Десять вещей. Проза и стихи

Олег Герт

Олег Герт – публицист, писатель, психолог, представитель яркого «поколения пи-людей», «переживших две страны», впитавших опыт советской и постсоветской действительности, чьи жизненные ценности формировались в условиях массового крушения таковых. «Десять вещей» – взгляд на себя и другого, попытка осмысления общечеловеческого опыта в личном контексте, приглашение к разговору о простом и сложном…

МАГАЗИН ВЕСЁЛОГО ЙОЗЕФА

Как мне увидеть тебя,

Когда прожектор прямо в лицо?..

Б. Гребенщиков

Даже не знаю, что меня побудило свернуть на ту улицу.

Словно бы пихнул кто-то в бок.

Брожение туриста по уже знакомому, не раз пройденному, но по-прежнему чужому городу, за сутки до отъезда, — ломаная кривая. Ты как бы пытаешься ещё раз запечатлеть всё ранее увиденное, сфотографировать на свой внутренний фотоаппарат, увезти с собой частичку этого места домой. И идёшь хаотично, петляя, передвигаясь от одной достопримечательности к другой, останавливаясь в местах, которые поразили и привлекли тебя при первой с ними встрече, пытаясь возродить те же ощущения, что испытал тогда.

Но не выходит.

И жара — самое неприятное, что может случиться после полудня в каменном городе. От нагретых булыжных мостовых поднимается дрожащий воздух, двухсотлетние надменные, но приземистые дома не создают тени в пространстве площадей; только на узких петляющих боковых улочках она прячется, пусть и душная, и пыльная, но, всё же, спасительная. В такую спасительную тень, на такую боковую улочку мы и нырнули.

А тут ещё Лу.

В своих драных джинсах, с вызывающе голыми щиколотками, торчащими из-под ядовито-огненных кроссовок с жёлтыми шнурками, с вихляющей мальчишеской походкой и огромным рожком вафельного мороженого в руке. Мороженое, разумеется, стремительно тает, стекает по руке и капает на мостовую, и Лу подхватывает его, чуть ли не на лету, своим змеиным языком, косясь на меня огромными зелёными глазищами. И плетётся, как всегда, чуть сзади, как бы не со мной, и как бы нехотя.

— Пойдём сюда, Лу, — говорю, — Там тень.

Щерится, мычит. И энергично мотает вверх-вниз головой, ибо произнести ничего не может битком набитым ртом. Выглядит Лу при этом так, что на моём лице отражается, видимо, смесь смеха с осуждением, отчего Лу фыркает, а брызги мороженого разлетаются во все стороны.

Ребёнок-фугас. Обезьяна с гранатой.

Мы прошли по этой маленькой боковой улочке метров сто, наверное, когда я и увидел эту фанерную вывеску-указатель, криво налепленную на фонарный столб:

«Магазин весёлого Йозефа».

И чуть ниже, косыми зелёными буквами:

«Очки и оправы на любой вкус».

Повернув голову в ту сторону, куда указывала фанерка, я увидел невесть как втиснувшийся между двумя каменными домами фасад магазинчика: со стеклянной, слегка грязноватой, признаться, витриной, и пёстрым полосатым навесом над входом.

Я несколько секунд смотрел на него, силясь понять, что же смущает меня в этой, с виду вполне обыкновенной, магазинной витрине. Словно бы неведомый волшебный силач раздвинул ладонями стены соседних домов и аккуратно, двумя пальцами, вложил этот магазинчик между ними. Ни эти дома, ни сам магазинчик по отдельности не выглядели странно, но всё вместе производило впечатление чего-то бутафорского, неестественного.

Собравшись было двигаться дальше, я обнаружил, что Лу совершенно спокойно подходит уже к дверям магазинчика и, остановившись под навесом в тени, запихивает в рот остатки мороженого.

— Зайдём? — неуверенно спросил я, хотя, по неизвестной мне причине, желания заходить в эту лавку я в себе не ощущал.

— Угумн, — мотает головой, торопливо прожёвывая, косясь на меня смешливыми кошачьими глазами.

Ну, зайдём.

Над дверью гостеприимно звякнул колокольчик. Первое, что я ощутил, — блаженная прохлада, царившая внутри. Лавка изнутри оказалась небольшой, хотя такую высоту потолка при взгляде снаружи предположить было никак нельзя. У меня даже появилось искушение немедленно выйти наружу и снова посмотреть на магазин с улицы, — однако я счёл это глупостью.

Слева от входа помещалась массивная деревянная стойка, за которой штабелями стояли картонные коробки, а прямо на ней — запылённый антикварный телефонный аппарат и электрический чайник рядом. Всё небольшое пространство магазинчика было заполнено лёгкими пластмассовыми стеллажами, на которых, в несколько рядов на каждом, пестрели очки: солнечные, оптические, спортивные, самых разных цветов, форм и размеров.

За стойкой никого не было.

— Здравствуйте, — громко сказал я, доброжелательно вглядываясь в сумрак маленького зала, к которому ещё не успели привыкнуть глаза.

Протопав мимо меня, клетчатая рубашка Лу уже петляла между стеллажей, словно кафтан заблудившегося гнома в лесу.

— Здравствуйте! — повторил я и, вздрогнув, увидел прямо напротив себя за стойкой длинного худого человека, в жилетке и рубашке с закатанными по локоть рукавами. Я готов был поклясться, что секунду назад там никого не было.

— Добрый день, любезный сэр! — торжественно ответил тот, расплываясь в широкой улыбке, — Я Йозеф. Позвольте вам помочь.

— Да, спасибо, — несколько оторопело произнёс я, — Но вы не беспокойтесь: мы не покупатели, а, скорее, зеваки: шли мимо, случайно наткнулись на ваш магазин…

— О, ручаюсь, любезный сэр, что я смогу заинтересовать вас, — живо откликнулся тот, продолжая приветливо улыбаться и потирая возле груди длинные узкие ладони, — И вас, и вашего… вашу… — он вгляделся в сторону Лу, чья вихрастая голова уже вертелась возле зеркала, прикрепленного к дальней стене зала.

— Это Лу, — сказал я, — Лу, ты подойдешь?

— Не-а, — донеслось от зеркала, — Я тут.

— У меня как раз новые поступления, — продолжал хозяин магазинчика, выходя из-за стойки и приблизившись ко мне, — Нигде в городе вы не найдёте такого прекрасного ассортимента, как у Йозефа: рискну сказать, что мой товар не только красив, удобен и моден, но даже и уникален. Да-да, уникален, любезный сэр! Позвольте предложить вам примерить хотя бы эту пару…

Он легким жестом фокусника выхватил с ближайшего стеллажа огромные темные очки, в громоздкой оправе, и протянул их мне. Я нерешительно взял.

— Спасибо, но я… Мы… — пробормотал я, оглядываясь в сторону Лу, — Право, неудобно занимать ваше время.

Я терпеть не могу примерять и прицениваться в магазинах, где не имею намерения покупать. Но если уж Лу в магазине, раньше Лу мне всё равно магазин не покинуть — это уж проверено десятками магазинов. Да и хозяин так мило склонил голову, с ожидающей улыбкой, что я покорно повернулся к зеркалу и водрузил очки на нос.

Я и раньше ощущал, что в магазине прохладно, — но ледяная дрожь, прошедшая у меня по спине, совершенно никаким образом не вызывалась температурой воздуха. В горле у меня возник тяжёлый ком, который я никак не мог сглотнуть. Мне показалось, что высоченный до этого потолок опустился чуть ли не на голову мне, хотя я отчётливо понимал, что этого не может быть.

Я вспомнил всё, о чём едва забыл за время поездки: и просроченный кредит, из-за которого банк уже вовсю грозил мне судом, и предстоящее медицинское обследование отца, с его подозрением на опухоль, и подозрительную семью эмигрантов из Алжира, вселившуюся в квартиру ниже два месяца назад…

Повернувшись к хозяину, я вдруг явственно понял, насколько фальшива и неискренна его показная улыбка. Я вдруг увидел на тыльной стороне его кисти ранее не замеченную мною татуировку: что-то вроде паутины и полустёртых букв, от которой совершенно недвусмысленно веяло тяжёлым уголовным прошлым, — а может, даже и настоящим.

А потом я понял, что Лу убивают.

— Лу!! — заорал я неистовым голосом.

— Простите, сэр! — раздалось над самым моим ухом, и я понял, что хозяин Йозеф тем же самым своим цирковым жестом смахнул с моего лица очки.

— Чего? — раздалось с другой стороны, и я увидел, словно очнувшись ото сна, огромные недоуменные глазищи Лу.

Наваждение прошло.

— Что это было? — недоумённо спросил я.

— О, это совершенно новое поступление! Не правда ли, прекрасная пара? — по-прежнему доброжелательно осведомился Йозеф, крутя перед моим носом только что примеренными мною очками. Со стороны Лу послышалось то ли недовольное фырканье, то ли насмешливое хрюканье.

— Как вы это делаете? — спросил я, — Это фокус?

— Простите, сэр?..

— Я имею в виду… Я сейчас почувствовал… Когда надел эти очки… Впрочем, всё это ерунда, — подытожил я, видя его недоумённое выражение лица, — Спасибо, но мы, пожалуй, пойдём.

— Одну минутку! Только одну минутку, любезный сэр! Позвольте попросить вас примерить ещё и вот эту пару! У туристов много свободного времени: почему бы не провести его в гостеприимной лавке весёлого Йозефа, хозяин которой вам так рад? Только вот эту пару, прошу вас, сэр!

Он так и крутился передо мной, протягивая мне уже другую пару очков: круглых, в тонкой металлической оправе, весьма напоминающих те, которые носят слепцы.

— Нет, эти мне…

— Только примерьте, сэр! — горячо произнёс он.

Вздохнув, я взял у него из рук очки и аккуратно нацепил дужки на уши.

Очки выглядели тёмными: но надев, я понял, что все очертания окружающих предметов я вижу в них совершенно явственно. Вот только цвет окружающего мира куда-то пропал: всё вокруг сделалось серым, тусклым, бесцветным. Я взглянул на Йозефа, и поразился той бесконечной скорби, прямо-таки смертельной тоске, которая запечатлелась на его лице. Да и сам он выглядел каким-то жалким, больным, раздавленным; а витрина магазина за его спиной вдруг оказалось не просто слегка запылённой, какой выглядела с улицы, а откровенно грязной, с давнишней паутиной в левом верхнем углу и прожжённым подоконником. От окружающего мира на меня повеяло такой дикой тоской, что внезапно стало совершенно непонятно, как и для чего в этом мире вообще можно продолжать жить.

Впрочем, я уже начинал догадываться, в чём дело. Это становилось интересным.

Бережно сняв очки, я медленно сложил дужки и уставился на хозяина.

— Может, вы всё же объясните мне?… — сказал я.

На этот раз он уже не стал делать недоумённый вид. Он осклабился.

— Поверьте, сэр, я нарочно начал именно с этих двух пар, чтобы вам было проще оценить другие, — вкрадчиво проговорил он, — Не изволите ли примерить и эту пару? Всегда, знаете ли, полезен контраст: и в еде, и в людях, и во времяпровождении, хе-хе… Примерьте, сэр: когда ещё вам доведётся посетить лавку весёлого Йозефа! Хороший шопинг требует времени, тем более, что ваша… ваш… тоже весьма интересуется моим товаром.

— Да! — спохватился я, — Лу! Ты там примеряешь очки?!

— Ну да, — донеслось вальяжно-надменное, — А чего?

— Не извольте беспокоиться, сэр! — горячо зашептал мне почти в ухо хозяин, — Только для вас, лично для вас самый лучший товар и эксклюзивный выбор! Ничего такого для вашей… вашего… Там, в зале, самые обычные очки, просто очки — никаких специальных впечатлений! Впечатления — только для вас, сэр!

Я угрюмо посмотрел на него.

— Вы издеваетесь?

— Ничуть! — торжественно отвечал он, протягивая мне двумя руками, как орден на подушечке, очередную пару.

Я взял из его рук очки в ярко-розовой оправе, напоминающей причудливо раскинутые крылья волшебной бабочки, и повертел их в руках. Он утвердительно кивнул.

Я не спеша надел очки, уже предполагая, что именно увижу.

Солнце, до этого словно бы обходившее стороной и улицу, и магазинчик на ней, блеснуло ярким лучом прямо в витрину, — прозрачную, огромную, чисто вымытую, — разлетелось на десятки солнечных зайчиков на потолке и на стенах. Антикварный телефон, стоявший на стойке, вдруг мелодично зазвонил, — по-моему, «Ах, мой милый Августин», — и хозяин, выждав несколько мгновений, словно бы наслаждаясь мелодией, и даже слегка пританцовывая, снял трубку всё тем же своим элегантным жестом фокусника.

— Аллоу! — комично морщась, произнёс он, — Лавка весёлого Йозефа! Да, добрый день, мадам! Конечно, мадам! Ваш заказ уже пришёл, и знаете что?.. У нас для вас прекрасная новость! Отпускные цены снизились, так что нам удалось получить ваш заказ по цене ниже уплаченной вами! Разницу мы с удовольствием и радостью вернём вам, как только будем иметь честь видеть вас в нашем магазине! Или вы можете заказать доставку на дом, и посыльный будет у вас не позднее завтрашнего дня… Хорошо, мадам! Прекрасно! Ждём! Удачного дня и хорошего настроения!

Он повесил трубку и улыбнулся мне еще шире, нежели это казалось физически возможным, — а я вдруг понял, что стою сам с такой же улыбкой до ушей, обращённой в его сторону. Боже, как здорово, что мы сюда зашли, подумал я. Вот так бродишь по городу, смотришь достопримечательности, которыми кормят туристов, а лучшая и прекрасная жизнь, — она ведь всюду, она в каждом дворике, в каждой улочке, в любом магазинчике, в улыбке незнакомого человека! Как же мы не замечаем, сколь прекрасен мир вокруг? Сколько упускаем за своей постоянной беготнёй, суетой, стяжательством!… Мир — он уже целен, он уже прекрасен, а люди… Если вдуматься, то любой встреченный, вот хотя бы этот симпатичный старикан, — это целый мир, заслуживающий внимания, могущий дарить любовь и заслуживающий любви! Если бы мы только были внимательней друг к другу, впрочем…

Впрочем, подумал я, и снял очки.

— Да, — сказал я осторожно, протягивая очки ему и стараясь не смотреть на него, — Это впечатляет. Честно — впечатляет. Эти — розовые, понятно. Насколько я понимаю, первые были… страха, что ли? Те, огромные? У страха глаза велики, да?… Остроумно… Вторые — серые… Тоска, да? Депрессия? Оригинально… Но всё же: как, чёрт возьми, вы это делаете? Это гипноз? Вы меня морочите?… Не зря же вы говорите, что Лу… Лу! У тебя всё в порядке, заяц?

— Пор-рядок! — донеслось из-за стеллажей. Если Лу раскатывает свою «Р», то у Лу полный порядок. Лу гордится своею «Р», которую пришлось вымучивать с детских лет, когда она не давалась совершенно, превращаясь то в «Л», то в «У». Хорошо, что ты в порядке, Лу.

Потому что вот я совсем не в порядке.

— И что: я могу любые купить? — спросил я, — Нет, я хотел сказать: и что, у вас их покупают? Ну вот эти, депрессивные? Или для страха? Я ещё понимаю — розовые…

— Безусловно, покупают, сэр! — он сделался серьёзен и волнителен, как бы полон гордости, и даже некоторой обиды за престиж собственной фирмы. Впрочем, после всех его ликов и ракурсов, которые мне предоставили очки, я уже не верил ни одной его ужимке; да и безо всяких очков он уже, почему-то, доверия не внушал, — Покупают, и даже, как вы изволили слышать, заказывают специально доставку по выбору… И вот эта пара тоже пользуется спросом, примерьте, сэр!

Я даже не успел рот открыть, а он уже махнул мне на нос очередную пару.

Я тщательно вглядывался вокруг, стараясь понять, что изменилось. Не изменилось, похоже, ничего.

— Да ну вас к чёрту! — рассердился я, — Да, лавчонка у вас ничего, но знаете что?.. Вы должны быть поаккуратнее с посетителями! Да и внешний вид не мешает поправить, если хотите побольше народу привлечь! Окна бы помыли, что ли! И вообще: должны предупреждать, когда собираетесь фокусы людям показывать! В суд на вас не подавали, что ли? Так это сделать не долго! И куда вообще мэрия ваша смотрит: туристический район, а позволяют такие магазины открывать, в которых не знаешь, чего с тобой произойдёт… Впрочем, чего ждать от захолустной мэрии! Тут у вас, поди, местные чиновники только и думают, как бы взятку хапнуть, да побольше времени на сиесте провести?… Работать должны, следить вот за такими торговцами, как вы! Лу, ты там долго? Пошли отсюда: они ещё нам благодарны должны быть, что я тут полицию не вызвал за все их фокусы!

— Должны! Именно — должны! — торжествующе выкликнул долговязый Йозеф, всплеснув руками, — Сколько экспрессии, сэр! Сколько благородного негодования! Да, вот именно эту пару я вам горячо рекомендую, — вы в ней особенно органичны! А я ведь говорил, сэр: пользуются особенным спросом! Часто не успеваем заказывать… Люди, знаете ли, особенную свободу приобретают в этой паре… такую волю к жизни, если хотите, уверенность в себе, укоренённость некоторую… так я вам упакую, сэр?

Я пришёл в себя.

— Слушайте, — сказал я, протягивая ему очки, — Вы меня простите, ей-богу… Я вас оценил, и товар ваш этот… Но я… мы… Это не для меня. Простите, что отнял ваше время. Лу! Пойдём, малыш!

— Очень жаль, очень жаль, — огорчённо произнёс хозяин, выгибая стан, и кося глазами куда-то в угол зала, — Как вам будет угодно, сэр, как вам будет угодно…

Белокурые вихры Лу появились на уровне моих глаз.

— Ещё раз спасибо вам. Извините, — сказал я, подпихивая Лу в спину к выходу.

— Так в очках и пойдешь? — рот Лу насмешливо-недовольно искривился, — Или заплати, или сними с носа, чудо!

— Что такое? — изумленно спросил я, и поспешно ухватился за лицо рукой, — Ох, простите меня, ради Бога! — обратился я к хозяину, — Чуть не ушёл с вашим товаром… Да и вы не предупредили…

— Не извольте беспокоиться! — спокойно, и даже чуть лениво, проговорил Йозеф, — Это не наши. Вы в них пришли.

— Я? Пришёл в очках? Да нет, что вы… Лу! Я разве в очках пришёл? Я ведь без очков…

— Вы — в очках, — всё так же спокойно и медленно проговорил хозяин, — И я в очках. И ваш… ваша… Мы все в очках. Всегда.

Мне показалось, что пол качнулся подо мною, как палуба корабля.

Я повернулся к Лу.

Белокурые вихры. Тонкая чистая шея, уходящая в бездонный расстёгнутый ворот клетчатой рубахи не по размеру. И зелёные кошачьи глаза. Под роговыми белыми узкими очками.

— Лу! — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, — Во-первых, эти тебе не идут. Во-вторых, мы оба чуть не ушли, не заплатив. Если берёшь — давай заплатим.

— Чего? — насмешливо выдали белые очки, и Лу, фыркнув, идёт мимо меня к двери, даже слегка задев меня плечом. Хозяин доброжелательно проводил Лу взглядом и снова повернулся ко мне.

— Да, — подтвердил он, — В этих вы пришли. По-видимому, сэр, вы всегда их носите — ибо они вам весьма к лицу… Впрочем, если вы уж так желаете, — давайте их снимем!

И я даже не успел испугаться, как он своим лихим и изящным жестом сорвал очки с моего лица.

Свет, ударивший мне в глаза со всех сторон, заставил меня зажмуриться.

Некоторое время — весьма недолгое, впрочем, — я щурился, как крот, пытаясь разглядеть, что вокруг меня. Потом глаза привыкли к яркому свету, и я разглядел.

Вокруг не было ничего.

Во все стороны, сколько хватало взгляда, простирался лишь этот яркий свет: словно бы я попал в огромную операционную, в которой разом включили и направили на меня сотни ламп. Этот свет лился отовсюду: сверху, снизу, с боков. Я словно бы не стоял, а висел в воздухе, хотя ногами совершенно явственно ощущал твёрдую почву.

Прямо перед собой я различил неясный силуэт: как бы в центре слепого пятна, которое, как я читал в школе, присутствует в нашем глазу… Силясь его разглядеть, я сначала двинулся вперед — безрезультатно, — а потом попятился назад.

Человека, стоящего передо мной, я узнал сразу, хотя что-то в его лице мешало мне удивиться и признать свою догадку окончательно.

Потом я понял.

Это, разумеется, был я.

Узнать себя сразу мне помешало, — и это я понял словно бы по подсказке извне, — то обстоятельство, что смотрящее прямо на меня лицо не было моим лицом в зеркале. Понимаете, в чём фокус: мы ведь не знаем себя в лицо, мы знаем своё отражение в зеркале, — а оно выглядит, как вы понимаете, совершенно иначе, чем видят наше лицо посторонние люди.

Лево — направо. Право — налево.

А тут я впервые увидел себя таким, каким видят меня другие. И даже не сразу узнал.

— Что это? — произнес я, и удивился, каким треснувшим фальцетом прозвучал мой голос.

— Это вы, — раздался у меня над ухом спокойный и тихий голос хозяина.

— Я… вижу, — сказал я и облизнул губы, — Но почему?…

— Что — почему?

— Почему я смотрю на себя?

Хозяин помолчал.

— Потому, что вы без очков.

— И… что?

— Без очков вы видите мир таким, каков он есть. И смотрите только на то, что в нём есть.

— То есть… в нём только я?

— А вы видите что-то другое?

— Нет.

Это не может быть реальностью, подумал я. Он меня опять морочит — правда, не знаю как.

— Но что это значит? — спросил я, — Я что: всегда смотрю только на себя?

— Когда вы без очков — да. Но очки мешают вам это заметить. В очках вам постоянно кажется, что вы смотрите на других. На мир, который вокруг. Якобы. Вы критикуете других, осуждаете других, спорите с другими, завидуете другим…

— А разве других — нет?…

— А вы видите какой-то мир? Кого-то ещё, кроме вас?

Мне нечего было ему ответить. Я смотрел прямо перед собой, и понимал, что смотрю только на себя. На себя и свет.

Я не знаю, сколько это продолжалось. Минуту, две, десять… Может быть, час?

А потом он очень мягко, своим фирменным жестом, надел мне на нос очки.

Он смотрел на меня доброжелательно, чуть с беспокойством, как врач, наверное, смотрит на вышедшего из комы пациента.

Телефон на стойке снова зазвонил, — я вздрогнул от неожиданности. Он не снял трубку.

— Где Лу? — спросил я.

— На улице, — ответил он.

Я посмотрел сквозь стеклянную дверь. Клетчатая рубашка маялась в тени навеса, огненный кроссовок ковырял булыжную мостовую.

Лу. Или?..

Я повернулся к нему.

— А Лу?… — спросил я.

Он улыбнулся и слегка поклонился.

— Ждёт вас на улице, — мягко ответил он.

Я неловко повернулся к двери. Я всё ещё не мог придти в себя.

— И вот! — сказал он уже своим привычным, громким и поставленным голосом, — Примите подарок от нашей фирмы. С глубоким уважением. Для вас и вашего… вашей… для Лу.

Он протягивал мне аккуратный сверток.

— Спасибо, — сказал я, — Мне, право, неловко… Это — очки?

— Прекрасные очки, — подтвердил он, — Последние поступления. Примите. Не скрою — в рекламных целях… Но и от искренней симпатии.

Я взял свёрток.

— И что я увижу? — спросил я, глядя прямо ему в глаза.

Он помолчал и слегка кашлянул в кулак.

— В общем, это не важно, — сказал он наконец, — Самое главное вы уже увидели. А очки… Модели меняются, скоро будут новые поступления. Мы ориентируемся на ожидания клиентов… Ожидания клиентов — основа работы нашей фирмы, сэр!

Я кивнул ему и вышел. Звякнул колокольчик.

Вихрастый затылок ткнулся мне в щёку.

— Ну, ты чего застрял?

— Лу…

— Чего?

— Я в очках?

— Нет.

— И ты нет…

— Ты чего — перегрелся?

— Нет, Лу. Нет, заяц. Вот — нам подарок. От фирмы.

С тех пор прошло полгода. Когда мы прилетели домой, я пробовал найти на карте города ту улицу, тот дом и тот магазин. Улицу нашёл, а вот дом, магазин — поди разбери… Адреса я, сами понимаете, не запомнил.

В пакете оказались отличные горнолыжные очки — они прекрасно подошли Лу. Самые обычные очки, безо всяких фокусов — я проверил.

Только вот от дурацкой привычки всякий раз лихорадочно ощупывать переносицу, оказываясь в ситуации стресса, я с тех пор никак не могу избавиться.

Пытаюсь избавиться от очередных очков?

Провалиться бы ему, этому Йозефу, с его весёлым магазином…