Лиловая тетрадь

Ольга Евгеньевна Шорина, 2018

"90-е годы искалечили жизнь многим, в том числе и мне", – резюмирует Алина Подсолнухова в своём юношеском дневнике двадцать лет спустя. Очередная книга автора о "мрачном десятилетии", где нет ни рэкетиров с утюгами и паяльниками, ни уличных перестрелок, ни киллеров со снайперскими винтовками, но есть крайняя жестокость и тотальная скотская безответственность, махровым цветом расцветшая в те годы и благоухающая по сей день. Это первый роман автора, не посвящённый нетрадиционным для России религиям. Содержит нецензурную брань.

8 июня 1999,вторник

Вчерашний день оказался очень насыщенным.

Мне же по-прежнему надо безжалостно убивать время! Я очень часто сижу в скверике у нашего Дворца культуры, где такой трогательный памятник А. С.Пушкину работы самого Вячеслава Клыкова!

Я читала «Московский комсомолец», который мы много лет выписываем, о буднях института Склифосовского, как одной девушке, пытавшейся покончить жизнь самоубийством, «удалось убедить врачей», что она ничего такого не хотела, иначе её отправили бы в психушку. Ветер совершенно измял газету, превратив её в безобразный ком.

На мне брюки-стрейч, края штанин я уже совершенно изорвала своими огромными толстыми каблуками, и прошлогодняя кофточка цвета фуксии, очень оживляющая.

Коротая время в пушкинском скверике, я мечтала о какой-нибудь удивительной встрече. И, как говорится, ни одно наше даже самое бесплодное ожидание, не пропадёт даром. Справа ко мне подкрались и спросили:

— Девушка, вы читаете? Я не помешаю?

— Нет.

Это был тип, наверное, уже сорока лет, если не больше. А может, и двадцати девяти, — я плохо определяю возраст. Толстенький, смуглокожий, со взъерошенными, потными волосами, ужасно некрасивый, в поношенной клетчатой рубашке. Не везёт, так не везёт!

— А можно, я с вами сяду?

— Пожалуйста!

— Вы не закурите? Не курите? А я тогда закурю, позволите?

— Пожалуйста!

— А пиво не пьёте?

— Нет.

Не буду врать, что никогда не пробовала лёгкого и тяжёлого алкоголя, но у меня не было друзей, с которыми я могла бы предаваться сим модным занятиям.

— А ведь я к вам пристаю!

— Ну и что? Я ведь уйти могу.

— И правда… — словно сделал великое открытие мой собеседник. — А можно с вами познакомиться?

— А зачем?

Я же нахожусь в очень опасном «изголодавшемся» состоянии, когда на безрыбье и рак — рыба. Хотя рак — очень дорогой и ценный продукт, чего не скажешь о моём новом знакомом.

— Да такая девушка интересная… А мы ничего, мы трахаться сразу не пойдём.

Я, конечно же, испугалась. Но сбежать от него, обнаружив свой страх, я посчитала ниже своего достоинства. Нас же учили ещё в советской школе, что бояться — позор!

— А как вас зовут? — не отставал он.

— Афина!

— Ну, надо же, богиня войны! А я — Аркадий.

Никого ещё не встречала в реальной жизни с таким именем. Да у меня и вообще всегда было очень мало знакомых.

— А кто вы по знаку Зодиака?

— Скорпион.

— Ну, надо же! Роковая женщина!

Говорить с ним было абсолютно не о чем, разговор не клеился.

— И как же нам дальше встречаться?

Я пожала плечами.

— А пойдём сейчас в парк, покурим, выпьем пива!

Я со страху вжалась в ажурную красную скамейку.

— Нет, я не хочу никуда идти. Мне жарко очень.

— Мне тоже жарко.

Тогда я спросила его, чем он по жизни занимается.

— Да вот работаю, — гордо сказал Аркадий.

Тут я не выдержала и сбивчиво, хватаясь то за одно, то за другое, выложила этому типу всю правду о своей работе. Потому что больше же мы не увидимся!

— Так почему же ты работаешь без денег?!! — поразился Аркадий.

— Потому что мне обещают заплатить!

— Запомни: там, где тебе обещают, никогда не заплатят! — грозно сказал он.

— Хорошо, я запомню.

— Так ты что, вообще без денег сидишь? Может быть, тебе одолжить?

Соблазн весьма велик, но я сказала:

— Нет, не нужно.

Опустив низко голову и уставившись в утоптанную, мёртвую землю, Аркаша произнёс таинственно и торжественно, как в театре:

— Афина, ты… ты всё можешь переварить?

— Всё! — тоже как-то ненатурально заверила я его.

— Ведь лучше же сразу всё узнать?

— Да, лучше сразу.

— Афина, ты будешь трахаться?

— Нет.

Мне уже стало смешно.

— А ты когда-нибудь пробовала?

— Нет.

— И неужели тебе не хочется?!!

— Нет.

Просто как в кино на допросе. Будто анкету какую заполняю.

— Не пьёшь и не куришь… Значит, ты — человек одушевлённый?

Наверное, он хотел сказать — «духовный», но вспомнил школьную грамматику: предмет одушевлённый и неодушевлённый.

— Получается, так.

— Но, я же не такой, как другие!

— Мы все — индивидуальные…

Вздох. Аркадий протягивает мне свою противно потную руку, пожимает кончики пальцев:

— Афиночка, всех тебе благ. Я пошёл.

И он скрылся за розовым домом, на пересечении улиц Пушкина и Парковой.

Я посидела ещё немного, чтобы Аркадий меня не выследил. Меня всю трясло.

Мама с детства боялась отпускать меня на улицу, чтобы я ни с кем никуда «не пошла». Я её не понимала. Теперь понимаю. Но я уже столько месяцев провожу на улице, и такое «заманчивое» предложение получаю впервые!

А у входа в сквер ко мне подскочил низенький, с гладким и вытянутым, как кабачок, черепом, мужичок, с маленькими глазками, и похвастался, радуясь, как ребёнок:

— Вот здесь вчера представление пушкинское было, — «Руслан и Людмила». Героев отгадывали. Наину, колдунью, никто не мог угадать, а я подсуетился, и коробку шоколадных конфет выиграл, и мамке отвёз! Здорово?

— Ну да! — поддержала его я.

В подъезде, где партштаб, я уткнулась в закрытую дверь. Приходит Володя Подосиновиков.

— Слушай, возьми анкеты, я спешу.

Это тебе не сегодняшний Аркаша-таракаша из сквера. Высокий, могучий, русоголовый, на машине и при должности. Он проводил опрос на заводе во Фрязино, где работал.

Но…

— У него есть маленький ребёнок! — с восторгом шепчет опоздавшая, как всегда, Коломейцева.

В наше же время это подвиг! Только вот что из них вырастет, этих святых младенцев «переходного периода»?

Подтягиваются Сердюков, девки с Сиреневой, и другой Володя, Кучкин. Все делятся впечатлениями и, конечно, верят, что сделали большое и нужное народное дело. И никто не хочет думать, что нас просто отымели по полной программе.

— Я во Фрянове опросил одного фээсбэшника, — хвалится Володя. — Он видит президентом Жириновского. Наверное, просто слышал, что он тоже военный, а о других ничего не знает.

— Может быть, нам собрать деньги на помощь Югославии? — предлагает Сердюков. — А я мог бы потом отвезти их в посольство.

— Сколько бы мы не собрали, этого всё равно мало! — жёстко говорит Коломейцева. — Сколько у них всего разрушено! Но пусть хоть купят себе поесть.

Конец ознакомительного фрагмента.