Роман. В письмах

Оксана Цыганкова, 2019

Встретив мужчину, которого героиня любила всю жизнь, она не может успокоиться и начинает писать ему письма. Она вспоминает все, что было от знакомства до последней встречи. Заново переживает события и эмоции, так внезапно захлестнувшие ее когда-то. И заодно пытается решить, стоит ли их отдавать.

Письмо 10

Первая полоса началась сразу после твоего отъезда. Было 30 декабря, завтра Новый год. Назавтра я утром как сомнамбула встретилась с директором Торбы, договорилась о том, что заеду к ним на концерт после нового года и свалилась у подруги дома с температурой за сорок. Причем свалилась — это буквально. Тот новый год начался по телевизору под гимн в обработке Пятниццы, причем мы с подружкой отанцевали его, переключили на другой канал, а там еще куранты не били. И тоже после курантов гимн Пятниццы. Такая вот петля времени. Очень символично, зная последующее развитие событий.

Так вот я оттанцевала и упала. У меня закончились силы. Подруга попробовала подождать и пошла гулять одна. С температурой за сорок далеко не догуляешь.

А я осталась одна входить (а точнее влежать) в удивительный год моей жизни. Если не ошибаюсь, 2004 год.

Скорее всего, всю цепочку событий я и не вспомню. Наверно, я бы долго еще болела, все-таки с мясом вырвать из себя то, что вросло в каждую клеточку — большой шок. Но моя питерская Гуру, по совместительству очень мощный человек и подружка по дури предложила поехать в Коробицыно покататься на лыжах. Причем не только с ней, а еще со своим партнером. Сейчас это называется тренер личностного роста, а тогда я даже не помню, как мы их обозначали.

Но в эту тусовку была звана еще одна мифическая личность — Бармалей, Олег Дмитриевич Барнаулов, вполне себе реальный академик, а сейчас крутой фитотерапевт, который каждое лето уезжал собственноручно собирать травы в какое-то мистическое место. Нам про это место много рассказывали, и конечно, я мечтала туда попасть.

Я просто не могла упустить такой шанс. Я вообще использую шансы, это сильная моя сторона. Тем более вечером все-равно вставать, я была звана на концерт Торбы-на-Круче. К тому моменту у меня уже сложились очень нежные отношения с тремя ребятами из группы и их директором.

Вот мы и рванули в Коробицино. Я была очень слабенькой и соображала плохо, но была полна решимости. Наташка дала мне комбинезон, чтобы было в чем кататься, я переложила туда кошелек.

Мы всю дорогу болтали с Бармалеем, знакомились. Два часа на машине, и вот я уже как собачка раздувая ноздри, смотрела на работающий подъемник. В Ярославле с горнолыжкой тогда было не особо. И сейчас-то не особо, а тогда все вообще в зачатке было. Дешевле было в горы выбраться, чем с наших 200 метров пару выходных покатать.

Пока мы брали лыжи в прокат, пока еще какая-то суета, в Коробицыно отключили свет. Без надежды на быстрое восстановление.

Мы час там потусовались, но стало понятно, что не дождемся. Я отдала комбинезон Наташке. Наташка ехала на дачу, Бармалей сотоварищи возвращался в город. Я поехала с ними. Они звали меня в гости, и это было нереально интересно, не каждый день общаешься с академиком медицины.

Так то академиками меня было не удивить. Мой папа ученый, я с детства видела этих академиков. Но этот был особенный. Он изучал ту культуру, от которой меня шарашило с самого детства. Если я зачем-то и пошла учиться на исторический, то только из-за изучения славянской культуры. Но у нас с этим было не очень, экспедиций не организовывали и долго я не продержалась. Так что Бармалей был для меня просто кладезью бездонной.

Конец ознакомительного фрагмента.