Объект особой важности

Олег Лаврентьев

Действие происходит в недалеком будущем, в России. Рано утром первый заместитель начальника Службы Безопасности Варежкин вызывает к себе: профессора историка университета, следователя по особо важным делам, оперуполномоченного местной милиции. Варежкин объясняет, что поблизости создано и работает секретное конструкторское бюро, которое сумело создать машину времени и проводит испытание устройства. Этой ночью на территорию КБ проник злоумышленник, который перебросил себя в прошлое. Задача – выяснить цели злоумышленника и помешать ему. Достаточно быстро группа выясняет, что злоумышленник Франс Лай – француз по происхождению – мечтал возродить могущество Франции (утерянное к тому времени) и считал, что наилучший отрезок истории для этого – эпоха Наполеона. Члены группы полагают, что Франс хочет, чтобы Наполеон остался императором Франции, выиграв битву при Ватерлоо. Для этого Франс хочет направить корпус французского маршала Груши – потерявшегося перед битвой – к месту сражения. Чтобы помешать злоумышленнику, в прошлое направляются два работника спецслужбы. Одному из них ценой жизни удается убить Франса, но перед смертью злоумышленник сделал, что хотел – корпус Груши подоспел к основным войскам, и Наполеон выиграл битву при Ватерлоо. Члены комиссии подавлены – они не смогли предотвратить изменение будущего. Неожиданно они выясняют, что победа при Ватерлоо не сыграла решающей роли в последующих событиях, и в настоящем, где они сейчас живут, политическая ситуация соответствует прежней. По-видимому, Наполеон проиграл дальнейшие сражения, и история вернулась в свое русло. К сожалению, изменение прошлого отразилось на жизни отдельных людей. Те, кто выпал из новой истории, скоропостижно умирают, и таких людей немало. Поэтому правительство решает закрыть исследования в этой области.

Их вызвали рано утром. Они сидели за столом, незнакомые друг другу люди, и молчали. Худощавый старик с клиновидной бородкой и взъерошенным чубом, который то и дело смотрел на наручные часы и что-то возмущенно бормотал себе под нос. Рядом с ним сидел такой же беспокойный мужчина лет пятидесяти в красной, с вышитыми узорами, нарядной, довольно нелепо смотрящейся в контрасте со строгими черными брюками, рубашке. Человек доставал из кармана телефон, что-то подсчитывал, записывал результаты в блокнот, отрицательно мотал головой, зачеркивал и снова считал… В поспешно-лихорадочных движениях чувствовалось волнение, которое он не мог скрыть.

В кожаном кресле на торце стола удобно устроился светловолосый мужчина в бежевой рубашке. Его слегка прищуренные, бутылочно-зеленые, словно у кота, глаза изучали умиротворение и сочувствие. Легко было представить себе, как в их глубине бессильно тонут паника и негодование собеседника, а о невозмутимо-спокойное лицо бессильно, как о гранитную стену, разбиваются волны человеческого гнева. Человек с зелеными глазами был самым спокойным из всех собравшихся, но возможно, тому виной была усталость, он не выспался и несколько раз подавил в глубине тела зевок.

Последним был высокий, мускулистый шатен лет тридцати в пестрой майке и темных джинсах. Несмотря на ранний вызов, он выглядел свежо и бодро. Человек сидел спокойно, но был похож на сжатую пружину. Казалось, стоит спустить сдерживающий механизм, подать команду, и пружина распрямится, а человек вскочит, бросится сворачивать горы, нырять на дно океана, решать невыполнимые задачи, кого-то спасать. Но вместо этого он уже сорок минут сидел за столом, как и остальные трое, и терпеливо ждал.

В шесть тридцать восемь отворилась дверь, и в комнату вошел человек среднего роста. Лоб человека казался излишне большим из-за широкой залысины, придавая человеку некоторое сходство с Лениным. Впрочем, на этом сходство заканчивалось. Вошедший быстро прошел к свободному креслу на торце стола, но садиться не стал, а оперся руками о край стола и быстро оглядел собравшихся.

— Прошу простить, — начал он низким голосом, — за ранний подъем, того требуют обстоятельства. Прежде всего, позвольте представиться самому и представить вас друг другу. Меня зовут Ефим Петрович Варежкин, я первый заместитель начальника Службы Безопасности.

Варежкин переждал несколько секунд, давая возможность оценить уровень важности своей персоны, а значит и дела, и посмотрел на старика с бородкой.

— Это профессор Оренбургского университета, историк Марк Исидорович Осадчий. Рядом с ним сидит Валерий Андреевич Павлов, руководитель проекта особой важности, в некотором роде виновник торжества. Напротив меня находится следователь по особо важным делам Самарской прокуратуры Польшаков Олег Ефремович, и последний — Евтушенко Евгений Григорьевич, оперуполномоченный Белобородовского района города Оренбурга. Если по ходу моего рассказа будут возникать вопросы, прошу задавать их сразу, мне так легче работать.

— Когда все это закончится? — немедленно спросил Осадчий. Голос у него был резкий, скрипучий, неприятный. — В восемь тридцать у меня лекция, и я бы очень хотел успеть.

— Боюсь, что не скоро, — покачал головой Варежкин.

— Это возмутительно, — нахохлился профессор. — Два месяца я просил местный музей передать мне экспонаты наших могильников, и вот когда разрешение получено, меня срочно вызывают на это… собрание или заседание. Почему именно сегодня?! Завтра я должен вернуть экспонаты в музей!

— Все неприятности происходят в самую неприятную минуту, профессор, — попробовал разрядить обстановку шуткой Варежкин, но старик продолжал ершиться.

— Почему вы не поинтересовались, у кого из нашего университета сегодня окна?! Мы бы просмотрели график…

— Боюсь, что на дискуссии у нас нет времени, — прервал профессора Варежкин. — Могу лишь принести вам свои извинения.

— Извиняйтесь перед студентами, — буркнул Осадчий и демонстративно отвернулся к окну.

— Сегодня ночью в Оренбурге, три часа назад, — ровным голосом после паузы продолжил Варежкин, — злоумышленник проник на территорию объекта особой важности, убил сторожа, отключил сигнализацию и совершил определенное действие, которое свидетельствует, что он знал о секретном объекте если не все, то почти все. Совершив преступление, преступник, — в этом месте Варежкин замялся на несколько секунд, подбирая формулировку, — скажем так, скрылся. Теперь относительно самого объекта особой важности. Думаю, будет лучше, если о нем расскажет его руководитель. Пожалуйста, Валерий Андреевич, вам слово.

Павлов прокашлялся.

— До сих пор не могу успокоиться, прийти в себя, — глухим голосом начал он, — все так неожиданно, это ЧП. Вот рубашку эту дурацкую второпях надел, да… Если вкратце, то наше КБ сумело построить… машину времени.

Осадчий недоверчиво хмыкнул и снова повернулся к окну. Павлов болезненно воспринял выпад, сбился с мысли, нервно потер переносицу и продолжил:

— Честно говоря, даже мы, ее создатели, не представляем себе механизм работы машины во всем объеме. Но в науке такое положение сплошь и рядом. Мы часто используем процесс, не зная всех причинно-следственных связей, да… Если о теоретической базе, то за основу была принята теория Хроноса-времени, как огромной реки. В этой реке вместе с течением плывем мы. Скорость течения велика, а наши силы слабы, поэтому мы не можем преодолеть его силу и изменить свое местоположение в реке, то есть мы живем в настоящем. Но вот представьте себе, что ветер срывает с вашей головы шапку и бросает назад. Предмет попал в прошлое. Примерно так действует наша машина, она кидает объекты назад в прошлое.

— А будущее? — спросил Польшаков.

— С будущим сложнее. Понимаете, мы же не ветер, чтобы бросить предмет абы куда. Переместить объект вперед или назад по временной шкале одинаково возможно. Проблема в том, чтобы он не оказался в стене дома, над вулканом или перед грузовиком на автостраде. Поэтому в прошлом мы наметили несколько крупных объектов, местоположение и описание которых нам досконально известно и кидаем предметы в них или рядом с ними. А в будущем мы таких мест не знаем, ведь обычный дом могут перестроить, снести…

— Продолжайте, — сказал Варежкин и взглянул на часы.

— Да-да, — заторопился Павлов. — Как я уже говорил, мы научились бросать, мы используем именно этот термин, предметы в прошлое. Лет на пятьсот, более глубокое время требует детальных проработок. Сначала бросали неживые объекты, потом собак, кошек.

— Людей? — спросил Польшаков.

— Людей — нет, ведь они не смогут вернуться, — тихо ответил Павлов. — До сегодняшнего дня людей не перебрасывали. А вчера злоумышленник проник на территорию, зарядил собственную конечную станцию и перебросил себя. Мы знаем год переброски, знаем место, куда он направился, но не знаем, зачем он это сделал.

— А это важно? — спросил Евтушенко. — Ведь помешать вы ему уже не сможете, как я понимаю.

— Как сказать, — покачал головой Варежкин. — Но разговор пока не об этом. Продолжайте, Валерий Андреевич.

— Понимаете, отсюда мы можем следить за живыми объектами, — сказал Павлов. — Не как в видеокамеру на мониторе компьютера, а несколько иначе. Отсюда мы наблюдаем отдельные течения Хроноса как совокупность цветных временных линий или определенных процессов, в число которых входят и человеческие жизни. Мы можем выделить отдельную линию, или несколько из них, и сможем наблюдать, влияет ли та или иная на определенный исторический процесс, который тоже отображается цветной линией. Вижу, что непонятно, но я сейчас поясню. Приведу простой пример. Представим себе, что мы отправили в прошлое собаку. Проголодавшись, она набрела на племя, которое убило и съело слона. Собака присоединилась к пиршеству. Что мы увидим на своем экране? Слона, точнее его цветную линию жизни. На определенном этапе жизнь животного подходит к развилке: его могут убить, могут не убить. Линия слона идет по развилке, где встречается с линией племени и исчезает. Линия собаки приближается к линии племени и на время соединяется с ней, участвуя в пиршестве. Теперь представьте себе, что мы отправили в прошлое гринписовца. Он сумел отстоять животное, и возле развилки линия слона потекла по другому руслу, лишь соединившись на время с линиями собаки и племени, но без трагических последствий для себя.

Конец ознакомительного фрагмента.