Уборщица

Октябрина Александровна Стволовая, 2022

Большая разница в возрасте, в социальном статусе героев книги – основные препятствия в отношениях. Повествования ведется от лица молодой девушки, постепенно вскрывая нарастающие внутренние проблемы. Героиня постепенно приходит к осознанию, кто она есть на самом деле. Содержит нецензурную брань.

Глава 1. Как мы познакомились.

По иронии судьбы, именно в то утро, когда я решила больше не жить с мужчиной вне официального брака, мне позвонил мой парень Арсений с просьбой жить вместе. Он позвонил из-за границы, находясь там по работе. Передо мной встала непростая дилемма — принять его обратно или начать жить так, как я решила, с новыми принципами. Пока я размышляла над этим, мне еще раз позвонили, и на этот раз это тоже оказался необычный судьбоносный звонок:

— Здравствуйте, мне передали ваш телефон, вернее ваш бывший начальник передал. Это Ирина Николаевна Петрова, начальница деревоперерабатывающего цеха. Расскажите мне, почему вас уволили? Мне сказали, что вас уволили из-за склок и скандалов. Это так? — ее железный голос был годен для укрощения зэчек на зоне, поэтому я мысленно сразу окрестила ее «волчарой».

Признаться честно, мне стало обидно от этой фразы, ведь на самом деле меня не уволили, а перевели в другое подразделение. Рана от пережитых недавно на работе событий еще до конца не зажила, поэтому голос этой женщины показался неприятно обвиняющим. Дело в том, что меня просто выжили с бывшего места работы, «съели», с шумом уволив, но вот самый главный начальник — шеф — не потерпел такого отношения к трудолюбивой девушке и пообещал перевод в другую структуру своей огромной компании. Я до сих пор испытывала гордость от того, что шеф заступился за меня, «забрал к себе на завод» (как все говорили), и наказал моего непосредственного начальника, которого я мысленно называла старым козлом и уродом (каким он и являлся, конечно, на мой взгляд). Все это в одно мгновение пронеслось в моей голове, в уставшем от потрясений мозге. По большому счету «волчара» была права, меня по факту уволил непосредственный начальник, но когда Петрова успела это узнать? И вслух ответила:

— Я помогла своей подруге устроиться на работу, но у нас начались личные с ней проблемы. Она все время жаловалась на меня начальнику, а мне было по-человечески обидно, что я ей помогла, а она на меня жалуется. Мы с ней стали ругаться из-за этого, и потом…

«Волчара»-Петрова не дала мне договорить:

— Все понятно. Имейте в виду, что у себя на заводе я не позволяю распускать сплетни и пресекаю их увольнением безо всяких разговоров! Это понятно?

Я подумала: «Не люблю, когда перебивают! Сама же спросила, почему уволили!» и ответила ей немного невпопад:

— Она на меня жаловалась, и он решил меня уволить. Но меня не уволили, а перевели!

— Еще раз повторяю: никаких сплетен, и уж тем более никаких скандалов! — отчеканила железно «волчара-Петрова».

Дальше, она дала указания — куда и когда подъехать к ней. Узнав от меня, что шеф сказал мне отдохнуть три дня и только потом ехать к ней (Петровой) на завод, молча удивилась подобной оказанной мне чести (я это заметила по короткой паузе в телефонной трубке), ведь в этой компании никто никогда не отдыхал три дня подряд. Петрова резюмировала, чтобы я подъехала как сказал шеф, то есть после того как отдохну три дня.

Я торжествующе попрощалась с ней, нажала на сброс и с огромными ликованиями принялась танцевать по комнате невиданные танцы — я победила! Я победила!!! Это был второй такой душевный подъем (первый был, когда шеф отругал непосредственного начальника за мое увольнение, ведь без разрешения шефа никто не имел права распоряжаться рабочими кадрами). Я была так счастлива, что тут же принялась звонить Арсению, чтобы поделиться новостью.

Мне надо было срочно привести свою душу в порядок, очиститься от грязи, которой закидали в клубе. Как мне показалось, за эти три дня отдыха я справилась с задачей и эти дни стали настоящим богатством, ведь обычно мы работали в клубе по двенадцать часов в день, а выходные выпадали редко.

В это утро я специально оделась как можно проще, почти во все старое. Почему в старое? Сработал инстинкт самосохранения. Очень часто меня ненавидели женщины за мою внешнюю привлекательность, притягивающую взгляды мужчин на меня, а не на них. И, теперь, я хотела показаться серой мышкой, чтобы меня не съели на новой работе в первый же день. На этом месте мой парень хохотнул со словами: «Серой мышкой? Нет, серой мышкой быть у тебя не получится никогда!».

Итак, черная клеенчатая ветровка, вся потрескавшаяся и даже с небольшой неприметной (но все же!) дыркой в области подмышки. Эта куртка потом долго еще висела в моем рабочем шкафчике, напоминая мне о том утре, когда я переступила порог пропускного пункта, и моя жизнь разделилась на две части — ДО и ПОСЛЕ, но об этом позже. Далее, черные обтягивающие штаны (кстати, дорогие и хорошего качества). Из обуви — черные сапоги с тонким слоем меха изнутри, на высоком толстом каблуке. Я эти сапоги любила, но ужас их состоял в том, что супинатор был расшатан до неприличия и я еле ходила. Из косметики — слегка подкрашенные глаза, и никакой помады! На голове вообще кошмар — кое-как прилизанные волосы в малюсенький хвостик. Для сравнения напишу, как я одевалась этой весной, и во все дальнейшие дни моего пребывания на заводе этой весной, на самом деле.

Модное короткое пальто нежно-серого цвета, очень мягкое и приятное на ощупь. В контраст пальто — ярко-малиновые сапоги (цвета фуксии), конечно, на тонком каблуке. Яркий шарфик красных оттенков в тон сапогам. Яркая корейская сумка, черная, стильная — в тон кружевным тоненьким перчаткам. Из косметики — ничего лишнего, вот только яркая малиновая помада, моя слабость (темно-малиновый, цвет вишни и сливовая — это мои цвета). На голове — лирический беспорядок, так как я в состоянии отращивания волос. Ну, все, хватит, надоело описывать себя любимую. Кстати, я довольно молодая особа, мне 28 лет.

Чувствовала ли я что-то такое, что вот, сейчас изменится моя жизнь? Нет, и не догадывалась. Но я точно знала, что перевод на завод для меня — большая удача. С какими бы трудностями ни пришлось столкнуться, я со всем справлюсь. Приехав на пропускной пункт завода, стоя в ожидании новой начальницы, я внутренне собралась и уже была готова к новому этапу жизни, связанному с новой работой, новыми людьми. А если будет необходимо (скорей всего так и будет), буду бороться, не смотря на слова моих «доброжелателей» с бывшей работы: «Ты там долго не задержишься, вот там тебя точно съедят! Там — это тебе не тут!», и злобный ехидный смешок, как сопровождение их слов. Они все не могли успокоиться, что я, извините за выражение, не подохла, не сломалась, а выжила. Они думали, что избавились от меня, а на самом деле оказали мне огромную услугу — ведь о переводе на завод мечтали хотя бы понемногу, но все. Они все никак не могли понять, за что это шеф перевел меня? Почему это жребий судьбы пал именно на меня? Все, хватит пафоса.

Да, они завидовали. Но я сказала себе, что не буду слушать их, как бы они ни пытались пропитать меня своим ядом, я не поддамся, выживу, останусь собой и преодолею все, что пошлет мне судьба. Останусь хорошим человеком, а значит такой, какой меня сделали мои мама и папа, замечательные люди.

Я чувствовала себя немного неловко в старой куртке, несчастным малюсеньким хвостиком, без накрашенных ярких губ. Немного волновалась. Тут я заметила еще двух женщин (одна в возрасте, вторая — молодая, младше меня, в очках). И тут появилась Ирина Николаевна Петрова, яркая женщина с рыжей копной ухоженных волос, стильно одетая, статная, на вид лет далеко за 30, и, кстати, красиво накрашенная. Я не ошиблась в телефонном мнении о ней, вот только не ожидала, что у нее будет такое милое, хоть и строгое лицо. Не могу сказать, что красивая, скорее хорошенькая, милая. Ну да ладно, нечего ее описывать, больше чем себя. Просто в этот момент встречи с ней я поняла, что зря пыталась казаться серой мышкой, вряд ли Петрова испытывает какие-либо комплексы или ревность.

Она обратилась к нам, ожидавшим на пропускном пункте, мы ли это, мы сказали да, это мы. Не смотря на привлекательность и милое лицо, она вся так и излучала власть и силу. Наверно, такой и надо быть — «волчарой», чтобы уметь управлять всеми этими тетками на заводе. Другое слово, кроме слова «волчара» мне на ум не приходило.

Она провела нас троих через пропускной пункт и отошла куда-то в сторонку, к своему джипу, попросив нас подождать немного. Я не заметила, как к ней подъехала синяя легковая машина, и из нее вышел мужик. И не заметила, что их автомобили стояли почти рядом, а Петрова и мужик разговаривали. Я вообще когда-нибудь что-нибудь замечаю?! Я разглядывала белые облачка на небе — сегодня было прекрасное солнечное утро, весна 2012 года.

Тут я очнулась от своих мыслей, потому что Петрова (или рыжая, как я мысленно ее окрестила), подошла ко мне, и, заглянув мне в лицо, куда-то позвала за собой, а те две женщины остались стоять. Петрова подвела меня к мужчине, и я как-то так встала почти впритык к нему, немного не рассчитав, покачнулась на своих супинаторах и увидела, что он заглянул мне в глаза. Заглянул в глаза — это мое собственное выражение, когда я хочу передать, что человек хочет за несколько секунд понять кто перед ним. Бывает, что я и сама заглядываю кому-нибудь в глаза. Поздоровались.

Тут я услышала торжественный голос Петровой:

— Познакомьтесь, это теперь Ваш начальник! — Я глянула ей в лицо, потом на него и поняла по заговорщицкому выражению их лиц, что у них между собой непринужденное общение, — Это Ваш начальник Вячеслав Константинович.

Она, наверно, ждала моей реакции, но я не проронила ни слова, внутренне оценивая их поведение. Могла бы выйти заминка в разговоре, но Петрова вовремя объявила:

— Это Полина! Шеф рекомендовал ее в хорошее место. Он хвалил Полину и сказал, что она очень трудолюбива и большая аккуратистка!

Вот чего-чего, а уж этого я никак не ожидала! Шеф меня рекомендовал и хвалил? (Шеф — это генеральный директор). Это что-то из области фантастики, потому что он обычно всех только посылает русским матом, попутно увольняя, подчиняясь своему собственному лицеприятию. Это пронеслось в моей голове за несколько секунд, одновременно с этими мыслями я непосредственно рассмеялась, мои первые слова:

— Шеф? Меня хвалил?! — я удивилась. Видимо, мое внезапное веселье как-то им передалось, потому что Петрова тоже приятно улыбнулась, подтвердив свои слова. И тут я сообразила, что мой начальник — вот этот мужчина, а не она! А это меняет дело!

— Это мой начальник? — обратилась к ней. Он, невесело улыбаясь, ответил за нее:

— Вячеслав!

Петрова укоризненно поправила его: «Вячеслав Константинович!», сделав ударение на его отчестве, с легким смехом направилась к джипу. Что это, ревность? — подумала я. А он продолжил, ведя к своей синей легковушке:

— Да, я Ваш начальник, и Вы будете подчиняться только мне! — Я чувствовала, что это уже была не шутка, — Сейчас мы съездим на склад, там Вам выдадут форму, зайдем в кадры. Работать Вы будете в центральном подразделении нашего завода, познакомитесь сегодня с коллективом. У нас чисто мужской коллектив. Правда, кроме Вас, еще одна женщина, с ней тоже познакомитесь, она Вам все расскажет и покажет.

Я очень обрадовалась такому повороту событий, не веря своей удаче — ведь я не выносила женщин-начальниц, да и устала порядком от женского коллектива. Тут должно быть все по-другому. Из женщин — одна техничка, но уж с одной женщиной можно найти общий язык. Я уже сидела в машине своего нового начальника. В голове мелькнула мысль: «Почему просто Вячеслав? Он заигрывает? Странно! У нас ведь абсолютно разный социальный статус — я простая рабочая, вернее, уборщица, самый низший социальный статус, а он — начальник, да и разница в возрасте…».

Знакомство пролетело слишком быстро. Я и не заметила, как мы с Вячеславом Константиновичем подъехали в управление, там сделали дела, а потом так же быстро и стремительно оказались на складе, где тоже сделали дела и уехали оттуда, потом оказались в нашем подразделении. Мое новое место работы. Это утро, так быстро пролетевшее, я потом часто вспоминала и перематывала в своей голове, снова и снова, в попытках понять — в какой именно момент я влюбилась? И так и не поняла. Но это нормально! А теперь по порядку.

Инстинктивно, я села на заднее сиденье его синей легковушки (а не вперед), чтобы соблюдать дистанцию начальник-подчиненный. Я не могу передать словами, но почему-то отчетливо почувствовала тогда, как будто это моя машина и я всегда на ней ездила. Что за бред! Но я же говорю, не могу передать словами. А вот то, что Вячеслав мной руководит, я осознала вполне отчетливо. Везет туда, везет сюда, решает что-то за меня и мне же во благо. В общем, я почувствовала к себе интерес как к работнику. Раньше такого не было. Обычно придешь на новую работу, а начальству на тебя откровенно плевать, лишь бы не курила во время работы, не прогуливала и выполняла свои обязанности. А тут полная забота! Да, забота, и другое слово здесь не подойдет.

Позже, работая на этом предприятии, я поняла, что такой подход у моего нового начальника был, есть и будет ко всем работникам. Он заботился о каждом человеке, за каждого переживал. Такой уж он человек! Его здесь уважали и любили и это очевидно. Мне вообще кажется, что только дурак мог не заметить какой у нас замечательный начальник! Но о дураках чуть позже. А пока, на пути к управлению, я всего этого не знала, была, мягко говоря, на стороже (на чеку) — это моя старая привычка выживания среди плохих недобрых людей. Старалась молчать и почти не проронила ни слова, только наблюдала за Вячеславом Константиновичем. Это были первые десять минут знакомства. Мы зашли в управление в отдел кадров, в котором сидели расфуфыренные кадровички, все как на подбор красавицы. Та, которая должна была заняться моими документами, застенчиво улыбаясь, слушала рассказ Вячеслава Константиновича. Он так активно рассказывал про бывшую сотрудницу (на место которой ставят меня). Я слушала с удивлением. Почему с удивлением? Да не знаю. Скорей всего, мне показалось странным, что взрослый мужик (на вид ему было лет 50, и так и оказалось, что 50), да еще начальник, рассказывает сплетни хуже бабы. Взглянула на кадровичку — может ей тоже неудобно его слушать? Нет, видно, что та заинтересовалась, уши развесила (они у нее и без того торчали из-под волос). А мне было просто интересно наблюдать за ним. Я еще не отдавала себе отчет в том, что у меня вызвал интерес человек в два раза старше меня.

Мой новый начальник очень эмоционально рассказывал про чудачества и дурь моей предшественницы, и было заметно, что та его ну очень сильно достала! Он все время жестикулировал, голос громкий, язык подвешенный, говорит с юмором, что трудно удержаться от улыбки. Да! Точно достала!

Но я стояла как вкопанная и не могла понять — что это за человек? Я продолжала с интересом (но без улыбки) наблюдать за ним. Именно в этот момент у меня сложилось негативное мнение — да что это за мужик такой, который так сплетничает?!

И тут же положительное: какой темпераментный! Машет руками как итальянец, быстро и много говорит. Нос длинный как у Аль Пачино. Сам смуглый, а глаза голубые, живые. Брови густые, темные. А сам щупленький, худенький, сутулый (не люблю сутулых и худых!), руки мускулистые, сильные. Что это я его разглядываю? — успела подумать — А одет просто, в джинсы и футболку. Так и не скажешь, что начальник, те обычно в деловых костюмах ходят, тем более в такой престижной организации, как наша. А у этого даже волосы на голове взъерошились, как у уличного хулигана, матерился без остановки, и было видно, что ему все пофигу, впрочем, как и мне.

Закончив жаловаться кадровички, он сделал небольшую паузу, глубоко вдохнул (как мне показалось), и, окинув меня мимолетным взглядом, дал понять, что пора идти. И мы пошли. Сели в машину, поехали на склад. А вот тут он меня начал одевать. Мне полагалась рабочая роба и ботинки летнего типа. И вот тут он меня опять удивил. Он так волновался за меня, чтоб мне подошел костюм, так хотел, чтобы он сидел на мне красиво (комбинезон и куртка), что это вызвало во мне невольную волну благодарности.

Он смотрел на меня прямым взглядом, чем вызвал во мне смутное волнение, напоминающее волнение влюбленной девушки. Это что-то новенькое! На несколько секунд наши взгляды скрестились друг на друге, и я успела заметить в его серьезных глазах недоумение, граничащее со смущением, как будто он пытался сам для себя что-то понять, но не мог. Ух! Что со мной?! Ладно, не буду придавать значения. Мне показалось. Дальше — провал в памяти. Может, именно в этот момент я влюбилась в него? Робкое предположение.

И снова, как будто выныривая из этого провала в памяти, мы оказываемся в Центральном подразделении завода. Пакет с формой остался где-то в раздевалке, а я, все еще одетая по гражданке, иду за ним в прорабку, в которой уже собрался весь коллектив. Прорабкой оказался довольно приличный, ухоженный кабинет, даже красивее, чем показывают в кино у олигархов.

Люди сидели на стульях, а Вячеслав Константинович направился к большому кожаному креслу, сел за стол. Сначала я подумала, что это его кабинет, но позже выяснилось, что его кабинет — это другое смежное помещение, но это детали, не важно. Важно: зачем я одела свою старую куртку, из-под которой торчит моя задница?! Мне кажется, меня все в этом месте разглядывают, вокруг одни мужчины, скорей бы сесть на стул и спрятать свою попу. Трудно быть красивой девушкой, да еще и в лохмотьях! Супинаторы на моих сапогах так расшатались, что я боялась, что кто-нибудь заметит, как я неловко сгибаю колени. К счастью, это было известно лишь мне одной, а всем остальным на самом деле по барабану и моя попа, и мои сапоги. Хотя, кое-кто все-таки поглядывал на меня. Только я присела на стул, волнуясь скоплению людей (обычно я не была стеснительной, что со мной?), как увидела, сидящего напротив меня знакомого по прошлой работе — Горюнова. Так вот где ты теперь? Да, свела судьба, подумала я с иронией. Да уж, узнаю эту противно-самодовольную улыбочку. Наверно, думает сейчас: попалась рыбка. Ошибаешься, Горюнов — ответила я ему мысленно, послав свои флюиды. Он будто понял, и вслух дал всем понять, что знает меня.

— Откуда такая девушка? — спросил кто-то заигрывающим тоном.

— Сходи в наш клуб — узнаешь! — подал голос Горюнов, выделив себя из толпы. Выскочка.

Я посмотрела на Вячеслава Константиновича, было видно, что он деликатно выделил им время обменяться мнениями. Но вот он заговорил, и все мигом замолчали. Я отвела взгляд в сторону, внимательно слушая все, что он скажет.

— Да, совершенно верно, Полина пришла к нам из клуба нашего предприятия. Теперь она будет работать у нас. Здесь, конечно, не клуб, а завод, но люди у нас здесь все понимающие. Об уважении к женщине вы все знаете, — Вячеслав Константинович сделал упор на этой фразе. Судя по всему, здесь давно уже все знают об уважении к женщине. — А если кто-то не дай Бог где-то как-то нахамит, то будет иметь дело со мной лично. Мои законы вы все знаете, за их нарушение — снижение зарплаты, расписывались.

Вячеслав Константинович говорил спокойно, уверенно, приятным бархатистым голосом, по-мужски низким, завораживающим, волнующим. Чувствовалось, что каждое его слово — золото, и он это знает. От его речи я испытала смущение, подняла свои глаза на него, и тут вдруг заметила, что он в очках. В очках он другой человек, чем тот, который меня только что принял на работу. Совсем другой. Дальше — опять провал в памяти. Может я в этот момент в него влюбилась? Робкое предположение…

Намного позже, когда у нас с Вячеславом Константиновичем появились отношения, он мне рассказал свою версию моего появления на заводе. Вот что он мне рассказал. На тот момент он уже долго искал работницу, и все говорил Петровой: «Найди мне нормальную!». Когда он подъехал на пропускной пункт, то увидел нескольких женщин. Петрова предложила ему самому выбрать себе работницу из тех, что пришли. Он спросил, глядя на меня:

— Что эта за черненькая?

— Про нее шеф хорошо отзывался, просил в хорошее место, рекомендовал.

— Черненькую забираю себе!

Я весело смеялась, когда он мне это рассказывал. Это было похоже на то, как в фильмах показывают выбор путаны клиентом, а Петрова как будто мамка этих путан. Но в нашем случае это был выбор уборщицы! Итак, познакомимся еще раз, я — технический работник или по-простому уборщица.

Вячеслав Константинович всегда умеет меня рассмешить (да и не только меня). Человек, с отличным чувством юмора, у него дар рассказывать и говорить так, что все вокруг за животы хватаются. Не знаю, сумею ли передать в книге его чувство юмора, трудно выразить словами то, что нужно просто видеть своими глазами. Если смогу, значит повезло!

В то же утро, как он привез меня на мое рабочее место и познакомил меня с коллективом, буквально через полчаса нашего знакомства, он заезжал в заводоуправление по своим делам.

Там ему конторские (офисные) женщины заметили:

— Вячеслав Константинович, что с Вами?

— А что?

— Да Вы какой-то не такой!

— Какой не такой?

— На себя не похожи, Вы как будто влюбились!

Это их замечание произвело на него глубокое впечатление, ведь он уже несколько лет никого не любил, жил один, восемь лет в разводе, ни с кем не встречался, и женщин к себе не подпускал близко, как он сам это говорил. Он потом несколько раз мне об этом их замечании рассказывал: «Вот, даже в конторе заметили, что я влюблен! С первого же дня знакомства влюбился! Вот только тебя привез, прошло, может, полчаса от силы, и все уже заметили, что я какой-то не такой как всегда!». Он к этому факту относился как-то с теплотой и радостью — вот, мол, даже люди со стороны увидели, что я тебя полюбил! В ответ я понимающе улыбалась, ведь я тоже полюбила его, своего Славу, своего Вячеслава Константиновича с первого дня. Одним словом, у нас с ним любовь с первого взгляда, и это правда.

Я волнуюсь, когда пишу эту книгу, потому что боюсь оказаться плохим писателем, и опошлить своими строчками прекрасное чувство. Да поможет мне природный талант, если он у меня есть, написать в этой книге так, как оно было.

Следующее, что я помню, это себя в его кабинете. Он вкратце рассказал мне о нашем подразделении завода. Я узнала, что у нас здесь новейшее австрийское оборудование, которое шеф очень любит, всегда приводит сюда иностранцев (гостей), если те появляются на заводе, показывает свои владения, а этим подразделением особенно гордится.

— Тебе очень повезло, что ты попала к нам! — Виктор Геннадьевич произнес то, о чем я сама сейчас думала — мне очень повезло.

— Тебе очень повезло! Здесь самая высокая заработная плата, да и работать намного легче, чем в других цехах. Будет время, я могу тебе показать, как там девчата работают, сама убедишься, что там намного тяжелее — сверху на голову и опилки летят, и дышать тяжело, и объем работ намного больше, — он говорил и говорил, а у меня было впечатление, что он радуется вместе со мной. Я была с ним полностью согласна. Если бы он знал, через какой ад в клубе мне пришлось пройти! Я не знаю, как там дела в других цехах, но то, что тут в сто раз лучше, чем в клубе, это уж точно! Я, наверно, стала ярче солнца, все еще не веря своей удаче, и каким-то шестым чувством я понимала, что он разделяет со мной эту радость, радость внезапной удачи.

Почему мне так казалось, что он радуется вместе со мной? Не знаю. Но я слушала его, и ловила себя на мысли, что улыбаюсь ему, разглядываю его, и любуюсь им. Я ловлю себя на мысли, что мне очень хорошо тут, с ним, в его кабинете…

Да, жизнь круто изменилась. Теперь все пойдет совершенно по-другому и в другом направлении. Я чувствовала надежду на будущее, испытывая большой душевный подъем, который не прекращался. Вот в таком вот настроении Виктор Геннадьевич повел меня показывать наше подразделение. Напомню, я была в старых сапогах с расшатанными супинаторами. Мне итак было неудобно ходить, да еще каблуки все время проваливались в дырки решеток, которые служили полами на всех этажах (кроме первого, на первом этаже — бетон).

Вячеслав Константинович, как бы между делом, между фразами, заявил мне:

— Вот есть шеф, а есть я! То, что шеф на всем заводе, то же что и я здесь. Здесь я — хозяин!

Меня поразила эта фраза, и то, с какой уверенностью он это сказал, без хвастовства, но с достоинством. Объясню. Наш шеф — владелец всего завода и клуба в том числе, славился всегда тем, что все и везде сам контролировал. Ему до всего было дело. Имея огромную корпорацию, с миллионными доходами, он был уникален всегда тем, что знал, чуть ли ни каждого человека в лицо, вплоть до уборщицы, и вникал во все дела, даже в дела уборщицы. Конечно, меня поразило, что шеф не лезет к Вячеславу Константиновичу в работу, оказывая ему доверие. Позже, когда прошло несколько месяцев моей работы, я убедилась в том, что шеф каким-то чудесным образом не лез в работу Вячеслава Константиновича, и его слова о том, что он хозяин оказались правдой. А так, конечно, само по себе подразделение принадлежало, как и все на заводе, нашему шефу — генеральному директору.

Никто из нашего коллектива на заводе не мог понять: почему шеф не трогает Вячеслава Константиновича? Ни для кого не секрет, что наш шеф деспот и тиран, все его всегда боятся каким-то животным паническим страхом. Но только не Вячеслав Константинович. Часто бывало, что шеф повально увольнял людей. Это я знала по своему опыту работы в клубе. Сама не понимала, каким чудом он меня там не уволил, ведь за два года моего пребывания в клубе, сменилось несколько директоров, администраторов и техничек, которых он сам лично уволил. Кстати, это одна из причин, почему я удивилась, что он, переводя меня на завод, еще при этом рекомендовал в хорошее место. Хотя… Может быть разгадка в моем трудолюбии? Все говорят, что я очень работящая. Трудолюбивая, как пчелка. Я еще не знала, что впереди у меня остался всего один год работы на заводе, который закончится отзывом в мой адрес как о ленивой работнице, которая ничего не делает, кроме как разговаривает по телефону и слушает музыку в наушниках. Я еще не знала, что день увольнения окажется для меня одним из самых счастливых на этой работе, как и перевод из клуба на завод. Но все это будет только через год, а пока….

Вячеслав Константинович водил меня, все показывал — что, где и как. Я с замиранием сердца слушала его, волновалась, хотела показать себя как работница с лучшей стороны. Вокруг все шумело: два котла, которые находились сейчас в работе, о которых я пока ничего не знала. Было так шумно, что приходилось кричать, чтобы услышать хотя бы звук собственного голоса. Я плохо слышала Вячеслава Константиновича, в то время как он слышал меня отлично (привыкший к гулу). Нам приходилось все время подходить близко друг к другу, почти впритык, чтобы расслышать речь. Мне потребовалось потом несколько месяцев, чтобы привыкнуть к этому шуму, и позже я стала свободно понимать речь других даже на расстоянии нескольких метров. Вячеслав Константинович понимал, что я не слышу, и все время почти кричал мне в ухо. Обычно я не любила подпускать к себе людей на близкое расстояние, но тут была вынуждена и смущена, и удивлена тем, что это не было неприятно. Скорей наоборот, но об этом позже.

Уже тогда, проходя с ним по объекту, на котором мне предстояло трудиться, я не могла оторвать взгляда от его глаз. У него голубые лучистые глаза. Что это со мной? В который раз за сегодня задаю себе этот вопрос. Для меня голубые глаза — это вообще загадка природы. У меня самой они зелено-карие, с темно-серым ободком, чарующие. А у него — голубые. Он отличается от меня, и уже одно это притягивает. На фоне его смуглой кожи они казались необыкновенно ясными. Пока я разглядывала его глаза, он, ничего не подозревающий, взволнованно, но по-мужски уверенно продолжал:

— Если хочешь, мы завтра с тобой весь завод посмотрим. Если хочешь, конечно.

— Конечно, хочу! Мне было бы очень интересно! — я тут же ответила, не задумываясь. Его глаза блестели, он, казалось, был рад, что я согласилась, а вслух сказал:

— А то ведь многие тут даже не знают завод, не интересуются, что есть в других цехах, как там люди работают. Потом будет время, я покажу тебе, как в других цехах девчата справляются.

И все-таки мне было непонятно, зачем начальнику это нужно — показывать мне завод. На следующий день, казалось, он забыл о своих словах. Время близилось к обеду, я не хотела себе признаваться, что на самом деле хочу не столько посмотреть завод, сколько провести время с этим мужчиной, которого я никак не хотела воспринимать как своего начальника. С самого начала наши отношения складывались как дружеские. И со временем мы все больше понимали, что наша разница в социальных статусах только подогревает наши отношения. И это было именно так.

Он подошел ко мне с вопросами по работе, интересовался, как мне работается на новом месте. Мы немного поговорили, но он, казалось, забыл о своем предложении показать завод.

— Вы мне покажете завод? Вы мне вчера говорили, — напомнила я с робостью в голосе, не желая отнимать его личное время. К моему облегчению, его глаза радостно заблестели.

— А, да, конечно! Конечно, посмотрим! Приятно, что хоть кто-то интересуется заводом, хочет узнать для себя что-то новое. А тебе, правда, интересно?

Мне очень хотелось сказать, что с таким мужчиной мне все на свете интересно, но удержалась, хотя согласно закивала ему в ответ, и мои глаза за меня сказали много, даже больше, чем надо.

— Ну, тогда, мы сейчас прокатимся по всем цехам. Устроим экскурсию.

Вячеслав Константинович отлучился куда-то по своим делам, но не прошло и получаса, как он посадил меня в свою машину (на переднее сиденье) и мы поехали. Он рассказывал мне обо всем, что мы видели по пути. Я пыталась вникнуть в суть его слов, но мысли буквально разбегались в моей голове, меня захлестывало странное, незнакомое до встречи с ним, чувство.

Больше всего я запомнила огромный лесопильный цех. Здесь было две линии, по которым совершался распил досок — это было настоящее завораживающее зрелище. Где я еще такое увижу? Казалось, эта огромная длиннющая машина, продвигающая доски, имеет свой мозг и живет сама по себе по своим законам. А грохот, стоящий вокруг, только усиливал впечатление от зрелища. Вячеслав Константинович заметил мое восхищение от увиденного, и спросил как-то так просто:

— Нравится?

Я ответила так же просто — да, нравится. У меня голова шла кругом. Я даже толком не могла понять, что меня больше будоражит — увиденное зрелище или он сам. Скорее, второе. Он так близко! Вокруг грохот машины, я чуть ли не телепатически улавливаю суть его рассказа, мы идем дальше. Он оглядывается на меня, как будто боится потерять, я иду следом за ним по узкому тротуару, подбадривая его улыбкой. Я чувствую, что это что-то большее, чем обычная симпатия, и если он случайно дотронется до меня, то у меня голова закружится! Нет, она уже кружится! Голова идет кругом! Это был второй день знакомства, и я четко помню, что именно тогда, когда он показывал мне цеха, я уже тогда была безумно влюблена в него. Как он признался мне позже, он тоже, уже тогда испытывал ко мне сильные чувства. И это стало нашим счастьем, нашим безмолвным соглашением — быть вместе всегда. Но вот, что странно — мой ум не хотел верить, что я влюблена, и искал всякие причины не соглашаться с сердцем. В последующие дни я проходила путь отрицания любви в себе. Это отрицание переживалось мной в душе. Если сказать проще — я не осознавала до конца, что влюблена. Мой ум говорил — не может быть, а сердце отвечало — что это со мной? И сладко замирало, в предвкушении новой встречи с любимым.