Я – сотрудник Внешторга

Олег Макаров

Макаров Олег Владимирович, родился в Москве в 1940 году в семье профессора Макарова Владимира Геннадьевича. В 1963 году окончил Институт народного хозяйства им Г. В. Плеханова, а в 1986 году – Академию внешней торговли по специальности «экономист-международник». Неоднократно выезжал в краткосрочные загранкомандировки, работал в длительных командировках в Нигерии и в Югославии. Умер Олег Владимирович 11 февраля 2021 года в городе Праге.

Глава 3. Продинторг

Начать, наверное, следует с того, что Советский Союз до 1973 года был вторым экспортером сахара в мире после Кубы, у которой мы покупали сахар-сырец (желтый сахар). Куба экспортировала ежегодно около 8 млн. тонн, из которых около 3,5 млн. тонн поставлялись в Союз, а СССР продавал около 1,5 млн. тонн. При этом надо подчеркнуть, что кубинцы продавали сахар-сырец, который мы перерабатывали на наших заводах для получения белого сахара, а мы продавали только продукт, готовый к употреблению. В 1973 году как экспортеры мы ушли с мирового рынка сахара ввиду сокращения поставок сырца из Кубы и, как следствие, в связи с необходимостью увеличения поставок для внутреннего рынка собственного свекловичного сырья. По договору с кубинцами, реэкспорт сырца и самого сахара, изготовленного из кубинского тростникового сырья, был запрещен. Мы имели право экспортировать только свой свекловичный сахар. Основные рынки сбыта были поделены между Кубой и СССР.

Благополучно сдав госэкзамены по английскому, я «с головкой» (как говорили мы в детстве во время купаний на речке, когда ныряли) окунулся в оперативную работу конторы. За мной закрепили организацию и полный контроль за экспортом сахара в Болгарию, Северную Корею, ГДР, в Ливию и в порт Джибути, через западногерманского посредника. Впоследствии, когда по профессиональным знаниям я в работе более-менее сравнялся с остальными оперативниками, у меня отобрали ГДР и Корею, передав эти страны вновь пришедшему по распределению из МГИМО работнику, доброму хорошему парню Юре Блинову. При поставках в эти страны не было необходимости заниматься фрахтованием судов, поскольку все объемы шли по железной дороге. С легкой руки Юрия Федоровича Жигулова (ставшего потом мне другом и одним из моих первых наставников на оперативной работе), мы позднее дали Юре Блинову прозвище «пачка чаю». Это прозвище он получил из-за того, что часто вставлял в разговоре устаревшее выражение «паче чаяния», что означает «вдруг», «возможно». Ну, а по фамилии в кулуарах (конечно, за глаза) звали «Блин»… (уж очень просилось). И хотя ему было известно и одно, и другое прозвище, он никогда не обижался.

Мне взамен было поручено заниматься Алжиром. В те годы народу была особенно известна одна из сделок с этой страной: сахар против алжирского сухого вина, поставлявшегося прямо в танкерах (потом наши делали из этого вина «бормотуху», редкостной гадости по качеству, разбавляя сухое вино, как говорили, обыкновенным спиртом). Отсюда и известность сделки под названием «Солнцедар». Не знаю точно, насколько это правда (я вино у Алжира не покупал и в «Союзплодоимпорте» в то время не выяснял), но дыма без огня не бывает. Знаю только, что за год в эту страну было поставлено 50,0 тыс. тонн сахара. Но, насколько я помню, все-таки кто-то там образумился (или их там образумили), и в таком виде (частичного бартера) сделки больше не заключались (счастье, что эта сделка оказалась разовой). На момент подписания контракта 1 тонна сахара стоила около 90,0 американских долларов. Заключался контракт в нашем объединении с министром торговли Алжира, прибывшим в Союз в качестве члена Правительственной делегации, которая посещала нашу страну на самом высоком уровне. И развивая дружеские торгово-экономические связи (для бумаги), нам было поручено продать туда сахар (слава богу, хоть не подарить, а продать) по мировым ценам.

О самом процессе подписания контракта я расскажу позже, соблюдая хронологию данного повествования, и также позднее, рассказывая о деловой части моей работы, буду давать характеристики сотрудникам объединения исключительно со своей личной точки зрения и, естественно, максимально приблизившись к их объективности.

В самом начале моей работы в Продинторге мне хотелось завоевать расположение всех сотрудников своей конторы и, в первую очередь, ее директора и заместителя, которым далеко неравнодушна была не только производственная, но и жизненная судьба того или иного работника конторы. Я никогда не был подхалимом, но мне так нравилась уже сложившаяся там дружеская обстановка, что хотелось как можно скорее стать своим среди своих. И вот случай представился. Я не готовил его специально, но получилось так, что именно в той ситуации можно было себя проявить патриотом конторы. Тогда я не думал, что это как раз тот момент, который поможет мне в достижении еще даже не вполне сформулированной цели понравиться. Я просто боролся за своих. В то время я был еще в комсомоле и имел богатый опыт работы в его руководящих органах — в центральном аппарате МВТ я был членом комсомольского бюро. И вот в начале работы в объединении на очередном комсомольском собрании некоторые «зарвавшиеся» комсомольцы (которые, видимо, не могли проявить себя в чем-то другом) решили отыграться на слабом, вернее, на слабой. В нашей конторе работала не отличавшаяся особо красивой внешностью девушка Рая Романчук. «Жаждущие крови» деятели (за задержку в уплате взносов) хотели объявить ей строгий выговор, а некоторые даже требовали исключить ее из комсомола. Я выступил и встал на ее защиту, борясь за справедливость, вовсе не думая в тот момент о том, что директриса и коллектив сахарной конторы исключительно по-доброму оценят мой поступок. Беднягу Романчук эти воинственные деятели чуть до слез не довели, а она с моей подачи дала собранию слово, что задержек с уплатой этих взносов с ее стороны никогда больше не будет. В конце концов дело обошлось устным порицанием. Кажется, на следующий день я случайно услышал, как наша секретарь-машинистка Алла (тоже комсомолка) рассказывала Елизавете Гавриловне о моем выступлении на прошедшем собрании. Она рассказывала об этом, явно поддерживая мою позицию, которую я небезуспешно сумел отстоять. А Елизавета Гавриловна слушала ее с видимым одобрением и удовлетворением.

Когда я писал о Продинторге, обязательно с улыбкой вспоминал о многих колоритных личностях этого объединения, например, о курильщиках. Курить разрешалось только на лестничных клетках, двери выхода на которые были в двух симметрично расположенных концах коридора. Каждый курящий, как правило, стоял с той стороны, где была его контора или отдел. Во время минутного перерыва на перекур выходили обычно по два-три человека и рассказывали всякого рода шутки, небылицы и анекдоты. Иногда в это время утрясали какие-то рабочие моменты. Некоторые выходили в одиночку, а потом присоединялись к уже начатому разговору курящих. Переводчица английского из отдела переводов Люба Геращенко (неприступная, как мне казалось тогда) почти всегда курила одна, но и она часто принимала участие в беседах куривших, правда, не во всех. Это была красивая и элегантная женщина (позднее она ушла из объединения на Высшие курсы иноязыков при МВТ и после моего возвращения из Нигерии пару раз принимала у меня экзамен в составе комиссии на процентную надбавку). Вообще курящих женщин было много, только из нашей конторы этим баловались несравненные Лилия Михайловна и Эмма Михайловна. Обе они занимали должности старших товароведов, работали безукоризненно и по заслугам получали высший уровень окладов по этим должностям. Они были приятельницами нашей директрисы и ее доверенными лицами. К таким доверенным лицам принадлежала и Света Гончар, моя инокорреспондентка, бывшая замужем за каким-то важным военным. Лилия Михайловна была женой крупного дипломатического работника и не раз выезжала с ним на постоянную работу за рубеж. Я сшибал у нее до получки трояки, пятерки и десятки. Она никогда не отказывала.

Часто к нам приходила и Светлана Дмитриевна Рамзайцева — начальник юридического отдела объединения, пользующаяся большим авторитетом у наших женщин, умная и профессионально подготовленная сотрудница объединения, впоследствии ставшая секретарем нашей партийной организации. Елизавета Гавриловна нередко усаживала возле себя либо всех вместе, либо каждую по отдельности и чаевничала с ними. Однажды, когда в Москве проходили переговоры с английской делегацией, англичан пригласили в Большой. И (чтобы их окончательно «убить» тем, что у нас не все бедняки) Елизавета Гавриловна попросила прийти в качестве сопровождающих с нашей стороны Лилию и Свету Гончар — в их дорогих натуральных шубах. Одна пришла в норковой, а вторая — в каракулевой самого высокого качества. Билеты были заказаны в ложе, и верхняя одежда не сдавалась. Англичане были поражены, а Елизавета Гавриловна в перерыве заметила главе делегации англичан, что, дескать, у нас носильные вещи напрокат никогда и нигде не выдаются, в отличие от Англии. Говорят, что шутка была принята с английской невозмутимостью, но с пониманием.

Конец ознакомительного фрагмента.