Притворись моей женой

Олли Серж, 2020

Спасаясь от бывшего мужа, я вынуждена уехать в другой город и принять неприличное предложение местного депутата стать его фиктивной женой. Он презирает женщин, как вид. А я больше не планирую пускать мужчин в свою душу. Но жить под одной крышей и отказаться друг от друга оказывается не так просто. – Бесишь ты меня, Аня. И рот у тебя слишком дерзкий. – Его горячее дыхание обожгло щеку и заставило мурашки разбежаться по телу. – Даю тебе три секунды, чтобы спрятаться или я за себя больше не отвечаю. Раз… – сильные руки легли на стену по обе стороны от моей головы, отрезая все шансы на побег. – Два… – чуть шершавые пальцы сжали подбородок и развернули лицо, заставляя посмотреть в ледяные глаза. – Три… – прошептал в самые губы, и дальше разум окончательно меня покинул.

Глава 1. Спи, моя гадость, усни…

Аня

— Вот признай, Анька, — заплетающимся языком пытается философствовать бывший муж, — что ты просто бездарность! Ма-хро-вей-ша-я… — С трудом выговаривает слово по слогам.

Делает несколько глотков дешевого пива из бутылки и характерно рыгает, выпуская алкогольные пары.

«Господи!» — прикрываю глаза. Меня едва заметно передергивает. Крепче стискиваю пальцами тарелку и мыльную губку, чтобы не уронить в раковину и отсчитываю про себя минуты действия снотворного. Давай уже, спи ты, ради Бога!

— А чего это ты мне не отвечаешь? — Угрожающе тянет Николай. — Или правда глаза колет? Саму петь не взяли, так ты людей учить пошла?

— Я никого не учу петь, — устало отзываюсь сквозь зубы. — Я, если ты забыл, врач.

Начинается!

— К мужу лицом повернулась! — Взвизгивает Горбунов за моей спиной так громко, что я вздрагиваю.

Вот уж кому-кому, а Николаю мои профессиональные навыки никогда не требовались. Шикарный, редкий контратенор. Который почему-то после окончания консерватории решил, что зарабатывать себе на сытую жизнь пением — скучно. А вот кино — это другое дело.

Но актерский талант Николая оказался мягко говоря слабоват. А уже выросшее на уникальности голоса эго просто не смогло смириться с «несправедливостью» провалов на кастингах. Горбунов переругался со всеми знакомыми, кто мог ему помочь, предлагая начать с ролей второго плана.

Спустя год мне стало просто стыдно приходить на работу. Перманентно безработный муж был должен денег всем. Неудачи заливались алкоголем, негатив сливался в меня, как в унитаз похмелье. Коллеги, устав ждать свои деньги назад, начали записываться ко мне на приёмы и аккуратно намекать о неприятности сложившейся ситуации. Суммы были немаленькие. Я возвращала долги, как могла. Пока на свой день рождения, получив очередную порцию оскорблений вместо подарка, не поняла, что наш с Николаем брак опустился на дно. Кончился. Потонул в беспросветном творческом кризисе.

Поднимаю глаза на бывшего мужа и блокирую приступ брезгливой тошноты, перехватывая основание горла рукой. Грязные волосы, щетина, заляпанная кетчупом футболка и семейные трусы… Куда делся тот яркий, талантливый парень, который пришёл ко мне на приём после того, как первый раз сходил на футбол и сорвал голос перед выпускным экзаменом? А потом красиво ухаживал и пел арию Ленского под балконом.

И самое обидное то, что, Николай отчасти прав. Я действительно мечтала после колледжа культуры поступить в институт на отделение эстрадно — джазового вокала, но в итоге не добрала баллов для бюджета. Поддержать кроме бабушки меня было некому, а она до изжоги не переваривала любые формы искусства (видимо, хватило моей мамы балерины) и запихнула меня в медицинский. Куда внучку светила нейрохирурги приняли с распростертыми объятиями. Только в выборе специализации я настояла на своём. Поближе к слуху, голосу, вокалу — отоларингология и фониатрия. Бабушка уже до этого не дожила…

— Ты, мать твою, оглохла? — повышает голос бывший муж, выдёргивая меня из мыслей. — Я спрашиваю, зарплату тебе дали или нет? — Заканчивает борзо.

— Завтра должны дать, — отвечаю тихо, уговаривая себя потерпеть последний раз.

Свидетельство о расторжении брака уже лежит в моей сумочке. Чемодан собран и спрятан в шкафу. Осталось только дождаться крепкого сна.

За последние месяцы в мой адрес было высказано столько угроз, о том, что будет, если я вдруг захочу уйти, что мне страшно собирать вещи открыто. А когда Горбунов проспится, меня здесь уже не будет.

— Мне нужно будет пятьдесят тыщ, — небрежно бросает Николай.

— Прости, — я тихонько балдею от его наглости. — А зачем тебе так много?

— Это — копейки, Аня! — взвивается со стула, но тут же ослабевшие колени возвращают его на место. — Хорошая одежда стоит дорого. А у меня кастинги! Товар лицом. Понимаешь, дура?

— Понимаю… — Поджимаю губы, чтобы не разрыдаться. — Только «товар» твой уже пол года как «потек». — Добавляю тихо и отворачиваюсь назад к раковине с грязной посудой.

— Ты там что-то сказала?

Моя голова автоматически врастает в плечи от истерично-агрессивного тона Николая. Неужели мало снотворного сыпанула? Или таблетки фальшивые? А у меня электричка уже через два часа…

— Кран говорю потек, — опасливо отзываюсь, чтобы не провоцировать конфликт.

— Ну так вызови сантехника! И не покупай больше колбасу палками. Сколько раз тебе говорить? Только нарезка! Устаю пока режу… И ты тупыми разговорами… бесишь…

Слышу, как бутылка пива падает и катится по столу.

Успеваю резко обернуться и подхватить ее на самом краю, предотвратив падение на пол.

Фух!

Ещё несколько секунд смотрю на хрюкающее во сне мужское тело, в прошлом именуемое моим мужем, и решительно выхожу из кухни.

Чемодан, верхняя одежда, документы, немного денег на сервант, чтобы сразу искать не начал. Все!

Ты, Давыдова, теперь свободная девушка! Хорошо, что фамилию девичью оставила. И будто не было двух этих лет брака.

Выхожу из подъезда и щурюсь от лаского майского солнышка. Хочется немного прогуляться. Я ведь так давно просто не гуляла! Чтобы без пакетов с продуктами в каждой руке, и чтобы не дай Бог домой не опоздать. Ведь от метро до квартиры идти ровно пятнадцать минут. Николай засекал… Ищи себе теперь другую дуру Горбунов. А я… Вот сейчас пойду и куплю себе мороженое. И съем его на улице языком. Потом ещё газировку буду пить прямо из горлышка бутылки. Бунт так бунт. Фониатры тоже люди.