Пластмассовые лица. Часть первая

Олег Авгуров, 2021

Известный актёр Джон Вайер заключает контракт с крупной кинокомпанией "Дримс Пикчерз" на использование новейшей технологии "Эмоушен Диджитал". Суть её состоит в том, что в мышцы лица и в голосовые связки вживляются специальные нанороботы. С помощью вырабатываемых ими электрических импульсов можно управлять голосом, речью и мимикой актёра, тем самым улучшая качество игры. Джон, всю жизнь стремящийся к признанию и успеху, быстро получает желаемые результат. Но какие на самом деле преследует цели руководство компании? И почему некоторые актёры, работающие с ней, вдруг "съезжают с катушек": кто-то умирает от передозировки наркотиками, кто-то оказывается в психушке, а кто-то заканчивает жизнь самоубийством…

Кусочек репетиции Вайера «Признание»

— Быть может, это покажется глупым и наивным, но без тебя моя жизнь лишена всякого смысла. Без тебя моя заблудшая душа так и будет пребывать во мраке одиночества. Я увлечён тобой. Да… Я увлечён тобой по-настоящему. Я хочу ощущать твой запах, хочу касаться твоей кожи, хочу растворяться в твоих объятиях и поцелуях, хочу слышать твой звонкий смех и тонкое посапывание по утрам, просыпаясь с тобой в одной постели. Я тебя люблю… Наконец-то мне так легко и не стыдно произносить это слово. Люблю! Люблю! Люблю! Прошу тебя, не молчи! Скажи хоть что-нибудь! Не заставляй меня терзаться сомнениями и догадками!

Теперь Джиллиан стало куда интереснее, и она попыталась пробраться поближе, но задела какую-то штуку непонятного назначения, и та с грохотом рухнула на пол.

— Кто здесь? — вздрогнул Джон.

— Чёрт! — послышалось в ответ, и какая-то тень мелькнула к выходу.

Джон бросился за ней. Выйдя на улицу, он увидел, как та, в которую он уже успел почти влюбиться, убегает от него.

— Постойте! Куда Вы? Не убегайте же! Прошу Вас! — Джон попытался её остановить.

Она стояла, запыхавшись и опустив глаза, как ребёнок, которого только что поймали за шалость. Сквозь частое дыхание она начала оправдываться, не поднимая глаз:

— Извините, что я подслушивала Вас. Мне, правда, очень неловко. Я обычно так не делаю. Просто дверь была открыта, потом я услышала звуки и мне стало очень интересно, что там происходит.

— Ничего страшного. Вам не за что извиняться. Я ведь актёр, а значит, на меня кто-то должен смотреть, иначе всё это не имеет смысла, — Джилл подняла глаза, а Джон улыбнулся ей в ответ. — Вы — мой первый зритель.

— Я…

— Джиллиан Фокс, — перебил её Джон, — я знаю, кто Вы. Меня зовут Джон. Джон Вайер. Актёр. В данный момент репетирую новую роль.

— И что это за роль?

— Это молодой человек. Его зовут Энтони. Он живёт в небольшом городке. Родители очень строго воспитывали его, поэтому Энтони очень скромный и, даже, я бы сказал, робкий парень. Естественно, ему очень страшно идти по жизни, он не привык ходить самостоятельно, часто предоставляя другим делать выбор за него. По сути, он прячется. Для этого он часто использует книги. Он постоянно погружён в них, проживая жизни героев на страницах любимых произведений. В реальной жизни есть только одна вещь, которая ему небезразлична. Она буквально выдёргивает его из воображаемых миров и создаёт внутренний импульс к тому, чтобы зажить настоящей жизнью. И, — Джон сделал паузу, — это, конечно же, девушка.

— Ммм, девушка, — Джилл изобразила приятное удивление.

— Да, а кто же ещё? Ради кого мужчины ещё способны совершать подвиги? Конечно, ради женщин. Её зовут Элен. Элен — очень красивая девушка. Она пользуется популярностью среди парней. Энтони «не светит» встречаться с такой, как Элен, так как он даже заговорить с ней боится. Но случай… Случай всему виной.

— Знаете, говорят: «Случай — это псевдоним Бога, когда тот не хочет подписываться своим именем», — поддержала Джилл разговор.

— Да, возможно. Так вот, случай или вмешательство Свыше, — Джон демонстративно посмотрел наверх, — всё-таки дают Энтони шанс. Ему ничего не остаётся, как начать действовать. И вот, когда почти все методы испробованы, когда множество ошибок, оставленных позади, наливают руки свинцом, не давая их поднять, когда горы наломанных дров заставляют спотыкаться, когда Элен почти уже отвернулась от него навсегда, Энтони решается на последний шаг — признание.

— Признание? — переспросила Джиллиан.

— Да, признание, — подтвердил Джон.

— Вы думаете, это поможет?

— А что ему остаётся? У него нет груды мышц, он небогат и вполне себе обычный парень. Чем ему привлечь к себе внимание той, на которую смотрят десятки таких, как он? Но годы, проведённые за книгами, позволили ему в совершенстве овладеть лишь одним инструментом — словом. И только этот инструмент способен выделить его среди многих, сделать самим собой.

— Интересная история, — улыбнулась Джилл.

— Да, — Джон сделал паузу, будто не решаясь спросить, — а может, Вы как-нибудь придёте сюда ещё раз? Посмотрите, как я репетирую? А?

— Зачем Вам это? Вы не уверены в своём мастерстве? — стала отшучиваться Джилл, уходя от ответа. На самом деле она уже немного флиртовала с Джоном.

— Нет, просто хочу узнать Ваше мнение, — Джон так посмотрел на неё, что Джиллиан моментально стало серьёзной.

— Хорошо, я подумаю, — почти шёпотом ответила Джилл, оторвала взгляд и побежала прочь.

Отчего она бежала в этот момент? Что такого страшного предложил ей этот парень? Просто побыть на репетиции? В этом же нет ничего особенного. Почему бы и нет? Но странные, противоречивые чувства выходили откуда-то из груди, и мысли тут же теряли всякую стройность. Она тут же вспомнила Теда. Любовь и страсть всегда идут рука об руку со страданием и болью. И эти струны души она больше не собиралась беспокоить ни в коем случае и ни под каким предлогом. Она не готова была испытать новое чувство, за которым неизбежно последует новая боль. А стоит сделать один маленький выбор в сторону сближения с кем-либо, только раз полить этот цветок, и всё — это будет уже не остановить. Цветок распустится и вспыхнет завораживающе алым цветом, оживёт благоуханьем. И от него уже будет невозможно отвести взгляд, он будет притягивать, как магнит. И человек, в надежде прикоснуться к этому цветку, будет готов на всё, даже на самые ужасные поступки. Просто удивительно, как тяга к чему-то хорошему и светлому может идти рука об руку со злом.

А ещё бывает иначе: человек становится одержим цветком. Он словно загипнотизирован и не замечает больше ничего вокруг. Но время неумолимо идёт вперёд, и цветок, как и всё живое, начинает постепенно умирать. Он теряет сначала запах, потом цвет, потом привлекательность, но человек продолжает цепляться за эту соломинку, он хочет как-то реанимировать увядающую красоту, но, увы, это невозможно. Тогда человек наконец-то обращает внимание на всё то, что его окружает и окружало до сих пор, всё то, что его так мало волновало и казалось не таким уж важным. Ведь на оставшийся сухой черенок уже нет смысла смотреть. И вот он оглядывается вокруг, и нет ничего, что может так же увлечь, так же наполнить жизнь смыслом. Он опустошён и сломлен. Это боль, которую испытывает каждый, кто хоть раз в жизни любил…

Джон Вайер продолжал репетировать роль Энтони в заброшенном павильоне. Несколько репетиций после такого неожиданного столкновения с Джилл он ждал, что она всё-таки придёт снова. Казалось бы, сама судьба дала ему такой шанс, но, увы, чуда не произошло. Джон отпустил эту ситуацию, понимая, что надеяться бессмысленно, поэтому, когда Джиллиан Фокс вновь появилась в дверях павильона, это было похоже на ушат воды, вылитый на голову.

— Здравствуй, — произнесла она как ни в чём не бывало.

— Привет, — ответил Джон, находясь в полном замешательстве, — я уже думал, ты не придёшь. Что-то случилось?

— Да нет, — пожала плечами Джилл, — ничего не случилось.

— Тогда почему ты всё-таки решила принять приглашение? Просто прошло уже пару недель.

— Захотелось снова послушать тебя. Вокруг так много шума и ненужной болтовни. Хочется чего-то такого, — Джиллиан задумалась, — чего-то настоящего. Искренности.

— Искренности? — переспросил Джек.

— Да, искренности.

— Значит то, что ты слышала тогда, тебе показалось правдоподобным?

— Нет, не совсем. Это было искренне. Я же не сказала правдоподобно. Там были мелкие недочёты, наверное, но звучало очень искренне. Это хорошо, так как искренность — это половина таланта.

— А другая половина?

— Другая половина — это работа. Любой талант надо развивать, а для этого нужно очень много трудиться, чтобы превратить его в нечто по-настоящему стоящее, во что-то такое, что привлечёт внимание и восхищение многих. И обе эти половины зависят от тебя.

— Так значит, это было неправдоподобно?

— Были моменты, которые немного коробили слух.

— Покажешь мне?

— Если ты заново прочтёшь, то обязательно покажу.

И Джон Вайер начал читать роль. Он старался, действительно очень старался читать проникновенно и с чувством, он вкладывал всё, что мог в страстный монолог. А Джиллиан тихонько присела в тени и слушала, не выказывая никаких эмоций: ни одобрения, ни недовольства.

Далее она попросила Джона сделать паузу:

— Можно тебя попросить остановиться?

— Что? — сбился Джон.

— Вот этот кусочек, что ты только что читал про то, как он размышлял, что ему делать дальше, о том, какой он неудачник, и что-то там ещё. Прочитай его ещё раз, пожалуйста.

— Хорошо, — согласился Джон. Он отлистал несколько страниц назад, нашёл нужный абзац, откашлялся и начал читать:

— Да что со мной не так? Я ведь столько прочитал книг. Я общался с самыми великими умами разных эпох, и это ни на сантиметр, ни на секунду не приблизило меня к цели. Это не сделало меня счастливее. Даже знаменитый доктор Фауст в какой-то момент воспротивился науке, понимая всю тщетность и бесполезность знаний. Имея такой багаж, какие глупости он потом совершал. Ради чего? Ради того, чтобы почувствовать себя живым, чтобы не было скучно и пусто. А я? Уселся в этих четырёх стенах и никак не могу сдвинуться с мёртвой точки. Что должно произойти, чтобы заставить меня шевелиться? Что вообще заставляет действовать? Может страх смерти? Карлос Кастанеда говорил: «Для того чтобы жить, необходимо постоянно ощущать, что смерть где-то рядом. Она буквально ходит по пятам и в любой момент может забрать к себе, стоит только совершить одну ошибку, один роковой промах». Нет, я неудачник. Даже смерть не заставит меня бороться за жизнь, за своё счастье. Потому что я не знаю как. Меня никто не научил этому; никто не объяснил «делай так и так, и тогда у тебя всё будет хорошо». А сам я придумать не в состоянии: слишком много вариантов, слишком много сомнений, слишком много страхов. Я как всегда проиграю. Никогда не получалось, почему сейчас должно? Нет, всё останется по-прежнему. Меня так хорошо поставили на место, и, да, они правы. О нет, нет, нет… Как больно! Сбежать.

Хватает какую-то книжку и судорожно начинает листать страницы. Останавливается на одной и читает: «Я же говорю, что счастье состоит в том, чтобы ни в чём не нуждаться».

— О нет! Но я нуждаюсь. Я нуждаюсь! Я нуждаюсь в ней! Я хочу быть с ней! Я хочу ощущать её тепло и запах её гладкой кожи. Я хочу чувствовать её горячие поцелуи. Нет, я не могу просто оставаться здесь. Я должен что-то сделать. Что угодно. Пусть это будет самая величайшая глупость, пусть надо мной смеются, пусть унижают — мне теперь всё равно.

Джон сделал паузу:

— Ну что, хватит?

— Да, достаточно. Хорошо. Очень хорошо. Но в тебе нет сомнения. Ты слишком уверен в том, что ты делаешь и говоришь. Есть чувство. Ты хорошо передаёшь чувство страха, волнения, но сомнение отсутствует. Понимаешь?

— Не совсем. Точнее, совсем не понимаю.

— Представь себе, что ты едешь на автомобиле со средней скоростью сорок миль в час. И вот у этого автомобиля отказывают тормоза, отказывают полностью. Ручник тоже не работает. А ты уже зашёл в нужный поворот, и впереди тебя ждёт серпантин. К низу горы ты разгонишься до такой скорости, что разобьешься на смерть, если вообще доедешь дотуда. И у тебя выбор: остаться в машине, надеясь, что тормоза снова вдруг появятся, или тебе удастся каким-то другим чудесным образом остановить автомобиль, либо просто выпрыгнуть из машины на ходу. И вроде, второй вариант более логичен, более правдоподобен, но он предполагает значительный риск: ты также можешь разбиться, что-нибудь сломать. И если первый вариант позволяет отсрочить принятие решения, то во втором варианте такой возможности нет. Ты должен принять его здесь и сейчас, но способен ли ты в этот момент мыслить рационально, отбросив все страхи и эмоции. Это надо иметь просто железное самообладание, поэтому на это мало кто способен. В итоге ты теряешься, не зная, что делать дальше, а скорость постепенно начинает расти. Ещё чуть-чуть и ты уже никогда не решишься на этот шаг: ты точно не выпрыгнешь из машины на ходу, потому что она будет ехать уже слишком быстро. Ты будешь метаться в машине, как сумасшедший, ожидая верной смерти. Вот это и есть сомнение.

— Хм, хороший пример, — закивал Джон, — но как это соотносится с моим героем? С его решением?

— Очень хорошо соотносится. Для Энтони вырваться из комфортного мирка — это и есть прыжок на ходу из автомобиля. Он не знает, что с ним произойдёт: может, это окончательно сломает его, превратит в морального калеку; может, он не выдержит такого напряжения и сойдёт с ума; может, ещё что-нибудь. Но он понимает, что не может ждать, что дальше будет только хуже, что время пришло и именно сейчас он должен принять решение. Это его точка сомнения.

— Какая ты молодец, Джилл! Никогда не думал об этом с такой стороны. Мне казалось, что это вовсе не точка сомнения, а точка принятия ответственного решения. Энтони наконец-то становится мужчиной и принимает эту ответственность. Это момент силы!

— Да, и это тоже. И будет хорошо, если ты покажешь и то, и то.

— Попробуем ещё раз? — улыбнулся Джон.

— Давай, — согласилась Джиллиан.