Берта

Олег Панкевич

Из сытого счастливого детства – на чужбину, в глухую российскую глушь. Как сложится судьба героини. Сможет ли она найти путь домой, путь к самой себе. Выживет ли нежная душа в постоянстве серости и уныния, нищенского состояния и изгнания с родины. Куда приведут мечты? Картинки, написанные больным воображением? Переменится ли ее судьба? Так много вопросов, ответы внутри.

Глава 2

Приехали. Приехали… По грязной дороге, кто босоногий, кто в старых кожаных стёртых башмаках, кто в лаптях — бежала мелкая деревенская ребятня.

Приказчик Кузьма Сергеевич, подкрутив усы и топнув от радости ногой, поспешил на крыльцо. Во дворе столпилась дворня, девки повизгивали от предвкушения нового впечатления. Деревня ожила, все вокруг засуетилось. Прошка побежала за испеченным с раннего утра караваем. Гостей этих ждали долго. Прежняя владелица усадьбы померла, оставив в наследство все свое помещичье имущество дальним родственникам — чужестранцам. Приказчик в течение всей зимы вел переписку с незнакомцами из далекой Пруссии. И вот, наконец, новые владельцы поместья смогли приехать в глубинку Вятской губернии.

Повозка, запряженная парой гнедых, показалась на горизонте. Народ взволнованно гудел. Видано ли дело! Иностранцы.

Кузьма Сергеич, пропустивший с утреца пару рюмок наливки для успокоения нервов, нетерпеливо притоптывал ногой. Едут. Пока он управлял поместьем, в отсутствии новых хозяев, немного прохудились запасы в холодниках, немного опустели хозяйские шкафы, но он старался все-таки соблюсти порядок, хотя бы внешний, и не дать поместью разориться вконец. Угодья были не большими, земли пять гектар да леса парочку. Основной доход приносила крепкая мельница, на краю деревни и бондарная мастерская. Душ в закладе — всего семьдесят человек, совсем не большое имение получалось. Но дом хозяйский и двор, были добротными, ухоженными. Обстановка в доме вся была сохранена для новых хозяев, за этим Кузьма следил строго. В птичнике поубавилось птицы, в свинарнике не досчитались нескольких поросят, но убыль скотины можно было списать на болезни и столование самого Кузьмы в период долгого ожидания новых владельцев.

Повозка приближалась. Вот уже можно было разглядеть множество чемоданов, навешанных на стенки. Городского кучера, подгоняющего неспешных лошадок, передвигающихся по весенней грязной, размытой дороге.

Въехав во двор лошадки остановились. Перед большим, рубленым крыльцом стояли навытяжку Кузьма, Порошка с караваем, пара дворовых девок.

Все остальные зеваки собрались толпою немного поодаль. Тихий шепот, как шелест, витал над собравшимися. Даже ребятня притихла. Все с нетерпением замерли.

Кузьма кинулся к повозке — распахнул дверь. Навстречу ему вылезли двое молодых мужчин похожих друг на друга. Оба высокие, светловолосые, видно, что братья. Одеты в походные костюмы из тонкой коричневой шерсти, высокие кожаные сапоги. Следом показалась женщина преклонного возраста. Статная, красивая. Невиданная шляпка на голове прикрывала русые волосы, убранные в замысловатую прическу. Тонкое шерстяное пальто прикрывало темно-синее, почти черное платье женщины, немного запылившееся с краю подола, прикрывающего темные туфли. Последней из повозки выпрыгнула молодая девушка лет шестнадцати. Высокая в братьев и красивая как мать. В нарядном шерстяном одеянии она вызвала вздох восторга у челяди.

Возникла неловкая пауза. Кузьма склонился в поклоне и не знал, как обращаться с приезжими. Настолько диковинной была их встреча, что все оробели.

Спасла из неловкой заминки Праскева. С криком: «Хлеб-соль» она выбежала к прибывшим и стала кланяться, приговаривая:

— Добро пожаловать, хости дорохие.

Кузьма тут же ее поправил: — Хозяева!

И пояснил, что каравай надо пробовать, макая хлеб в стаканчик с солью.

Видно было, что долгая дорога вымотала чужестранцев. Лица были бледны и растеряны. Отведав по очереди каравая, новые хозяева устремились в дом.

В доме уже был накрыт богатый по местным меркам стол. Закуски, соления, копченая рыбка, заливное, пироги.

Прошка и дворовые девчонки готовили почти сутки. Не отходили от печи, стряхивая крупицы пота со лба, мяли тесто, запекали зайчат в сливках, птицу, фаршируя свиной окорок. Благо дни были сытные, до поста еще долго.

Кузьма строго следил за расходом продуктов и нарядностью приготовленных блюд. Ударить в грязь лицом и опростоволоситься ему не хотелось. Таких больших гостей, а теперича и хозяев, округа не видела никогда. Весь дом взволнованно гудел всю предыдущую неделю. Стряхивалась пыль с тяжелой, добротной старой мебели. Вытряхивались шторы и ковры. Перестилались набело кровати, взбивались перины и подушки. Кузьма понимал, что от этого приема зависит его дальнейшая судьба. Он, как приказчик, мог безбедно прожить в этом небольшом поместье, если хозяева наладят свои дела и уедут потом на свою родину. Тогда Кузьму ждали прекрасные перспективы устроить свое будущее, проживая в поместье и просто отправляя отчеты и деньги ежемесячно. На это он и рассчитывал. Интерес к поместью также проявлял местный помещик — Федор Леонидович Крупоглазов. Он соседствовал по границам земли и давно намеревавшийся поместье — это выкупить за бесценок. Этого Кузьма никак не мог допустить.

Федор же, уже сообщил с пришедшим по утру посыльным, что желает знакомства с новыми соседями и готов явиться к завтрашнему ужину.

За столом расселись не сразу. Сначала долго вываливали чемоданы из повозки.

Новые хозяева разбрелись по небольшому дому, выбирая себе спальни. В итоге с левой стороны от залы две спальни заняли братья, комната за кухней, небольшая, светлая, отошла младшей дочери, а хозяйскую спальню заняла новая хозяйка дома. Пока все разместились, пока умылись с дороги, времени прошло довольно. Дом наполнился чужеродной немецкой речью. Кузьма переговаривался только с Мартой — главой семейства. Марта обладала чудовищным акцентом, но понять ее было можно. Кузьма же слова свои произносил максимально медленно, и тогда с хозяйкой можно было вести разговор. Девочка ее — явно понимала некоторые слова, но с произношением было совсем плохо. Братья же Кузьму совсем игнорировали, переговариваясь между собой на отрывистом, несколько лающем языке.

Дом, в который приехали новые владельцы, представлял собой обыкновенное помещичье жилье в глубинке далекой от столицы. Крепкий, высокий рубленный, с большой верандой и треугольной ломаной крышей. Всего пять комнат, считая большую залу. К дому примыкали пристройка, где жили дворовые, главной из которых значилась дородная молодая девка — Праскева. Остальных нанимали на сезон или помесячно, в барщину. Кузьма же переехал пока в крестьянский дом недалече. Т.к. именно он занимал комнатку за кухней последние шесть лет.

Бывшая хозяйка поместья, перед смертью своей, вдовствовала и позвала Кузьму в приказчики, после смерти мужа. Основной доход вдове приносила мельница и бондарная мастерская. Кузьма быстро вошел в курс дела и стал полноправным управленцем небольшой деревушки. Помещиков в округе было мало, в основном крепкие свободные крестьяне да переселенцы. Работяги. Поля засевались и обрабатывались регулярно. Для хозяйских нужд держали пару коров, бычка, четыре свиньи, несколько коз и птичник. На пропитание хватало. Количество скотины менялось время от времени. Рыбу везли с Камы. Вот и сейчас для того, чтобы прокормить всех приехавших, заранее подрастили поросят с опороса, добавили уток и курей, забили молодого бычка на днях. Весна была ранней. Снег сошел быстро, и все настраивалось на тепло, а значит и на скорый урожай овощей и зелени со своего небольшого огорода.

Пока же доедались запасы прошлого года: моченые яблоки, квашеные огурцы и капуста. Солонина, копченая рыба, копченые грудинки. Последние остатки грибов шли на пироги, толстые пышные оладьи жарились и подавались с вишневым и малиновым вареньем. Голода не было. Вся губерния жила хорошо. Редкий крестьянин был нищ, да и то наверняка пьяница или лентяй. Уж на твороге и сметане любая баба приготовит пирогов сытных. И пряничков с овсяной обдирки ребятне на угощение.

Обед задержался. Новые хозяева, не торопясь ели, хвалили пироги. Порошка подала чаю. Был заварен большой медный самовар — веяние новой моды и предмет гордости прошлой хозяйки.

Все притомились. Разговор не вязался. Кузьма был слишком взволнован, а приехавшие, слишком устали с долгой дороги. Ехали они поездом через Польшу в Петербург. Там остановились на недельку. Потом через Москву до Нижнего. В Нижнем, после двухдневного отдыха, поездом до Вятки, а там уже полсуток повозкой. Ошалелые от впечатлений и долгой тряски по местным весенним колдобинам — после обеда решили прилечь. После долгого чаю с вареньем, разбрелись по спальням, и в доме наступила тишина.

Праскева перемыла посуду, убрала со стола. На ужин решили с Кузьмой ставить остатки зайчатины и чай. Настолько плотным был обед, что вряд ли новые хозяева проснутся голодными.

Праскева, в быту Порошка, была бабой молодой, двадцати трех годов. Крупной. В девках у вдовы работала при доме с раннего детства. Сиротой взяла ее вдова к себе в дом и оставила в услужение. Не было у Порошки ни кола, ни двора. И просватана не была. Вся в заботе и делах, крутилась с утра до вечера. Когда хозяйка померла — волком двое суток выла. А потом Кузьма взял под опеку. И пригрел и сам пригрелся. Так и жили. Дом вели, дела. Сейчас же Праскева больше всех переживала — не выгонят ли новые помещики? Что с ее судьбинушкой станет? Охала, вздыхала…

Марта проснулась первой. Вышла из опочивальни и затребовала к себе Кузьму.

Потом они закрылись в зале до позднего вечера. Кузьма распорядился подать чаю и холодной зайчатины. Все остальные спали, в доме было тихо.

Долго обсуждали дела с новой хозяйкой. Она затребовала все расходные книги, ключи от всех засовов, видно было, что сведуща в хозяйственных делах.

Положение дел в имении не было ни плохим, ни хорошим. Вяло шла торговля бочками. Осенью мельница дала как всегда ожидаемую прибыль. Облигации за крестьянские наделы обналичить было нельзя. Ситуация с постепенным разорением помещичьего класса была одинаковой по всей стране. Спасали закладные крестьяне на барщине, продукты были свои, но денег живых было мало. Марте надо было принимать решение, что делать с внезапно нагрянувшим наследством. На раздумья было отведено пять недель. Именно столько она подумывала провести в этой дикой стране, которая пугала ее непроходимыми чащами и отсталостью глубинки.

После внезапной скоропалительной смерти мужа, она осунулась, стала грустной и резко постарела. Убитая горем думала только о детях. Сыновьям было определено поделить между собой сыроварню и молочные фермы. Берта же еще была мала, и судьба ее сильно занимала мать. Столько всего навалилось за последний год. Большое путешествие по России она провела в думах. Смотрела на вдруг повзрослевшую Берту, ей пошел уже семнадцатый год, и мечтала о хорошей судьбе для своей бедной девочки. Муж был оплотом семьи. Именно им решались все финансовые вопросы, дела с работниками. Марта же вела только свое домашнее хозяйство. Сейчас, собрав в кулак всю силу воли, держалась из последних сил. Ей бы устроить жизнь дочери и можно на покой. Было решено, что мать останется жить в своем доме на содержании сыновей. Внезапно свалившееся русское наследство заставило отвлечься от грустных переживаний после кончины любимого супруга. Долгие месяцы подготовки к путешествию, переписки с приказчиком и Вятскими чиновниками отвлекли от горя. И сейчас Марта была настроена решительно и серьезно. Впереди было много работы — все надо рассчитать правильно, все дела решить скоро и принять правильное решение о владении новым имуществом.

Первые несколько дней, после приезда, пруссаки обживались. Много не требовали, Праскеву не гоняли. Хозяйка вставала рано, питалась скудно, потом принималась за работу. Было пересчитано все в доме и составлена новая перепись имущества. Считала скрупулёзно. Даже ложки деревянные, простые для прислуги, вошли в этот список. Были сделаны изменения в учете по бондарной мастерской. Теперь наемные работники получали свои зарплаты исходя из количества часов работы, а не по дням, как раньше. Понемногу везде наводился настоящий немецкий порядок. Дети вставали позже. Сыновья обыкновенно до обеда пропадали в полях или на рыбалке. Делами интересовались мало, было видно, что они приехали больше за новыми впечатлениями и отдыхом. Берта же много времени проводила на кухне, обучая девок новым блюдам. При этом училась и у них традиционной русской кухне. Федор Леонидович, сосед по поместью гостил каждый день. Также семья ездила и к нему в поместье. Собираясь за ужином со своим новым знакомым и играя потом в дурака подкидного или простого. Федор Леонидович с первого дня знакомства покорил Марту. Молодой мужчина тридцати лет, хозяйственник, проявлял неподдельный интерес к делам поместья, давал нужные советы.

Он часто сопровождал Берту в прогулках по окрестностям. Соседи много и долго беседовали на смеси ломанного русского и немецкого. Девушка была удивлена просторами, количеством земли вокруг, свободной от крестьян. Поражали ее и непростые условия жизни простых крестьянских семей. Она много рассказывала Федору о Пруссии, о машинах, что применял в хозяйстве ее покойный отец. Тут же не было ничего. Борона да соха. Никакой новомодной механизации. Мельница давала поместью неплохую прибыль, так как была одна на округу. Зерно мололи за деньги. В быту крестьяне либо пользовались ручными жерновами, либо платили за помол своего зерна. Опять-таки — отсутствие дорог.

Когда жили в Петербурге неделю — город поразил своей красотой и какой-то теплой простотой. Москва после Питера, показалась слишком строгой, напыщенной. Новгород — провинциален. Но там были дороги. А тут, грязь, колея от телеги и только направления. Берта рассказывала Федору Леонидовичу о большом своем путешествии, краснела, забывалась и начинала махать руками, припрыгивать как ребенок. Смущалась нечистых ботинок после прогулки, неловко краснела, позволяя соседу обтереть каблук, от налипшей каши из грязи и еще не пойми чего.

Проходили дни. Весна вовсю вошла в свои права, начались постные дни. Марта старалась прийти к решению, что же делать с поместьем. Видела, что Кузьма плутоват, но подозревала, что менять приказчика не стоит. Лучше в этой глуши она бы и не нашла. Федор Леонидович, предложил ей сделку по продаже. Но Марта не спешила, понимала, что сгоряча может и ошибиться. Решила тянуть до последних дней. Может быть пожив тут еще немного, почувствовав эту землю, сможет принять верное решение.

Сыновьям земля и хозяйство это были совсем неинтересны. С детства знавшие о своем предназначении быть истинно прусскими юнкерами, им ничего тут было не надо. По производству молока, ничего нового тут было не узнать. Коровы были простые, дойные, но не сравнимы со своими — фермерскими. По сыру, тоже никаких особых новых решений не нашли. Взяли у местных пару рецептов выделки мягкого сыра с травами. Вот и вся наука. Поэтому братья предпочитали развлекаться охотой и рыбалкой.

Берта с помощью Прасковьи учила язык и оттачивала произношение.

Кто-бы знал в далекой Пруссии, что околот, затвор, засов, это одно и тоже название обыкновенной калитки. Опять-таки — оканье. Берта много не могла понять из русской речи т.к. в губернии все окали, и слова казались несколько иными. Причем в Питере, ей посчастливилось пообщаться с одной русской девочкой — та говорила совсем иначе.

Когда вся семья приехала в Петербург, матушка первым делом распорядилась купить билеты в театр. Так они попали в Мариинский театр на балет. Берта была потрясена красотой актрис, легкостью с которой они выделывали па и крутили фуэте. Это было первое посещение балета в ее жизни. Особенно тщательно она разглядывала в театральный монокль стайку маленьких девчушек, танцующих в массовке и изображающих маленьких пастушек. Ее внимание привлекла высокая стройная девушка с горящими голубыми глазами. Она особо выделялась в танцующей массовке четкостью движений, точной передачей образа. На нее хотелось смотреть и смотреть. Берту впечатлил русский балет. Величие самого театра, величие сцены и игра танцовщиков. Вот бы мне так, думала она, в своих мечтах. Возноситься в прыжке под прекрасную музыку к свету софитов, под аплодисменты публики. Кланяться в конце спектакля, собирая овации и букеты поклонников. После балета, вернувшись в гостиничный номер Берта провела бессонную ночь. Ворочалась в кровати, потом вскакивала, подбегала к окну глядеть на Невский. Этот город, балет, другая страна — все казалось ей волшебным, сказочным, не настоящим.

Девушка тяжело перенесла кончину любимого отца. В горе прошел последний год. И тут наконец — то отвлеклась от тяжких дум. Увидела совершенно другой мир, захотелось дышать, петь, кружиться в танце, как давеча кружились маленькие пастушки на сцене.

А через два дня случилась встреча. Марта с дочерью пошли прогуляться по проспекту и зашли в кондитерскую — купить пирожных и согреться чашкой чая. И тут, когда Берта стояла перед большим прилавком и выбирала, какое пирожное она хочет отпробовать, в кондитерскую забежало несколько девочек под предводительство мрачной матроны. Берта сразу узнала в одной из них — балерину — пастушку из театра. Девочки подбежали к витрине, быстро переговаривались, буквально щебетали незнакомые русские слова. Берта, поборов стеснение обратилась на ломанном русском к девушке с большими голубыми глазами с просьбой помочь в выборе пирожного. Так они случайно разговорились и познакомились. Анна, так звали молодую балерину, рассказала, что она с другими ученицами балетного училища, каждый выходной приходят в эту кондитерскую и выбирают одно пирожное. Именно столько им разрешает наставница, что сопровождает учениц в редких прогулках по городу. Анна посоветовала Берте взять пирожное с белым кремом и маленькой ягодкой по-середине и быстро попрощавшись, присоединилась к своим подружкам. Марта стояла в стороне, ожидала, когда ее дочь поговорит с новой знакомой. Мать видела, как интересны Берте эти русские девушки, как дочь завороженно смотрит на одну из них. Кто мог тогда предположить, что эта встреча оставит свой след в жизни немецкой девчушки? Но предчувствие не обманешь, и мать и дочь очень впечатлились маленьким эпизодом. Столько радости, молодой энергии было разбужено в Берте этим маленьким совпадением — встречей с танцовщицами из недавно просмотренного спектакля.

Про этот эпизод Берта рассказывала всем, сначала братьям, потом Федору Леонидовичу, Праскеве за чашкой чая. Берта смешно подпрыгивала на месте, стараясь показать Порошке балетные па. Порошка хлебала чай, смеялась над молодой барыней, пыталась представлять себе, что такое театр и актеры.

Праскева с Бертой сблизились, как могут сблизиться слуга и барыня. Берта о многом спрашивала Порошку, бегала за ней хвостиком, отвлекала от дел, просила разговаривать с ней и обьяснять те или иные слова. Праскева же была рада молодой барыне, не злобной, щедрой и доброй. Ее забавляли рассказы о далекой стране, где простой крестьянин ест вдоволь мяса и не знает нужды. Где самые простые люди могут себе позволить купить или сшить ботинки. Праскева даже прикипела к девушке и не хотела близкой разлуки с ней.

А тем временем время шло. Впереди Пасха, а там и новые хозяева уедут. Что будет? Чего ждать? Марта молчала, и никто не знал, какое решение она примет. Федор Леонидович был ежедневно. Развлекал, гулял, много времени проводил с Бертой, пока Марта была занята. К своему соседу, новые помещики привыкли сразу, обедали вместе. Зачастую и ужинали тоже. Часто бывали и в его имении, совсем небольшом, аккуратном. Однажды выехали на настоящую охоту с собаками. Федор держал невиданных в этих краях борзых. Красивых, поджарых, сухих гончих. Борзые загнали зайца, восторгов Берты не было предела. Она, сидя на лошади в женском седле, в шерстяном пальто, раскрасневшаяся, с растрепавшейся прядью волос из-под шляпки, с горящими глазами — была в этот день красива, как никогда. От нее веяло нежностью молодости, невинностью и мягкостью, честностью переживаемых чувств, открытостью всему новому и неизведанному. Марта заметила, что Федор не сводит глаз с ее дочери. Но разгулявшаяся на свежем воздухе Берта была в этот день так хороша, что мать понимала эмоции молодого мужчины. Трудно было удержаться от восхищения молодостью и красотой ее дочери.

На следующий день, неожиданно, Федор Леонидович, одетый во все парадное, появился к завтраку. Хоть с соседом и общались каждый день, этот визит был не запланирован, и Марта была удивлена. Сосед попросил ее об аудиенции.

После завтрака, буквально выгнав Берту из-за стола, мать заперлась в зале с новым соседом. Потом детей позвали уже на обед. Все время до обеда соседи совещались о чем-то. Братья ушли гулять, Берта с Порошкой готовили обед, учили русский, Кузьма терся у дверей столовой, пытался подслушать, но ему совсем не удавалось разобрать приглушенные голоса в комнате. По тону Марты понятно было, что разговор шел не простой. Но о чем, разобрать было совершенно невозможно.

Обед прошел в напряженном молчании. Дети совершенно не понимали, почему так напряжена мать, Федор Леонидович держался непривычно скованно, после обеда откланялся, уехал.

Марта заперлась в своей спальне и не выходила до утра.

Утром же, после завтрака, сделав распоряжения по дому, позвала дочь в свою спальню на разговор.