Иван-Да-Лилия. Бредущая по граблям
Абайкина Ольга (Бредущая по граблям) – член Российского союза писателей. Сборник «Иван-Да-Лилия» – лирика (2007—2009), избранное (2005—2019). Книга содержит нецензурную брань.
Оглавление
- Иван-Да-Лилия
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Иван-Да-Лилия. Бредущая по граблям предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
© Ольга Абайкина, 2020
ISBN 978-5-4498-4979-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Иван-Да-Лилия
ИВАНДАЛИЛИЯ
Иван дал? Или я?
И вандал… Или Я…
И… Ванда ли Лия?!
Иван, дали, Лия…
Ива, нда, Лилия.
Я. И лил Ад нави…
***
ИвАнгелИлиЯ — Ив ангел или Я
***
ИванБелИлиЯ — Иван бел или Я
***
Лия — женское имя: (др.-евр.) быстрая, буквально: антилопа
ВАНДА — женское имя: (болг.) милость божья
***
Иван — Др.-евр. имя Inn, Ihnn — Яхве (бог) смилостивился, Яхве (бог) помиловал (дар Бога).
Иоанн Креститель (Иоанн Предтеча) — в христианстве пророк, предтеча (предшественник) Иисуса Христа, возвестивший его грядущий приход.
Иван, греч., лат. Joannes, нем. Johann, фр. Jean, испан. Juan, итал. Giovanni, англ. John, венг. Jnos) — имя многих исторических персонажей, как-то: святые, мученики и преподобные святители, духовные лица, государи, великие и удельные князья, восточные государи, короли, герцоги и принцы Западной Европы, государи других стран и проч.
Иван, — а (имя; о русском человеке; Иваны, не помнящие родства)
***
ЛИЛИЯ, лилии, ж. Растение с большими цветами наподобие колокола. Самый цветок этого растения. Белая, красная, желтая лилия. Букет лилий. В поэтических сравнениях употр., как символ белизны, чистоты, нежности (устар.). Водяная лилия — название некоторых водяных цветов. Белая водяная лилия (кувшинка). Желтая водяная лилия (кубышка).
***
ИВА, ивы, ж. Кустарник или дерево с узкими листьями и гибкими ветвями. Плакучая ива. Ивы обычно растит близ воды.
Ива, — ы, м. Стар. форма имени Ив.
ИВА*, — ы, ж. Употребление мужск. имени Ива (см.) в качестве женск
***
Нда — нет/да?!
***
НАВЬ м. и ж. местн.
1. Поднявшийся — по суеверным представлениям — из могилы мертвец, обитатель загробного мира.
***
Голая правда в прозрачных намёках.
***
Впервые мне не нужно сочинять,
А можно записать словами
Небесных нег земную благодать
Того, что не сбылось меж нами.
Я настроение кидала
***
Я настроение кидала
На скрипки душ томленьем струн
С тобой фальшивил шепот зала,
И лестью усыплял Баюн.
Родиться музыка пыталась,
Крутя колки, ломая крест,
На сцену выгоняя фаллос,
Чтоб перекрыть любви оркестр.
Но силу страшную оружья
Красотка-муза обрела
И деку — слово полукружье —
Смычком сердец взяла стрела.
Я настроенье отпустила,
Скрутив все струны в тетиву,
Прости за правду, раб подстила,
Я не играю, а живу.
Мой милый друг, давай на чистоту
***
Мой милый друг, давай на чистоту
Хотя б единожды за все столетья:
Всем миром восхваляя красоту,
Мы пред любовью за неё в ответе.
И выбор был, и выбрали не ту,
«Ату!» — кричали взрослые и дети.
А красоту увидев за версту,
Я не спасу — ты за любовь ответил.
Однажды преступающий черту,
Планете присягал, как голубь третий;
Потоп, пожар, все трубы на посту:
Сама любовь за нас с тобой в ответе.
Со словом постигая высоту,
Мечту мы чтим, чей образ чист и светел;
Но мир спасая, губим красоту,
Предав любовь, мы за неё ответим.
С себя вину мне, как трусы и майку
***
С себя вину мне, как трусы и майку:
Без робости, и без стыда с трудом,
Легко сниму, но ты-то, хитрый зайка,
Изнанку правды вынесешь потом?
С тебя вину, не снять, и не пытайся.
От симбиоза кожи, веры, лжи
Поклянчи скидку с божеского прайса
И снимки голой правды закажи.
Сменяй вину на твёрдую валюту
И расплатись по чёртовым счетам.
А я за правду в наготе побуду,
Познаешь суть, прощением воздам.
Я солнце люблю и не против загара
***
Я солнце люблю и не против загара,
А вам витаминами позднего роста
Ожог, раскалённого гневом кошмара,
Тавром на спине дотащить до погоста.
Люблю и Селену. Теплом отраженья
От сути вещей серебристою нитью,
Она вас вела по пути отторженья,
Рай выгнал взашей, оставляя наитью.
И вас не любить, не оставить не смею:
В закате, рассвете, под властью ль гламурной;
Но сами то к Богу склоняясь, то к Змею,
Должны вы восстать ради Света иль урны.
Ты только уехал, я сразу скучаю
***
Ты только уехал, я сразу скучаю,
И чаю коньячной хлебнув дурноты,
Сомненья рубаю словами-мечами,
А в мыслях одно: только ты, только ты.
Ты только уехал, заныло сердечко
На свечку души от огня немоты,
Дровишки кидая в небесную печку,
А в мыслях одно: только ты, только ты.
Ты только уехал, и время застыло,
А с тыла, как с паперти, зов суеты:
Отдай, не твоё посетило светило,
А в мыслях одно: только ты, только ты.
Ты только уехал… И правда ночами
Начало завесила, выгнав мечту,
На царство лжемитрово Богом венчая,
Без смысла, без мыла, но только не ту.
Да, ты меня вернуть бы мог
***
Да, ты меня вернуть бы мог,
Но разве надо,
Чтоб миг, распятый между ног,
Нам стал наградой?
Да, уничтожить мог меня,
Но сдал без звука.
Кому теперь мне изменять,
Синьор Разлука?
Да, я свободна и легка,
Как бес и святки,
Но без меня твоя строка —
Том без закладки.
Да, пропустил, и гол зачёл
Судьбе сурово.
Но затопив деяний чёлн,
Всплывает Слово.
Тяжело живётся лицам
***
Тяжело живётся лицам,
Не зачатым по столицам.
Угораздило родиться
От престольных в загранице.
И смакуют небылицы,
И сморкаются в тряпицы,
Норовя в слезах излиться
На неё, земель царицу.
Но король ли в том виновен,
Коль по роли ждали крови
Для страны, толпы, иконы
Мы, как рой, неугомонны?
Он, конечно, слезет с трона
И подарит вам корону,
Не страшась того урона,
Что последует от гона.
Но подумайте, тупицы,
Есть же в вас ума крупицы,
Чем вы можете гордиться,
Отторгая дар Десницы.
Может, стоит поклониться
Все державному провидцу
Вам за то, что роком лица
Не зачалил Он в столице?
Пульсаром заряжался воздух
***
Пульсаром заряжался воздух
От притяженья наших тел,
И потом раздумало ноздри:
«Я так хочу!» — «Я так хотел!»
«Я задыхаюсь!» — «Я немею!» —
В горячий омут простыни.
В зев зноя мускус и камея:
«Тебя хочу!» — «Не обмани!»
Без устали… Без удержанья…
Навзрыд… На миг… На стон… На крик…
В моё запретное желанье,
Как в лета жар весной проник.
Небес живительная влага,
И веер молний громом в торс,
Слезами, берегом аншлага
Плоть в закулисье сна вознёс.
Ты предсказуем логикой и страхом
***
Ты предсказуем: логикой и страхом
Верша свои великие права;
А я, порвав истерикой рубаху,
К груди приставлю губы и слова.
И жар, и холод опустив до паха,
Оставлю мысль без ног — на голове,
И там, где ожидал ты буйство краха,
Цветок любовь распустит по траве.
Не тронь его, благоразумный пахарь,
Не хлебом живы сытые в хлеву:
Прощеньем возвратится добрый знахарь,
Не бойся, я душою позову.
Не вызвонить Его Христом-Аллахом,
И новость, к сожаленью, не нова…
Пошли, конечно, разъединым махом:
Непредсказуема и тем права.
Я благодарна небу и земле
***
Я благодарна небу и земле
За то, что им обоим мы — олимы;
На счастье и на радость — в кабале
Тем, для кого… пока необходимы.
Тебе я благодарна, и себе
За то, что, побродив по жизни шалой,
Не веря ни судьбе, ни ворожбе,
Мы шарик прокатили по каналу.
Я благодарна, а теперь молчи:
Мгновенье не потерпит пыток скорбью.
Не боги зависть выльют — палачи,
Любовью нас до не признанья сгорбив.
В прохладе чувств — спасение твоё,
Я отрекаюсь, не зову, не слышу…
Вдвоём не быть — разлукой проживём.
А небо над землёй светлей… и выше.
Не пытай до души, не мучай
***
Не пытай до души, не мучай,
Не печаль в ней, а пустота,
Мой единственный, вечный случай,
До тебя мне и вздох — верста.
Я не лью тебе слёз горючих,
В ночь, что словно нектар, густа;
Надо б выгнать тебя, попутчик,
Но баюкаю — ты устал.
Не лови: жизнь словам научит,
Под тебя сочинив устав;
И лавиной сорвётся с кручи
Мой намёк, как кристалл, лукав.
И поймёшь, как Господь, везучий,
Но свободный, как чёрт без прав,
Что не ты благодать канючил —
Я дарила, у Них украв.
Зачем душа заговорила?
***
Зачем душа заговорила?
Причал пил звук, фильтруя илом.
Волна качала и бубнила,
Любила, верила уныло.
Но Слово мимо цели било,
Юлило для шлифовки спила.
Круги сводило в точку шило
И распыляло: рано, хило.
Убило, длило, воскресило:
На раны йод, под сердце вилы;
И пыткой заменив могилу,
На сети вытянуло жилы.
Огонь на корни, соль настила.
А я просила рок-грузило,
Чтоб болью ангела горнила
Распять Харибдою и Сциллой?!
Нет, не бывает, будет, было:
Жар, холод, твердь теченье слило
В единый клин пустот и пыла,
Разлада, существа и силы.
Зачем, скажи, тягаться с Гоголем?
***
Зачем, скажи, тягаться с Гоголем?
Он всё сказал, что мир хотел,
Но бьются яйца, чтобы моголем
С сиропом смешивать предел.
Зачем, скажи, кидать в излучину,
Где птиц сбивает недолёт,
Слова, что назубок заучены?
А мёртвых душ никто не ждёт…
Зачем не плачут в покаянии
О всех, сожжённых им томах,
И в круг, очерченный незнанием,
Впускают страх, подъемля прах?
Зачем плодить пустопорожнее:
Хрустальный буй и летний лёд?
Затем, что, данностью стреноженный,
Он, породивший всё, убьёт.
Суетиться начнёшь в июле
***
Суетиться начнёшь в июле,
Где возляжет на боль строка,
И решишь, наконец: люблю ли;
Соль пророчеств разъест века.
Холод «брей» заприметит август,
Чтобы сбросить январь в февраль
«Забери.» — нам прикажет. — «В Хаус.» —
Март, капелью скрутив спираль.
Я тебе, как преступник пуле,
Подставляю не душу — лоб.
Обманули тебя «июли»,
Мой намёк — только гвоздик в гроб.
Слова, не только вас
***
Слова, не только вас
Держать я перестала,
Плотину лживых фраз
Вспоров ребром кристалла,
Но данности поток
Направив мимо русла,
Причастий завиток
Рвала, как струны с гуслей.
Не страху глубины
Противится сознанье,
Не к омуту вины
Влечёт за наказаньем,
Но существо зари
По Божеским лекала
Душою в словари
Записывать устала.
Ты не мой судьбы апрель
***
Ты не мой судьбы апрель,
Но как пристал — не оторвать,
Забыв слова, сломав свирель,
Тебе стелила я кровать.
Не в мой просился монастырь,
Заблудший путаник дорог,
Но приютил тебя пустырь
Моей души на краткий срок.
Не моего колодца дум
Пригубить жаждал ты питьё,
Но тьмою вяленный, изюм,
Давясь, жевали мы вдвоём.
Не моего страданья дым
Зари развеивал кумач.
Ночь величала — стал моим,
За сердце выкуп мне назначь.
В который раз за век
***
В который раз за век,
Мой бес, вы победили,
Под окрики небес,
Под слезы крокодильи.
В замес щепоткой грех,
Как стар рецепт: «повеса» —
Предсказанный успех
Сего «деликатеса».
Я не чиню помех,
Вы сами оскользнулись
На том, во что орех
Нутром исторгнул тулес.
Путь — бесконечный бег
В кольце дорог усольца
По бедам цвета: «пег»,
Коль с углями сольётся.
На самом краешке сознанья
***
На самом краешке сознанья,
И всё ж, идут и что-то пьют:
Улики, порох, показанья,
Где фаворит амнистий — Брут.
Он с гор твоих на толстой попе
Скользит: переодетый враг;
И ложью, лестью, лавой топит
Скалу, назвав её: овраг…
Иная правда лицедеев
Венками засыпает путь,
И с трона не согнать злодеев
Приказом сердцу: не забудь.
Но всё же… лучиком помножив
На облака шалашный слог,
В тлен лёг дворцовый подорожник,
Чтоб тень сторожек вклинить смог.
Ты памятник себе, и крыши сдвиг, бесспорно
***
По мотивам: Александр Пушкин Exegi monumentum.* «Я памятник себе воздвиг нерукотворный»
***
Ты памятник себе, и крыши сдвиг, бесспорно,
Сильней влечёт, чем муравьиная тропа
Чтят зомби выше всех бездумно и покорно
Александрийского раба.
Да, весь как на духу: живым гния в кумире,
Твой прах пережевав, и тленью вопреки,
Свет славит блудный слог, но в подлинной сатире
Пиитом биты простаки.
Слух о тебе идёт — Россия верит в сказку:
Чем горше жизнь людей, тем слаще сердцу ложь.
Неиссякаем звук, когда сюжет затаскан,
Пуст сущим. А с кого возьмёшь?
Рок долга: лебезить тебя звала порода,
И чувства добрые — не в пазухе кинжал,
Любой поэт не славит, а несёт свободу,
А ты за милости зажал.
Веление обузы: в дружбу или службу,
Обиду проглотив от царского гонца,
Послушно восхвалять учил мирские нужды,
Глупцом оспаривал Творца.
Подарила и сердце, и душу
***
Из анекдота: «…разобьет и руки порежет».
***
Подарила и сердце, и душу,
Я, открыв тебе тайну и спальню,
Но как рыбку оставив на суши,
Ты изрёк: «Я поверю в „нормально“…»
И полезло, кривляясь, наружу
Всё, что было запретно-морально,
Опрокинув, низвергнув, нарушив
Вожделением дико-нормальным.
Не пугай: я люблю и не струшу:
Виртуально, ментально, реально
Тряс озноб узнаванья, как грушу,
И распял под тобою нормально…
Повторяю, как шлюха, послушно,
За тобой я анально-орально:
Каждый волен иметь то, что нужно,
Чтобы кончить вульгарно-нормально.
Кузнеца защищает от стужи
Дух свободы, а не наковальня.
Куй! Зову! Но поверь, лада-друже,
Не разбить, коль стальной — не хрустальный.
Суровее, чем правда скорбной жизни
***
Суровее, чем правда скорбной жизни,
Наверно, только лживость очевидца —
В очах виденья на соседской тризне
Желанием крестить и отмолиться.
А далека ли истина иль близко,
Не так уж важно — то удел провидца,
Чья вера, как прилипшая ириска
На нёбе угрожает раствориться.
И пониманье семицветьем призмы
Ума сдвигает склизкие границы
В край лунный, сонный, бледный и капризный,
Чтоб душу научить во тьме сребриться.
Поймёшь, когда талант под долг прогнёшь
***
Поймёшь, когда талант под долг прогнёшь,
Но, как и все, зарёванно и поздно,
Последний грош, окончив тем делёж,
Подкинешь звёздам осознаньем: роздан.
И налегке в замученной строке
Вернёшь словам, украденное ныне,
Чтоб карандаш, как потный штоф в руке,
Бумаге пролил всё, что с нею сгинет.
Сегодняшним зарокам вопреки
Не станешь править, доводя до точки,
Надменно обозвав «черновики»,
Душой заговорённые, листочки.
В них выпуская истину на звук,
Нас причащают в омуте согласья,
Даря покой от смехотворных мук,
Закрыв молчаньем от призыва лазьи.
Ты будешь искать глаз моих отраженье
***
Ты будешь искать глаз моих отраженье
В движении вод, к ним: в стрекозьем скольженье;
Не веря в исход рокового сраженья,
Пройдёшь Рубикон силой воображенья.
Ты будешь искать фраз моих противленье
В томлении брод находя повеленьем;
Не веря, в обход загоняя дробленьем
Любой оборот равнодушно к творенью.
Ты будешь искать дум моих снисхожденье:
Рожденьем надежд, к ним: сомненья вторженьем;
Не веря, угрюм от процесса броженья
Провалишься в трюм, ожидая сожженья.
Закончив искать, ты отдашься виденью,
В котором Парнас вознесёт вдохновеньем
До веры в любовь, к ним: запретом на тленье
Их гладь отразится в словах моей тенью.
Милый мальчик, не стоит влюбляться
***
Милый мальчик, не стоит влюбляться
И гонять за мечтой корабли,
Коль на линию белого танца
Отступные ложатся рубли.
Повели им атак не бояться
И осаду досадную снять,
Перекрыть на манер новобранца
Амбразуру под родину-мать.
Запрети по карманам метаться,
Поднимая инфляцию в рост,
Покупная способность оваций
Спрос удержит, как взорванный мост.
Предложение капитуляций
С белым флагом фаты, под венец,
Отклони под салют ассигнаций —
Брак законный ещё не конец!
Бой без правил, кутюр и валюты,
Чей закон, как кипящий казан,
Вечной смутой сомнений окутан.
Побеждает в любви партизан.
Небывало, запоздалое
***
Небывало, запоздалое
Подкатилось, как к лесу, гром,
Не ко времени, и устала я
Разбирать планид бурелом.
Пустозвоном в душе, безделица,
По макушкам забытых нег,
Куражом: никуда не денется
Твой июльский, нежданный снег.
Растопила, как лёд, лобзания
Под истерику слёз, каприз:
Вместо радуги — наказание;
Сердце лаской прожгла на бис.
Шаль забвенья на хрупкие плечи
***
a жид крещёный что вор прощёный (погов.)
Шаль забвенья на хрупкие плечи
Давит болью прощённой беседы.
Заблажившая вера не лечит
В душу влив яд причастий последа.
На обрывках мечтаний коряво
Запятые надежды-путаны
Бальзамируют правду отравой,
К саркофагу пригладив нирвану.
Причитает любовь до надрыва
Над утраченным чувством и долей,
И погибель сыграв над обрывом,
Возрождает из пепла неволю.
Захмелев от вина перемены,
В жизнь бросается коркой арбуза
Отреченье аншлага от сцены:
В грязь и помыслы — девственность музы.
Чуть-чуть сфальшивил родилась поэма
***
между речью и лестью
Чуть-чуть сфальшивил — родилась поэма,
Сказителя обдав волной фантазий,
На бреге лести кочкою богемы
Питаемого новизной межфразий.
Чуть-чуть добавил — вырос до романа,
Ультимативное приняв условье,
Болтаемый толпою беспрестанно,
Маяк мирян на островке межсловья.
Чуть-чуть подправил — вышла эпопея:
Эпоху популярно в лоно сучье
Имея: то потея, то тупея,
Став голышом в промоине межзвучья.
Но всё, что сотворишь пером отныне,
Бездушно отослав в удел затишья,
Бесследно, безразмерно слог заклинит,
Атоллом рифм окольцевав межстишье.
Разнимутся чуть близкие понятья:
Суть истина и мудрость человечья;
Оплатит дар иронией проклятья
Путь слова тонким шёлком междуречья.
Вечера, как кисель смородинный
***
Вечера, как кисель смородинный,
И закатов густые пенки
На асфальтовой сковородине;
Фонарей пропекают гренки.
Магарыч за труды бензиновый
Через лёгкие в мозг прохладой —
Чтоб, красавица, образиною
Ты предстала, сколь выпить надо?
Во хмелю твоём колобродили
Благородия из нетленки:
Во садах былых, в огороде ли,
В ёлках-палках кремлёвской стенки.
Хлебосольной, зовя, резиновой,
Люд рыдать с малых лет обучен
Над Москвой-рекой — как грузила, вой
Топит скорбно волна излучин;
Зорь туман с молоком смородины
По крутым берегам кисельным
Смог вливает под ковы Родины,
Слёз похмелье глуша весельем.
Бесподобный подобный бесу
***
Бесподобный — подобный бесу,
Нарисуй на спине крыла,
Я речами слагала пьесу,
И, уверовав, в ней жила.
Бескорыстный — корыстным бесом
Извращая мои слова,
Ты игрой создавал завесу,
Уверяя, что я права.
Беззаветно — заветы беса
Чтим бездушно и без конца,
А у веры псалмы да мессы
Под безмолвие их Творца.
Сердце, словно промокашка
***
«Поле, русское поле,
Светит луна
Или падает снег…»
Автор слов — Гофф И., композитор — Френкель Я.
Сердце, словно промокашка,
Тянет кляксы диалога,
А душа из каталажки:
То ли к бесу, то ли к Богу.
Как промытые букашки,
Мысли, высохнув немного,
Отлетают без отмашки:
Или спело, иль убого.
Веры нет, одни ромашки:
Воля, доля, ложе — стогом;
Оседают на бумажки
Либо словом, либо слогом.
Вверх тормашками — кармашки
Высыпают на дорогу
Колокольчик, клевер, кашку:
И к свободе, и к острогу…
© Иван-Да-Лилия, 2007 C/п №107071701121
Всех острожных в депутаты
***
Всех острожных
…в депутаты —
Это —
…новая дрезина;
Каторжане
…и плакаты —
Это —
…старая трясина:
Квакать,
…хапать,
…славить тину,
Заглушая трель соловью —
Это —
…наша
…бригантина
В перекроенных сословьях;
На причале
…карантинном,
В наш
…цемент
…по стыд
…залита,
С поля марсова
…по минам
Наций дух ведёт в элиту.
Это русская затея:
…лягушатников
…Бастилью,
Как Аврора,
…пламенея,
Сдать
…любителям насилья,
Чтоб отверженным
…паяцем
Со слезою крокодильей
Похотливо
…не бояться
Стать
…из квакш
…придонной гнилью:
Оловянно
…в медсанбаты,
Как скотина,
…в жизнь воловью,
На дерьмовочке женатым,
От любви
…плеваться
…кровью.
Молний цветных знамения
***
Молний цветных знамения
Бьются о подоконники.
Брошу в коктейль забвения
Лёд из имён поклонников.
Громов пустых соломинки
Град размешают в зелени,
Дождик, бубня, из слов венки
Мне наплетёт для темени.
Ветер, как в топке веником,
Искрами, завихрением:
Сном усмирит соперников,
Явью воздаст сомнением.
Солнцем июльским вымещен,
Грозами взбитый, смрад тугой
Ядра спалив; а гниль лещин —
Боль твоя непостижима
***
Боль твоя непостижима:
Через крик, надрывы, плач
Обдаёшь волной ужимок,
Худосочный мой дергач.
Мысль твоя неуловима:
Через бред, намёки, ложь,
Мимо смысла, цели мимо,
Напролом сознанья прёшь.
Жуть в душе неодолима:
Через чрево и постель,
Возродив пороки Рима,
Пилишь слух, как коростель.
Но божественно невинна
Жажда сгинуть в пене дней,
Словно зверь, сгорбатив спину,
Преклоняешься пред ней.
Доля неисповедима:
Что наш дух ей супротив?
Смех и грех с тобою, Дима,
Подбирай к судьбе мотив!
Всегда и везде добивается правды
***
Разбираю, читаю, записываю мысли — Папина дочка. 23 июля 2007 г. К произведению: был коммунистом и сердцем, и делом» http://www.stihi.ru/2007/07/23-1433
Автор В. Кузнецов http://www.stihi.ru/author.html?vkuznecov
Всегда и везде добивается правды…
Нужна ль она, папа, кому и зачем?
Век новый пришёл, он кудесник засады,
Иллюзий, обмана и каверзных тем.
Он ваши заветы поставил на счётчик,
И ваши дела перевёл на рубли,
На подвиги дедов гранитом пощёчин
Бандитских разборок аллеи легли.
Прочтением новым историю судим,
Разгульные пляски ведя на костях;
И наши детишки под ласковый бубен
Легко принимают: великое — прах.
Мне болью на душу твой каждый листочек,
Последней надеждой воздай! Покажи:
Намёком, прощеньем, улыбкой меж строчек —
Не все, не всегда добиваются лжи.
Пускай меня объявит лесбиянкой
***
Пускай меня объявит лесбиянкой,
Глаголющий крамолу, карапуз,
Но, вывернув вам душу наизнанку,
Не назову богиню словом: «муз».
Кидая звук в кифару и тальянку,
Под слёзы, смех, молчание «обуз»,
К тебе, гречанка (или итальянка?!),
Не прилеплю я этикетки: «муз».
Из строк варганя жуткую солянку,
До несваренья в недрах толстых пуз,
Неся кураж на властную «полянку»,
Не подниму бокал за муже-муз.
Пускай раскрутят Землю, как шарманку,
В другую «степь», как треснувший арбуз;
Суть женской доли — вдохновлять не пьянку,
А мысли воспарение до Муз.
Пусть в мутных водах бьёт ключом морзянка,
О равноправье разливая бред,
Я остаюсь дремучей обезьянкой
И говорю: «Есть Муза и Поэт!»
К овации ликующего зала
***
К овации ликующего зала
Восторга слёзы льёт толпа для вас;
На имя, что под сплетни истерзала,
Волной признанья рукоплещет фарс.
Поклонники, что ждут у пьедестала,
К любви на сдачу «царства и коней»
Готовы отдавать, чтоб ты блистала
Звездою вечной в небосклоне дней.
Талант, огранен в магию кристалла
Для учениц, соперников, врагов
Из мук сердечных пред судом достала:
Для адвоката Совести без слов.
В цветы, фанфары, свиту триумфала,
Клеймом в ланиты плавится печаль.
Будь счастлива, смешав слезинку, Алла:
Свою со зрительской, распарив даль.
Ты не верил, когда я рыдала
***
Ты не верил, когда я рыдала
О любви, что не выпала нам,
И плутал, как в застенках Дедала,
По сомнениям, аки полам.
Ты не слышал, когда я кричала
Через ветер страдания, тьму,
Что, разрушив морали порталы,
Обниму, обогрею, приму.
Ты не видел, когда я ступала
На осклизлый условностей путь,
Чтоб рассветной стыдливостью алой
Отчеркнуть отступное: забудь.
Ты не понял, о чём я молчала,
И какой ты собрал урожай:
Без конца не бывает начала —
Я устала, один продолжай.
Обрушив мост со всеми, кто к нам топал
***
Обрушив мост со всеми, кто к нам топал,
Ты развязал разлукой берега:
Тебе по сопкам, мне теперь по топям,
Но речка-жизнь расплатою долга.
Тебя ваяла, словно Галатею,
Чекушка-век — свободен ты вполне:
И сильным стал, и всех врагов смелее,
И на коне… Но истина в вине…
Я отпускаю: волен ты, но душу,
Что искупал в потоке слёз — любви,
Заложницей оставив, мост дорушу:
Дай, Бог, вам счастья; в горе ж — позови.
Мне тыкнуло небом в пальцы
***
Мне тыкнуло небом в пальцы:
Стекая по ним дождём,
Вернув не того скитальца,
Которого с ним мы ждём.
Трагично о днях минувших
От фарс до колик взвыв,
Ломаю ковчег подушек
И в ванне терплю заплыв.
Как самый лояльный зритель,
Со свистом да к небесам:
Не ангел, ты — бес-хранитель,
Халтурщик по чудесам,
По жанру исправь программу:
От грома трещит карниз,
По каплям разучишь гаммы,
И всё повтори на бис.
Душный август на хмарь звездопада
***
Душный август на хмарь звездопада
Сеновалов душистый постельник
Расстилает, как будто в награду
Осуждённым к забвенью в сочельник.
А пушкарь громогласных пророчеств,
Отстрелявшись скандально-пушисто,
В грязь кидает короны высочеств —
Фарс-минорный протест реваншиста.
Сушит ночь на рогатке небесной
Откровенья хмельных сенокосов,
В сны вплетая меж тягот телесных
Запредельность духовных запросов;
Предрассветно-холодной лягушкой
Проникая вульгарным и вялым
Клином страсти бывалой в подушку,
Затихающей под одеялом.
Забивая последнюю стрелку
В многотомник болотных сказаний,
Я ломаю твой лук об коленку,
Августейших не чтя показаний.
Бессонницу, как пёрышко в чернильницу
***
Бессонницу, как пёрышко в чернильницу,
Макаю в дурноту предгрозовую
И жду, когда рассветным бредом выльется
Призыв к тому, которого ревную.
Угар столицы с грешным вожделением
Мешаю я в асфальтовой пиале
И, как настой, обещанным спасением,
Лакаю ложь, которую желали.
А молний суррогат на утра здравницы
Стекает, словно кляксы на бумагу.
В постели не тому с тоской зевается,
Которого хочу, но всё ж прилягу.
Хлебну первач побудки, словно пьяница,
Добавив хмеля бренного трофея
(Всё, что сетями громовыми манится)
В коктейль забот, ускоренно трезвея.
Как свечка, тает дня истома
***
Как свечка, тает дня истома,
И темень глубже, холодней;
И рвётся мысль из плена дома
В просторы жаркие степей:
Где суховей косноязычный
Про краткость жизни причитал,
Где попирая все приличья,
Ему перечил первотал;
Где я не верила тюльпанам,
Укрыв тоску под грудой дел;
Где слогом зля высокопарным,
Ты над признанием корпел;
Где теми ж тропами влекомы
Пустыни демоны снуют;
Где только вольный ветер дома
Из миражей творит уют.
Как под буйною куманикой
***
Как под буйною куманикой
Завалился в саду плетень,
Так согнулась к мечте безликой
Стародавней печали тень.
С виду вроде бы та ж малина,
Только спелостью в синеву.
Сколько лет о тебе молила,
А теперь и не позову.
Той преступной любви улики
Затерялись, и вышел срок.
Поздней сладости ежевики
Даже ты оценить не смог.
© Иван-Да-Лилия, 2007 C/п №107081800814
Карбамид высочайшего блага
***
Карбамид высочайшего блага —
Суть пород антрацитовых штолен,
Как кристаллы божественной влаги,
Беззаветною данностью: волен
Созидатель телесных забоев
Меж пластами сомнительных тягот
Нам вкрапляет рубцами побоев,
Что грехами на душу возлягут.
Но шахтёром заброшенной шахты
С фонарём, освещающим губы,
Как старатели бешенной вахты
От мороки пресыщено-грубы,
Откопав самородных уродин,
Трудно-больно глотнув мочевины,
К небу звёздами бросив: свободен,
Мы хоронимся свято-невинны.
Ты звал меня любить и ненавидеть
***
Ты звал меня любить и ненавидеть,
Смеяться звал, и плакать, и молчать,
Бежать и гнать, терпеть, держать, обидеть —
На правило сомнением печать.
Дано от Бога, злу на попеченье:
Зависеть, видеть, слышать и дышать;
Зубрёжкой рокового исключенья
Сама судьба пыталась помешать.
Но карой древнего, как мир, влеченья
Со свистом опускаю, словно плеть,
Во имя жизни лаской отреченья
Умение смотреть, но не вертеть.
Мысли у блондинки, как в бокале льдинки
***
Мысли у блондинки, как в бокале льдинки:
Тают, растворяясь в прелести вина;
Липнут паутинкой к старенькой пластинке,
Музыкой гонимы мишки-топтуна.
Натюрморт с тартинкой, анекдот с «картинкой»,
Тают, растворяя рамочку окна;
Словно кошка, спинку выгнув, льнёт былинкой
К телу вожделенно, вся возбуждена.
Мечет, как икринки, слепки или снимки
Тайны сотворенья высоты и дна;
Слово, бредом крикни, расстегнув ширинку,
Коль взошла лукавой бледности Луна.
Оставлю одну Блондинку
***
Оставлю одну «Блондинку»,
А всё остальное — в урну;
И буду сдувать пылинки,
Икая под марш бравурный.
Гнуть пальчики в томный веер
Сама научусь гламурно,
Чтоб лживость твоих евреев,
Зашорила очи дурню.
«Коробочку» и «Калину»,
И «Клён», и «Камыш» шумящий
Из сердца я с кровью выну
В стих бледный, но настоящий;
И попу приладив к тыну,
Под возглас людской, бодрящий
На радость тебе остыну,
Взяв символ, как конь стоящий.
И стильной пройдясь брюнеткой
Покорно греху-тщеславью,
Из слов, что горьки, но метки,
Поэткой сложу: «I love you!»
Детишкам свяжу пинетки,
Кастрюльку борща сварганю —
Блондинки, как льдинки, крепки
В реале и на экране.
Но душу не перекрасить,
Не вырвать любовь из сердца —
Не стоит ловить на трассе,
Не стоит просить раздеться,
Не стоит тащить к закланью:
Не жертва, чтоб кушать с перцем,
А матка в сетях «Пче-лайна»,
С которой вовек не спеться.
Обшарпанный августу деревьев макушки
***
Обшарпанный августу деревьев макушки
Польёт, как шпикачки, дождями с горчицей;
Мой принц, упований вскрывая кадушку,
На бал опозданий позволь мне явиться.
Морозов шальных запотевшую стопку
С похмельной поспешностью утра ты хлопни:
О чём размечталась — грехам на растопку,
Забывшись под птиц перелётные вопли.
До будущих вёсен, обманутым пеклом
С тобой распрощаюсь, глотая прохладу,
Как золушка, босая, в платьице блеклом
На тыкву подгнивших иллюзий присяду.
Никто не прогонит, никто не промчится:
Чудес кучера разбежались по норам;
Лети, не держу: хоть журавль, хоть синица —
Где сказки конец, там венец уговорам.
Зависть вас обуяла
***
Зависть вас обуяла:
Пошло до шутки сальной,
Тянете одеяло
Вы на себя, как в спальне.
Но домогаясь славы,
Словно оффшор валюты,
Вспомните, как лукавы
Помыслы зла, и люты.
Есть два конца у палки,
Рока смех неожидан:
Шлюхе не быть весталкой,
Там, где кредит им выдан.
Кто знаменит формально,
Станет изюмом в кексе ль,
Если в опочивальне
Совесть предъявит вексель?
Примется ль ложь оплатой
Правды на тракте долгом?
Слепится ль слог горбатый
В памятник перед моргом?
У дури кончались чернила
***
У дури кончались чернила,
Сломался смысла карандашик,
Фломастер грёз во сне забыла,
Анклав открыв для Вань и Машек.
Но слив «шедевров» чан в клоаку
К тебе я рвусь, как голый в баню;
Прости за то, что против знака
Перечу року, гну и раню.
Нет! Я ошибок не забыла,
И помню боль былой потери,
От опыта наружу с рыла
Всё «верю», скормленное зверю.
В ушко иголки верблюжонком
Пройдя, реальность кувыркая:
Из тьмы подкорки и мошонки
Суть выловлю, как бес, нырка я.
Венок, наплаканной победы
***
Венок, наплаканной победы
На склоне грёз, вульгарно-томен.
Мне гон борьбы, поверь, неведом,
Как беспрерывный рокот домен.
Невеждою прослыть рискуя,
Минуя кабачки аншлага,
С Пегаса золотую сбрую
Я рву от славы за полшага.
А жить хочу, не слыша Слова,
Любить, с надеждой ошибаться,
Тебя терять я не готова,
Втоптав в прибрежный ил оваций.
А значит, всю твою лаврушу
Банально в борщ я покромсаю:
Не чту, не ведаю, не рушу;
Земная, пошлая, босая.
Шпаргалка наитий раздумий изжога
***
Шпаргалка наитий — раздумий изжога,
Казнит непричастностью к выси предела:
Тебя унижая до точки восторга,
Прорву невозможность паролем: «Хотела.»
Оставшись в чадре вековой недотроги,
Бесследно исчезну на точке приязни:
«Горшки обжигают…» Не лечит ожоги
Каприз разделённой отрады, а дразнит.
Окстись! Мы земные, как валенки в сенцы,
С натруженных дум отлетаем громами.
Нам нужно: ко времени-месту раздеться,
А всё остальное — верховные сами!
Верховных идолов чертоги
***
Верховных идолов чертоги
Я посещаю каждый раз,
Когда командуют нам боги:
«Даёшь угля!» Трещит Парнас.
И на гора несутся вирши
Не самых высших кпд:
Чем больше бреда мы опишем,
Тем круче оборот в биде.
Но водрузив фонарь на каску,
Из тёмных недр людской души
Творим невиданную сказку,
И от восторгов в ней блажим.
Так, кто мудрее: олимпийцы,
Что верят неживой строке,
Иль мы — лукавые убийцы,
С замком на шустром языке?
И только ваша зависть, боги,
От Слов удерживает нас,
Спит истина, как зверь в берлоге,
Над нею высится Парнас.
Осеннею мухой, и робкой, и жалкой
***
Осеннею мухой, и робкой, и жалкой
Лениво ползу по твоей суматохе,
Меня отгоняешь то мыслью, то палкой
Ты, словом кусая, как вешние блохи.
А надо б пройтись разудалою пчёлкой:
Чтоб мёд в хоботке, чтобы задница в мыле,
И глазки, как шарики с праздничной ёлки,
Блестели восторгом: «Ах! Как мы любили!»
Но я под тобой, как душа пред иконкой,
Пришпилена мумией вечной стервозы —
Суть хищной натуры и талии тонкой:
Диету убийств соблюдают стрекозы.
Детство нас встречало у колодца
***
Детство нас встречало у колодца,
Потчуя студёною водицей,
Там, где об осоку уколоться
Можно и попробовать «водиться»;
Где судьба, как яростная сплетница,
Слухи распуская повиликой,
Хохотнула в спину: «Вроде, слепится…»,
По нужде сокрывшись, по великой.
Юность, завлекая в гости рожью,
Небылицы подняла в пшенице;
Локонов касаясь осторожно,
Там, на мне ты угрожал жениться,
Зрелость, как из печки каракатица,
По борщам ползла, да по корице;
Пот учуяв, с тыла кара катится:
«Бес в ребро? Седому ль покориться?»
Жизни сказка, как обоз ослице,
Хоть к уму мани, хоть кума кликай,
Не продаться, значит, обозлиться,
В петлю затянув, как куманикой.
Старости заросшая околица,
Как замятый угол у страницы:
Ничего не хочется, а колется,
Там, где от любви бы устраниться.
Пеклом ожидания промежность
***
Пеклом ожидания промежность
Пожирает слов руду, как домна;
Непрерывным гоном неизбежность
Плавит мысль: то вычурно, то скромно.
Образов чугун, стремясь к пределу,
Сбросив шлак иллюзий, как одежды,
Воспаляет тело, что раздело
От вдуванья топлива надежды.
Шедеврально исчерпав падежность,
Ковш безумья утопив в поправках,
Сталь строки размешивает нежность
В силе, что как прежде, в ваших плавках.
Седьмой десяток. Срок ли для светила
***
Седьмой десяток. Срок ли для светила
Из поколенья, что к хвосту ракеты,
Три царства мимолётных подцепило,
Их крахом взбунтовав покой планеты?
Уходят короли и кардиналы,
Язычники, пророки, партократы,
Но мысль, что путь сует их освящала,
Нетленна в книгах, душах и плакатах.
Ты прав мой друг, не вечна жизни жажда,
И не для нас бессмертных дурней каста,
Но если вдруг наскучит петь однажды,
Во имя счастья потяни лет до ста!
Ледяная стела Недоступность
***
Ледяная стела Недоступность,
Миной страсти подорвав реальность,
Закрутив в спираль свою безумность,
Обращает в прах небес формальность.
Чёрных дыр взведённая преступность,
Под кривляние гей-протуберанцев,
Шлюх кляня за хладную заумность,
Расширяет ноль до звёздных танцев.
И дрожа, мерцая, оттеняя,
Отражаясь, проникая, множа,
Падает проклятьем Света-рая,
Демоном познания на ложе.
Кометой пышных похорон ушла эпоха
***
«Пруха выше интеллекта» — сленг преферансиста.
Кометой пышных похорон ушла эпоха,
С ней шлейфом нью-Декамерон переполоха.
И словно пачки макарон, открылись храмы,
В них правит алчности закон и пентаграммы.
И дух его не побороть — век перемены.
Который гений слышит: «Подь во тьму со сцены!»
Быть может, хватит дурь пороть и рушить стены;
Ты для кого, скажи, Господь, метёшь арену?
Не одолеть душой урон, в нём нет изыска,
И обезлюдел зла перрон, расплата близко —
Перекрывает смехом стон слог скомороха:
Эпоха сыра для ворон и прухи лоха.
Словес податливых спираль
***
Словес податливых спираль
Свивая в штопор,
Ум, сталью нег проткнув мораль,
Стекает в сопор;
Где юной терпкости вина
Волна амбиций —
Дерзка, пузыриста, вольна;
Спешит разлиться.
Похмельем долгим опыт-хмель,
Бродя по венам,
В потоке, прожитых недель,
Находит стену;
Которую не обогнуть
Кошмаром буден,
Не растворить когда-нибудь
В дерьме посудин.
Зароков пористая ткань
Из горла пробкой
Пробьёт наскучившую грань
Попыткой робкой.
И слова зрелого коньяк,
Плеснув по краю,
Смакуешь бред, как кровь, маньяк,
Нос утирая.
Даже ради тебя не сложить серенаду
***
Даже ради тебя не сложить серенаду,
Что обрушит на душу лавину любви,
Я хочу тебя дико, но перлам: «Не надо!»
Говорю. Ты снежинки сомнений лови.
Даже ради себя не сложить мне балладу,
Что поднимет волшебным обманом со дна
Всех, подсевших дышать на дурманящий ладан.
Я молчу, оставаясь, как прежде, одна.
Но, не веря словам, отреченьям и вздохам,
Ты прорвал оборону лишь магией фраз.
Ради всех заявляю: «Банально и плохо!
Ровно попою сел, Артис, ты на Парнас!»
Откровеньям твоим цвета клёна
***
Откровеньям твоим цвета клёна:
Фейерверк многоцветья об землю,
Я душою, как он, оголённой
Не люблю, но старательно внемлю.
Чтоб отмыться от страсти зелёной,
Я ныряю в купель урожая,
Откровенья твои цвета клёна
От сердец, от небес отражая.
Токовищ внесезонных тетеря
Откровеньям твоим цвета клёна
Я внимаю бездумно, не веря:
Не понять мне геройства гулёны.
Ко двору, как дровишки к сараю,
Ты пришёлся весьма отдалённо:
Не гоню, не держу, презираю
Откровенно, как крылышки клёна.
Сезонов тёплых вечная должница
***
Сезонов тёплых вечная должница
Весны посулы возведёт нам в степень,
От умиленья небо увлажнится,
Пристав с допросом, как осенний слепень.
Но обозвав тебя красиво: Овод,
Запудрю след божественных отметин,
Найдя, как шанс, неоспоримый повод
Уйти в дожди от надоевших сплетен.
Я разыграю раболепный трепет,
Молясь, предстану истинной Мадонной,
Он листопадным пластырем залепит
Кровоподтёк тоски моей бездонной.
Душою исчерпав родник хвалебен,
Приму, как благодать, снегами постриг,
Не оттого, что ты великолепен,
А чтоб почил моих капризов монстрик.
Позолотило полнолунной ночью
***
Позолотило полнолунной ночью
Моей Москвы широкие ладони,
Теплом вспугнув, как ярмарку сорочью,
Гадалку-ворожею на неоне.
Рассыпался на мелкие стекляшки
Шикарного коварства изумруд.
Зачем богатство вольному бродяжке,
Коль царства мрут, а людям власти врут?
Звенят по закоулкам, как медяшки,
Дешевизну приветствуя, синицы,
Послушай предсказание дворняжки,
Которая и чёрта не боится.
Мне истина открылась ближе к ночи,
Что счастье — дар любви, не журавли,
О коих лишь ленивый не пророчит,
Хоть золоти, хоть всех перелови.
Как ты искал сочувствия
***
Как ты искал сочувствия,
Как ты ломал запретное:
Дико, хмельно, без устали.
Легче ль тебе, мой бедный Ной?
Справился с долгой грустью ли,
Впрок ли кострище жертвенный,
В праведный гнев отпустит ли
Сжавший осоку жернов твой?
Или зверюгой загнанным
Бросишься в дебри тёмные?
Как ты хотел, чтоб плакали
Вороги, злом пленённые!
Строгий мой, переменчивый,
Голубя ль с Арарат-горы,
Выпустил? Или кречета?
Кто сбережёт парад-порыв?
Хочется, но сочувствие
Сам, мой тиран, ты стёр с листа
В ложе своё прокрустово
Гноем от ран — протри уста!
Селена светом отраженья
***
Селена светом отраженья
Раскатит шарики обиды,
Как ртуть, неволя притяженьем,
Стыдом сквозь серебро планиды.
Мой бес, в твоей седой щетине
Сквозь щёк трехдневную небритости,
Моё вдруг заалеет имя,
Даря прощенье за наивность.
И наслюнив клочок на рану,
Поймёшь: как я любила, сволочь.
Мужчину украшают шрамы,
Особо те, что ставят в полночь.
Я недостойна, верно, кореш
***
Я недостойна, верно, кореш,
Но по долгам платить изволь:
Пока ты всех врагов поборешь,
На языке натрёшь мозоль.
Я ждать устала — время вышло,
Душа отрыгивает боль.
Закон, конечно, словно дышло,
Но и к нему ведёт пароль.
Словами, буквами, не членом,
Мой грамотей-аэрозоль,
Не распыляйся, станет тленом
Тобой отыгранная роль.
А я?! Конечно, недостойна,
Прощеньем одарить позволь:
За все игрушечные войны,
За соль ланит слезливых Оль.
Наждачкой слов да по стекляшке буден
***
Наждачкой слов да по стекляшке буден,
Веду я, как алмазом мутных вод,
Твою любовь по черепкам посудин,
Чтоб «порешался» простенький кроссворд:
Что вера в Бога, если Бога нету;
Что страх побед, когда ничья, как приз;
Что правда, коль интрига менуэта
Разбавлена восторгами реприз?!
Достав тебя из пазухи Христовой,
Как чёрного котяру из мешка,
Заброшу в Рай, как новенький целковый,
Заныканный копилкою грешка.
И будешь жить, солидно: на проценты,
Сняв сливки с обезжиренных рантье,
Суть ребуса сменяв на комплименты,
Уйду я в ночь в намёках, как в шмотье.
Слова твои, от сердца рикошетом
***
Слова твои, от сердца рикошетом,
Ложатся точно в «яблочко» души.
Капризный мир не назовёт Поэтом
Того, кто остов общества крушил.
На совесть давит, словно на гашетку,
Упрямый слог; обоймою стихов
Казнит пиит, и разрушает клетку
Свободы зверь, не терпящий оков.
Но помни: критикан, что пуля-дура,
Чьего коварства ржавая картечь
И гения костьми на амбразуру
Потребы заставляет ровно лечь.
Но мёртвые лукавству не перечат —
Толпы, что ладит храмы на крови,
Пророком оставаясь, не Предтечей,
Во имя правды собственной живи!
Слишком ярким было ожиданье
*** «Гори, гори ясно, Чтобы не погасло!» Маршак С. Я. «ДВЕНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ»
Слишком ярким было ожиданье,
Слишком явным оказался ноль,
Слишком кратким выдалось свиданье,
Прекратить его ты мне позволь.
Слишком нежным стал ты на прощанье,
Слишком сложный заказал пароль,
Слишком сладко тают обещанья,
Но теперь меня ты не неволь.
Слишком часто, утаив страданье,
Я играла скоморошью роль,
Слишком редко ты за наказаньем
Забывал, что навсегда король.
И когда мы поняли, что слишком
Дорога совместных трапез соль,
Отпускаю бедного мальчишку,
Не признавшего в шуте Ассоль.
Слишком подлой родилась мыслишка:
На огонь любви привадить моль —
Крылышки сгорают быстро слишком,
Слишком долго угасает боль.
Дождь нудней, чем китайская пытка
***
Дождь нудней, чем китайская пытка,
Всё стучит и стучит мне о том,
Что цыганского счастья кибитка
Затерялась в тумане густом;
Что была зачтена нам попытка
От оседлости выстроить дом,
Сад взрастить, ограничив калиткой
Память предков о веке былом.
И мотивам холодным с улыбкой
Я внимаю, но дрёмой влеком,
Дух, свободой укрыв, как накидкой,
В сон уводит жестоко — силком.
Затянув, словно струнку на скрипке,
В дождь тропою неписанных глав
Из тепла накрахмаленной зыбки
Рвёт, с крылами коня оседлав.
Наверно, не важны сейчас слова
***
Наверно, не важны сейчас слова:
Дежурных накидают вам, как водится;
Защитой первый снег на Покрова
И праведность святая Богородицы.
И как листва ветвями по корням
Разносит дар небесного родительства,
Так радость брака принимать и вам
И Девы непорочной покровительство.
Желаю я и наши дерева,
Пусть всё, что загадали, к счастью сбудется —
Моя Москва фатою в Покрова
Шлёт в Ереван свой первый снег, на улицы.
Эту осень ты сбросил, скользящий на вещем
***
Эту осень ты сбросил, скользящий на вещем,
Как сезонно раздевшийся к холоду клён;
От зализанных ран, отболевших затрещин,
Забывая, как был безнадёжно влюблён.
Эта осень не просит, не стонет, не хнычет:
Запрокинув вихры на крыла лебедей,
От сердец ей не нужно премудрых отмычек,
Чтоб войти беспардонной походкой блядей.
Это — осень венозно кровавит для парков:
На занозы идей лейкоциты дождей,
Покрывая листвой, нецензурщину гаркнув,
Льёт, как йод, на народ вожделенных вождей.
Только осень выносит, без поз и гримасы,
Даже гениев, нрав чей так невыносим,
И для свинстусов в грязь зарывает алмазы,
Чтоб топтать аргументами их мокасин;
Чтоб насытившись рябчиком и ананасом,
До икоты надравшись меж пьяных «светил»,
Нам от вёсен ты дури похмельной наквасил,
И с настойки любви, а-ля Осень, кутил.
Кочевнику что город, что село
***
Кочевнику: что город, что село,
Что властно-скоморошные причуды —
Едины, коль родиться повезло
Под шелест трав и ветра перегуды.
Кочевнику свобода дорога,
Как вам, оседлым, терема и клады,
И месяца калёные рога
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
- Иван-Да-Лилия
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Иван-Да-Лилия. Бредущая по граблям предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
