Тайна горы Тарнук

Ольга Бриз-Трошина, 2019

Признайтесь, вам никогда не хотелось превратить зловредную математичку в паука? Вы разве не мечтали, что перед контрольной учительница ВДРУГ, НЕОЖИДАННО, простудилась, улетела отдыхать, ну, или просто заблудилась в двух шагах от школы? Ать, два – развернулась, и, вместо школы, отправилась в лес. Самый настоящий. Особенно такой, как в нашей книге – Дальний. Столкновение двух миров неизбежно. Помощи ждать неоткуда, наблюдатели – раса тарви – соблюдают нейтралитет. Стражи леса, дети, и, да, учителя объединятся против общей угрозы. Какой? Узнаете! Будут и приключения, и стррашненькое! Волшебство идёт в школу! ГО-ТОВЬ-ТЕСЬ!

Темниковой Людмиле Михайловне,

Каменской Елене Петровне, посвящаю.

Пролог

Двести лет назад.

— Про-охор! Волчье племя!!!

Темнота и туманная мгла покрыли и крик, и самого бредущего: тот шумно дышал, ступал неуверенно, тяжело — третьи сутки без сна. Давно должны были выйти к деревне, но лес всё не заканчивался…Сквозь тучи прорвалась, ослепив, ярко-жёлтая луна, и вокруг сразу забормотало, запузырилось. Подошвы начали проваливаться во что-то податливое и мягкое.

— Куды завёл?! — встрепенулся мужик. — Потрох свиной! — стылая осенняя вода мгновенно забралась за голенища. — Гутарил, Филюрины — от сто вёрст…?! — ткнув батогом, и не ощутив дна, мужик, едва не свалившись, выругался: полы длинного шерстяного сюртука изрядно отяжелели.

Схватив обеими руками спасительный шест, — между руками что-то свисало, — заблудившийся крутанул головой, и, на мгновение, оцепенел: позади никого не было.

— Шельма! — прошипел Никифор, лёгкое облачко его дыхания слилось с сизым туманом, столбом поднимающимся вверх, — убёх!

Он до боли вглядывался в темноту, вертелся, и, уже с трудом отрывая ноги, успел сделать несколько размашистых шагов до того, как трясина проснулась…

Повезло — племяш тоже зуб на отца имел. И хотя не доверял ему Никифор, — барчук барчуком, — выхода не было, пришлось наобещать с три короба. Племянник, прирождённый охотник, знал эти места, как свои пять пальцев. Лес уважал, и тот отвечал ему тем же.

Убёг Прошка, провёл, как отрока сопливого. Тяжесть в руке вернула желание действовать. Со своей ношей Никифор не расстался бы ни за что на свете. Утерев злые слёзы, он повыше поднял большой мешок. Неуклюже переваливаясь, беглец прощупывал батогом дно, с силой вырывая то одну, то другую ногу. «Утоп, может?» — пронеслось вдруг, но не вызвало ни тени сожаления. При свете луны, насколько хватало взгляда, открывалась безрадостная картина: тёмная гладкая поверхность, утыканная корягами, плывущими сучьями, островами высокой болотной травы. В очередной раз Никифор выдернул ногу уже без сапога. Сапоги справил совсем недавно, к кожевнику аж на край Алтоновки наведывался. Получилось то, что нужно: высокие голенища, складки в палец толщиной — предмет особой гордости, даже каблук имелся. Хотелось Никишке походить во всём на родного брата, да только купец Михаил, сын Петра, таковым его не считал в силу ряда причин.

Он боролся, дёргаясь, как муха в паутине, но топь подобралась, и начала стискивать в зловонных объятиях. Сильный, — тридцать годков только минуло, — Никифор быстро выдохся. Рванув за отворот, он избавился от сюртука. Тут же пожалел: сюртук справный, тёплый. А картуз он ещё в лесу посеял.

Время, казалось, исчезло, или кружило на одном месте, так же, как озябший и дрожащий беглец, чьи руки наливались свинцом. Откинув со лба прилипшие жидкие волосы, сделав ещё одну попытку вырваться от сжимающего кольцами невидимого змея, Никифор бросался из стороны в сторону, ища хоть какую-то твердь, но всё время натыкался только на коряги и торчащие острыми пиками в воде голые стволы ольхи и берёзы. Как безучастный свидетель, равнодушно блестела, завораживала гостя, вязкая тёмная гладь. Где-то ухнул филин. Тоже смеялся…

— Надул…надул…, — как безумный, бормотал Никифор.

Болото дразнило, играло, вспучивая то здесь, то там быстрые воронки.

— Да что ж это…Про-о-о-шка! — крик взметнулся к вершинам высоченных деревьев где-то на краю топи, и вернулся обратно. — Про-о-о-хо-о-р!

Беглец уже не сопротивлялся, вяло наблюдая за тем, как внутри головы разливается туман. Через полуприкрытые веки он видел, как высыпали на болотную гладь звёздочки. Высыпали и разбежались, образуя бесконечную линию. Его шатнуло, пришла глупая мысль: «вона как… не страшно совсем». В ореоле пляшущих звёздочек показалось знакомое лицо: русые косы, глаза, за которыми Никифор и на край света бы пошёл. Он из последних сил налёг на батог, прогоняя видения, но тот выскользнул из оцепеневших рук, и мужик оказался по плечи в болотной гнили.

— Никифор, — раздалось где то совсем рядом, — ступай! — голос, казалось, исходил оттуда, где резвились звёздочки, где плыли Варины глаза. Голос прятался, смеялся над тонущим.

По подбородок в воде, ещё ворочаясь, Никифор криво улыбнулся.

— Врёшь! — шептал он неслушающимися губами, — схоронился, думаешь, — Прошка…, — голова беспомощно повисла, мужик зачерпнул ртом затхлой воды.

Сон это или бред, не имело значения: последние силы иссякли, и всем весом Никифор рухнул туда, где ждал последний приют…

Ещё очень долгое время никто не знал, ни куда исчезли брат купца Михаила Аверьянова, Никифор, и его племянник Прохор Плешак, ни куда исчезло золото купца…