Дом пламенных клятв

Оливия Вильденштейн (2023)

Немногие ненавистны мне больше Данте Реджио, однако список врагов теперь дополняют некоторые мои родственники. Особенно после того, как они помогли остроухому правителю меня похитить. Запертая в обсидиановом подземном мире, куда не способен проникнуть ни один ворон, даже их король, я пытаюсь смириться с правдой, противоположной тому, что мне говорили всю жизнь. Хотя мои новые союзники преследуют собственную цель, мы все единогласны в одном — Данте должен умереть. Но больше всего на свете я мечтаю вернуться к Лору, прежде чем, разыскивая меня, он сровняет королевство с землей… или же потеряет человечность. Может, мне корона предпочтительнее гроба, но я отказываюсь жить в мире, где моя пара существует только в облике птицы…

Глава 14

Я скрещиваю руки на груди и сажусь, бурча:

— Не терпелось меня увидеть?

Данте двигает челюстью из стороны в сторону, словно перемалывает грецкие орехи вместе со скорлупой.

— Я велел не оставлять тебя одну.

— Может, тебе и нравится купаться при свидетелях, но не мне.

— Выходи.

— Ты первый.

Он садится на корточки и хватается длинными пальцами за край медной ванны.

— Эгоистичная девчонка! Даже не думаешь о своем морячке. Брамбилла, принеси мне…

— Нет! — Проверив, закрыта ли дверь, я вскакиваю на ноги. Мне противно обнажаться перед этим фейри почти так же сильно, как подчиняться его приказам, тем не менее я подчиняюсь. Он закрывает мне проход к подставке с полотенцами, и я киваю на нее. — Ваше Величество, будьте любезны, подайте полотенце?

От слащавого тона моего голоса его и без того раздраженное выражение лица твердеет. Данте хватает полотенце, но не кидает мне, а просто держит, вцепившись в выцветшую серую махровую ткань.

Я тянусь к нему, но он отдергивает руку.

— Данте, прошу.

— Ты моя жена.

Я скрещиваю руки и хмурюсь.

— По закону Люче — нет.

— С каких пор тебя волнуют законы Люче?

С этих самых пор.

Взгляд короля скользит по моему обнаженному телу. Не впервой Данте видеть меня без одежды, однако, в отличие от того дня на острове Бараков, сейчас его взгляд воспринимается как насилие. Насилие, которое подкрепляет мою решимость вонзить в его шею его же шпоры.

— Если тебе так важно, я попрошу Юстуса найти нам священника, чтобы…

— Ты прав. Мне глубоко плевать на лючинские законы. — Тон моего голоса настолько жесткий, что его глаза вновь впиваются в мои. — Полотенце, Маэцца.

— Ты сильно похудела. Рибио тебя совсем не кормил?

Надеюсь, мои выступающие кости вызывают в нем отвращение.

— Можно мне, пожалуйста, полотенце?

Он замирает. Лишь на скулах играют желваки.

Не знаю, в какую игру он играет, но она мне решительно не по нраву. Я уже собираюсь в очередной раз попросить полотенце, когда он наконец его протягивает.

Схватив его, оборачиваю вокруг тела.

— Зачем ты пришел? Забыл что-то?

— Хотел пригласить на ужин.

— Я предпочту повторно обмазаться кровью.

Глаза Данте вспыхивают. Рука взлетает — полагаю, чтобы меня придушить, — но застывает в воздухе, когда скрипят дверные петли. Входит Юстус, на согнутой руке висит золотистая тафта и блестящий тюль.

— Церера слишком мягко с тобой обходилась. Нужно будет научить тебя манерам, — заявляет Юстус.

— Вызываешься на должность учителя этикета?

— Почему бы и нет? — Он усмехается, но без веселья. — У нас появится возможность наверстать упущенное время.

Я пытаюсь разгадать его истинные намерения по выражению лица, однако я еще плохо с ним знакома. Действительно ли он намерен меня воспитывать или же планирует обучить всему, что связано с шаббинской культурой?

Я пожимаю плечами.

— Хочешь попрощаться с психикой? Ну дело твое, нонно. Мне до фени.

— До фени? — Его рыжие брови изгибаются.

— До-фе-ни. Разговорное выражение на Тарелексо.

— Ты ходила в лучшую школу Люче. Школу, за которую я заплатил целое состояние.

— Надо было тебе вложить деньги во что-то другое.

— Очевидно.

— А может, Мериам будет преподавать мне этикет? В конце концов, она была… то есть является принцессой.

— Нет.

— Почему нет?

— Она не в состоянии тебя учить, — Юстус четко произносит каждое слово, будто разговаривает с маленьким ребенком, — она позор короны, да к тому же и не в себе. Боюсь, даже ваши уроки придется отложить, Маэцца.

— На сколько? — спрашивает Данте.

— На несколько дней.

— Так долго!

— После того как она блокировала магию Фэллон, она была без сознания целую неделю.

Наши взгляды встречаются. Мой пульс подскакивает.

— Неделю? — Пронзительный возглас Данте неприятно режет барабанные перепонки.

Хотя я рада, что Данте в ближайшие дни не будет размазывать мою кровь по пергаменту, невольно меня охватывает досада. Если Мериам проспит целую неделю, как же мне узнать, где мама? В курсе ли Юстус? Если да, то расскажет мне?

— Я могла бы побыть с ней, — говорю я, пока Юстус встряхивает и расправляет в руках платье. — То есть вы все равно хотите меня запереть, так почему бы не в хранилище? Там намного надежнее. К тому же моя клетка освободится, и вы сможете использовать ее для какого-нибудь военнопленного.

Взгляд Юстуса ожесточается.

— В хранилище тебе может угрожать опасность. Мериам бывает непредсказуема, когда выходит из очередной прострации.

— Ее задница прилипла к трону. — Я сжимаю кулаки, представляя, как собираю все палки, которые Юстус вставляет мне в колеса, и бросаю ему в голову. — Не говоря уже о том, что если она убьет меня, то и сама окочурится.

— Возможно, по пробуждении она не сразу вспомнит, что ваши жизни связаны. — Вокруг его рта складываются морщинки, будто он жует кислую сливу. — Или даже что ты ее внучка.

Я пытаюсь определить, блефует он или говорит правду, и хмурюсь.

— Твой синяк зажил, — внезапно замечает Данте, уставившись на мой лоб.

Я касаюсь кожи над глазом и с удивлением понимаю, что выросшая после удара в день моего похищения шишка действительно прошла.

Данте переступает с ноги на ногу, от чего звенят и шпоры, и золотые бусины в волосах.

— Как такое возможно?

Мои пальцы замерзают вместе с воздухом в легких. Единственное объяснение — магия.

— Прошло довольно много времени, Ваше Величество, — говорит Юстус.

— Кожа там была желтоватой, когда я забирал ее из подвала.

— Хорошо, признаю́сь, я ее исцелил. Подумал, вы будете рады, что не придется больше смотреть на ее уродство. Особенно учитывая, что в округе она единственная женщина.

Уродство? Я едва не фыркаю, однако Юстус Росси спас мою задницу, поэтому я оставляю оскорбление без внимания.

— Как это предусмотрительно с вашей стороны, дженерале. Жаль, что этот предатель Лазарус украл все лючинские целительные камни.

Я вскидываю брови, отчетливо помня слова Лазаруса о том, что Данте отказался одолжить воронам шаббинские кристаллы, когда я умирала от отравленной стрелы.

— Я пытаюсь их возвратить, сир.

— Ну а пока… — Данте начинает разматывать повязку на руке. — Мне нужно исцелить рану. Не против немного поколдовать?

Я искоса поглядываю на Юстуса, у которого ни один мускул на лице не дрогнул. Он протягивает мне платье.

— Не хотелось бы запачкать его кровью.

Я беру одежду и прижимаю к груди; жесткий тюль раздражает покрытую мурашками кожу. Хотя я была бы счастлива, если бы рана Данте загноилась, я скрещиваю пальцы в надежде, что Юстус знает печать для исцеления, иначе… ну, иначе нам крышка.

Когда повязка спадает, обнажая отпечаток моих зубов на мякоти его большого пальца, я морщу нос. Из раны сочится гной, а кожа вокруг почернела, словно я отравила Данте ядом.

Нет, я, конечно, была бы рада с ним расправиться, но действительно ли у меня ядовитая слюна?

А может… может, обсидиан в моем организме вызвал такой эффект? Вдруг химическое вещество, которое принимал Данте, чтобы выработать иммунитет к железу и соли, вызвало аллергию на тот самый камень, из которого он построил свою крепость?