Вайнах

Ольга Горбачева

Эта книга о том, что люди друг другу люди, в первую очередь. Высшие существа, способные любить, понимать друг друга, выражать эмпатию. Любовь и дружбу можно встретить даже в самом или неожиданном месте. Человек не может быть врагом другому человеку, но человек всегда может быть другом.

IV

— Веришь в это? Ну, во все такое. В цыганей, ведьм и заклятия? — я тогда первая кажется нарушила молчание. Стефан сидел грустный и говорить вообще не собирался.

— Что же не верить? Всякое бывает. Вон, лаже Лысопед верит, а он все-таки ученый.

— И я верю. Но, главное, что штаны зашили. А то бы стремно совсем было, если б у Лысопеда мать померла. Вроде как старая уже, да больная. А убийцы все равно мы получается.

— Надо от этих цыганей подальше держаться. А то мало ли что они еще могут наговорить…

Стефан опять замолчал. По его лицу было видно, что он что-то серьезно обдумывает. И наконец закончив свою мысленную паузу еле слышно произнес.

— У меня отец болеет сильно. Только что после операции. Испугался я здорово, что Евгеша родителям все расскажет. Не за себя испугался. За отца. Делал то я, а ему своим здоровьем за мои глупости расплачиваться. Я разговор слышал их. Его и матери. Если все правильно понял, то совсем недолго моему старику осталось. А тут еще я с полицией… Он итак из-за двойки по контрольной переживал. Для него сейчас каждая моя двойка, как патрон в сердце. Хочет, чтобы я в Международных отношений поступил. Чтоб по его стопам пошел. Почву сейчас готовит для моего поступления. Вот и нервничает. Да, какие мне международные отношения, но он вроде что-то там решает. Я и сам туда не хочу. Но, ему очень надо. В общем, из-за отца это все. Так бы я никогда. Ты же меня не первый день знаешь.

И опять тишина надолго повиса в воздухе. Я обдумывала, что ответить. Вот уж не ожидала..Впервые в жизни я обдумывала, как бы помягче сказать «Да пошел ты подальше. Предатель. Сволочь и трус.»

И наконец решилась. Правда при воспроизведении решительность почему-то меня подвела.

— Ты понимаешь, что ты всех подставил? Ты знаешь, что будет если я пацанам расскажу кто всех директору сдал?

— Понимаю. Но, с другой стороны милицию никто не вызывал. Да и знаешь обо всем этом только ты. Если бы ты в тот момент под шкафом не лежала, так никто бы и ни о чем не догадался. Думали бы на кого угодно, только не на меня. Покосились друг на друга, а потом потихонечку все забыли. А вот если бы полиция подключилась, это уж абсолютно другой разговор. Точно никому бы не поздоровилось. Затягали бы всех, и нас и родителей до белой горячки, а потом мало ли чем еще могло кончиться. А с другой стороны, все равно кто-нибудь бы сдал. Не директриссе, так полиции. Директриссе все-таки думаю лучше.

Я молчала. По своему Стефан был прав. Боже мой! Какой идиотизм! Какой величайший сарказм насквозь пропитал все эти нелепые оправдания. Но, не было ничего более логичного в мире, чем эта версия произошедшего. Да и сам выход из ситуации надо было заметить — мастерский. Сам нагадил. Сам «убрал» и еще виноватых предоставил на блюдечке. Не даром, что сын «бывшего оперативного сотрудника». Видно у них все генетически передается.

Челка почему — то стала мокрая. Словно бы я только что попала под дождь. Говорить совсем не хотелось, хотя сказать надо было многое. Мозги подвисли и не давали обратной связи. Я считала проползающих мимо муравьев и ковыряла пальцем ложбинку в перекладине. Рядом с этой выемкой, кто-то старательно нацарапал многозначительную фразу» можно врать и кусаться». Глубинная мысль столь изысканного изречения была непонятна, но в приницпе ничто из нацарапанного не противоречило моей персональной конвенции свободы. И врать можно. Смотря кому, конечно. Вот мне можно. Я же дурочка. Я всегда всем ищу оправдания. Себе только не смогу найти, если промолчу, Не скажу, кто слил всех нас директриссе. А я промолчу. Промолчу ведь! Мне же тайну доверили! Ладно, будем врать. А потом, когда-нибудь кусаться. Главное, это все равно не сейчас. Может еще и пронесет…

Мы целовались жадно перебирая губы друг друга. Не останавливаясь, словно боялись передохнуть. Воздуха не хватало и мокрая челка периодически попадала мне в рот. А вокруг кажется носились летучие мыши, разрезая своим писком наши неокрепшие души. Никогда не забуду эти отчаянные, дерзкие звуки. Мне тогда казалось, что это и есть звуки любви.