ресторан?! — изумилась девушка. — Ты не шутишь?

— Нисколько! Ты только вспомни его статую рядом с Национальной Оперой. Долгое время считалось, что Карл XII указывает рукой на восток, в сторону России — туда, где он проиграл сражение под Полтавой. Но совсем недавно дотошные историки решили проверить это и выяснили, что указующий перст монарха направлен на ресторан"Сведенборг" — кстати, один из лучших в столице.

Астрид фыркнула:

— Бьюсь об заклад, за этим"исследованием"стоят хозяева ресторана!

— Но тебя можно пригласить туда? — поинтересовался Харальд.

Астрид скосила глаза на наручные часики.

— Во сколько?

— Когда тебе удобно…

— Давай ровно в девять, Харальд, — сказала она. — Только не опаздывай, хорошо?

— Я не опоздаю, — пообещал он.

Подъезжая к своему дому на Нобельсгатан, Харальд был вынужден затормозить: улица оказалась неожиданно сужена, напротив его дома было припарковано сразу несколько грузовых машин, бегали рабочие с длинными алюминиевыми лестницами, суетились какие-то люди в синих спецовках. Харальд высунулся из машины:

— Что здесь происходит? Освободите, пожалуйста, проезд!

Заметив его машину, один из грузовиков тут же сдал назад. Дорога освободилась.

— Извините нас, пожалуйста, — подбежал к Харальду один из рабочих. — Немного не рассчитали. Приходится перевозить столько вещей!

— А что тут стряслось?

— Один ресторан уезжает, а на его место переезжает новый. — Рабочий махнул рукой на дом, находящийся на противоположной стороне улицы. — "Багдадский дворик"закрылся. Теперь на его месте будет другое заведение.

— Какое же? — удивился Харальд Хаммаршельд.

— Ресторан"Копенгаген", — с виноватой улыбкой ответил рабочий.

Харальд Хаммаршельд вдруг расхохотался, чем поверг рабочего в немалое изумление."А ведь это хорошая примета! Ресторан"Копенгаген"открылся прямо напротив моего дома. Значит, все у меня получится — я поеду в Копенгаген, и не один!"

Бросив машину на стоянке перед домом, он, игнорируя лифт, взбежал к себе на пятый этаж. На коврике перед дверью лежали какие-то счета — Харальд, не читая, сгреб их в охапку и вошел вовнутрь. Сейчас ему было совсем не до счетов.

Он прошел в гостиную и, не раздеваясь, взял фотографический альбом, который лежал на каминной полке.

Самой первой в этом альбоме была их совместная фотография. Его и Астрид. Харальд на мгновение закрыл глаза. Он прекрасно помнил день, когда был сделан этот снимок. Это случилось на следующий день после их знакомства. Тогда они пошли прогуляться в"Миллесгорден" — огромный парк на острове Лидинго, который когда-то располагался на северо-востоке Стокгольма, а сейчас стал чуть ли не его центром. Весь парк был заполнен выдающимися скульптурами Карла Миллеса. Перед одной из них,"Человек и Пегас", они и сфотографировались. Эта фотография, к сожалению, не смогла запечатлеть того, что последовало за ней: поцелуя — самого упоительного в жизни Харальда. Он до сих пор помнил вкус губ Астрид в тот день, чувствовал овевавший их аромат пионов, которые росли прямо напротив, и тончайший, еле уловимый запах духов Астрид"Forever and ever"от Christian Dior.

Потом они ужинали в ресторане; после катались на Колесе обозрения, глядя сверху на залитый огнями Стокгольм. А потом…

Эту ночь он не забудет никогда. Она была исполнена страсти и огня, бесконечной неги и нежности, которые дарила ему Астрид.

Но куда все это делось потом — через три месяца, когда он стал собираться в Судан? Почему она вдруг охладела к нему? Или ему померещилось это?

— В чем же все-таки дело? — вырвалось у Харальда.

Астрид никогда прямо не говорила ему, что произошло. Просто их встречи стали все реже и реже… потом она вдруг засобиралась в командировку в Женеву… а когда он уехал в Дарфур, а она — в Швейцарию, то их телефонные звонки стали такими редкими и короткими по времени, что было совсем непонятно: они были когда-то любовниками или ему это только почудилось?

Харальд стиснул кулаки. Накануне отъезда из Судана он специально звонил ей. Спрашивал, сможет ли она встретить его. Приедет ли она вообще в Стокгольм. Тогда Астрид заявила, что у нее слишком много работы, что она буквально ни на день не может оторваться от своих обязанностей в миссии. Конечно, он не поверил ей. Дело было не в работе, совсем нет… Но вот теперь она здесь.

"Без нее я не поеду в Копенгаген. Вообще никуда", — сорвалось с его губ. Ему казалось, что он любил эту девушку, что в ней жила половинка его души. Ведь они были близки, им было хорошо вместе! Как и он, Астрид любила стихи Лундквиста и наизусть цитировала целые строфы из его сборника"Обнажённая жизнь". Харальд вторил ей, подхватывая. Невозможно забыть все это. Невозможно похоронить все это, объявив, что это принадлежит одному лишь прошлому.

— Что же все-таки произошло? Почему она стала избегать меня? — еле слышно вымолвил он.

Может быть, он чем-то оскорбил девушку, сам не ведая того, обидел ее? Нет, он всегда вел себя с ней предельно тактично, бережно. Иначе и быть не могло — ведь он любил ее. Что же тогда случилось? Или это были обычные женские капризы, и Астрид хотелось, чтобы он просто подольше ухаживал за ней? Женщины ведь так любят интригу, любят держать мужчин в подвешенном состоянии,"проверять"их чувства.

Лицо Харальда окаменело. В любом случае, все должно было решиться сегодня вечером. Но то, что прямо напротив его дома открылся ресторан"Копенгаген", было отличным предзнаменованием.

Харальд Хаммаршельд закрыл глаза, и сладостные видения того, что произошло несколько лет назад в"Садах Миллеса", стали вновь проноситься перед его внутренним взором.

Харальд пришел в ресторан за пятнадцать минут до назначенного времени. Осмотревшись, занял столик в уютной глубине зала, у стены, на которой висела картина, изображавшая легендарного короля Густава I Вазу. Король стоял на одной из башен замка Упсалы, который он построил, не ведая, что несколько столетий спустя этот замок превратится в одну из главных туристических достопримечательностей, и будет приносить его стране огромную прибыль, которая с лихвой окупит все немалые затраты на сооружение замка. За широкой спиной короля-строителя развевался шведский флаг — золотой крест, разделяющий на четыре части небесную синеву полотнища.

— Вы будете что-нибудь пить перед ужином? — обратился к Харальду вышколенный официант.

Харальд едва заметно усмехнулся. В Судане он практически ежедневно принимал несколько порций джина — самое лучшее профилактическое средство от буйствовавшей в тех краях малярии. Порой просто полоскал джином рот, словно водой. Если перевести на ресторанные порции, то он, наверное, напился джина на всю оставшуюся жизнь."А вот какой-нибудь хороший коктейль был бы в самый раз", — пронеслось в голове Хаммаршельда. Он спросил официанта:

— Ваш бармен умеет делать хорошее дайкири?

— Наш бармен — кубинец, — закатил глаза официант. — Он делает дайкири по рецепту, которым восхищался сам Хемингуэй, когда жил на Кубе.

— Отлично, — кивнул Харальд.

Несколько минут спустя он уже сидел с запотевшим бокалом в руках, в котором плавали мельчайшие крошки льда и лимон. От бокала поднималось в воздух терпкое, ни с чем ни сравнимое благоухание настоящего дайкири — сдобренного к тому же щепоткой мяты, придававшей ему особенный вкус свежести. Но странно — даже этот замечательный коктейль не смог привести Харальда в благодушное настроение. Чем ближе приближалось время к девяти часам, тем большую нервозность он испытывал. Виной тому была Астрид. Что она скажет ему, как поведет себя с ним?

— Привет, — неожиданно услышал он над самым ухом.

Харальд Хаммаршельд торопливо вскочил на ноги. Погруженный в свои мысли и переживания, он даже не заметил, как она вошла в ресторан.

— Потрясающе! — только и вымолвил он, окинув ее восхищенным взглядом.

Астрид выглядела ослепительно в вечернем, льнущем к телу платье от Джона Гальяно — темно-синим, с глубоким вырезом и золотыми пуговицами. Высокий разрез открывал левую ногу едва ли не до бедра. На ней были синие изящные босоножки на высоком каблуке.

Судя по улыбающимся глазам Астрид, было видно, что комплимент ей понравился.

— Извини, что я чуть не помешал тебе там, в аэропорту…

Девушка отмахнулась:

— Не стоит вспоминать! Ты тоже не сердись на меня, Харальд: ты же знаешь, как все волнуются, когда приходится доставлять дипломатическую почту. Все-таки за ней может охотиться кто угодно, а мы, дипломаты — вовсе не профессиональные охранники. — Она чуть сжала его руку: — Извини!

Харальд почувствовал, как лед, который словно сковывал его изнутри, начал оттаивать. Астрид казалась сейчас такой близкой, такой желанной…

Но вот она опустилась на стул напротив него, и он с видимой неохотой повернулся к карте.

— Что ты предпочитаешь — рыбу или мясо?

— Рыбу, — улыбнулась девушка. — Честно говоря, я наелась мяса в Женеве. Несмотря на то, что город расположен на озере, там все почему-то предпочитают мясо.

— Тогда — выбирай. — Харальд Хаммаршельд протянул ей карту. — А я доверюсь твоему выбору.

Астрид, недолго думая, выбрала черного тунца с устричным соусом, черным рисом и белым трюфелем.

— А вот выбрать вино, — она улыбнулась, — я хотела бы предложить тебе. Все-таки вы, мужчины, лучше разбираетесь в этом.

Харальд пробежал глазами карту вин.

— Мне кажется, что к рыбе идеально подошло бы светлое бордо.

— Ты уверен? — лукаво посмотрела на него Астрид.

Харальд вздохнул:

— Знаешь, при каких обстоятельствах мне довелось попробовать это вино? Его выставил на свой день рождения один парень из французской организации"Врачи без границ", работавший вместе со мной в Дарфуре. Жара стояла — градусов сорок, а из еды он смог раздобыть только рыбу, выловленную где-то неподалеку в верховьях Нила."Неподалеку"означало то, что примерно сто километров ее везли на грузовике по пустыне. Так вот, — со значением посмотрел на Астрид Харальд, — с этим вином даже эта рыба показалась нам вкусной.

Астрид отвернулась.

— Злишься, что меня не было рядом с тобой в Судане? — тихо произнесла она. — Но ведь я с самого начала сказала тебе, что ни за что, ни при каких обстоятельствах туда не поеду!

— Нет, я не злюсь, Астрид. Хотя, признаюсь, в самом начале мне было очень тяжело. — Он крепко сжал ее руку: — Но зато сейчас ты можешь поехать вместе со мной совсем в другое место — в Копенгаген! Ну как? — Глаза Харальда сияли, он с надеждой смотрел на девушку.

— Ваш заказ, — не вовремя прервал их официант.

Пока он ловко расставлял на столике тарелки с едой, и Харальд, и Астрид молчали. Когда же официант ушел, Астрид принялась за еду. Ловко орудуя вилкой и ножом, она, не глядя на Харальда, пробормотала:

— Значит, тебя все-таки направляют на работу в Данию… Поздравляю!

— Это все в награду за мои африканские труды. — Он пристально посмотрел на нее. — Но ты не ответила на мой вопрос. Ты хотела бы поехать со мной в Копенгаген? — Харальд Хаммаршельд улыбнулся: — Копенгаген — это не Хартум и не Дарфур.

Астрид отложила вилку, аккуратно вытерла губы краем салфетки.

— Харальд, ты же прекрасно понимаешь: дело не только в географии.

Хаммаршельд почувствовал, как в его груди нарастает неприятное жжение.

— Не только в географии? — словно робот, повторил он. — А в чем же еще?

Астрид пристально посмотрела на Харальда своими красивыми синими, как яркое небо, глазами:

— Ты считаешь, мы действительно подходим друг другу, Харальд?

— Я люблю тебя, Астрид, — вырвалось у него прежде, чем он успел подумать. — Все время, что я был в Судане, я думал о тебе, о том, как хорошо нам было вдвоем…

— Это было очень давно, — нахмурившись, перебила она.

— Давно? Для меня — совсем недавно.

— Вопрос не в месяцах и годах, Харальд, — бросила она, нервно теребя скатерть. — Дело в том, что все это осталось в прошлом. По крайней мере — для меня.

— Но не для меня, — прошептал он.

— Тем хуже для тебя. — Ее лицо помрачнело. — Почему ты не желаешь смириться с реальностью, Харальд? И принять ее такой, какая она есть?

— Потому что я не могу забыть, как целовал тебя на лужайке перед Университетом. И когда мы ехали на пароходе по заливу. И когда отдыхали в Лапландии и фотографировали стада оленей и лосей. — Он до боли сжал кулаки, — Такое не забывается, Астрид. — Он нежно коснулся ее руки: — Я хочу, чтобы ты стала моей женой — и мы вместе поехали в Копенгаген.

— Женой? — эхом откликнулась она. Казалось, она была потрясена.

— Я не успел сделать тебе предложение перед тем, как улетел в Судан. К тому же ты была… не в настроении. А сейчас я говорю тебе: я люблю тебя, Астрид. И хочу, чтобы ты стала моей женой.

Астрид Валленберг опустила глаза.

— Боюсь, что это — невозможно, Харальд. Ты только мучаешь и меня, и себя.

— Я… мучаю тебя?!

— Поезжай в Копенгаген, Харальд, — взмолилась Астрид. — Найди там себе другую. И будь счастлив. Я искренне желаю тебе счастья с другой.

— Я не смогу быть счастливым ни с кем, кроме тебя, — глухо произнес Харальд Хаммаршельд.

— Наша любовь в прошлом, Харальд, — почти простонала девушка. — Почему ты не хочешь понять? — Она с вызовом посмотрела на него. — Сколько все это продолжалось, Харальд? Всего три месяца. А потом ты уехал…

— Но я думал о тебе! Я звонил тебе!

— И ты ничего не почувствовал?

У Харальда внезапно перехватило дыхание.

— Что я должен был почувствовать? — медленно произнес он.

— Ну… что… я… что у меня… У меня появился другой мужчина, Харальд, — глухо проговорила Астрид, явно избегая смотреть ему в глаза.

Харальд Хаммаршельд побледнел.

— Ты впервые говоришь мне об этом, — тихо произнес он.

Она вдруг стукнула кулачком по столу:

— Пойми: то, что когда-то было между нами, осталось в прошлом. А сейчас я живу другой жизнью — и хочу жить только ею!

— Но почему?

— Потому что мы не подходим друг другу, Харальд. И никогда не подходили, — отрезала девушка. — Я это поняла сразу — как только ты умчался в свой Судан.

По лицу Хаммаршельда промелькнула странная усмешка:

— Значит, во всем виноват Судан?

— Судан — это как увеличительное стекло. В нем отразился твой идеализм, твое безрассудство, твое желание рисковать. Ты ведь такой, не правда ли, Харальд? Вот почему ты поехал в Судан и так долго оставался там. Тебе нравилось быть там!

— Там было очень тяжело, Астрид. И это был мой долг — оставаться там и помогать людям. Помогать несчастным жителям Дарфура. Ведь больше никто не желал и не хотел им помочь — и меньше всех их собственное правительство. — Харальд Хаммаршельд беспомощно развел руками: — Разве ты не знаешь об этом? Ты ведь работаешь в ООН, в Женеве! Неужели вы не обсуждаете эти проблемы у себя на заседаниях каждый день?

— Обсуждаем! И выделяем деньги на их решение! — Голос Астрид громко звенел. К ней уже стали невольно прислушиваться некоторые посетители ресторана"Сведенборг". — Но только работают в Судане совсем другие люди. Они работают и в Судане, и в Восточном Тиморе, и в Либерии, где который год идет гражданская война, и в Афганистане, где стреляют и взрывают мины и постоянно гибнут люди, работают в Западной Сахаре и еще в десятке мест на земле, куда бы лично я никогда и ни за что не поехала! А они — едут, потому что им там — нравится. Эти люди — такие, как ты, Харальд: они не могут жить без риска, без опасностей. У некоторых из них есть семьи, у некоторых семей нет, но их объединяет одно: на свои семьи им, в принципе, глубоко наплевать. Их интересуют только опасности и только тот адреналин, который они получают, встречая их.

— Впервые слышу о такой теории… — Харальд просто оторопел.

— Очень жаль! Значит, ты просто никогда не изучал — или просто не хотел изучать историю. Ведь и в прошлом постоянно появлялись такие люди. Те, которым не сиделось дома, и которых тянуло в дальние края — особенно туда, где было опасно, где было нестабильно, где проливалась кровь. Викинги, крестоносцы, конкистадоры, пираты — все это была одна и та же порода людей. У них было множество лиц и профессий, но одно нутро. То, которое есть у тебя. То, которое не позволит создать с тобой нормальную семью. Потому что тебя постоянно будет тянуть куда-то. Туда, где стреляют, где опасно, где лихорадка, где чума, где не знаю еще что… Ты не способен к стабильной жизни, Харальд, и это надо признать. А я — другая. — Она вымученно улыбнулась. — Поэтому нам лучше всего расстаться. Это фактически и произошло. А теперь, когда ты поедешь в Копенгаген…

— Сейчас я, наверное, уже никуда не поеду, — глухо перебил он ее.

— Ты сумасшедший, Харальд, — протянула Астрид. — Сумасшедший. Кому-то это, может быть, и нравится. Но мне — нет.

Харальд посмотрел на нее, потом перевел взгляд на черного тунца с устричным соусом и белым трюфелем. Каким же он был идиотом, пригласив ее в этот ресторан, рассказывая ей о своей любви! Но, наверное, так поступают все мужчины. Им невозможно поверить, что женщины, в которых они страстно влюблены, совершенно не любят их.

— Может быть, дело все-таки не во мне, а в том… мужчине, с которым у тебя сейчас роман? — чужим, каким-то сиплым голосом произнес он.

— Да. — По лицу женщины пробежала нервная улыбка. — Он совсем не похож на тебя.

— Ты любишь его, Астрид? — Забыв о еде, вообще забыв, где он сейчас находится, Харальд Хаммаршельд в упор смотрел на свою бывшую возлюбленную.

— Да, — произнесла после томительной паузы Астрид. — Люблю. — Ее слова упали, как гильотина.

— Понятно. — Харальд встал. — Астрид, все время, пока я был в Судане, я мечтал о встрече с тобой. Только этим я и жил. И вот эта встреча… — Его голос, задрожав, прервался. — Прощай, Астрид. Прощай навсегда!

Харальд направился к выходу из ресторана. Астрид Валленберг, застыв на стуле, смотрела ему вслед."Харальд!" — наконец слабо вскрикнула она. Но он был уже слишком далеко, чтобы услышать ее. Дверь ресторана захлопнулась.

"Ну и дела, — подумал стоявший в уголке вышколенный официант. — Сначала я решил, что это встретились брат с сестрой — так похожи друг на друга эти шведские парень и девушка. А это были любовники, которые расстались прямо на моих глазах. И парень сказал при этом сущую правду: они расстались навсегда…"

Облокотившись о гранитный парапет набережной, Харальд Хаммаршельд бездумно смотрел на раскинувшийся перед ним темный залив. В воздухе не было ни малейшего дуновения. Гряды гранитных утесов, окаймлявшие залив Сальтшен, чье название буквально переводилось как"Соленое море", уходя вдаль, все уменьшались и наконец сливались с изогнутой, как длинная сабля, косой Кунгшольмен. За ней угадывался уже ничем не ограниченный простор Балтийского моря.

Харальд перевел взгляд на Риддарсхольмкиркан — церковь Рыцарского острова, место погребения членов королевской фамилии. В детстве он не раз ходил туда на экскурсии, осматривая вместе с другими школьниками роскошные усыпальницы и древние военные трофеи, которыми была так богата эта старинная церковь. За Риддарсхольмкиркан виднелись изысканные контуры Дроттнингхольма — королевского дворца, выстроенного на острове Дроттнингхольм. В жизни Харальда был случай, когда он побывал во внутренних покоях этого дворца — его специально вызвали туда, чтобы он переводил беседу шведского короля с правителем Лесото. Кажется, это было совсем недавно…

Пальцы Хаммаршельда стиснули край гранитного парапета. По времени, может быть, это было и недавно, но если считать по-другому, то это было давно. В другую историческую эпоху. В ту эпоху, с которой его теперь ничего уже больше не связывало.

Он вытащил из кармана телефон и набрал номер Альберга.

— Ингмар, я готов ехать в Копенгаген, — сказал Харальд, услышав голос директора Департамента.

— Тебе удалось уговорить ее? — не смог скрыть своего удивления Альберг.

— Нет. — Харальд с трудом подавил мучительное чувство. — Наоборот, мне это оказалось не под силу. Поэтому я еду один.

— Все ясно, — протянул Ингмар Альберг. — Ну что ж… думаю, тебе понравится в Копенгагене. Что же касается Астрид, боюсь, все было совершенно бесполезно. Карл сказал мне, что за ней в Женеве вовсю ухаживает советник из французской миссии. То ли маркиз, то ли барон, к тому же очень богатый. А этой девушке, похоже, титулы и богатство нравятся больше всего. Хотя сама она из весьма простой, совершенно демократической семьи. Но, наверное, именно поэтому ей все это так нравится. Мой тебе мой совет — не переживай, Харальд. Астрид не стоит твоих страданий.

— Извини, Ингмар, но этому совету я пока последовать не могу, — прошептал Харальд и выключил телефон.